Текст книги "Сад надежды"

Глава 4. Сад

Гарольд Бакстер включил свет на лестнице, обернулся и окинул взглядом свое жилище в Бирмингеме, штат Алабама. Больше двух десятков лет он называл домом жилые комнаты над танцевальной студией. Целую стену занимали полки с призами, софа застелена лоскутным одеялом – старому человеку нужно тепло, а он уже стар. В семьдесят пять можно наконец в этом признаться.

Гарольд не то чтобы не хотел стариться; он всего лишь ненавидел ограничения, которые приносил возраст. Лестницу в танцевальную студию на нижнем этаже он преодолевал в два приема, а раньше даже не рассматривал в качестве достойного противника. Теперь на первой же ступеньке его старческие колени начинают протестовать. В последнее время лестница стала ему казаться совсем крутой и длинной. Однако тело нужно заставлять двигаться. Потому что это только первая ступенька вниз в пугающем его путешествии.

Гарольд был не из тех, кто жалеет себя, и предпочитал думать о том, за что должен благодарить судьбу. Двадцать лет назад он осуществил свою мечту – открыл собственный бизнес. А до того в некотором роде плыл по течению, и единственным якорем был его брат Джордж.

В последнее время он все чаще думал о Джордже, хотя не общался с ним больше пяти лет. Нужно восстановить отношения. По крайней мере, попытаться. Снова. В конце концов, они оба старики. Но даже если он сделает первый шаг, это будет лишь проявление эгоизма с его стороны. Ведь именно Гарольду по-прежнему не хватало Джорджа. Даже после всех этих лет.

Когда он доковылял до нижней ступеньки и прошелся по неосвещенной студии, то не удивился нахлынувшим эмоциям. Неужели ему больше не почувствовать, как пружинит буковый паркет под ногами, не увидеть, как мягкий свет отражается от теплых стен? Не услышать смеха и оживленных мужских и женских голосов с пяти вечера до полуночи? И не услышать музыку? Музыки будет не хватать в первую очередь…

От мыслей отвлек стук. Гарольд открыл дверь и затем подошел к венецианскому окну. Адвокат Фил Борланд отряхнул плащ от дождевых капель и переступил порог.

– Хочешь кофе? – Гарольд показал на стол. – Угощайся. – Вчера вечером он настроил кофемашину, и теперь по студии распространялся манящий свежий аромат.

Фил покачал головой:

– Через полчаса я должен быть в суде.

Таким способом он давал Гарольду понять, что не позволит втянуть себя в очередную дискуссию о спасении студии. Гарольд сдвинул брови.

– Я приготовлю для тебя навынос.

Фил подавил усмешку. Этот влиятельный бирмингемский адвокат был все же добрым человеком.

– Ладно. Полчашки, и я буду краток.

Довольный Гарольд налил кофе. Чуть больше полчашки. Люди всегда предпочитают чуть больше, чем чуть меньше. Протягивая посетителю дымящийся напиток, он спросил, не пытаясь скрыть призрачную надежду:

– Есть новости?

– Гарольд, ты потерял бизнес, – вздохнул Фил. – Я практически бессилен.

Они обговорили это не раз и не два. Когда Гарольд предложил юному Эфраиму Коннеру стать младшим партнером, предприимчивый молодой человек сразу согласился. Три года они проработали вместе без происшествий.

– Он лгал мне, Фил. Я и подумать не мог, что по этим документам у меня отнимают бизнес.

Эфраим сказал Гарольду, что нужна его подпись на договоре между танцевальной студией и местным телевидением. Гарольд доверял партнеру. За три года Эфраим не дал ни малейшего повода усомниться в своей честности. По правде говоря, Гарольд начал считать молодого человека членом семьи. Сыном, которого у него никогда не было.

Фил посмотрел на часы.

– Послушай, я сказал, что я практически бессилен. Однако…

Гарольд оживился.

Фил отпил большой глоток кофе и быстро обежал глазами студию.

– Я договорился на сегодня о встрече. Трей Шарплес. Имя знакомо?

– Известный адвокат?

– Он добился определенных успехов в подобных ситуациях. То есть в области неправомерных действий в отношении пожилых людей. Прости, не хотел обидеть.

Гарольд согнул ноги в коленях, затем выпрямил.

– Все в порядке, назвать старика стариком не грех. Ты считаешь, Шарплес поможет?

Фил пожал плечами:

– Не знаю. Гарольд, ты бизнесмен, а не какая-нибудь старуха, которая сидит дома, стрижет купоны и хранит деньги в кубышке. Не так просто доказать, что тебя обманом заставили отдать весь бизнес в чужие руки.

– Я планировал со временем продать его Эфраиму.

– Тем сложнее доказать, что ты не передал бизнес добровольно, а потом передумал. Эфраим провел платежи моментально. Все предусмотрел.

– Он лжец и мошенник. А я оказался слишком доверчив.

– Что ж, век живи, век учись. В любом случае Трей Шарплес – твой последний шанс. И он согласился на встречу с тобой по моей просьбе. Не трать его время зря, не грузи ненужными мелочами. Только голые факты. Он захочет узнать некоторые детали. Но пусть спросит о них сам. Добровольно ничего не выкладывай. Может быть, он углядит что-то, чего я не сумел.

Фил подошел ближе и положил руку на плечо Гарольда.

– Я не хочу видеть, как ты теряешь студию.

Фил привел свою маму в студию «Танцы в эфире» шесть лет назад, вскоре после смерти отца. Тогда Лаверн Борланд упала духом и неделями не выходила из дома. Однако, погрузившись в ностальгическую атмосферу джаза и танцевальных ритмов, она вновь ощутила вкус к жизни. Вдобавок именно здесь Фил познакомился со своей женой Митци, которая переехала из Чикаго и обожала все в стиле ретро, включая танцы.

Гарольд закусил губу.

– Как мне тебя благодарить?

– Никак, – улыбнулся Фил. – Сегодня он выкроил для тебя пару часов. Ты обедаешь с ним в отеле «Фор сизонс» в три часа. Не опаздывай.

Гарольд ощутил забытый за последние недели вкус надежды.

– Я приду непременно. Разве что случится всемирный потоп.

– На сегодня дождя не обещали, так что нам ничего не грозит, – засмеялся Фил.

Гарольд посмотрел вслед Филу. Адвокат сделал все, что мог, только этого оказалось мало. Оставалось надеяться на последний шанс – на Трея Шарплеса.

Гарольд уже собирался перевернуть вывеску «Открыто», когда вспомнил, что надо заглянуть в почтовый ящик. В последние несколько дней он забывал проверить почту, просто сидел у окна и думал, что, потеряв студию, не сможет выжить. Дома у него нет, идти некуда. Старик. На счете около одиннадцати тысяч долларов – далеко не уйдешь, но, слава богу, не полная нищета.

На улице было тепло и приятно. Встало солнце, и от утренней прохлады в деловой части Бирмингема не осталось и следа. Гарольд сделал глубокий вдох и поблагодарил судьбу за то, что его легкие могут дышать, за то, что все еще служат ноги, и за то, что он помог изменить жизнь многим людям, которые пришли в студию «Танцы в эфире». Этого у него не отобрать.

Он перешел через пустынную улицу и открыл ящик. Кроме небольшой пачки счетов и рекламных буклетов там обнаружилось письмо с написанным от руки адресом. Гарольд поднес письмо к глазам.

Остров Газовых фонарей, Флорида. Письмо от брата Джорджа.

Гарольд бросил остальную корреспонденцию обратно в ящик и заторопился назад, на ходу распечатывая конверт. В глазах начало темнеть, но, к счастью, сразу за дверью он ощупью наткнулся на стул. Сделав глубокий вдох, Гарольд собрался с силами и достал письмо.

Дорогой Гарольд!

Мы братья, и так не должно больше продолжаться. Я не видел тебя двадцать лет, шесть лет мы не общались даже по телефону. Ты звонил на сочельник, но я не смог ответить. Я позволил себе замкнуться в своей болезни и отталкивал всех. И я вряд ли еще увижусь с Эллен Мари и Чарити.

Я пишу не для того, чтобы пожаловаться или поговорить о своих ошибках. Я хочу извиниться. Ты мой брат, Гарольд. И мне тебя не хватает. Не в моих правилах обращаться за помощью, однако сейчас я в ней нуждаюсь. Ты нужен мне, Гарольд. Я умираю.

Гарольд попытался сдержать рыдания, снова и снова перечитывая последние два слова. Я умираю. Он закрыл лицо дрожащими руками, слезы текли сквозь пальцы и капали на колени.

Не знаю, сколько мне осталось. Приезжай. Мы должны все исправить. Должны разобраться в своих ошибках и вытащить их наружу. Загнанные внутрь, они отравляют нас. Ранам нужен воздух, нужен кислород, только тогда они начинают заживать. Мне нужно знать, что нам это по силам. Слишком многое поставлено на карту. Я люблю тебя. И что бы ни произошло между нами, всегда любил.

Навеки твой брат, Джордж.

Письмо упало на колени. Гарольд прочувствовал слова сердцем и попытался вызвать из памяти образ брата. Он так давно не видел его и не слышал! Это неправильно! Помириться, когда один из братьев на пороге смерти!.. Он вытер слезы тыльной стороной ладони и, едва ноги наконец смогли держать его, прошагал через студию к телефону.

– «Дельта эрлайнс», – ответил женский голос на другом конце линии.

– Мне нужен билет до Сарасоты, Флорида, из Бирмингема, Алабама. Если можно, на сегодня. – Собственный голос в трубке казался Гарольду чужим, он был полон отчаяния и звучал как эхо из прошлого. Даже помехи на линии нашептывали, что он не заслужил прощения у брата.

– Есть прямой рейс сегодня в пятнадцать часов. Вас устроит, сэр?

Гарольд согласился без колебаний. Филу он послал сообщение с просьбой отменить встречу с Треем. Есть вещи важнее бизнеса.

* * *

Чарити проснулась со странным чувством. Было восемь утра, а со стороны веранды доносились удары молотка и визг пилы. Плотницкие работы – вот что ее разбудило. Она выглянула из окна, но кроме крыши ничего не увидела. Проковыляла в ванную, плеснула воды в лицо и спустилась на кухню делать маффины для работников.

Сперва она не хотела связываться с выпечкой, однако сказала себе, что бабушка поступила бы именно так. Если уж хочешь стать своим человеком на острове, так почему бы не культивировать идею «а что бы сделала бабушка»? Действенный метод для такой социопатки, как она?

К несчастью для Далтона и его помощника, маффины подгорели, так что идея отблагодарить их угощением улетучилась из окна кухни вместе с чадом. Не успела Чарити проветрить кухню, как раздался стук в заднюю дверь. Она вздрогнула, бросила кухонное полотенце на стол и помчалась открывать. На пороге стоял Далтон – на бедрах пояс с инструментами, на вспотевшем лбу красная бандана.

– Доброе утро. – Он повел носом.

– Пекла маффины с лимоном, – сказала Чарити и помахала рукой, как веером.

– Балка на месте. Если дадите веник, я подмету опилки.

– Хотите кофе?

Он скрестил руки на груди.

– А вы не хотите посмотреть новую балку?

Она вышла из дома вслед за ним. Не дойдя до навеса, Далтон вдруг остановился и постучал по оконному стеклу.

– Потрясающая у вас веранда.

Чарити посмотрела внутрь – сначала на дальнюю стену, потом перевела взгляд на мраморный пол. Она никогда не видела веранду с такого ракурса.

– Я планирую устроить здесь мастерскую. Та, в которой работал дедушка, очень маленькая. И в ней жарковато. Думаю, дедушка обустроился рядом с кухней, чтобы быть поближе к бабушке, а она проводила там много времени.

Далтон соскреб указательным пальцем пятно старой краски в углу окна.

– Ваша бабушка пекла маффины с лимоном?

– Частенько. Но у нее они не подгорали.

– Представляю, какая вкуснятина… – Далтон полотенцем обтер пальцы от краски.

– Вы теперь руки не отмоете. – Чарити усмехнулась про себя и показала на ряд высоких больших окон. – Стекла покрылись солью и запылились.

Он отступил на шаг.

– И правда. А какую мастерскую вы планируете здесь устроить?

– Гончарную.

– Будет просто великолепно. Много солнца и вид на море.

Чарити едва не сказала ему, что где бы она ни работала, ее занимает проект, и пусть вид будет хоть на голую стену. Но Далтон уже свернул за угол и указывал на крышу:

– А вот ваша новая балка.

Чарити запрокинула голову.

– Спасибо. И не беспокойтесь, я подмету сама, попозже. Выписать чек? Или лучше наличными?

– Мне без разницы. Так как насчет маффинов? – Далтон собирал оставшийся инструмент и закреплял на поясе, причем так неторопливо, что Чарити заподозрила – он дает ей время на размышление.

– Вы серьезно? Разве не видели, как из кухни дым шел?

Он пожал плечами.

– Ну что ж, пеняйте на себя. – Чарити развела руками, покачала головой и направилась в дом. Далтон последовал за ней.

– А ваш помощник? Он ушел? – спохватилась Чарити, налив две чашки кофе.

– Да. Я хотел вас познакомить, но он очень спешил. У его детей сегодня игра. – Далтон положил пояс с инструментами на мраморный пол и теперь сидел на высоком барном стуле с кожаной обивкой. – Кофе приятно пахнет.

И как он мог что-то унюхать на фоне сгоревших маффинов?

– Эфиопский, темной обжарки. – Чарити взяла противень, стоявший рядом с духовкой, и со вздохом поставила на стол.

– Выглядит не так уж плохо.

Края бумажных формочек обуглились, в нижней части маффины почернели.

Далтон взял один и освободил от бумаги.

– Главное, знать, как их есть. – Он провел пальцами по окружности маффина и осторожно отделил подгоревшую часть. – Вот смотрите. – Он откусил изрядный ломоть.

Чарити наблюдала за ним через стол.

– М-мм… – Далтон закрыл глаза, и у нее самой потекли слюнки. Он открыл глаза и улыбнулся; лимонная глазурь прилипла к верхней губе. Чарити вскочила и подала салфетку.

– У вас, наверное, тоже все подгорает? Поэтому вы не чувствуете вкуса? – Слова сорвались с языка, как попкорн с горячей сковородки.

Он улыбнулся, вытер рот салфеткой, откусил еще и ответил с полным ртом:

– У моей жены такое случалось.

Разведен? Чарити прикусила язык – и увидела кольцо на левой руке. Широкий золотой ободок. Нет, не разведен. Его плечи горестно поникли.

– Ваша жена…

– Ее больше нет.

Значит, умерла.

– Простите меня.

Чарити должна была произнести эти два коротких слова, иначе его боль повисла бы в воздухе, как запах пригоревших лимонов. А Чарити понимала, что это такое.

Глаза Далтона остановились на ее лице. Зеленые, как море в шторм, и грустные, как океан в ночи.

– Спасибо, Чарити.

Молчание затянулось, но неловкости не чувствовалось. Было уютно сидеть в прохладной кухне, прислонившись к теплому дереву кухонного стола, и наблюдать за игрой солнечных лучей. И почему-то ее потянуло на откровенность.

– Когда я училась в колледже, одна из моих соседок по комнате погибла в аварии. Мне позвонила женщина – я и погибшая соседка были знакомы с ней еще со школы – и сказала: «Я не буду спрашивать, каково тебе на душе. Просто расскажи мне о ней».

Далтон помрачнел, но подался вперед, упершись локтями в стол. Чарити приняла его жест за заинтересованность.

– Мы проговорили целый час.

– И как, помогло? – Тихий голос едва был слышен за гудением холодильника и плеском волн за окнами кухни.

Чарити прижала к груди чашку.

– Та женщина плохо знала погибшую, однако в ее просьбе сквозило что-то чистое и проникновенное. Я не могу это объяснить… да, помогло.

Она заметила, как изменился язык его тела. Только что Далтон вел себя совершенно раскованно, но когда Чарити заметила слезинку в уголке его глаза, напряженно откинулся назад и несколько долгих секунд изучал потолок.

– А знаете, – выдохнула Чарити, – если вам захочется рассказать о ней, позвоните мне, я буду рада выслушать. И не буду спрашивать, каково вам на душе.

– Спасибо, – выдавил он с трудом.

Чарити отодрала формочку с маффина и отделила нижнюю часть.

– Правильно?

Его губы тронуло подобие улыбки.

– А теперь откусите, и побольше.

Она закрыла глаза и вгрызлась в маффин, зная, что лимонная глазурь прилипнет к губам. Кекс был еще теплый, на вкус сладкий и терпкий.

– И правда, не так уж плохо!

– Чарити, а вы здесь надолго? Или только приведете в порядок владения вашего дедушки?

Владения вашего дедушки. Солидно звучит. А ведь он был просто ее дедушкой, который часто сидел за гончарным кругом, рассказывал сказки на ночь, танцевал до упаду и любил смеяться.

– Я переехала сюда. Насовсем.

Зеленые глаза чуть потемнели. Видимо, Далтон обдумывал услышанное.

– Вот так взяли и переехали? – В его голосе звучал оттенок зависти. – Ваши знакомые, наверное, в шоке?

– Нет. То есть я пока оставила за собой квартиру в Нью-Йорке, по крайней мере до конца года. А вещи упаковала в коробки. – Чарити уставилась на чашку. – Мне было не трудно решиться на переезд.

– Потому что здесь жил ваш дедушка? Надо сказать, ваш дом – это что-то невероятное.

– А еще здесь полно работы, – добавила она. – Замену балки я могу вычеркнуть из списка, а за что дальше хвататься – ума не приложу.

– С этим проблем не будет. Дом сам подскажет, что и когда делать.

– Звучит даже страшно.

– Если вы не против, я помогу составить список необходимого. В округе много опытных специалистов.

– Спасибо, было бы неплохо.

– А для некоторых работ к вашим услугам я.

– Типа замены балки?

– Вьющиеся растения полностью оплели одну из стен вашего дома. С ними нужно что-то делать, если только вы не собираетесь впустить побеги внутрь через водостоки, тогда и дома будет сад. Я могу этим заняться.

– Отлично, вы наняты. А что еще вы умеете?

– О, вы не представляете. – Внезапно Далтон заговорил серьезным и даже взволнованным тоном, глаза загорелись новым светом. Из бокового кармана он достал сложенный листок бумаги.

Чарити слегка отпрянула.

– Вы владеете, – Далтон встал, подошел к широкому окну и раскинул руки, будто пытаясь обнять весь мир, – уникальным тропическим садом, который исчезает буквально на глазах.

Он жестом поманил Чарити, и она медленно придвинулась к окну.

– Посмотрите, вокруг беседки многолетники заглушены вьющимися растениями, и буквально все заполонили сорняки. А на самом деле ваш сад – один из самых прекрасных на острове.

Чарити прикусила нижнюю губу. На ее памяти дед и бабушка сажали эти растения, заботились о них. Здесь, в саду, она наблюдала за бабочками и пчелками, лежала на спине и смотрела на облака, так похожие на животных, воображала эльфов и даже слышала звенящие мелодии их песен.

Далтон говорил и говорил. Чарити слушала, но не слышала, блуждая мыслями где-то в прошлом и будто снова вдыхая давно забытые запахи свежевскопанной земли и цветущих гардений.

– …а магнолию поедают жуки. Но все это, Чарити, можно восстановить.

Только услышав свое имя, она вернулась в настоящее.

– Я могу возродить сад. У меня получится.

Возродить сад. Сад, который был частью деда, который поможет почувствовать себя дома… Сердце застучало в груди. Мысли и воспоминания слились с фантазиями взрослой Чарити, сидящей на бетонной скамейке под магнолией или попивающей кофе в беседке. Возродить сад. Чем больше она об этом думала, тем больше волновалась. Пусть Далтон прямо сейчас берется за дело!.. Но едва она открыла рот, как он произнес нечто немыслимое:

– А ваша бесподобная плакучая ива! Такого большого ивового дерева я никогда не видел. Надо проложить к ней красивую дорожку, выкорчевать кустарник, убрать вокруг лишние камни.

У Чарити мороз пробежал по коже.

– Часть ветвей нужно обрезать, пока не начали ломаться…

– Постойте! – отшатнулась она, внезапно вспотев и подняв руку. Рука дрожала.

К удивлению Чарити, Далтон не стал спорить – замолчал и ждал, пока она что-нибудь скажет.

Она втянула в себя воздух, чтобы успокоиться, подняла другую руку и выставила вперед ладони, как щит. Судя по виду Далтона, такой щит был даже эффективнее, чем фирменная сумочка Эмили Радд. Время шло, часы на дальней стене отсчитывали секунды. Спустя вечность Чарити решилась:

– Я не люблю эту иву.

Далтон наморщил лоб:

– Почему?

Чарити зажмурила глаза и, не отдавая себе в этом отчета, затрясла головой. Пряди волос рассыпались по плечам.

– Просто не люблю.

Во взгляде Далтона появилась заинтересованность.

– Просто не любите?

Другой бы сказал, что она инфантильна. Что нельзя вести себя как избалованное дитя, что она уже взрослая. Чарити слышала подобное, сколько помнила себя.

– Да, просто не люблю.

Далтон обернулся в сторону сада.

– Ладно.

Чарити была готова биться, как билась всю жизнь.

– Я не собираюсь объяснять…

– Хорошо, – прервал ее Далтон, – мы оставляем как есть иву, кустарник и все остальное, что за камнями. У вас маркер есть?

Чарити застыла с открытым ртом. Такого она не ожидала. Разговор о дереве завершился сам собой.

– Дайте, пожалуйста, маркер.

Она показала на ящик. Далтон открыл, нашел маркер и вернулся к окну.

– Вот смотрите. – Он начертил на стекле план сада. Розы вдоль левой стороны дома, в центре лужайка с невысокими цветами. А с правой стороны, где плакучая ива стояла в одиночестве, как часовой у врат в иное измерение, Далтон толстыми линиями нарисовал квадрат и закрасил маркером вместе с деревом и окружавшим его участком. И дерево исчезло. Как просто! Дерево исчезло, а сад остался.

Голос гостя звучал мягко, и Чарити это нравилось. Она воспринимала как шумовой эффект названия редких растений, цветов и кустарников, а он все говорил, продолжая чертить на окне круги и зигзаги.

– Поработать над вашим садом – честь для меня. Некоторые виды флоры… короче говоря, некоторые из них я никогда не видел вживую. Разве что срезанными. Растения из разных тропических регионов мира растут здесь в гармонии! Ваш сад – мечта любого ландшафтного дизайнера.

Чарити будто током ударило.

– Так вот почему вы пришли сюда!

– Вы о чем? Нет, я и разглядеть его толком не мог из-за сорняков. Если не верите, пойдемте со мной к коттеджу. Оттуда, из патио, мне видна одна сторона вашего дома, та, что обращена к заливу. Признаюсь, я пересчитывал окна на втором этаже и размышлял, сколько там спален. И мне действительно нравится ночное освещение вашей веранды. Она просто сияет!.. Пока мы с Мануэлем отдыхали, я набросал кое-что. – Далтон нашел на столе свою шпаргалку и протянул Чарити, предварительно завернув правый верхний угол, чтобы убрать из виду иву.

Она изучила проект. Невысокие кустарники были расположены так, чтобы не закрывать розы; бетонные скамейки стояли хаотично, под разными углами, однако в местах, где можно посидеть в тенечке.

– Вы ландшафтный дизайнер?

– Ландшафтный архитектор. Обещаю не испортить исходный проект сада.

Она подняла бровь:

– Испортить этот беспорядок? Мы ничем не рискуем.

– Значит, да?

Чарити снова посмотрела на листок. Просто план. И тут боковым зрением она увидела какую-то вспышку и посмотрела в сад. Солнечные лучи отражались от воды и слепили. И она вновь поймала забытое ощущение, как в детстве, когда надавливала на глазные яблоки, чтобы узреть легчайшие крылья и услышать звенящие мелодии.

– Эльфы, – прошептала Чарити, ощутив запах корицы. Она положила бумагу на стол, сделала вдох и посмотрела гостю в лицо. – Да, займитесь садом. Всем садом. И пусть даже некоторые растения придется завозить из… откуда-то завозить. – Она помедлила. – Всем садом, кроме ивы.

– Я начну завтра с утра. И пожалуйста, не сочтите вмешательством в семейные дела… Джордж Бакстер сейчас гордился бы вами.

Чарити снова вспомнился дедушка. Он всегда гордился ей, даже когда она того не заслуживала. Однако сейчас он был бы просто счастлив. И у нее стало легко на сердце, от возбуждения и другого неведомого чувства. Может быть, магии. Может быть, надежды.

* * *

Гарольд Бакстер сжимал ручку чемодана негнущимися пальцами. Остановившись на повороте к дому брата, он закрыл глаза и помолился. Никогда раньше поездка на водном такси не была такой долгой. Гарольд устал. Его повело в сторону, и пришлось открыть глаза, чтобы не упасть. Письмо лежало в кармане рубашки, у самого сердца. Он не раз порывался перечитать его, но сердце не разрешало. Сделав судорожный вдох, Гарольд зашагал по направлению к парадной двери. Бизнес и прошлая жизнь остались позади. Еще с утра ситуация вокруг танцевальной студии казалась неправдоподобной в своей жестокости, а теперь она мало что значила. И все дело в письме.

Внезапно раздался голос:

– Скажите, это вы живете в таком большом доме?

Гарольд сосредоточился на вопросе, медленно обернулся и увидел девочку-подростка. Босую, в обрезанных шортах. Смуглая кожа и выгоревшие на солнце волосы выдавали в ней местную жительницу, не приезжую.

– Нет, я…

Она наклонила голову, бриз отвел ее волосы с лица и легко потянул назад. Ярко-синие глаза ждали ответа.

– Здесь живет мой брат.

Девочка скрестила руки на груди и перевела взгляд на чемодан.

– Крутой дом.

Гарольд посмотрел на особняк. Да, девочка права. Дом крутой. Но сейчас ему не до того. Он обернулся и застыл с открытым ртом. Девочка исчезла. Гарольд посмотрел в одну сторону, в другую, но ее и след простыл. Он тяжело вздохнул и направился ко входу. Или теперь привидения являются в образе таких девочек?.. Идти было тяжело, попутный ветер не помогал. Этот долгий путь следовало проделать много лет назад.

* * *

С помощью Далтона Чарити перенесла гончарный круг на веранду. Саквояж со специальными ингредиентами перетащила туда же, хотя никаких заказов не предвиделось и он так и стоял на этажерке позади круга. За окном простирался сад, за садом – океан. Далтон сдержал слово и каждое утро занимался расчисткой зарослей, а после возвращался в коттедж Барлоу и работал там остаток дня. Сегодня он заказал водное такси и пригласил Чарити съездить с ним на материк, но она отказалась.

Стук в дверь раздался, когда Чарити наливала вторую чашку кофе. Она посмотрела на часы. Для Далтона еще рано. Может быть, Эмили Радд? Чарити нехотя согласилась провести время с Эмили и ее друзьями, которые собирались приехать на остров. Хотя Эмили и не намекала на двойное свидание, у Чарити сложилось впечатление, что планируется нечто подобное. Что ж, будет повод вежливо отказаться. Есть вещи, которые лучше делать индивидуально.

Однако дверь распахнулась, и сквозняк прогнал все мысли об Эмили и двойном свидании. У входа стоял пожилой мужчина, слишком знакомый для постороннего. В руках он держал скомканное письмо, а когда Чарити посмотрела ему в лицо, то увидела глаза своего дедушки.

Ей стало трудно дышать, голова закружилась, руки и ноги внезапно похолодели.

Мужчина протянул вперед дрожащую руку.

– Пожалуйста… Пожалуйста, скажите мне, что я не опоздал.

Низкий сдавленный голос звучал с такой мольбой, будто речь шла о жизни и смерти.

У Чарити пересохло во рту.

– Пожалуйста…

И вдруг старик словно сбросил с себя тяжелый груз невысказанных слов. Этот груз, казалось, держался на клею и нитках, и теперь все это начало разваливаться, позволив словам вырваться на волю.

– Я приехал сразу же. Но письмо пришло за неделю до… за неделю… – Старик смежил веки, его плечи затряслись, и он зашелся в рыданиях.

Чарити пришлось обхватить его рукой, чтобы не дать упасть. Чемодан посетителя она поставила на пол. Мужчина был таким знакомым!.. Они стояли рядом, он бормотал что-то неразборчиво. Выше ее ростом, под дряблой кожей выпирают кости. Когда-то этот человек был крепким и широкоплечим, но время взяло свое.

Старик втянул в себя воздух и вроде бы обрел силы.

– Простите меня. – Он вытер слезящиеся глаза тыльной стороной ладони. – Я всего лишь… я бы хотел поговорить с Джорджем. С моим братом.