Текст книги "Охотники за пламенем"

Глава 4

Новая смерть в списке Насира не возложила тревог на его душу. Напротив, ему стало легче. Наследному принцу стоило бы чувствовать вину за убийство человека, единственным преступлением которого было любопытство. Однако Насир убивал и за меньшее, оттого и не корил себя за содеянное.

На обратном пути Афья шла вяло, как будто знала, какой поступок совершил хозяин. Вскоре они миновали дома цвета тёмного песка, а затем и единственный флаг с гербом Сарасина, изображающим солнечное затмение и меч в его центре. Далее они пересекли границу между Сарасином и Крепостью султана. Разница была поразительной: небо прояснилось, солнце накалилось, пески обрели соломенный цвет.

На окраине Крепости выстроились облицованные жёлто-коричневым камнем дома с плоскими крышами, дверьми из тёмного дерева и медными арками, скрывающими правду об истинных трущобах. В поисках лучшей жизни люди со всей Аравии стекались в могучую столицу. Они стремились жить рядом с Султаном, бессмертным сафи[15]15
  Сафи – бессмертное существо наподобие эльфа, умнее и быстрее любого человека.


[Закрыть], спасшим королевство от краха после исчезновения Сестёр.

Султанша давно погибла, а её муж – отец Насира – был настоящим чудовищем. Вернее, стал настоящим чудовищем.

По мере приближения к дворцу количество домов уменьшалось, а их размеры, напротив, увеличивались. Здания обладали собственными минаретами, остроконечными медными куполами и каменными дорожками, ведущими в безупречные дворы. Но, несмотря на всё это, Насир сомневался, что живущие в них люди были счастливее тех, кто жил в трущобах.

Дорога, которой следовал Насир, не вела через рынок, что не могло не радовать. Меньше всего на свете принц хотел бы столкнуться с глухим молчанием и рухнувшими на колени обывателями. Его дорога была спокойной, хотя и вела мимо нескольких бродячих торговцев. Один из них толкал тележку, наполненную яркой хурмой, тёмным пелузианским виноградом и полупустыми мешками с оливками. Другой торговец вёз тележку поменьше с изделиями из серебра, держа путь в более богатый конец города.

Вскоре дорога раскрасилась знакомыми тенями. Представший перед глазами дворец, в отличие от чёрного сердца султана, был прекрасен. Перед Насиром раскинулась известняковая громада с детальной резьбой и оконными решётками, за которыми виднелись очертания теней. Своей красотой отполированный до блеска жёлто-коричневый камень не уступал возносящимся в небо минаретам. Золотые купола были инкрустированы сверкающим обсидианом, добытым на вулканах западного Альдерамина. Шпили куполов заканчивались изгибами, что походили на капли воды. Они служили напоминанием, что без воды люди являлись лишь добычей для голодных песков пустыни.

Стражи у чёрных ворот встали по стойке «смирно», как только часовой объявил о прибытии принца. Насир спешился, снял капюшон. Пробежав пальцами по непослушным волосам, чтобы стряхнуть песок, он бросил поводья одному из слуг.

– Убедись, что за ней будет должный уход.

– Слушаюсь, мой принц, – поспешил заверить стражник.

Пройдя через стрельчатую арку, Насир очутился в выложенном плиткой дворе. Первым же делом он погрузил палец в центральный фонтан, окрасив воду в розовый цвет. Причина, по которой султанша поручила соорудить фонтан в виде льва, для Насира до сих пор оставалась загадкой. Он никогда не расспрашивал мать; он просто ценил её жизнь, пока и ту не забрали.

Подойдя к двустворчатой двери, Насир заметил, что стражники, схватившись за медные ручки, как один сглотнули. Страх. Который очень легко посеять и так же легко удержать.

Внутри царила тишина. Эхо шагов разносилось по залам. Тьма окутала Насира удушающим плащом. На позолоченном балконе горничные и слуги с поклонами разбежались по углам, как крысы. Тьма была настолько густой, что даже отличить крысу от человека не представлялось возможным.

Единственным спасением от мрака служили тусклые факелы, однако в их свете ничто не задерживалось надолго.

Насир направился к лестнице. Из противоположного коридора появился слуга с подносом. При виде принца на лице мужчины отобразилось изумление, и поднос с кофе опрокинулся на пол.

Слуга рухнул на колени и заскулил – заскулил – над серебряным подносом. Из медного кофейника далла растекалась тёмная жидкость.

Тысячи воспоминаний промелькнули в голове Насира вспышками давно забытого. Разлитый кофе. Разбитые чашки. Жгучая пощёчина.

Он сглотнул. Моргнул. Где-то между ударами сердца родилась слабость.

– Пощадите меня, – почти пискнул слуга.

Мысли Насира застыли.

«И не мечтай, болван». Так, наверное, сказал бы султан.

– Молчи. И убери за собой. – Слова прозвучали тихо, равнодушно, но пульс при этом участился, как у испуганного ребёнка.

Две служанки поспешили на помощь, и Насир, не теряя времени, направился дальше. Ему и оглядываться было не нужно. Насир прекрасно знал, что измождённый слуга с закрытыми глазами кивает в знак благодарности за спасение от беспощадных побоев.

Принц стиснул челюсти. Каждый даамов раз, когда слуга ассоциировал его с султаном, Насир ненавидел себя сильнее.

– Насир! Как скоро вы вернулись! – раздался бодрый голос.

Принц зажмурился, чтобы успокоить закипающий гнев.

«Когда я уже доберусь до этой проклятой лестницы?»

Любимец султана, генерал аль-Бадави сиял волчьей ухмылкой, не обращая внимания на моющих пол слуг.

– Понравились дети на верблюжьих бегах? – спросил генерал, сверкая тускло-голубыми глазами. Гнев сковал его челюсть, отчётливо демонстрируя, как он относится к беспомощным детям на спинах верблюдов. Наконец-то его неприязнь была вызвана чем-то кроме действий Насира.

– У меня нет времени, Альтаир. – Насир повернулся, желая уйти.

– Так уж жаждете встречи с султаном, а? Не терпится расцеловать его сандалии?

Насир загорелся желанием сорвать с головы генерала аккуратно уложенный тюрбан – который, к слову, он носил в точности как Насир – и засунуть ему в горло. Генерал, безусловно, заслужил звание красавца, однако его внутренний мир, периодически дававший о себе знать, был полон ненависти. Он как будто родился для того, чтобы ненавидеть Насира.

Насир же не мог возненавидеть Альтаира в ответ, потому что в недобрых словах генерала крылась правда.

– Ещё одно слово, и я перережу тебе горло, – прорычал Насир.

– Полегче, хашашин, – отозвался Альтаир, подняв руки. – Кстати, о хашашинах… Я обязан доложить, что убийцы, которых султан послал за Охотником из Деменхура, не справились с задачей. И не вернулись. Кто бы знал, что Охотник – хладнокровный убийца, во многом похожий на вас?

– Значит, теперь это моя работа? – Губы Насира сжались. Ему никогда не поручали приводить людей. Только убивать.

Альтаир, пожав плечами, коснулся кинжала на поясе. Генерал был чуть старше Насира, однако вёл себя как ребёнок, переводя всё в шутку.

– Султан приступил к плану ba[16]16
  Б (буква арабского алфавита).


[Закрыть] и хочет вас видеть, чтобы потолковать о человеке по имени… Хайтам?

Так обычно и проходили их разговоры: Насир как мог игнорировал насмешки. Если бы Альтаир ненавидел принца только за статус, Насир с улыбкой отдал бы ему свой сан.

Генерал, пронаблюдав за реакцией ястребиными глазами, рассмеялся и зашагал по коридору с лёгкостью истинного принца. Последнее, что услышал Насир, – глубокий голос, взывающий к одному из немногих праздных придворных.

– Yalla! Неси моего сокола! Я жажду охоты.

* * *

– Насир, – с балкона донёсся голос султана Гамека.

Насир поднял глаза к тому месту, где эмиры обычно ждали входа в верхний тронный зал. Сейчас никого не было видно.

Медно-красную кожу Гамека затеняла борода чуть короче его кулака, тогда как Насир стриг свою совсем близко к коже. Султан, чью голову покрывал поглощающий свет тюрбан, пристально глядел на сына.

Похоже, Насир слишком рано закончил работу.

– Из раза в раз ты справляешься всё лучше.

Так и есть. Слишком рано.

– Будут задания? – спросил Насир равнодушным тоном, на совершенствование которого ушли годы.

– О, сколько кровожадности! – Султан приподнял тёмную бровь.

Тысячи ответов чуть не сорвались с губ Насира, но лишь тишина сопроводила его мысли. Он пришёл во дворец. Дворец Аравии. Центр власти над пятью халифатами и тысячами людей. Вот только место это казалось пустым. Призрачным. Со времени смерти султанши дворцу чего-то не хватало.

Взгляд Насира привлёк знакомый блеск ржавого медальона с надписью, который всегда свисал с шеи султана, частично скрытый многослойным чёрным таубом. Насир окаменел, сдерживая дрожь. Султан был крепким человеком. Мускулы и сила стали его неотъемлемой частью.

И Насиру, как никому другому, было известно всё об этой силе.

– Так и будешь стоять там, болван?

Гамек ждал, когда Насир вздрогнет, однако сын его остался спокоен. Какое бы отвращение он ни испытывал, слово «болван» практически превратилось в его прозвище.

– Смой кровь и приведи мальчишку. У нас встреча с Хайтамом.

«Это уже не новость, мой Султан».

В одном Насир всегда мог рассчитывать на Альтаира: тот никогда не лгал.

– Я получил известие об исчезновении солдат, – быстро проговорил Насир, сославшись на полученный ранее отчёт. Он бы не стал упоминать о сарасинцах, отправленных на поиски Охотника, – что, по его мнению, с самого начала было глупой затеей, – однако исчезновение отряда оказалось слишком большой потерей, чтобы её игнорировать.

– И что с того? – рявкнул султан, раздувая ноздри. Гнев в его голосе неумолимо возрастал.

– Я за них отвечал, – кратко отчеканил Насир. – А теперь их нет.

– Только ты мог потерять целый отряд величайшей армии Аравии. – Снова оскорбления и ни единого намёка на удивление. Выражение его лица ничуть не изменилось.

«Он знает».

Насир выдохнул.

– Куда ты их дел? Мы не имели права трогать сарасинцев. Почему ты не назначил другого халифа? Или вздумал править как халиф и султан?

В тишине страх вспыхнул в сердце Насира, но разум тотчас задушил его насмерть.

Наконец султан заговорил:

– Довольно вопросов, мальчик. Они принадлежат мне, и я сделаю так, как мне заблагорассудится.

– Ты лишился прав на сарасинцев, когда сел на трон Аравии. – Насир стиснул челюсти, зная, что исчерпал дозволенные слова.

– Когда ты перестанешь совать нос в чужие дела? – прогремел султан.

– Я – принц, мой Султан. – Насир не усмирял напористый тон. – Исчезновение отряда вооружённых людей – не чужие дела, а мои.

– Нет, мерзавец. Ты – ничтожество.

Прикоснувшись двумя пальцами ко лбу, Насир отправился за мальчиком. Иногда он задавался вопросом, зачем вообще пытался.

* * *

Никто и никогда не ожидал смерти Сестёр, и даже сами они не ожидали. Если бы не султанша, которая появилась в решающий момент хаоса, Аравия развалилась бы полностью. Она скрепила королевство, обеспечив некоторое чувство порядка. Она была справедливой, умной, мудрой. Сильной. Однако Насир так и не понял, каким образом Гамек убедил её отдать ему корону, которая по наследству должна была перейти к сыну.

Нельзя сказать, что Насир очень хотел стать правителем. Он не был готов к такой ответственности и сомневался, что когда-то будет.

Спустя год после объявления о престолонаследии султанша скончалась от тяжёлой болезни. Её смерть повергла людей в ужас и панику, поскольку сафи были бессмертны. Достигая зрелости, сердца их замедлялись. И никогда они не умирали от смертельных недугов.

Если только от лезвия, приставленного к горлу.

Насир согласился, потому что помнил последний вздох своей матери.

Теперь же в руки султана попала не только корона Аравии. Ещё и халифат.

Замо́к темницы с гулким лязгом открылся. За решёткой, прижавшись к стене, сидел восьмилетний мальчик. Когда глаза Насира привыкли к темноте, он задумался, знал ли Альтаир о мальчике, дрожащем от сырого холода темниц. Несколько дней назад даже Насир об этом не слышал. С другой стороны, он вообще мало что знал о планах султана.

Стоило ему перешагнуть порог дворцовых темниц, как тишина опустилась на мрачные залы. Люди, вопреки темноте, узнали о его присутствии и тут же смолкли.

Будь он только сыном отца, он бы купался в их страхе, однако, будучи также сыном матери, Насир испытал отвращение.

Зайдя в камеру мальчика, Насир стиснул зубы от зловония, порождённого гнилью и фекалиями.

– Поднимайся.

Юный деменхурец бросил взгляд на плеть в руке Насира и встал, стараясь удержаться на нетвёрдых ногах. Он пробыл здесь всего полмесяца, но кости уже торчали; волосы и кожа потускнели. В глухой тишине мальчик шёл вперёд, громко шаркая ногами по каменному полу. Насир накинул на его плечи пыльный плащ.

– Баба? – спросил мальчик.

– Вы увидитесь, – тихо пообещал Насир.

В непроглядной темноте худые плечи ребёнка расслабились – он довольствовался простой возможностью увидеть отца.

Страж у двери сначала взглянул на плащ мальчика, а затем осмелился посмотреть на Насира. Тот сразу остановился, не поворачивая головы.

– Что-то не так? – спросил принц, глядя вперёд. Слова его прозвучали проклятием.

– Н-нет, мой повелитель, – промямлил в ответ стражник.

Насир глянул на мужчину, и тот поспешно опустил голову. Чуть погодя, убедившись в поселившемся страхе, принц крепче сжал плеть и подтолкнул мальчика к каменной лестнице.

Насир боролся с желанием поторопить ребёнка, чья ладонь слишком медленно скользила по перилам из оникса. Наверху он снял с мальчика плащ, сунул его за шкаф. Маленькая грудь ребёнка резко поднялась от глубокого вдоха, и в ту же секунду дверь в покои султана открылась.

Султан устроился на низком чёрном восточном диване, который занимал половину комнаты. Сидел он босиком, скрестив ноги; сандалии стояли на расстоянии волоса от богато украшенного пелузийского ковра. На полу султан выглядел менее царственно.

Перед ним на коленях стоял писец.

В руках Гамек держал чёрные свитки.

Свитки с новыми сведениями о погибших жителях Аравии приносили ему каждую неделю. В большинстве случаев в них перечислялись люди, скончавшиеся в пещерах Лейла во время обвалов, от побоев или, что ещё хуже, – от воздействия невидимых паров. Ядовитые газы блокировали лёгкие, удушая жертв насмерть.

До нынешнего дня свитки покоились в корзине рядом с троном, будоража кровь в жилах Насира. Но теперь он так и замер на месте, став свидетелем невозможного зрелища.

Султан постучал пальцем по свитку.

– Пусть соберут ядовитый дым.

– Мой Султан? Какой дым? – запинаясь, пробормотал писец, не отрывая руки от папируса. Чернила капали с его тростникового пера.

– Пары. Пары, которые душат людей, – задумчиво ответил султан.

Писец судорожно кивнул.

– Соберите, воспроизведите, а затем доставьте мне.

«О. Вот это уже больше похоже на отца».

– Не думаю, что кому-то известно, как это сделать, мой Султан, – прошептал писец.

Отвращение исказило лицо Гамека.

– Мне ли не знать, что все вы безмозглые. Пусть Удэй отведёт пелузианцев в пещеры и даст им всё необходимое. Поторопитесь.

Насир усомнился, что проживающая в Крепости Султана делегация пелузианцев оценит приказ.

– А теперь убирайся.

Писец, бормоча своё почтение, поспешил из комнаты, шурша таубом.

– Дым, – повторил Насир, как только в комнате стало пусто. Сначала он думал спросить о планах, но гордость взяла верх.

– Разожги огонь, – велел Гамек.

Когда сын не двинулся с места, султан одарил его пристальным взглядом. Насир желал ответов, но понимал, что маленький мальчик представляет угрозу.

Спустя долгую паузу Насир оставил дрожащего ребёнка у двери и разжёг огонь.

«Трус. Трус! Дурак».

Для огня в полуденную жару существовала лишь одна причина – магия. И чем больше Насир в ней упражнялся, тем опаснее она становилась. Редко выдавались дни, когда султан не повелевал Насиру помочь с волшебством. Возможно, магия, некогда освещавшая королевские минареты, действительно была чистой и доброй, но эта аномалия к добру не имела никакого отношения. Это колдовство превратилось в настоящий ад.

И Насир не ведал, откуда оно взялось.

Пальцы султана играли со старинным медальоном на груди. Насиру однажды удалось прикоснуться к украшению, и то, что он увидел, поразило его чувства. Разум в мгновение ока охватила тьма. В то время, пока пальцы гладили надписи на древнем языке, в ушах отдавались шёпот и полубезумные крики. То была тьма, порождённая болью; тьма, которая не имела конца.

Тьма, которая порождала отчаяние даже в себе самой.

Медальон был особенным, и тот факт, что он всегда находился при султане, придавал ему ещё большую уникальность. Если Гамек видел ту же тьму, что и Насир, то он, в отличие от сына, всячески её приветствовал.

Огонь ожил, и султан поднялся с места. Насир, ощущая струящийся по спине пот, потянулся за кочергой. Хотя принц мог продолжать и сам, он всё-таки передал главенство султану.

Кочерга. Горящая плоть. Крик.

Насир зажмурился. Вздохнул тяжело. Ему не хотелось проявлять слабость, и стыд не заставил себя долго ждать.

– Ты всё ещё слаб, – прошептал султан, разжигая огонь.

Насир подавил ярость, которая дрожью обвила кончики пальцев.

– Я устал, мой Султан.

«Однако наступит время, когда я буду полон сил».

– Хм, – рассеянно протянул Гамек, как будто слышал невысказанные слова сына. – Настанет день, и ты увидишь изъян в своих поступках. Проклятие в своём сострадании. Тогда ты поймёшь, чего я хотел для тебя с самого начала.

Вот только отец не этого хотел. В былые времена султан тоже ценил сострадание. Насир, казалось, помнил улыбку отца и залитый светом дворец. Он старался сохранить эти воспоминания, но с каждым днём они меркли и меркли. Разве не это пытался понять историк Овайс?

Мальчик, присев на корточки, осторожно потянулся за виноградом в чаше султана. Насир терпеливо дождался, пока ребёнок проглотит украденный приз, после чего передал Гамеку кожаный мешочек.

И отступил. Чем дальше он будет держаться от гнусного волшебства, тем лучше.

Гамек, раскрыв мешочек, бросил в огонь кусочек папируса, поверхность которого изобиловала чёрными как кровь словами.

Dum sihr.

Магия крови, запрещённая Сёстрами и караемая смертью. Ценой собственной крови человек мог практиковать любую магию на свой выбор. Без этого люди бы ограничивались лишь дарованными при рождении способностями. Но Гамек был султаном и мог делать всё, что хотел. Единственное, чего не понимал Насир, так это возможность появления магии в лишённой волшебства Аравии.

Он знал о причастности Серебряной Ведьмы – женщины, которая с завидной частотой посещала дворец, будто сама была султаншей. Она дала Гамеку пропитанные кровью кусочки папируса. И кровь та каким-то образом связывала владельца и взывающего.

Пламя затрещало, поднялось, потускнело до цвета пелузианских баклажанов. Комната залилась краской и жаром, а затем из пламени поднялась фигура с бледным лицом, тёмными глазами и длинной бородой. Этот живой и здоровый мужчина в тот самый момент находился в Деменхуре.

Хайтам, визирь халифа Деменхура.

Rimaal[17]17
  Пески (в значение ругательного слова, как, например: чёртовы пески!).


[Закрыть]. Деменхурцы всегда пугали Насира своим призрачным видом. Бледные, неземные, необычайно красивые. Как и Альтаир, они выглядели настолько светлыми, что создавалось впечатление, будто в жилах их течёт снег, а не кровь.

– Где он? – прохрипел Хайтам, невольный предатель своего халифа.

– Здесь, – отозвался Насир.

– Баба! – захныкал мальчик, когда Насир подвёл его ближе.

От сдавленного крика Хайтама мальчик всхлипнул, и Насир крепче сжал его плечи.

– Отдай его, умоляю! – попросил визирь. Жалостливо попросил.

– Попрошайничество здесь не к месту, – отрезал Насир.

Султан вышел вперёд.

Люди боялись Хайтама. Сила его была единственной причиной, по которой халиф Деменхура всё ещё жил. Тем не менее, даже за целый халифат от дворца, страх Хайтама был очевидным. В застывшем теле и крепко сжатой челюсти Насир разглядел испуг.

– Мой Султан. – Хайтам упал на колени.

– Встань, – велел Гамек с твёрдой снисходительностью. – Серебряная Ведьма приходила к Айману?

Насир напрягся. Эти люди никогда не встречались в одном предложении, а уж тем более – в одной комнате. Айман слыл добрым халифом. Он не стал бы терпеть встречу с ведьмой в серебряном плаще.

Если Гамек был лично знаком с Серебряной Ведьмой, почему сам не спросил у неё об Аймане?

«Он не доверяет ей».

Хайтам пристально посмотрел на своего сына. Халифу, безусловно, он был верен больше, чем султану, но любовь к ребёнку превышала всё остальное. Хайтам, закрыв глаза, дал утвердительный ответ.

Султан тотчас повернулся к мальчику и одарил настолько злорадным взглядом, что Насиру захотелось спрятать ребёнка подальше.

– Да, мой Султан, – промолвил Хайтам. – Они виделись в Палате Силаха у западных деревень. Мы не знаем наверняка, кому доставили её письмо, но надеемся, что Охотнику. Больше мне ничего не известно.

Глаза султана загорелись. Охотник раздражал Гамека даже больше деменхурцев. Насир не знал, был ли он известен по всей Аравии, но сам слышал достаточно.

Никто другой не мог повторить подвиг Охотника. Насир и сам пробовал. Однажды он отправился в Арз на убийство, но в тот момент, когда ступил обеими ногами в лес, его окутала непроглядная тьма, и выход исчез. Насиру потребовалось несколько часов, чтобы вернуться, после чего он несколько дней задыхался. Сердце уходило в пятки от малейшего звука.

Насир был наёмным убийцей, скрытным, смертоносным, внушающим страх. И никогда прежде он не испытывал подобного ужаса. Ужаса, из которого с трудом сумел вынырнуть.

Магия Арза и магия медальона на шее султана, должно быть, имели одну природу. И, очевидно, не принадлежали к тому волшебству, что в прежние времена освещало минареты. Эта магия была безграничной, тёмной, бесконечной.

– Когда начинается поиск? Через два дня? – полюбопытствовал султан.

– Полагаем, что так, – ответил визирь.

«Что ещё за поиск?»

Пламенное тело Хайтама задрожало, отбросив длинные тени. Насир, ощутив выступившие капли пота, оттянул воротник тауба.

– Мой Султан, скажите мне, зачем вы забрали моего сына? – выпалил Хайтам.

Даже Насир, наследный даамов принц, не знал ответа на этот вопрос.

– Убедись, что халиф встанет перед Арзом, когда начнутся поиски, и тогда сын вернётся к тебе целым и невредимым.

– Перед Арзом? Но… – Хайтам смолк. Насир понял причину. – Вы, верно, желаете его смерти.

Султан не отрицал. Сначала халиф Сарасина, затем армия и пары из пещер Лейла. А теперь этот загадочный поиск… и халиф Деменхура.

Хайтам бросил взгляд на сына. Боль ярко вспыхнула в его глазах.

– В столь смутные времена несчастия случаются нередко, визирь, – размышлял султан. – А если вдруг трон опустеет, то лучше скорее его занять.

Глаза Хайтама озарились пониманием. Он был всего лишь пешкой, а пешка на троне несравнимо полезнее, чем пустой трон. Прячась за стенами Крепости, Гамек без труда управлял Сарасином. Деменхур же – слишком далёк и обширен; народ его не очень приветлив. Пока его сын в опасности, Хайтам будет идеальной марионеткой.

Хайтам, чьи волосы полыхали фиолетовым заревом, обернулся. Движение головы залило комнату пурпурным светом. Сын Хайтама, приоткрыв рот от изумления, глядел на яркое зрелище. Наблюдая за выражением детской невинности, Насир ощутил отвращение.

– Так что? Сделаешь, как я просил? – голос султана был жёстким.

Хайтам помедлил. Сын его наклонился ближе, стараясь расслышать каждое слово.

– Он придёт. – Голос Хайтама надломился от клятвы. – Только молю, не навредите моему сыну.

Если Айман славился добротой, то Хайтам хвалился жёсткостью. Именно Хайтам держал Аймана в строю, следил за порядком в Деменхуре, одном из крупнейших халифатов Аравии. Однако в тот самый момент Насир впервые заметил его уязвимое место. Любовь. Любовь ослабляет мужской дух.

– Он в безопасности, пока ты со мной, – заявил султан.

«В безопасности? В сырой и холодной темнице, которая убьёт его прежде всего остального?»

Хайтам уже открыл рот, чтобы вновь умолять, но султан бросил в огонь чёрное семя. Мужчина, как и пламя, в одночасье исчезли.

– Уведи мальчишку, – в глухой тишине приказал Гамек.

Насиру хотелось возразить. Пролить миллион слов и задать сотню вопросов.

– Он вернётся во всеоружии, – наконец выдавил сын султана.

Хайтам. Айман. Они не дураки.

Султан даже не взглянул на Насира.

– Для тебя он вернётся во всеоружии, но не для армии сарасинцев, вооружённых магией вместо клинков.

Насир замер. Убийства… Удушение ядовитыми парами…

Отряд сарасинцев никуда не пропал. Гамек лишь отдал им новый приказ. Он уже командовал армией, которой по закону не имел права распоряжаться.

Султан Аравии вздумал удушить невинных жителей западных деревень Деменхура, позаботившись, чтобы среди них оказался халиф.

Нападение начнётся со стороны халифата, а не со стороны султана, и стычек за расширение границ больше не будет. Начнётся война.

Халифы существовали, чтобы контролировать султана. Султан, в свою очередь, держал в узде халифов. Сами они, почти короли, находились под пятой. Халифы являлись запасным вариантом, оставленным Сёстрами для обеспечения баланса.

Но что задумал Гамек?

Насир открыл рот, чтобы вставить своё слово, однако сын султана сам был убийцей с замаранными кровью руками. Как он смел возражать против смерти невинных людей?

Насир сжал губы.

«И я, будучи болваном, сделаю всё, что он прикажет».