Текст книги "Никогда не поздно стать счастливой"

Хайке Абиди
Никогда не поздно стать счастливой

Original title: Fur Gluck ist es nie zu spat by Heike Abidi

© 2021 by Penguin Verlag, a division of Penguin Random House Verlagsgruppe GmbH, Munchen, Germany.

© Чернышева Е. В., перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке. Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2024

Часть первая
Прощание

Вот бы оказаться на море

Итак, теперь я вдова… Именно эти слова пронеслись в голове у Йоханны. «Вдова» – какое странное слово. Даже по звучанию сразу понятно, что у него древнее происхождение. Йоханна вспомнила свою бабушку, которая была уже вдовой в тот момент, когда она только появилась на свет.

Рука непроизвольно потянулась к подвеске с аквамарином на шее, доставшейся ей по наследству. Камень успокаивал своей прохладой. Тут же ее мысли перенеслись к Вдове Больте[1]1
  Персонаж известной книги «Макс и Мориц» Вильгельма Буша. – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть], потом перепрыгнули к «Веселой вдове», а затем к ее бывшей учительнице по латыни, которая сама себя называла «вдо-о-ова», делая протяжным «о-о-о» и меняя ударение.

Йоханна не чувствовала себя бабушкой, хотя в ее возрасте это могло быть вполне вероятным, не чувствовала себя и странненькой учительницей латыни. Она чувствовала совершенную растерянность, внутреннюю пустоту и усталость от того, что происходит.

– Будь сильной, держись! – тихо сказала ей седовласая дама с колким взглядом голубых глаз и взяла в свои костлявые руки ее ладони. Голос дамы был спокойным и почтительным.

Йоханна кивнула, лихорадочно пытаясь припомнить ее имя. Скорее всего, она была одной из многочисленных тетушек или кузин Рене, которых она видела раз или два в своей жизни.

Кажется, ее имя начиналось на Т. Текла? Теа? Тереза? Как бы ее ни звали, теперь она уже ей больше не родственница.

– Невозможно поверить!

У Йоханны было чувство, будто она героиня плохого кино, куда ее случайно занесло. Только вот не было режиссера, который бы крикнул «Отлично, снято!» в конце очередной сцены. Перед ней была могила, куда только что опустили гроб с Рене Ландграфом, рядом толпились люди в черном, выражавшие ей свое сочувствие.

– Мои искренние соболезнования!

– Если тебе когда-нибудь что-то понадобится…

– Держись! Мы всегда рядом.

Йоханна была знакома лишь с некоторыми из них. В основном с соседями. Рене никогда не было так уж важно поддерживать отношения с родственниками, однако они сочли нужным попрощаться с ним. У самой Йоханны не было ни братьев, ни сестер, ни других родственников. За исключением Аники, но и та не приехала.

Она окинула взглядом присутствовавших. Неужели семейство Рене настолько многочисленно, иначе кто все эти люди, нашедшие время прийти, чтобы отдать ему последний долг? И что это вообще значит – «последний долг»? Странное словосочетание.

– Он был прекрасным человеком!

– Ох уж этот проклятый рак.

– Лучшие уходят раньше других…

– Мы всегда будем помнить его.

Всегда?

Наверное, тут собрались его коллеги из клиники. Или партнеры из бизнес-клуба, которые рассказывают всем о благотворительности, а сами занимаются тем, что везде пропихивают друг друга. «Здесь ты мне, а там я тебе. Вместе мы – сила!» Много приличных мужчин… Да и женщин тоже. Благодарные пациентки? Коллеги? Медсестры? И скольких из них он видел голышом?

К счастью, никто не ждал от нее пространных ответов, поэтому Йоханна ограничивалась тихим «спасибо» и коротким рукопожатием.

А что ей было говорить? Что она не чувствует ничего, кроме полной пустоты?

– Ты такая мужественная, дорогая! – произнесла Карина, ее соседка, супруга адвоката, тренер по йоге и страстная поклонница курсов по гончарному мастерству.

Йоханна позволила обнять себя в надежде, что этот момент будет максимально коротким. Уж очень она не любила, когда до нее дотрагивались люди, по сути, совершенно чужие. Обычно при встрече в булочной или во время стрижки кустов в саду они с Кариной просто кивали друг другу или обменивались парой вежливых фраз, не более того. И как этот стиль общения мог изменить тот факт, что теперь она вдова?

– Держись, тебе надо проработать горе!

Это сказала Ванесса, бывшая жена главного врача клиники, где работал Рене. После развода она устроилась на полставки консультантом по решению жизненных ситуаций и была известна своими многозначительными замечаниями. Видимо, у нее не так уж и много работы, иначе бы она не стала использовать похороны как повод найти новых клиентов. Или ее «проработать» – всего лишь профессиональная привычка?

– Я справляюсь, – ответила Йоханна на всякий случай – только лишь для того, чтобы раз и навсегда дать понять: никакая терапия ее совершенно не интересует. И тем более от Ванессы, которой и самой не помешало бы «проработать» свой развод.

Йоханна с ужасом вспомнила звонки по ночам, когда Ванесса рыдала в трубку и жаловалась не самым трезвым от мерло голосом. Пришлось переключать телефон на беззвучный режим перед сном – только так можно было спокойно заснуть. Остается надеяться, что Ванесса не станет организовывать с ней клуб одиноких женщин.

– Да, я справляюсь, – повторила Йоханна, проведя ладонью по щеке, как будто бы вытирая слезу. И не потому, что слеза на самом деле была, а для того, чтобы не выглядеть слишком резкой, а заодно напомнить Ванессе, где она сейчас находится. Ведь горюющей вдове все позволено, да?

А потом она оказалась одна перед только что закопанной ямой в земле. Голубое июньское небо, казалось, подсмеивалось над ней. Серая ноябрьская погода подошла бы куда лучше. Ну а летом… летом хотя бы гроза.

Бо́льшая часть пришедших на похороны уже направлялись в сторону парковки, чтобы поскорее оставить эту грустную историю позади. Несколько человек пошли к кафе напротив кладбища, где собирались вспомнить усопшего за чашечкой кофе. Туда же был приглашен священник с елейным голосом.

Йоханна с удовольствием пропустила бы это мероприятие. Но придется как-то вытерпеть и его. В конце концов, она была мастером прятать свои собственные желания куда подальше.

Но на пару минут ее все же оставили одну. Все, вероятно, понимали, что новоиспеченной вдове, женщине, для которой Рене был самым близким человеком, хотелось бы попрощаться с ним наедине. Ей действительно хотелось остаться одной, потому что она уже устала обмениваться с его многочисленными тетушками и кузинами фразами о том, сколь велика и трагична потеря и как ей, должно быть, плохо… Выслушивая их соболезнования, отвечая на них, она думала о том, как было бы хорошо быстро сесть в машину и уехать подальше отсюда, к морю.

И вот она стояла и смотрела на гроб. Точнее, на гроб высшей ценовой категории, из красного дерева, с блестящей латунной фурнитурой. Рене сам так решил. Хотя, если бы он этого и не сделал, выбор бы все равно пал на эту модель. Йоханна хорошо знала изысканный вкус своего супруга, в том числе и его любовь к статусным вещицам. Поэтому было бы неправильно провожать мужа в последний путь в каком-нибудь сосновом гробу.

Она старалась не думать о том, как Рене будет лежать там, внизу, и мало-помалу разлагаться, как его будут есть черви, пока от него не останется один только скелет.

Никаких черных мыслей!

Но и утешения она не искала – только поддержку.

Последние месяцы она толком не жила, а скорее существовала. День и ночь была занята уходом за Рене. И потом – различные формальности, связанные с его смертью. Нужно было всем сообщить, поговорить со священником, организовать церемонию прощания, заказать цветы, определиться с местом захоронения, найти подходящий костюм для Рене.

Теперь все закончилось. И чтобы заполнить пустоту внутри, она пыталась вспоминать самые хорошие моменты. Их первую встречу. Его невероятно романтичное предложение. Путешествия. Рождение Аники. Блеск его глаз, когда он впервые взял на руки это маленькое создание…

Но эти картинки перекрывались в ее сознании другими, уже не столь светлыми воспоминаниями. Последние недели были похожи на ад и для него, и для Йоханны. Постоянно видеть, как тело все больше и больше подводит его, – вот это было куда тяжелее, чем просто уход. Хуже всего было осознавать, что она испытывает к мужу только жалость. А теперь стоит перед его могилой и совершенно ничего не чувствует.

Возможно, было бы лучше поплакать. Но у нее не было слез, только тяжелый камень где-то в груди.

В кафе практически все места были заняты. Как раз так, как она и рассчитывала, бронируя помещение на этот день: примерно тридцать человек. На столиках стояли кофейники, блюда с десертами: рулеты с разными начинками, яблочный пирог с посыпкой, сырный пирог, – а также бутерброды, выглядевшие довольно безжизненно. Йоханна поморщилась. Последние несколько дней у нее вообще не было аппетита, а сегодня и подавно.

Но у тех, кто пришел, очевидно, было другое настроение, потому что они с энтузиазмом принялись за угощение. Йоханна никак не могла понять, почему на похоронах все так по-разному себя ведут: одним кусок в горло не лезет, а другие, напротив, могут проглотить кучу еды. Как будто хотят сами себе доказать, что, слава богу, живы и обмен веществ у них прекрасно функционирует.

– Тут есть местечко для тебя!

Голубоглазая тетушка размахивала руками над головой, как сотрудник аэропорта, указывающий пилоту взлетную полосу.

Чтобы не показаться невежливой, да и потом надо было где-то присесть, Йоханна пробралась к ней. И наконец вспомнила имя: тетушка Тильда.

Пока она пыталась влить в себя кофе, Тильда без остановки рассказывала, каким сообразительным был Рене в детстве. И забавным. С румяными круглыми щечками и очаровательными кудряшками. Йоханна, слушая ее, вспомнила осунувшееся от болезни лицо, лысую после химиотерапии голову и темные круги под глазами без ресниц. Но она не стала прерывать Тильду, а только механически кивала в ответ.

Как бы ей хотелось, чтобы Аника сейчас поддержала ее. Дочки катастрофически не хватало. Но это уже совсем другая история… Отсутствие Аники имело под собой определенные причины. Йоханна понимала, что ее работа на Амазонке очень важна и что оттуда не так-то просто вырваться. Но все равно было очень горько от этого.

А Тильда уже успела поменять тему и перечисляла все случаи рака в своем окружении. У почтальона была язва желудка, переросшая в рак, у официантки из пекарни – лейкемия, а у племянника невестки ее соседки – рак голосовых связок.

– Рак голосовых связок! Я даже подумать о таком не могла! – От возмущения у Тильды затрясся второй подбородок.

– Какой кошмар! – произнесла Йоханна в ответ.

Эта женщина ее определенно раздражала. Сколько еще продлятся поминки, хотелось бы знать. И нужно ли оставаться до самого конца?

– Госпожа Ландграф, а как быть с оставшимися пирожными? Вы заберете их с собой?

Йоханна вздрогнула. Она не заметила, как подошла официантка.

– Нет, только не… я…

Она запнулась. Ей показалось, что будет невежливым сказать: она не желает видеть у себя дома остатки поминального угощения.

– Я не ем… глютен, – выкрутилась она. Деликатно солгала. Она не умела врать так же искусно, как это получалось у Рене, но запинку явно спишут на ее сегодняшнее состояние.

К счастью, официантка тут же предложила:

– Я могу разложить их по маленьким коробочкам и раздать гостям.

Отличная идея! К тому же пирожные всем, кажется, понравились. И все наверняка расценят это как знак окончания мероприятия.

– Да, будьте добры, так и сделайте! – ответила Йоханна с облегчением; хотя бы эта проблема решена.

Чуть позже стали прощаться и уходить первые гости. А за ними потянулись и остальные. Официантка еле успевала раздавать коробочки.

Йоханна чисто автоматически отвечала на рукопожатия, мимолетные объятия и подбадривающие фразочки; благодарила за то, что пришли, за венки, букеты и добрые слова. Обещая передать Анике при первой же возможности привет, она старалась оставаться внешне спокойной, а у самой внутри все разрывалось. «Почему не приехала Аника?» – этот вопрос буквально висел в воздухе, но, по счастью, никто не задал его вслух.

Наконец она осталась вдвоем с похоронным агентом. Невысокий мужчина с редкими волосами и выпирающим брюшком вел себя настолько скромно, что она не замечала его присутствия и только теперь обратила внимание.

Агент протянул ей книгу соболезнований, куда все желающие написали теплые слова, и дополнительно – папку с открытками от тех, кто не сумел прийти или же принес их с собой, следуя традиции. Затем он сообщил обо всех формальностях, которые уже успел уладить, и перечислил то, что еще оставалось сделать. Также он напомнил о компенсации издержек, сказав, что счет пришлет позже. Йоханне потребовалась пара секунд, чтобы сообразить, что он имел в виду счет на оплату своих услуг. Вероятно, такая формулировка была для него слишком простой, хотя понятно, что никто свою работу – а уж тем более такую! – бесплатно делать не будет. Никто и не ждет от похоронного агента, что тот станет оказывать услуги исключительно из альтруизма.

Она снова кивнула, забирая протянутый листок бумаги.

Это был список дел. Там значилось: «Благодарности. Свидетельство о наследовании. Выбрать надгробный памятник…»

«Жить дальше» – там не значилось, и она не знала, как это теперь делать.

До сих пор Йоханна всем отвечала, что справится. Но теперь, сев в машину, она не была в этом так уверена. Она даже двигатель не смогла завести! Делала это как будто впервые. Не получилось. Пришлось глубоко вздохнуть и попробовать снова.

Двигатель завелся, и она поехала домой.

Почтовый ящик был переполнен. Конверты с черной полоской Йоханна сразу переложила в папку с открытками. Еще там были два счета на оплату и рекламные листовки.

Когда она зашла в просторную гостиную, по телу пробежал холодок, несмотря на теплую летнюю погоду. На какое-то время, которое показалось ей вечностью, взгляд остановился на том месте, где еще пару дней назад стояла кровать Рене. Затем она одернула себя. Надо было что-то сделать. Позаботиться о себе. Сделать что-то хорошее для себя, ведь, кроме нее, никто этим не займется. Немного тепла, музыки и спокойствия – сейчас это то, что нужно.

Йоханна включила «Флитвуд Мэк», заварила травяного чая и села на диван. Чай стоял рядом, на коленях лежала папка с открытками. Она брала конверты и открывала один за другим. Открытки не отличались разнообразием: сложенные в молитву руки, плакучие ивы, поникшие колоски, кресты, одинокие лодки на море, дороги, ведущие в никуда, и почти все это в черно-белом цвете. Трафаретом банальные слова: «Искренние соболезнования» или «Сочувствую».

Написанные от руки тексты можно было разделить на три группы. Кто-то ограничился короткими фразами или даже просто подписью. Другие списали откуда-то цитаты, добавив к ним пару строк от себя. И лишь несколько человек нашли чудесные слова, чтобы хоть как-то утешить ее. Йоханна понимала, что все хотели одного – поддержать ее, но легче ей не стало.

В большинство открыток были вложены деньги. Чаще всего купюры в двадцать евро, а порой и в пятьдесят, и лишь несколько человек вложили по десятке. Йоханну это искренне удивило, она на такое не рассчитывала. Ей даже было в некотором роде неприятно видеть эти купюры, но и возвращать их было бы неловко. В одной из открыток она прочла: «На оформление могилы». Ах вот на что… Но она собиралась положить простую гранитную плиту без изысков. Пришла мысль, что деньги можно потратить на благотворительность. Передать в Greenpeace, или Unicef, или Amnesty International… да куда угодно.

Вдруг ей показалось важным отметить, кто сколько денег положил. Она достала блокнот и ручку, составила список. Погрызла кончик ручки и сделала пометки, кто ограничился дежурными соболезнованиями, а кто написал искренние слова поддержки и утешения. Удивительно, но столь общительная тетушка Тильда оказалась в группе скупых на слова – в ее открытке было лишь «Т. Бергер» и больше ничего. Йоханна даже не сразу поняла, кто это, и, только посмотрев обратный адрес на конверте, сообразила, что это она.

Остался последний конверт, определенно больше и толще остальных. Ее сердце сразу застучало сильнее, когда она поняла, от кого это. Инес Фальк. Та самая Инес, с которой она еще до свадьбы так хорошо дружила! Они знали друг о друге все до мелочей: каждое желание, каждую мечту и каждую бредовую идею.

Телефонный звонок выдернул ее из собственных мыслей. Йоханна вздрогнула, но так и не сдвинулась с места. Она ни с кем не хотела разговаривать. Ее самообладания хватило на церемонию похорон, и даже не пришлось принимать успокоительное, прописанное врачом, но сейчас она сдулась.

Включился автоответчик. Йоханна решила прослушать сообщение. Если бы это была Аника, она бы, конечно, сразу ответила. Но голос в трубке мажорно пропел о каком-то выигрыше. Чертовы мошенники!

Взгляд вернулся к конверту – она все еще держала его в руках. Было похоже на книгу. Милая Инес! Наверняка каким-то невероятным образом узнала о смерти Рене и решила порадовать старую подругу. Какой-нибудь запутанный роман? Или увлекательный триллер, который так цепляет, что забываешь обо всем вокруг. Или пособие по «проработке» горя. Или про внимательность. Или сборник религиозных цитат. Хотя нет, на Инес это не похоже. Во всяком случае, на ту Инес, которую она знала.

Они с Инес были похожи по характеру и отношению к жизни. Но когда это было… Йоханна и сама изменилась. От молодой, окруженной поклонниками девушки, какой она была, уже мало что осталось. Не было ни стройной фигуры, ни длинной косы, ни амбициозных целей, ни романтических мечтаний… Время не только залечивает раны, но и стремительно уносит человека от, казалось бы, непоколебимого оптимизма молодости.

Йоханна еще помнила, с каким радостным нетерпением смотрела в будущее. Она была честолюбивой студенткой и не сомневалась в том, что стоит на пороге успешной карьеры. Она стремилась стать счастливой, и ничто не должно было помешать ей воплотить свои мечты.

Что бы подумала Инес, если бы увидела, в кого она превратилась? Кучка жалости. Женщина, закопавшая свою жизнь в песок… Для такой психологическое пособие подошло бы больше, чем увлекательный роман.

Что же это? Йоханна вскрыла конверт. Там была не книга, а чистая тетрадь в клеточку. Надо же, именно в клеточку, как ей всегда и нравилось. Неужели Инес даже это помнит?

В тетрадь была вложена открытка. Но не черно-белая траурная, а с яркими подсолнухами.

Дорогая Йо!

Жалко, что я не написала тебе раньше. Не надо было ждать «повода», а уж тем более такого грустного.

Дорогая Йо, обнимаю тебя! Очень крепко! Я знаю, ты терпеть не можешь объятий, особенно от чужих людей, но мы все же не совсем (еще) чужие друг другу…

Даже если и прошло столько времени с тех пор, как мы последний раз виделись, ты все равно остаешься очень близким мне человеком.

Но сегодня я хочу написать не о своих чувствах, а о твоих. Я искренне желаю тебе, чтобы однажды ты снова почувствовала радость и счастье, даже если сначала придется пройти через печальную тьму.

Ты же знаешь, что все переживания должны излиться от сердца на бумагу, чтобы потом из этого родилось что-то новое и прекрасное.

Ты все еще ведешь дневник, правда?

А если вдруг нет, то эта тетрадь именно то, что тебе нужно, чтобы начать сначала.

Твоя Инес

Рядом было написано другим угловатым почерком: Том.

Йоханна вздохнула. До сих пор она не задумывалась о том, как сильно ей не хватает лучшей подруги. Или, точнее сказать, как сильно она соскучилась по Инес. По их взаимопониманию, безграничному доверию и бесконечному единению – пауза в пару десятков лет не может все это разрушить.

С другой стороны, Инес ведь не знает, какая Йоханна сейчас. Об этом отчасти говорит ее подарок. А может, она права? Неужели стоит снова завести дневник? После всех этих лет? После всего, что произошло? Она ведь уже не подросток и даже не студентка… А раньше они с Инес обменивались дневниками, чтобы поделиться друг с другом своими тайнами и секретами.

Йоханна с самых юных лет вела дневник. Когда же она прекратила свои записи? Незадолго до свадьбы, наверное. Ей тогда показалось, что это как-то очень по-детски – писать о своих переживаниях, тратить на это столько времени, которого в тот момент не хватало.

Может, это было ошибкой, потому что, сама того не замечая, она прекратила не только писать о своих мечтах, но и мечтать. Мечтала она теперь только во сне, да и то не всегда потом могла вспомнить, что же ей приснилось.

Йоханна где-то слышала, что есть на свете люди, которые ведут дневник сновидений. Ей казалось это совершенно бессмысленным. Так же, как и толкование снов. Белиберда и чушь какая-то! А вот просто вести дневник ей когда-то очень нравилось. Это помогало разобраться в собственных мыслях и чувствах.

Да, наверное, Инес права. Может быть, это как раз то, что ей сейчас нужно. Во всяком случае, это могло бы стать ее каждодневным занятием и помочь внести порядок в будничную жизнь. То есть как минимум два положительных момента в этом было.

А с другой стороны, с чего начать?

Сегодняшний день ей хотелось как можно быстрее стереть из памяти. Да и последние недели, полностью занятые болезнью Рене, тоже не хотелось ворошить.

А то, что было до того…

Йоханна задумчиво сидела, глядя на пустые страницы, которые так и просили, чтобы их поскорее заполнили. Но о чем писать? Строить какие-то планы? Впереди ее ждали минуты, дни, недели и месяцы, но у нее не было ни малейшей идеи, что теперь делать с этим образовавшимся после смерти мужа временем.

Инес закатила бы глаза, услышь она это. Как же так, неужели Йоханна, которая раньше жаловалась, что ей не хватает двадцати четырех часов в сутках, чтобы охватить все, теперь не знает, на что потратить свое время.

Ей нужны новые задачи. Или как минимум какое-то хобби… А вести дневник в любом случае лучше, чем ничем себя не занимать.

Преодолевая сомнения, Йоханна взяла ручку и начала писать.

Первые строчки напоминали каракули, ведь она давно ничего не писала от руки, не считая списка покупок. Ее когда-то красивый почерк совсем проржавел. Но очень скоро она поймала себя на чувстве, будто никогда и не прекращала писать…

Дорогая Инес!

Ты, вероятно, единственный человек, с которым я когда-либо была настолько откровенна, даже откровеннее, чем сама с собой. Поэтому я начну писать так, как будто пишу тебе, хотя ты, возможно, никогда этого и не прочитаешь.

Мне хочется быть сейчас абсолютно искренней. И начну я сразу с признания в том, о чем никогда бы не решилась сказать вслух.

Я наконец-то свободна.

Последние недели были катастрофически трудными. Ухаживать за смертельно больным мужем, которого больше не любишь, – это крайне изнурительное занятие.

С сегодняшнего дня, не считая…

Конечно, я устала. Но я не плакала. Потому что мне больше жалко потерянных лет, чем Рене.

Конечно, я не рассказывала никому, как у нас обстоят дела в семье. Да я и сама этого долго не понимала. А потом этот диагноз…

Почему я вообще осталась с ним? Все по той же причине, почему я выбрала для него самый дорогой гроб, какой он сам себе хотел. Не выполнить это его желание означало бы какую-то дешевую расправу, как бить лежачего. Это было нужно не мне. Но, в конце концов, у меня есть еще и моя жизнь. В отличие от него.

И, ну конечно, были и хорошие времена. Во всяком случае, в первые годы нашего брака. Были, к примеру, прекрасные комплименты от Рене. Его способность вдохновлять. Его целеустремленность, которая так мне нравилась в нем. Его хороший вкус. Его уверенность в себе. Когда он заходил в комнату, внимание всех сразу сосредотачивалось на нем. Во время разговоров с ним у меня всегда было ощущение, что я значу для него очень много, как будто в этот момент для него не существовало никого больше в целом мире.

Тогда, во время нашего знакомства, мне очень льстила его полная концентрация на мне. А потом мне стало ясно, что так он общается со всеми, даже со своими пациентами, которые его из-за этого боготворили.

Постепенно я стала чувствовать, что Рене, по сути, интересовался только одним человеком: самим собой. И никем больше. А мною так вообще меньше всего. Даже когда пытался играть на людях роль образцового супруга. Супруга, который дарит цветы и осыпает комплиментами. Цветы были не более чем красивым жестом, а комплименты становились все реже и произносились только в присутствии других людей. Так, для поддержания его собственного имиджа.

Все это прокручивалось в моей голове на кладбище, пока его гроб не опустили в могилу. Я не хотела вспоминать о нем плохо. И уж тем более не на его могиле. Это было бы невежливо.

А сейчас я одна дома и могу думать все что хочу. Но в моей голове одна пустота. Я не чувствую облегчения, хотя могла бы.

Если ты вдруг действительно когда-нибудь будешь читать всю эту мою писанину, наверняка будешь удивлена. И ты захочешь узнать, зачем я вообще допустила то, что сделало мою жизнь несчастной? И почему я не перестала любить Рене?

Честно говоря, я не знаю, как сейчас ответить на эти вопросы. Наверное, для этого стоило бы рассказать всю историю моего брака с самого начала, чтобы самой разобраться, как так все получилось. Но не сегодня. Сегодня я хочу только под одеяло и спать…