Текст книги "Антарктида"

– Я видел книгу только один раз в жизни, – признался Ванглен.

– Беловолосый находил их почти в каждом доме. Он читал их, пытаясь заснуть. У него их были тысячи. Книги повсюду. Просто ты их не замечаешь. Ты слишком взволнован жизнью, чтобы замечать книги. Ты можешь целый день слушать, как ветер шумит в соснах, ты можешь различить каждую иголочку в их вершинах – и при этом ты не заметишь книгу даже под собственным носом. Мы так устроены, что замечаем лишь то, что волнует нас. Мы слишком взволнованы тем, что кажется, чтобы замечать то, что есть.

– А мы сами есть или только кажемся себе? – спросил Ванглен. Ему нравилось задавать вопросы, для которых не нужны никакие ответы.

– Какая разница? Какая разница, есть мы или кажемся? Есть и казаться – это одно и то же. Разве у тебя, когда ты был особенно счастлив, не возникало чувство нереальности происходящего? Будто ты – это не ты. И ты не можешь понять – ты есть или тебя нет. Ты есть – и тебя нет. Ты растворяешься в счастье. Ты – сгусток счастья, сгусток собственных чувств. И весь этот мир – просто запах цветка, который ты вдыхаешь, просто сон, который распускается в тебе, словно цветок, источающий запах. Будто кто-то вообразил и тебя, и весь этот мир вокруг. Быть может, это сделал я. А быть может – ты. Или кто-то другой, кто наслаждается счастьем быть нами. Кто-то умный и печальный. И именно поэтому мы красивы и счастливы. И нам не надо думать, потому что кто-то делает это вместо нас. Прямо сейчас.

– Я чувствую себя разумным существом, – захохотал Ванглен.

– Это только чувство, – Ньен сделал магический жест, чтобы вызвать прохладный ветерок.

– Слушай, Ньен, а как ты себя чувствуешь? – без тени иронии, стараясь не расхохотаться, спросил Ванглен.

– Хорошо, – пьяно улыбнулся Ньен, подставляя разгоряченное лицо ветру.

– Я тебя спрашиваю, не как ты себя чувствуешь, а как ты это делаешь? – без тени улыбки, очень серьезно настаивал юноша.

– Надеюсь, что хорошо! – Ньен почесал шерсть внизу живота. – И в этих словах нет ложной скромности, потому что это делаю не я, а со мной.

– Значит, меня нет, а есть только чувство меня? – с удовольствием продолжал бессмысленную беседу Ванглен.

– Дело не в том, есть мы или нет, – ответил Ньен. – Вопрос в том, живы мы или нет. Иногда мне кажется, что нет, и поэтому-то в нас столько жажды жизни. Вопрос в том, есть ли в нас нечто не столь иллюзорное, как мы, как наши чувства, мысли и тело, не столь иллюзорное, как море, земля и небо, как весь этот мир вокруг, который есть и нет одновременно в зависимости от того, считаешь ли ты это вопросом или ответом. В нас есть нечто, что делает нас живыми. И это нечто – душа. Лишь душа по-настоящему реальна. Все остальное можно вообразить – кувшин, женщину, море, небо. Иногда вообразить получается так, другой раз – иначе. Но дело не в силе воображения, а в правде. Если я долго буду смотреть вверх, то смогу вообразить звезду – и она там вспыхнет. Посмотри, сколько счастливых взглядов скользит сейчас по небу! Звезды на небе – это правда, что ни воображай о себе. А душу вообразить нельзя. Ее можно только вложить. Душа – это единственное, что не является плодом воображения. Мы есть не потому, что мы есть и кажемся, а потому, что в нас есть душа. Кто-то вложил ее в нас. Поэтому мы есть, хотя мы и не люди.

– Быть может, мы боги? Люди умерли, а боги остались, – потешался Ванглен.

– Какие же мы боги! – поднял густые брови Ньен. – Боги властны. Они могут не только творить, но и рушить. А мы – нет. Ты не можешь разрушить себя. Ты не можешь разрушить даже этот кувшин. Он тут же появится вновь. Причем в твоем же воображении.

– Если я вообразил этот кувшин, то почему я вообразил его именно таким? – нарочно спросил Ванглен, чтобы услышать не ответ, а чувство, с которым Ньен произнесет его.

– Этот мир таков, какой он есть. Таким он и кажется нам. Ты же не человек, чтобы выдумывать то, чего нет. Ты просто воображаешь то, что есть, вернее – кажется тебе, и оно таким и становится. И оно не может быть иным, потому что не может быть прекраснее, чем ты это вообразил. Взгляни на этот кувшин. Разве он не совершенен в благородной простоте своих форм? Посмотри на Киллену! Разве ты можешь представить себе девушку красивее?

– Нет! – Ванглен даже икнул от восторга.

– Этот мир таков, каким ты его вообразил. Спасибо тебе, Ванглен, что ты выдумал этот мир. Спасибо, что ты выдумал Киллену!

Ванглен так много смеялся, что на него напала икота, и теперь он валялся на песке с выпученными глазами, не в силах произнести ни слова. Приступ был такой сильный, что все его тело билось в судорогах. Ванглен пытался пить из кувшина, но не смог сделать и глотка. Нектар потек по его подбородку и груди. Он не в состоянии был даже подняться. Просто сидел и корчился от беззвучного хохота, глядя на звезды и море. Его рука случайно попала в костер, и нектар вспыхнул на его теле. Киллена прервала свой танец и вернулась к костру из темноты.

– Ванглен! – засмеялась она, глядя на горящего Ванглена.

– Киллена! – задыхался Ванглен.

Ошалевший Ньен истово крестил себя магическими жестами, отчего вокруг поднялся такой ветер, что огонь затрещал на коже Ванглена.

– Ванглен! – смеялась Киллена.

– Киллена! – хрипел Ванглен, почти теряя сознание. Он весь трясся от хохота. Из его глаз лились слезы.

Киллена бегала вокруг пылающего синим пламенем Ванглена, прыгала и хлопала в ладоши. Она была совершенно счастлива.

– Ванглен и Киллена! Ванглен и Киллена! – хохотала она, будто не было на свете ничего более смешного, чем два этих имени вместе.

12

Ванглен и Киллена все время проводили вместе. Они то пускали радуги над головой, то зажигали звезды в глазах друг друга. Это были самые счастливые дни их жизни. Время от времени Ванглен забывался, любуясь особенно красивым цветком, слушая ветер или охваченный внутренней борьбой, которая не затихала в нем ни на мгновение. Но тем большее счастье нисходило, когда, очнувшись, он вновь видел Киллену, которая, в свою очередь, цепенела над цветком или глядела, как зачарованная, в море, совсем, казалось, позабыв о Ванглене. Тем ярче вспыхивали ее глаза, когда Ванглен окликал ее, прежде чем им обоим вновь впасть в созерцательную задумчивость. Так они блуждали вдвоем по всему острову, и чем дольше длились периоды, в которые они теряли друг друга из вида, тем ярче вспыхивала страсть в минуту новой близости.

– Ванглен! Я умру без тебя! – шептала Киллена.

Наступали сумерки. День гас, а ночь еще не разгорелась. Киллена, танцуя, углублялась в потемневший, пронизанный лучами заходящего солнца лес, перепархивая от дерева к дереву, оттени к тени, а Ванглен, не в силах сделать шагу, застыл на залитом красным закатным светом берегу, глядя в багровое море. Природа снова делала вид.

13

Сны были одним из величайших наслаждений жизни в Антарктиде. Особенно если нанюхаться перед этим пыльцы. Сны были продолжением яви, а явь – продолжением сна. Ванглен засыпал и просыпался со слезами счастья на глазах. Во сне он летал или превращался в распустившийся цветок или в женщину, которой овладевали. Но после того как Ванглен сгорел и возродился из пепла, его сны изменились. Вот и в эту ночь ему приснился очень странный сон. Он был чужим. Будто он прочитал его в книге.

Ему снилось, что листья на деревьях стали желтыми. Что все небо заволокло низкими серыми тучами, сизые космы которых опускались до самой земли. И все время шел дождь, холодный и нудный дождь.

Ванглен ощутил странное чувство легкости. Его взгляд легко переходил от предмета к предмету, не задерживаясь надолго, точно прикованный, возле всего увиденного. Ни деревья, ни цветы, ни море не останавливали его взора красивостью, как это происходило наяву, когда он порой до ночи не мог оторваться от созерцания какого-нибудь перелива лазури у дальних скал. И при этом все вокруг – даже туман и мгла на небе – выглядело таким отчетливым и реальным, что, казалось, этот сон и есть явь. Ванглен мог разом обозреть всю землю в ее мельчайших подробностях, все море в его беспрерывном волнении и все небо в его мглистой пустоте.

Он видел поле. Но это было совсем другое поле. Трава в нем была высокой, в пояс, спутанной и неровной. Это было не поле даже, а огромное болото. То там, то тут блестели лужи, виднелась бурая топь, вокруг которой торчали бесформенными комками зелени кусты. Ванглен никогда не видел ничего подобного, и вместе с тем ему казалось, что все это ему хорошо знакомо, что он где-то все это уже видел наяву – низкое небо, заросшее поле, бурую топь.

Он увидел лес. Но это был совсем другой лес. В том лесу, который помнил Ванглен с того момента, как появился на свет, всегда было уютно и радостно. Ванглен любил родной лес. Он обнимался с деревьями, танцевал и боролся с ними. В том лесу повсюду были дорожки, протоптанные так хорошо, надежно и удобно, что, казалось, по ним каждый день куда-то ходили сотни людей, между тем в лесу можно было бродить неделями, не встретив ни одной живой души. Лишь дорожки петляли между могучих стволов, и каждая из них звала за собой, уводила в таинственную сень, пронизанную столбами света, пересекала залитые солнцем поляны и луга, перебегала через ручьи, вилась вдоль тихих озер и сонных рек. Иной раз Ванглен нарочно забирался в самую глухую чащу, куда ни один луч солнца не пробивался сквозь многослойный полог листвы и где было темнее, чем ночью, поскольку над головой не было ни блуждающих звезд, ни полярных сияний. Но и там Ванглену было хорошо и покойно. Он забирался на какое-нибудь дерево и сосредоточенно боролся с его ветвями до тех пор, пока не оказывался на самом верху, откуда обозревал бескрайнее зеленое море, расстилавшееся вокруг от горизонта до горизонта. Иногда дерево было таким высоким, что борьба с ним занимала целый день, и Ванглен ночевал на его ветвях, слушая шум леса и глядя на звезды. Звезды над Антарктидой видны были даже днем, а ночью они представляли собой самое фантастическое зрелище.

Родной лес днем и ночью шумел листьями над головой, радостно вздыхал высокими кронами. А во сне лес молчал. В нем не было усыпанных белым песком дорожек. Он был заросший и печальный, весь устланный ковром опавшей листвы, заваленный стволами рухнувших деревьев, гнилыми ветвями. Ванглен посмотрел на ноги. Они были в грязи. Ванглен увидел, что он весь перепачкан грязью и пятнами высохшей крови.

А потом Ванглен увидел то, чего не видел никогда в жизни, – увядший цветок. Цветок, который превратился не в запах, а в бесцветную, прелую требуху. Его лепестки сморщились и стали блеклыми. От него почти ничем не пахло. Зато сильно пахла земля под ногами, пахли кучи опавших листьев, пахла вода в лужах, и от этих запахов воздух делался тяжелым и влажным. И был еще какой-то крепкий запах повсюду. Ванглен не сразу понял, что это пахло море. И, глядя в море, на внезапно пробившийся сквозь тучи луч солнца на черной воде, Ванглен впервые почувствовал себя одиноким.

В родном лесу Ванглен почти всегда был один. Но сейчас он почувствовал себя одиноким потому, что не был один. Вот прошуршала палой листвой мохнатая гусеница, быстро перебирая ворсистыми лапками. Во рту она держала большую и сочную ягоду. Печально крича, высоко в небе пролетели воздушные змеи. Их узкие тела извивались в воздухе. Их разноцветные гривы трепетали на ветру. В полях стадами и поодиночке бродили волосатые птицы. Ветер гладил их волнистые шкуры. Ванглен замер. Ему показалось, что на него смотрит дерево. Но это был всего лишь крокодил, который так плотно прижался к стволу, что почти слился с корой. Только глаза блестели из бурой шерсти. Ванглен подошел к нему и провел рукой по косматому загривку. Крокодил взмахнул кисточкой на хвосте и быстро полез по стволу вверх, тяжело затрещал ветвями. То, что казалось рыжим валуном посреди болота, внезапно пошевелилось и сдвинулось с места. Это был волосатый слон. Ванглен был не один. Повсюду были звери.

Ванглен вышел на пустой пляж и шел вдоль ревущей полосы прибоя, пока не почувствовал, что уже не одинок. Это было очень неприятное чувство. Оно пришло к нему со спины. Резко обернувшись, Ванглен увидел человека. Он стоял на песке и смотрел на Ванглена так, что в нем сразу можно было узнать сильного борца. У него были длинные, до колен, руки и короткие кривые ноги. Ванглен поразился, каким древним выглядел человек. Волосы покрывали все его тело. А на ногах у него росли пальцы! У человека почти не было лба, зато нос расплющился на пол-лица, а челюсти выступали далеко вперед. Глаза человека сидели где-то глубоко в черепе и лишь поблескивали из своих нор. Ноздри раздувались, словно ему было мало крошечных глаз, и он вынюхивал Ванглена. Человек смотрел зорко и внимательно, и было в его взгляде еще что-то, чему Ванглен не смог сразу подобрать названия. Это была мысль. И эта мысль Ванглену не понравилась. Она неприятно поражала своей простотой. Ванглен взглянул человеку прямо в его маленькие глазки, стараясь соединить эту простую мысль со своим большим чувством. И тогда человек бросился на него.

Ванглен изготовился к схватке, но человек повел себя необычно. Он не боролся умно и красиво, а просто бил. И каждый удар лишал Ванглена способности к сопротивлению. Вот обвисла плетью рука. Перестала двигаться нога. Закрылся глаз. Человек не старался положить соперника на лопатки, а просто сокрушал его. В порыве какого-то необычного чувства человек поцеловал Ванглена в плечо у самого горла. Поцелуй был настолько страстным, что человек черными зубами вырвал кусок мяса и начал жевать его, будто это была мякоть плода. Ванглен застонал от неведомого наслаждения и проснулся.

14

Солнце уже давно встало, когда Ванглен вышел на берег, стряхивая с себя остатки сна. Он взглянул на небо и обомлел. Далеко, на самом горизонте, в море вздымалась гора. Ее белоснежная вершина ослепительно сверкала в лучах солнца. Она вздымалась над морем выше самых высоких гор Антарктиды. Она заслоняла половину звездной сини неба. Она была белее самых белых снеговых вершин. Она была не просто белой. Из нее исходило сияние. Лучи расходились от ее клубящейся вершины так, будто свет исходил от горы, а не от солнца. И это гора была словно живая. Она дышала. Ее склоны дымились и пучились. Облачная гора была огромна и буквально на глазах становилась еще больше, росла, надвигалась, вздымалась все выше. Казалось, еще немного, и облако заговорит с Вангленом. Но оно молчало.

Вершина горы излучала свет, а ее основание скрывалось во тьме, в сизом мраке на горизонте. Время от времени в этом мраке вспыхивали желтые всполохи, и тогда становились видны полосы дождя и громадные водяные столбы, уходившие от поверхности моря в тучу. Свет облака пучился от тьмы, что внутри.

Невозможно было отвести глаз от этой картины, и, пораженный увиденным, Ванглен не сразу заметил Киллену, хотя она лежала без движения на песке у самых его ног. Было похоже, будто девушка из последних сил ползла к морю и уснула у самой кромки воды. Ее глаза были открыты и пусты. Зрачки стали белыми. Черный ореол волос колыхался вокруг головы. Ее рот оскалился, и в нем тоже стояла вода. Было похоже, что она грызла песок перед тем, как заснуть.

Обычно люди Антарктиды не видят уснувших. Усопшие просто исчезают из вида, чтобы возникнуть вновь где-то в глубине материка, в родном лесу, у подножия покрытых вечным снегом гор. Они родятся, чтобы вновь начать свой путь вниз, к морю, и умереть от счастья на его берегу. Ванглен мог напрячь воображение и вновь встретить Киллену на ее пути к счастью. Он мог бы окликнуть ее, и она даже не удивилась бы, что кто-то зовет ее этим именем. Но заглянув в темную суть, Ванглен понял, что Киллены больше нет. Он видит то, чего нет.

Ванглен долго сидел на песке, глядя на Киллену, которой больше нет. Лучи солнца не ласкали, а жгли ему спину. Вставать не хотелось, и он просто подвинул к себе ближе тень пальмы. Но лучше не стало. Его жгло изнутри, а не снаружи. Что-то горело в нем.

Ванглен поднял Киллену на руки и вошел с ней в море. Потом он долго плыл, а когда глубь обрела густую, бездонную синеву, Ванглен выпустил Киллену из рук и наблюдал, как она медленно исчезает в бездне моря. Ванглен поплыл обратно, чувствуя, как гора грозового облака растет за его спиной. Вода показалась ему горькой, как слезы. Или это и были слезы? Ванглен плакал. Он не плакал так даже от смеха. Ему трудно было понять, что он чувствует, но им владело такое сильное чувство, которого он не испытывал никогда прежде. Если это и есть счастье, то оно действительно невыносимо. Ванглен сел на песок и стал смотреть прямо на солнце, чтобы высушить горькие слезы. Он смотрел, пока солнце не выжгло ему глаза.

15

Зрение медленно возвращалось к Ванглену. Ему казалось, что все вокруг сплошь белым-бело. И в этом молочно-белом тумане постепенно проступали белые контуры и тени. Так он стал видеть.

Ванглен стоял на берегу. В бесцветном небе тлело маленькое белое солнце. Все вокруг было завалено белым. Столько снега и льда Ванглен не видел даже на вершинах гор. Даже море было покрыто льдом, наседавшим на берег вздыбленными глыбами. Но и берег весь состоял изо льда. Он обрывался в море высоченными ледяными кручами. А где-то вдали, в белом море маячили огромные ледяные скалы.

Казалось, вся Антарктида превратилась в белую пустыню. Дул пронзительный ветер. Снег струился по земле, как песок в речных струях. Белые дымы курились над верхушками белых барханов. Было трудно дышать. От обилия белого резало глаза. Ветер высекал ледяные слезы. И было холодно. Нестерпимо холодно. От холода Ванглен и проснулся.

16

Ньен стоял на берегу в своей обычной позе и глядел на белую гору и черный горизонт так, будто там ничего не было. Будто он видел все это каждый день. С моря дул свежий ветер. Он срывал белые гребешки волн и гнул ветви пальм к земле. Ветер не был холодным, но Ванглен никак не мог согреться. Его бил озноб.

Внимательно посмотрев на друга, Ньен сразу встал в борцовскую позу, пригнувшись к земле и выставив вперед могучие руки. Ветер струил песок у его ног. Ньен скалился. Ванглена трясло.

Ванглен быстро сблизился с Ньеном и, не входя в контакт с его необоримым захватом, коротко и резко ударил противника в горло, почувствовав, как хрустнул кадык под кулаком. И пока Ньен, держась за шею, жадно хватал воздух ртом, Ванглен изо всей силы лягнул гиганта ногой в пах. Ньен согнулся. Ванглен ухватил противника за волосы и саданул коленом прямо в лицо, мгновенно превратив идеальный нос и губы в кровавое месиво. Ньен мычал, катаясь по песку, а Ванглен ходил вокруг и с наслаждением избивал его ногами. Он бил и бил, пока Ньен не перестал содрогаться от наслаждения.

Прошло немало времени, прежде чем Ньен начал подавать признаки жизни. Он с трудом встал и, пошатываясь, направился к ближайшим зарослям, где начал жадно пожирать листья с веток. Его опухшее лицо медленно обретало прежний вид.

Наевшись, Ньен побрел к морю и стал смывать с неузнаваемого лица зеленую кровь, морщась от удовольствия.

– Наверное, я слишком долго живу на свете, – проговорил он сквозь не до конца выросшие зубы. – Даже поражения больше не доставляют мне радости.

Ньен вошел в воду и поплыл. Сначала медленно и тяжело. А потом все быстрее и быстрее. Его спина все выше вылетала из воды, когда он обеими руками бил по ее поверхности. Он выныривал уже по пояс, и, казалось, еще усилие – и он полетит над волнами к горизонту. Его широкая спина блестела на солнце.

17

Ванглен вновь проснулся от дрожи. Ему снился город. Темный и мрачный, где вместо неба и зелени были лишь серые потолки и стены. Вместо гор – купола и башни, полные книг. Книги были повсюду. Они заслоняли окна, высыпались из открытых дверей, громоздились на уличных скамьях, просто валялись на земле, словно кучи мусора. В городе было много людей. Порой Ванглен не мог протолкнуться сквозь толпу, так их было много. И они не любили друг друга! Они были одеты в серое, и одежда закрывала все их тело. Их лица походили на маски. Даже когда они улыбались, улыбки ничего не значили. И все они читали книги. Сидя, стоя и на ходу. Они читали даже за едой. Они не смотрели друг на друга, а лишь в свои книги. И даже когда они смотрели друг на друга, они смотрели, точно слепые. Женщины не отличались от мужчин.

У всех были узкие плечи, согнутые спины, впалые груди, так что иногда вообще непонятно было, есть ли хоть что-то под этими серыми одеждами…

Ванглен долго сидел на краю постели, глядя на солнечные пятна на полу и пытаясь побороть озноб, бивший его изнутри. Затем встал, прошелся по комнате, пытаясь согреться, и почти не удивился, увидев на столе книгу. Книга было очень старая, со стершейся черной обложкой, на которой ничего невозможно было прочитать. Ванглен впервые видел что-то старое в Антарктиде.

Ванглен взял книгу и вышел на пляж. Озноб не проходил и на солнце. Горизонт был чист. Небо пусто. Даже звезд не стало видно. Только где-то очень высоко, раскинув руки, парил Ньен.

Стоял абсолютный штиль, но неподвижный воздух казался обжигающе холодным. Крылья пальм бессильно обвисли. Ни один листик на деревьях не шевелился. Было так тихо, что Ванглен слышал, как свистит рассекаемый Ньеном воздух. Вода в море выглядела мертвой. Море отступило от берега, и повсюду обнажились песчаные отмели и черные камни. Ванглен тронул воду, но она не взволновалась. Рука, преломляясь, проходила сквозь нее, как сквозь поток жидкого света. Свет показался Ванглену еще более ледяным, чем воздух.

Ванглен сел на холодный песок. Книга сразу раскрылась где-то на середине, точно ее бесчисленное количество раз открывали именно на этом месте. И Ванглен погрузился в чтение…

Конец первой части