Текст книги "Драгоценная ты"

«Мы, нас».

Как же это прекрасно звучало! Не вязалось с моим одиноким существованием, бередило нечто давно забытое. Ты и я – мы можем стать подругами. Союз поколений – неоперившийся репортер и бывалый редактор против общего врага (в нашем случае «врагини»).

– Не переживайте! Ничего страшного, – отмахнулась я и залпом прикончила вторую порцию джина.

– А я переживаю… Я вообще ужасная паникерша. А вы? Я не говорю про то время, когда у вас была…

– Серая муть, так я ее называю.

– Если не секрет… у вашей болезни… был триггер?

Я вздохнула и склонила голову набок, словно решала, можно ли с тобой откровенничать. Разыгрывала комедию. Как ни грустно, честно говоря, я смертельно хотела поскорей все тебе выложить. Пока я делала вид, будто задумалась над твоим вопросом, ты произнесла:

– Мне можно доверять. Правда.

Я очень хотела. Забыть, как ты вела себя в такси и как купила мой журнал. Закрыть глаза на факты, все списать на совпадение – убедить себя, что извне ничто не угрожает и лучше побеспокоиться о собственном творческом кризисе. Я позволила себя убедить. Ты умеешь быть чертовски убедительной, если нужно.

– Я вам доверяю.

Страшная глупость, даже бо́льшая, чем считать, что мы с тобой подружимся.

– Мне кажется, я могла бы вам пригодиться, Кэтрин. Если позволите.

Ты просияла улыбкой и протянула мне руку через стол. Ты напоминала меня в молодости – ранимая и сильная одновременно.

И тут меня озарило – я же могу стать твоей наставницей! Хорошо, пусть будет мастер-класс! Я тебя всему научу, поделюсь опытом. А ты поможешь мне сориентироваться в мире технологий. Вместе мы будем непобедимы. Рейтинги и журнала, и сайта взмоют в небеса. Потянутся читатели, рекламщики, спонсоры. Чтобы положить начало успешному сотрудничеству, я даже позволила себе снизойти до лексикона миллениалов.

– Триггер?.. Наверное, их несколько. А вообще, я не очень верю в «триггеры», по крайней мере, не в моем случае. Дело не в проблемах, они и раньше бывали, и я не разваливалась. Наоборот – в трудные моменты я собираюсь, начинаю действовать. А болезнь… это полный крах. Меня размазало, мир перевернулся с ног на голову. Сложно объяснить… Я сорвалась не потому, что «ой, нет денег», или «ой, неужели мне уже сорок, а я до сих пор работаю в «Руководителе», или что-нибудь в таком духе. Здесь другое… Не было одной причины – как-то все сразу.

Я рассказывала о серой мути как о мистическом происшествии, которое случилось давным-давно и больше не повторится.

Ты сменила тему:

– Значит, вы в журнале еще с девяностых, уйму времени. «Руководитель», наверное, ваш второй дом.

– Да. Точнее, был им до недавних пор.

– Может, снова будет… – тихонько проговорила ты, и мне пришлось отвернуться, чтобы скрыть, как я растрогана.

– Иногда я думаю, что не справилась – подвела и себя, и журнал… Но ничего, все наладится. Выкарабкаемся – пока не перевелись бесплатные стажеры и скрытая реклама, жить можно… – Ты поморщилась, но я продолжила: – Да, есть много редакторских недоработок… И читатели теперь стали капризные. Я видела анализ посещаемости сайта – статью, над которой корпишь неделю, эти… (тут я крепко выругалась) просматривают за пятнадцать секунд, и я не понимаю – что не так?! Нет, я, конечно, знала, что грядет цифровая революция, но пыталась жить по старым правилам. А новые технологии все прут и прут – и теперь все кругом изменилось, и я уже ни фига ни в чем не смыслю!

Я распиналась с пеной у рта в буквальном смысле слова. Даже брызнула слюной на слишком энергичном «ни в чем не смыслю».

– Прошу прощения, – смутилась я (ты погладила меня по руке в знак поддержки), – я разоткровенничалась – такое не часто случается.

– Пусть случается почаще. Не заказать ли нам бутылочку красного?

– О да! Я угощаю. Пошло все к черту, верно?

Ты напрягалась при каждом бранном слове. Вообще, ругаюсь я много, мне всегда казалось, что журналисты – независимо от возраста – склонны к сильным выражениям. Ты же вздрагивала от резких слов, что меня смущало, хотя, по моему мнению, молодежи стоит воспитывать характер. Мало-помалу из моей речи исчезли все нецензурные слова, и даже «мудаков» и «сволочей» стало меньше. И гнев мой сразу немного утих. Ты действовала на меня успокаивающе. Может быть, вы, миллениалы, не так уж неправы.

Мы сидели в пабе «У Джорджа», в самом уголке, не обращая внимания на туристов и подвыпивших офисных работников, и говорили по душам (так мне казалось). Я разомлела от двух стаканов джина и бутылки риохи; накопившиеся за долгие годы слова рвались наружу. Как же восхитительно было видеть тебя так близко – безупречный цвет лица, по юношески пухлые щеки, белая кожа в вырезе оранжевой кофточки. Когда-то и моя кожа сияла…

Бокалы почти опустели. Ты вылила в мой остатки вина. Вечер подходил к концу. Мне хотелось его продлить.

– Писать – всегда было моим спасением. Не только по работе, для себя тоже. Наверное, первую книгу я написала, чтобы как-то переварить детские годы. А вам блог помогает разобраться в себе?

– Да. Блог и дневник. Размышления о прошлом и настоящем помогают строить будущее.

– Раньше я везде таскала с собой блокнот на случай, если попадется материал для журнала или придет интересная мысль. Иэн называл мои записки «лотерейными билетами». Говорил, одна из них положит начало книге. Судьбоносная запись. Она все изменит, я уйду из журнала, у меня будет совсем другая жизнь – как я и заслуживаю.

– Ух ты! Ваш муж – вы сказали его зовут Иэн? Он такой понимающий!

– Да, Иэн. Мы не женаты.

Когда разговор зашел об Иэне, я окончательно потеряла контроль – ты расспрашивала, я выкладывала не задумываясь. Мне было приятно рассказывать о нем – о поступках и черточках, которые делали его таким замечательным. В свете твоего интереса наши с Иэном отношения показались самым большим моим достижением. Я как старшая подруга делилась опытом: вот что такое прочный и зрелый союз.

А ты задавала вопрос за вопросом:

– Как вы поняли, что Иэн – ваша судьба?

– Наверное, сильно влюбилась. Даже не знаю, как я жила без него. Словно прыгала на одной ноге, а потом встретила его и пошла на двух. Появились устойчивость, полноценность – нашлась вторая половинка.

Потом я поведала, как мы пришли к свободным отношениям. Решила просветить тебя и в этом вопросе.

– Однажды на вечеринке мне пришла в голову мысль: можно быть парой долго, даже всю жизнь, но при этом не ограничивать друг друга. И он поддержал. Поэтому мы до сих пор вместе, Лили. Я уже говорила, у нас есть правила. Мы все обсуждаем – и до, и после.

– А с кем у вас были связи?

– Ой, много с кем… Знакомые. Друзья. Друзья друзей. Часто коллеги. Стажеры. Много стажеров.

Сказала и тут же пожалела, увидев, как ты изменилась в лице.

На самом деле в последние годы почти ничего и не было, к моему прискорбию. Или я теряю привлекательность, или современная молодежь действительно – как я и подозревала – не может и помыслить о сексе с коллегами. Даже не знаю, какая из причин расстраивала меня больше. Я попыталась сгладить впечатление:

– То есть стажеры тоже, только давно. Когда я была помоложе. Кстати, об Азифе. С ним по-другому. Можно сказать, он мой «рабочий супруг». Ну, то есть был – теперь все кончилось. По моей инициативе.

– Да, понимаю, – ответила ты с непроницаемым лицом. –  А какие женщины нравятся Иэну?

– Ну, он точно не любит тихонь. Предпочитает девушек-зажигалок. Которые знают, чего хотят.

Мне нравилось рассказывать о прошлом: о женщинах Иэна, о себе, о том, как я жила до болезни… Столько было огня и страсти… А потом ничего не стало. Романтические связи превратились в обузу, как и все остальное. Уже за несколько месяцев до срыва я и подумать не могла о других мужчинах, да и Иэн умерил пыл. Прошла горячая пора, когда мы меняли любовников как перчатки, подкралась тихая осень, грозившая перерасти в лютый мороз – если допустить оплошность. Я и допустила, познакомив его с тобой.

– А вы? У вас кто-то есть?

– Нет, сейчас никого. А знаете, я бы с удовольствием познакомилась с Иэном.

Я тут же сдалась. В голове возникла картинка: мы сидим втроем, текут вино и разговоры. Мы смеемся; Иэн смотрит на меня, и по его улыбке я понимаю – он рад, что я тебя встретила, что появился человек, с которым я могу поделиться; чувствует, как это важно для меня, а значит, для нас обоих.

– Что вы делаете в следующие выходные? Давайте пообедаем вместе!

– Было бы чудесно!

Мы обменялись телефонами.

На прощание ты предложила сделать селфи. Я смутилась и неумело задрала мобильный. Ты потянулась, обхватила мою руку повыше локтя тонкими пальчиками и попыталась подправить ракурс. Меня окутал твой аромат.

– Нет, выше! Вы никогда не делали селфи?

– Ну, не так часто, как теперь принято.

Ты с шутливым нетерпением отобрала телефон, примостилась на лавочку рядом, мгновенно сообразила, как включить вспышку, сделала фото, умело его подредактировала и вручила телефон обратно. Мне понравилась фотография: две красотки. Разницы в возрасте не ощущалось. Соратницы. Подруги. Ты напомнила мне, что когда-то и я была молодой и веселой. Никто от меня не сбегал, все хотели со мной дружить.

Впоследствии я сотни раз смотрела на нашу с тобой фотографию. На ней не видно моих красных щек, кругов под глазами, отчаяния. Как не видно и твоих черных замыслов. Я решила, что на воскресном обеде тоже постараюсь предстать в лучшем виде.

Паб закрывался. Ты сказала, что должна забрать велосипед – он остался на заднем дворе, у офиса. Мы начали собираться; мне ужасно хотелось тебя обнять на прощание. Мы словно пробили стену непонимания, сблизились. Вставая, я покачнулась. Ты подхватила меня под локоть, мы обнялись (как-то само получилось) и долго стояли в обнимку. Что-то было между нами, что-то большое и важное. Расставаться не хотелось.

Когда мы наконец отстранились друг от друга, я спросила:

– Как же вы поедете – вы же пили? Переночуйте лучше у меня. Купим еще пару бутылок по дороге. Поболтаем.

– Большое спасибо, но я, пожалуй, откажусь. Я особо не пью…

Я на секунду задумалась, припомнила неубывающую порцию вина в твоем стакане и похолодела от ужаса.

Я пила и без умолку трещала о себе и своей жизни, а ты совершенно трезво наблюдала. Я накачалась джином и чего только не понарассказывала о себе: и неприглядные истории с работы, и интимные подробности личной жизни. Ты без конца подливала мне, а к своему бокалу и не притронулась. А вдруг ты одна из тех правильных двадцатилеток, которые не пьют, чтобы встать со свежей головой и все подряд оптимизировать? Или поскромничала, потому что не в состоянии заплатить? Или есть другая причина? Мне снова стало тревожно. Я не знала, чему верить – твоим словам или своим ощущениям. Однако я чувствовала близость с тобой, от которой не хотела отказываться.

И все же я была смущена и растеряна. Во мне ворочалось ужасное предчувствие (верное, как потом оказалось) – ты желаешь мне зла, пришла меня уничтожить и знаешь, как именно. Я поняла: ты видишь меня насквозь. А я снова так и не узнала о тебе ничего.

Больше я не сказала ни слова, мы расстались, и я, вместе с остальными подвыпившими посетителями пабов на Боро-маркет, поплелась к Лондонскому мосту, злая и одинокая. Прежде чем развернуться и пойти в другую сторону, ты какое-то время смотрела мне вслед. Я чувствовала это кожей.

Да, Лили, я знала, что наша встреча не к добру; я и так уже рассыпалась на части, а ты помогла довершить процесс. Но какова бы ни была причина твоего интереса ко мне – все же это был интерес.

Меня заметили. Разглядели. Появился человек, с которым можно поговорить, встретиться в выходные, рассказать о наболевшем…

Хорошо, раз ты выспрашиваешь и лезешь в душу, я отвечу тем же. Бороться я умею, Лили.

И еще кое-что. Мне показалось, я тебе искренне нравлюсь. Хоть это и не входило в твои планы.

Лили

6 марта

По стаканчику?

«Ценю ваш шоколадный оттенок». Шоколадный оттенок! Серьезно? Совсем с ума сошла женщина! Говорит про шутки, «понятные двоим». Ненавижу высказывания из серии «я, конечно, не расист, но…» или оправдания в духе «что такого, я всего лишь пошутил». Люди ее поколения часто грешат подобным.

И все равно ее глаза – небесной голубизны – очаровывают, не могу оторваться. Она это чувствует. Ей приятно.

Пригласила ее выпить, и – бог ты мой – любит же она поговорить: про гражданского мужа, про депрессию, про все на свете. Монолог сумасшедшего – я только изредка подкидывала вопросы. Должна признать, мне нравится за ней наблюдать: она рассказывает, голубые глаза наполняются воспоминаниями, а иссиня-черная прядь то и дело падает на лоб. КР все еще красавица, хотя и не признает этого.

Мне нравится ее слушать, несмотря на то, что иногда она говорит ужасные вещи – даже не подозревая, что это недопустимо, – «пока не переведутся бесплатные стажеры, жить можно». Думает, что оказывает нам услугу. Мы для нее – никто, нас позволено оскорблять, использовать.

Впрочем, время от времени в ее словах проскальзывает что-то настоящее – капельки правды в море вранья.

С КР мне трудно сдерживаться. Прежде со мной такого не было – только с Рут. Никому, кроме Рут, я не открывала душу. Рут я рассказывала обо всем: что со мной сделали мама и Джемма, что сделала я другим людям. Рут готова была выслушать, и я все-все ей выкладывала.

КР я бы тоже многое поведала. Правда. А сегодня мне захотелось узнать ее поближе. И я стала подливать ей в бокал.

Я решила напоить ее и посмотреть, кто же скрывается за крутой рокерской кожанкой. Напоить удалось – под конец она еле на ногах держалась. Рухнула бы, если б не я. Я едва успела подхватить ее под локоть. Зачем? Могла ведь и не беспокоиться. Пусть бы себе падала. Невероятно – почему я вдруг решила ее спасать? Когда я падала и разбивалась, люди вроде КР стояли и смотрели. А сколько унижений и обид мне пришлось от них стерпеть! Эти люди бессовестно нас используют и в рабочих целях, и в постели. Она такая же. Сама призналась, как с полным правом склоняет к сексу стажеров – чистое домогательство, и все равно мне хочется ей помочь. Странно.

Она пыталась зазвать меня к себе домой. Рановато для таких предложений. Потом потопала к остановке сердитой поступью. Я смотрела вслед и думала – зря она так решительно вышагивает, ей следует быть поосторожней.

Глава 4

Кэтрин

Я редко приходила домой поздно, только после рабочего аврала. И никогда не старалась не шуметь, чтобы не разбудить Иэна – он, как правило, был в глубокой отключке уже с пол-одиннадцатого. В тот вечер, когда я вернулась из паба «У Джорджа», мне ужасно хотелось рассказать ему о тебе, поделиться опасениями – однако Иэн уже крепко спал на диване. Я, как обычно, попыталась его разбудить и не смогла.

Я прошла в ванную, засунула два пальца в рот, избавляясь от спиртного, которым ты меня опоила. Затем легла и мгновенно уснула.

Мне опять снилось, как я плетусь по выжженной земле к дальнему пастбищу. Матери не вижу, только чувствую взгляд. Хотелось очнуться, избавить себя от долгого пути, но я была слишком пьяна. И вновь мои детские ножки шли-шли и не достигли цели.

Проснулась я довольно рано – от жажды. Иэн, вероятно, по той же причине, встал еще раньше. Он уже хлопотал на кухне.

– С добрым утром, красавица! Прости, вчера не слышал, как ты вернулась.

– Считай, тебе повезло.

– С чего вдруг?

– Я была не в форме. Странно посидели… Да, и еще Джемма хочет, чтобы снежинка учила меня писать.

– Что?!

– Видишь ли, мне необходимо «подкорректировать манеру изложения», и Лили организует мастер-класс.

– Вот блин…

– Да уж… Ловко придумано. Они так от меня избавляются, правда? Хотят снести последний бастион. Потом скажут: она не справилась со своими обязанностями, хоть мы и пытались помочь – смотрите, даже мастер-классы ей давали!

– Не может быть…

– Я уже ничему не удивлюсь. Кстати, снежинка Лили живет совсем рядом – в Вудберри Даун. Я подумала, не пообедать ли нам вместе в воскресенье в «Браунсвуде»? Знать врага в лицо и все такое…

Иэну нравился «Браунсвуд», там собирались «нормальные ребята», как он говорил. Да и начать утро с «кровавой Мэри» он не откажется. В общем, я надеялась, что Иэн простит вторжение чужой практикантки в наши планы. Я утаила, насколько сильно мне на самом деле хотелось познакомить его с новой подругой. И постеснялась упомянуть о своих подозрениях.

– Прости, вчера наговорила ерунды насчет работы и Лили. Надо бы держать себя в руках…

Иэн обошел барную стойку и обнял меня – очень крепко, и я расслабилась.

– Не за что извиняться.

Поцеловал в макушку, потом в губы. В его объятиях я чувствовала себя как дома. Кончилось сексом на кухне. Такое до сих пор случалось. Не веришь? Наверняка ты думала, что мы уже не способны на подобные штуки. Ты ошибалась.

Как только Иэн отправился в душ, я загуглила твое имя. Нашлось порядочное количество Лили Лант, но тебя среди них не было. Как и твоего аккаунта на Фейсбуке. Не нашлось и учетной записи в Твиттере. Ни профиля в Линкедин, ни блога, про который ты рассказывала. Никакой информации. Словно тебя и вовсе нет.

– Доброе утро, Кэтрин! – Ты опять подкралась незаметно – я аж подпрыгнула от неожиданности, когда ты окликнула меня у входа в офис. –  Хорошо выглядите!

– Доброе утро, Лили!

День выдался морозный, у тебя изо рта шел пар. Глаза сияли.

– Как дела? – спросила ты, внимательно всматриваясь в мое лицо.

Интересно, зачем: искала следы похмелья или оценивала, насколько я готова к сегодняшним сюрпризам?

Я едва не сказала, что по своим меркам не так и много выпила. Случалось и больше, причем без ущерба для эффективности. Потом решила: вряд ли тебя подобное впечатлит. Если задуматься, и правда сомнительное достижение… И я ответила:

– Хорошо. А у вас?

– Замечательно. Это вам. – Ты протянула мне стакан из картонной подставки, которую несла в руках, – весь в потеках кофе из-за неплотно закрытой крышки.

– Простите, бариста попался безалаберный. Вчера тоже перебрал, наверное.

Остальные три стакана, абсолютно чистые, были аккуратно закрыты.

– Вы ведь такой любите? – Ты протянула мне стакан, облив горячей жидкостью. – Ой-ой! Еще не совсем протрезвели? Не волнуйтесь, Джемме я не скажу!

Ты хотела пошутить, однако чувство юмора у вашего поколения отсутствует начисто, правда? Вы, молодые, всегда серьезные и важные – аж зубы сводит; пора бы вам понять, пока не поздно, что шутка – не пренебрежение к жизни, а наоборот – крайняя степень уважения к ней.

– Спасибо, – кивнула я, имея в виду напиток.

Ты неправильно поняла и повторила, тронув меня за локоть:

– Не волнуйтесь. Я ничего не скажу.

Только мы приступили к работе, как подошел Азиф. Якобы со мной поговорить, а на самом деле – искал предлог быть поближе к тебе. За работой ты неотразима. Юная, глубокая, полная надежд. Еще не совсем оправившись от похмелья, я стала придумывать игривую реплику в надежде перетянуть на себя внимание Азифа, потом вспомнила о вчерашних обвинениях и приняла сугубо деловой, подобающий степенной даме вид, – чтобы ни намека на расизм и сексуальные домогательства! Нельзя потерять работу.

– Всем доброе утро!

Азиф уселся на краешек пустующего стола рядом со мной, вполоборота, чтобы не терять тебя из виду.

– Ты занята? Давай обсудим церемонию?

– Конечно. Сейчас сверюсь с ежедневником и назначим время.

Он слегка опешил от холодного приема, повернулся к тебе спиной и спросил одними губами:

– Ты чего?

– Три тридцать удобно? – деловым тоном поинтересовалась я.

– Да, конечно…

– Пришли мне, пожалуйста, краткую повестку.

Ты наблюдала за нами краем глаза.

– Да, и пригласи Лили, думаю, ей тоже стоит поучаствовать. Что скажете, Лили?

Как тебе мой «ход конем»? Ты-то приготовилась зафиксировать очередное нарушение профессиональной этики, а я включаю тебя в самый интересный проект. Почему? Потому что мне нечего скрывать – у нас никто не опускается до служебных романов и расизма. Ты даже растерялась. Сказала слегка дрогнувшим голосом:

– Да, конечно. Если можно. Вы не против, Азиф?

– Только за.

Я отпила кофе. Вкус был странный, но я отчаянно нуждалась в кофеине в то утро и продолжала пить. На дне осталась горечь, и я чуть не спросила: что, черт возьми, ты туда добавила? Не потому ли так пристально смотришь? Через пять минут меня слегка замутило. Поначалу я пыталась не обращать внимания, однако тошнота усиливалась. Я запаниковала. Ты точно мне что-то подсыпала… Вскоре на лбу выступила испарина, и я окончательно убедилась: это не моя больная фантазия, ты действительно решила меня отравить. Я прятала глаза, чтобы не выдать панику и не показать тебе свою слабость. Пот тек ручьями, я поспешно вышла, заперлась в туалете и разделась до лифчика. Живот скрутило, я сидела полуголая и прерывисто дышала. Надо было прийти в себя. Я набрала Иэна – просто услышать его голос, рассказывать ничего не стала. Немного успокоилась и вернулась в офис. Возможно, дело в наступающей менопаузе… Ну, или ты подсыпала мне яд…

Позже вы с Азифом снова ушли на перерыв вместе. Он даже спросил, не принести ли мне чего-нибудь.

В три двадцать пять ты во всеоружии ждала встречи – в одной руке айпад, в другой – бутылочка с элегантной полоской огурца внутри.

Азиф прислал повестку. Я собралась ее распечатать, чтобы делать заметки. На дисплее высветилась ошибка: нет бумаги. Как, впрочем, не было ее с утра.

– Почему принтер до сих пор пустой?! – крикнула я на весь этаж.

Ты тихонько подошла сзади и прошептала, будто пытаясь спасти меня от дальнейшего позора:

– Среда – день экономии бумаги. По новой политике ресурсосбережения.

Ну ясно, как же без ресурсосбережения! Ужасно хотелось выругаться. Однако со всех сторон смотрели стажеры, и я вернулась к столу, набрала ненужных листов и засунула их в пустой лоток. Бумага почему-то застряла, так что на собрание я отправилась с изрядно пожеванной повесткой.

Когда я зашла в переговорную, вы с Азифом уже сидели рядышком за красным столом. Так близко, что, видимо, соприкасались бедрами. Смотреть на вас было неприятно. Я неловко опустилась на стул. Зачем-то зашла Джемма. Я зажмурилась, пытаясь справиться с подкатившей дурнотой, и сделала глубокий вдох. Открыв глаза, увидела, что Джемма еще не ушла. К моему ужасу, она уселась и выжидающе смотрела на меня. Строчки на скомканной бумаге поплыли. Все бы отдала, чтобы оказаться подальше отсюда. От присутствия Джеммы я окончательно растерялась.

– Джемма, спасибо, что присоединились… – начала я.

– Как Лили верно заметила, если я хочу быть в курсе дел по церемонии награждения, нужно включаться на этапе планирования.

Я взглянула на тебя. Ты невинно улыбнулась.

– Что ж, прекрасно…

Джемма и Азиф уставились на меня. Я отчаянно пыталась сосредоточиться, мысли разбегались. Снова бросило в жар.

– Итак… – выдавила я.

Ты не дала мне продолжить и быстро произнесла:

– Можно я начну? Если, разумеется, никто не против…

– Конечно, Лили, поделитесь соображениями, – мгновенно откликнулся Азиф.

– Мы слушаем, – кивнула Джемма.

А дальше начался театр одного актера.

– Пожалуйста, не поймите меня неправильно, но на прошлогодней церемонии работа с соцсетями была полностью провалена. Никто ведь не станет отрицать, что ее попросту не велось? Прошу прощения, никого не хочу обидеть… Наша задача – представить в наилучшем свете руководство журнала. Наши директора ищут новые методы для продвижения бизнеса и совершенствуют внутреннюю работу журнала, при этом все чаще обращаясь к информационным технологиям. Значит, социальные сети нельзя игнорировать.

Правильная речь, врожденная уверенность, выдержанная манера – мне было больно на тебя смотреть. Я вдруг ясно осознала, насколько отстала от жизни. Вот бы прикрикнуть: только соцсетей еще не хватало! – однако в глубине души я понимала, что просто-напросто устарела. И журнал устарел под моим руководством. Я промолчала. Ты продолжила под восхищенными взглядами тетушки и Азифа:

– Конечно, вы не работали с сетями раньше, однако теперь все самые важные темы обсуждаются в интернете, и руководство вправе рассчитывать, что журнал будет в курсе основных событий. Не хочу показаться резкой, но, на мой взгляд, мы слишком держимся за прошлые заслуги, которые уже давно забыты, и теряем читателей. А конкуренция сейчас большая, сами понимаете.

– Что же ты предлагаешь? – Восхищенная Джемма бросила заговорщицкий взгляд в мою сторону – оценила ли я, какая молодец ее подопечная?

– Да, как нам встретиться с читателями «Руководителя» в интернет-пространстве? – спросил Азиф.

Тут стало понятно – чтобы сохранить хоть какое-то достоинство, лучше помалкивать. Вы с Азифом приходили все в большее возбуждение, обсуждая «интернет-пространство» и «стратегии выхода», а Джемма лишь восхищенно всплескивала руками. Меня никто не замечал, и я отключилась, очнувшись, только когда ты предложила написать мое приветственное слово для открытия церемонии.

– Я могла бы помочь навести лоск, – мило улыбнулась ты.

– Нет, Лили, спасибо. Я справлюсь.

– Зачем же сразу отказываться? – засуетилась Джемма. – Давайте решим ближе к делу.

Затем она удалилась на заседание совета директоров, оставив меня бесцельно смотреть на помятый лист, а Азифа – дальше приходить в щенячий восторг от каждого твоего слова. Ни разу он не взглянул в мою сторону; на фоне твоей энергии и талантливых задумок я стала маленькой и незаметной. «Надо держаться от тебя подальше, – решила я, – и статьи твои пусть Азиф редактирует, основная работа журнала пока на мне». Уже тогда стало ясно, что ты – наша спасительница – везде отвоюешь себе место. Легкий слог, блестящее будущее в журналистике. Лучше мне этого не видеть, слишком тяжело…

На той встрече я оказалась гостем в собственном доме, что повергло меня в бессильный гнев. В конце концов я не выдержала и вышла, сославшись на важный звонок. Постояла, барабаня пальцами по своему столу, затем взяла кожанку, дошла до ближайшей церквушки Святого Георга и села на кладбищенскую лавочку.

Знаешь, на месте кладбища раньше располагалась долговая тюрьма «Маршалси». Мне казалось, я сквозь землю чувствую холод похороненных тел. «Вам-то хоть о долгах уже не надо волноваться», – мрачно усмехнулась я и стала раздумывать, не позвонить ли Иэну за поддержкой. Он обязательно скажет: «Наплюй на них, Кэти! Ты еще себя покажешь!»

Я глубоко вздохнула, посидела еще немного и вернулась в офис, готовая к любым испытаниям – так мне казалось.

Сев за компьютер, увидела, что поставлена в копию письма следующего содержания:

От: [email protected] [7]7
  Имя пользователя в этом адресе, «acceptable in the noughties», переводится с англ. как «в нулевых это было нормально». Имеется в виду следующее: то, что воспринималось как приемлемое в 2000-е, сегодня является вопиющим нарушением новых правил социальной корректности.


[Закрыть]

Кому: [email protected]

Копия: [email protected]

Тема: Информация о главном редакторе

Дорогой издатель, я располагаю важной информацией о главном редакторе.

Известно ли вам, что Кэтрин Росс рассматривает подчиненных как собственный гарем? Не пропускает никого. Смуглые, темнокожие, белые. Ей все равно, лишь бы молодые. Бедные стажеры на все согласны ради продвижения по службе. Не хочет ли уважаемое начальство задуматься, как оградить молодежь от сексуальных домогательств?

Всего хорошего.

Джемма в своем офисе положила трубку на рычаг, встала и, подойдя к двери, пригласила меня зайти. Сердце стучало, ноги стали ватными.

– Совершенно недопустимо… – начала она.

– Джемма, честное слово, я понятия не имею, о чем речь.

По правде говоря, Азиф получил место в штате как раз тогда, когда у нас завязались отношения. Как по мне – чистое совпадение, но многие связывали эти два факта.

– Я попросила программистов немедленно удалить письмо. Как вы?

– Ужасно… Не знаю, что и сказать.

– Вы намерены что-то предпринять?

– А что я могу?

– Мы могли бы начать расследование, но…

– Но?

– Не знаю, насколько вам это нужно…

Джемма замялась, поджала губы. Должно быть, не исключала мысль, что автор провокационного сообщения – ты.

– Это ужасно, но не думаю, что стоит искать автора. Наверное, кто-то из моих бывших героев. Какой-то идиот или женоненавистник, который охотится на успешных женщин.

– Вполне возможно…

– Не хочу показывать, что он меня задел, – слишком много чести.

– Как скажете.

Мы некоторое время смотрели друг на друга.

– И разумеется, вы вправе взять сегодня выходной. Идите домой, отдохните, выпейте чайку, постарайтесь обо всем забыть.

Ей не терпелось от меня избавиться.

– Пожалуй, так и сделаю.

– Давайте держаться вместе, будем сильными. И… пусть это останется между нами, хорошо?

– Да, хорошо.

Я вернулась, выключила компьютер и снова надела куртку. Ты встала и подошла ко мне.

– Уходите? Вас, наверное, не будет в офисе до конца недели? Тогда увидимся на фотосъемке. Пообедаем в воскресенье, как договорились? С Иэном… Или вам сейчас не до этого?

Было приятно, что ты помнишь про обед, хотя меня покоробило, как ты назвала его по имени. Опять предчувствие. Ты сказала: «Иэн», словно вы уже знакомы, и мне это не понравилось. Ничего ты в нем не понимала и не понимаешь. Никогда не станешь ему ближе, чем я. И меня ты плохо знаешь, Лили, – в чем скоро убедишься. Хоть и умеешь прикидываться подругой.

– Как здорово поболтать наедине и не в офисе. Вчера я столько не успела рассказать… – И вновь ты одарила меня лучезарной улыбкой.

Что-то хочешь рассказать мне? В таком случае я буду ждать нашей встречи с нетерпением.

– Увидимся в воскресенье в районе двенадцати, в «Браунсвуде». Там к полудню полно народа… ну, ничего – как-нибудь найдем друг друга.

– Просто наденьте зеленую кожанку, которую обычно носите по выходным, тогда точно не потеряемся!

Каким, интересно, образом ты разузнала, что я ношу зеленую кожанку по выходным? Я оторопела и не нашлась что ответить. Затолкала в сумку бумаги и выскочила за дверь. Неужели ты следила за мной еще до того, как влезла в такси в понедельник? Вернувшись домой, сразу рассказала Иэну, но он меня успокоил:

– Ты же сама говоришь – она живет рядом. Наверное, столкнулись на улице. Чего странного? Слушай, у тебя и так сумасшедшие дни на работе, зачем еще выдумывать бог весть что?

Потом налил джину, помассировал плечи – старательно создавал видимость заботы. На самом деле – защищал тебя. Он всегда защищал тебя, от начала до конца.

Лили

7 марта

Любопытная Кэтрин

Случаются же иногда неожиданные встречи! Стою однажды в велосипедном магазине на Лондонском мосту и вижу Самиру – мою лучшую подружку из второй по счету начальной школы. Туда я ходила недолго – мама с Джеммой замучились меня переделывать и отослали подальше. Не ребенок, а посылка из «Амазона», которая не соответствует пятизвездочным отзывам.

Так как я пришла в середине года, выбора особо не имелось – и я взяла в подружки Самиру. У нее были родители, братья, сестры, постоянный дом и куча денег, при этом она ужасно мне завидовала. Она в отличие от меня жила в нормальной семье и знать не знала, каково приходится мне. Без конца ныла, как плохо быть младшим ребенком. Мол, ей недостает внимания. Не понимала, какая это роскошь и свобода: не чувствовать себя каждую секунду под лупой, как я. Меня-то мама с Джеммой постоянно разбирали по косточкам, пытаясь найти что-то ценное. Отголоски ума, доброты, нормальности.