Текст книги "Королева ничего"

Глава 3

Мои мышцы почти сразу же сводит, и от одной только мысли о том, чтобы сесть сейчас на велосипед и крутить педали до дома, мне становится нехорошо. Нет уж, лучше сразу лечь в придорожную канаву и там умереть. Я дожидаюсь автобуса. Ловлю на себе неприязненные взгляды, пока пристегиваю велосипед к стойке, но затем пассажиры замечают, что у меня идет кровь, и сразу решают, что лучше всего просто не обращать на меня внимания.

Мне до сих пор кажется странным распорядок дня в мире людей. В Фейриленде возвращаться домой на заре – это все равно что смертному плестись домой за полночь. Но в мире людей яркий свет утра должен прогонять тени – так, во всяком случае, предполагается. Здесь утро – это время деятельных, активных людей, «ранних пташек», а не лежебок-бездельников. Какая-то пожилая женщина в ярко-розовой шляпке молча протягивает мне несколько влажных салфеток. Я с благодарностью принимаю их и пытаюсь хотя бы слегка привести себя в нормальный вид. Остальную часть пути смотрю в окно на голубое небо, морщусь от боли и жалею себя. Обшариваю свои карманы, нахожу в одном из них таблетки аспирина и проглатываю их, не запивая.

«Твой Верховный король будет свергнут еще до следующего полнолуния. Как тебе это нравится?»

Пытаюсь убедить себя, что мне нет до этого никакого дела. Что я буду только рада, если Эльфхейм окажется в конечном итоге побежден. У Кардана много приспешников, которые предупредят его о том, что приближается. Есть Двор Теней и половина его армии. Правители Нижних Дворов. Все, кто присягнул ему. Весь Живой Совет. И даже новый сенешаль, если, конечно, Кардан дал себе труд его назначить.

Мне не хочется думать о том, что кто-то другой стоит теперь на моем месте рядом с Карданом, но мозг упрямо перебирает все самые худшие варианты. Никасию Кардан выбрать не мог, потому что она уже посол Подводного мира. Локка он тоже не назначит, потому что уже сделал его Мастером Увеселений и потому еще, что Локк просто невыносим. И не леди Ашу, потому что… Потому что она ужасна. Кроме того, леди Аша любую работу считает утомительной для себя и все свое влияние употребит исключительно на то, что может принести выгоду лично ей. Нет, Кардан наверняка понимает, что нельзя ее выбирать. А может, и нет. Кардан бывает безрассудным. Возможно, он и его злая, беспечная мать станут посмешищем всего рода Зеленого вереска и Кровавой короны. Надеюсь, что станут. Надеюсь, что все они еще раскаются, и Кардан больше всех.

А затем придет Мадок и все приберет к своим рукам.

Прижимаюсь лбом к холодному стеклу и напоминаю себе, что это больше не мои проблемы. Вместо того чтобы пытаться – безуспешно – не думать о Кардане, я стараюсь не думать вообще.

Я просыпаюсь от того, что кто-то трясет меня за плечо.

– Эй, малыш, – говорит водитель автобуса. Его озабоченное лицо прорезано резкими морщинами. – Малыш?

Было время, когда выхваченный мной нож оказался бы приставленным к горлу водителя раньше, чем он успел бы договорить. С трудом вспоминаю, что у меня просто нет моего ножа. Я забыла поискать его возле дома Гримы Мог и вернуть себе.

– Я не сплю, – неубедительно лгу я, потирая лицо одной рукой.

– А мне на минуту показалось, что ты скопытилась, – хмурится водитель. – Вон сколько крови. Хочешь, я позвоню кому-нибудь?

– Все в порядке, – говорю я и понимаю, что автобус почти пуст. – Я пропустила свою остановку?

– Мы на ней. – Он смотрит на меня так, словно хочет настоять на том, чтобы помочь мне. Затем качает головой и продолжает со вздохом: – Велосипед взять не забудь.

Я и раньше бывала, мягко говоря, не в форме, но не настолько, как сейчас. Бреду по проходу словно корневик, впервые вытащивший из земли свои корни. Непослушными пальцами вожусь с замком велосипеда, а отстегнув его, замечаю ржавое пятно на пальцах. Быть может, я просто растерла кровь по лицу перед водителем автобуса, а потом, сама того не заметив, прикоснулась к щеке? Не знаю, не могу сказать.

Наконец мой велосипед отстегнут, снят с автобуса, и я могу плестись по траве к зданию, в котором мы снимаем квартиру. Подумываю о том, чтобы бросить велосипед в кустах и надеяться на то, что его не украдут. Эта мысль помогает мне преодолеть большую часть пути, и тут я замечаю, что кто-то сидит на нашем крыльце. Девушка с розовыми, сверкающими на солнце волосами. Она издалека замечает меня и приветственно поднимает руку, в которой держит бумажный стаканчик с кофе.

– Хизер? – спрашиваю я, продолжая держаться на расстоянии от нее. Судя по тому, как на меня смотрел водитель автобуса, мне сейчас лучше не демонстрировать свои свежие порезы и царапины.

– Вот, сижу, набираюсь смелости, чтобы постучать, – говорит она.

– А, понятно, – отвечаю я, опуская велосипед на траву. До кустов еще очень, очень далеко. – Ну так пойдем вместе со мной, и…

– Нет! – испуганно восклицает она и, поняв, как громко прозвучало это слово, тут же понижает голос: – Я не знаю, смогу ли вообще зайти сегодня.

Я снова смотрю на нее и понимаю, какой усталой она выглядит, как поблек розовый оттенок ее волос, которые она, судя по всему, давно не подкрашивала.

– Ты часто здесь бываешь?

– Не так чтобы. – Она отводит взгляд в сторону и добавляет, пожимая плечами: – Прихожу иногда. Проверить, что я при этом чувствую.

Вздыхаю, поняв, что мне не удастся скрыть свои раны. Иду к крыльцу, затем валюсь на ступеньку, потому что у меня нет больше сил стоять на ногах. Я слишком устала.

– Джуд? – вскакивает Хизер. – О боже, нет, нет… Что… Что с тобой случилось?

Я морщусь от того, что ее голос звучит слишком громко.

– Тсс! Тише! Как я понимаю, тебе не хочется, чтобы Виви узнала, что ты здесь, – напоминаю я ей. – И вообще, все это выглядит гораздо хуже, чем есть на самом деле. Мне просто нужно принять душ и наложить пару бинтов. Ну, и еще хорошенько выспаться днем.

– Ладно, – говорит она, и я догадываюсь, что она не слишком-то мне верит. – Давай я помогу тебе войти в дом. И не думай, что я грохнусь в обморок, если вдруг увижу там твою сестру или что-то такое. Ты действительно ранена. Ты не должна была стоять и разговаривать здесь со мной столько времени!

Отрицательно помахав рукой, я показываю, что не принимаю предложения Хизер.

– Все в порядке. Я сама. Просто дай мне посидеть минутку.

Хизер молча смотрит на меня. Желание помочь мне борется в ней с желанием еще немного оттянуть неизбежную встречу с Виви.

– Я думала, ты все еще в… том месте, – говорит она. – Это там тебя так?..

– В Фейриленде? – Мне нравится Хизер, но я не собираюсь охаивать мир, в котором выросла, только потому, что он ей ненавистен. – Нет. Это здесь случилось. Я остановилась у Виви. Пытаюсь во всем разобраться. Но если ты надумаешь вернуться к ней, я испарюсь.

Она смотрит вниз, на свои коленки. Покусывает кончик ногтя. Говорит, тряхнув головой:

– Любовь – глупая штука. Мы только и делаем, что разбиваем друг другу сердца.

– Ага, – соглашаюсь я и вновь думаю о Кардане и о том, как сама ступила в приготовленную для меня западню. Действительно, вела себя словно дура, никогда в жизни не слышавшая баллад. И как бы сильно я ни желала счастья Виви, мне не хочется, чтобы Хизер оказалась такой же идиоткой вроде меня. – Э… нет. Послушай, Хизер, любовь действительно может быть глупостью, но ты-то сама не дурочка. Я знаю о той эсэмэске, которую ты прислала Виви. Ты не сможешь переступить через это.

Хизер делает большой глоток из своего стаканчика.

– Меня мучают кошмары, – говорит она. – О том месте. Фейриленде. Я не могу спать. Смотрю на прохожих на улице и думаю, не очарованы ли они. В этом мире уже и так хватает монстров, и так хватает людей, которые хотят использовать меня, или ранить меня, или лишить меня моих прав. Мне не нужно знать, что есть еще целый мир, населенный нелюдями.

– По-твоему, значит, лучше не знать? – спрашиваю я.

Хизер хмурится и молчит. Затем начинает говорить, глядя при этом мимо меня, словно высматривая кого-то на парковке:

– Я даже не могу объяснить моим родителям, из-за чего мы рассорились с Ви. Они продолжают спрашивать меня, не связалась ли она с кем-нибудь другим, или все дело в Оуке, будто я могу относиться к нему как к ребенку, а не к тому, кто он есть.

– Но он все еще ребенок, – замечаю я.

– Я ненавижу бояться Оука, – говорит Хизер. – Я понимаю, это задевает его чувства. Но я ненавижу, ненавижу то, что он владеет магией, и Ви тоже владеет магией, с помощью которой всегда и во всем может одержать верх в любом нашем с ней споре. Владеет магией, способной сделать меня помешанной на ней. Или превратить меня в утку какую-нибудь. И это даже не учитывая того, что меня привлекает в ней в самую первую очередь.

– Погоди, что ты имеешь в виду? – хмурюсь я.

– Ты знаешь, что заставляет людей полюбить друг друга? – поворачивается она ко мне. – Не знаешь. И никто другой не знает. Хотя ученые изучают это и несут всякую чушь про феромоны, симметрию лица и обстоятельства, при которых состоялась ваша первая встреча. Но люди такие странные. И тела у нас тоже такие странные. Возможно, меня притягивает к Ви такое же влечение, какое испытывает муха к венериной мухоловке.

Я недоверчиво хмыкаю, но при этом у меня в голове эхом отдаются слова, сказанные когда-то Балекином: «Я слышал, что у смертных чувство влюбленности очень похоже на чувство страха». Возможно, он был прав намного больше, чем мне хотелось бы верить.

Особенно если вспомнить о моих собственных чувствах к Кардану, поскольку у меня вообще не было никаких веских причин испытывать к нему какие-то чувства.

– Хорошо, – говорит Хизер. – Я понимаю, что это звучит глупо. И чувствую себя нелепо. И вдобавок мне при этом еще и страшно. А еще я по-прежнему считаю, что мы должны войти в дом и сделать тебе перевязку.

– Заставь Виви обещать, что она не будет использовать против тебя магию, – советую я. – Если хочешь, я подскажу тебе правильные слова, которыми ты ее свяжешь, а потом…

Я замолкаю, когда вижу, с какой печалью смотрит на меня Хизер. Возможно, мое предложение кажется ей детским лепетом. А может быть, сама мысль о том, что Виви можно надежно связать обещанием, ей кажется колдовством и еще сильнее ее пугает.

– Ви рассказывала мне, что росла здесь до тех пор, пока не убили ваших родителей, – глубоко вдохнув, говорит Хизер. – Прости, что упоминаю об этом, но я знаю, что это очень сильно повлияло на Ви. Испортило ее характер. Так ведь любого это подкосило бы.

Она задерживает дыхание. Ждет, что я отвечу.

Размышляю над словами Хизер, сидя на ступеньках крыльца, чувствуя, как начинают набухать синяки вокруг все еще слабо кровоточащих порезов. «Любого подкосило бы». Нет, Хизер, нет. Меня, например, тот случай вовсе не выбил из колеи.

Вспоминаю Виви в ранней юности. Она все время выходила из себя. Постоянно кричала, крушила все, что подвернется, била меня каждый раз, когда я позволяла Мадоку взять меня на руки. Казалось, она была готова разнести на клочки весь мир своей яростью. Да, но ведь это было так давно, так давно. С тех пор у нас началась новая жизнь.

Вслух я ничего этого не произношу. Не дождавшись моего ответа, Хизер прерывисто втягивает ноздрями воздух и говорит:

– Видишь ли, мне кажется, что она играет со мной. Делает вид, что ее жизнь текла именно так, как хотелось ей самой. Прикидывается, что знать не знала, кто она такая и откуда родом.

Протягиваю руку и трогаю ладонь Хизер.

– Виви очень долго оставалась в Фейриленде ради меня и Тарин, – говорю я. – Хотя сама совершенно не хотела быть там. А покинула ее, наконец, только потому, что полюбила тебя. Ну да, Виви выбрала самый легкий путь, решив ничего не объяснять. Но она должна была рассказать тебе правду о Фейриленде. И никогда, ни при каких обстоятельствах, даже в случае паники, не должна была применять к тебе магию. Но теперь тебе все известно, и я думаю, ты сама сможешь решить, прощать ее или нет.

Она смотрит на меня с таким видом, будто собирается что-то сказать, но затем, передумав, спрашивает вместо этого:

– А ты бы простила?

– Не знаю, – честно отвечаю я, разглядывая свои колени. – Я в последнее время стала не слишком милосердной, знаешь ли.

– Хорошо, – поднимается Хизер. – Ты немного отдохнула. Поднимайся. Тебе нужно пойти домой и принять ванну с антисептиком. Конечно, тебе следовало бы показаться врачу, но я заранее знаю, что ты на это скажешь.

– Ты права, – говорю я. – Насчет всего права. Никаких врачей.

Я переваливаюсь набок, пытаюсь подняться на ноги и, когда Хизер протягивает мне руку, не отказываюсь от ее помощи. Более того, встав с помощью Хизер, я опираюсь – нет, наваливаюсь на нее всем своим весом, и мы с ней вдвоем ковыляем к двери. Я потеряла свою былую гордость. Как справедливо напомнил мне Брайерн, я теперь никто.

Вместе с Хизер мы входим на кухню, идем мимо стола, на котором стоит миска Оука, наполовину заполненная залитыми розовым молоком кукурузными хлопьями. Кроме этой миски я вижу на столе две кофейные кружки и коробку «Фрут лупс». Вначале просто механически отмечаю количество кружек, затем мой мозг понимает значение этой детали. Бредя с помощью Хизер в свою спальню, я соображаю, что у нас в доме должен быть гость.

Виви сидит на диване. Ее лицо светлеет, когда она видит Хизер. Виви смотрит на Хизер как человек, только что укравший у великана его чудесную говорящую арфу и знающий, какими это может обернуться последствиями, но совершенно не заботится о них. А мой взгляд прикован к чопорно сидящей рядом с Виви девушке в причудливом придворном платье из паутинки и стеклянной пряжи. Это моя сестра-близнец Тарин.

Глава 4

Несмотря на сведенные мышцы и ноющие раны, в моей крови вскипает адреналин. Мне хочется схватить Тарин за шею и сжимать, сжимать ее до тех пор, пока у нее не отвалится голова.

Виви встает – возможно, прочитав смертельную угрозу в моем взгляде, но скорее всего все же потому, что рядом со мной Хизер.

– Ты, – обращаюсь я к своей сестре-близнецу. – Выметайся отсюда.

– Погоди, – отвечает Тарин и тоже поднимается на ноги. – Пожалуйста.

Теперь мы все стоим в маленькой гостиной и смотрим друг на друга так, словно собираемся устроить скандал.

– Ничего не хочу слышать, ни единого слова с твоих лживых губ. – Я рада, что у меня появилась жертва, на которой можно отыграться за все чувства, которые разворошили во мне Грима Мог и Хизер. Вполне достойная жертва, между прочим. – Выметайся, или я сама вышвырну тебя вон.

– Это квартира Виви, – возражает Тарин.

– Это моя квартира, – напоминает нам Хизер.

– Мне плевать! Если хотите, чтобы она осталась, значит, меня здесь не будет! – Сказав это, я поворачиваюсь и через силу выхожу за дверь и начинаю спускаться по лестнице.

Грохает створка входной двери, и я выхожу на крыльцо. Затем передо мной, загораживая дорогу, появляется Тарин. Легкий ветерок красиво развевает ее платье. Если бы я не знала, как на самом деле выглядят принцессы в Фейриленде, то подумала бы, что вижу одну из них. На мгновение мне кажется совершенно невероятным, невозможным то, что мы с ней родные сестры. Более того, близнецы.

– Что с тобой? – спрашивает Тарин. – У тебя такой вид, словно ты только что с кем-то сражалась.

Я не отвечаю и просто продолжаю двигаться вперед. Я еще не решила, куда иду – и куда смогу дойти в своем нынешнем состоянии. К Брайерну, быть может. Он найдет для меня приют, даже если мне и не понравится цена, которую он впоследствии заломит за свои услуги. Но мне даже на одной койке с Гримой Мог будет лучше, чем здесь.

– Мне нужна твоя помощь, – говорит – Тарин.

– Нет, – отвечаю я. – Нет. Исключено. Никогда. Если ты за этим пришла, то я на твой вопрос ответила, и можешь проваливать отсюда.

– Джуд, просто выслушай меня. – Она снова встает передо мной, заставляя взглянуть на себя. Я поднимаю взгляд, затем начинаю аккуратно огибать пышную пену ее юбок.

– Ответ тоже отрицательный, – говорю ей. – Нет. Я не стану помогать тебе. Нет, я не желаю слышать твои объяснения, почему я должна это делать. Есть волшебное слово «нет». Можешь нести любую чушь, ответ на все будет один – нет!

– Локк мертв, – выпаливает она.

Я останавливаюсь и медленно поворачиваюсь к Тарин. Над нами сияет небо – ярко-синее и прозрачное. Неподалеку в ветвях деревьев пересвистываются птицы. Издалека доносятся шум со стройки и шелест автомобильных шин. В этот момент становится особенно странно и нереально стоять здесь, посреди мира смертных, и слышать о кончине бессмертного существа, фейри, которого я знала, с которым целовалась.

– Мертв? – переспрашиваю я. Даже после всего, что я повидала, это кажется невероятным. – Ты уверена?

Накануне своей свадьбы Локк с друзьями гнался за мной словно свора собак за лисой. Я поклялась отомстить ему за это. Если он умер, я никогда не смогу выполнить свою клятву.

А Локк никогда больше не сможет организовать новую вечеринку, чтобы еще больше опозорить Кардана. Не будет хохотать на пару с Никасией, не будет затевать со мной и Тарин хитрых игр, чтобы вновь столкнуть нас друг с другом. Возможно, мне нужно вздохнуть с облегчением после всех проблем, которые возникали у меня из-за него. Но вместо радости я, к своему огромному удивлению, испытываю самую настоящую печаль.

Тарин делает глубокий вдох и ровным голосом говорит:

– Он мертв, потому что я убила его.

Я трясу головой, как будто это поможет мне лучше понять, что она сказала.

– Что?

Тарин выглядит не более чем слегка смущенной, словно только что призналась в каком-то незначительном проступке, а не в том, что убила своего мужа. Я невольно с тревогой вспоминаю Мадока, склонившегося над тремя испуганно плачущими девчонками, родителей которых он только что зарезал. Мадок стоит, и на лице у него написано такое удивление, будто случившееся стало для него полной неожиданностью, и он сам не ожидал, что дело может зайти так далеко. Интересно, не испытывает ли Тарин сейчас точно такое же чувство?

Да, я знаю, что сама выросла даже более похожей на Мадока, чем мне хотелось бы, но он и Тарин? Никогда бы не подумала, что между ними тоже может быть столько общего.

– И мне нужно, чтобы ты прикинулась мной, – заканчивает Тарин, ничуть не беспокоясь о том, что бестактно предлагать тот же трюк, который позволил Мадоку уйти, уведя с собой половину армии Кардана, тот же самый трюк, вынудивший меня согласиться с планом, что обрек меня на изгнание. – Всего на несколько часов.

– Почему? – начинаю я и тут же понимаю, что выражаюсь недостаточно ясно, и сразу вношу поправку: – Это не насчет того, чтобы притворяться тобой. Я спрашиваю, почему ты его убила?

Она вздыхает, затем переводит взгляд в сторону входной двери.

– Пойдем внутрь, и я расскажу тебе. Все-все расскажу. Пожалуйста, пойдем, Джуд.

Я вынуждена неохотно признать, что кроме как назад в квартиру мне идти-то и некуда. К Брайерну я идти не хочу. Хочу вернуться домой и лечь в свою постель. И как бы я ни была измотана, не могу отрицать того, что перспектива тайком вернуться в Эльфхейм под видом Тарин кажется мне волнующей и привлекательной. От одной только мысли, что я смогу оказаться там и вновь увидеть Кардана, мое сердце начинает учащенно биться в груди.

Но эти свои мысли я, разумеется, никому не открою. Пусть это глупые мысли, но они мои и моими останутся.

В квартире я застаю Хизер и Виви стоящими на кухне, в уголке, рядом с кофейником. Они увлеченно разговаривают о чем-то, и я не хочу мешать их беседе. Хорошо уже то, что они вообще общаются друг с другом. Хоть одна приятная новость. Я прохожу в комнату Оука, где в нижнем ящике комода сложено кое-что из моей одежды. Тарин входит следом, хмурится.

– Пойду душ приму, – говорю я ей. – И мазью раны смажу. А ты завари мне на кухне волшебный целительный чай из тысячелистника. Вымоюсь, выпью чаю и тогда буду готова слушать твои признания.

– Давай помогу тебе раздеться, – предлагает Тарин и добавляет, когда я качаю головой, пытаясь отказаться: – У тебя же нет ни горничной, ни оруженосца.

– И оружия, которое нужно чистить, тоже нет, – отвечаю я, но не сопротивляюсь, когда Тарин начинает осторожно меня раздевать. Одежда задубела, пропитавшись кровью, и я время от времени морщусь от боли, когда Тарин приходится сильнее потянуть ее. Оставшись обнаженной, я могу разглядеть раны – покрасневшие, опухшие, все еще слегка кровоточащие. Подозреваю, что свой нож Грима Мог держала далеко не в той чистоте, к которой привыкла я в обращении с оружием.

Тарин включает душ, регулирует напор и температуру воды, потом помогает мне забраться через бортик ванны и встать под теплые струи. Поскольку мы с Тарин сестры, то видели друг друга обнаженными немереное количество раз, но, когда ее взгляд останавливается на неряшливом шраме у меня на ноге, я вспоминаю о том, что его-то она еще никогда прежде не видела.

– Виви кое-что рассказала, – медленно произносит Тарин. – О той ночи перед моей свадьбой. Ты опаздывала, а когда, наконец, появилась, была тихой и бледной. Болезненной на вид. Я волновалась, думала, что ты все еще любишь Локка, но Виви настаивает на том, что это не так. Говорит, что тебя ранили.

– Помню ту ночь, – киваю я.

– Локк… он что-то сделал тебе?

Теперь она на меня не смотрит. Ее взгляд скользит по кафельным плиткам, затем останавливается на висящем в рамочке рисунке Оука, на котором он изобразил Хизер. Сам портрет нарисован коричневой пастелью, а волосы, разумеется, розовой.

Я беру гель для душа, который Виви покупает в магазине экологически чистых товаров. Предполагается, что он должен обладать натуральными антибактериальными свойствами. Щедро наношу гель поверх засохшей крови на своих ранах. Гель пахнет хлоркой и ужасно жжет.

– То есть ты хочешь спросить, пытался ли он убить меня?

Тарин кивает. Я ловлю ее взгляд и понимаю, что она уже знает ответ.

– Почему ты ничего не сказала? Почему ты позволила мне выйти за него? – требовательно спрашивает она.

– Не знала, – признаюсь я. – Я не знала, что ту охоту на меня устроил Локк. Не знала до тех пор, пока не увидела, что ты носишь серьги, которые я потеряла в ту ночь. Потом меня забрали в Подводное королевство. Вскоре после того как я возвратилась оттуда, ты предала меня, поэтому я решила, что та ночная охота не главное.

Тарин хмурится, явно разрывается между желанием вступить в спор и попыткой сохранить спокойствие, чтобы добиться от меня своего. Спустя секунду тяга к спору перевешивает. Что ж, ведь, в конце концов, мы с Тарин близнецы.

– Я просто сделала то, что велел отец! Я не думала, что это имеет какое-то значение. У тебя в руках была вся власть, но ты ее не использовала. Я никогда не хотела причинить тебе вреда.

– Мне кажется, я предпочла бы, чтобы за мной гонялся по лесу Локк со своими приятелями, чем получить от тебя нож в спину. Вновь.

Я вижу, как Тарин заставляет себя замолчать, глубоко втягивает воздух и прикусывает свой язычок.

– Прости, – говорит она и выскальзывает из ванной комнаты, оставляя меня домываться под душем в одиночестве.

Я прибавляю горячую воду и никуда не спешу.

* * *

Когда я появляюсь из ванной, Хизер уже ушла, а Тарин, порывшись в нашем холодильнике, на скорую руку накрыла из того, что там осталось, к чаю. В центре стола стоит огромный чайник, рядом с ним еще один, поменьше – для тысячелистника. Тарин разложила на подносе остатки имбирного печенья, а оставшийся у нас хлеб превратила в два сорта сэндвичей – с ветчиной и сельдереем, и с ореховым маслом и овсяными колечками «Чириоз».

Виви заваривает кофе в кофейнике и с озабоченным видом наблюдает за Тарин. Я наливаю себе кружку целебного чая, залпом выпиваю ее и тут же наливаю вторую. Вымытая, перебинтованная, переодетая в чистую одежду, я соображаю теперь намного лучше и готова справиться с известием о том, что Локк мертв и что это моя сестра-близнец его убила.

Беру сэндвич с ветчиной, откусываю кусок. Сельдерей хрустит на зубах, с ним сэндвич кажется немного непривычным, странным, но в целом вкус у него неплохой. Внезапно понимаю, как сильно я проголодалась. Запихиваю в рот все, что осталось от первого сэндвича, и немедленно протягиваю руку за вторым.

Тарин заламывает свои руки, мнет их, затем начинает разглаживать на себе платье.

– Меня достало, – говорит она. Виви молчит, и я тоже. Стараюсь как можно тише хрустеть сельдереем. – Локк обещал любить меня до самой смерти, но его любовь не спасала меня от его грубости. Он предупреждал меня, что народ любит не так, как мы, люди. Я не понимала этого до тех пор, пока он не начал на целые недели оставлять меня одну в своем огромном жутком доме. Я разводила гибридные розы в саду, заказала новые занавески, терпела его затяжные, по месяцу, кутежи со своими приятелями. Но это не помогало. Порой я бывала развязной, порой строгой, я делала для него все. Но он сказал, что между нами все кончено.

Я поднимаю брови. Он, конечно, сказал ужасную вещь, но не думаю, что эти слова должны были стать его последними.

– И тут, как я понимаю, ты ему врезала, – говорю я.

Виви громко хохочет, потом с укоризной смотрит на меня за то, что я рассмешила ее.

На ресницах Тарин блестят слезы.

– Пожалуй, что так, – ровным тихим голосом соглашается она. – Я пыталась объяснить ему, каким образом все может измениться между нами… Должно измениться, но он смотрел на меня как на идиотку и продолжал говорить, словно пытаясь разубедить меня в моих чувствах. На столе лежал инкрустированный нож для разрезания писем, и… Ты помнишь, чему нас учил Мадок? Короче, сама не помню как, но в следующий миг лезвие этого ножа уже торчало в горле Локка, и он, наконец, замолчал. Потом я вытащила нож, и было много крови.

– Так ты не собиралась его убивать? – спрашивает Виви.

Тарин на этот вопрос не отвечает.

Я знаю, какой взрыв может произойти, если слишком долго держать что-то в себе. И каково это – воткнуть нож в кого-нибудь, тоже знаю.

– Все нормально, – говорю я, хотя сильно сомневаюсь, что так оно и есть.

– Я думала, что мы с тобой совершенно разные, – поворачивается ко мне Тарин. – Но на деле выходит, что одинаковые.

Судя по ее тону, не скажешь, что ей нравится такое сходство.

– Где сейчас тело? – спрашиваю я, переключаясь на практические вещи. – Нам нужно избавиться от него, и…

– Его тело уже обнаружено, – трясет головой Тарин.

– Как? Что ты сделала? – Если до этого я была недовольна тем, что Тарин обратилась ко мне за помощью, то теперь сержусь, что она не пришла раньше, когда я еще могла позаботиться о трупе Локка.

– Я оттащила его тело на берег и скинула в волны. Думала, что отлив утащит его далеко в море, но труп прибило к другому берегу. К тому времени рыбы… Одним словом, он был несколько… объеден, и стало сложнее определить, от чего именно умер Локк. – Она беспомощно смотрит на меня, словно до сих пор не веря, что все это произошло именно с ней. – Я не такая уж неумеха, оказывается.

– Я этого и не говорю, – отвечаю я, прихлебывая свой чай из тысячелистника.

– Будет расследование, – продолжает Тарин. – Они наведут на меня гламур и начнут расспрашивать. Находясь под чарами, я не смогу лгать. А вот ты на моем месте сможешь заявить, что не убивала его, и тебе поверят.

– Джуд находится в изгнании, – напоминает Виви. – Ей запрещено возвращаться в Фейриленд до тех пор, пока она не получит высочайшее прощение или что-то в этом духе. Если они поймают Джуд, то убьют.

– Но речь идет всего о нескольких часах, – лепечет Тарин, переводя взгляд с меня на Виви и обратно. – И никто ничего не узнает. Ну, пожалуйста.

– Слишком рискованно, – качает головой Виви.

Я ничего не говорю, и это наводит ее на мысль о том, что я обдумываю предложение Тарин.

– Ты собираешься отправиться туда? – спрашивает Виви, пристально глядя на меня. – Ну да, ищешь предлог, чтобы вернуться, понимаю. Но как только они наведут чары, первым делом спросят твое имя. Или зададут еще какой-нибудь вопрос, на который ты не сможешь ответить так, как ответила бы Тарин. И все. Тебя немедленно скрутят.

– На мне лежит заклятие, – качаю я головой в ответ. – Оно защищает меня от чар.

Я ненавижу то, как волнует меня мысль о возвращении в Эльфхейм. Ненавижу то, как сильно мне хочется откусить еще кусочек «вечного яблока», получить еще один шанс добиться власти, еще хоть раз взглянуть на Кардана. Может быть, есть способ отменить мое изгнание, нужно лишь найти его.

– Заклятие? – хмурится Тарин. – Зачем?

– Скажи ей, – требует Виви, глядя мне в лицо. – Скажи, что ты действительно делала. Скажи ей, кто ты и почему не можешь возвратиться туда.

Тарин тоже смотрит на меня – со страхом.

Мадок должен был объяснить, что я добилась от Кардана обещания повиноваться мне, иначе как она догадалась бы приказать ему освободить половину его армии от присяги? С тех пор, как меня вернули в мир смертных, у меня было много времени обдумать все, что произошло между нами. Я уверена, что Тарин была сердита на меня за то, что я не рассказала ей о своей власти над Карданом. Уверена, что Тарин еще больше недовольна тем, что я не убедила Кардана освободить Локка от должности Мастера увеселений, хотя на самом деле мне достаточно было бы просто приказать ему. Но у нее была и масса других причин, чтобы помогать Мадоку. В конце концов, он, помимо всего прочего, был нашим отцом. А может быть, Тарин хотела сыграть по-крупному. Представляла, какие перед ней откроются возможности, если Мадок будет сидеть на троне.

– Я должна была рассказать тебе все про Дайна и Двор Теней, однако… – начинаю я, но меня перебивает Виви.

– Эту часть ты можешь опустить, – говорит она. – Переходи к главному. Скажи ей, кто ты есть.

– Я слышала о Дворе Теней, – быстро вставляет Тарин. – Это шпионы. Хочешь сказать, что и ты тоже шпионка?

Я трясу головой, потому что, наконец, понимаю, каких именно объяснений ждет от меня Виви. Она хочет, чтобы я сказала, что Кардан женился на мне и фактически сделал меня Верховной королевой Эльфхейма. Но я не могу. Каждый раз, когда я просто думаю об этом, мне становится стыдно за себя. За то, что я возомнила, будто он не собирается одурачить меня. Я не думаю, что смогу объяснить это, не выставив себя при этом круглой идиоткой, а оказаться такой уязвимой перед Тарин мне совершенно не хочется.

Нужно закруглять этот разговор, поэтому я говорю о том, что отвлечет внимание их обеих – хотя и по разным причинам:

– Я решила отправиться и на время расследования выдать себя за Тарин. Вернусь назад через день-два, и тогда все ей объясню. Обещаю.

– А не могли бы вы обе просто остаться здесь, в мире смертных? – спрашивает Виви. – Плюнуть на Фейриленд. Вообще все к черту послать. Снимем более просторную квартиру.