Текст книги "Три дороги во Тьму. Изменение"

– А чьи интересы вы представляете? – осторожно поинтересовался Леви.

– Мой наниматель предпочитает остаться неизвестным, – в намеке на улыбку приподнял уголки губ Дорвет.

– Пусть так, – взгляд негоцианта потяжелел. – Но дело в том, что эта семья не продается. Ни за какие деньги.

– Что ж, это ваш выбор, – безразлично пожал плечами посредник. – В случае такого ответа мне поручили передать вот что: вам давался шанс избежать всего последующего. Вы им не воспользовались, поэтому не обессудьте. Засим позвольте откланяться. Свою миссию я выполнил.

– Всего хорошего, – холодно попрощался Леви.

Проводив взглядом скрывшегося за дверью Дорвета, он задумался. Итак, кто-то неизвестный объявил дому Нерандера войну. И из-за чего? Из-за нескольких дварфов? Чушь полная! Дварфы только повод. Неизвестный враг явно знал, что эту семью Леви не продаст никогда, вот и выставил их продажу основным условием примирения. Знать бы еще – кто это. Однако из Дорвета имени не выдавишь, тайны нанимателей он никогда не выдаст, потому и имеет столь высокую репутацию. Надежен, как гномий банк. Придется внимательно следить за всем происходящим, может, удастся отследить, чей дом первым начнет финансовую атаку. Хуже, если против него объединились несколько домов, тогда справиться будет нелегко. Но Леви не особо беспокоился – такую махину, как «Верфи Нерандера», просто так с места не сдвинуть, нужны огромные деньги и еще большее влияние на Тсорне. Ему благоволит совет негоциантов, так что пусть враги пытаются что-нибудь сделать. По этим попыткам он быстро поймет, кто они, а затем ударит в ответ. Да так, что от них только перья во все стороны полетят.

Среди негоциантов острова Тсорн постепенно воцарялось недоумение. Кто-то неизвестный неожиданно вбросил на рынок огромные средства, начав покупать и перепродавать компании, тасуя их по какому-то только ему известному принципу. Многие пытались выяснить, откуда поступают деньги, но банкиры хранили загадочное молчание. Никто, впрочем, и не надеялся, что гномы что-нибудь скажут, за это их и ценили. Хотели узнать что-то через другие источники, но тоже ничего не вышло – неизвестные жестко рубили хвосты, и несколько самых любопытных поплатилось головами. Их убрали тихо и незаметно, одним прекрасным утром они просто не проснулись. Стало только известно, что деньги пришли из заграничных банков. Как бы не из имперских, доверие к которым на Тсорне было абсолютным. Однако кое-кто поговаривал о Фалноре и Крон Арингаре. Какое-то отношение к неизвестным имел также Кори Дорвет, но его расспрашивать было еще более бесполезным делом, чем трясти гномов. А угрожать кризисному посреднику, помня о его зловещей репутации, не решился никто.

Хуже всего, что большинство перекупленных компаний тут же перепрофилировали, а многие вообще ликвидировали. Рвались налаженные связи, прекращались поставки, рос вал неплатежей по векселям. А кто-то тут же скупал по дешевке эти непогашенные векселя. Опять же через контору Дорвета. Через два месяца на остров почти прекратились поставки корабельного леса, медной и железной руды, угля и продовольствия, что вызвало на местной бирже панику. В результате всего этого несколько крупных компаний вскоре объявили о банкротстве, среди них оказались и верфи основного конкурента Леви Нерандера, Дори Хорнета.

Сам Нерандер пока держался, однако и ему пришлось вывести немало средств в актив и выдать множество краткосрочных векселей, которые негоциант надеялся погасить после получения оплаты за новую партию почти достроенных кораблей. Он не знал, что каждый его вексель тут же выкупается людьми Дорвета за полуторный номинал. Кредиторы охотно продавали, радуясь нежданной прибыли. Не знал он и того, что большинство контрактов на строящиеся корабли тоже перекуплено. Разными компаниями. Что их связывало? Вряд ли кто-нибудь из островитян сумел бы ответить на этот вопрос.

Несмотря на неблагоприятную ситуацию, остаться в стороне, когда с молотка пошли соседние верфи, Нерандер не смог. Слишком уж лакомый кусок. Да, придется влезть в долги, зато контракты Хорнера достанутся ему, а это до сорока кораблей в месяц – огромные деньги. Тем более что до схода со стапелей около полусотни судов осталось всего две недели. Можно и рискнуть.

На состоявшемся вскоре аукционе Леви Нерандер приобрел верфи Хорнета. Заплатил дорого, так как нашлись другие желающие, и перебить даваемую ими цену оказалось непросто. Но дело того стоило, он стал практически монополистом на Тсорне и мог диктовать свои условия заказчикам. Четырехмачтовых грузовых ландеров здесь не строил больше никто, а торговые компании предпочитали именно их из-за вместительных трюмов.

Однако негоциант недолго радовался своему приобретению. Через неделю на его верфях случился пожар, в результате которого сгорели почти все достроенные и большинство недавно заложенных кораблей. На обеих верфях. На следующий же день все до единого владельцы сгоревших судов, заплатившие в свое время аванс, составляющий обычно до половины стоимости корабля, подали рекламации в совет негоциантов. Одновременно Кори Дорвет выставил к оплате векселя Нерандера на огромную сумму. Негоциант с ужасом осознал, что угодил в хорошо подготовленную ловушку. Наниматель Дорвета сдержал свое слово и разорил его. Леви вертелся, как угорь на сковородке, пытаясь добиться отсрочки выплат, но никто ждать не пожелал. Мало того, кредиторы с радостью продали Дорвету остальные его векселя, срок выплат по которым еще не пришел. Всего за половину номинала – понимали уже, что большего с обанкротившегося негоцианта не получишь.

Нерандер продержался на плаву еще месяц, он судорожно пытался справиться с навалившимися бедами, однако не сумел – слишком велика оказалась сумма долга. Вскоре на совете негоциантов он вынужден был объявить о своем банкротстве. Все имущество «Верфей Нерандера» пошло с молотка, в том числе – и их бывший владелец: на острове Тсорн другой судьбы для банкротов не предусматривалось.

Прикованный к рабскому столбу Леви обреченно следил за торгами. Как он и ожидал, его бывшую компанию приобрел Дорвет. И явно не для себя, у него таких денег отродясь не водилось. Новые владельцы сохранили инкогнито, известно было только, что они из империи, поскольку Дорвет позавчера объявил себя представляющим интересы недавно зарегистрированной в совете негоциантов компании. Зарегистрировали ее четверо граждан Нада, оставшиеся неизвестными. Точнее, совет негоциантов знал, кто они, иначе регистрация не прошла бы, но коммерческая тайна есть коммерческая тайна. За ее разглашение пришлось бы заплатить слишком много, поэтому секретари совета как воды в рот набрали. Однако всем негоциантам острова было не по себе. Им окончательно стало ясно, что на остров пришла империя. И уже не уйдет. Каждый четко осознавал, что скоро здесь все изменится – везде, где появлялись имперские капиталы, Над устанавливал свои порядки. Быстро и без лишних разговоров. Никто больше не удивлялся разорению Нерандера. Раз он встал на пути имперцев, то еще легко отделался. Кое-кто даже подозревал, что к его банкротству приложила руку всемогущая Контора. Но, естественно, предпочитал держать свои подозрения при себе. С этой страшноватой организацией лучше не связываться, чревато.

– А я ведь вас предупреждал, – донесся до Леви голос Дорвета. – Вы могли легко избежать всего этого.

– Да ну?.. – с трудом поднял он голову. – Не смешите меня. Какое отношение имеют эти паскудные дварфы к моему банкротству?

– Самое прямое. Меня просили напомнить вам о нарисованном кораблике.

– Кораблике?.. – растерялся бывший негоциант.

– Который мальчишка-дварф нарисовал на стене, – любезно пояснил Дорвет. – Вспомните, что вы с ним за это сделали. И не обессудьте. Вас ждет то же самое. Мне поручено продать вас в Тирхомские рудники.

– Тирхомские рудники?! – Леви затрясло от ужаса, уж кто-кто, а он знал, каково живется рабам на этих страшных рудниках.

– Именно, – холодно усмехнулся посредник. – Причина? Ваше отношение к рабам. Тот самый кораблик. Испытайте теперь на своей шкуре, что это такое. Помимо прочего, наниматель попросил меня заплатить надсмотрщикам, чтобы они устроили вам ад на земле. Я заплатил. Вам все ясно, господин Нерандер?

Негоциант ничего не ответил, он глухо завыл от отчаяния. Сказать ему было нечего. Дорвет удовлетворенно кивнул и отошел. Он сделал все, что ему поручили.

Галеон неспешно приближался к гавани. Ди застыл на носу, глядя на незнакомый берег впереди и пребывая в растерянности. Никто не гнал его отсюда! Да и вообще, всю дорогу к их семье относились не как к рабам, а как к обычным пассажирам. Даже каюту выделили, а не заперли в трюме! Это вообще ни в одни ворота не лезло, дварфы ничего не понимали. Происходило что-то странное.

Когда рабы узнали, что Нерандер разорился, и верфи купил кто-то другой, они только плечами пожали и высказали робкую надежду, что новый господин будет не так жесток. Однако на следующий день семью Два-Варф по приказу этого самого нового господина доставили в порт и посадили на галеон под ксанирским флагом. Они не ждали от этого ничего хорошего – давно разучились верить в лучшее. Но относились к ним неплохо, кормили от пуза, не били. Мало того, разрешили свободно ходить по кораблю.

Оглянувшись, Ди заметил, что к отцу подошел капитан, и тоже поспешил туда. Кажется, начинается что-то интересное…

– Добро пожаловать в империю Над, господин Два-Варф! – широко улыбнулся капитан.

– В империю?! – полезли на лоб глаза отца Ди. – Но это значит…

– Именно! В империи рабства нет. Вы свободны! Вас не купили, а выкупили.

– Кто?!

– Выкупивший пожелал остаться неизвестным, – развел руками капитан. – Кстати, могу сообщить, что вас встречают владельцы самых крупных верфей Над-Аноура. Они каким-то образом узнали, что знаменитые братья Два-Варф перебрались в Над. Вон, ждут. Приготовьтесь, сейчас начнут напропалую предлагать лучшие условия, только чтобы вы к ним пошли работать. Здесь корабелы вашего уровня на вес золота ценятся. И никогда не бедствуют!

– Не бедствуют… – едва слышно повторил пожилой дварф, не вытирая стекающих по щекам слез.

Ди слушал слова капитана и никак не мог поверить. Но гавань, над которой гордо реял флаг империи, становилась все ближе. Значит, правда! Ведь в Наде действительно нет рабства! Выходит, он больше не раб?! Он – свободен?! Юный дварф поднял глаза к небу и радостно рассмеялся. Жизнь внезапно повернулась к нему совсем другой стороной. Как жаль, что выкупивший их семью остался неизвестным – очень хотелось ему в ноги поклониться. Но Ди выяснит, кто это был. Когда-нибудь выяснит. Он поклялся в этом себе самому.

Борт галеона коснулся причала, матросы набросили канаты на кнехты, а затем опустили сходни. Семья Два-Варф, все еще не веря в происходящее, ступила на землю империи Над.

С недалекой крепостной башни за дварфами удовлетворенно наблюдали Стиг, Кирлан, Горт и Лоралиэль. Они сумели добиться всего, что хотели! Освободили семью Ди и наказали жестокого негоцианта. Нелегко это далось, но друзья справились. И поняли, что отныне готовы к любому, даже самому сложному делу. Особенно, если будут вместе. Вместе ведь и горы свернуть можно!

* * *

Дни шли за днями. Елена по-прежнему много читала и занималась с травами. Ведь сколько всего нужно было узнать, запомнить и разложить в памяти по полочкам. А что самое странное, еще никогда девочка, нет, впрочем, уже девушка, не жила так полно. Так интересно и захватывающе. Но весной, когда Елене исполнилось четырнадцать, умерла баба Марта. Она была еще крепкой на вид старушкой, когда вдруг почувствовала, как что-то укололо в сердце.

– Пойду-ка, полежу, отдохну немного, – сказала она ученице, которая готовила отвар из трав.

Когда Елена зашла в комнату, старая травница была уже мертва.

Девушка тяжело переживала эту утрату, успев привязаться к доброй старушке. С помощью магии она быстро установила причину смерти – инфаркт. Опять возникло осознание своего полного бессилия. Он могла бы спасти травницу, если бы… если бы почувствовала болезнь раньше. Елена ведь знала, как можно предотвратить подобное. Читала об этом. Но болезнь прошла мимо ее зрения. Она просмотрела начало болезни! Прохлопала глазами. Но если бы Марта сказала тогда, что плохо себя чувствует…

Варфоломей бросил последнюю лопату земли на свежий холмик, приладил деревянный крест и тактично ушел, оставив девушку одну.

С тех пор Елена еще настойчивей взялась за учебу. Требовала от отца все больше и больше книг. Все чаще и чаще Варфоломей вынужден был ездить по ее заказам. Он ездил, порой удивляясь, что так трепетно относится к любому капризу воспитанницы, которую почитал за родную дочь. Но далеко не всегда удавалось достать то, за чем ездил… Сложность была еще и в том, что часто девушка просила его купить новую книгу, о которой услышала недавно. Варфоломей ехал за ней, и тут оказывалась, что книга уже внесена инквизицией в список запретных. Это особенно бесило юную целительницу. В такие дни к ней лучше было не подходить.

– Невежды!!! Тупые невежды!!! – повторяла девушка, вышагивая по комнате. Отец и мать следили за ней настороженными взглядами. К таким вспышкам они давно привыкли. – Подумать только, эти идиоты запретили книгу Светозара Олнийского! А ведь этот человек – единственный, кто серьезно занимался проблемой туберкулеза. Ха, они заявили, что книга противоречит вере! А на то, что метод Светозара спас множество жизней, им плевать! Ну конечно, ведь именно это опровергало догмы этих тупиц! Они предпочли спрятать опровергающие их улики, но не изменить догмы!!! Невежды, тупицы, идиоты!!!

Чтобы успокоиться, Елена отправилась в свою комнату, где лежали анатомические атласы, которые рисовала сама. Из-за ее собственных исследований организма с помощью магии атласы быль столь подробны и точны, как ни у одного из ученых. Сама девушка, впрочем, об этом и не подозревала… В своем увлечении она не замечала, что родители все чаще и чаще поглядывают на нее с тревогой. Тревогой, усиливающейся с каждым днем. Все чаще по ночам в комнате отца с матерью горел свет, и слышались слова молитвы. Но Елена не обращала на это внимания, живя в своем собственном мире. Поэтому для нее оказалось полным сюрпризом, когда отец заговорил с ней о родственниках, живущих в Корграде.

– Ты о чем это, пап? – не поняла Елена.

– Я говорю, что нехорошо получается. Мы уже почти пятнадцать лет не были у них. Недавно вот письмо получил. Приглашают в гости. Хотят тебя увидеть.

– Но папа, мои опыты…

– Ничего с твоими опытами не случится! А вот тебе самой стоит немного попутешествовать, развеяться, так сказать. Посмотреть мир. Раньше-то мы не хотели тебя брать, мала еще была. А сейчас тебе уже скоро пятнадцать исполнится. Да и посмотришь, как я деньги зарабатываю… не помешает.

Последние слова были ошибкой, это Дионисий понял сразу.

– Что? – яростно вскинулась Елена. – Опять ты за старое? Папа, я не хочу заниматься торговлей! Как ты не можешь этого понять?

– Но ведь на твои опыты нужны деньги, – купец попробовал зайти с другой стороны. – А это дело поможет тебе их получить. К тому же я тебя не заставляю. Просто посмотришь, а заодно и родню навестишь. Через полгода в Корград как раз идет мой караван, тогда и отправишься. А то ведь нехорошо. Твои бабушка с дедушкой ни разу не виделись с внучкой.

Это действительно было нехорошо, с чем Елена нехотя согласилась. Если бы не это обстоятельство, никогда бы отцу не удалось убедить дочь отправиться с караваном и бросить свои дела.

– Ладно, – сдалась, наконец, девушка после долгих препирательств. – Я все понимаю.

– Вот и умница! – обрадовался Дионисий.

Подготовка несколько затянулась, и караван был готов к выходу только спустя десять месяцев. Так что отправились в путь всего за несколько дней до дня рождения Елены. Это значило, что свое пятнадцатилетие она встретит в пути, хотя до этого планировалось отпраздновать этот знаменательный день уже в Корграде.

– Да не переживай ты, – успокаивал дочь Дионисий. – Не было бы у тебя больших бед!

Он был оживлен и весел, собираясь в дорогу. Рядом суетилась жена, так как чуть ли не впервые в жизни отправлялась вместе с мужем, чему была очень рада. Проверяя, все ли она взяла, Варфоломей упаковывал последние тюки. Сам Дионисий отправился к людям, которых он нанял присматривать за домом в их отсутствие, дать последние напутствия.

– Все взяли? – поинтересовался он у семьи, возвратившись.

– Да, папа, – отозвалась Елена, проверяя свою сумку.

Несмотря на давнишнее нежелание ехать, сейчас девушка испытывала странное возбуждение. Ей даже казалась, что доброжелательная сила, которая с рождения следила за ней, была почему-то очень довольна этой поездкой. В чем-то поездка соответствовала ее, силы, планам. Хоть это и не совсем нравилось Елене, не привыкшей, чтобы что-либо тянуло ее на поводке, но она и сама уже хотела повидать новые места, новых людей. Узнать что-то иное, недоступное прежде. Ну вот, пора отправляться…

– Тогда в путь. – Дионисий махнул рукой караванщикам.

Сам караван был не слишком большой. Два десятка мулов с поклажей и пятнадцать человек охраны. Погонщики защелкали кнутами, и мулы начали покидать двор дома. И в никто этот момент не подозревал, что караван отправился не просто в торговый путь. Нет, этот караван отправился навстречу самой судьбе…

Итарв в приподнятом настроении вошел в город Символ Веры на побережье Студеного моря. Здесь он планировал сесть на корабль и отправиться дальше, навстречу своей судьбе, даже не подозревая, что та уже сделала свой выбор.

Городишко, носящий гордое название Символ Веры, не вызвал у сатира ничего, кроме омерзения. Он не понимал, как люди могут жить среди этих вонючих груд гниющей рыбы. Да, город кормится рыбой, но зачем же сваливать ее в кучи посреди улиц? Неужели обязательно разводить такую грязь? Не понимал сатир, даже будучи полностью сыном своего разгульного и безалаберного народа, как так можно. Неужели людям самим не противна эта постоянная вонь и гнилая рыбья требуха под ногами?

Итарв поморщился и быстро отыскал взглядом трактир. За годы странствий по свету он научился находить такие заведения с лету. Пересчитав сбережения, сатир радостно оскалился и зашагал вперед.

Трактир встретил его гомоном голосов, которые моментально смолкли, стоило ему появиться там.

– Ого, козел пожаловал! – воскликнул кто-то.

– От козла слышу, – буркнул Итарв себе под нос, благоразумно не повышая голоса.

Трактирщик при виде сатира радостно ухмыльнулся. В свое время он жил неподалеку от резервации козлообразных и успел неплохо изучить этот народец. Они обычно не уходили из-за стола до тех пор, пока у них в кармане оставались хоть какие-то деньги. При этом грязный и потрепанный вид сатира ничуть не ввел трактирщика в заблуждение. Прекрасно знал, что эта публика может экономить на всем, кроме выпивки. Поэтому даже очень богатый сатир может ходить в таком рванье, что не наденет самый небрезгливый нищий.

Едва сатир опустился за стол, как трактирщик тут же поставил перед ним кувшин вина. Итарв раздраженно дернул плечом. Нет, не потому, что ему чем-то не угодили, а именно потому, что угадали его желание. В свое время он от этого и сбежал из резервации. Его постоянно раздражала проницательность остальных разумных существ. Стоило Итарву Су-Скабу где-нибудь оказаться, как каждый норовил тут же поставить ему кувшин с вином. Сначала это забавляло, но постепенно стало раздражать. Неужели нигде к сатирам не относятся нормально? Сейчас он завидовал даже драконам. Этих тварей Церковь боялась. Боялась и ненавидела, потому и уничтожала. К сатирам же… Да-с, к сатирам все относились с пренебрежением, если не сказать с презрением. Даже Церковь, этот известный ксенофоб, позволила сатирам жить в Фалноре и свободно по его территории передвигаться. Сначала он не понимал, почему. Но однажды, когда Итарв был моложе, он подслушал разговор двух инквизиторов. Один спрашивал, почему не трогают сатиров, а другой объяснял.

При этом воспоминании сатир скрипнул зубами и быстро хлебнул из кувшина, чтобы забыть жгучее чувство стыда, которое испытал, услышав ответ. Тот инквизитор объяснил, что сатиров не трогают для примера. Их держат, как животных в зоопарке, только без клетки, чтобы все смотрели на них и видели, как нельзя себя вести, не то станешь сатиром. С тех пор Итарв твердо решил уйти. Уйти в надежде доказать, что не все сатиры столь презренные существа. Он мечтал добиться уважения для своего народа. Но быстро понял, что это не так просто, как казалось. Залил горе вином, а дальше все покатилось как обычно…

– Они правы! – повторял в такие минуты Итарв. – Все они правы! Сатиры самые жалкие существа в мире! И я тому доказательство! – И заливая горе, он пил. Пил так, что горе не успевало вырваться наружу.

Вот и сейчас он собирался залить свое горе. Залить унижение своего народа. Хотя и прекрасно понимал, что виноваты сатиры в таком отношении к себе только сами. Никто ведь не заставляет их вести разгульную и бесполезную жизнь. Просто так уж сложилось за поколения и поколения… Итарв очень бы хотел изменить это, но пока не мог справиться даже с собой.

В трактире тем временем возобновился гам. На сатира перестали обращать внимания. Но трактирщик прекрасно знал, что это дело временное… На трезвого сатира еще можно не обращать внимания. А вот когда сатир пьян, это уже проблематично.

Как трактирщик и ожидал, после второго кувшина сатир затянул какую-то песню. Довольно веселую, надо признать. Да и пел неплохо. Люди примолкли, обернулись. Кто-то стал подпевать. Трактирщик усмехнулся. Вот так всегда. Стоило где-то появиться сатиру, как там тут же начиналась гулянка. Через десять минут козлообразный был уже в центре всеобщего внимания. Он что-то рассказывал, сам смеялся над своими довольно похабными шутками. Слушатели ржали вместе с ним. Немногие присутствующие дамы краснели, что вызывало новые шутки сатира в их адрес и чрезвычайно нравилось остальным. В общей суматохе никто не заметил трех мрачных типов, которые вошли в трактир, сели в сторонке и стали хмуро наблюдать за происходящим. Вскоре один из троицы махнул своему спутнику и когда тот нагнулся, показал рукой на одного из посетителей, который только что засмеялся очередной скабрезности сатира.

– Вот он, – сообщил он. – Этот недоносок осмелился захапать больше, чем ему положено. Такого прощать нельзя.

Его спутник прищурился.

– Сейчас? – спросил он.

– Чуть позже. Хорошо бы в драке.

Два человека переглянулись и кивнули друг другу. Через мгновение они уже присоединились к компании и вскоре весело хохотали над шутками Итарва. Мало кто видел, что они изредка бросали взгляды в сторону одного из посетителей в простой рыбацкой одежде. Неожиданно один из вошедших резко выбил стул из-под какого-то пьяного человека, тот не разобрался и заехал в челюсть ни в чем не повинному соседу. Через мгновение вспыхнула драка.

Сатир замолчал и стал философски наблюдать за боем. Его он никоим образом не касался. Сейчас он был целиком поглощен своим кувшином, и поэтому не видел, как один из недавно вошедших придвинулся к человеку, на которого троица обратила внимание по приходу. Вот он закрыл своим телом его ото всех, вот резко дернул рукой. А когда отошел, рыбак рухнул на пол. Убийца аккуратно вытер нож, махнул своему спутнику и быстро вышел. За ним покинули трактир и они. В общей суматохе никто не обратил внимания на это происшествие. Когда ворвалась стража, то обнаружила одну драку и один труп. Офицеру разбираться в этом деле совершенно не хотелось, поэтому он велел схватить всех драчунов. Арестовали и сатира.

Сам Итарв в этот момент находился на вершине блаженства, потягивая вино. Он немного посопротивлялся каким-то людям, которые хотели его куда-то увести. Получил по шее и примолк. Однако категорически был против того, чтобы у него отобрали кувшин. Он начал тонко повизгивать и даже попытался кого-то боднуть своими рожками.

– Да оставьте вы ему этот кувшин! – раздраженно бросил офицер.

С этим сатир был полностью согласен и сопротивляться тут же перестал. Продолжая отпускать сальные шуточки, он зашагал за солдатами. Так его и бросили в тюрьму вместе со всеми. Но он этого уже не видел…

Итарв медленно открыл глаза. Что было вчера, он помнил смутно. Вспоминалось только, что что-то произошло. Сатиры не страдали похмельем – такова была одна из особенностей их организма. Вполне возможно, что именно она и сделала их такими пьяницами. Поэтому Итарву удалось очень быстро восстановить все, что случилось вчера, и понять, в какую переделку он угодил. Вряд ли стража будет разбираться, кто виноват, а кто нет. Итарв застонал.

– Вот же влип… – прошептал он.

Скрипнула дверь.

– А ну, на выход, мразь! – потребовал кто-то, открыв решетку.

Люди задвигались. Стали неуверенно подниматься и выходить. Итарв поколебался, но решил, что качать права сейчас абсолютно бессмысленно.

Арестованных привели в какое-то просторное помещение и заперли в железной клетке. Отворилась боковая дверь, и в помещение вошел человек в черной мантии судьи с добрыми-добрыми глазами. Он ласково оглядел арестованных и прошел на свое место. Сокамерники сатира издали отчетливый стон. Некоторые побледнели.

– Эстан, черт бы его побрал. Нам хана, – прошептал кто-то. Сатир этого не понял. Ему судья понравился.

Судья еще раз оглядел своими добрыми глазами арестованных и повернулся к офицеру.

– В чем обвиняют этих милейших людей, почтеннейший?

Офицер зло зыркнул на арестованных.

– В нарушении общественного порядка, драке и убийстве.

– Ай-яй-яй, – покачал головой судья. – Как нехорошо получилось. Как же вы так, мальчики? Ну, понимаю, нарушение порядка. Размяться захотелось, с кем не бывает. Но зачем было убивать раба божьего?.. Кстати, кого убили, почтеннейший?

– Рыбака Джонатана, ваша милость.

– О, милейший человек. Как же вы могли так поступить, мальчики?

– Ваша милость, – вскочил Итарв, – но мы, честное слово, его не убивали! – Остальные арестованные посмотрели на него, как на сумасшедшего. – Мы не знаем, кто его убил.

Судья покивал, ласково улыбнулся сатиру.

– Да-да, понимаю. Но хочу заметить, что ложь ни в коем случае не украшает уста такого почтеннейшего существа. Нехорошо, ай как нехорошо. – Судья встал, прокашлялся. Улыбнулся. – Итак, объявляю приговор. Всем убийцам по пять лет каторжных работ в рудниках. А вот этому за ложь еще пять.

Под стоны арестованных судья все с той же милой улыбкой покинул зал. Итарв замер. Только сейчас он по-настоящему осознал, во что влип. От отчаяния сатиру захотелось треснуться головой обо что-нибудь твердое. Да как он мог купиться на все эти ласковые улыбки и вежливые слова? Совсем из ума выжил?! Ведь мог же сообразить, что этого судью справедливость интересует в последнюю очередь!

Итарв ухватился за решетку и в отчаянии завыл. Это вой пронзил пространство и как раскаленная игла вонзился в голову Елене. Она застонала, схватившись за голову. Почти мгновенно провалилась в видение и успела услышать обвинение и вынесение приговора. Отчаяние сатира резало ее голову раскаленными прутьями. Она мало что могла соображать и медленно провалилась в беспамятство, однако продолжала все воспринимать. Видела как стражники оттащили Итарва от решетки. Сатир ощутил ее присутствие и повернул к ней голову.

– Сделай же что-нибудь?! – закричал он. – Ведь я не виноват!!! Не виноват я!!! Помоги мне!!! Помоги!!! Я же не виноват…

Елена отчаянно замотала головой, пытаясь прогнать этот вопль отчаяния. У нее перехватывало дыхание от боли, столь сильным оказалось воздействие сатира. Ни с Далталасом, ни с Крученым Рогом она не испытывала ничего подобного. Те более стойко встречали невзгоды. Тут же… Похоже, для сатира случившееся стало настоящим шоком. Именно потому, что с ним еще никогда не случалось настоящей, большой беды, он просто не мог понять, что это и как такое может быть с ним, драгоценным. Да, по-видимому, до этого ему не проходилось еще испытывать ничего подобного. Неудивительно, что раньше девушка не видела его в своих видениях. Но, несмотря ни на что, не испытывала к сатиру никакого сострадания. Убийца недостоин жалости. Вскоре, не выдержав напряжения, Елена отключилась и ее сознание окутала тьма.

Сатир, уловив исчезновение неизвестного мага, сдался и позволил уволочь себя в тюрьму, погрузившись в полнейшую апатию. Ничего больше не интересовало его во внешнем мире. А этот маг? Он же мог помочь! Или не мог? Но даже если и мог, то вовсе не стремился помочь убийце. Это его чувство сатир уловил четко.

– Я же не убийца… – в отчаянии прошептал Итарв. – Я никого не убивал. Почему ты мне не веришь?

Люди, слышавшие причитания сатира, решили, что он сходит с ума.

– Как она?

– Уже лучше. Кажется, очнулась. Доченька… Леночка… Как ты себя чувствуешь?

Елена медленно подняла голову и посмотрела на встревоженных родителей и Варфоломея. Караван стоял. Почти все столпились вокруг нее, отец с матерью были явно испуганы, кто-то из караванщиков прикладывал ей ко лбу влажную прохладную тряпку.

– Это от жары, – сердито выговаривал Варфоломей Дионисию. – Говорил же, нельзя по такой жаре тащиться. Здесь пустыня, девочка непривычна к такой жаре!

Дионисий смущенно сопел, но не возражал. Было видно, что он чувствует себя виноватым. Ведь это именно он хотел как можно скорее достигнуть Корграда, и двинулся в путь, несмотря на жару.

– Ничего-ничего. Мне уже лучше, – поспешно отозвалась Елена. Она была рада, что потерю сознания отнесли на счет жары. Говорить об истинной причине совсем не хотелось. Да и не стоило пугать родителей еще больше, никому от этого лучше не станет. В результате девушку устроили на специальных носилках с навесом, закрепленных между двумя мулами.

Несмотря на сопротивление и уверения, что ей лучше, Дионисий заставил дочь лечь в носилки.

– Я должен был подумать, что ты не слишком привычна к такому климату, – продолжал сокрушаться купец.

Елена прикрыла глаза, сделав вид, что утомлена. Отец, увидев это, моментально замолчал и отошел. А она, оставшись в одиночестве, стала размышлять обо всем происшедшем. Впервые девушка испытала столь сильные эмоции. По какой-то причине сатир до смерти боялся наказания. И что он там кричал? «Я не виноват! Я не убивал!» Сейчас, вспоминая все в спокойной обстановке, она была уверена, что он не лгал. Не мог лгать в тот момент. Но почему он обратился к ней? Ведь в прошлый раз сам прогнал! Отчаяние заставило его сделать это или еще что, Елена не знала. Но что-то в этом сатире было сильно не так, чем-то он отличался от остальных из своего народа. А тут еще связующая нить… Нет, здесь все далеко не так просто, как могло показаться с первого взгляда. Сатир так же связан с ней, как и Далталас, и Крученый Рог. И именно вчетвером они должны будут свершить то, к чему их готовила неведомая сила. Когда до Елены окончательно дошла эта истина – она вздрогнула. Значит, не просто так дан ей магический дар, не случайно? Девушка вся похолодела, она хорошо помнила, что у любого, следующего Предначертанию, страшная судьба. Но сдаваться не собиралась – что ж, пусть страшная, но это ее судьба, и ничья более! И без сатира, похоже, не обойтись…