Текст книги "Кубик Рубика и пятый битл"

– Я не засекал.

* * *

– Наверное, некоторым из вас учеба уже надоела, – проговорил директор, – но поверьте мне: в тот день, когда вы перестанете учиться, можете смело ложиться и умирать, – эти слова прозвучали неожиданно резко, в том числе и для самого директора, потому что тот вдруг сосредоточенно уставился в разложенные перед ним листки бумаги. Видно, это в них написано не было. Не исключено, что он сказал это искренне. Но директор быстро нашелся:

– Поэтому учитесь, узнавайте и постарайтесь сберечь любопытство, свойственное молодости.

Фруде вздрогнул. Что-то угодило ему в голову. Крышечка от бутылки кока-колы, в которую была засунута записка. «Извиняемся». Мы обернулись. Кеннет и другие красно-белые толстовки довольно лыбились. После того случая с велосипедом эти козлы ему прохода не давали.

* * *

Девочки из Хауге жили совсем недалеко от школы, но этой осенью мы начали провожать их до дома, после чего садились на велосипеды и ехали дальше. А в тот вторник Фруде спешил и уехал раньше.

– Мне на музыку надо, у меня занятие. Увидимся. – И он укатил, а мы с Бригтом пошли провожать девочек.

– Смотрели вчера новости про подводную лодку? – спросил я, чтобы хоть о чем-то поговорить.

Накануне вечером по телевизору только и было разговоров, что о советской подводной лодке, которая села на мель в шведских шхерах. Русский капитан выглянул из люка и растерянно вертел головой, а не менее растерянные шведы придумывали, как им поступить. Шведы даже угрожали развязать третью мировую войну, если советское спасательное судно, подошедшее подозрительно близко к шхерам, быстро не уберется оттуда.

– «Нам под водой границу не видно», – передразнила Юлия, и мы рассмеялись, хотя за день уже сто раз слыхали этот анекдот.

Спереди послышались какие-то крики. На холме «звездные» преградили Фруде дорогу и не давали проехать. Мы подошли поближе.

– И куда ж это ты так торопишься? – с издевкой спросил Кеннет.

– На музыку, – пробормотал Фруде.

– Ах, н-на м-м-м-м-музык-к-к-ку?

«Звездные» заржали.

– Эй, отвалите от него! – крикнул я. – Он же вас не трогал!

– А это кто к нам пожаловал? Да это ж битломан, священник и добропорядочные христианки! Вот так встреча! Какая честь! – Он раскланялся перед нами, прямо как дирижер перед зрителями, а «звездные» заржали. Потом Кеннет мотнул головой в нашу сторону, и трое мордоворотов направились к нам. Нам пришлось отступить – выбора не оставалось.

– У тебя что, велик новый? – с деланой заботой спросил Кеннет.

Новый велосипед появился у Фруде неделю назад. Это был голубой DBS с переключателем скоростей, подставками для обуви и оранжевым рефлектором. Фруде купил его на осенней распродаже в спортивном магазине во Фредрикстаде.

Фруде не ответил.

– Ох, прости. Я хотел сказать – в-в-велик н-н-новый, – добавил Кеннет.

Опять ржанье.

Фруде попытался двинуться вперед, но толстяк Ронни из параллельного класса ухватился за багажник и дернул велосипед назад, отчего Фруде ударился о руль.

– Отвали! – сказал Фруде, но Ронни принялся трясти велосипед.

Фруде спрыгнул и побежал.

– К-к-куда же т-ты? В-в-вернись! – орал ему вслед Кеннет.

Двое в толстовках бросились за ним, и вскоре один из них подставил Фруде подножку, Фруде споткнулся и растянулся на асфальте. Они рванулись к нему, но Фруде каким-то чудесным образом успел вскочить, вывернулся и помчался наутек. Его преследователи еще немного пробежали за ним, но скорее для очистки совести. Фруде перепрыгнул через забор в чей-то палисадник. Его преследователи остались на дороге.

– Д-д-дрефло!

– Козлы тупые! – Фруде показал им средний палец. По крайней мере, палец у него не заикался.

– Заберите велик, – скомандовал Кеннет.

Ронни заехал ногой по велосипедной фаре. Стекло треснуло. Все оживились. Потом Ронни прыгнул на переднее колесо. Оно погнулось.

– Вон туда закиньте, – Кеннет показал на ближайший гараж.

Ронни ухмыльнулся и, подтащив велосипед к гаражу, попытался зашвырнуть его на крышу, но не допрыгнул, и велосипед упал на землю. Что-то хрустнуло. Кто-то еще поспешил на помощь Ронни, и вдвоем они наконец закинули велосипед на крышу гаража. Кеннет хлопнул Ронни по спине. Все закончилось.

Теперь Кеннет повернулся к нам. Я вцепился в руль, страдая от бессилия. Нас отделяли от них метров двадцать, не меньше. Будь мы с Бригтом там вдвоем, мы б свалили и все, но с нами и девочки были.

Плевка я не ожидал. Кеннет запрокинул назад голову и харкнул прямо в нас. Ясное дело, он не доплюнул – так далеко никому не доплюнуть, – но чувство было отвратительное. Желтоватый мерзкий плевок шмякнулся на асфальт на полпути от нас. Кеннет повернулся к своим. Те радостно завизжали.

И тогда Юлия вдруг спокойно проговорила:

– Мудак, вот ты кто.

Кеннет замер, остальные замолчали.

– Чего ты сказала? – недоверчиво переспросил Кеннет.

– Ты мудак, – хладнокровно повторила Юлия, – но это ты и сам знаешь.

Она неподвижно стояла и смотрела на него. Что будет дальше – не знал никто. Если б Юлия была парнем, Кеннет со своими уродами накинулись бы на нее, но она была всего лишь девчонкой. Мое сердце успело ударить пять раз, но ничего не произошло.

Наконец Кеннет показал ей средний палец:

– Пососи! – Он громко засмеялся, но приятели его не поддержали. Кеннет развернулся и зашагал прочь. Юлия не двинулась с места.

Когда «звездные» ушли, Фруде вернулся. Брюки у него были порваны, а на коленке краснела рана, но в остальном он был в порядке. Мы обступили Юлию.

– Ты чокнутая, – сказал я, – он же мог на тебя броситься.

Она молча, тяжело дыша, отвела взгляд – явно разнервничалась. Мне хотелось обнять и успокоить ее, но я не осмелился.

– Вот бы кто-нибудь набил Кеннету морду… – пробормотал Фруде.

– Вперед, мы только за, – сказала Юлия.

Но обстановка слегка разрядилась, и мы слегка расслабились.

– Народ тут – прямо недоумки, – сказал Бригт, – иногда я так скучаю по Осло, что выть охота.

* * *

– А сейчас мне хотелось бы передать слово инспектору. Он вместе с классными руководителями вручит вам аттестаты, – сказал директор и отошел в сторону.

Инспектор был седовласым, неуверенным в себе типом.

– Добрый вечер. Слышите меня? – Он постучал пальцем о микрофон, и в колонках загрохотало. Зачем он это проделал, непонятно, потому что директор говорил в этот же микрофон всего пару секунд назад.

– Бернер, научный руководитель девятого «А» класса, вы могли бы подняться на сцену?

Сосиска отлепился от стены и направился к сцене. Слева от сцены хлопнула дверь и мелькнула чья-то тень. Инспектор повернулся, но парень уже исчез. В зале стало тихо. Сосиска поднялся на сцену и встал перед стопкой аттестатов. Инспектор водрузил на нос очки, переложил какие-то документы и принялся читать.

Звук исчез, мы слышали лишь невнятное бормотание, а слов не разобрали. Все забеспокоились. Инспектор умолк и снова постучал по микрофону. На этот раз безрезультатно. Микрофон не работал. Инспектор вопросительно посмотрел на директора.

В следующую секунду в колонках загрохотала музыка. Она играла на полную громкость, и я едва не оглох.

 
Do, do, do, do, do, do, do, do, do…
 

Сегодня специально ради торжественного случая подключили большие колонки, и ритм бас-гитары, похоже, разбудил всех заснувших во время речи директора. Разумеется, это были KISS. Миг – и спортзал превратился в рок-площадку, где на сцене по какому-то недоразумению стояли директор, инспектор и Сосиска.

 
Tonight, I want to give it all to you…
 

Сзади послышалась возня, мы обернулись и увидели завхоза. Он вскочил, перевернув стул, и начал пробираться вперед. Некоторые сунули пальцы в рот и принялись свистеть.

 
In the darkness…
 

Директор растерянно смотрел на собравшихся. Всего за несколько секунд его подающие надежды выпускники превратились в сумасшедших подростков. Многие повскакивали с мест и замахали кулаками в такт музыке. Возможно, сработал стадный инстинкт. Нас было много, а их – мало.

 
There’s so much I want to do…
 

Сейчас вскакивали уже и родители, решившие, видимо, что все так и задумано. Я посмотрел на маму с папой – они неуверенно хлопали в ладоши, и я смущенно отвел глаза.

Когда завхоз добрался до первого ряда, стояли уже все. Музыка напористо звала за собой.

 
And tonight I want to lay it at your feet…
 

KISS еще никогда мне не нравились так, как в тот момент. Точнее, в тот момент KISS нравились даже мне. Удивительно, что у нас в школе имелась такая хорошая аппаратура. Наверное, сотрудник муниципалитета, отвечающий за техническое оснащение школы, был повернутым на технике фриком. Проявив несвойственную ему прыткость, завхоз уже добрался до двери на сцену.

 
‘Cause girl, I was made for you…
 

Песня близилась к кульминации, и наш восторг тоже. Если мы и знали наизусть хоть одну песню KISS, то именно эту.

Однако завхоз уже топтался возле двери, так что через секунду все будет кончено. Он ухватился за ручку и дернул, но дверь не поддалась. Завхоз принялся лихорадочно выискивать в здоровенной связке ключей нужный.

Я вдохнул поглубже и приготовился. Похоже, Юлия последовала моему примеру. Атмосфера в зале словно была пропитана электричеством. Повинуясь инстинкту, я взял Юлию за руку и пожал. В ту секунду это казалось мне единственно правильным. В ответ она сжала мне руку. Мне почудилось, что передо мной отворились райские ворота, и я вхожу внутрь.

Завхоз наконец отыскал нужный ключ, но было уже поздно.

– I was made for lovin’ you baby! – грохнул зал.

Я посмотрел на стоявшего на сцене Сосиску. Он стоял чуть в стороне от директора и инспектора, улыбался и подпевал. Я обрадовался.

 
You were made for lovin’ me!
 

Я будто в небесах летал, а в голове у меня пульсировал адреналин.

Но тут песня умолкла. Стихла и умерла. Счастью пришел конец.

Завхоз растянулся возле порога и торжествующе махал вилкой, которую вытащил из розетки, с таким видом, будто это был потерянный и найденный хомячок. Юлия выпустила мою руку. Выпускники и их родители вновь расселись по своим местам, спортзал опять превратился в спортивный зал, а мы с Юлией снова были лишь друзьями. Я посмотрел на сцену. Сосиска выглядел совершенно обычно, как заурядный учитель в пиджаке.

Завхоз стукнул чем-то в комнатке за сценой, в колонках запищало, инспектор постучал по микрофону, теперь удачно.

– Слышите меня? – Он угрюмо улыбнулся публике.

Никто не ответил.

– Я сейчас зачитаю имена и попрошу каждого из вас по очереди подняться на сцену для получения аттестата.

В тот вечер старшая школа для меня закончилась.

Вместо башки – кубик

Родителям там было не место, и большинство из них после официальной части начали расходиться. Однако мама осталась и, разумеется, захотела познакомиться с родителями Юлии, причем когда мы с Юлией стояли рядом.

– Здравствуйте, я мама Андерса, – она протянула руку матери и отцу Юлии, – какие они у нас сегодня замечательные! Такие большие. – Она попыталась погладить меня по голове, но я увернулся.

Папа тоже нерешительно подошел к нам. Его рука почти исчезла в здоровенной клешне отца Юлии. Я вспомнил фотографию в газете, ту, где отец Юлии, стоя перед разбитым окном, сжимает в руке кирпич. Я взглянул на Юлию, но та смотрела куда-то в сторону.

Взрослые обменялись ничего не значащими фразами, после чего мы наконец выпроводили их домой. Мама с папой вышли из ворот, унося с собой мой аттестат и вельветовый пиджак, и мне полегчало.

Мы остались возле школы. Вообще-то странновато, потому что я все эти годы только и ждал, когда смогу сбежать оттуда, и я наверняка был не один такой.

Я возвращался из туалета, когда передо мной вдруг возник Кеннет. Я остановился, и меня тотчас же обступили «звездные». От страха меня затошнило.

– Да это же наш битломан собственной персоной!

Я попытался проскочить мимо, но двое «звездных» ухватили меня за руки. Я начал вырываться, но они заломили мне руки, и все тело пронзила боль. Они втолкнули меня обратно.

– Отвалите, – я старался сохранять спокойствие, – я вам ничего не сделал.

– Да ладно тебе. Мы ж просто поболтать. – Кеннет стоял так близко, что я чувствовал его запах. Велосипедная смазка и скумбрия в томате.

Страх подбирался к горлу. К нам подтягивались все остальные – хотели посмотреть, что происходит.

– Я просто решил выяснить, что там у вас с Сосиской, – с деланым участием проговорил Кеннет, – романчик закрутили, да?

Удара я не ожидал, и, когда его кулак въехал мне в живот, я согнулся пополам. Не дожидаясь, пока я приду в себя, «звездные» рывком поставили меня на ноги. Прямо передо мной ухмылялся Кеннет. Мир почернел.

* * *

За год до этого, летом, мне позвонили из фан-клуба.

Как и раньше, на лето мы переехали на дачу в Салтнес. Жизнь там текла как в замедленной съемке, и мы словно выпали из времени. Я тусил с Харальдом и радовался, что делить его почти ни с кем не приходится, да и у мамы дела шли неплохо, так что лето было таким, как ему и полагается.

Однажды за ужином папа вдруг сказал:

– Тут на днях я домой заезжал, малину собрать, и как раз какой-то парень позвонил – тебя спрашивал, – папа вытащил из кармана листок бумаги, – просил передать, чтобы ты перезвонил.

Судя по номеру, звонили из Осло, а рядом было написано название – Norwegian Wood – и имя.

– Это ж из битловского фан-клуба! – Я едва не запрыгал от радости. – Что он сказал?

– Да вообще-то ничего особенного. А почему они тебе звонят?

– Я им сам написал – просил сообщить, если они узнают, где находятся битлы. Чтобы я поехал посмотреть на них.

– Посмотреть на музыкантов из «Битлз»? Ты серьезно?

– Ну да, поэтому я и написал в фан-клуб.

– Но ты еще недостаточно взрослый, чтобы за границу ездить. По крайней мере, в одиночку ты точно не поедешь. Да и денег у тебя нет. – Папа деланно засмеялся.

Выхода не оставалось.

– Сосиска сказал, что, может, он со мной поедет.

– Сосиска?

– Ну, Бернер. Мой классный руководитель.

– Ты поедешь в Англию вместе с учителем? – Он было рассмеялся, но увидев, что я серьезно, умолк.

– Если он не передумал, то поеду.

Я чувствовал, как внутри крепнет неуверенность, однако тут на выручку ко мне пришла мама.

– Это же просто чудесно! – восхитилась она.

– Чудесно? – переспросил папа. – Он поедет в Англию со своим учителем – это чудесно?

– На самом деле Бернер лично встречался с «Битлз», – сказала мама, – про них тогда еще никто не знал, но тем не менее.

Разумеется, я рассказывал маме о той встрече в Монтрё – знал, что упускать такую возможность нельзя.

Папа молча смотрел на нас.

– Для Андерса это настоящий шанс, – не отставала мама, – заодно и Англию посмотрит. Ведь они там сейчас, да?

– Наверное, – ответил я.

Харальд до этого момента молчал, но тут тряхнул головой:

– Ты просто псих.

Где-то в глубине души я знал, что он прав.

– Мне надо сначала с Сосиской поговорить, – добавил я, – и еще я же пока не знаю, зачем тот парень из фан-клуба звонил.

– Это ужасно интересно! – сказала мама. – По-моему, тут и думать не о чем. И с деньгами мы постараемся уладить. Давай-ка, Андерс, я подброшу тебя до телефона-автомата – позвонишь в Осло.

Папа покачал головой:

– Да вы оба чокнутые.

Через полчаса мама остановила машину возле телефонной будки в Салтнесе. Я взял бумажку с номером, несколько монеток по одной кроне и зашел в прогретую солнцем будку.

Ответил мне председатель фан-клуба, но, к счастью, говорил он доброжелательно. От английского фан-клуба они узнали, что Пол Маккартни поедет в студию записывать Tug of war. И они собираются написать об этом в своем следующем фэнзине. Мой номер телефона висит у них на стене, и этот парень позвонил мне, как только узнал про Маккартни.

Попрощавшись, я вышел к маме.

– В августе Пол Маккартни будет записывать в Лондоне новый альбом. Мне дали адрес студии звукозаписи. Теперь дело за Сосиской.

– Так давай, звони ему!

В телефонном справочнике я отыскал номер. Ответил Сосиска не сразу.

– Бернер слушает.

Услышав его голос, я выпрямился – все же, как ни крути, а это мой учитель.

– Здрасте, это Андерс.

– Андерс?

– Ну, из вашего класса.

– А, привет, Андерс, – он помолчал, – сейчас же каникулы, разве нет?

– Ага, каникулы, – я собрался с силами, – я только что говорил с ребятами из фан-клуба «Битлз». В начале августа Пол Маккартни будет записывать в Лондоне новый альбом.

– Вон оно что, – особого энтузиазма в его голосе я, к собственному разочарованию, не услышал.

– Да, и я звоню узнать, не хотите ли вы съездить со мной в Лондон, чтобы посмотреть на Маккартни. – Я больно прикусил нижнюю губу, дожидаясь его ответа. Но тишина тянулась бесконечно.

– Ты звонишь узнать, не поеду ли я с тобой в Англию?

– Ага.

– Ты договорился с Полом Маккартни, что вы встретитесь?

– Нет, но у меня есть адрес студии звукозаписи.

Снова молчание.

– Ты что, издеваешься надо мной?

– Нет, вы же сами это предложили.

Он опять умолк. Надолго. Все складывалось совершенно идиотски. Ведь в тот раз он предложил это в шутку. И я знал об этом все время.

– Алло? – сказал я наконец.

– Да-да, я никуда не делся. А твои мама с папой знают, что ты мне звонишь?

– Да, это мама меня и отвезла к телефонной будке.

Мама стояла возле машины, подставив лицо солнцу и явно наслаждаясь теплом. Она посмотрела на меня и показала большой палец. Я отвернулся.

– Можешь позвать маму к телефону? Я хотел бы переговорить с ней.

Я понял: все вот-вот пойдет прахом.

– Ага, минуточку. – Я отложил трубку и вышел к маме: – Он хочет с тобой поговорить. Можешь подойти?

– Разумеется. – Мама вошла в кабинку. Железная дверь с лязгом захлопнулась.

Я сел на водительское сиденье и вытянул ноги наружу, на солнце. Мама стояла у телефона, повернувшись ко мне спиной, и оживленно размахивала руками, но я не слышал ни слова. Я включил радио, но слушать там было нечего, поэтому я опять его выключил.

Спустя вечность мама вышла из кабинки. Я знал, что Сосиска отказался, и где-то в глубине души радовался, что все это меня миновало.

– Он и правда долго колебался, – мама широко улыбнулась, – но я его уговорила. Он ждет – иди поговори с ним, обсудите все детали.

Я улыбнулся – храбро, как пилот бомбардировщика, отправляющийся в свой первый боевой полет, – и вошел в кабинку.

Позже, когда я вернулся в машину, мама сказала:

– А он крутой, этот ваш Бернер. Вы его Сосиской зовете, да?

– Да, но только когда он не слышит.

Мы договорились, что Сосиска отправится в турагентство – купит билеты на самолет и забронирует номера в отеле. А я позвоню ему через пару дней.

– Это будет потрясающе! – радовалась мама.

– Это уж точно… – поддакнул я и подумал, что жизнь была бы намного проще, фанатей я по KISS.

* * *

Темнота рассеялась, и перед глазами вновь проступили очертания школьного двора. Живот пульсировал болью, но сознание я больше не терял, а «звездные» заботливо не давали мне упасть. Кеннет ухмылялся.

Мы стояли совсем неподалеку от барбарисовых кустов, местами помятых оттого, что в них кого-нибудь кидали. Что иголки кололись – это полбеды. Унижение намного хуже. Ты просто лежал в кустах, беспомощный, на глазах у всех.

– Так что вы с Сосиской забыли в Лондоне? – допытывался Кеннет. – Он что, запал на тебя, да?

«Звездные» заржали. Бригта с Фруде было не видно, но в толпе я заметил Юлию и теперь сгорал от стыда.

Откуда вдруг взялись ножницы, я и не понял. Возможно, Кеннет заранее все продумал, но вряд ли. Скорее всего, они просто подвернулись ему под руку. Сейчас Кеннет с торжествующим видом поднял ножницы вверх, словно трофей. Он явно наслаждался всеобщим вниманием. Неужто он от рождения такой злой?

– Может, тебе пора постричься? – спросил Кеннет нарочито громко, будто обращаясь к зрителям, а не ко мне. – Ты, может, не в курсе, но шестидесятые-то уже давно закончились. Сейчас на дворе восьмидесятые. Поэтому длину можно оставить только сзади.

Я дернулся в последней попытке освободиться, но тело пронзила боль.

– Пустите! – Я старался говорить спокойно, но вышло так себе.

– Уймись. Ты ж мне еще спасибо скажешь.

Он поднес ножницы к моему лицу, и я дернул головой.

– Друг мой, – до отвращения душевным тоном проговорил Кеннет, – постарайся не вертеть головой. Иначе можешь пораниться.

Как же я его ненавидел.

Один из «звездных» схватил меня за шею, и я потерял всякую способность поворачивать голову. В ту же секунду я перехватил взгляд Юлии. Никогда еще я не чувствовал себя таким слабым.

Кеннет ухватил меня за волосы и больно дернул.

* * *

С Сосиской мы договорились встретиться на вокзале во Фредрикстаде. Отвез меня папа, и мне даже разрешили сесть на переднее пассажирское сиденье, а мама села сзади, но наклонилась вперед и все время болтала. Она явно очень переживала.

– Хорошенько прячь бумажник. Помни, что машины там ездят в другую сторону. И не забывай про разницу во времени – не опоздайте на обратный рейс.

Довольно странно, что все эти советы давала именно мама, потому что за исключением поездки в Данию в начале семидесятых все ее зарубежные поездки ограничивались короткими выездами за покупками в шведский Свинесюнд. На мою одежду – даже на «битловскую» куртку – она нашила норвежские флажки: мама боялась, что меня примут за шведа, а кто-то сказал ей, что шведов в Англии не любят, кажется, из-за какого-то неприятного случая во время войны.

Сосиска с чемоданом ждал нас на перроне. На нем под пиджаком была футболка с битлами, такая застиранная, что она даже посерела.

Папа торжественно пожал ему руку.

– Спасибо вам огромное, что согласились съездить с Андерсом. Он ужасно ждал этой поездки, – папа передал Сосиске мой паспорт, – наверное, лучше вам держать это при себе.

Паспорт мы оформили в полиции за неделю до поездки. Сосиска сунул его во внутренний карман.

– Вы увидите Пола Маккартни – даже не верится, – сказала мама. – Как думаете, он вас узнает?

Сосиска вопросительно посмотрел на нее.

– Ну после той встречи в Монтрё, – пояснил я и смущенно закивал.

Сперва Сосиска смотрел на меня непонимающим взглядом, но потом просиял.

– Это было несколько килограммов назад, – Сосиска похлопал себя по животу, – но наверняка узнает. – Он подмигнул мне, и мама рассмеялась.

Мы ждали, прогуливались вдоль платформ, но время ползло страшно медленно. Я волновался, но нетерпение побороло тревоги, и в животе приятно покалывало.

Мы простояли там целую вечность, когда голос из шипящего громкоговорителя сообщил, что поезд из Осло прибывает на первый путь.

– Быстрей бы посмотреть на фотографии, – сказала мама, обняв меня за плечи, – и еще вот что: когда вернешься, я устрою настоящую битловскую вечеринку, потому что такое дело надо отпраздновать.

– Может, повременим с этим? По-моему, сперва нам надо с ним увидеться.

– Ну конечно, – она обняла меня, – ясное дело, мы немножко подождем.

Папа сперва пожал мне руку, но потом, к моему удивлению, обнял меня.

– Удачи.

В поезде я молча смотрел на пейзаж за окном. Получилось так, будто я просто безвольно еду вместе с Сосиской. Тот тем временем свернул себе самокрутку и уткнулся в книгу. Я почувствовал себя лишним и пожалел, что не захватил ничего почитать. Может, купить в аэропорту газету?

Я вспомнил о Юлии. Фруде как-то спросил, не хочу ли я подыскать себе еще кого-нибудь, но это было не в моих силах. Вскоре надо было возвращаться в школу, там я увижу Юлию – она будет сидеть на своем прежнем месте, и я опять пропаду. Может, Юлия – это моя судьба, если, конечно, судьба вообще существует.

Когда поезд остановился на вокзале в Моссе, пассажиры бросились закрывать окна в отчаянной попытке избавиться от характерного для этих краев запаха. Мальчик лет шести-семи зажал нос. Сосиска закурил. Это помогло.

Бригт говорил, что мне надо бы серьезно поговорить с Юлией, но все наши разговоры ограничивались болтовней на школьные темы. Да и вообще – что Бригт в этом понимает? Бригт много знает, с этим не поспоришь, но, насколько я вижу, он даже и не влюблялся толком никогда, а девушки у него и подавно не было. Что вообще-то довольно странно, учитывая его уверенность в себе.

Иногда мне казалось, будто между мной и Юлией что-то происходит. Иногда она смотрела на меня как-то по-особому или улыбалась. Когда такое происходило, я ночами долго не спал и все обдумывал случившееся. Но на следующий день она снова выглядела недостижимой. Нет, надеяться мне не на что.

Разумеется, мы чуть не опоздали. Поезд пришел позже, и автобус до аэропорта мы нашли не сразу. Когда мы наконец сдали багаж, я несказанно обрадовался. На фотографии в паспорте вид у меня был совершенно несчастный, и я даже боялся, что через паспортный контроль меня не пропустят, но пограничник кивнул и мотнул головой. До самого выхода на посадку мы бежали сломя голову, а там обнаружили, что мы – чуть ли не первые. Возможно, мы и правда чересчур переживали.

Преимущество заключалось в том, что тревоги слегка разрядили обстановку, и мы с Сосиской даже разговорились. Перед нами стояла общая задача, мы обсудили, что нас ждет в Лондоне, и я впервые за эту поездку расслабился.

Из моих одноклассников на самолете успели полетать лишь единицы, и я в их число не входил. Словно на иголках сидел я возле окна рядом с Сосиской и ждал взлета. Думаю, стюардессе еще не попадался пассажир, который с таким вниманием слушал бы инструктаж по технике безопасности. Если самолет и упадет, я, по крайней мере, спасательный жилет надеть не забуду.

Загудели двигатели, и нас слегка вжало в сиденья. Вскоре взлетно-посадочная полоса закончилась, и я испугался, что самолет окунется прямо во фьорд, но мы взлетели. Мы летели. Как в сказке. Где-то внизу блестел Осло-фьорд, но мы-то сидели в креслах. С таким же успехом мы могли бы ехать в поезде. Сосиска свернул самокрутку и тотчас же, как только запрет на курение сняли, закурил. Он глубоко затягивался и казался ужасно довольным.

Прижавшись носом к иллюминатору, я смотрел вниз, на облака.

Стюардесса предложила нам выпить, и Сосиска попросил две маленькие бутылочки коньяка. Одну он выпил сразу, а вторую сунул в карман. Я взял две бутылки колы, но прикончил сразу обе. Немного погодя нас затрясло, но стюардесса по-прежнему улыбалась, а когда самолет пошел на посадку, меня переполняла гордость. Я летал на самолете.

Когда мы вышли на улицу с вокзала Паддингтон, меня захлестнули впечатления. На дороге вереницей выстроились лондонские такси и красные двухэтажные автобусы. Вокруг сновали бизнесмены и школьники в форменной одежде. Я будто очутился на фотографии из учебника английского. Я вытащил фотоаппарат и сделал снимок. Отель, в котором Сосиска забронировал номера, находился в районе под названием Бейсуотер. Сосиска развернул карту, и мы, хоть и растерявшись вначале, все-таки поняли, куда идти. Шагали мы быстро, но прохожие нас все равно то и дело обгоняли. Да, это вам не главная улица Фредрикстада.

Отель располагался в переулке, а хозяйкой его была худощавая старушка с сиреневыми кудрями. Она натянуто улыбнулась, зарегистрировала нас, впихнула в лифт, наверняка сконструированный еще в прошлом столетии, и захлопнула решетчатую дверь. Лифт дернулся и пополз наверх.

Мы слегка повоевали с дверью лифта, но все же справились, а когда Сосиска наконец вставил ключ в дверь номера, я почувствовал, как тревоги отступают.

Воздух в номере был спертый, но я распахнул окно и выглянул на улицу. Движение тут тоже было каким-то сумасшедшим. Я заглянул в ванную. В ванне лежали чьи-то волосы, но самым странным был такой же розовый ковер, что и в самом номере.

– Маме бы понравилось. Она обожает ковры.

Я рухнул на одну из кроватей – к моему удивлению, ужасно жесткую. Сосиска отпихнул в сторону чемоданы, уселся на вторую кровать и развернул карту.

– В номере сидеть – только время терять. Иди гляди.

Я уселся на корточках перед картой.

– Наш отель вот тут, – Сосиска ткнул пальцем в карту, – а это Гайд-парк, – зеленый квадрат был совсем рядом с отелем, – студия Пола Маккартни находится возле Оксфорд-Серкус, – Сосиска передвинул палец к станции метро, – но лучше нам дойти туда пешком. Идти с полчаса, но зато так мы хоть что-то увидим. К тому же нам надо перекусить.

Через пять минут мы уже спускались в доисторическом лифте вниз, я – в «битловской» куртке, а Сосиска – в полинявшей футболке с битлами же. У нас в запасе имелось всего четыре дня.

Мы шли по Оксфорд-стрит, когда Сосиска приостановился и показал на большую желтую букву «М» на противоположной стороне улицы:

– Зайдем в «Макдоналдс».

– «Макдоналдс»?

– Американские гамбургеры. В Норвегии таких не найдешь, – Сосиска уже шел по пешеходному переходу, – пошли, пока машин нет.

В нос мне ударил сладковатый запах фритюра, и я тотчас же почувствовал голод. Очередь была длинная, но двигалась быстро, и спустя всего пару минут мы уже стояли возле стойки. Молодой паренек вопросительно посмотрел на нас. К счастью, на стене висело меню с фотографиями блюд.

– Бигмак, – Сосиска показал на меню, – картошку фри и колу.

Я взял то же, что и он. За все мы заплатили чуть меньше четырех фунтов. Паренек стремительно выложил на подносы гамбургеры и напитки, гамбургеры – в коробочках, а картошка фри – в конвертиках. Я наблюдал за ним, разинув рот от восхищения. Мы взяли подносы и сели за столик возле входа.

Лишь укусив многослойный гамбургер, я понял, какой он огромный. И на вкус волшебный. Я вытащил фотоаппарат и запечатлел Сосиску с гамбургерами.

Дверь открылась, в кафе зашли двое панков, и все вокруг умолкли. Панки были в цепях, высоких ботинках и с такими прическами, что даже дикобраз позавидовал бы. Смотрелось и впрямь страшновато. Остановившись у двери, панки заозирались, но потом словно вспомнили, зачем пожаловали. Один из них направился к столу, за которым сидела семья с двумя маленькими дочками. У панка был розовый ирокез и темная татуировка на пол-лица. Девочки в ужасе прижались к родителям. Второй панк подскочил к нашему столику. Его черные волосы были разделены на четыре длинные сосульки, каждая по полметра, не меньше. Как они вообще не падали – вот что непонятно. В носу у него болтались два кольца. Он остановился перед Сосиской.

В следующую секунду его приятель сунулся к отцу семейства и заорал:

– Сдохните, сраные штатовские капиталисты!

Сосиска хотел было встать, но тут «наш» панк поднял руку и размазал Сосискину колу и бургер по стенке. Сосиска едва отскочить успел. В следующую секунду панки уже исчезли за дверью.

Девочки заплакали, а родители принялись их утешать, официанты быстро прибрались и принесли Сосиске новую порцию. Жизнь продолжалась.

– Тьфу, – Сосиска передернулся, – ты видел его глаза? Он же просто чокнутый.

Я кивнул.

– Я чуть не обделался.

Сосиска расхохотался, да так, что я тоже улыбнулся. Мне полегчало.

– Почему он так сбесился? – спросил я.

– Для них что «Макдоналдс», что американский капитализм, что дьявол – без разницы.