Текст книги "Лунное стекло"

Руслана, Кира, Ита, Скрипача и Генку – младших – Илья поставил на «следилки». Не сказать, что реаниматологи были этим сильно довольны: Дослав и Поль тут же вызвали Илью и стали допрашивать, с какой целью «эти тут будут ошиваться»?

Реаниматологов младшие врачи побаивались, и небезосновательно. От Василия, например, могло за малейшую ошибку прилететь так, что даже ругань Ильи казалась небесной музыкой. Кир, которому досталось первому, потом потихоньку рассказал Фэбу, что ему, кажется, с детства не было настолько стыдно и неловко: ведь досталось хоть и за дело, но за совсем пустяшное, и можно было, наверное, не ругать, а просто объяснить.

– Кир, ты больному руку вывихнул, – строго ответил Фэб тогда. – Это не пустяк. Это дополнительная травма.

– А как мне его было выдрать из той хрени, которую я с него снимал? – рассердился Кир. – Зажало же намертво! Невозможно было вытащить, не вывихнув!

– Им ты это все равно не докажешь, – вздохнул Фэб. – Но впредь постарайся поаккуратнее.

– Постараюсь, – недовольно ответил Кир. – Но им-то чем мешала эта рука? Вообще без рук, без ног привозим, а они…

– Кир, пойми. Все они четверо – и Поль, и Вася, и Дослав, и Руби – делают сложную и трудную работу, им нужно будет передавать больных дальше, и они отвечают перед другими врачами, которые этих больных примут. Отвечают – за все. За малейшую царапину. Данные парня, которому ты вывихнул руку, идут в систему с момента ранения. И на этапе «госпиталь – госпиталь» появляется новая травма. Понимаешь? Которой не было при поступлении. Как ты думаешь, с кого спросят? С тебя? Как бы не так. С Ильи, с нас и с них. И за твой промах будешь отчитываться не ты, а мы. Все мы.

– Валите все на меня, – попросил Кир. – Ну, виноват. Торопился очень.

– Понимаю, – Фэб усмехнулся. – Ничего, бывает. Но все равно, давай осторожнее.

– Попробую…

* * *

По сути дела, пятеро младших врачей сейчас работали, как дублирующее звено. Делать им было особенно нечего, шататься по «углам» Дослав им категорически запретил, поэтому они сидели сейчас в «вошегонке» и впустую пялились на визуалы, числом четырнадцать. После суток ужасно хотелось спать, а бессмысленное сидение и ничегонеделание раздражало все больше.

– Не понимаю, – недовольно произнес Скрипач на четвертом часу. – Зачем Илья нас сюда отправил? В «углах» одиннадцать душ, куда больше? И потом, какой от нас тут толк, спрашивается? Зачем мы сидим?

– Потому что так положено. В армии вопросы задавать не принято, – ехидно напомнил Ит. – Зачем-то сидим, как видишь. И потом, там не одиннадцать человек, первая полуторка спит во второй «вошегонке».

– Мы тоже могли бы спать, – огрызнулся Генка. Он был самый молодой и, пожалуй, самый прямодушный из младших врачей. Руслан, впрочем, тоже порой грешил прямодушием так, что его хотелось стукнуть чем-то тяжелым, чтобы он заткнулся.

– Спроси у Поля, отпустит он тебя спать или нет, – Кир хмыкнул.

– Ага, спасибо. Мне жить хочется, «спроси», – проворчал Генка. – Его, пожалуй, спросишь.

– Да ладно вам, – миролюбиво заметил Ит. Потянулся, хрустнул суставами. – Сидим себе и сидим. Плохо, что ли?

– Это ты можешь по трое суток не спать, гермо, – огрызнулся Руслан. – Другие, знаешь ли, иногда и отдохнуть хотят.

– Ты знал, на что подписываешься, – пожал плечами Ит. – И потом, я тоже не фанат не спать по трое суток. Я вообще спать люблю.

– Это точно, – хмыкнул Кир. – Зря вы о нем плохо думаете, мужики. Ему волю дай, так его вообще не разбудишь.

– Ага, именно поэтому он каждое утро по крыше бегает, – ехидно заметил Генка. – Ит, спишь на бегу, что ли?

– Угу, досыпаю, – Ит зевнул. – Скъ`хара, вот зачем ты меня сдал? Все бы думали, что я…

– Первая «вошегонка», чем заняты? – вопросил недовольный голос Василия по общей связи. – Кир, Руслан, через полчаса в третий «угол», на плановую. Ит, Скрипач к Илье, бегом. Гена, сиди дальше, отслеживай.

– А можно стимулятор? – попросил Генка. – Глаза слипаются.

– Ну, прими, – сжалился Василий. – Но лучше б ты просто кофе выпил. Есть кофе у тебя?

– Нету, откуда, – горестно ответил Генка. – Запрещено же…

– Кому запрещено, а кому разрешено, – хмыкнул Василий. – Сходи в комнату мою, там есть. Но быстро. Не тяни.

– Спасибо!

…Илья сидел у себя. Когда они пришли, он поспешно надиктовывал какое-то сообщение для общей сети. Махнул рукой Иту и Скрипачу – помолчите, мол, пока; закончил диктовку, отправил, потом выключил систему.

– Дверь закройте, – приказал он.

Скрипач движением руки поднял мембрану двери.

– Так… вы же у меня агенты бывшие, да? А ну-ка, есть тут следящее что-нибудь?

Ит и Скрипач недоуменно переглянулись.

– Не понял, – недоуменно сказал Ит.

– Комнату мою проверьте, блин!

* * *

– Значит, так, – начал Илья вполголоса, когда они сообщили, что известных им следящих систем в комнате нет. – Очнулась вторая «лада». Требует священника, убедить ее в том, что она вне опасности, мы не смогли. Ребята, я вас позвал не просто так, как вы догадались. Вся эта афера мне очень не нравится, локальные точки, подобные этой, мы работали и раньше, но тут творится какая-то хрень, и я хочу знать, во что нас всех втравили.

– Но при чем тут мы и «лада»? – удивился Скрипач.

– При том, что она может многое знать, – Илья тяжело глянул на Скрипача. – О происходящем снаружи в том числе. И я бы хотел, чтобы вы…

– Подожди, – попросил Ит. – О происходящем снаружи мы и так отлично знаем. Идет противостояние Официальной службы и Свободных. Тут обнаружены порталы, которые…

– Ты мне в уши-то не дуй, «противостояние», – перебил его Илья. – Рыжий вон правильно ляпнул: это ни хрена не война. В поле, Скрипач, я попросил тебя заткнуться, но тут могу сказать – а ты прав. Это действительно не война, это какая-то адова чертовщина! И если вы хоть что-то соображаете оба…

– Илья, мы соображаем, – Ит нахмурился. – Мы соображаем гораздо больше, чем ты можешь себе представить и чем мы имеем право рассказать. Нам тоже категорически не нравится то, что происходит, но я считаю и, думаю, рыжий меня поддержит, что мы не сможем сделать какие-то выводы, даже если эта «лада» нам что-то сообщит.

Илья неподвижно и тяжело смотрел на них, ничего не говоря.

– Илья, ну правда, – первым нарушил затянувшееся недоброе молчание Скрипач. – Ну, хорошо. Допустим, она что-то расскажет. И… что?

– Это первый конфликт, Скрипач, в который я попадаю… вот так, – тихо произнес Илья. – За четыреста лет я впервые чувствую, что хочу воевать на стороне тех, кто прав. Раньше мне было все равно, потому что всегда, понимаете, всегда обе стороны были правы по-своему. И жаль мне было в одинаковой степени и одних, и других. А сейчас… и мои люди, и моя Санкт-Рена, и сам я оказываемся перед очень нехорошим выбором. Я чувствую, что больше нельзя так, как раньше, оставаться в стороне. Это вы понимаете?

– Еще бы, – невесело усмехнулся Скрипач. – Ты ведь сам из Русского Сонма, Илья. Вот ты и чувствуешь… то же, что и все остальные.

– Не все, – покачал головой Ит. – Если бы все, это остановили бы очень быстро. Я… ладно. Илья, я дам тебе почитать мои работы по Русскому Сонму, хорошо? У меня их много. Сначала ты почитаешь, а потом поговорим.

– Во как даже, – удивился Илья. – Рауф, и по Сонму. И жена у вас Терры-ноль…

– И Официальная поставила нас перед выбором – либо наниматься в Санкт-Рену, либо оказаться в тюрьме, – закончил Ит. – И в заложниках мы провели восемьдесят лет. Илья, пойми, пожалуйста, ты сейчас говоришь о вещах, которые мы… в истоке которых мы были. Потом расскажем, хорошо? А сейчас я сделаю то, ради чего ты нас вызвал. Что от меня требуется?

– Исповедь, если я ее правильно понял. Вот только мужиков они стесняются, не принято у них женщинам много с посторонними мужчинами общаться. Хотя ты гермо, может, и получится чего.

– Судя по тому, как они лихо разбираются с гермо, ничего хорошего из этого не получится, – Ит задумался. – Слушайте, а у меня есть мысль! Если они стесняются мужиков и если им не сильно нравятся рауф… Илюш, у меня есть женская метаморфоза.

– Чего у тебя есть? – не понял тот.

– Метаморфозы у нас есть. Женские, – пояснил Скрипач. – Мы ж в агентуре кем только ни скакали. Бабами в том числе. Женщины же она не будет стесняться?

Илья с большим сомнением посмотрел на них.

– Показать можете? – с недоверием спросил он.

– Рыжий, корректируй, если что-то не так.

* * *

Найф, свою женскую метаморфозу, Ит сейчас сделал максимально похожей на Джессику, этот образ показался ему для задуманного наилучшим. Собственно, Найф и Джессика были в принципе похожими, но у Найф, на взгляд Ита, был слишком меланхоличный характер, а сейчас нужно было что-то такое… более душевное и домашнее. Илья метаморфозу одобрил – до этого он с метаморфами дела не имел, но читал о них много, и полученный результат ему понравился.

– Хорошая деваха, – покивал он. – Вот только… Ит, надо ей одежду какую-то. А то в комбезе она как-то не очень смотрится.

– Сам вижу, – кивнул Ит. – Но одежду взять неоткуда. У нас есть только джинсы, рубашки и куртки.

– Рыжий, сбегай к Виталию, позови его, – приказал Илья. – Может, у него чего отыщется.

– У Виталия? – с большим сомнением спросил Скрипач.

– Ага. Он в свои отпуска мотается на базовые корабли и форсит там перед бабами. Поэтому шмотки у него есть самые разные.

– Они мужские и слишком большого размера, – хмыкнул Скрипач. – А Найф у нас девушка хрупкая.

– Разберемся.

– Он не на операции случайно?

– Случайно нет, – Илья вывел визуал. – Он случайно в туалете. Я его уже вызвал. Все, не беги, сказал, уже не надо! Сам придет.

Виталий подошел через пять минут и принес с собой чемоданчик с вещами. Увидев Найф, восхищенно присвистнул, обошел ее кругом и попробовал ткнуть пальцем в грудь, за что тут же получил от Ита увесистый шлепок по руке.

– Но-но, – раздраженно произнесла Найф. – Полегче, приятель.

– Я только хотел проверить, настоящая или нет.

– Настоящая, не сомневайся, – Найф рассердилась. – На стриптиз не рассчитывай. Что у тебя есть из шмоток?

– Так… – Виталий открыл чемоданчик. – Есть кардиган длинный, есть пара рубашек, которые в принципе сойдут.

– А вот это чего? – с интересом спросил Скрипач, выуживая из чемодана какую-то тряпку.

– Это Виталя у нас мускулатуру подчеркивает, – заржал Илья. – Рубашка такая, да?

– Да, – неприязненно ответил врач.

– Спокойно, не кипятись. Ит, ну чего?

– Вот эта как раз подойдет, она облегающая, видно, что девушка не поддельная и не ряженная, – Ит задумался. – И кардиган – сверху. Получится вполне пристойно.

– И берцы, – захихикал Скрипач. – Видок, блин…

– Ты можешь что-то еще предложить? – зло спросил Ит. – Уже десять минут потеряли, между прочим.

Он быстро переоделся – вещи оказались отменного качества, из натуральных тканей. Только бы не испортить, чужое ведь. И чего Илья смеется? У каждого свои слабости. Ну, любит Виталий принарядиться, так что ж теперь, презирать его за это, что ли?

– Во, слушай, платок возьми, – посоветовал Виталий. – На шею завяжи.

– Лучше на плечи, – тут же сообразил Ит. – Илюш, подправь мне статус, ты же имеешь право. Напиши женский пол и имя «Найф». Мне ведь придется ей подтвердить.

– Ага, сейчас сделаю. Все, иди. И помни про то, о чем мы говорили.

– Помню, помню…

* * *

– …я не знала, что женщины тоже… вот так…

– У меня в этом же госпитале работают муж и брат, – Найф сидела в изолированном боксе рядом с реанимационным блоком.

– А если с ними случится что-то, вы… – женщина, лежавшая в блоке, слабо шевельнулась. – Что сделаете вы?

Найф задумалась, но лишь на секунду.

– Я буду продолжать делать то, что делаю, – твердо сказала она. – Если Богу угодно, чтобы я выполняла свой труд, то я буду его выполнять. И если с ними что-то случится, это не будет поводом опустить руки и сдаться… для меня.

– А кем вы… тут работаете?

– Я младший врач, – Найф улыбнулась. – Получаю второе образование. Первое – свободное священство. В реставрационизме оно дозволено и мужчинам, и женщинам.

– Спасибо, что ответили… – женщина утомленно прикрыла глаза. – Простите, но я должна знать… обязана…

– Надеюсь, я сумела ответить, – Найф улыбнулась.

– Да, все правильно. Вы можете подтвердить ваш статус?

– Конечно.

Пока женщина изучала сплетение световых линий, окутавших ладонь Найф, та исподтишка рассматривала ее. Как и все «рыбы», эта женщина была крупной, но в то же время в ней не было ни капли угловатости. Очень гармоничное, какое-то канонически правильное тело – длинная шея, покатые плечи, полные руки (которые оказались после изъятия из них имплантов не такими уж и полными, честно говоря), красивая высокая грудь, тонкая талия, длинные ноги. Этой «ладе» сказочно повезло, просто сказочно. Во-первых, на ней оказалось меньше боевого «железа», чем на ее товарках, а во-вторых, ее оперировал сам Илья. «Лада» шла по разряду «шашлыков», выстрелом ей серьезно обожгло спину и ноги, а потом она угодила под атаку какого-то гермо в «берсерке», это-то ее и спасло – когда «лада» с располосованным левым боком рухнула на землю, гермо рванул дальше, не выясняя, добил он свою противницу или нет.

– Все правильно? – спросила Найф, когда женщина оторвалась от созерцания ее ладони.

– Да. Найф, вы можете меня выслушать?

– Конечно, Адана. Именно поэтому я здесь.

– Хорошо… Может быть, я не права, но когда мы оказались на острие, Вослав сказал, что должен отправиться отстаивать нашу жизнь.

– На острие? – немного удивилась Найф.

– Ну да, на острие. Весь Русский Сонм сейчас на острие, и если… если не мы, то кто его защитит? Он ушел… сюда. Как только у нас появилась такая возможность, он тут же ушел сюда, понимаете?

Найф кивнула.

– У нас не все признали, что это нужно… и что это правильно. – Женщина попыталась вздохнуть поглубже, но ничего не вышло, потому что дышала за нее сейчас частично система жизнеобеспечения. – Но власти… дали возможность тем, кто согласился с тезисом Свободных… поддержать их. Вослав и многие его друзья поддержали. Теперь и мы… поддержали тоже.

– Тезис Свободных? – переспросила Найф.

– Вы никогда о нем не слышали? Ну, есть такая планета, Терра-ноль, и никто не знает, где она. И не должен знать, – женщина перевела дыхание, затем продолжила: – Если ее разрушат, то всему Русскому Сонму придет конец. И эта вот война… Официальной зачем-то надо разрушить Русский Сонм, а мы не хотим, чтобы нас разрушали.

Испорченный телефон, подумала Найф. Интересно, из каких рук планета, с которой родом Адана, получила эту искаженную информацию? Кто таким хитрым образом сумел связать Терру-ноль со всем остальным Сонмом, ведь она связана совершенно не так, но сейчас, увы, нет времени на лекции, да и обстоятельства не те.

– Вослав пошел воевать, – Адана вдруг всхлипнула, и Найф поняла, что говорить ей об этом очень и очень больно. – Потом… мне сообщили, что… что его нет больше. Он погиб почти сразу, как попал… сюда… и я… Дочь и сын так просили, чтобы я этого не делала, но я решила… стать «ладой»… может быть, я была не права, не знаю… но ужасно, просто ужасно тяжко где-то внутри… Найф, так тосковать ведь неправильно, да? Вы ведь сказали уже, что надо бороться и делать дело… а если я не могу делать дело? Если я… я не хочу… если я…

Адана плакала, уже не скрываясь. Найф встала и осторожно погладила ее по волосам.

– Я не буду вам ничего говорить, – произнесла она беззвучно. – Потому что никто не решит за вас. Не имеет права. И… вам не нужно отпускать грехи, Адана, потому что греха за вами нет. Вы сделали то, что велела вам душа. Случайно остались живы.

– Я умру.

– Это покажет время. Сейчас… Адана, Бог зачем-то сохранил вам жизнь. Может быть, вы не закончили какой-то важный урок, я не знаю. Дальше все будет в вашей воле. Если вы захотите снова стать «ладой» и вернуться сюда – так и будет. Если захотите продолжить жить – будете жить.

Женщина смотрела Найф в глаза не отрываясь, и та сейчас чувствовала себя, как под рентгеном – даже малейшая ложь тут же откроется, и ни в коем случае нельзя, увы, сделать то, о чем просил Илья.

«Лада» и так сказала больше, чем могла…

– У вас очень красивое имя… Адана. Мне кажется, но я с ним, по-моему, знакома, – Найф задумалась. – Старинное имя?

– Да. Была такая святая. Но очень давно и не в нашем мире. Моя мама знает про нее больше, чем я.

– А что вам сказала мама, когда вы решили стать «ладой»? – осторожно спросила Найф.

– Ничего. Мы не говорили с ней больше.

– Знаете… – Найф улыбнулась. – Может быть, поэтому… Вернитесь домой и поговорите с мамой. А потом – все в воле Бога.

Часть II. Индукция

05. Санкт-Петербург – Сосновый Бор. Солнечный день

Кошек погрузили самыми последними, потому что пришлось ловить Тиму, который ездить не любил. Ромка, весь перемазавшись в пыли, с большим трудом извлек кота из-за дивана, а потом они втроем упихивали его в переноску – при этом Тима изображал то ли морскую звезду, то ли Иванушку-дурачка, он растопыривал лапы во все стороны, шипел, извивался и, по словам Ромки, «был готов в нас всех плюнуть».

– Уф… – тяжело вздохнула Джессика, когда дверцу переноски удалось закрыть. – Бертик, лучше бы вы взяли тогда собаку.

– Джесс, не сыпь мне соль на рану, – попросила Берта. – Тим, не ори! Да не ори ты, сказала!.. Его только Фэб хорошо умеет запихивать, у меня вечно проблемы.

– Фэб авторитетный, его все слушаются, – засмеялась Джессика. – Даже Ри, кажется.

– Иногда, – с сомнением произнесла Берта. – Джесс, там дом без лифта. Ты представляешь, какое это счастье?

– А чего хорошего в доме без лифта? – удивился Ромка. – Пешком ходить…

– На второй этаж, – парировала Берта. – Роман Игоревич, мне этот лифт заездил все мозги. Когда тебе в три ночи эта штуковина грохочет прямо в уши, к домам без лифта отношение меняется, знаешь ли.

– А, понятно, – протянул Ромка. – Ну тогда ладно. Живи без лифта. И без нас…

Он все еще сердился.

– Ром, тебе не пять лет, – напомнила Джессика.

– И даже не десять, – парировал сын. – И чего?

– Господи… ничего. В выходные увидимся, причем все вместе, – пообещала Джессика. – Ну или почти вместе.

– Ага, вместе. Без папы, – Ромка скривился. – Бегаете все черт-те где…

– С папой, – Джессика заговорщицки усмехнулась. – Фэб звонил. Папа в воскресенье будет наш.

Ромка недоверчиво посмотрел на нее, затем перевел взгляд на Берту.

– Правда-правда, – кивнула та. – Они договорились с Ильей. «Ветер» останется у госпиталя, и папа будет сутки с вами. А я вам как раз сниму квартиру, чтобы было где переночевать. Или гостиницу, если ты больше хочешь гостиницу.

Ромка издал беззвучный радостный вопль и повис у нее на шее.

– Ау… Рома, отпусти!.. Ты меня задушишь… Джесс, спаси… Рома, ты же взрослый парень…

– И это при том, что рядом стоит родная мать, – ехидно заметила Джессика. – Хотя бы раз в месяц обнял! Фигушки, мы уже взрослые. Это только Берту можно душить на радостях, да.

– Мам, ну ладно тебе, – отмахнулся Ромка. – Это я так. Хорохорюсь немножко. Нельзя, что ли?

– Да все тебе можно. Так, взяли котов и пошли. Ключи хозяйке я передам, – пообещала Джессика. – Бертик, поищи там двушку, пожалуйста. Чтобы можно было молодь и Мотыльков загнать в одну комнату спать, а самим буянить во второй. Найдешь?

– Найду, но вот про буянство не уверена, – Берта задумалась. – Ничего, разберемся. Настя тоже поедет?

– Если ее Римма отпустит, то поедет, – ответил вместо матери Ромка. Подхватил обе переноски, в которых мяукали рассерженные кошки, и они все направились к лифту.

– Последний раз эта пытка, – сказала Берта, когда двери с лязгом распахнулись. – Спасибо тебе, Господи.

– За что? – не понял Ромка.

– За идею переехать в Сосновый Бор, – пояснила она. – И почему мне это не пришло в голову раньше?

* * *

Дорога предстояла не очень дальняя, но и не близкая – полтора часа за рулем. Багажник машины сейчас был набит под завязку, Берта забрала все, что они перевезли в Питер два года назад: книги, ноутбуки, посуду, одежду. Переноски с котами пришлось поставить рядом с собой, и поездка теперь имела более чем оригинальное музыкальное сопровождение: радио с аккомпанементом двух разноголосых мявов, повыше и потоньше – Фишкиного, пониже и басистее – Тиминого. Тра-ля-ля – мау! Тру-лю-лю – миу! Дынц-дынц – мяяяяу! Тынц-тынц – моооооу! «Сегодня в Санкт-Петербурге ожидается солнечная погода…» – мееееу! «Затруднено движение на КАД…» – мииииия!

– Вы заткнетесь сегодня или нет? – безнадежно спросила Берта. – Ну сколько можно орать, а? Кисы, ну пожалуйста… ну я так врежусь в кого-нибудь…

Коты ее увещеваний слушать не пожелали. Берта знала – поорут полчаса и угомонятся, просто давно с ними никуда не ездили, вот и вся причина. Нервничают. Раньше, когда выбирались все вместе часто, коты вели себя иначе. И даже в шлейках ходили охотно, и на плечах у Кира с Фэбом ездили. А теперь – отвыкли. Пугаются и дичатся. Бедолаги…

– Вот приедем в новый дом, и все будет хорошо, – будет или нет, Берта не знала, но котам сейчас решила выдать позитивную версию. – Сначала выпущу, потом дам вам покушать…

При слове «покушать» Тима тут же смолк – покушать кот был большой любитель.

– Всем дам покушать, и Фишке, и Тимочке, – обещала Берта, прикидывая, как бы протиснуться между двумя фурами. – А потом ребята приедут, и если вы будете себя хорошо вести, мы вас погулять возьмем… или не возьмем, вдруг дождь будет, в дождь кисы не гуляют… куда ж ты прешься, тварь слепошарая! – Берта резко нажала на тормоз, переноски с кошками едва не слетели на пол. – Ну почему я не рыжий и не Ит? – пожаловалась она котам. – До сих пор боюсь водить машину. Летать не боюсь, а ездить боюсь. Глупость какая-то…

Через полчаса кошки и впрямь угомонились – видимо, поняли, что ори, не ори, все равно сейчас не выпустят. Машин на дороге стало поменьше, скорость увеличилась, но осторожная Берта предпочитала не гнать больше ста, да и машина была сильно перегружена. Ну его, риск этот.

…Когда ребята работали на «Скорой», они перевидали столько аварий, что сами, до этого водившие более чем смело, начали осторожничать. И ее приучили к осторожности. Конечно, от всего не убережешься, но лишних рисков на порядок меньше.

– Всякое бывает, – рассказывал Кир. – Едут себе люди на «жигуленке» каком-нибудь, тухлом и дряхлом, который девяносто в час не осилит, и на подарочек – на встречку фура вылетает. Водитель заснул. И у фуры кабина всмятку, и «жигуль» всмятку. Вот тебе и осторожность. Или, например, на пустой вроде бы дороге лоб в лоб – две машины. Причем обе – хорошие иномарки, за рулем и там, и там – трезвые люди. Обогнать решили. Одни – трактор, другие – грузовик. В результате имеется четыре трупа – тех, кто обгонял и кто рядом сидел, и пожизненная инвалидность у водителя грузовика, который с дороги слетел и перевернулся. Только трактору ничего не сделалось…

Таких случаев они могли рассказать множество, но суть сводилась к одному – если есть возможность не рисковать, то не рискуй. Вот Берта и не рисковала. По привычке.

Дорога тянулась сначала между полей, потом начался лес, уже облетевший, обнаженный. Немногим позже справа показался Финский залив, и Берта даже немного снизила скорость, чтобы посмотреть – настолько красивым и величественным оказалось зрелище. Залив был для них – живая история Сонма, и сейчас машина шла мимо этой истории, мимо старинных фортов, мимо каменистого берега, повидавшего неимоверно много, и величественный город стоял вдали под ноябрьским холодным солнцем…

– Скоро снег выпадет и море замерзнет, – проговорила Берта, – и будет лед. Как на Соде…

Самое начало ноября, впереди зима. И очень хочется верить, что эта зима не будет такой же холодной и одинокой, как прошлая.

– Я буду верить, – прошептала она. – Надо же мне во что-то верить.

* * *

Сначала она, конечно, поехала домой – точнее, в новую квартиру. Улица Ленинская, на которой эта квартира находилась, понравилась Берте сразу и безоговорочно: очень тихо, очень зелено, все нужные магазины под боком, две минуты ходу, а главное, рядом располагался чудесный парк. Да и вообще, город при первом знакомстве произвел на Берту странное впечатление – он был больше похож не на город, а на территорию огромного дома отдыха. Всюду сосны, полно цветов (первый раз она побывала тут летом), и совершенно поразительный морской воздух – залив был совсем рядом.

А еще… для Берты это, пожалуй, оказалось решающим моментом. Город словно находился вне времени и был каким-то невероятным образом связан с родной и недостижимой теперь Террой-ноль: гуляя по нему, она с огромным удивлением находила то, что найти нигде в этом мире в принципе не рассчитывала. Например, тут до сих пор были стенды с газетами, которые наклеивали каждый день – читайте, идущие мимо, вот вам свежие новости. На Терре-ноль такие стенды стояли на каждом углу… Потом она обнаружила старые трехэтажные дома и долго стояла перед ними – в родной Москве, в ее Москве, таких домиков было полно… В парке дорожки выложены обычной бетонной плиткой – дома, на бульваре, была такая же…

И – люди.

Люди поразили тогда больше всего, пожалуй. Не было в них этой нервной дерганности и озлобленности; они оказались доброжелательными и спокойными. И в Москве, и в Питере люди казались совершенно иными.

…Первым делом Берта выпустила кошек. Смелая Фишка тут же выбралась наружу и, подергивая хвостом, отправилась изучать жилье. Более робкий Тима несколько минут не решался выйти, но потом из переноски показалась его круглая мордаха.

– Давай-давай, – поторопила его Берта. – Осваивайся.

Поставив кошкам их лотки и миски с водичкой, Берта принялась переносить из машины вещи. В Питере ей помогли Ромка и Джессика, а тут пришлось все таскать одной, поэтому провозилась она больше часа. Пока что сумки и коробки пришлось сложить в большой комнате на пол и на диван, но до вечера все обязательно нужно будет разобрать и расставить по местам.

Время подбиралось к полудню, а дел предстояло еще очень порядочно. Берта наскоро выпила чашку чаю, покормила кошек и засобиралась – ей нужно было в магазин и на рынок, причем продуктов предстояло купить и приготовить много, на всю компанию.

…Илья пообещал выпустить всех четверых во внеочередной отпуск на полсуток. Для «Вереска» эта акция была беспрецедентной, но, по словам Ильи, в портал на сутки планировали идти чистильщики, поэтому работы не будет, и отсутствие врачей ни на что не повлияет. Конечно, это нарушение контракта. Конечно, им придется заплатить штраф за самовольную отлучку. Но… какие, к черту, деньги, когда семья не была вместе два года! Эти двенадцать часов были дороже всех денег на свете.

Позвонила девушка-агент, которой было поручено найти двухкомнатную квартиру для Джессики, Ромки и Ри. Сказала, что есть хороший вариант. Договорились встретиться вечером, посмотреть, подтвердить, оплатить и забрать ключи. Берта честно предупредила, что люди приедут с собакой и что пес большой, но он не линяет, ничего не грызет и вообще товарищ очень деликатный и воспитанный. С собакой брать, конечно, не особенно хотели, но квартира все-таки отыскалась, пусть и не сразу. Хорошо, что сезон не туристический, думала Берта. Сюда ведь полно туристов приезжает отдыхать. Было бы лето, не нашли бы ребятам жилья, все занято. Можно, разумеется, поспать в машине, но гораздо лучше спать все-таки в кровати. Особенно Ромке, который, понятное дело, от ночевки в машине был бы в восторге, но не выспался бы совершенно. Прецеденты были.

На рынке и в магазине она провела почти час. Пока купила все, что требовалось, пока дотащила неподъемные сумки до машины… Перчатки, конечно, остались дома (она всегда почему-то забывала про перчатки), и руки замерзли и разболелись. Ничего, ничего, твердила про себя Берта. Это все ничего, ерунда, прорвемся. А пока что – праздник. И по фигу, что подготовка этого праздника свалилась на нее одну! Это даже хорошо, потому что она знает, кто что любит, кто чего захочет, кому что нравится.

А если от еды что-то останется, пусть забирают в госпиталь. Если тамошние врачи радуются тушенке, то домашней свежей еде они обрадуются еще больше.

…И вообще, буду своих подкармливать, решила она. Темпоральная капсула начинается у берега озера, да? Да. У нас внедорожник? Внедорожник. Значит, проеду. Вот и буду приезжать раз в несколько дней и что-нибудь привозить. Для всех. Если у меня нет возможности заниматься наукой, если Официальная служба снова посадила нас под замок, то я буду всех кормить, и фиг с два кто-то в этом мире дождется еще раз моего уныния и борьбы с тенью с помощью железного совка!

* * *

Запахи в квартире стояли умопомрачительные, как в хорошем ресторане. Объевшиеся коты прочно обосновались на кухонном подоконнике и с немым обожанием взирали на хозяйку и на происходящее – было на что посмотреть.

Готовила Берта с таким расчетом, чтобы еду можно было без особых проблем взять потом с собой. В большой кастрюле тушилась сейчас баранина с травами, морковкой и луком, в духовке стояла свинина в фольге (это как раз с собой, причем преимущественно для Ри, остальные свинину не очень любят), а в кастрюльке побольше – томилась говядина с черносливом. Готовила Берта сейчас просто, много и вкусно, на большую и преимущественно мужскую компанию.

Час назад с ней сумел связаться Кир – она приказала взять с собой контейнеры.

– На всех? – уточнил Кир.

– Конечно, на всех! Я все купила, все привезла…

Кир с полминуты молчал, а затем произнес:

– Кошмар. Как ты это все тащила, маленькая?

– Я же на машине.

– И на базаре на машине? Бертик, я сколько раз тебе говорил, чтобы ты не поднимала тяжести!

– Но вас же нет.

– Это да… нас точно нет. Ладно. Но чтобы это безобразие было в последний раз. Поняла?

– Поняла. Во сколько вас забирать завтра?

– В семь. На грунтовку не суйся, подожди на асфальте. Там до сих пор болото, развернуться негде. Если застрянешь, машину не вытащим. Так что мы лучше пешком, тем более что еще темно будет, а нам анонимность не повредит, сама понимаешь.

– Ладно…

…Когда первая порция мяса была готова, Берта поставила тушиться следующую партию – уже для госпиталя. Пусть народ порадуется.

Поставила и пошла в душ, прихватив с собой телефон и коммуникатор. И дверь запирать не стала.

Так, на всякий случай.

* * *

– Стою во мху я по колено, – провозгласил голос Скрипача откуда-то из темноты. – И… и выньте меня отсюда уже кто-нибудь!

– Урод, – ответил с другой стороны голос Ри. – Сусанин хренов!.. Сам вылезай. Ты достал уже придуриваться, плагиатор чертов!

– Я не плагиатор, у меня рюкзак застрял!

– Рыжий, ну хватит, а? – раздраженно проворчал Ит, выходя первым на дорогу перед машиной. – Сейчас подойдут Кир с Фэбом и устроят тебе такое «по колено», что мало не покажется. Бертик, привет!