Текст книги "Совершенно замечательная вещь"

Глава 4

Той ночью я выяснила, что телеинтервью – ужасный способ провести время, но прекрасный способ заработать двадцать тысяч. Я быстро уяснила, что краситься дома не нужно, потому что львиную долю времени съемки новостей уходит на то, чтобы эти самые новости выглядели впечатляюще. Процесс включал в себя рисование совершенно нового лица на моем лице, как только я вошла в здание. Интересно, что, пока мне проводили «лицевую реконструкцию», Энди поедал бесплатные пончики, сидя на кожаных кушетках.

Сказать, что я не смотрела новости по телевизору, – ничего не сказать. Я старательно избегала не только передач, но даже упоминаний в соцсетях. Я верила (или хотела верить), что живу в эдаком пузыре и все эти происшествия меня никоим образом не касаются.

Мне пришлось пройти срочный курс молодого бойца. Первое, что я узнала – телевизионные новости тратят много времени и денег, чтобы выглядеть внушительно, потому что на самом деле внушительными не являются. После того как я увидела процесс изнутри, все очарование тут же исчезло. Телевизионные новостные студии – это просто комнаты с людьми. Одни классные и милые; другие нервные и громкие. По сути, это как любая другая комната, где полно людей, за исключением того, что половина из этих помещений выглядит очень необычно и впечатляюще, а другая половина – просто бетон и строительные леса.

Будто склад врезался в вестибюль трехзвездочного отеля, а потом никто не прибрался.

Пожалуй, это неплохая метафора для описания того, что же собой представляют телевизионщики – наполовину скучные и нормальные, наполовину своеобразные карикатуры на самих себя. Они настолько «в профессии», что, кажется, смеются над профессией. У них очень специфическая речь, которая совсем не похожа на способ общения нормальных людей. По телевизору она звучит естественно, но в реальной жизни в основном хочется сказать: «Подождите, остановитесь… почему вы так говорите?»

Не буду останавливаться и вдаваться в подробности, но я так много дала интервью, что у меня возникли определенные Мысли.

Поначалу я ходила сниматься в новостях по той самой причине, что обозначила Майя: это странно и ново, и, когда кто-то предлагает тебе десять тысяч за двадцать минут разговора, ты идешь и говоришь с ним. Мне не нравится, что всем назначают цену, но в итоге так оно и есть, и получается, моя – не выше тридцати тысяч в час.

Еще «до Карла» я размышляла, что сказала бы, если бы мне предоставили платформу для публичных выступлений. В этом ведь и заключается смысл искусства, верно? В смысле не глупых приложений, а настоящего искусства.

Многие из признанных шедевров – это баланс между отражением культуры, одновременным удалением от нее и комментированием. В лучшем случае художник может сказать о культуре что-то, что еще не было сказано и должно быть сказано. Это высокая цель, но неплохая. Я провела четыре года в колледже, разрываясь между верой в то, что я способна это сделать (или даже что мне нужно это сделать), и чувством, что мне стоит оценить себя более трезво и оставить искусство настоящим художникам.

Но в те безумные моменты, когда я думала, будто могу стать своего рода сосудом для истины, я фантазировала, что скажу, если когда-нибудь получу возможность выступить. Что неравенство в доходах вышло из-под контроля. Что все люди чертовски похожи и было бы здорово, если бы мы перестали ненавидеть друг друга. Что тюремные сроки за ненасильственные преступления – глупость и что наркомания – это болезнь, а не преступление.

Но когда наконец мне выпал заветный шанс, в основном я промямлила:

– Нет, гм… может, это способ сказать, способ показать, что мы не понимаем, сколько на самом деле не видим? Ну, как в новостях: происходит так много важных вещей, что уже ничто не кажется важным. Почему люди вообще смотрят новости?

Это настоящая цитата из моего интервью на кабельном телевидении. Дословная цитата. Отлично сработано, Эйприл. Я действительно знала, о чем говорила.

Шаг 1: Ходить вокруг да около и нести полную чушь.

Шаг 2: Оскорбить разом организацию, что дает тебе возможность озвучить свои бессвязные мысли, и всех, кому она нравится.

Шаг 3:???

Шаг 4: Профит!

После этого интервью мне позвонил отец Энди, чтобы дать несколько советов по общению со СМИ. Он буквально хотел отправить меня на спецкурсы, но я довольно быстро разобралась. Трюк заключается в том, чтобы точно знать мысль, которую вам необходимо донести, а также уметь вовремя закрыть рот. Второй пункт был для меня самой большой проблемой. Я всегда заканчивала речь по-настоящему сильным предложением, а потом тянула «э-э», будто хочу сказать больше, затем замолкала. Просматривая те записи, я прямо бешусь, слушая свое бесконечное «эканье». Просто по шее себе дать хочется.

Во всяком случае, я снялась в пяти или шести обсуждениях, и к шестому уже держалась довольно неплохо. Четыре дня подряд мне приходилось просыпаться в четыре часа утра, чтобы подготовиться к интервью в «Доброе утро, Америка» или тому подобном. Иногда меня сопровождала Майя, если могла уйти с работы. Энди неизменно был рядом (это входило в контракт его отца). Было утомительно и увлекательно. А еще отвлекало и не давало любому из нас уделять тайнам Карла и Википедии то внимание, которого они заслуживали. Не то чтобы размышления о них нам чем-то помогли бы.

Проверьте сами и найдете множество этих интервью на ютьюбе. Там полная чушь, и все потому, что мы глубоко заблуждались абсолютно во всем. Люди спорили со мной, мол, дело не в искусстве, а в том, что государственные расходы идут не туда. Самая распространенная теория (с которой я не могла спорить) заключалась в том, что «Карлы» были пиар-трюком для нового фильма, или видеоигры, или, возможно, запуска потерянного альбома Queen. Серьезно. Так легко забыть, что ты был неправ.

Оказывается, эксперты не хотят обсуждать случившееся; они используют повод, чтобы говорить ровно о тех же вещах, о которых говорят каждый день. В конце концов я поняла: почти все эти люди болтают в новостях бесплатно. И делают это не потому, что хотят изменить мир или сделать что-то интересное. А просто, чтобы их лицо и имя оставалось на слуху.

Думаю, что не лукавлю, когда говорю, мол, поначалу относилась ко всему этому довольно скептически. Я по-прежнему старалась держаться подальше от Интернета. Но вскоре ситуация вышла из-под контроля. Вот вам история: я сидела на своей кровати (той, что в гостиной) вместе с Майей. Мы уткнулись в телефоны и смотрели какое-то ужасное, но в то же время потрясающее кулинарное шоу на «Нетфликс». В тот момент я все еще верила, что внимание и дурная слава со мной ненадолго, поэтому оставила электронный адрес на своем сайте. Я проверила почту и увидела это:

Твоя жестокость

Наша сегодняшняя стычка в твиттере лишила меня всех иллюзий. По интервью и роликам ты кажешься искренним человеком. Даже добрым. Теперь я вижу, как ошибалась. Следовало догадаться. Просто хочу сказать: ты отстой.

Мэри

Я ответила на письмо не только потому, что никакой Мэри в твиттере сегодня не грубила, но вообще не имела там аккаунта. Если для вас это странно, что ж. В Нью-Йорке легко оставаться внутри «пузыря». Он сам будто мир в мире. Единственной платформой, которая хорошо сочеталась с моими сильными сторонами (искусство, дизайн и фотогеничность), был инстаграм. Мне нравилось выкладывать фотографии того, что я читаю, а это была не только Луиза Мэй Олкотт, но, например, биография какого-нибудь известного художника или что-то в этом роде. Как еще девушке показать миру, что она беззаботная и в то же время утонченная?!

Тем не менее. Мэри скинула мне ссылку на обсуждение в твиттере – и действительно кто-то, выдавая себя за меня, кошмарно с ней обошелся.

– Как заставить убрать пост из твиттера? – спросила я Майю, которая чуть больше меня разбиралась в соцсетях.

– Написать в техподдержку. А что случилось?

– Кто-то выдает себя за меня, а я понятия не имею, как их достать.

Она взяла мой телефон.

– Милая, так ты не выполнила вход. Залогинься.

– У меня вообще твиттера нет.

– Тогда не стоит удивляться, что кто-то сделал твой фейк.

– А?

– Люди захотят найти тебя в соцсетях, подписаться или поспорить с тобой – или просто посмотреть, чем ты интересуешься. А когда не обнаружат, найдется небольшое число личностей, которые решат сделать фейковый аккаунт. И так как настоящего нет, ты не сможешь привлечь их за ложь.

– А почему никто другой на них не пожалуется?

– Потому что… всем плевать. Я могу пожаловаться. Не знаю, будет ли толк. Думаю, техподдержка отнесется серьезнее, если заявка придет от настоящей личности.

– Что?! – слегка опешила я. – И пока не зарегистрируюсь, ничего сделать не смогу?

– Ага.

– То есть, чтобы люди не выдавали себя за меня, мне придется сидеть в твиттере?

– Таковы правила!

– Так нечестно, – сухо ответила я.

– Мне все интересно, когда же ты заметишь, как все устроено, – с улыбкой произнесла она.

Поэтому я зарегистрировалась в твиттере, мы связали аккаунт с каналом на ютьюбе, я написала пару постов, и к концу дня уже пятьсот настоящих людей жадно ловили каждое мое слово… до тех пор, пока я ограничивалась несколькими словами. Мой инстаграм, с другой стороны, кипел всю неделю. У меня стало в десять раз больше подписчиков, чем прежде. Я немного распереживалась и удалила кучу снимков, которыми не слишком гордилась. Все, что было на грани, пришлось убрать. Я гораздо больше задумывалась, прежде чем выложить очередное фото, и чувствовала, что не могу его загрузить, если оно не очень качественное. Внезапно мои посты стали намного лучше (и потребовали куда больше труда).

Неделю спустя я перестала звонить и отпрашиваться с работы, а просто однажды не пришла. Не делайте так: если вы молча исчезнете со старого места, вам будет труднее найти новое, но именно так я и поступила. Я успела заработать десятки тысяч долларов, но этот источник доходов иссяк. Разрешение использовать наш ролик каналы уже купили. Им было приятно, что мы продолжаем приходить на шоу, но они больше не собирались нам платить. А раз денег больше не будет, у меня есть дела поважнее.

То, что в итоге стало известно как Последовательность Фредди Меркьюри, оставалось полной загадкой. Я десятки раз проверила ее в Википедии. Правки неизменно приводили к появлению одних и тех же трех дополнительных опечаток. В примечании к странице появилась заметка, мол, опечатку невозможно исправить, значит, кто-то еще заметил этот сбой.

Шло время, и поиски художника / маркетинговой фирмы / теневого правительства, ответственного за появление Карлов, набирали обороты. Но ощущение, что за тайной кроется нечто большее, завело меня в другую сторону.

Попытки загуглить «Я – ЭТО ТЫ» ничем не помогли. Вряд ли подобное сочетание являлось аббревиатурой какой-нибудь ассоциации или организации. Скорее всего, это был намек, слишком смутный, чтобы мы могли его понять.

– А что, если спросить Интернет?

Мы снова сидели у меня на кровати в гостиной. Солнце зашло, а Майя и я сидели, уткнувшись в ноутбуки, и не потрудились даже встать и включить свет. Жизнь без работы была прекрасна. Благодаря свету монитора я видела лицо подруги.

– А? – рассеянно отозвалась Майя, отвечая на какое-то рабочее письмо. Она, похоже, воспринимала Карла не как перевернувшую нашу жизнь силу, а скорее как событие, которое когда-нибудь станет отличным анекдотом, что можно рассказать на шикарной вечеринке группе хорошо одетых руководителей. Еще Майя всегда очень трепетно относилась к работе, это чрезвычайно ценилось. Вероятно, поэтому именно она из нашей троицы получила самую крутую работу.

– «I, A, M, U». Давай я просто закину в твиттер эту странную комбинацию, и пусть люди высказывают свои догадки. Как говорится, десять тысяч голов лучше, чем три!

Я поддерживала свой аккаунт, выкладывая посты о Карле и политике. У меня появился новый интерес, своего рода игра: следить за ростом числа подписчиков. Моему мозгу нравилось видеть, как увеличиваются цифры.

– Не нравится мне эта затея. – Майя даже глаз от монитора не подняла.

– Ты предпочла бы, чтобы я перестала сходить с ума из-за ерунды?

Я буквально изводила ее версиями, одна глупее другой, и, если судить по односложным ответам Майи, ей надоела вся эта возня.

– Нет, Эйприл. – Она повернулась ко мне. – Потому что это странно. Уже странно и невозможно, но ты делаешь все еще страннее и невозможнее. А вдруг там что-то серьезное? Хочешь все бросить?

У меня было отчетливое ощущение, что она добавила последнюю фразу, чтобы убедить меня, а не потому, что думала, будто это хороший аргумент.

– А вдруг это обнаружит кто-то другой и первым расскажет! Мир должен знать правду, а я хочу, чтобы он узнал ее именно от меня.

– Ты хочешь быть первой, кто сообщит, мол, тут что-то нечисто? Или той, кто разрешит загадку? – Майя продолжала давить на мое новообретенное чувство собственной значимости, чтобы заставить меня делать то, что ей хотелось.

Я заметила:

– Ладно, ладно, поняла я твой психоанализ. Я хочу быть и той, и другой, и, если напишу пост прямо сейчас, мои шансы резко повысятся.

У меня есть склонность зацикливаться на том, о чем впервые узнала, – это произошло с твиттером, с ютьюбом и даже в какой-то степени с новостными СМИ. В глубине души мне хотелось написать пост о Последовательности Фредди Меркьюри, чтобы получить больше возможностей использовать и понять платформу… ну или просто посмотреть, что получится. Это ужасная причина что-то твитнуть, но довольно распространенная.

– Хорошо, может, трех голов нам недостаточно, но я все равно сомневаюсь, что есть смысл привлекать десять тысяч. Кому еще мы можем доверять?

– Ээ… – Я даже загрустила, когда поняла, что ни одно имя на ум не приходит. Нас было всего трое, два близких человека и я. Пускать кого-то еще в этот круг казалось еще более неправильным, чем привлекать десять тысяч человек. Родители? Брат? Друзья по колледжу, по школе? Ни одного из них я не назвала бы специалистом по решению загадок.

– Ну, – наконец сказала я, – есть несколько человек, с которыми я то и дело общаюсь онлайн. Вроде бы они клевые, интересные и отзывчивые. Организовали небольшое сообщество поклонников нашего ролика. Они… – Я осеклась, не желая договаривать.

– Что? – скептически переспросила Майя.

– Они зовут себя ангелами Карли.

Майя фыркнула, а потом залилась смехом. Я тоже. Постоянное ощущение, что она предпочла бы говорить о чем угодно, кроме Википедии, наконец исчезло.

– Знаю, – продолжила я. – Почему-то группа почти из одних женщин. Но те парни, что туда затесались, не возражают против названия.

– Но «Карли»?

– Лишь бы притянуть за уши каламбур?

– Похоже, – усмехнулась Майя. – Ты хоть кого-то из них знаешь?

– Нет, но их имена уже примелькались. Они завели страничку общества в твиттере, все подписались на меня, я с ними болтаю. Удивительно, что ни один из них до сих пор сам не заметил странности с Википедией. Думаю, я могу отправить им личное сообщение.

Похоже, Майя прониклась:

– Это твои фанаты или Карла?

– Нас обоих… Странно, что у меня есть фанаты. Они так радуются, когда я им пишу.

– Ага, так твиттер и работает.

– Я похожа на идиотку, когда обо всем этом говорю? – спросила я.

– Просто удивительно, как быстро ты разобралась, – без особого энтузиазма пояснила Майя.

– Учитывая, как я туплю во всем остальном? – толсто намекнула я, мол, год ходила вокруг да около, пока мы наконец не стали встречаться.

Я перегнулась через ее ноутбук и поцеловала Майю.

– Ты слегка манипулятор, ты в курсе?

– Зато ты у нас никогда в подобном не замечена.

– Давай решим позже, – предложила Майя.

На следующее утро я должна была лететь в Лос-Анджелес на съемки ночного шоу, как договорился мистер Скемпт. Пусть нам больше не платили, отец Энди считал, что это все равно на пользу, плюс ему надо было с кем-то встретиться в городе по делам. Майя не могла отпроситься с работы, поэтому нам пришлось прощаться.

* * *

Той ночью я мало спала. Не потому, что могла тусоваться до утра, просто рейс вылетал в шесть, вставать надо было в половине пятого. Ужас. Я не могла спать в самолетах. По крайней мере так я думала.

Итак, мы с Энди вошли в самолет и отправились по своим местам. Мы летели не рядом, и мое оказалось почти в самом хвосте. Обнаружилось, что его уже кто-то занял и поблизости свободных мест нет. Мы исполнили танец «сравним билеты», было 5.45 утра, мы с вечера не ложились, искренне хотели умереть, но наши посадочные талоны совпали. Я позвала самого бодрого бортпроводника в истории, и он с широченной улыбкой сообщил мне, что я полечу первым классом!

Меня привели обратно в переднюю часть самолета, и я плюхнулась рядом с лысеющим мужчиной средних лет – такие обычно и летают первым классом. Не успели мы подняться, как мне уже принесли «мимозу», но маленький телевизор, встроенный в переднее сиденье, оказался сломан и показывал настроечную таблицу. Я запостила его фото в твиттер и написала:

@AprilMaybeNot: Лечу в Лос-Анджелес, нечаянно попала в бизнес-класс. Но раз телик не работает, верните мне за него деньги (и плевать, что я их не платила)!

Как новоиспеченная звезда соцсетей, я обязана была извещать мир всякий раз, как сталкивалась с какой-то мелкой проблемой!

Вскоре после взлета выяснилось, что не спала я не из-за самолетов, а из-за неудобных кресел. Это же кресло буквально превращалось в кровать. Бизнес-класс, детка.

Мы приземлились всего за пару часов до съемок и хотели быстро проскочить аэропорт, но какие-то студенты узнали нас с Энди, и каждый захотел лично с нами сфотографироваться.

В итоге отец Энди вытащил нас из толпы и повел в сторону выдачи багажа. У основания эскалатора стоял один из тех встречающих парней с табличкой. Надпись гласила: «Маршалл Скемпт» (папа Энди), что немного меня разочаровало. Тем не менее я сфотографировала его для Майи, осознав, что в суматохе до сих пор не написала ей, мол, приземлилась.

Поездка в студию в основном прошла под крайне оживленную болтовню Энди. Он получал от происходящего намного больше удовольствия, чем я.

Ладно, не совсем так.

Энди обожал зрелища. Он верил в сферу развлечений так, как я никогда не верила. Существует большая разница между простым получением удовольствия от контента и поклонением всему, что творится для создания этого контента. Я все еще воспринимала мои появления на экране как необходимость. С ума не сходила, но мне было интересно, чем же дело кончится. Такой разный подход уже начал вызывать некоторые трения.

Вот вам сцена из гримерки перед тем шоу.

– Знаешь, Эйприл, не стоит так уж все ненавидеть.

– Ты видел, как я смотрю на чизкейк?

– Ты поняла, о чем я. Единственный раз в жизни нам выпал шанс испытать что-то клевое, а ты выглядишь так, словно тебе в туалет надо.

– Перестань фантазировать, как мне надо в туалет.

– Куча людей убила бы за возможность попасть на экран… делать то, то делаешь ты. Просто взгляни на вещи объективно. С тобой носятся, как со звездой, ты летаешь по стране, мы практически знаменитости, а ты нос воротишь!

– Энди… – Я помолчала, собираясь с мыслями. – Я не смотрю телевизор. Никогда не смотрела. Я понятия не имею, кто тот чувак, с которым нам предстоит общаться. Более того, с появления Карла мне не удается поспать больше пяти часов в сутки, я не люблю самолеты, от роскоши мне становится неловко, жизнь перевернулась с ног на голову до такой степени, что я про свои чертовы месячные забыла, и мне пришлось просить совершенно незнакомого человека раздобыть мне тампоны.

– А в уборной их не было?

– Мне в голову не пришло проверить, я ни разу с таким не сталкивалась.

И вот мы снова смеемся.

– Прости, Энди, я просто не понимаю, что делаю. Из меня словно пытаются слепить совершенно иного человека. Почему именно я? Я практически никто. Но иногда мне это все нравится. Нравится, что люди считаются с моим мнением. Просто… я не уверена, действительно ли оно такое важное.

Энди долго на меня смотрел и наконец выдал:

– Эйприл, как по мне, ты хорошо справляешься.

Я посмотрела ему в глаза, едва не ляпнула очередную глупость, но потом сказала:

– Спасибо, Энди.

* * *

В ту ночь для меня все изменилось. После разговора я кое-что поняла: я никогда не полюблю индустрию развлечений так, как Энди, но он прав, это удивительная возможность. И моя незаинтересованность давала мне некую силу. Я, честно говоря, не знала, есть ли разница между тем, чтобы выступать в кабельных новостях и в ночном шоу. Для меня телевизор был телевизором. Я понятия не имела, что собираюсь сделать нечто важное. И благодаря всему этому – практике выступлений, иммунитету к власти и очарованию экрана – я внезапно стала довольно неплохо держаться на съемках.

Вот как все прошло той ночью. (Забавно, я могу дословно воспроизвести некоторые разговоры, потому что в тот момент на меня была нацелена где-то дюжина камер.)

– Поприветствуем Эйприл Мэй и Энди Скемпта, первооткрывателей нью-йоркского Карла!

Под шум аплодисментов мы появились на площадке. Обычно нас звали в новости, поэтому все казалось немного непривычным.

– Как прошла последняя неделя?

В основном Энди всегда держался на вторых ролях, поэтому я начинаю:

– Довольно странно, Пат. Даже очень странно.

– Я не Пат, – смеется ведущая.

– Честно, я уже всех ведущих зову Пат, потому что не успеваю вас запомнить.

– Для Эйприл телевидение в новинку, – влезает Энди. – У нее нездоровое увлечение романами шестидесятых годов девятнадцатого века.

Раздаются смешки.

– Неправда, друг мой! Куда большую роль в моей жизни играет страсть к чизкейкам. – Я умышленно делаю отсылку к нашему недавнему разговору. Смешки становятся громче.

Ведущая берет дело в свои руки.

– Итак, история с нью-йоркским Карлом становится все более странной. Эксперты утверждают, что, если это маркетинговая кампания, она стоила более ста миллионов долларов.

– Ага, а послать сигнал и отрубить камеры наблюдения не только дорого, но и незаконно, – поддакивает Энди.

– Сообщают, что китайский Карл теперь закрыт для посещения публики. Думаете, людям есть из-за чего волноваться?

– Думаю, это самая естественная реакция, когда сталкиваешься с тем, что не понимаешь, и самая малопродуктивная, – говорю я, а потом меняю тему, потому что мне скучно и я решила выпендриться: – Кто-нибудь еще считает, что Карл красивый?

На самом деле перед съемками вы репетируете эти интервью. Вам заранее озвучивают вопросы и даже некоторые шутки, чтобы вы потом не выглядели полными болванами. Ведущие отлично справляются с импровизацией, а вот гости часто нет, поэтому вам советуют придерживаться сценария.

Если посмотрите запись, увидите, как Энди в этот момент вытаращил глаза и запаниковал.

Пат и глазом не моргнула.

– Разве что при удачном освещении?

Аудитория смеется.

– Я имею в виду, даже если это маркетинговая акция, скульптуры прекрасны. Легко забыть, сколько времени нужно, чтобы разработать дизайн огромных роботов для фильмов. С виду ерунда, а ведь на их создание уходят тысячи человеко-часов. Нам нравятся скульптуры, потому что они прекрасны, а прекрасны они благодаря тому, что над ними много трудились.

Пат одобрительно кивает и меняет тему:

– Ваша жизнь сильно изменилась?

Энди бесконечно рад снова вернуться к сценарию и говорит:

– Ну, стало непривычно: меня теперь узнают на улице, ведь мы с Эйприл изначально отнеслись к ролику как к шутке. Не то чтобы мы стремились попасть в шоу.

Снова смешки.

– А для меня все сводится к деньгам. Мы уже заработали на просмотрах пять тысяч долларов. Так что переходите по ссылке, ребята, – заявляю я прямо в камеру.

Энди снова в панике.

– Вы так много заработали? – спрашивает Пат.

– О да, – отвечаю я. – Кроме того, несколько сетей запустили наш ролик, прежде чем мы дали им разрешение, поэтому папа Энди, который работает юристом, навязал им откровенно грабительский контракт. На этой неделе я закрыла свои студенческие ссуды ровно на сорок два процента. – Я подмигнула в камеру.

Мы продолжили говорить и, конечно, перешли на обсуждение тайны, что окружала Карла. Пат пошутила, мол, возможно, Карла прислали нам космические пришельцы, и поскольку я знала о последовательности в Википедии, а все остальные нет, то с уверенностью заявила, что история куда интереснее, а вот чем именно – не скажу. Я выглядела дерзко, но людям такое либо очень нравится, либо очень не нравится, а в игре за внимание (в которую я играла, сама того не понимая) эти вещи одинаково хороши.

* * *

Одна из самых больших глупостей нашего мира – чтобы выглядеть круто, надо не стараться выглядеть круто. А идеала вы достигаете лишь тогда, когда вам хочется наплевать на все. Меня не заботила серьезность этого телешоу, и ощущения свободы, независимости и уверенности пришли сами собой. Лишь некоторое время спустя я поняла, что чувствую себя сильной.

Некоторые люди с полным правом считали меня заносчивой, но это не имело значения, потому что они продолжали смотреть шоу, а тех, кто эти шоу снимал, больше ничто не интересовало. Другие думали, что я умна и полна свежих идей, и, честно говоря, мне это нравилось. Мне нравилось, что я хорошо держусь перед камерой, что люди говорят обо мне, что у меня все больше подписчиков в твиттере и что меня слушают.

По большей части власть выглядит как «жить легче, чем в среднем по стране». Люди так привыкли, что в основном не сознают, насколько они сильны. Например, люди из «среднего класса» в США составляют три процента от числа самых богатых людей в мире. Таким образом, они, вероятно, одни из самых влиятельных людей на планете, но чувствуют себя совершенно обычными.

Власть ощущается только на контрасте с возможностями окружающих и, что еще важнее, возможностями, которыми сам человек обладал ранее. Не собираюсь притворяться, будто эта странная новая уверенность в сочетании со странной новой позицией не пьянили и не вызывали привыкание. Говорят, власть развращает… Но никогда не предупреждают, насколько быстро!

Устроившись на мягком кожаном заднем сиденье новенькой машины, что везла нас в отель, я как одержимая просматривала все новости о Карле в твиттере и фейсбуке. А вот Энди был немного не в духе.

– Почему ты просто не повторила то, что нам велели?

– Потому что это скучно. Ты был прав, когда сказал, что многие хотели бы оказаться на моем месте, так, может, мне сделать что-то интересное?..

– Просто… – Он мысленно поискал нужное слово и наконец выдал: – Просто ощущение, будто у тебя нет ни грамма уважения ко всем этим передачам.

– Энди, но ведь так и есть. Я же сказала: я никогда их не смотрела. Все мое взаимодействие с телевизором сводится к комедиям девяностых на «Нетфликс». Вот если Поли Шор пригласит меня поболтать с ним, я точно по потолку буду бегать. Просто я отношусь к телеиндустрии не так, как ты.

– Но почему ты не понимаешь, что эту самую индустрию уважают и ценят не просто так?

– Нет, Энди. Я всю жизнь честно стараюсь об этом не думать. Как по мне, именно так люди начинают уважать плохие вещи. Я не к тому, что шоу, где мы сейчас снимались, плохое, уверена, люди с удовольствием его смотрят и счастливы. Просто я так мало знаю о нем, что мне все равно.

От этой беседы мне становилось неловко, но я не собиралась отказываться от новообретенных свободы и силы.

– Не знаю, нужен ли я… Зачем я вообще тут сижу? – тихо произнес Энди.

Я обхватила его лицо ладонями, и он слегка покраснел.

– Энди, не глупи. Ты здесь, потому что имеешь к происходящему самое прямое отношение. А еще затем, чтобы снимать видео.

– А?

– Как ты вчера заметил, у нас на канале уже пятьдесят тысяч подписчиков. Нам нужно снимать новые ролики. Контролировать эту историю.

– Ты этого хочешь?

– Думаю, да.

– Но… – Ему не было смысла произносить все те причины, которые я ему сама только что подсказала.

– Не смей использовать против меня мои же аргументы. Ты выиграл.

– Сто тысяч, – уточнил Энди. – За последние пару дней число подписчиков удвоилось.

Я подалась вперед и попросила водителя:

– Вы не могли бы отвезти нас туда, где продают камеры?

В ту ночь мы сняли и загрузили второй ролик «Эйприл и Энди». Показали, как изменилась наша жизнь после Карла. Я четко дала понять, что Энди мой равноправный партнер. (Каждый раз, когда мы приходили на телевидение, возникала путаница, потому что в первом видео я притворилась, будто он случайный прохожий.) Я пошутила, мол, телевидение отстой, но хотя бы кормят бесплатно. Лишь мимоходом упомянула о Карле и, конечно, ни слова не сказала про Последовательность Фредди Меркьюри. Карлу не вечно быть в новостях, поэтому, если мы собираемся и дальше заниматься каналом, надо постепенно отходить от темы робота.

Я подумала: а может, нам организовать какое-нибудь шоу об искусстве и дизайне? Возьму на себя все разговоры; Энди может выступать в качестве оператора и редактора. Даже Майю можем привлечь, чтобы помогала нам писать сценарий для серий и готовить иллюстрации. Странно сейчас оглядываться на те наши мечты и в равной степени думать: «Ой, какие же мы были милые и бесполезные» и «Боже, я так скучаю по той жизни, что прикончила бы всех панд на планете, лишь бы ее вернуть».

Пока мы снимали второй ролик, шоу вышло на Восточном побережье и мне пришло где-то пять тысяч сообщений. Я не стала на них отвечать, даже Майю проигнорировала. Решила, все равно мы скоро поговорим. У меня кружилась голова от такого внимания, от недосыпа, от восторга, чем мы с Энди занимаемся. Я наконец поняла масштабы обрушившегося на нас успеха, и мы пытались поймать удачу за хвост. Хотя бы отчасти.

Но самым прекрасным было то, что следующее утро выдалось свободным. Отец Энди хотел сводить нас в агентство, чтобы обсудить то, что там обсуждают в агентствах, но встреча была назначена на три часа дня. А сейчас нас ждал СОН! Настоящий, взаправдашний, чудесный, слюнявый, эгоистичный сон на огромной кровати!

Я даже не стала смотреть вместе с Энди эфир. Вползла в номер, сбросила чертовы туфли, чертов лифчик и чертовы трусы и закопалась в роскошные дорогие отельные одеяла.