Текст книги "Торговец пушками"

4

В траве скрывается змея.

Вергилий

Как все хорошее, – собственно, как и все плохое – закончилось и это. Клоны моего приятеля Соломона усадили Сару в очередной «ровер» и умчали в направлении Гросвенор-сквер, а О’Нил вызвал такси, которое приезжать не спешило, что позволило ему всласть поглумиться над моими личными вещами. Когда он наконец убрался, настоящий Соломон вымыл кружки, а затем предложил сходить куда-нибудь угоститься теплым, питательным пивком.

Было еще только половина шестого, но пивные уже вовсю стонали от нашествия юнцов в деловых костюмах, с нелепыми усишками и их болтовни о том, куда катится мир. Нам удалось отыскать свободный столик в баре небольшой гостиницы под вывеской «Двугорлый лебедь», где Соломон устроил настоящий спектакль расточительности, роясь по карманам в поисках мелочи. Я посоветовал ему списать пиво на служебные издержки, на что он тут же предложил мне запустить лапу в тридцать тысяч фунтов на моем счету. Мы бросили монету, и я проиграл.

– Безмерно обязан вам за вашу доброту, командир.

– На здоровье, Давид.

Мы присосались к бокалам, и я закурил.

Я ждал, что Соломон первым поделится своими наблюдениями о событиях прошедших суток, но ему, похоже, больше нравилось просто сидеть и слушать, как шумная компания риелторов за соседним столиком обсуждает автомобильную сигнализацию. Он умудрился сделать так, что я почувствовал, будто поход в бар – целиком и полностью моя идея. Меня такой поворот совсем не устраивал.

– Давид.

– Сэр.

– Это ведь не просто дружеские посиделки?

– Дружеские посиделки?

– Тебе ведь велели вывести меня куда-нибудь, не так ли? По-приятельски похлопать по спине, угостить выпивкой, выяснить, не сплю ли я с принцессой Маргаритой?

Соломона всегда раздражали упоминания королевской семьи всуе, почему, собственно, я и затеял весь этот разговор.

– Я должен находиться рядом, сэр, – буркнул он наконец. – И я просто подумал, что будет веселее, если мы где-нибудь посидим за одним столиком.

Похоже, он решил, что ответил на мой вопрос.

– Что происходит, Давид?

– А что происходит?

– Послушай, если ты и дальше собираешься сидеть, таращить глаза и повторять за мной как попугай, то вечерок у нас получится скучноватым.

Пауза.

– Скучноватым?

– Слушай, заткнись, а?! Ты же меня знаешь, Давид.

– Имею честь.

– Меня можно назвать кем угодно, но только не наемным убийцей.

Он глотнул пива и облизнул губы.

– Из моего опыта, командир, я знаю, что никого нельзя назвать наемным убийцей. До тех пор, пока он им не станет.

Пару секунд я смотрел ему в глаза.

– Я сейчас очень сильно ругнусь, Давид.

– Как вам будет угодно, сэр.

– Твою мать! Что ты хочешь этим сказать?

Риелторы переключились на тему женских сисек, этот неисчерпаемый источник веселья. Их гогот заставил меня почувствовать себя стосорокалетним стариком.

– Знаете, как у собачников? – заговорил Соломон. – «Что вы, мой песик совсем не кусается», – вечно твердят они. До тех пор, пока вдруг не приходится признать: «Сам не пойму, никогда с ним раньше такого не было». – Он заметил, что я хмурюсь. – Я просто хочу сказать, командир, что по-настоящему никто ни про кого ничего не знает. Ни про человека, ни про собаку. По-настоящему– никто.

Я со стуком опустил бокал на стол.

– Никто ни про кого ничего не знает? Надо же. То есть ты хочешь сказать, что, несмотря на те два года, что мы с тобой были не разлей вода, ты до сих пор не в курсе, могу я убить человека за деньги или нет?

Честно говоря, я немного расстроился. Хотя расстроить меня не так-то просто.

– А как вы думаете, я смог бы? – спросил Соломон. Веселая улыбочка по-прежнему гуляла на его губах.

– Смог ли бы ты убить человека за деньги? Нет, я так не думаю.

– Уверены?

– Да.

– А зря, сэр. Я уже убил одного мужчину и двух женщин.

Я знал об этом. Я также знал, какой это для него тяжелый груз.

– Но не за деньги, – ответил я. – Это не было убийством.

– Я служу короне, командир. Правительство оплачивает мои закладные. И как ни крути, – а уж вы мне поверьте, крутил я и так и сяк, – смерть этих троих обеспечила хлеб на моем столе. Еще пинту?

Я не успел ничего ответить, а он уже направлялся к бару с моим пустым бокалом.

Наблюдая за тем, как он пробивает себе дорогу сквозь плотную массу агентов по недвижимости, я невольно поймал себя на воспоминаниях об играх в войну, в которые мы с Соломоном досыта наигрались в Белфасте.

Счастливые дни, редкие точки на фоне тягуче-печальных месяцев.

Шел 1986-й. Соломона вместе с дюжиной других столичных полицейских из особого отдела командировали для усиления облажавшихся «Королевских констеблей Ольстера». Долго доказывать, что он единственный, кто окупил свой авиабилет, Соломону не пришлось, а потому незадолго до окончания срока командировки ольстерцы, которым вообще-то трудно угодить, сами попросили его остаться на сверхсрочную и попытать силы в качестве мишени для лоялистов[3]3
  Лоялисты (от англ. loyalist – верноподданный) – сторонники английской монархии, в Северной Ирландии так называют протестантов, противников отделения этой территории от Великобритании.


[Закрыть] из парламента. Что он и сделал.

Я же в то время дослуживал свой последний, восьмой, армейский год – в полумиле от Соломона, в двух комнатушках над туристическим агентством под гордым названием «Свобода». Подвизался я в группе с рыкастым названием ГР-24 – одном из многочисленных подразделений военной разведки, конкурировавших тогда – да и сейчас наверняка тоже – за бизнес в Северной Ирландии. Так уж получилось, что остальные мои собратья по оружию почти все поголовно были выходцами из Итона, в контору заявлялись при галстуках, а каждый уик-энд летали в Шотландию – поохотиться на куропаток, и в результате большую часть свободного времени я проводил в компании Соломона, в основном в четырехколесных таратайках со сломанными печками.

Однако время от времени мы все же выбирались на воздух и делали что-нибудь полезное. И за те девять месяцев, что мы провели вместе, я стал свидетелем не одного смелого и выдающегося поступка, совершенного Соломоном. Да, он забрал три жизни, но спас при этом не меньше десятка других, в том числе и мою.

Агенты по недвижимости давились от смеха, глядя на его коричневый плащ.

– Знаете, командир, Вульф – компания дурная, – сказал он.

Это была наша третья пинта, и Соломон расстегнул верхнюю пуговицу. Сохранись у меня верхняя пуговица, я сделал бы то же самое. Бар понемногу пустел, посетители расходились, кто – домой, к женам, кто – в кино. Я закурил очередную, уже не помню какую по счету сигарету.

– Из-за наркотиков?

– Из-за наркотиков.

– И все?

– А разве должно быть что-то еще?

– Ну да. – Я поглядел через стол на Соломона. – Должно быть что-то еще, раз всем этим почему-то занимается не отдел по борьбе с наркотиками. Каким боком тут замешаны ваши люди? Вам что, больше нечем заняться? И вы решили покопаться по помойкам?

– Я ничего такого не говорил.

– Ну еще бы.

Соломон помолчал, взвешивая свои слова, и, по всей видимости, нашел кое-какие из них несколько тяжеловатыми.

– Один очень богатый человек, крупный бизнесмен, приезжает к нам в страну с желанием инвестировать. В Министерстве торговли и промышленности ему суют бокал хереса и кучу глянцевых брошюр, и человек переходит к делу. Говорит, что собирается заняться производством изделий из металлопластика в широком ассортименте, и не будет ли у кого возражений, если он построит полдюжины заводов в Шотландии и северо-восточной части Англии? Кое-кто из министерских чинуш чуть не обделывается от восторга, и новоявленному инвестору тут же предлагают субсидий на пару сотен миллионов плюс постоянное разрешение на парковку в Челси. Честно говоря, даже не знаю, что круче.

Отхлебнув пива, Соломон вытер губы тыльной стороной ладони. Было заметно, что он злится.

– Проходит какое-то время. Чек обналичен, заводы гудят – и вот тут в Уайтхолле неожиданно звонит телефон. Международный звонок из Вашингтона. Вы что там, не в курсе, что ваш богатый бизнесмен, ну, тот, что клепает всякие пластмассовые штучки, попутно промышляет еще и перевозками огромных партий опиума из Азии? О боже, откуда, конечно, мы не знали, огромное спасибо, что предупредили, привет жене и детишкам. Паника. Что делать?! Ведь богатый бизнесмен уже крепко сидит на огромной куче наших денежек и обеспечивает работой три тысячи наших сограждан.

Тут у Соломона словно закончилась батарейка, как будто дальше контролировать свою злость было выше его сил. Но я ждать не мог.

– И что дальше?

– А дальше собирается некий комитет из не особенно здравомыслящих леди и джентльменов, которые поднапрягают свои заплывшие жиром мозги и, посовещавшись, принимают решение относительно возможных вариантов дальнейших действий. И получается такой список: не делаем ничего, ничего не делаем или звоним в «999» и зовем на помощь дурачка-констебля. Единственное, правда, в чем они единогласно убеждены, – так это то, что последний вариант им нравится меньше всего, а вернее, не нравится вовсе.

– И О’Нил?…

– Да, дело поручают О’Нилу. Надзор. Локализация. Контроль за ущербом. Называйте, блин, как хотите. – В лексиконе Соломона «блин» являлся грязнейшим из ругательств. – Но ничего из этого списка не должно иметь ни малейшего отношения к Александру Вульфу. Разумеется.

– Разумеется, – повторил я. – И где же Вульф сейчас?

Соломон взглянул на свои часы.

– В настоящий момент он в кресле 6С «Боинга-747» компании «Бритиш эруэйз», следует маршрутом Вашингтон – Лондон. И если у него хватит здравого смысла, то он закажет говядину по-веллингтонски. Хотя, возможно, Вульф предпочитает рыбу, но я лично в этом сомневаюсь.

– А кино какое?

– «Пока ты спал».

– Я впечатлен.

– Детали – мое божество, командир. Работенка, может, и паршивая, но это вовсе не означат, что делать ее нужно так же паршиво.

Мы дружно отхлебнули и, расслабившись, замолчали. Но я все равно должен был спросить.

– Послушай, Давид…

– К вашим услугам, командир.

– Может, ты все-таки объяснишь, какова во всем этом моя роль? – В его взгляде легко читалось «вам лучше знать», так что я решил подхлестнуть лошадей. – Я имею в виду, кто хочет его смерти и зачем представлять дело так, будто убийца – я?

Соломон осушил кружку.

– Зачем – я сам не знаю, – ответил он. – А насчет «кто», мы склонны думать, что это ЦРУ.

Ночью я ворочался – сначала немного, потом чуть поактивнее – и даже пару раз вставал, чтобы записать на мой налогово-рентабельный диктофон ряд идиотских монологов о состоянии дел. Кое-что во всей этой истории меня беспокоило, кое-что – даже пугало, но более всего не давал покоя один элемент. По имени Сара Вульф.

Поймите меня правильно: я вовсе не влюбился в нее. Да и с чего бы? В конце концов, в ее обществе я провел всего-то пару часов, не более, причем ни один из этих часов никак не назовешь приятным. Нет, я определенно не влюбился в нее. Меня не заведешь парой светло-серых глазок и взбитыми каштановыми локонами.

Господи.

В девять утра я уже затягивал свой клубный галстук и застегивал пуговично-некомплектный блейзер, а в половине десятого – давил кнопку звонка в справочной Национального Вестминстерского банка в Суисс-Коттедже. Никакого четкого плана действий у меня не было, но, как мне казалось, с моральной точки зрения неплохо было бы взглянуть в глаза моему банковскому менеджеру – хотя бы раз за минувшие десять лет. Пусть даже деньги на моем счету и не были моими.

Меня попросили подождать в приемной перед кабинетом менеджера, вручив пластиковый стаканчик с таким же пластиковым кофе, причем настолько горячим, что пить его было просто невозможно, и ставшим чуть не ледяным через какую-то сотую долю секунды. Я как раз пытался избавиться от мерзкого пойла, воспользовавшись стоявшим в углу бочонком с фикусом, когда из-за двери кабинета возникла рыжеволосая голова какого-то парнишки лет максимум девяти, кивком пригласившая меня проходить и представившаяся Грэмом Халкерстоном, заведующим отделением.

– Итак, чем могу быть вам полезен, мистер Лэнг? – сказал он, устраиваясь за таким же юным и рыжим столом.

Я принял то, что мне казалось настоящей бизнесменской позой: развалился на стуле напротив и расправил галстук.

– Что ж, мистер Халкерстон, мне бы хотелось получить информацию о денежной сумме, недавно поступившей на мой счет.

Он мельком взглянул на компьютерную распечатку на столе.

– Вы имеете в виду денежный перевод от седьмого апреля?

– Седьмого апреля, – повторил я с осторожностью, изо всех сил стараясь не перепутать его с другими платежами в размере тридцати тысяч фунтов, полученными мною за тот месяц. – Да. Похоже, это именно он.

Завотделением кивнул.

– Двадцать девять тысяч четыреста одиннадцать фунтов и семьдесят шесть пенсов. Вы не думали куда-нибудь вложить эти деньги, мистер Лэнг? Мы могли бы предложить вам целый ряд высокоэффективных финансовых продуктов, которые удовлетворят все ваши потребности.

– Мои потребности?

– Ну да. Простота доступа, высокие процентные ставки, выплаты дивидендов каждые шестьдесят дней, на ваше усмотрение.

Было даже как-то странно, что живой человек пользуется подобными словесными конструкциями. Вплоть до сего момента такие выражения я встречал лишь на рекламных плакатах.

– Отлично, – сказал я. – Просто великолепно. Однако на сегодняшний день, мистер Халкерстон, мои потребности весьма скромны: чтобы вы хранили мои денежки в надежном помещении с достойным замком на двери. (Он тупо уставился на меня.) Сейчас же меня больше интересует источник этого денежного перевода. (Выражение его лица из тупого сделалось совершенно тупым.) Кто подарил мне эти деньги, мистер Халкерстон?

Добровольные пожертвования, судя по всему, нечастое явление в банковской жизни, так что понадобилось еще какое-то время, прежде чем тупые взгляды сменились шуршанием бумагами и до Халкерстона наконец-то дошло, чего от него хотят.

– Платеж произвели наличными, – сообщил он, – так что фактических данных об источнике у меня под рукой нет. Но если вы буквально секундочку подождете, я постараюсь представить вам копию приходного ордера.

Он нажал какую-то кнопку и вызвал какую-то Джинни, вскоре исполнительно процокавшую в кабинет с папкой под мышкой. Покуда Халкерстон пролистывал содержимое, я сидел, размышляя над тем, как это Джинни удается удерживать голову прямо, учитывая тяжеленные пласты косметики, размазанные по ее лицу. Вполне возможно, что где-то там, очень глубоко под толстым слоем шпатлевки, скрывалась вполне миленькая мордашка. Хотя там запросто могло оказаться и что-нибудь вроде тоскливой физиономии Дирка Богарда. К сожалению, об этом я так никогда и не узнаю.

– Ну вот, пожалуйста, – сказал Халкерстон. – Имя плательщика пропущено, но зато есть подпись. Оффер. Или Оффи. Да, точно. Т. Оффи.

Адвокатская контора Полли располагалась в «Среднем темпле». Насколько я помнил из наших разговоров, это было где-то рядом с Флит-стрит, куда я в итоге и добрался на такси. Не могу сказать, что это мой обычный способ передвижения по городу, но в банке я решил, что нет ничего дурного в том, чтобы снять пару сотен из своих кровавых денежек на мелкие расходы.

Сам Полли заседал в суде, на слушании дела о дорожном происшествии со скрывшимся виновником, где и выступал в настоящий момент в роли живой тормозной колодки на колесе правосудия. Так что мне не удалось получить беспрепятственный доступ во владения Милтона Кроули Спенсера. Как раз наоборот, пришлось подвергнуться настоящему допросу секретаря относительно природы моей «проблемы». К тому моменту, когда он закончил, я чувствовал себя хуже, чем после посещения венерологического диспансера.

Только не подумайте, что я частый гость в тех краях.

После предварительной проверки мне предложили подождать в приемной, заваленной старыми номерами «Экспрешнз», журнала для счастливых обладателей карточек «Америкэн экспресс». Где я и торчал, читая про брючников с Джермин-стрит, шьющих на заказ; носочников из Нортгемтона; шляпников из Панамы; про то, насколько велики шансы Керри Пакера выиграть в этом году чемпионат по поло имени Вдовы Клико, – словом, я не на шутку увлекся изнанкой истории, в которой все мы живем, – ровно до того мига, пока не вернулся секретарь.

Нахально вздернув брови, он проводил меня в большую, отделанную дубом комнату, три стены которой занимали стеллажи, заставленные томами дел из разряда «Королева против Всего Остального Мира», а вдоль четвертой тянулся ряд деревянных картотечных шкафчиков. На столе я заметил фотографию трех мальчишек, выглядевших так, словно их купили по одному и тому же каталогу, а рядом – фото Дэниса Тэтчера с автографом. Я как раз обдумывал, с какой стати обе фотографии развернуты к входной двери, когда открылась дверь в боковой стене и пред моими очами предстал сам мистер Спенсер собственной персоной.

Ах, что это было за явление! Рекс Харрисон,[4]4
  Рекс Харрисон (сэр Реджинальд Кэри Харрисон, 1924–1990) – английский актер, славу которому принесла роль профессора Хиггинса в фильме «Моя прекрасная леди».


[Закрыть] только выше ростом, благообразная седина, очки-«полумесяцы» и рубашка, сиявшая так ослепительно, точно через нее пропустили электричество. Я даже не заметил, когда он успел запустить секундомер. Наверное, когда садился за стол.

– Простите, что заставил ждать, мистер Финчам. Пожалуйста, присаживайтесь.

Он повел рукой, словно предлагая мне самому сделать выбор, но стул был всего один. Я присел, но тут же вскочил как ужаленный, поскольку из стула вырвался самый настоящий вопль скрипучего, разламывающегося дерева. Вопль был таким пронзительным, таким отчаянным, что я живо представил себе, как люди на улице останавливаются и задирают голову, раздумывая, не вызвать ли полицию. Но Спенсер, похоже, не обратил на него никакого внимания.

– Не помню, чтобы мы встречались в клубе, – проговорил он, сверкнув улыбкой в миллион долларов.

Я снова присел – под очередной вопль стула – и попытался найти положение, при котором нашу беседу можно было хоть как-то слышать на фоне воющей древесины.

– В клубе? – удивленно переспросил я и проследил за его рукой, нацеленной мне в живот. – Ах, вы имеете в виду «Гаррик»?

Он кивнул, продолжая улыбаться.

– Ну, к сожалению, я не столь часто выбираюсь в город, как хотелось бы.

И я взмахнул рукой так, словно мой взмах подразумевал пару тысяч акров в Уилтшире и псарню с лабрадорами. Его ответный кивок предполагал, что он живо представляет себе всю эту картину и с удовольствием заскочит поужинать как-нибудь в следующий раз, когда будет за городом.

– Итак, чем я могу вам помочь?

– Ну, дело, в общем, достаточно деликатное… Однако он очень плавно прервал мое вступление:

– Поверьте, мистер Финчам, если когда-нибудь наступит день, когда в этот кабинет войдет клиент или клиентка и скажет, что его или ее дело не деликатное, я навсегда повешу свой парик на гвоздик в кладовке.

Судя по выражению его лица, предполагалось, что я должен воспринять это как удачную шутку. Но единственное, о чем я в тот момент подумал, – мне эта шутка, вероятно, обойдется минимум в тридцатник.

– Что ж, вы меня очень утешили. – Мы мило улыбнулись друг другу, и я продолжил: – Дело в следующем. Один мой друг недавно рассказал мне, какую неоценимую помощь вы оказали ему, познакомив кое с кем из людей весьма необычной квалификации.

Как я и предполагал, в комнате повисла пауза.

– Понятно, – сказал наконец Спенсер. Его улыбка слегка поблекла, очки перекочевали на стол, а подбородок задрался градусов эдак на пять. – Не будете ли вы столь любезны сообщить мне имя вашего друга?

– Я предпочел бы не называть его. Пока. Он сказал, что ему нужен был… ну, кто-то вроде телохранителя. Человек, готовый исполнять довольно нестандартные обязанности. И вы снабдили его кое-какими именами.

Спенсер откинулся на спинку стула, изучая меня оценивающим взглядом. С головы до пят. Мне стало понятно, что беседа окончена и он прикидывает, как бы поизящнее намекнуть мне на это. Немного погодя Спенсер медленно втянул воздух, его нос самой изящной выделки шевельнулся.

– Мистер Финчам, судя по всему, у вас создалось неверное представление о тех услугах, которые мы предоставляем нашим клиентам. Мы – юридическая контора. Мы – адвокаты. Мы аргументируем прецеденты в суде. В этом заключаются наши должностные обязанности. Мы не бюро по трудоустройству. Мне кажется, здесь какая-то путаница. Поверьте, я очень рад, что именно у нас ваш друг получил желаемое. Но надеюсь и, скажу даже больше, я уверен, что его пожелания касались исключительно юридической консультации, которую мы смогли ему оказать, и никоим образом не были связаны с какими-либо рекомендациями по части поиска персонала. – В его устах слово «персонал» прозвучало как нечто гадкое и отвратительное. – Возможно, вам стоит еще раз обратиться к вашему другу, который, нисколько не сомневаюсь, снабдит вас необходимой информацией.

– В этом-то и загвоздка, – ответил я. – Мой друг уехал.

Наступило молчание. Спенсер медленно прищурился. Все-таки есть что-то необъяснимо оскорбительное в медленном прищуре. Мне ли не знать: сам не раз пользовался этим приемчиком.

– В приемной к вашим услугам имеется телефон.

– Он не оставил номера.

– Что ж, мистер Финчам, тогда, увы, это ваши трудности. А теперь, если позволите…

С этими словами он снова нацепил очки на нос и погрузился в изучение бумаг.

– Моему другу, – сказал я, – нужен был кто-то, кто согласился бы кое-кого убить.

Очки на стол, подбородок вверх.

– Конечно. Долгая пауза.

– Конечно, – повторил он снова. – Одно это уже само по себе является противоправным действием, так что совершенно невероятно, чтобы ваш друг, мистер Финчам, мог получить помощь в нашей весьма уважаемой фирме…

– А он как раз уверял, что вы ему очень и очень помогли…

– Мистер Финчам, я буду с вами откровенен. – Голос его зазвучал гораздо жестче, и я подумал, как, наверное, занятно было бы понаблюдать за ним в суде. – У меня сложилось такое подозрение, что вы, вероятно, пришли сюда сыграть роль некоего agent provocateur. – Его французский был уверенным и безупречным. Ну естественно, вилла в Провансе, не меньше. – Из каких соображений, я сказать не берусь, да меня это не особенно интересует. Как бы там ни было, с этого момента я отказываюсь продолжать наш разговор.

– Понимаю: только в присутствии адвоката.

– Всего хорошего, мистер Финчам. Очки на нос.

– Мой друг также сказал, что именно вы лично улаживали все вопросы оплаты его нового работника.

Без комментариев.

Я знал, что никаких ответов со стороны мистера Спенсера больше не предвидится, и тем не менее решил надавить еще разок:

– Еще мой друг сказал, что именно вы подписали платежное поручение. Собственноручно.

– Мистер Финчам, простите, но меня начинают утомлять новости о вашем друге. Повторяю еще раз: всего хорошего.

Я встал. Стул отозвался воплем облегчения.

– Предложение насчет телефона еще в силе? Он даже не поднял глаз.

– Стоимость звонка будет приплюсована к вашему счету.

– Какому счету? – удивился я. – За что? Я не получил от вас ровным счетом ничего.

– Вы получили мое время, мистер Финчам. И если вы не имеете желания им воспользоваться, то это сугубо ваше личное дело.

Я открыл дверь.

– Что ж, спасибо, мистер Спенсер. Да, кстати… – Я выждал, пока он посмотрит в мою сторону. – В «Гаррике» поговаривают, будто вы шулер и мухлюете в бридж. Я, конечно, сказал парням, что все это полная чушь и брехня, но вы же знаете, как оно бывает. Парни почему-то вбили это себе в голову. А я подумал, что вам стоит об этом знать.

Жалкий ход, согласен. Но в тот момент ничего лучше в голову не пришло.

Секретарь сразу почуял, что я отнюдь никакая не persona grata, и раздраженно сообщил, что счет за оказанные услуги поступит мне в течение ближайших нескольких дней.

Поблагодарив его за любезность, я повернулся к лестнице. И тут заметил еще кое-кого, кто следовал моему недавнему примеру – продирался сквозь старые номера «Экспрешнз», журнала для счастливых обладателей карточек «Америкэн экспресс».

Толстеньких коротышек в серых костюмах на свете предостаточно.

Толстеньких коротышек в серых костюмах, чьи мошонки мне довелось сдавливать в баре амстердамского отеля, гораздо меньше.

Я бы даже сказал, их ничтожно мало.