Текст книги "Лучше, чем секс"

Глава 2. Книга бесед

Корни наркомании: деградация американской политики в последние годы Американского Столетия… Оставь надежду, входящий сюда… Добро пожаловать на территорию мистера Билла: трагическая история человека, который боролся с силами зла и алчности на предвыборной тропе, от Кеннеди до Клинтона… Нет такой вещи как экс-джанки…

Я существую от начала мира, и буду существовать, пока последняя звезда не упадет с небес.

Хотя я принимал форму Гая Калигулы, я – все люди, и я – не Человек. Итак, я – Бог.

– Билл Клинтон, 1993

В НАШЕ ВРЕМЯ на прилавках найдешь не много хороших политических фильмов – и не так много их было снято вообще – но есть несколько действительно классных картин.

«Быть там» – одна из них, а также «Вся королевская рать». «Гражданин Кейн» расскажет вам много интересного о политике, как и ДФК[10]10
  Джон Фитцджеральд Кеннеди.


[Закрыть], и «Жизнь Ричарда Никсона». Но если вы хотите серьезный политический фильм, посмотрите, не торопясь, «Калигулу», фильм, который многие ценители назовут лучшим.

«Калигула» – подлинный ужас – сага о жадности, ошибках и коррупции, на фоне которых Никсон выглядит любителем, а Чарльз Мэнсон заурядным панком. Калигула был серьезным человеком, и он не видел пользы в журналистах.

ЕСТЬ МНОГО ПУТЕЙ заниматься искусством журналистики, и один из них – использовать ваше искусство в качестве молотка, чтобы уничтожать хороших людей – которые почти всегда принадлежат к вашим врагам, по той или иной причине, и которые обычно заслуживают, чтобы их искалечили, потому что они неправы.

Это опасная мысль, и немногие профессиональные журналисты одобрят её – они назовут её «мстительной» или «примитивной», или «извращенной», независимо от того, как часто сами делали такие вещи. «Эта чепуха всего лишь частное мнение, – говорят они, – и читателя обманывают, когда такие мысли не обозначают как частное мнение».

Хорошо… возможно, так и есть. Возможно, Том Пейн обманывал своих читателей. А Марк Твен был бродячим жуликом, и у него совсем не было морали, и он использовал журналистику в собственных грязных целях… А Г.Л. Менкена надо было посадить в тюрьму за попытки подать своё мнение доверчивым читателям как нормальную «объективную журналистику».

Менкен презирал такую критику, считал её бормотанием тупых йеху[11]11
  Название злобного племени из книги «Путешествие Гулливера». В США используется для обозначения реакционных консерваторов.


[Закрыть]. Особенно, если она исходила от знаменитого во всем мире кандидата в президенты Соединенных Штатов Уильяма Дженнингса Брайана. Брайан называл Менкена «позором журналистики» и говорил, что он «столь искривлен от природы, что не способен написать нормально даже заметку для страницы некрологов».

К несчастью для Брайана, он умер раньше Менкена – и заплатил за это страшную цену, когда Менкен написал некролог в American Mercury. Этот некролог был и остается одним из самых ужасных вещей, написанных о покойнике в истории Американской литературы. И я помню, как был потрясен, когда прочитал эту вещь впервые. Я подумал, о, боги, это зло. В школе меня учили, что Брайан был истинным героем, который вошел в историю. Но, прочитав жестокий некролог, написанный Менкеным, я понял, что для меня он навсегда останется чудовищем.

Очевидно Менкен высказал своё частное мнение – никаких сомнений – но я верил в него тогда и верю в него сейчас. Брайан был тупым скотом и бесноватым шарлатаном, который яростно утверждал в суде, что мужчины – не млекопитающие, и полагал, что всех несогласных с ним надо посадить в тюрьму. Его тень много десятилетий висела над Белым Домом, и его боготворили миллионы людей. Меня бросает в дрожь от мысли, что мои школьные друзья до сих пор считают его великим человеком.

Менкен понимал, что политика – та, что используется в журналистике – это искусство контроля над миром, и он не считал нужным приносить за это извинения. В моем случае, с помощью того, что можно вежливо назвать «охраняющей журналистикой», я применял описание событий как оружие давления на политическую ситуацию, которая ломала мой мир.

Это работало на Пата Бьюкенена.

И это почти работало на меня.

В политике нет благородства.

– Бенджамин Дизраэли

БЫВАЮТ ДНИ, когда в политическом бизнесе вы получаете то, что заслужили. Осенью 1970 года я чуть было не получил своё.

В тот год я баллотировался – кандидат от Чокнутых – в шерифы округа Питкин, Колорадо. Незадолго до Хэллуина я глянул на рейтинги и понял, что могу победить. Тайный опрос общественного мнения, проведенный Би-би-си ТВ, показал, что я значительно опережаю кандидата от республиканцев, а с кандидатом от демократов «иду ноздря в ноздрю».

Та кампания сочетала журналистику и политику. Что было необходимостью. У нас просто не было выбора.

Для заинтересованных людей:

Вопреки широко распространившимся слухам, вопреки пагубному стремлению некоторых лиц выдать желаемое за действительное, я очень серьезно отношусь к выдвижению своей кандидатуры на пост шерифа. Выборы состоятся в ноябре. Всякий, кто думает, что я шучу, глупец: 739 новых выборщиков, занесенных в списки после предварительных выборов в сентябре – это не шутка в округе, где общее количество голосов меньше 3000. Итак, пришло время, как я полагаю, покончить со злобными слухами и осознать, наконец, странную возможность того, что очередным шерифом этого округа вполне может стать журналист-сквернослов, у которого есть некоторые очень неприличные идеи относительно стиля жизни, правоохранительной системы и политической реальности в Америке. Почему нет? Это причудливый изгиб моей жизни, и, несмотря на естественный ужас от мысли стать главной свиньей, я чувствую в себе готовность. И я думаю, что Эспен тоже готов: не только к тому, что шерифом будет твердокаменный Чокнутый, но и к совершенно новому стилю местного правления – разновидности того правления, которое Томас Джефферсон имел в виду, когда использовал слово «демократия». У нас не очень хорошо получалось с этой концепцией – ни в Эспене, ни где-либо ещё – и доказательством нашей неудачи является крушение мечты Джефферсона. Оно преследует нас везде, от побережья до побережья, в теленовостях и тысячах ежедневных газет. Мы растранжирили фантастическую возможность, которую Эйб Линкольн называл «последней, лучшей надеждой человечества».

А может быть – нет. Не полностью, по крайней мере. Есть люди, которые утверждают, что мы ещё можем взять себя в руки, и спасти некоторые обломки. Но даже Никсон не захочет делать серьезные ставки на такую удачу. И на самом деле единственное соображение, почему нам все-таки стоит попробовать, это то, что у нас практически нет другого выбора. Альтернативы слишком мерзки – для наших детей, если не для нас самих.

Мрачная ситуация, до которой нас довели наши политики. Даже здесь, в Эспене. Наша долина перестала быть убежищем или укрытием от реальности, как было многие годы. Долина взяла лучшее от обоих миров. Она была форпостом городской «культуры», глубоко спрятанным в сельской местности, в Скалистых горах. Оказалось, что это хорошо продаваемый товар, как говорят в шоу-бизнесе, и за последние пятьдесят лет расцвела оргия продаж.

Теперь мы пожинаем бурю – проблемы большого города слишком злокачественные, чтобы их можно было решить в маленьком городе. Уличное движение Чикагского типа в городке без светофоров. Полицейские налеты в стиле Окленда для борьбы с наркотиками – но налеты всегда грубые и неумелые. Простоватые ковбои-копы не видят ничего плохого в том, чтобы, надев наручники на задержанных, ткнуть им кулаком под ребра, а шериф стоит рядом и смотрит, и тоже не видит в этом ничего плохого. В то время, когда владельцы ранчо стонут из-за районирования, нью-йоркские маклеры и жулики продают долину прямо у них из-под ног. Окружной прокурор владеет собственным рудником, где добывает железо, и собственными индустриальными трущобами, расположенными прямо у входа в долину. Окружные уполномоченные – грубые болваны, готовые как лакеи прислуживать любому дельцу из большого города, который хочет принять участие в распродаже.

Это кошмар, плохой фильм, страшная насмешка над всеми нами. Мы гадим в своем гнезде, и зловоние становится невыносимым. Где конец? Когда? Как? И кто победит обман?

Только серьезные люди умеют смеяться.

– Федерико Феллини

ХАНТЕРА ТОМПСОНА – В ШЕРИФЫ

1970 Эспен, Колорадо

ПРЕДВАРИТЕЛЬНАЯ ПЛАТФОРМА

6 из 13 пунктов

1) Немедленно покрыть дерном улицы. Разбить асфальт на всех улицах города отбойными молотками и использовать куски асфальта (после расплавления) для создания огромной парковки и автостоянки на окраине города – желательно подальше от глаз, где-нибудь между новыми очистными сооружениями и новым торговым центром Макбрайда. Все отходы и мусор можно сосредотачивать в этой зоне – в память о миссис Уолтер Пейпк, которая продала эту землю для застройки. Автомобили, которым будет разрешен въезд, будут перемещаться только по сети «аллей доставки», как показано на детальном плане, разработанном архитектором-планировщиком Фрицем Бенедиктом в 1969 году. Население будет перемещаться пешком и на флотилии велосипедов под контролем полицейских сил города.

2) Сменить название «Эспен» – проведя общественный референдум – на «Жирный Город». Это помешает жлобам, торговцам землей и другим шакалам зарабатывать деньги на названии «Эспен». Так, «Снежная месса в Эспене» – недавно проданная Кайзеру/Этне из Окленда, Калифорния – станет «Снежной мессой в Жирном Городе». «Дикие кошки из Эспена» – в числе их главных спонсоров «Первый национальный городской банк Нью-Йорка» и «Первая Бостонская корпорация» – станут называться «Дикими кошками из Жирного Города». На всех дорожных знаках и картах «Эспен» должен быть заменен на «Жирный Город». Местное почтовое отделение и торговая палата будут вынуждены использовать новое название. «Эспен», Колорадо прекратит существование. Материальные отголоски этой перемены в мире коммерции будут значительными: «Лыжные моды Жирного Города», «Слаломный клуб Жирного Города», «Музыкальный фестиваль Жирного Города», «Институт гуманистических исследований Жирного Города» и так далее. Главная выгода здесь заключается в том, что смена названия города не повлияет отрицательно ни на сам город, ни на людей, которые сюда приезжают по той причине, что это хорошее место для жизни. Как подействует смена названия на тех, кто приезжает сюда, чтобы дешево купить, дорого продать, а потом смыться, – совершенно очевидно… и в высшей степени желательно. Этих свиней надо отыметь, сломать, а потом гнать по всей земле как прогнивших тунеядцев, которыми они и являются.

3) Продажу наркотиков следует контролировать. Моим первым действием в качестве шерифа будет строительство на лужайке перед зданием суда помоста для наказания палочными ударами – чтобы публично наказывать бесчестных торговцев наркотиками. Каждый год эти пенососы вытягивают у миллионов людей миллионы долларов; их племя стоит в одном ряду с распространителями товаров и продавцами подержанных машин… и ведомство шерифа будет охотно выслушивать жалобы на дилеров в любое время дня и ночи. Тем, кто предъявляет жалобы, будет гарантирована защита от преследования – при условии, что жалобы обоснованы. (В этом пункте платформы следует отметить, что любой шериф любого округа в Колорадо по закону отвечает за проведение в жизнь всех законов штата, которые касаются наркотиков – даже тех законов, с которыми он лично не согласен. За каждый случай намеренного невыполнения закона полагается штраф до 100 долларов… Но следует также отметить, что законы предусматривают многие другие штрафы и наказания при многих странных и невероятных ситуациях, и как шериф я должен ознакомиться со всеми законами без исключения. Поэтому любой мстительный, некомпетентный придурок, который захочет обвинить мой офис в должностных преступлениях, должен быть полностью уверен в тех фактах, которые он предъявит.) Общая философия шерифа будет заключаться в том, что наркотики не должны продаваться для прибыли. Некоммерческие продажи будут рассматриваться как пограничный случай и будут оцениваться по их последствиям. Такой подход, как мы считаем, создаст исключительную и очень гуманную обстановку в Эспене (или Жирном Городе) в том, что касается наркотической культуры – которая настолько уже стала частью нашей местной действительности, что только фашист и безумец может говорить о попытках «искоренения». Так что единственно реалистичный подход – сделать жизнь в этом городе очень неприятной для любых спекулянтов, как в сфере наркотиков, так и во всех остальных сферах.

4) Охота и рыбалка должны быть запрещены для всех, кроме местных жителей и людей, которые получат разрешение, подписанное местным жителем – который будет по закону отвечать за любые нарушения и злоупотребления совершенные тем приезжим, за которого он «подписался». Штрафы будут тяжелыми, а общая политика будет заключаться в безжалостном преследовании всех нарушителей. Но – так же, как в случае с предполагаемой сменой названия города – это требование «подписи местного жителя» не будет иметь отрицательного действия ни на кого, кроме жадных, опасных фанатиков-убийц, которые представляют угрозу везде, куда бы они ни пришли. Этот новый план никак не затронет местных жителей – кроме тех, кто одобряет приезд «спортсменов». Такой подход – когда сотни или даже тысячи индивидуумов будут лично отвечать за защиту живущих в нашей местности животных, рыб и птиц – позволит нам de facto создать своего рода охотничий заповедник. Причем без жестких ограничений, которые придется соблюдать и нам, если эти кровожадные идиоты будут продолжать роиться здесь каждую осень, стреляя во всё, что попадается им на глаза.

5) Шериф и его заместители никогда, ни при каких условиях не должны носить оружие в общественных местах. Все городские бунты, перестрелки и кровопролития (с использованием огнестрельного оружия), если вспомнить недавнее прошлое, были спровоцированы теми копами, которые в приступе страха охотно нажимают на курок. И ни одному копу в Эспене не приходилось использовать огнестрельное оружие на протяжении уже стольких лет, что я без опаски предлагаю вознаграждение в 2 доллара наличностью тому, кто сможет вспомнить такое происшествие (информацию присылать на адрес: Почтовый ящик К-3, Эспен). При нормальных условиях полицейской дубинки, такой как MK-V, которую производит General Ordnance, более чем достаточно для быстрого решения любой проблемы, связанной с насилием – из тех проблем, что могут возникнуть в Эспене. А то, с чем полицейская дубинка не может справиться, так или иначе требует подкрепления… в таких случаях ответ всегда должен предусматривать массированное возмездие. Жестокая атака с применением огнестрельного оружия, бомб, перечных аэрозольных генераторов и всех других видов оружия – необходимое средство для восстановления гражданского мира. Идея разоружения полиции заключается в снижении уровня насилия – одновременно гарантируется ужасающее наказание для любого идиота, который попытается применить насилие к безоружному копу.

6) Свирепое преследование людей, которые в любой форме насилуют землю, будет политикой ведомства шерифа. Немедленные действия будут предприняты по любому поводу и по всем обоснованным жалобам. Моим первым действием в офисе – после сооружения помоста для наказания наркоторговцев – будет организация бюро для расследования фактов насилия над землей. Любой гражданин сможет написать заявление о конфискации, об остановке, об опасениях, об ужасе… да… даже заявление о предположениях… против любого жлоба, которому удалось обойти наши старомодные законы об охране природы и поставить бак с гудроном, выкопать канаву для слива отходов или гравийный карьер. Эти заявления будут рассматриваться с чрезвычайным усердием… и всегда – следуя букве закона.

Селах[12]12
  Selah – слово из иврита. Значение этого слова толкуется по-разному. В данном контексте: «обдумайте прочитанное и сделайте выводы».


[Закрыть].

ЭТО БЫЛО ужасно. Я был на грани того, чтобы принять руководство над всей машиной правосудия в округе Питкин, Колорадо. На моих условиях, с избирательной платформой, которая гарантировала, что заместители шерифа не будут кушать мескалин на службе (компромисс, заключенный в последнюю минуту с моими юристами).

Поверь моему слову, Бубба, это была фантастика. День, когда я проиграл всего четырьмя процентами голосов, был самым удачным днем в моей жизни. Если бы я выиграл, я бы сейчас всё ещё сидел в тюрьме. Система была не готова к власти Чокнутых. А мы были очень близки к победе. Я решил, что надо взять перерыв. Голливуд. Лас-Вегас. Сайгон.

Но всё это не работало. Зимой 1971 года я обнаружил, что нахожусь в Вашингтоне и на основе полной рабочей занятости освещаю президентскую политику. И я всё ещё зол.

Следующие два года были причудливыми – но это другая история. И фиг с ней.

Политика похожа на фондовую биржу: это плохой бизнес для людей, которые не могут позволить себе проигрыш.

– Ричард Никсон, Нью-Гемпшир, 1968

МНОГИЕ ЛЮДИ говорили эти слова. Но в моей памяти они навсегда связаны с Ричардом Никсоном. Помню, как зимой 1968 года он блестел глазками, сидя за своим постным завтраком в Манчестер Холидей Инн, перед тем, как отправиться с Патом Бьюкененом на арендованном желтом «Меркурии» на местную телевизионную станцию. Они собирались сделать рекламный ролик «Никсона в президенты». Им пришлось оплатить ролик наличными до того, как Никсону разрешили встать перед камерой.

Никсон заплатил. Или, может быть, Патрик. В ту пору у босса не было проблем с деньгами. По крайней мере, так казалось.

У Никсона было два голубых, в белую полоску костюма «сенатор» и целый шкаф, полный хрустящими белыми рубашками, и несколько пинт джина и замечательный маленький реактивный самолет «Лир», рассчитанный на четырех пассажиров и двух пилотов. Никсон очень им гордился. Однажды ночью он провел для меня маленькую экскурсию по самолету, отмечая некоторые вещи, которые ему особенно нравились, в том числе чрезвычайно высокую крейсерскую скорость. «На самом деле, черт возьми, он оказался намного быстрее, чем они говорили, – сказал Никсон. – Эта штука так чертовски быстра, что нет необходимости в нужнике». Он засмеялся и неопределенно махнул в сторону задней части самолета, где в старые добрые дни мог бы, по его мнению, располагаться туалет. «Нужники в таких самолетах стали анахронизмом, – сказал он. – Здесь у вас просто нет времени посрать!»

Никсон был веселым в те дни, и такими же были предварительные выборы в Нью-Гемпшире. Здесь вы могли увидеть зло вблизи. В Нью-Гемпшире невозможно избежать встречи с этими проклятыми кандидатами в президенты. Многие из них – крикуны или козлы отпущения, которым нечего терять, и обычно они даже не находятся под защитой секретной службы. Нью-Гемпшир напоминает о старых добрых днях, как мог бы сказать мистер Никсон, когда И-эс-пи-эн[13]13
  Канал кабельного телевидения, по которому круглосуточно передают спортивные передачи.


[Закрыть] показывал все игры первого круга баскетбольного турнира Национальной студенческой спортивной ассоциации. В первом круге играли всякие психи, и каждый раз они побивали кого-нибудь великого. Или почти. Как, например, в 1986 году, когда ущербная команда из семи человек, которая называлась «Дельта Дьяволы» из Миссисипи почти сокрушила знаменитую команду «Дьюк». Тогда «Дьяволы» проиграли только потому, что к концу игры все их игроки были удалены за нарушения.

НЬЮ-ГЕМПШИР был чем-то подобным. Здесь было одно из тех мест, где всех, кто на самом деле увлекался политикой (истинных политических джанки), можно было найти зимой каждого четвертого года, когда прибывала первая волна кандидатов. Похоже на день открытия сезона скачек в Саратоге. Игроки появлялись всегда.

Предварительные выборы в Нью-Гемпшире были такими забавными и столь абсолютно необходимыми для понимания кампании в любом году, что много людей чувствовали почти генетически императивную потребность быть здесь, как американские журавли – в Небраске.

Какое-то время я был одним из них. Я резервировал за два года – даже четыре – свой чистый, хорошо освещенный номер в сегодня знаменитом «Вейфарерс Инн» в Манчестере, где останавливались гонщики и разворачивалось всё действие.

Настроение в «Вейфарерс» было как в казино. Проигрыш в Нью-Гемпшире был постоянным явлением, а победа была гарантированным быстрым полетом куда-то – может быть, в Белый Дом – или, по крайней мере, к громкому уходу. Возможно, уходу скорому, ну и что?

Здесь было то, что они называют «пьянящей атмосферой» – как бродить по загону при ипподроме и пытаться почувствовать возможности скакунов. Однажды ночью, всего несколько часов до открытия избирательных участков, я вернулся в свой номер и обнаружил, что его занял Уолтер Кронкайт…

Я так и не простил его за это.

Но я простил «Вейфарерс». У них не было выбора. Это было чисто вопросом мускулов, и у меня их не хватило. Это политика, Бубба! Она почти не меняется.

Но у меня был кандидат-победитель того года, а у Уолтера нет. (Он также не простил мне этого, несмотря на то, что я, позднее, пытался включить его в команду.) Уолтер – тупая, злобная, порочная, бьющая ножом в спину старая подделка под человека, и он вовсе не то, чем кажется, и – Оп-ля! Не обращайте внимания. Я, наверно, думал о Джордже Буше. Вот это свинья! Нет, Уолтер никогда не был таким. Он был честным человеком, а Джордж Буш – спятившая жертва. Разница очень велика.

Я ЗАРЕЗЕРВИРОВАЛ номер в «Вейфарерс» на февраль 1991 – но отказался от заказа, более или менее в последний момент. Я решил остаться в стороне и не использовать свой шанс посмотреть на лидирующего кандидата…

Разумное решение, как я думал. На фиг их всех. Джордж Буш выглядел непобедимым, а демократы были бандой дублеров, задниц, которые, вероятно, надеялись на рывок в 1996 году… Ещё бы! Прошу, произносить моё имя правильно! Я – кандидат в президенты, а ты нет – так что убирайся, черт возьми, с моего пути, если ты не голосуешь. И следующий раз, Бубба, когда увидишь, что я иду, лучше убегай!