Текст книги "Завещание моего бывшего"

Хотатэ Синкава
Завещание моего бывшего

Hotate Shinkawa

Motokare no Yuigonjo

© Hotate Shinkawa 2020 All rights reserved

© 2024 AST Publishers Ltd. All rights reserved

© ООО «Издательство АСТ», 2024

© Румак Наталия, перевод на русский язык, 2024

© O8HWO, иллюстрация обложки, 2024

* * *

Глава 1. Деловой подход к превратностям судьбы

Взглянув на протянутое мне кольцо, я закатила глаза. Не сдержалась.

Мы с Нобуо только что доели десерт, завершив ужин во французском ресторане отеля «Токио стейшен».

– И что это значит? – спросила я, заметив официанта с букетом цветов наготове.

При виде моего удивления Нобуо довольно улыбнулся:

– Как что? Хочу, чтобы ты вышла за ме…

– Я не об этом! – резко прервала я его, словно всадив нож ему в грудь. – Я спрашиваю: что означает это кольцо?

Набрав побольше воздуха в легкие, я указала на украшение:

– Это кольцо с бриллиантом от Картье, так? Я понимаю, что это самое популярное у них украшение, но не слишком ли дешево? И почему он такой маленький? По-моему, и четверти карата нет, как ты вообще нашел такой у Картье?

Кровь отлила от угловатого лица Нобуо. То поднимая, то опуская голову, он переводил взгляд с меня на кольцо и обратно, отчего очки в черной оправе соскользнули на кончик его большого носа.

– Пойми меня правильно. Я тебя не виню, просто искренне недоумеваю. Объясни, почему именно это кольцо?

Нобуо на несколько секунд застыл, потом, вернув очки на место, забормотал:

– Просто хотел, чтобы ты поверила в мои чувства. Кто же знал, что ты настолько придирчиво относишься к кольцам…

– Что?! Вот это – твои чувства? – ахнула я и бросила на него такой суровый взгляд, что он испуганно сжался. – Ты ведь занимаешься исследованиями! Неужели не изучил цены на обручальные кольца?!

Нобуо работал в научно-исследовательском отделе компании, которая производит электронику. Я считала, что он интеллектуал и заслуживает уважения, поэтому встречалась с ним уже год. Сама же была адвокатом в большой юридической конторе, известной даже на международном рынке. И поскольку мы трудились в совершенно разных сферах, у нас почти не возникало поводов уязвить гордость друг друга. Но в этот раз, судя по дрожащему голосу Нобуо, мои слова задели его.

– Конечно, я изучил рынок! На всех свадебных сайтах такие кольца в среднем стоят четыреста девятнадцать тысяч иен. Пары младше тридцати лет обычно берут кольца за четыреста двадцать две тысячи, старше – за четыреста тридцать две тысячи. И хотя нам еще нет тридцати, я решил опираться именно на выбор вторых, чтобы выглядеть солиднее. Вот и…

– Что «вот и»? – Я снова строго взглянула на него. – Это значит, что свои чувства ко мне ты оцениваешь как средние по стране? Вот я никогда не считала себя какой-то «средней» женщиной, так что если все покупают за четыреста тысяч, то я хочу кольцо за миллион двести!

Я скрестила руки на груди и уставилась на красную коробочку на белой скатерти и съежившийся внутри крохотный бриллиантик. Он, конечно, сверкал – во всяком случае, старался изо всех своих крохотных силенок, но мне стало тоскливо.

– Впрочем, наверное, сама виновата. Должна была сразу тебя предупредить, что меня не устроит кольцо меньше чем за миллион иен.

Нобуо в изумлении раскрывал и закрывал рот, будто рыба в ожидании корма. В углу зала робко переминался с ноги на ногу наблюдавший за нами сотрудник.

– Прости, Рэйко. Я копил, но зарабатываю ведь еще пока как молодой служащий, всему есть предел, – чуть не плача, сказал Нобуо.

Это еще больше меня разозлило. Он, кажется, считает себя пострадавшим. Еще и оправдывается тем, что у него нет денег.

– Я не собираюсь отказываться от своих желаний, как и любой другой человек. Если тебе не хватает на стоящее кольцо, можешь продать какие-нибудь органы, – при этих словах я с силой скомкала салфетку, которая лежала у меня на коленях. – Ты ничего не сделал, только и утверждаешь, что не можешь купить дорогое кольцо, так как у тебя нет денег. То есть ты не хочешь заполучить меня во что бы то ни стало. Мужчина, который не влюблен в меня по уши, не имеет права вторгаться в мою жизнь!

Я швырнула смятую салфетку на стол и пошла к выходу, оставив Нобуо в одиночестве.

– Прощай!

Сотрудник ресторана поспешно подал мне пальто и при виде моего лица заметно вздрогнул и выпучил глаза.

Я направилась в Маруноути[1]1
  Маруноути – деловой район в Токио вокруг Токийского вокзала.


[Закрыть]. Юридическая фирма «Ямада, Кавамура и Цуцуи», где я работала, находилось на двадцать восьмом этаже огромного офисного здания, когда-то целиком принадлежавшего другой корпорации. Оно возвышалось на следующей от центрального проспекта улице, в глубине района.

Наша компания была известна работоспособностью своих сотрудников. Юристов впускали в здание в любое время суток, поскольку здесь считалось, что если ты свободен, то можно и поработать.

Было уже больше десяти часов вечера, но окна здания ярко светились. Я вошла в офис. Перед компьютером ел лапшу быстрого приготовления Фурукава, который устроился в компанию через год после меня. Он сидел скрючившись, и его накачанное в секции регби тело напоминало огромную мокрицу.

– О, Кэммоти! Ты ведь планировала свиданием отметить годовщину? – спросил он, набив рот лапшой.

Я покачала головой:

– Планировала, да ничего не вышло.

Фурукава, прикрыв рот левой рукой, неуверенно предположил:

– Он что, тебя бросил?!

– Еще чего! – Я сердито посмотрела на него, и он пожал плечами. – Слушай, ты ведь недавно сделал предложение, да? А сколько стоило кольцо, которое ты подарил своей девушке?

Фурукава задумался:

– Ну… Из средней линейки от Гарри Уинстона, так что два миллиона с небольшим, кажется.

Я энергично закивала:

– Вот-вот! Так и должно быть! Если человек желает заполучить единственного партнера на всю жизнь, хотелось бы увидеть искренность его намерений!

Затем я коротко пересказала Фурукаве, что произошло сейчас в ресторане, и он, не выпуская из рук стаканчик с лапшой, разочарованно произнес:

– Эх ты, обидела парня. Мы-то хорошо зарабатываем, а он расстарался – ну, для обычного служащего.

– Что значит «хорошо зарабатываем»?!

Я в свои двадцать восемь лет в год получала примерно двадцать миллионов иен, но никогда не считала, что этого достаточно.

– В мире есть гораздо более богатые люди, мы им совсем не ровня. Я хочу получать больше!

Фурукава, покашливая, допил бульон от лапши, потом отхлебнул ячменного чая прямо из двухлитровой бутыли, после чего заговорил:

– Ох, восхищаюсь я людьми, которые могут, как ты, жить своими желаниями. Только ведь есть же вещи важнее денег?

Он почесал голову.

– Ты уж извини, что я это говорю, но, раз твоему парню удается встречаться с такой сильной женщиной, как ты, он ценный кадр. Береги его, а то пробросаешься.

– В смысле? – Я слегка задрала подбородок.

– Понимаешь, обычному мужчине сложно встречаться с женщиной, которая зарабатывает в три раза больше него. Такая она, мужская гордость…

Иногда меня действительно избегали из-за моего хорошего образования и дохода. С другой стороны, я и сама отказывалась от непритязательных парней.

– Он ведь у тебя естественными науками занимается? Такой наверняка не завязывал отношений, пока не понял, что в других областях на ногах стоит твердо. Насколько я помню, он и готовит хорошо, и по дому помогает?

Я задумчиво кивнула. Нобуо готовит шикарный тяхан![2]2
  Тяхан – блюдо из вареного риса, обжаренного с овощами, яйцом и другими продуктами.


[Закрыть]

– Такие мужчины редкость. Зря ты хочешь порвать с ним только из-за маленького камешка. На что ты надеешься?

И все равно я не могла с ним согласиться. Само решение позвать меня замуж, вручив такое дешевое колечко, казалось оскорблением. Очевидно, Нобуо считал, что возлюбленная обрадуется предложению, невзирая на размеры камня, но я, к сожалению, не такая. А ощущение, будто кто-то невидимый укоряет меня за то, что я не такая, злило только больше. Ведь само собой, большое кольцо лучше! Почему остальные этого не понимают?

– Так или иначе, насчет «продать органы» – это уже был перебор. Я бы испугался, если бы моя девушка такое заявила.

Фурукава спрятал упаковку от лапши и палочки в пакет из универмага. Я же, сложив руки на груди, по-прежнему стояла напротив и смотрела на него в упор.

– А я все-таки думаю, что сумела бы получить то, чего хочу, пусть даже пришлось бы продать органы. Ты ведь тоже подарил своей девушке кольцо за два миллиона, потому что очень любишь ее и хочешь, чтобы она непременно вышла за тебя, так?

Фурукава заложил мощные руки за голову и повернул ко мне свое сильно загорелое круглое лицо.

– Она чуть не узнала о моих похождениях прямо перед помолвкой, так что я решил отвлечь ее дорогим кольцом, вот и все. – И он без капли смущения засмеялся, показав зубы, в которых застрял кусочек сушеной капусты.

На следующий день, в четыре часа, я стояла перед одним из кабинетов нашей фирмы, чувствуя, как бешено колотится сердце в моей груди. Первое февраля, понедельник. Ежегодная кадровая аттестация. В «Ямада, Кавамура и Цуцуи» премию выплачивали раз в год, в феврале. На аттестации сотруднику давали отзыв о его работе за год и объявляли сумму премии.

С торжествующим видом я вошла в кабинет, но, когда увидела мрачные лица обоих начальников, внутри зашевелилось беспокойство. Что же не так? Впрочем, уверена, уж я-то выкладывалась побольше других: работала серьезно, ответственно и энергично.

– Госпожа Кэммоти, садитесь, пожалуйста, – заговорил Ямамото, который был помоложе второго: ему еще не исполнилось сорока.

Я молча села напротив.

– Что касается вашей работы, все наши юристы дружно восхищаются вами и клиенты оценивают вас как надежного человека, так что продолжайте в том же духе.

Вроде бы хвалит, только каким-то виноватым тоном, будто оправдывается. Удивляясь про себя, я рассматривала напомаженную голову Ямамото.

– Ваша премия в этом году – два с половиной миллиона иен.

Д… Два с половиной миллиона?! Слова Ямамото эхом отдались в моей голове.

– Чего?! – вырвалось у меня.

В прошлом году было примерно четыре миллиона, а в этом я работала еще усерднее. Мои брови взметнулись, придав лицу предельно шокированный вид. Я отлично умела обращаться с мужчинами старше меня.

– Но почему? Были какие-то проблемы?

Ямамото слегка мотнул головой, будто пытаясь смягчить впечатление.

– Нет-нет, что вы. Вы отлично справляетесь. Работаете за двоих или даже за троих, если сравнить с теми, кто пришел в компанию одновременно с вами.

– Тогда в чем дело?

Сидевший рядом с ним Цуцуи, которому было лет шестьдесят, мягко произнес:

– Вы очень похожи на меня в молодости.

Цуцуи основал компанию «Ямада, Кавамура и Цуцуи». Он начинал в одиночку и создал в конце концов самую большую юридическую фирму в Японии. Неудивительно, что его фамилия значилась в названии. И все-таки поредевшие волосы, яйцевидная голова, круглые глазки, морщины на щеках, как складки на пельмешках гёдза, – все черты Цуцуи говорили о мягкости.

Я приложила обе ладони к губам:

– Да что вы?! Похожа на вас в молодости?! Это честь для меня.

– Ну-ну, перестаньте. Я тоже умею ехидничать, так что вижу вас насквозь.

У меня вдруг возникло ощущение, будто музыка резко остановилась и танец пришлось прервать. От неловкости и напряжения мои губы сжались в ниточку.

– Возможно, вы очень талантливый юрист, но ведете себя как остро наточенный нож. Очень хотелось бы, чтобы в компании это лезвие пряталось в ножны, а направлено было наружу.

Я мигом поняла, куда он клонит, и уточнила:

– Объясните, пожалуйста, подробнее.

– При работе в одиночку это неплохо. Вот только, когда появляются младшие товарищи и приходится работать в команде, некоторых пугает такое резкое сверкание, – засмеялся он, довольный своим удачным сравнением. – Смотрите на происходящее в перспективе: считайте урезанную часть платой за обучение.

Это был шаг на минное поле. В следующий миг, изо всех сил треснув по столу, я уже кричала:

– Какой еще платой за обучение?! Я работаю, чтобы получать деньги! Компания платит мне за мою работу. И я не потерплю, чтобы из этих денег вычитали плату за какую-то там учебу.

Ямамото вздрогнул, Цуцуи же и бровью не повел. Это разозлило меня еще больше. Слов нет! Неужели компания – неужели Цуцуи этого не понимает?!

– Если получать деньги нельзя, я не хочу работать в такой фирме. Увольняюсь.

Я встала.

– Ну-ну, не психуйте так, – протянул Ямамото руку, чтобы удержать меня.

Но я бросила:

– Не забудьте перечислить премию… пусть даже это всего два с половиной миллиона.

И вышла из кабинета.

Все еще злясь, я вернулась к себе, запихала в сумку-тоут[3]3
  Сумка-тоут – вместительная сумка с двумя ручками.


[Закрыть] все самое ценное и вылетела из здания. Никто не гнался следом, ноги сами несли меня прочь. Метров через пятьсот я запыхалась и зашла в кафе, которое попалось по дороге.

Меня тяготила жалость к себе. Бросить работу из-за того, что выплатили маленькую премию? Пожалуй, кто-то сочтет меня ненормальной. Может, даже назовет инфантильной, но я знала: в глубине моей души скрывается что-то такое, что не исчерпывается этим словом, хоть сейчас от этого немного толку.

Я бы и сама хотела стать «обычной», так было бы легче. Сколько раз поднималось откуда-то изнутри, будоража и ведя куда-то, сильное желание! Интересно, поймет ли меня кто-нибудь? Почему все врут? Ведь денег хотят все, я уверена. А если не могут их раздобыть, просто делают вид, что те им не нужны.

Допустим, перед человеком лежит пять миллионов иен. Если спросить его: «Надо?» – любой возьмет их. Нужно только протянуть руку. И тем, насколько жадно человек протягивает руку, люди и отличаются между собой. Знаю, я из очень жадных. Ну так что в этом плохого? Кто желает играть на пианино – всего себя отдает игре, кто хочет рисовать – рисует. Вот и я так же: просто протягиваю руку, потому что хочу денег. То, чего хочется, надо заполучить. Мне казалось, если буду постоянно получать желаемое, я когда-нибудь освобожусь от того, что скрывается внутри меня.

Внезапно завибрировал мой мобильный. Я взяла его в руки – это пришло письмо от Цуцуи: «Возможно, вы просто устали. Оформим это как небольшой отпуск. Наберитесь сил и возвращайтесь на работу. Хотя вели вы себя вполне энергично (ха-ха)».

Как только вспомнила о Цуцуи, меня затошнило. Его лицо излучает искреннюю уверенность в необходимости бережно относиться к тому, чего не купишь за деньги: к отношениям между людьми, симпатии, любви. Только я-то знаю, что под этой маской – до жути коварный тип. А иначе он никогда не добился бы такого успеха в юриспруденции. Мы с Цуцуи – одного поля ягоды. Просто он искуснее прячет свою сущность, ловчее изворачивается.

Стоило мне разозлиться, как разыгрался аппетит. Я подозвала официанта и заказала большую тарелку жареной картошки. К тому времени, как она была доедена, в голове прояснилось и я могла рассуждать спокойно.

Я, конечно, брякнула, что уволюсь, но у меня не было никаких идей, что делать дальше. К счастью, кое-какие накопления у меня есть, так что могу, пожалуй, некоторое время пожить вольготно. В нашей компании, известной выносливостью своих сотрудников, люди регулярно попадают в больницу от переутомления, а через пару-тройку месяцев как ни в чем не бывало возвращаются на работу. Ведь ни один юрист не числится в фирме, а лишь «предоставляет услуги». Поэтому таких понятий, как «оплачиваемый отпуск» или «закрепленное количество рабочих дней», там не существует. Если на несколько месяцев юрист исчезнет, никто не станет жаловаться. Просто он не получит денег, но ни компания, ни сам юрист не окажутся в убытке, хотя и останутся без прибыли.

«В общем, насчет увольнения еще подумаю, работать же пока точно не буду». Когда я приняла это решение, на душе стало легче. Только если не работать, то как проводить время начиная с завтрашнего дня? Вроде бы и много чем хотела заняться, а едва дошло до дела, не могла определить, за что взяться.

– Эх, – вздохнула я, держа в руках кружку с окончательно остывшим латте.

На меня вдруг накатила грусть-тоска, и я открыла адресную книжку в телефоне: может, позвонить кому? Хотя у меня ведь нет ни одной подруги. Больше всего на свете ненавижу выстраиваться в шеренгу, поэтому не выношу женщин: эти создания требуют именно дружных рядов.

Зато приятелей-мужчин – сколько угодно… Листая адресную книжку, я представляла себе их лица, но все они были как картошки, ничего выдающегося. А мне немедленно нужен какой-нибудь красавчик – любой, лишь бы меня утешил. Вдруг я вспомнила Эйдзи Морикаву.

Он немного старше меня, учился со мной в университете, и в то время мы с ним месяца три встречались, а потом расстались. Он был еще до того, который был перед тем, кого заменил Нобуо, – получается, три парня назад. Не очень четко помню, почему мы разошлись… кажется, из-за его измены. Я тогда взбесилась и тут же бросила Эйдзи. Кажется. Хм, а у меня удобные мозги: я умею быстро забывать обидные вещи.

Эйдзи ни в учебе успехов не добился, ни в спорте – никчемный парень, но внешне хорош. Лицо овальное, правильной формы, утонченное, привлекательное. Голос низкий, приятный, рост высокий. Кажется, мне просто нравилась его внешность. Сейчас именно это мне и нужно. К тому же, как бы с ним ни сложилось, никаких неприятных последствий не будет.

С этой мыслью я написала ему на почту: «Давно не виделись. Как жизнь?» – и, ни на что особо не надеясь, подождала примерно час, но ответа не получила. Возможно, он сменил адрес, хотя уведомление о недоставленной почте не приходило, так что письмо наверняка дошло.

Впрочем, кто будет отвечать на сообщение от человека, с которым общался семь-восемь лет назад? Если бы, наоборот, он мне написал, я бы вряд ли ответила.

К тому времени на улице уже стемнело. Раз уж можно не работать, пойду-ка домой, приму ванну и лягу спать.

* * *

Не работать оказалось приятно. Я гуляла в парке Хибия под зимним солнцем, накупила и прочитала кучу манги – в общем, провела несколько дней как болтающийся в небе воздушный змей, у которого оторвалась нитка. Я по жизни оптимист, поэтому не задумываюсь о том, куда двигаюсь.

Короче говоря, время текло приятно, пока шестого февраля, субботним вечером, не возникло одно нудное дельце. Мой старший брат Масатоси собирался привезти в родительский дом на станции «Аобадай», что в городе Йокогама, район Аоба, свою невесту. Меня там тоже ждали.

Я не сомневалась, что избранница Масатоси не представляла собой ничего интересного и смотреть там особо не на что, но, если не заехать сегодня, чего доброго, придется встречаться с ними отдельно, а это еще хуже. Мне с Масатоси удавалось поддерживать беседу не дольше пяти минут, так что общаться с ним я предпочитала в большой компании.

От станции «Аобадай» пришлось минут десять трястись в автобусе, а потом еще пять идти пешком. Чем ближе я подходила к месту встречи, тем больше замедлялся шаг. Я не любила родительский дом. Выполняя долг, послушно приезжала на Новый год, хотя в то же время мечтала поскорее прекратить и эти визиты. Как только я оказалась перед светлым одноэтажным зданием в южнофранцузском стиле, настроение упало совсем.

Масатоси и его невеста Юка расположились на диване в центре гостиной. Наш отец Масааки сидел в кресле, а мама Нанако, как обычно, стояла в проеме между кухней и комнатой. Я никогда не могла этого понять: почему-то она всегда была на ногах и позволяла себе сесть, разве что собираясь поесть.

Поздоровавшись с Юкой, я опустилась на табурет прямо перед отцом. Он лишь бросил: «Это младшая сестра Масатоси» – и больше не обращал на меня внимания.

Они с братом праздно болтали о Юке, поэтому особой необходимости участвовать в разговоре я не видела. Просто молчала, краем глаза рассматривая девушку.

Как я и ожидала, она напоминала пухленькое моти. Щеки были круглые, а кожа казалась такой белой, что кровеносные сосуды наверняка удалось бы увидеть на просвет. И на этом едва ли не прозрачном лице выделялись только маленькие, точно горошинки, глазки и нос.

Я давно знала, что Масатоси нравятся невыразительные лица, но не могла не удивиться, когда он даже в невесты выбрал самую непримечательную женщину. Сама я похожа на отца, и все черты лица у меня крупные, отчетливые. Масатоси же пошел в мать: незаметный, с тонкими чертами. Несложно догадаться, что он предпочтет женщину еще неприметнее, чем он сам.

– Рэйко-сан, а вы адвокат, да? Вот уж правда, умница и красавица! Потрясающе! – обратилась ко мне Юка, и мое сознание снова очутилось в «приятном» обществе семейства Кэммоти.

Судя по всему, девушку обеспокоило, что я не участвую в беседе, поэтому она решила перевести тему разговора на меня.

– Ну что вы! Но спасибо, – улыбнулась я и приняла скромный вид, который за всю свою жизнь изображала уже раз пятьсот.

– А мне Масатоси-сан столько о вас рассказывал, я всегда поражалась, какая вы замечательная.

Зрачки маленьких глазок Юки при этих словах сверкнули черным. А она действительно хорошенькая.

В тот самый момент, когда мое сердце готово было смягчиться от этой кроличьей миловидности, в разговор вступил отец:

– Ну какой она адвокат? Так, секретарь, пишет под диктовку. Я бы сказал, приходящий работник.

Отец работал в Министерстве экономики, торговли и промышленности. Его отдел был связан с добычей каменного угля и, откровенно говоря, уже терял свою важность. Брат же лицензировал новые лекарства в Министерстве здравоохранения, труда и благосостояния.

Поправляя очки на своем вздернутом носу, отец продолжил:

– Оценки-то у нее в школе были хорошими. Я хотел, чтобы она поступила на работу в Министерство финансов, но слабовольная оказалась, ушла к частникам.

Он верил, что во всем мире нет ничего важнее службы в государственных учреждениях. Любые другие компании называл «частниками», а всех, кто не был чиновником, – «народом».

Сейчас эта его позиция уже не раздражала меня, хотя и промолчать не хотелось. Бросив на него косой взгляд, я отрезала:

– Ни за что не согласилась бы на низкую зарплату госслужащего!

Все вокруг замерли, воцарилась тишина. Наш дом был построен как раз на низкую зарплату госслужащего, и Масатоси с Юкой предстояло на эту низкую зарплату жить.

– Как же чудесно, вы все такие замечательные! А вся моя семья – самые обычные работники компаний, – попыталась смягчить обстановку Юка, пожертвовав собой.

Я восхитилась: хоть и простенькая, но славная. И как такая выбрала себе в партнеры на всю жизнь нашего Масатоси? Он с детства был хилым и слабым, даже я во всем его превосходила. Когда мы ходили на одни и те же курсы после школы, все замечали только меня и удивлялись, узнав, что у меня есть брат.

Зато отец всегда хвалил только Масатоси. Ни в старших классах, когда меня взяли на всеяпонские соревнования по легкой атлетике, ни в университете, когда я заняла первое место на конкурсе устных выступлений, он не сказал ни слова. Да и вообще, оглядываясь назад, я почти не могла вспомнить случаев, чтобы родители хвалили меня. Максимум – если справлялась с работой по дому, которую не любила и вечно не могла выполнить как следует, мать могла обронить: «Ух ты, Рэйко, да у тебя прекрасно получилось!»

Отец же, наоборот, предпочитал меня хаять. Вот и после рискованного вмешательства Юки он пренебрежительно отметил:

– Она в жизни ничего не приготовила, ее и замуж никто не берет.

Ему, конечно, бесполезно что-либо говорить, но молчать я не собиралась:

– Вы с братом вроде тоже не умеете готовить. Хорошо, что удалось жениться.

Услышав это, отец повернул ко мне свое лицо с четкими чертами, такими же, как у меня, и рявкнул:

– Ты как с родителями говоришь?!

Только меня этим не проймешь. С равнодушным видом я ответила:

– Вот ты сказал: «Родители», а я что-то не помню, чтобы ты меня воспитывал. Ты ведь только деньги в дом приносил, разве не так?

Мы с отцом уставились друг на друга. Масатоси с утомленным видом нарушил молчание:

– Ну хватит уже, ведите себя прилично. Сегодня такой день, а вы… Как встретитесь, так сплошная ругань.

Я вдруг почувствовала на себе взгляд съежившейся в страхе Юки и поняла, что тоже повела себя некрасиво. Сама знаю, что мы с отцом очень похожи друг на друга, прекрасно понимаю его чувства. Хуже нас обоих была только мать, которая даже во время наших перепалок стояла молча. Ни за что не пожелала бы такой жизни, как у нее: сидеть дома и терпеть все это.

Ответив отказом на предложение матери переночевать у них, я поспешно уехала. Долго находиться вместе с родителями вредно для моего психического здоровья, и мне хватало благоразумия не делать того, что для меня плохо.

Теперь я тряслась в поезде, чувствуя приятное тепло сиденья с подогревом, и от усталости меня стало клонить в сон. Однако, когда я уже клевала носом, вдруг завибрировал мобильник, который, как оказалось, все это время был в моей правой руке.

Что-то мне подсказывало, что это Нобуо. С того вечера мы не общались. Понятное дело, почему я сама ему не звонила, но меня злило, что и он не пытался со мной связаться вот уже пять дней. Я ведь ожидала извинений. К моему удивлению, письмо пришло от Эйдзи Морикавы. Никак не ожидала.

У меня есть такая особенность: каждый вечер, перед тем как заснуть, я забываю все мелочи, которые произошли за день, а уж то, что случилось еще раньше, кажется мне давним прошлым. Поэтому, увидев на экране имя Эйдзи Морикавы, я какое-то время вообще не могла понять, кто это. А даже сообразив, что так звали моего бывшего парня, лишь удивилась, чего он от меня хочет.

Только прочитав письмо, я поняла, что сама написала ему первой. И все равно этот ответ звучал странно, заставляя меня возвращаться к нему еще и еще. Сон как рукой сняло.

В тексте говорилось: «Дорогая Рэйко Кэммоти, спасибо за письмо. Моя фамилия – Харагути, я ухаживала за Эйдзи Морикавой. Эйдзи покинул нас тридцатого января, и на днях мы провели погребальную церемонию».

То есть он умер! Тридцатого января – это ровно неделя назад, за день до нашего ужина с Нобуо. Эйдзи был старше меня на два года, а значит, ему еще не исполнилось и тридцати.

«Интересно, что случилось?» – первым делом подумала я. Одна из самых частых причин смерти среди молодежи – самоубийство, за ним следует рак и другие болезни. На третьем месте – ДТП и прочие несчастные случаи. Очень возможно, что с Эйдзи произошло что-то нехорошее. Конечно, не очень прилично гадать об этом, но я не могла сдержать любопытства.

Никакой грусти или страха я не испытала. Смерть моего ровесника казалась нереальной, какой-то выдумкой. К тому же во время учебы на юриста я повидала немало случаев неестественной смерти: кто-то покончил с собой из-за невыносимых условий труда, кто-то погиб из-за несчастного случая на работе. Возможно, у меня просто притупилось восприятие смерти.

Немного подумав, я написала Синоде – он ходил на тот же семинар в университете, что и я, только был постарше и тесно общался с Эйдзи. Они оба поступили, отучившись сначала в школе при университете: вместе зачислились в младшие классы и с тех пор не расставались. Слышала, их семьи тоже дружили.

Ответ от Синоды пришел мгновенно. Он как раз хотел со мной поговорить об этом, поэтому приглашал выпить. Мы обменялись парой сообщений, и я согласилась: меня мучило любопытство, да и хотелось с кем-нибудь поболтать после перепалки с домашними.

Мы встретились в баре при гостинице «Мандарин ориенталь». Синода, судя по всему, возвращался с чьей-то свадьбы: он был одет в костюм с искрой[4]4
  Ткань с искрой – ткань с мельчайшими вкраплениями другого цвета или с металлической нитью.


[Закрыть], а в руках держал пакет, в каких гостям раздают подарки. Естественно, за прошедшие годы он так и не стал выше, зато у него отрос живот, да так, что пуговицы на пиджаке едва не отрывались.

– Эй, ты округлился! – поприветствовала я.

– В последнее время сплошные банкеты. А ты не просто не изменилась – кажется, стала еще красивее. – И он еще сильнее сузил и без того узкие глаза.

Его отец владел небольшой торговой компанией. Сам же Синода только развлекался, хотя якобы отучился за границей. Да и развлечения у него были под стать мальчику из хорошей семьи: все строго приличное – гольф да яхты.

– Тебя это тоже шокировало, правда? Вы ведь с Эйдзи когда-то встречались?

Глядя на его жалостливо опущенные брови, я поспешно стерла улыбку с лица и захлопала глазками, потупившись.

Вообще-то никакого шока я не испытывала, но у меня хватало здравого смысла подыграть хорошо воспитанному мальчику. Это Синода должен быть потрясен, ведь они с Эйдзи дружили с детства. Тем не менее сначала он поинтересовался, каково мне, отчего я, ощутив всю красоту души благородного человека, почувствовала себя неловко. Вот как раз потому, что ненавижу такую неловкость, за богатенького мальчика никогда не выйду, как бы ни любила деньги.

– Подожди, ты говорил, что хочешь со мной посоветоваться? – сменила я тему.

– Видишь ли… – Синода сделал внушительную паузу. – Это имеет отношение и к смерти Эйдзи. Ты ведь юрист, я хотел узнать твое мнение.

Синода вытащил телефон и открыл какой-то сайт с видео.

– Ты же знаешь, что некоторые загружают на такие сайты свои видео и зарабатывают на рекламе, за просмотры?

Я кивнула. Мне доводилось слышать о крайне скандальных роликах, которые приносили довольно большие деньги.

– Говорят, несмотря на свой возраст, дядя Эйдзи живет на доход от этих видео. Его зовут Гиндзи.

Синода показал мне ролик с громким названием «Не для широкой публики! Секретное собрание семьи Морикава». В шикарной гостиной, обставленной в западном стиле, собралось человек шесть-семь. Кто-то сидел на диване, перекладывая одну ногу на другую и наоборот, остальные бродили по комнате, не находя себе места, – в общем, все явно были неспокойны. Судя по ракурсу и подрагиванию изображения, оператор снимал скрытно и маленькой камерой, наверняка спрятанной в сумке.

На экране появился мужественного вида человек лет шестидесяти с короткими седыми волосами и хорошим загаром.

– Итак, господа, – негромко сказал он, глядя в камеру. Видимо, это и был Гиндзи. – Начнем наше семейное собрание акционеров «Морикава фармасьютикалз».

Услышав это, я ахнула и встряла:

– Погоди-ка. Эйдзи Морикава имеет отношение к «Морикава фармасьютикалз»?!

Посмотрев на меня, Синода приостановил видео.

– А ты не знала?

– Первый раз слышу.

Это же надо так – не заметить, что под самым носом у меня был наследник огромного состояния! Видя, как легко Эйдзи перескакивал из класса в класс вплоть до университета, я понимала, что он из довольно зажиточной семьи, но кто бы мог подумать, что его отец – владелец крупной фармацевтической компании! Сам Эйдзи никогда не заговаривал о родителях, я тоже испытывала к семье не самые приятные чувства, так что вопросов не задавала.

– Значит, ты его любила не из-за денег? – серьезно спросил Синода.

Не желая признаваться, что мне просто нравилось его лицо, я с серьезным видом кивнула.

– Эйдзи тоже скрывал от всех, что его семья связана с компанией. Говорил: «Не хочу, чтоб на меня еще больше девчонок вешалось».