Текст книги "Золотая Кастилия"

Густав Эмар
Золотая Кастилия

Печатается по изданию:

Издательство П. П. Сойкина, СПб., 1899.

© ООО «Издательство «Вече», 2008

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2019

Сайт издательства www.veche.ru

Глава I. Лодка

Двадцать пятого сентября 16… года, в час, когда солнце обильно проливало свои лучи на землю, томившуюся от зноя, легкая лодка, в которой сидели три человека, обогнула мыс Какиба-Коа, проплыла вдоль западного берега Венесуэльского залива и остановилась на песке у самого устья реки, не имеющей названия, проложив себе путь сквозь засохшие деревья и кустарники всех видов, которые в этом месте почти совершенно загромождали русло этой мелкой реки.

В течение нескольких минут люди шепотом совещались, тревожно рассматривая оба берега реки, довольно близко отстоящих в этом месте друг от друга. Один из троих, более недоверчивый, а может быть, более благоразумный, чем его товарищи, вынул из кармана подзорную трубу – инструмент очень редкий в то время – и, направив ее на какую-то точку, стал рассматривать чащу леса, после чего сказал:

– Мы можем выйти на землю; на целую милю[1]1
  Миля равна 1609 м.


[Закрыть] вокруг нет ни единого человеческого существа.

Тогда все трое выпрыгнули на берег, крепко привязали лодку, нос которой уже прочно зарылся в песок, и сели в тени деревьев, чьи густые ветви представляли восхитительное убежище от палящих лучей солнца.

Мы сказали, что в лодке приплыли три человека. Испанский часовой, стоявший на башне Гуэт, возвышавшейся над входом в Венесуэльский залив, проводил презрительным взором легкую лодочку, прошедшую на расстоянии ружейного выстрела от его поста; сонный солдат, обманутый жалким видом лодки, принял ее за пирогу из тех, что индейцы используют для рыбной ловли, и больше ею не интересовался. Однако, рассмотри часовой ее повнимательнее, он задрожал бы от страха и немедленно поднял бы тревогу, узнав в двоих из мнимых индейцев ужасных Береговых братьев, и не просто Береговых братьев, а главных их вожаков: Монбара Губителя и Тихого Ветерка. Действительно, это они так смело вошли в Венесуэльский залив. Их третьим товарищем был человек лет тридцати пяти, огромного роста, геркулесовой внешности; гигант этот, как часто случается, имел открытое, свежее и румяное, как у молодой девушки, лицо, полные, красные и чувственные губы, великолепные белокурые волосы, ниспадавшие шелковистыми кудрями на его плечи, – словом, внешность его носила печать очаровательного добродушия, вовсе не походившего на глупость, и располагала к себе с первого взгляда.

Костюм его состоял из фуражки с козырьком, двух рубах, надетых одна на другую, панталон и камзола из грубого полотна. Его сильные и мохнатые, как у медведя, ноги были голы; только сандалии из свиной кожи предохраняли подошвы от камней на дороге или укусов змей. На нем был пояс из бычьей кожи, на котором висели с одной стороны пороховница и мешочек с пулями, а с другой – футляр из крокодиловой кожи с четырьмя длинными и широкими ножами и штыком; свернутая палатка из тонкого полотна, переброшенная через плечо, дополняла его костюм. Он имел при себе также ружье.

Этот человек был слугой Монбара и носил прозвище Данник. Он был искренне предан своему господину, которому принадлежал уже два года. Монбар всегда отдавал ему предпочтение, отправляясь на опасную разведку, обычно предшествующую экспедиции флибустьеров.

Мы забыли упомянуть о великолепной испанской собаке, белой с рыжим, с длинными висячими ушами и живыми умными глазами. Она также выпрыгнула из лодки и по знаку слуги легла у его ног. Животное носило благозвучную кличку Монако.

По какому стечению обстоятельств эти трое, сопровождаемые собакой, очутились так далеко от земли, где жили, на берегу Венесуэльского залива, то есть на испанской территории и, следовательно, среди самых непримиримых своих врагов? Это мы, без сомнения, узнаем, прислушавшись к их разговору.

Тихий Ветерок, усевшись на берегу, начал сосредоточенно рыться у себя в карманах, выворачивая их один за другим и явно разыскивая что-то, чего не мог найти; наконец, отказавшись от дальнейших поисков, он хлопнул себя по боку и с досадой воскликнул:

– Ну вот, только этого еще недоставало!

Монбар повернулся к нему.

– Что случилось? – поинтересовался он.

– Я потерял трубку и табак, – с досадой ответил флибустьер, – понимаешь ты это? Что я теперь буду делать?

– Обойдешься без них, – сказал Монбар, – до тех пор, пока не достанешь новые.

– Обойтись без табака! – вскричал Тихий Ветерок с глубочайшим отчаянием.

– Но я не вижу другого способа; ведь ты же знаешь – я не курю.

– Да, это правда, – произнес моряк с унынием. – Надо признаться, что с некоторых пор удача покинула нас.

– Ты находишь? – спросил Монбар со странной улыбкой. – А я с тобой не согласен.

– Может, я и не прав, – пробормотал Тихий Ветерок, потупив голову, – будем считать, что я ничего не говорил.

– У меня есть табак, – внезапно произнес слуга смиренным голосом, – немного, правда, но на первых порах вполне достаточно. Если вы желаете, можете им воспользоваться.

– Как! Если я желаю?! – вскричал флибустьер с радостью. – Давай же его сюда, любезный мой Данник, давай! Ты, сам того не подозревая, мой милый, в эту минуту спасаешь мне жизнь.

– Вот как! – заметил слуга тихим голосом. – Вы так думаете?

– Я не думаю, а знаю это наверняка; поэтому, прошу тебя, поторопись.

– Сейчас схожу в лодку: я оставил табак под скамейкой, чтобы он был посвежее.

– Какой драгоценный человек! Он обо всем подумал, – воскликнул, смеясь, Тихий Ветерок.

Данник поднялся и направился к лодке, но на полдороги внезапно остановился и поспешно склонился к земле, вскрикнув от удивления.

– Что ты там кричишь? – осведомился Тихий Ветерок. – Ты что, нечаянно наступил на змею?

– Нет, – ответил тот, – но я нашел вашу трубку и табак; посмотрите-ка сюда. – И он показал небольшой мешочек, сшитый из пузыря вепря, и трубку из красной глины с черешневым чубуком, которые поднял в траве.

– Действительно, – заметил флибустьер, – должно быть, я нечаянно выронил их дорогой. Ну раз так, то беда, по милости Божьей, не так велика, как я думал.

Он тщательно набил трубку, которую принес ему Данник, и закурил ее с наслаждением, отличающим заправских курильщиков. Слуга снова улегся в тени.

– Итак, старина, – сказал Монбар, улыбаясь, – теперь ты уже не чувствуешь себя таким несчастным?

– Да, признаюсь; однако, не во гнев тебе будь сказано, до сих пор мы не можем похвастаться удачей.

– Ты слишком требователен, при первой же неудаче теряешь голову и считаешь себя погибшим.

– Я не считаю себя погибшим, Монбар, особенно когда я с тобой; но…

– Но, – перебил знаменитый флибустьер, – считаешь себя в опасности, не так ли?

– Почему же мне не сознаться, если это справедливо?

– Хорошо, у нас еще есть время, так как необходимо переждать жару, прежде чем опять пускаться в путь. Говори же, я слушаю тебя.

– Ты все еще не оставил намерения отправиться туда? – с удивлением спросил Тихий Ветерок.

– Ты отлично знаешь, – с живостью сказал Монбар, – что я никогда не меняю раз принятого решения.

– Это правда; я окончательно становлюсь идиотом.

– Я не стану спорить с тобой, ведь тебе виднее. Но в данный момент речь идет о другом.

– А о чем же?

– О неудачах, как ты говоришь.

– Да, и не нужно быть колдуном, чтобы видеть это.

– Объяснись.

– Если ты требуешь.

– Конечно, я не прочь узнать, что именно должен думать об этом; говори без опасения.

– О! То, что я скажу, не займет много времени… Мы покинули гавань Пор-Марго на отличном корабле, нас было сорок человек, отважных и готовых пуститься на любое предприятие, какое ты вздумаешь нам предложить. Две недели бороздили мы море, не встречая ни одной чайки. Наконец нам наскучило это уединение, и мы направились к берегу в надежде на хорошую поживу. И тут северо-западный ветер заставил нас убраться подобру-поздорову. Но этого мало: в ту минуту, когда мы меньше ожидаем беды, наша бедная шхуна налетает прямо на проклятую подводную скалу, которую мы не заметили, и раскалывается надвое, так что через час идет ко дну, и наши бедные товарищи вместе с ней; к счастью…

– Ага! – перебил его Монбар. – Ты все же говоришь: к счастью! Не замечаешь ли ты тут некоторое противоречие – значит не одни беды преследовали нас.

– Говори, что хочешь, но наш корабль тем не менее пошел ко дну и увлек в пучину наших товарищей.

– Но что могли мы сделать? Разве была в том моя вина?

– Я не говорю этого; конечно нет…

– Ну отчего же ты не говоришь о том, что случилось дальше? Мы случайно взяли с собой пирогу, брошенную на берегу. По какому-то наитию я велел Даннику положить туда съестные припасы, порох, оружие. В минуту несчастья он перерезал канат, связывавший пирогу со шхуной, отплыл подальше, чтобы тонущая шхуна не опрокинула лодку, и подхватил нас в ту минуту, когда, истощенные усталостью, мы едва не шли ко дну. Через шесть часов после этого мы вошли в Венесуэльский залив, где нам теперь нечего опасаться бури, и, заметь, только мы одни остались живы из всего экипажа.

– Да, это правда, я с этим согласен. Но ведь мы находимся вдали от наших братьев, предоставленные самим себе в стране, где и звери, и люди – все нам враждебно. Согласись, что ничего не может быть неприятнее… А теперь, если ты хочешь, не будем больше об этом говорить.

– Послушай, Тихий Ветерок, – сказал Монбар, – пора тебе узнать мои мысли.

– Как тебе будет угодно, – равнодушно ответил Тихий Ветерок, – мне все равно, умереть здесь или в другом месте, только бы погребение мое было достойным.

– Будь спокоен, друг; если мы останемся здесь, то исчезнем не иначе как среди грома и молнии.

– Ну и прекрасно! А теперь к черту печаль! От забот и кот издохнет, как говорит пословица; я не хочу ничего больше знать.

– Прекрасно; но я хочу сообщить тебе о своих намерениях, чтобы ты помог мне их исполнить.

– Хорошо. Говори, если хочешь.

– Слушай меня внимательно; дело стоит того. Шесть недель тому назад я получил на Тортуге, где находился в то время, чрезвычайно важное известие.

Тихий Ветерок несколько раз покачал головой.

– Хорошо, – прошептал он, – далее.

– Я снарядил шхуну именно для того, чтобы прибыть сюда; я имел намерение спрятать ее в какой-нибудь бухте, потом взять с собой в лодку пять-шесть самых решительных человек, пробраться сюда…

– Стало быть, все идет как надо, только вместо шестерых нас трое, но это все равно. Так и надо было говорить. Отлично! Теперь, когда я знаю, что мы должны были приехать сюда, я больше не тревожусь.

– Да, но мы должны остановиться не здесь, – сказал Монбар с улыбкой.

– Мы едем дальше?

– Да, немного, – ответил флибустьер, – мы направляемся в Маракайбо.

– Что?! – вскричал Тихий Ветерок с удивлением. – В Маракайбо?

– Да.

– Но ты же знаешь, что в этом городе по крайней мере двенадцать тысяч жителей.

– Что мне до этого?

– Но там стоит гарнизон численностью в шесть тысяч человек!

– Какое мне дело!

– Пушки…

– Еще что?

– Уж не имеешь ли ты намерения взять Маракайбо? – вскричал Тихий Ветерок не только с изумлением, но почти с испугом, до того странным казалось ему хладнокровие Монбара.

– Может быть, – ответил Монбар с насмешливым спокойствием, не покидавшим его с начала разговора.

– Я видел много твоих отважных экспедиций, но если эта удастся, она будет самой невероятной. Итак, ты, я, Данник и Монако будем атаковать Маракайбо, – прибавил Тихий Ветерок, смеясь. – Мысль оригинальная. Скорее всего, нас постигнет неудача, но это не важно; все-таки хорошо будет предпринять такое дело. Мысль достойна тебя, и, что бы ни случилось, я присоединяюсь к ней от всего сердца.

– Когда ты перестанешь насмехаться, – сухо сказал Монбар, – я продолжу.

– Я не насмехаюсь, друг мой, но эта мысль – прости за выражение – кажется мне до того шутовской…

– Что, по твоему мнению, я помешался, не так ли? – докончил его мысль Монбар. – Успокойся, я нахожусь в полном рассудке; я никогда не был так спокоен, как в эту минуту. Я вовсе не имел намерения атаковать Маракайбо, даже с помощью Монако. Что будет, мы увидим после. А теперь надо просто войти в город.

– Гм! Это просто кажется мне очень трудным делом… Я признаюсь в своем неумении, и если ты не придумаешь способа…

– Я придумаю, когда придет время.

– Но прежде чем вступить в город, необходимо до него добраться, а это, как мне кажется, не очень легко.

– Нам осталось только двенадцать лье[2]2
  Французская путевая мера длины, равная 4,44 км.


[Закрыть], не больше.

– У меня случались такие минуты, когда и четверть лье трудно было пройти. Однако что же ты хочешь делать?

– Друг мой, в такой опасной экспедиции, как наша, когда все обстоятельства складываются против нас, составлять планы было бы глупостью; лучше полагаться на случай. Случай всегда был покровителем Береговых братьев. Он нам не изменит.

– Да-а, я вижу, что если так дальше продолжится, нам будет очень весело.

– Ты раскаиваешься, что поехал со мной?

– Черт побери! Только мне хотелось бы, чтобы Мигель Баск и Олоне тоже были с нами, а их нет.

– Что же делать, друг мой, надо постараться обойтись без них.

– Досадно будет, особенно Мигелю, когда они узнают, что мы без них сделали.

– Теперь, если ты немного отдохнул, мы будем продолжать путь, так как жара уже немного спала.

– И долго нам придется грести, словно карибам?

– Нет, только до завтра.

– Ну и слава богу! А все-таки мы поступаем очень оригинально. Стало быть, полученные тобой сведения были на этот раз очень серьезны?

– Да, – ответил Монбар, – кажется, я наконец-то напал на след; горе тем, кто попытается обмануть меня и сделать жертвой засады! Испанцы еще плохо знают Монбара Губителя, если считают меня настолько тупым, чтобы я позволил поймать себя в ловушку! Каким бы большим и прекрасно укрепленным Маракайбо ни был, я сожгу его дотла.

– Непременно хочет… – пробормотал Тихий Ветерок. – Но кто знает? Странно будет, если он найдет его после двадцати лет, – прибавил он.

В ту минуту, когда флибустьеры спустили лодку на воду, они услышали отдаленный крик и почти тотчас двойной выстрел.

– Здесь дерутся, – заметил Тихий Ветерок.

– Какое нам дело? – ответил Монбар, пожимая плечами. – Отправляемся!

Они взяли весла, и лодка начала пролагать себе путь сквозь сплетение лиан и ветвей и стволы деревьев, грозившие каждую минуту опрокинуть утлый челнок.

Глава II. Три человека и пятьсот аллигаторов

Берега реки, мимо которых проплывали авантюристы, были очень живописны. К пяти часам пополудни их глазам представилось озеро средней величины.

На восточном берегу находились обширные болота, на западном – большие леса и померанцевые деревья.

Немного позже они миновали бухту, окаймленную кипарисами. Оба берега сближались тут таким образом, что составляли нечто вроде узкого канала, который вел к другой реке, называемой Тринидад.

Приближался вечер. Пора было подумать, как устроиться на ночлег. В тропических странах мрак без перехода сменяет свет; едва закатится солнце, как опускается густая темнота.

Флибустьеры в этих совершенно неведомых им местах не знали, где остановиться, как вдруг на повороте реки заметили небольшой мыс, почти полуостров, где земля была густо покрыта померанцевыми деревьями, молодыми дубами, магнолиями и пальмами.

– Направимся туда, – сказал Монбар, – лучшего места нам не найти.

– Хорошо, – согласился Тихий Ветерок.

Они обогнули мыс и пристали к выбранному ими месту, которое действительно было так удобно, как они только могли пожелать.

Перед ними лежала круглая ровная площадка, имевшая в этом месте около двенадцати футов[3]3
  Приблизительно равен 30,5 см.


[Закрыть] высоты. Дальше тянулось большое болото, окаймленное кипарисами, а за ним виднелись зеленые равнины с маленькими пригорками, усаженные магнолиями и пальмами. Эти пригорки были не чем иным, как грудами раковин, что накопились на берегах ручьев, извивающихся по этим огромным равнинам и орошающих их во время зимы.

Флибустьеры раскинули свой лагерь на открытой площадке в нескольких шагах от лодки, которую они крепко привязали у большого дуба, без сомнения одного из старейших в этих диких местах. Дуб этот одиноко рос на самой возвышенной части мыса, как будто хотел царить над грандиозным пейзажем, окружавшим его. Расположившись таким образом, флибустьеры могли видеть все, что происходит на реке.

Когда Данник собрал достаточное количество дров, чтобы развести огонь на ночь, он решил заняться ужином. Было уже поздно, день выдался утомительный, и все трое страшно проголодались. Однако, исследовав запасы провизии, слуга выяснил, что ее почти не осталось. Это было очень серьезно; флибустьеры принялись совещаться. Они уже давно привыкли к жизни американских равнин и сейчас без всякого беспокойства оглядели окрестности своего временного пристанища, чтобы выяснить, нельзя ли раздобыть поблизости чего-нибудь съестного.

В пятидесяти шагах от их лагеря начиналась бухта, очень узкая, но понемногу расширявшаяся и образовывавшая небольшое озеро, постепенно переходящее в болото. На берегах озера росли различные водолюбивые растения, близость которых любит форель; по всей вероятности, тут можно было наудить много этой рыбы. Следовательно, часть ужина была почти найдена. Кроме того, берега и островки лагуны усыпали растения и цветущие кустарники; стаи бакланов с распростертыми крыльями бегали и прятались, играя в высокой траве. На воде плавали молоденькие чирки; они спокойно следовали за своими матерями, и иногда какого-нибудь птенца захватывала огромная форель, делавшаяся в свою очередь добычей жадного крокодила. Таким образом, к ужину было все: и рыба, и дичь, и вкусные плоды. Оставалось немногое: наудить форели, убить бакланов и чирков и нарвать плодов.

Распределили обязанности. Монбар взял на себя охоту, Тихий Ветерок – рыбную ловлю, Данник отправился собирать плоды, а Монако, важно сидя на хвосте, караулил лагерь, с интересом следя за действиями своих хозяев.

Погода стояла тихая и довольно свежая. Все чаще окрестности оглашались ревом крокодилов, в большом количестве собиравшихся у берегов. Вдруг из-под листьев и тростника, среди которого до тех пор скрывался, выполз кайман. Страшное животное раздувало свое огромное тело, время от времени приподнимая шероховатый хвост. Вода лилась из его приоткрытой пасти, а из ноздрей вырывался пар. От его страшного рева задрожал берег.

Флибустьеры замерли на месте и, несмотря на свою храбрость, задрожали от ужаса. На крик каймана ответил другой такой же крик с противоположного берега, и показался другой крокодил. Два чудовища бросились друг на друга, вспенивая воду на своем пути.

Началась страшная битва, или, лучше сказать, поединок. Сцепившись друг с другом, противники сначала исчезли в воде, из глубины которой тотчас показалась густая тина, замутившая воду на большом пространстве вокруг. Вскоре они появились вновь, все еще сцепившись; наполняя воздух беспрестанным ревом и лязгом тяжелых челюстей, они снова погрузились в воду, и битва закончилась в глубине озера. Побежденный, пользуясь, вероятно, мутной водой, спрятался в отдаленном болоте. Победитель явился на поле битвы; он издавал радостный рев. Многочисленные кайманы, свидетели поединка, завыли, приветствуя его; эхо повторило эти жуткие крики, отозвавшиеся вдали в испуганных лесах.

Страшное зрелище, свидетелями которого так неожиданно стали флибустьеры, внушило им серьезную тревогу; они чувствовали, что с каждой минутой опасность, грозящая им, увеличивается. Солнце закатывалось; крокодилы все прибывали и собирались у пристани, близ которой флибустьеры раскинулись лагерем на ночлег. Соображения безопасности заставили их как можно скорее закончить ловлю рыбы и чирков. Монбар и Тихий Ветерок позвали Данника, сели в лодку и отчалили, оставив Монако сторожить лагерь. Они оставили свои ружья, сделавшиеся для них бесполезными, и вооружились тяжелыми копьями, более удобными для защиты от кайманов, если бы тем вздумалось на них напасть.

Когда флибустьеры добрались до первых кайманов, те расступились; однако самые крупные животные поплыли за ними, и флибустьерам пришлось изо всех сил налечь на весла, чтобы как можно скорее достичь входа в лагуну, в надежде, что там они будут в безопасности от нападающих. Когда авантюристы были уже на полпути, внезапно со всех сторон на них напали кайманы. Они набрасывались на лодку, стараясь опрокинуть ее, страшно ревели и изрыгали фонтаны пены. Положение становилось критическим; каждую секунду флибустьеры ожидали, что будут выброшены в реку и сожраны. Однако им удалось с чрезвычайными затруднениями пристать к берегу, вдоль которого они могли направить лодку, не подвергаясь такой большой опасности. Пока Монбар и Тихий Ветерок гребли, Данник, вооруженный огромным колом, держал кайманов на отдалении, не подпуская к лодке. Воспользовавшись этой отсрочкой, флибустьеры наловили форели и убили несколько чирков, после чего поспешили возвратиться в лагерь. Хотя кайманы сгрудились перед пристанью, однако отважным флибустьерам удалось добраться до своего лагеря целыми и невредимыми.

Первой их заботой было вытащить на берег лодку, чтобы чудовища не опрокинули ее и не потопили. Забрав из нее всю поклажу, флибустьеры расчистили землю вокруг лагеря на случай внезапного ночного нападения как с реки, так и с суши. Они заметили, что перешеек, выбранный ими из-за его уединенного положения и плодородия, посещается волками и ягуарами, следы которых были очень хорошо заметны.

Осмотрев окрестности лагеря, флибустьеры развели костер и занялись приготовлением ужина.

Было уже темно; крокодилы прекратили свой рев. Флибустьеры с аппетитом принялись за еду, когда страшный шум, вдруг поднявшийся с реки недалеко от лагеря, снова привлек их внимание. Они сделались свидетелями странного зрелища, наполнившего их удивлением и восторгом. Шум, который они услышали, исходил от бесчисленного множества кайманов, столпившихся у входа в залив. Вся водная поверхность от одного берега реки до другого была сплошь покрыта рыбой разного сорта, которая толпилась в этом узком канале, чтобы пройти из реки в озеро. Крокодилы, поджидавшие ее, были так многочисленны и находились так близко друг к другу, что реку можно было бы перейти по их головам.

Перо не в силах описать страшное истребление огромной стаи рыб, силящихся проложить себе путь сквозь полчища голодных чудовищ. Крокодилы захватывали из воды по нескольку штук сразу, подбрасывали их в воздухе и раздирали зубами; хвосты форелей свисали с их зубов, закрывали им глаза, пока они глотали головы; в воздухе стоял страшный лязг челюстей. Потоки крови и воды вырывались из их пастей, ноздри изрыгали струи пара. Страшное пиршество продолжалось всю ночь, пока не была истреблена вся рыба, стремившаяся пройти в озеро.

Как ни ужасно было это зрелище, оно, однако, неожиданно успокоило флибустьеров, открыв им, что причиной такого огромного скопления крокодилов было регулярное возвращение рыбы в озеро и что, следовательно, хищники были слишком заняты насыщением своей утробы, чтобы думать о нападении на лагерь.

Итак, флибустьеры вновь принялись за ужин, потом подбросили дров в костер, чтобы огонь не погас, и скоро заснули с беззаботностью, которую может дать одна лишь привычка к опасности.

Было около двух часов ночи, когда Данник вдруг проснулся. Его разбудил Монако, лизавший ему лицо и тихо ворчавший.

– Что с тобой, моя добрая собака? – спросил великан, протирая глаза и оглядываясь вокруг. Все было тихо и спокойно, в чем Даннику легко было удостовериться при ярком свете луны и мириадов звезд, усыпавших небо. Однако работник, убежденный в понятливости собаки и в том, что она неспроста разбудила его, схватил ружье и стал внимательно прислушиваться.

Через минуту послышался едва различимый шум со стороны бухты; собака все ворчала. Данник осторожно встал и снова прислушался. Скоро он ясно услышал шум, издаваемый каким-то животным, бредущим по воде. Слуга не счел нужным будить своих товарищей; однако он с нетерпением желал узнать причину шума, становившегося все сильнее, и поскольку этот шум мог извещать об опасности, он покинул лагерь и осторожно направился в сторону бухты.

Сделав шагов сто, Данник остановился и спрятался за померанцевым деревом. Монако не отставал от него ни на шаг, но, против своей привычки, вместо того чтобы бежать впереди, он шел позади своего хозяина, поджав хвост. Это заставило слугу призадуматься. Неизвестный, чьи шаги он слышал, вероятно был страшен. Поэтому Данник приготовился оказать ему достойную встречу.

Ожидание было непродолжительным. Через несколько минут Данник заметил в пятидесяти шагах от себя двух больших черных медведей, которые, выйдя из воды, вошли в лес и медленно приближались к нему. Медведи, по-видимому, еще не заметили слугу, так как продолжали идти медленно, не обнаруживая никаких признаков беспокойства. Однако, остановившись в пятнадцати шагах от флибустьера, они внезапно учуяли его и взглянули в ту сторону, где он находился.

Данник, поняв, что обнаружен, выстрелил из ружья, и один из медведей, самый большой, повалился наземь; второй повернулся и бросился в сторону болота, где и исчез через минуту. Слуга вышел из-за дерева и быстро направился к медведю, чтобы прикончить его в случае, если он еще жив. Подойдя ближе, Данник увидел, что медведь убит наповал: пуля вошла ему прямо в глаз.

Монбар и Тихий Ветерок, пробудившись от ружейного выстрела и думая, что на них напали, прибежали на помощь к Даннику. В ту же минуту Монако, до сих пор предусмотрительно державшийся позади своего хозяина, бросился вперед и бешено залаял.

– Что там еще? – удивился слуга, поспешно перезаряжая свое ружье. – Ну и страна: ни секунды покоя!

– Поздравляю тебя с удачным выстрелом, – сказал Монбар. – У тебя сегодня счастливая охота!

– Она, как видно, еще не кончилась, – заметил великан. – Слышите, как лает Монако?

– Да, правда, – ответил Тихий Ветерок, – он что-то почуял; но мне кажется, что его лай скорее походит на радостный, чем на сердитый.

– В самом деле, это странно, – сказал Данник.

– Посмотрим, – произнес Монбар и, взведя курок ружья, решительно отправился за собакой.

Товарищи последовали за ним. Они осторожно прошли лес, скрываясь за деревьями, и через несколько минут добрались до опушки. Там, на расстоянии ружейного выстрела от того места, где находились, они увидели двух человек с ружьями на плечах, которые большими шагами направлялись к ним. Монако носился вокруг и прыгал с радостным лаем.

– Это становится все интереснее, – заметил Монбар. – Монако как будто узнал знакомых. Но как же это возможно, черт побери! Уж не завел ли он себе друзей среди испанцев, хотел бы я знать?

Говоря таким образом, флибустьер сделал несколько шагов вперед и крикнул громким голосом:

– Кто идет?

– Друзья! – тотчас ответил по-французски один из подходивших.

– Друзья, пусть так, – ответил Монбар, – хотя мне кажется, что ваш голос мне незнаком. Однако, друзья, прежде чем подойти, назовите ваши имена.

– С превеликим удовольствием, Монбар, – ответил тот, – я – Филипп.

– Филипп! – вскричали флибустьеры с удивлением. – Какая приятная встреча!

Выйдя из-за деревьев, они бросились навстречу к подходившим, которые в свою очередь ускорили шаг.

Это действительно были Филипп и Питриан.

Горячо приветствовав друг друга, флибустьеры весело возвратились в лагерь, куда не забыли перенести медведя, которого Данник так ловко убил и который явился невольной причиной встречи авантюристов.