Текст книги "Баронесса из ОГПУ"

Хачик Мнацаканович Хутлубян
Баронесса из ОГПУ

Основано на реальных событиях

© Хутлубян Х.М., 2022

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

Часть I

1947 год. 27 ноября. Недалеко от Праги

Время приближалось к полуночи. Дорога на Прагу была пуста. Зашторенное облаками небо низко склонилось над чернеющей горловиной небольшого автомобильного тоннеля, будто пыталось заглянуть в него. Сюда некоторое время назад нырнула темная «Шкода Рапид», что свернула с трассы, срезая путь к чехословацкой столице. Легковик, показавшись из другого конца тоннеля, должен был уже выскочить на дорогу. Но скрежет шин и железный грохот, вперемежку с глухим звоном разбившегося стекла, говорили… нет, кричали о том, что произошла большая беда!.. Видавшая всякое ночная темь, однако, лишь близоруко щурилась и не могла ничего разглядеть…

Медленно наступал рассвет. Теряя терпение, хмурое ноябрьское утро скользнуло по примороженным лужам и полетело по московским улочкам, попутно разгоняя сгустившиеся за ночь облака над Лубянской площадью.

1947 год. 28 ноября. Москва. Лубянка

В кабинете заместителя начальника управления по диверсионным операциям генерал-майора Наума Эйтингона горела настольная лампа. Наум Исаакович в который раз перечитал распечатку звонка начальника Управления контрразведки Центральной группы советских войск в Австрии и Венгрии генерал-лейтенанта Михаила Белкина, закурил папиросу и тихо протянул:

– Не-по-ни-маю.

Генерал Белкин, как следовало из написанного, ночью 27 ноября ехал из Карловых Вар в Прагу. Под утро, недалеко от чешской столицы, на обочине перед мостом, увидел разбитую машину «Шкода». В ней – два окровавленных трупа. В одном из них генерал опознал сотрудника бывшего Первого главного управления (внешней разведки) МГБ СССР – недавно преобразованного в Комитет информации – полковника Рыбкина, который находился на переднем сиденье рядом с водителем. Белкин вынул из кармана Рыбкина документы, прихватил полевую сумку полковника и поехал дальше в Прагу, чтобы сообщить о случившемся и потребовать расследования.

Теперь Эйтингону вновь позвонили, только уже из столицы Венгрии, и сообщили, что под Будапештом обнаружена разбитая машина «эмка» и в ней двое: полковник Рыбкин (!) с удостоверением личности в кармане своей шинели и солдат-шофер. Оба мертвы!

– Что происходит? – Эйтингон внимательно посмотрел на погасший окурок в пепельнице и, достав из пачки новую папиросу, прикурил с третьей спички, обломав первые две о бок коробка. Размышляя о произошедшем, он пошел дедуктивным путем – от общего к частному. Полгода назад все советские разведслужбы, в том числе Первое главное управление МГБ, в ходе правительственной реорганизации были объединены в единый орган – Комитет информации (КИ) при Совете министров СССР. В системе КИ действовали восемь управлений, шесть функциональных отделов, а также – два самостоятельных направления: «ЕМ» (эмиграция) и «СК» (советские колонии за рубежом). Реформирование в стадии становления вносило определенную сумятицу в работу структур. Но в разведке служат люди из особого сплава, которых трудностями или даже экстраординарными ситуациями сбить с толку практически невозможно. Полковник Рыбкин – опытнейший разведчик – был из числа таких сотрудников.

«Но что это? Как может один и тот же человек погибнуть дважды в разных местах?! – задавался вопросом генерал. – Какая-то чертовщина! Полковник Рыбкин при выполнении особо важного задания в Праге погибает при невыясненных пока обстоятельствах в автоаварии. На следующий день он же разбивается насмерть под Будапештом?! Полный абсурд!.. Так. Что известно? Известно, что генерал Белкин неожиданно ночью отправился в Прагу из Карловых Вар и поехал не по обычной дороге, а сделал крюк. Зачем?.. Он уже знал, что произошло?.. Если да, то откуда?.. Так. А если… он не знал, что произошло, но знал, что… должно было произойти?.. Стоп!.. Тогда… Что – «тогда»?.. Нет! Чушь! А если он ехал на встречу с Рыбкиным?.. Возможно. А могло случиться, что водитель Рыбкина спешил и, обгоняя в темноте, например… гужевую повозку, не справился с управлением и врезался во встречный грузовик? И да, и нет».

В голове прокручивались вопросы, вплоть до абсурдных. Взаимоисключающие версии то рассыпались, как песок, то появлялись вновь, и все требовалось систематизировать, досконально проверить, чтобы ничего не упустить. А потому отбрасывать какие-либо варианты было нельзя.

Наум Исаакович подошел к окну. Проснувшаяся после долгой ночи Москва как всегда с ходу включилась в водоворот дел. Время полетело без тормозов. На столе, не считаясь друг с другом, трезвонили телефоны. Хозяин кабинета поднимал трубки, кого-то отчитывал, перед кем-то отчитывался…

И вот странное совпадение: дверь кабинета тихо отворилась, и прекратились телефонные звонки. Вошел помощник:

– Наум Исаакович, вы приглашали полковника Рыбкину. Зоя Ивановна ожидает в приемной.

– Зови. – Эйтингон постучал пальцем по пустой пачке папирос и, смяв ее, бросил в маленькую урну у ног, в углу письменного стола.

– Разрешите? – Полковник Рыбкина вошла в кабинет. Высокая, статная, просто и безупречно одетая, она посмотрела на хозяина кабинета и поняла, что он чем-то взволнован.

– Зоя Ивановна, проходи, садись.

– Благодарю.

В это время вновь открылась дверь, и в кабинет вошла Эмма Карловна Каганова, супруга генерала Павла Судоплатова и добрая приятельница Зои Ивановны. Она вошла без стука и села напротив Рыбкиной.

– Ты что такая хмурая? – обратив внимание на выражение лица, спросила ее Зоя Ивановна.

– Сын коклюшем болеет, – потупив взор, произнесла та. – Всю ночь кашлял…

– Зоя. – Наум Исаакович выдвинув ящик стола, достал из глубины припасенную на черный день папиросу, прикурил с первой же спички и, затянувшись, дрогнувшим голосом на выдохе сказал: – Зоя, ты женщина мужественная…

– Что-то случилось? – сердцем чуя неладное, перебила начальника Рыбкина.

– Борис погиб, Зоя.

– Борис?.. Какой Борис?

– Муж твой, Борис Рыбкин погиб.

– Как погиб?..

– Выясняем. Произошла автомобильная авария. – Эйтингон подумал и добавил: – Пришло два сообщения – одно из Праги, другое из Будапешта. Чертовщина какая-то, и там, и там обнаружен погибшим в аварии полковник Борис Аркадьевич Рыбкин.

– Ну вот. Это ведь ошибка? – растерянно спросила Зоя Ивановна, пытаясь вопросом отвести беду, но… в груди что-то сжалось в комок, сдавило дыхание и сделалось душно. – Нет-нет. Борис опытный, умный… осторожный… он не может… не мог погибнуть. Это – ошибка.

– К сожалению, нет.

– Ошибка…

– Сообщение из Праги поступило от генерала Белкина… Мы подключили все ресурсы. Выясняем подробности. Обещаю, все, что удастся узнать, тебе сообщу первой.

– Что?..

– Зоя, произошла большая беда, но необходимо держаться. У нас работа такая. Думаю, тебе… надо домой, немного прийти в себя, собраться с силами… Я ведь понимаю… Эмма Карловна проводит, побудет рядом…

– Нет-нет, спасибо, я сама. У меня дома мама болеет… не хочу, чтобы она заподозрила… – Зоя Ивановна встала, медленно направилась к выходу и уже в дверях обернулась: – Это ошибка, я уверена.

Эмма Карловна вышла следом, не поднимая глаз.

Наум Исаакович покрутил в пальцах погасшую папиросу, взял спички, чтобы прикурить, но, обломав пару штук, бросил коробок на стол и вмял окурок в пепельницу.

– Как же так, Борис Аркадьевич, как же так, боевой товарищ!..

На следующий день Рыбкину вызвал к себе министр госбезопасности СССР Виктор Абакумов. Он выразил соболезнование и, в свою очередь, заверил, что все обстоятельства дела о гибели полковника Рыбкина будут тщательно расследованы специально созданной комиссией.

Когда Зоя Ивановна вернулась к себе в отдел, ее попросили зайти к генералу Эйтингону.

Наум Исаакович рубанул с солдатской прямотой:

– Зоя Ивановна, ты прошла огонь и воду и отлично понимаешь, какова она – работа разведчика! Порой не только дела и жизнь наших сотрудников засекречиваются на десятки лет, но и обстоятельства геройской смерти во имя общего дела – тоже! Одно знай – Борис Аркадьевич погиб, выполнив свой долг перед Родиной до конца. И мы всегда будем хранить о нем светлую память.

– Я получила письмо, которое он послал мне с оказией, – не совсем вслушиваясь в пафосную речь, произнесла Зоя Ивановна. Она достала из кармана жакета сложенный вчетверо листик, раскрыла и прочитала: «Самый напряженный момент всей моей поездки наступил сейчас. …в ближайшие дни все станет ясно. Надеюсь, все кончится благополучно. Ты, пожалуйста, не волнуйся. Может быть, пока это письмо дойдет, ситуация у меня изменится к лучшему». – Она показала листик Эйтингону. – Письмо датировано 11 ноября. Борис Аркадьевич был человеком уравновешенным и рассудительным. Чувством паники и преувеличения опасности не страдал. Что там могло произойти, Наум Исаакович?

– Он в Праге организовывал связь с нелегальной резидентурой одной из южноевропейских стран. Действительно, был сложный момент. И не только это. Больше ничего не могу сказать. Да и не знаю.

– А кто погиб там… под Будапештом?

– В машине «эмка», что попала в катастрофу под Будапештом, был капитан Суриков в шинели, папахе и с удостоверением личности полковника Рыбкина в кармане.

– Как?..

– Борис Аркадьевич перед отъездом в Прагу оставил свои вещи и удостоверение в Бадене, у капитана Сурикова. Сам же отправился выполнять задание с документом на имя Тихомирова. 28 ноября Сурикова из Бадена, где он находился в командировке, вызвали в Будапешт. Погода – холодная, у капитана не оказалось своей шинели. Он надел шинель и папаху Рыбкина и взял с собой удостоверение личности полковника. Цепь трагических совпадений и случайностей. – Эйтингон замолчал. Из глубин памяти вдруг всплыло: «Случайность – непознанная закономерность, совпадение предопределенных событий».

– Странно все это, – выдохнула Зоя Ивановна. – А как получилось, что генерал Белкин ночью нашел разбитую машину с Борисом? Он был в курсе его задания?

– Не знаю, но полковника Рыбкина снабдил удостоверением на имя Тихомирова Александра Николаевича именно Белкин, – ответил Эйтингон и через секунду туманно добавил: – Они должны были встретиться в Праге. Все было предопределено.

– Ясно, Наум Исаакович. Извините за вопросы.

– Понимаю.

Случилось так, что разговор этот получил неожиданное продолжение. Из Праги с оказией пришло последнее запоздалое письмо Бориса Аркадьевича, написанное им за четыре дня до гибели жене: «Сейчас выезжаю на один день в Берлин, а 26-го из Берлина «к себе» в П., буду там вечером. Не позже 29-го буду у Белкина, т. к. мои документы на пребывание в П. кончаются 30 ноября. Оттуда сейчас же созвонюсь с начальством, после чего, уверен, смогу выехать домой»…

Весь день Зоя Ивановна работала в отделе, замечая, как вокруг нее стихали разговоры сотрудников, все понимали, что случилось огромное горе, которое словами сочувствия не унять. Надо стерпеть эту боль, как бы она не жгла – боль утраты любимого человека, мужа, соратника и верного друга. Зоя Ивановна еще не понимала, как с этим можно жить и удастся ли ей докопаться до истины? Но одно она знала наверняка, смириться с тем, что повинные в смерти ее мужа люди будут безнаказанно жить, не сможет.

Вечером, придя домой пораньше, она, как и вчера, решила ничего матери не говорить о Борисе. Александра Дмитриевна лежала в кровати, но не спала.

– Зоенька, ты рано сегодня пришла. И вчера…

– Я не рано, мама, я пришла вовремя. И вчера – тоже.

– Ты что-то скрываешь от меня? Может, случилось что?

– Нет-нет, мамочка, что мне скрывать?.. Ах да, лекарство тебе купить забыла. Ты извини, я сейчас… я быстренько обернусь.

– Устала ты за эти дни. Может, не надо никуда?.. – Ничего, успею еще отдохнуть.

Александра Дмитриевна улыбнулась своей Зоеньке так, как умела лишь она.

– Ладно, доча, надо, так езжай и возвращайся скорей.

– Я быстро, мамуль. Ты хорошо себя чувствуешь?

– Хорошо, вот только с этим сырым климатом беда.

Второй год в Харбине, а все не привыкну к нему.

1932 год. Середина июня. Харбин

До улицы Набережной Зоя доехала на своем велосипеде минут за сорок. У дома № 5 спешилась, немного прошла, почувствовав, как твердый грунт под ногами сменился укатанным песком, и крикнула через калитку:

– Хозяева, есть кто во дворе?!

Маленькая девочка, сидя на табурете перед ухоженным палисадником, вертела на коленях фланелевого медвежонка, пытаясь запеленать его большим мужским носовым платком. У нее ничего не получалось. Но она терпеливо вновь и вновь принималась за дело.

– Хозя-ева… – повторился окрик.

Девочка посмотрела вокруг и, заметив у забора молодую красивую тетю, крикнула ей:

– Ой, здравствуйте! Я сейчас маму позову! – И убежала в дом.

Вскоре на пороге появилась хозяйка – невысокая, русоволосая женщина. Она посмотрела на гостью и всплеснула руками:

– Что случилось? У вас нога в крови!..

– Упала. Я плохо вожу велосипед, а тут решила прокатиться.

– Проходите, садитесь на табурет, я сейчас принесу теплой воды и йоду. Маруся, – обратилась хозяйка к девочке, – протри табурет полотенчиком, пусть тетя сядет.

– Табурет у нас чистый, я сама на нем только что сидела. И вы садитесь, не бойтесь, – обратилась к гостье девочка.

– Спасибо.

– А как вас зовут?

– Зоя зовут меня, а фамилия Казутина.

– А я – Маруся Перова. Мне уже вот столько годиков, – показала она четыре пальца. – А это мой любимый медвежонок Мишка. Сыночек мой.

– Очень приятно.

– Это ваш велосипед?

– Да.

– Красивый. И вы тоже красивая.

– Какая ты славная, Маруся! – рассмеялась Зоя Казутина и погладила девочку по голове.

– Дочь, принеси йод и бинт, они на кухне остались, на столе. Я пока рану тете промою, – скомандовала мать, показавшись на пороге с тазом.

– Ее зовут Зоя Казутина, мама, – сказала Маруся и убежала в дом.

– Слыхали, и так целый день без умолку, – усмехнулась хозяйка и, взявшись за обработку раны, предупредила: – Будет немного щипать, вы уж потерпите.

– А почему вы не спрашиваете, как зовут мою маму? – поинтересовалась Маруся, как по дуновению ветерка слетав на кухню и вернувшись назад к Зое с коричневатым пузырьком и бинтом в руках.

– Ох уж эта Маруся, – покачала головой мать, промокнув края раны йодом и накладывая повязку на колено гостьи. – Ну, вот, кажется, все.

– Спасибо вам.

– Меня Надеждой Афанасьевной зовут, – протянула руку хозяйка. – Но лучше по-простому, Надя.

– Зоя Казутина. Очень приятно.

– Вот и познакомились. Просим с Марусей попить с нами чайку.

– Спасибо, с удовольствием.

За столом женщины разговорились.

– Вы давно в Харбине? – спросила Зоя Надю.

– Давно.

– А я два года. Работаю в Нефтяном синдикате. Продаем китайцам бензин и нефтепродукты.

– Освоились уже?

– Я – да. Все хорошо. Мама долго привыкала к влажной духоте. Теперь, правда, не жалуется, но и не жалует ее.

– Ой, я тоже не сразу обвыклась.

– Ага. Мама очень любит внука своего Володю – сынишка мой – на годик младше вашей Маруси.

– Успела уже показать на пальцах сколько ей лет? – рассмеялась Надя.

– Да, такая она у вас смышленая. Надо их познакомить, пусть дружат. Если вы не против, конечно. Мы ведь не очень далеко от вас живем – минут тридцать-сорок на велосипеде.

– Буду только рада. Да и Маруся – тоже.

За разговором время пролетело незаметно – о женской доле, о детях, о домашних делах-хлопотах, о жизни в Харбине – обо всем успели поболтать по-свойски Зоя с Надей и в конце перешли на «ты».

Когда стало смеркаться, гостья собралась домой. Хозяйка хотела было оставить ее на ночь у себя.

– В сумерках тут ходить опасно, – сказала она.

– Я же не пешком, я на велосипеде, – улыбнулась Зоя.

– Это без разницы.

– Нет-нет, там мама с Володей одни. Ждут меня. Поеду.

– Ты, главное, не останавливайся нигде, пока не выедешь из пригорода. Это Фудзя-дянь – китайский район. Будь осторожна. Здесь наших женщин не любят. Особенно держись подальше от маковых плантаций. Заедешь туда – могут и убить.

– Когда ехала сюда, что-то не видела никаких плантаций.

– Теперь увидишь. Эти плантации под бандитским надзором, им же и принадлежат. Целые баталии из-за этого разыгрываются. Опиум – дело денежное!

По совету Нади Зоя поехала домой другим более коротким путем, который можно было считать и более безопасным, если не сворачивать с него, конечно. Велосипед летел по грунтовке вдоль мутной и очень широкой реки Сунгари, берега которой местами полыхали опийно-маковыми плантациями. На фоне закатного неба они выглядели зловеще красиво. Зоя даже засмотрелась на них. И надо ж было случиться такому – на ухабе велосипед тряхнуло и… со звездочки слетела цепь! Утром еще Зоя обнаружила, что она ослабла, но так и не удосужилась ее подтянуть. Теперь, оставшись на холостом ходу и без тормозов, едва зарулила на пригорок и на подъеме остановилась, у самой кромки плантации. Она сошла с велосипеда, положила его на землю и склонилась над ним, чтобы устранить неполадку.

Все произошло очень быстро!

Зоя и вскрикнуть не успела, как словно из-под земли выросшие два сухощавых загорелых китайца накинулись на нее, скрутили, связали руки и, сунув в рот кляп, потащили в землянку. Крыша ее, закиданная травой, походила со стороны на обычный бугорок неподалеку.

Землянка оказалась довольно просторной и глубокой. Внутри тянуло сыростью. Один из китайцев лающей скороговоркой что-то приказал второму и тот, резко толкнув в угол Зою, сбил с ног и придавил коленом между лопаток, чтобы не дрыгалась. Напарник в это время ловко накинул ей на шею веревку и затянул петлю. Зоя стала задыхаться, закашлялась и не расслышала похожий на щелчок кнута звук револьверного выстрела!.. Китаец с веревкой ткнулся лицом в землю. Из затылка его, брызнув, хлынула кровь. Второй – вскинул голову на звук и получил пулю в висок!

– Вы живы? – донесся до слуха Зои приглушенный мужской голос. Это был человек в темном костюме, шляпе и с подкрученными кверху офицерскими усиками. Сунув револьвер за пояс, он вытащил кляп изо рта молодой женщины, развязал ей руки и помог выбраться из землянки.

– Как вы здесь оказались? – спросил мужчина, выводя Зою к грунтовой дороге, где в сгустившихся сумерках затаился его черный легковик.

– У меня тут велосипед, – только и успела махнуть рукой Зоя, как сопровождающий не очень галантно втолкнул ее в салон, на заднее сиденье авто и мягко прикрыл за ней дверцу. После, опустив переднее и заднее боковые стекла с правой стороны автомобиля, он приподнял с земли велосипед и крепко привязал его за раму к междверной стойке китайской веревкой, на всякий случай прихваченной им из землянки.

– Нам нужно побыстрее убираться отсюда, – усаживаясь за руль, произнес мужчина, завел двигатель и тронул машину с места, не включая фар. – Так как вы здесь оказались? – повторил он свой вопрос, внимательно следя за дорогой.

– У подруги гостила, – решила не вдаваться в подробности Зоя. – А вы откуда появились тут?

– Проезжал мимо.

– Вы… убили их?

– Китайцев?.. Да. Иначе они убили бы вас, пардон. Это хунхузы – местные бандиты, промышляющие опиумом. Они ни с кем долго не церемонятся. Чуть что – удавку на шею, труп – в воду. Не думаю, что в ваши планы входило кормить собой рыб на дне этой большой грязной лужи, экскьюз ми, конечно. – Мужчина посмотрел в зеркало заднего вида на спутницу и с улыбкой добавил: – Знаете, как эту реку сами китайцы называют? – «Веселое кладбище».

– Куда вы меня везете? – спросила Зоя, стараясь не обращать внимания на пугающие подробности.

– Подальше отсюда.

– А вы кто?

– Я?.. Человек… человек, который может защитить себя и свою даму.

– Очень вам благодарна, вы спасли мне жизнь, но я не ваша дама.

– Так станьте ею. Более подходящего случая и не придумаешь, – рассмеялся собеседник. – Мое сердце как раз свободно.

– Извините, но не могу. Домой надо.

– Понятно. Просто вы меня еще не разглядели.

– Возможно. Спасибо за понимание.

Мужчина повернулся назад, с интересом посмотрел на Зою и, подумав: «Баронесса, не иначе», произнес:

– Конечно, сударыня. Вы можете не сомневаться на счет моих намерений. Они чисты, как слеза.

Солнце в Харбине большое и желтое. Припекает с утра. Зоя встала рано, умылась, привела себя в порядок и собралась на работу. Сынишка еще спал, поправив ему подушку, пошла на кухню. Мать возилась с завтраком, это был ее утренний ритуал. В Харбине признаками благонадежности человека считались хороший дом и прислуга в нем. У Зои Ивановны было и то, и другое. Должность в советском Нефтяном синдикате и высокая зарплата позволяли ей это. Правда, роль прислуги в Харбине выполняли… молодые китайские мужчины. Домработника звали по-русски Миша. К Зое Ивановне и ее матери он обращался уважительно – «мадам капитано», что означало – «госпожа». Миша легко и быстро управлялся с хозяйственными делами, включая уборку, и никогда не делил работу на женскую и мужскую. Александра Дмитриевна очень быстро нашла с ним общий язык, тем более что Миша на удивление хорошо говорил по-русски и умел готовить даже щи. Но Александра Дмитриевна не хотела отказывать себе в удовольствии с утра покормить дочь. И Миша к этому относился с пониманием. Чтобы не мешать родным в общении, в ранние часы парень занимался уборкой во дворе. Разумеется, там всегда был образцовый порядок. Частенько Мише приходилось выходить в город по домашним делам. Александра Дмитриевна видела, с какой охотой выполнял он эти поручения, и была не против того, чтобы парень «не чувствовал себя, как на привязи». С Зоей у него также сложились доверительные отношения.

– Мамочка, когда Володька встанет, пусть погуляет во дворе с Мишей, – как всегда бодрым голосом произнесла Зоя.

– Он в городе, по делам. Сама с Володькой погуляю. Ты давай, садись за стол.

– Я есть не хочу, только чаю попью, мам.

– Другого и не ожидала услышать, – улыбнулась Александра Дмитриевна. – Бутерброды тебе завернула, возьми.

– Спасибо. Я с работы пораньше вернусь, не так, как вчера.

– Ой ли, – покачала головой мать и, когда дочь выходила из кухни, перекрестила ее тайком.

Зоя выкатила велосипед, с туго натянутой цепью за калитку. Вчера ночью, когда незнакомец подвез ее к самому дому, он отвязал дамский велосипед от стойки автомобиля и, заметив неполадку, накинул на звездочку цепь, хорошенько натянул ее и накрепко закрутил гайки заднего колеса.

– Получайте своего «железного коня». О, марка ВС-A – хороший велосипед, нынче очень популярен.

– Спасибо, – поблагодарила его Зоя. – К сожалению, не знаю вашего имени.

– О, разрешите представиться, лейб-гвардии 3-й артиллерийской бригады поручик Василий Суворов, – гарцуя, как на коне, кивнул он.

– Очень приятно, Зоя Казутина, сотрудница Нефтяного синдиката, – произнесла Зоя и, не сдержав улыбки, спросила: – Скажите, Александр Васильевич Суворов, случайно, не приходился вам родственником?

– Сударыня, Суворовы во все времена составляли гордость русской армии, и все они приходятся родственниками друг другу. Честь имею, – откланялся Василий, красиво сел в свою машину и уехал.

Это было вчера, а сегодня – Зоя, одетая в модную, до колен, серую юбку-плиссе, белую батистовую блузку и в легкой конической шляпке «нонбайтхо», крутила педали велосипеда, направляясь в центр города. Время было семь утра. Она подъехала к дому, часть которого принадлежала начальнику харбинской полиции. Здесь же, по соседству, находилась конспиративная квартира советской разведки, устроенная по принципу: «лицом к лицу, лица не увидать». Расчет был точный – никому и в голову не могло прийти, что такое возможно – устроить под носом у важного полицейского чина место для секретных встреч. Ведь это сразу провал. Но если учесть, что главный городской страж дни напролет проводил в участке, а домой приезжал лишь поспать, становилось понятно – более безопасного места и не найти. Работы полицейскому хватало с избытком. Тут уж не до соседей. Харбин был социально неспокойным и политически перегретым городом. В нем обитали представители различных эмигрантских кругов – носители непримиримых идеологий, вплоть до враждебных. И общество, совмещая несовместимое, порой искрило так, что могло полыхнуть где угодно и когда угодно! Не дремал и криминал – редкий день обходился без грабежей, убийств и похищений людей из числа состоятельных эмигрантов, богатых китайцев – коммерсантов, банкиров и промышленников – с целью получения выкупа. Грешили этим большей частью хунхузы. Не останавливали их и закрепленные законодательно жесточайшие способы наказания. Преступников карали казнью через медленное удушение, забивали бамбуковыми палками насмерть и… дальше лучше не перечислять. И все это прилюдно, в назидание другим. Харбинской полиции, естественно, приходилось принимать все меры к тому, чтобы мутный водоворот коллизий окончательно не затянул ко дну остатки городского благополучия. Человек, с которым у Зои была назначена встреча, ожидал ее со вчерашнего вечера. Когда она вошла в квартиру, он настороженно спросил:

– Что случилось?.. У вас перевязано колено? Почему вы не пришли в назначенное время?

– Я все расскажу по порядку.

– Хорошо.

– Первое, мне удалось установить дружеский контакт с Надеждой Перовой. На днях я упала с велосипеда и ободрала колено. Вчера у дома Перовых я сорвала повязку с ноги и попросила помощи у хозяйки, будто упала только что. Так мы познакомились, разговорились и сблизились. Завтра вновь встречаемся у них, я возьму с собой Володю, пусть подружится с Марусей, дочерью Надежды Перовой.

– А надо?

– Почему нет? После завтрашней встречи, думаю, мне будет что доложить вам по существу.

– Завтра на встречу придет Петрович.

– Сам?

– Да.

Петровичем называли Василия Рощина – руководителя резидентуры в Харбине. Дело Перовых находилось под его особым контролем.

– Это еще не все, – сказала Зоя. – Вчера вечером, когда я возвращалась от Перовой, по ее совету поехала по короткому пути, вдоль реки Сунгари, мимо маковых плантаций…

Зоя в подробностях рассказала о том, что с ней произошло и как ее спас человек, назвавшийся поручиком Василием Суворовым.

– Василием? Надо же, тезка Петровича. Если он появится вновь, познакомьтесь с ним поближе.

– Думаю, появится.

– Типичный представитель белоэмигрантских кругов. Возможно, «клюнула серьезная рыба»…

Ровно в восемь Зоя Ивановна без опоздания вошла в свою контору. Несмотря на молодость, на работе ее называли по имени и отчеству. В свои 23 года она заведовала секретно-шифровальным отделом советского Нефтяного синдиката в Харбине. А еще Зоя Ивановна Казутина, в девичестве Воскресенская, была сотрудницей ОГПУ, направленной сюда для разведдеятельности, и не одна, а в сопровождении трехлетнего сына Владимира – оба – и мать, и сын – под присмотром бабушки Александры Дмитриевны. Ну и домработника Миши, разумеется. С мужем, комсомольским работником Владимиром Казутиным, у Зои отношения не сложились. Он не смог смириться с тем, что его красавица-жена оказалась целеустремленным человеком с решительным характером. Сами супруги причиной семейного разлада называли идеологические разногласия, которые привели к разводу в 1930 году. Вскоре после этого Зоя вместе с матерью и сынишкой уехала в служебную командировку в Харбин.

День на работе пролетел быстро. Продажа китайцам бензина и других нефтепродуктов в условиях жесткой конкуренции с такими западными фирмами, как «Стандарт» и «Шелл», было делом весьма хлопотным, если не сказать больше. Несмотря на то что работа в синдикате являлась для Казутиной прикрытием, спрашивали с нее начальники, как и со всех других сотрудников по полной строгости. И Зоя Ивановна в поблажках не нуждалась, с обязанностями справлялась хорошо. Домой, как и обещала матери, она вернулась рано. У калитки, когда сошла с велосипеда, неожиданно встретила… вчерашнего кавалера, спасшего ее от китайских бандитов.

– Добрый вечер, мадемуазель! – произнес он на французский манер. Теперь можно было его получше рассмотреть. Чуть выше среднего роста, сероглазый брюнет с усиками и в костюме выглядел вполне молодцевато.

– Добрый вечер, Василий Суворов, – улыбнулась Зоя, изобразив на лице удивление. – Какими судьбами?

– Я тут проезжал мимо и подумал, может, повезет увидеть вас. Повезло. Н-да. Это вам. – Он протянул Зое букет красных роз.

– Спасибо. Но в честь чего?

– В честь моей любви к прекрасному, мадемуазель.

– Мадам, – поправила его Зоя и рассмеялась. – Не мадемуазель, а мадам.

– Вы замужем? Кгм, – теперь уже удивился Василий.

– Была. В разводе.

– Мадам, не откажите мне в удовольствии поужинать с вами сегодня вечером. Неподалеку, на улице Китайской, есть один хороший ресторанчик. В районе Пристани, знаете, да?

– Пристань? Это та часть Харбина, где много пекарен, магазинов, кафе-шантанов и ресторанов? Иногда езжу туда на велосипеде, покупать наши русские сайки – булочки такие. Знаете, да?

– Хм. Сам их люблю. Но хотел бы предложить вам другую кухню. Возможно, она и кажется некоторым несколько, э-эм, экзотической…

– Знаете, я к местной кухне не совсем привыкла еще.

– Понимаю. Особенность китайцев – поедать все, что бегает, прыгает, ползает и летает вокруг них, может, вам и непривычна, но если распробовать это меню под местным соусом и с приправами, то уверяю вас…

– Нет-нет, не сейчас.

– Тогда мы можем погулять в городском саду, на Пристани? Сегодня там играет духовой оркестр. Подъеду через час. Вас устроит?

– Вполне. Но будем гулять недолго. Сын дома ждет. Скучает без меня.

– Шарман, мадам!

– Оревуар, – не ударила в грязь лицом «баронесса».

– Конечно. Подъеду через час. Вас это устроит?

На встречу с Василием Рощиным Зоя пришла без опоздания, за руку с сынишкой. Увидев малыша, советский резидент заулыбался и, кажется, забыл, зачем он здесь.

– Ну, здравствуй, мамин помощник, – протянул руку мальцу Василий Петрович. Тот молча подал свою. – Серьезный парень. Зовут-то как? – подмигнул мальчику дядя.

– Ва-одя, – в ответ насупился тот.

– Володя? Хорошо. А меня Василием зовут. Можно дядя Вася. Ну, что, Володя? Хочешь послужить трудовому народу?

– Ага, – кивнул тот в ответ, не понимая чего от него хотят.

– Молодец. Вот тебе революционный «наган»! – вытащил Рощин из кармана светлого пиджака выпиленный из доски игрушечный пистолет и протянул мальчику. Держи. Думал в июне выкроить недельку на родину в Спасск съездить, внучка проведать, ан не получилось. Зато тебе подарок. Владей, охраняй мамку. Она у тебя хорошая, красивая и очень смелая.

Володя посмотрел на мать, та кивнула:

– Ну, что ж ты не берешь, сынок, видишь, что тебе дядя Василий принес?

– Спасибо, – произнес мальчик и, прижав игрушку к груди, побежал к окну посмотреть на прохожих.

– Ты что это, Зоя Ивановна, к Перовым с мальцом ездила? Зачем ребенком рискуешь? Забыла, что в прошлый раз с тобой приключилось?