Электронная библиотека » Игорь Атаманенко » » онлайн чтение - страница 5

Текст книги "Шпионский пасьянс"


  • Текст добавлен: 21 марта 2017, 13:50


Автор книги: Игорь Атаманенко


Жанр: Военное дело; спецслужбы, Публицистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Прогул длиною в восемнадцать лет

Территория ограждена каменной стеной с колючей проволокой. По углам – вышки с автоматчиками. Предзонник с контрольно-следовой полосой и ещё одним ограждением из колючей проволоки. Внутренний глухой забор с колючей проволокой. Сигнализация. Овчарки. Телекамеры.

Это – не из фильмов о войне и о фашистских концлагерях. Это – казанская спецпсихбольница, куда в 1970 году попал Ильин и где он провёл восемнадцать лет заточения в одиночной камере.

Во внутренней охране помимо надзирателей (вольнонаёмных прапорщиков) за больными наблюдают… расконвоированные уголовники, отбывающие сроки за тяжкие преступления. Уголовников именуют «санитарами» (в белых куртках и белых пилотках), антисоветчиков – «больными», или просто – «дураками». Отдежурив смену, уголовники смотрят телевизор, играют в волейбол, ходят в школу.

«Дураков» даже по малой нужде не всегда выпускают из камер: они писают в ботинок, выливают в окно.

«Санитары» избивают «дураков» по любому поводу, иногда за экзекуцией наблюдает кто-нибудь из медперсонала. Бьют безжалостно, наибольшие повреждения причиняя внутренним органам, в особенности почкам и печени. Цель – отправить всякого прибывшего на излечение диссидента с «уткой» по жизни…

* * *

В таких условиях Ильин пробыл около двух лет, пока не закончили строительство нового корпуса с одиночными камерами.

Встретил он и экскаваторщика, и пиротехника. Последний за время пребывания в больнице в свой, ставший легендарным после совершённых им действий на Красной площади, афоризм внёс существенные изменения.

Когда в больнице появился Ильин, пиротехник вместо фразы: «Уходя, гасите в с е х, сила вся в кефире!» уже говорил: «Уходя, гасите свет – кайф в аминазине!»

…Экскаваторщик поначалу всё пытался выведать у персонала расстояние от больницы до Мавзолея, но после того, как уголовники несколько раз устроили ему так называемое «тестирование в барокамере», усыпальница Вождя международного пролетариата потеряла для него былую привлекательность.

«Тестирование в барокамере» проводилось якобы в целях выяснения физических возможностей подопытного для работы космонавтом и на практике реализовывалось так: орущего благим матом «дурака», невзирая на его рост и комплекцию, «санитары» заталкивали в прикроватную тумбочку и, затащив её на второй этаж, сталкивали вниз. Чтобы тестируемый не вывалился наружу, скатываясь кубарем по ступеням, тумбочку обматывали веревкой.

Как ни странно, но тумбочки иногда выдерживали это испытание…

Некоторым исследователям бытия советских политзаключенных в казанской спецпсихбольнице это передвижение узников в тумбочках напоминает путешествие в грузовом лифте Лубянской тюрьмы.

Когда уголовники попытались «тестировать» Ильина, он зубами впился в нос одному из атакующих и не отпускал его до тех пор, пока совсем не откусил.

После этого инцидента подготовка Ильина в космонавты пошла по другому плану: настоящие санитары стали превращать задницу террориста в решето, вкалывая ему избыточные дозы аминазина…

…После «выписки» Ильина из спецбольницы выяснилось, что в 1969 году во всеобщей суете и суматохе командование части, где служил террорист-неудачник, не исключило его из списков личного состава, другими словами, он не прошёл законной процедуры увольнения.

В 1990 году с помощью ловкого адвоката Виктор Ильин отсудил у Ленинградского военного округа все причитающиеся ему деньги за вынужденный прогул, длившийся восемнадцать лет, и, получив два портфеля сторублевых купюр, приобрёл кооперативную квартиру…

Вместо послесловия

Через год после покушения Цвигун был отстранён от кураторства военной контрразведкой. Его место занял старинный соратник Леонида Ильича по днепропетровским партийным тусовкам Георгий Цинев. Семёну Кузьмичу Брежнев поручил командовать хозяйственными службами Комитета.

Но звёздный полёт Цвигуна продолжался ещё не один год. Даже будучи выброшен на задворки Системы государственной безопасности, он сохранил за собой должность первого заместителя Председателя КГБ СССР. В 1971 году он – кандидат в члены ЦК КПСС; в 1977‑м – Герой Соцтруда, а в 1978‑м – генерал армии.

…Андропову вслед за возникновением тандема «Це-Це» работать стало ещё труднее.

Единоначалие в КГБ СССР по сути было утрачено: каждый из членов триумвирата тащил одеяло на себя, создавая вокруг себя фракции из начальников подразделений Комитета. В узкий круг особо приближённых можно было попасть, разумеется, не по деловым качествам, а по степени личной преданности.

…Дважды Герой Советского Союза космонавт Георгий Тимофеевич Береговой, поплатившийся за свое внешнее сходство с Брежневым ранением лица осколками стекла, в 1975 году наряду с народным артистом СССР Евгением Матвеевым получил приглашение от режиссёра Юрия Озерова пройти фотопробы для съёмки в его новом фильме «Солдаты свободы». В этом фильме Береговому предстояло сыграть молодого Леонида Ильича.

По сценарию в начале фильма Георгий Тимофеевич, загримированный генсеком, должен был стоять со своими золотыми звездами Героя на груди (кстати, первую Звезду он заработал не в космосе – на фронте при форсировании Днепра в 1944 году) на трибуне Мавзолея.

В 1975 году Брежнев уже был трижды Герой, поэтому Озеров предложил Береговому добавить к его собственным двум ещё одну – муляж.

Георгий Тимофеевич возмутился и со словами: «Не надо смешивать пряники с портянками!» – покинул съёмочную площадку.

Часть третья
Разоблачения

Глава первая
Нга-Нгоро
Вурдалаки атакуют столицу

В столичных правоохранительных органах долго и недобро вспоминали весну восемьдесят второго. Дружно сошедший в апреле снег обнажил следы таких жутких преступлений, о которых не слыхивали и старослужащие.

С разницей в несколько дней сразу в нескольких районах Москвы: в Измайловском лесопарке и у Борисовских прудов, в парке Сокольники и в прибрежных кустах Химкинского водохранилища – были обнаружены шесть обезглавленных трупов.

Паника охватила руководство столичной прокуратуры: это же конвейер висяков!

Количество трупов достигло десяти и все уголовные дела по фактам их обнаружения передали в Комитет госбезопасности.

Обезглавленные находки продолжали поступать, и теперь уже начальник Управления КГБ по Москве и Московской области генерал-полковник Виктор Алидин схватился за голову. Когда же вражьи голоса – зарубежные радиостанции – озвучили новости из криминальной хроники столицы, настал черёд высших сановников из ЦК пить валерьянку…

Из самых опытных розыскников-волкодавов Комитета была создана оперативная группа, начальником штаба которой назначили меня. Произошло это моей воле вопреки, так как розыск в круг моих служебных обязанностей не входил – я занимался разработкой иностранных разведчиков, действовавших в Москве под дипломатическим прикрытием.

На внеочередном заседании Коллегии КГБ СССР обсуждались меры противодействия вражьим голосам из-за бугра, смаковавшим подробности московского вандализма, сея среди жителей столицы панические настроения. Я рассматривал карту, где были отмечены места и даты обнаружения расчленённых трупов, как вдруг вспомнил об одной сводке службы наружного наблюдения.

«Чёрт побери! – не сдержался я. – Два месяца назад, в феврале, на берегу Химкинского водохранилища, неподалёку от перекрестка улицы Свободы и Химкинского бульвара, был задержан водитель военного атташе Центральноафриканской империи Поль Мламбо Нгкука. Ночью на служебной машине он подъехал к бивуаку бомжей, гревшихся у костра, и затеял с ними драку. Вмешался проезжавший мимо милицейский патруль. Иностранец рванулся к своей машине. Когда он приоткрыл дверь, оттуда выпрыгнул разъярённый пёс и бросился на стражей порядка. Пса пристрелили, бомжи разбежались, водителя не задерживали, так как он предъявил дипломатическую карточку…»

Тут же кто-то из коллег предложил назначить меня начальником штаба по координации розыскных мероприятий. Да, у нас всегда так: проявил инициативу – исполняй! Стоило мне выказать осведомлённость в вопросе – вот тебе и бразды правления в руки!

Все дела объединили в одно, так как ряд схожих признаков указывал на то, что гильотинирование совершалось одним и тем же лицом или одной группой лиц.

В результате лабораторных исследований было установлено, что глумлению подвергались не трупы – нападали на живых людей. В частности, об этом свидетельствовала запёкшаяся кровь в местах отделения головы от шеи. Поскольку трупы были найдены в традиционных местах стойбищ бомжей или, как их тогда называли, бич – бывший интеллигентный человек – было выдвинуто предположение, что мы имеем дело именно с останками последователей Ордена вольных странников. При более тщательном обследовании трупов версия нашла подтверждение. Все убиенные были мужского пола и приблизительно одного возраста: 45–50 лет.

Из психологии известно, что в этом возрасте мужчины наиболее подвержены всякого рода разочарованиям. Они активно пересматривают свои ценностные ориентиры, и те из них, кто к этому времени оказались невостребованными, в один прекрасный момент просто срываются с якоря. Не в силах противостоять натиску внутренней неудовлетворенности, они покидают насиженные места и в поисках забвения отправляются бродить по свету, переходя к анонимному существованию. В пользу этой гипотезы говорило и физическое состояние погибших: крайняя степень дистрофии, а также наличие у них различных кожных заболеваний, в частности, чесотки и педикулёза. Наконец, покойники не значились в списках людей, пропавших без вести, так как заявления об их исчезновении в органы внутренних дел не поступали. Причина до банальности проста: некому было заявлять. Так как на теле жертв отсутствовали травмы, которые могли бы привести к летальному исходу, эксперты предположили, что смерть наступала в результате воздействия на голову. А в качестве орудия можно было рассматривать всё, что угодно – головы и орудия декапитации не были найдены.

Кстати, в этом вопросе – о способе декапитации – специалисты разошлись во мнениях. Дело в том, что рваные края тканей шеи выглядели, как изжёванная промакашка. Такие следы может оставить либо тупая пила, либо… каменный топор. Вместе с тем на некоторых шейных позвонках были обнаружены борозды, характерные для острорежущего орудия – ножа или бритвы…

Розыскники и криминалисты терялись в догадках о мотивах и целях совершения преступлений. Для чего понадобилось отделять, а отделив, похищать головы?!

Срочно потребовалась свидетельская база. Бросились искать бомжей – ан нет их! Хотя после Олимпиады-80 и прошло два года, когда бомжи как чуждый элемент были выселены за 101‑й километр, они, напуганные усилением паспортного режима, стали обходить Первопрестольную стороной (вот и скажи после этого, что между ними не налажена связь) либо, соблюдая конспирацию, залегли глубоко на дно.

По моему указанию (начальник штаба я или кто?!) московская милиция предприняла беспрецедентные меры по отлову уцелевших бомжей. Нашли. В предъявленных для опознания телах они узнали одно, принадлежавшее вольному страннику по кличке «Карл Маркс». Большего выжать из них не удалось, как ни бились. Да, вот ещё. Кличку свою он получил за роскошную гриву и склонность к философствованию. Всё! Ни связей, ни контактов, не говоря уж о недоброжелателях. Их, как выяснилось, у бомжей просто не бывает, уж такие они люди. Да и люди ли они после этого?

Не найдя правдоподобных объяснений фактам гильотинирования бомжей, специалисты пришли к заключению, что либо это дело рук маньяка-некрофила, либо членов секты вампиров, исполнявших какой-то неведомый ритуал.

Наблюдение за водителем военного атташе Центральноафриканской империи результатов не дало, хотя обложили его наружным наблюдением, как волка флажками. Мой сейф был забит фото-, видеопродукцией, ему посвящённой. Но после инцидента в зоне Химкинского водохранилища он никогда более там не появлялся, как, впрочем, и в других местах традиционных стойбищ бомжей.

Розыскное дело «Вурдалаки» сдали в архив. Это решение было принято ещё и потому, что с мая по ноябрь в Москве не появился ни один всадник без головы.

Нга-Нгоро

В салон вошла стюардесса и объявила, что до Парижа пять минут лёта. Я выглядываю в окно, хотя понимаю, что ещё слишком рано. Но мне не терпится увидеть хмурые лица сыщиков французской контрразведки, в чьи обязанности входит проверка всех въезжающих, вплывающих или, как я, влетающих во Францию иностранных граждан.

Хотя в паспорте я и под другой фамилией, но неисповедимы пути любой спецслужбы – как знать, может, французам с помощью их друзей американцев удалось всё же добыть моё фото, узнать мои истинные анкетные данные, подробности биографии и теперь они, крадучись по-кошачьи, повсюду будут меня сопровождать?! Стервецы!

И этим подозрениям есть основания. Уж больно долго они тянули с выдачей мне въездной визы… Хотя, впрочем, почему долго? Виза-то непростая – шенгенская! Проверок миллион требуется…

Сегодня я – генерал-майор в отставке. Стоп! Может, это известно не только пенсионному отделу ФСБ, но и французам? Может, я потому-то и получил в конце концов визу?! Тогда неминуемы вербовочные подходы, ведь французы прекрасно осведомлены о том, что на генеральское пенсионное содержание в России можно питаться только в диетических столовых… Но где они, эти столовые?! Их господин Лужков повсеместно заменил на Макдональдсы… Не хило деньжат срубил, разрешив в 1989 году Кохану, владельцу корпорации McDonald’S, размещать свои забегаловки в Москве. Их в Европе бойкотируют, потому что от этой продукции года через два-три тебе гарантирован гастрит…

А с моим больным желудком никакой пенсии не хватит, чтобы пару раз в месяц купить парного мяса на Даниловском рынке или кураги и зелени, я уж не говорю о фруктах – на Черёмушкинском…

К чёрту – Париж под крылом, ему я отдамся без остатка, а удовольствий получу соразмерно выданным в Москве командировочным!

* * *

Генералы КГБ, как и народные артисты, на пенсию не выходят – их ресурс считается бессрочным, перед отъездом меня пригласили в Департамент контрразведки ФСБ и сам… не скажу, кто! – дал мне одно порученьице.

И я, подобно старому коню пожарной службы, откликнулся на сигнальный колокол и сразу возвратился в строй…

Правда, на ум мне пришли слова кардинала от шпионажа Аллена Даллеса: «Шпион ошибается только раз. В этом спорте повторные попытки не разрешены».

О сомнениях в своих силах я тут же поведал напутствовавшему меня имярек всероссийского значения, ведь путь разведчика усеян банановой кожурой, и зачастую она лежит на льду. Однако он меня успокоил, пояснив, что в практике коневодства бывшего СССР не было зафиксировано ни одного случая, чтобы старый конь испортил борозды. На том и сошлись…

По идее, я должен выполнить поручение играючи, между прочим, во время посещения какого-нибудь музея. С точки зрения разведки, все парижские храмы искусств очень удобны для проверки, есть ли за тобой хвост. Там много эскалаторов и переходов, тупиков и террас, что помогает очень легко выявить слежку и провести моменталку. Стоишь себе, любуешься какой-нибудь занюханной картиной бесштанного алкоголика, представителя авангардизма начала ХХ века, и, незаметно сделав шаг в сторону, получаешь вожделенный сверток…

В общем, мне надо в одно касание встретиться с дамой, специально для этого прилетающей в Париж из Штатов. Подозреваю, что выбор руководства ФСБ пал на меня не только потому, что у меня отличный английский язык, максимально приближенный к американскому, рост и выправка сержанта из Вест Пойнта, но и моя неистребимая тяга к прекрасному полу, который, кстати, обречён отвечать мне взаимностью…

Дело предстоит плёвое: забрать-отдать. Всего-то! Но когда тебе уже за шестьдесят, то за каждым столбом, в каждой проезжающей мимо машине тебе чудятся вражеские контрразведчики, вооружённые наручниками. Они звонят по мне!

…Вся эта мура лезет мне в голову во время осмотра Лувра, я пытаюсь от неё избавиться и оживляю в памяти бородатый анекдот об американце из Техаса, приехавшем на экскурсию в Париж:

– Вы знаете, – рассказывает он своим друзьям по возвращении на родину, – я осмотрел Лувр за пятнадцать минут.

– Как вам это удалось?

– Вы же знаете, как быстро я хожу!

…Закрытая пуленепробиваемым стеклом мужиковатая Мона Лиза, исполненная великим Леонардо да Винчи так, будто писал он её, глядя на своё отражение в зеркале, не вызывает никаких эмоций, кроме желания опробовать стекло, запустив в него булыжником – орудием пролетариата. И что только находят в ней толпы японцев, постоянно окружающих этот остеклённый шедевр? А, может, только они и находят, а мы, европейцы, нет?

Холодный мрамор Венеры Милосской, наоборот, греет душу, но на ум идёт не возвышенное, а приземлённое: «В нашем правительстве крала бы даже Венера Милосская, если бы у неё были руки». Присмотревшись, я замечаю диспропорцию между головой Венеры и её торсом, не говоря уж о пышной заднице, и вновь разочарованный иду прочь.

Честно говоря, в изысканных дворах Лувра дышится легче и можно долго рассматривать Двор Наполеона и стеклянные пирамиды, чувствуя себя молодым Бонапартом. В зале сфинксов я восхищаюсь украденными им в Египте образцами, чувствуя себя загадочным сфинксом. В склепе Лувра я гремлю костями, в зале манежа хочется превратиться в жеребца – эх, я бы им показал, этим парижским кобылкам!! На память приходит вчерашнее посещение «Мулен Руж». Уж как там крашенные блондинки-кобылки задирают ноги, так просто и-го-го!

Хочется с ногами влезть в шедевр Эжена Делакруа, в картину «Свобода», стать ближе к полуголой бабе, которая с винтовкой и флагом убегает с баррикады от развязного Гавроша. Судя по всему, этот проходимец трахает баб исподтишка, дождавшись, когда они захмелеют и заснут в укромном уголке таверны. В промежутках он появляется на баррикадах в жилетке и бухает в воздух из пистолета. Очевидно, за этим делом его и подсмотрел Делакруа, незаконнорожденный сын великого дипломата-пройдохи и неуёмного бабника Талейрана…

«Лувр – не наш Эрмитаж, у нас богаче!» – мысленно выношу вердикт и выхожу на площадь, забитую туристами.

Суматошно мелькают видеокамеры и фотоаппараты. Греются на солнышке прикормленные голуби, которых хочется поджарить и сожрать. Кстати, нигде в Париже такого блюда не найти, одни разговоры. Может, во времена старика Хема и Скотта Фитцджеральда что-то и было, но…

Какой-то старичок богемного вида, выйдя из туалета и напрочь игнорируя присутствие дам, самозабвенно застегивает ширинку. Я воочию убеждаюсь, что наши враги лгут, утверждая, что по этому признаку можно вычислить русских разведчиков. Да и где они? Кроме меня – никого…

Медленно тащусь по Тюильри. Резиденция французских королей была предана огню активистами Парижской коммуны, а теперь на революционном пепелище разбит сад.

Едва живой выхожу к Пляс де ла Конкорд, автобусы и автомобили лезут друг на друга – где же хвалёная французская галантность?

Тут было бы совсем неуютно, если бы на тротуарах не потрескивали весело жарящиеся каштаны, не разносился горький запах кофе, смешанный с ароматом дорогих французских духов и зловонием затхлой кухни…

Наверное, здесь, на Пляс де ла Конкорд, Маяковскому пришли в голову строки: «Я хотел бы жить и умереть в Париже, если б не было такой земли – Москва!»

Хотя вряд ли. Это место не могло навевать ему, подрядному глашатаю большевиков, так презираемую всеми ратоборцами-максималистами сентиментальность.

В 1793 году на Пляс де ла Конкорд в очередной раз была доказана действенность самого совершенного и гуманного орудия Великой французской революции – гильотины. Протеже большого человеколюба, врача по профессии, Жозефа Гийотена, она лёгким дуновением ветерка снесла голову жены Людовика ХVI, королевы Франции Марии Антуанетты… Стоп! Опять в башку лезет всякая чертовщина… Гильотина, кровь, головы… Когда, чёрт побери, оставят меня в покое эти обез-главленные бомжи, дело «Вурдалаки»?! Ведь более десяти лет минуло с тех пор, и на тебе – даже в Париже они меня достали! А всё потому, что я с детства не привык оставлять какое-то начатое дело на полпути… Чёрт бы побрал эти домостроевские замашки!

«Забудь о «Вурдалаках», выкинь их из головы, – говорю я себе, – ты же – в Париже… Где эти обезглавленные бомжи и где – ты?! Они – остались в прошлом, а ты исполнил наконец свою мечту и прибыл в город, о котором Эрнест Хемингуэй так великолепно отозвался, назвав его: «праздником, который всегда с тобой», ну, так и празднуй, чёрт возьми, времени-то судьбой не так уж много отмерено!»

Чтобы переключить своё внимание на что-то более приятное – себя надо уметь обманывать! – я вхожу в подвернувшуюся таверну, заказываю экзотический продукт даже для наших новоявленных олигархов и начинаю священнодействовать над мидиями по-провансальски, которые мне подают в эмалированной кастрюльке, горячей, как пламя всеочищающего ада, из которой они, мидии, торчат, раскрывши свое лоно… А, чёрт! Опять сексуальные реминисценции, да когда же это кончится! Уж не взять ли девочку напрокат? Нет, денег на это командировкой не предусмотрено, так что, друг мой, продолжай сношать кого-нибудь по памяти…

Увы, это так же, как и хмелеть по памяти, – невозможно!

Если французская «наружка» наблюдает, облизываясь от зависти, как я поглощаю мидии, то она мне, конечно, этого не простит – какую-нибудь каверзу потом устроит непременно… И будет права, отомстив за устроенный мною сеанс садомазохизма…

Так, прочь из таверны!

Я вхожу в какую-то анфиладу магазинчиков, торгующих антиквариатом, всякими дорогими безделушками, ранее принадлежавшими французским королям, их вассалам и завоёванным ими нациям и народам. Содержимое каждой лавчонки убеждает меня, что на долю каждого туриста, приезжающего в Париж, ещё достаточно нераскрытых тайн. Это ощущение усиливается, когда я натыкаюсь на галерею, где свободно – были бы деньги! – можно приобрести полотна всемирно известных художников: Эдуара Мане, Поля Сезанна, Ван Гога, Гогена и обожаемого мною Тулуз Лотрека. Подлинники! Увы, на мои командировочные можно приобрести разве что запах этих картин.

Кстати, о запахах. Вчера у магазина «Самаритэн» какие-то отвязные коммерсанты, парень и девица, приняв меня за американца, пытались всучить мне запаянные консервные банки, наподобие пивных, по пять франков за штуку. Уверяли, что в банки закатан, ни много, ни мало, – воздух Елисейских Полей. На банках по-английски были исполнены надписи: «весенний воздух», «осенний воздух», «утренняя свежесть», «вечерний бриз» и так далее.

Я замедлил шаг. Развязная пара оценила мой поступок со своей, коммерческой, колокольни. Я же просто искал подходящие слова, чтобы изящно, не по-американски, ответить на их притязания.

– Простите, – наконец нашёлся я. – Воздух с Елисейских Полей – это прекрасно, но я ищу консервированные экскременты апостола Петра!

…Двигаясь мимо лавчонок, сплошь увешанных картинами мастеров разных эпох, от классицизма до постимпрессионизма, краем глаза замечаю какие-то странные статуэтки, подсвечники и настольные лампы. Они вносят некоторый диссонанс в интерьер галереи и не могут не привлечь моего внимания.

Подхожу к прилавку и начинаю их рассматривать. Боже праведный, да это же настоящая кунсткамера, но как оформлена! Все выставленные на продажу предметы домашнего интерьера имеют заполненные жидкостью прозрачные полости, в которых находятся… человеческие головы. Прямо наваждение какое-то! Я от них бежал с Пляс де ла Конкорд и вдруг… С чем боролся, на то и напоролся!

Тут голов, отделённых от туловища, целая коллекция: негритянские – цвета зрелого баклажана, с курчавыми волосами, расплющенными носами и коровьими губами. Самурайские – жёлтые, с тремя волосинами вместо бороды и хищным прищуром щёлочек вместо глаз. На лбу у одной такой головы замечаю каллиграфически исполненный красный иероглиф. Славянские – бородатые, разухабистые, испитые хари. Встретишь такую в ночи – враз обделаешься от избытка чувств…

Однако пора взять в узду свои нервы.

«Спокойно, Михаил, – говорю я мысленно себе, – больше юмора, ты же в Париже! Это всего лишь кукольные головы, надо к ним прицениться: Новый год на носу, тебя домашние просили позаботиться о подарках, так что – вперёд!»

Головы выглядят вполне натурально, это – не мумии фараонов, выставленные в Эрмитаже. Черты лица не просто узнаваемы – они будто вырезаны из кости, нос губы, даже щербинка между передними зубами, всё, как и положено искусно сделанной кукольной головке, только большего размера.

Мысленно представляю, как я развешу пару-тройку таких головок для своего внука на новогодней ёлке. Вот будет-то потехи для гостей! Если, конечно, ни с кем не случится сердечного приступа! Нет-нет, прочь – это уже от лукавого. Или от мистера Хичкока?

Я гляжу на головы со смешанным чувством страха, отвращения и восхищения одновременно, не в силах оторвать взгляда. Они действуют на меня завораживающе. Нечто подобное испытывают люди, стоящие у стеклянной перегородки, за которой струятся кобры, принимая предбросковую стойку. Чёрт! Как всё-таки хороши эти головки, они – произведение искусства! Или они хороши, потому что выглядят слишком естественными? В моём воспаленном воображении опять возникают образы, казалось, задавленные глыбой времени…

Нет-нет, надо немедленно всё прояснить! Но ведь минуло более десяти лет! Ну и что? В контрразведке не бывает сроков давности – в атаку!

…Моё заинтересованное отношение к выставленным на продажу головкам не остаётся незамеченным. Пожилой грузный мужчина с улыбкой, от которой тают снега Килиманджаро (вот у кого надо бы пройти практику нашим продавщицам!), и дежурной фразой: «Что желает мсье?» – приближается к прилавку.

В таких лавчонках, как и в любом французском ресторане, завсегдатаем вы станете с первого захода, если, конечно, не будете экономить на своем имидже солидного клиента. В ресторане надо дать обильные чаевые, в лавчонке – с первого жеста продемонстрировать свою неиссякаемую кредитоспособность. Ну, скажем, приобрести, не торгуясь, дорогую безделушку. Лучше – пару. Этот способ – родной ключ к потаённым замкам сердец стоящих за прилавком торговцев…

Стоп! К этим уловкам надо прибегать лишь в том случае, если вы намерены вновь туда вернуться за чем-нибудь более существенным или что-то разузнать. Я – да, намерен разузнать!

…Против лома – нет приёма! А он – в правом кармане моих брюк. Театральным жестом я достаю… перетянутый резинкой «пресс» баксов. По сути – это «кукла» в долларовом исполнении. С двух сторон «пресс» обложен стодолларовыми купюрами, а между ними – однодолларовые. Хвала и слава американским казначеям – они позаботились о том, чтобы купюры р а з н о г о номинала были о д н о г о размера! С помощью «куклы» я легко прохожу за туриста-мота из Штатов. Плюс мой рост и безукоризненный американский выговор.

Не подумайте плохого – на случай, если незнакомка из Штатов, с которой мне предстоит встретиться, окажется в затруднительном материальном положении, меня снабдили, ну, о-очень кредитоёмкой золотой карточкой из тех, что новые русские веером рассыпают перед официантами и продавцами фешенебельных заведений. Однако «пресс» – это моё собственное изобретение, моё секретное оружие, я горжусь им!

«Пресс» впечатляет. Я вижу, что мой собеседник готов решить участь всей своей богадельни, не отходя от прилавка. Хоть оптом, хоть в розницу.

Начинаю прессинговать психику торговца. С его помощью неспеша выбираю безделушку подороже и, не торгуясь, небрежно швыряю зелёный «стольник» (выбранный амулет стоит 85 франков, это – около восемнадцати долларов) на прилавок.

– Простите, мсье, – раздаётся в ответ, – мы не принимаем доллары. Вам необходимо поменять валюту. Я очень сожалею, мсье…

Что ж, сейчас ты будешь жалеть еще больше.

– Я понимаю, – отвечаю я с техасской небрежностью, – но если я пойду искать пункт обмена, у меня есть вероятность заблудиться, а заблудившись, я уже сюда не вернусь, не так ли, мсье? Вы потеряете клиента, а я, между прочим, хотел бы ещё кое-что приобрести у в а с… Да и вообще, нет правил без исключений, не так ли?!

Моя наглость и намёк на то, что я могу открыть кредитную линию, производят эффект. Лавочник безропотно выкладывает на прилавок амулет и сдачу в франковом эквиваленте.

Совсем ни к чему пересчитывать полученные деньги: мы же теперь подельники!

Сунув сдачу и амулет в карман, я невзначай оставляю на прилавке 100‑франковую банкноту и, не мешкая, хожу с козырного туза: интересуюсь ценой (разумеется, в долларах) напольных часов. В полости маятника, заполненной жидкостью, влево-вправо мечется головка а ля Карл Маркс. Она крупнее и рельефнее остальных, кроме того, у неё такая роскошная грива-борода!

«Я очень сожалею, мсье, но эти часы не продаются, – произносит торговец, жестом фокусника смахнув банкноту с прилавка. – Они – наш торговый знак. Я очень сожалею… Странно, но вот уже более десяти лет все наши покупатели почему-то начинают с этих часов, не знаю, что и думать! Впрочем, голова в них, действительно, впечатляющая… Не угодно ли мсье взглянуть на этот чернильный прибор. В нём, правда, голова чернокожего, но тем не менее…»

Намёк на мои техасско-расистские наклонности принят, а упоминание о сроке пребывания головы в часах вовсю разжигает тлевший в моей башке фитилёк воспоминаний. Там уже полыхает пожар – и виной тому голова отца призрака коммунизма в маятнике! Я выкладываю ещё одну стофранковую купюру, которая, так же как и первая, мгновенно исчезает под прилавком, и иду ва-банк:

– Неужели за двадцать лет вы не сумели заказать себе ещё одни часы с к у к о л ь н о й головкой?! Верится с трудом! – тоном матёрого провокатора говорю я, а по спине в три ручья хлещет горячий пот.

– Это н а с т о я щ и е головы, мсье… Головы живших в недалёком прошлом людей. Поэтому-то они стоят очень дорого…

Внутреннее напряжение достигло апогея, но я с напускным спокойствием выслушиваю целую лекцию о подготовке головок к предпродажной экспозиции. Разумеется, при каждой многозначительной паузе моего визави я проворно выбрасываю на прилавок очередную купюру. Из тех, что получены на сдачу. Фантастика – я волей случая оказался на правильном пути! Плохо одно: это должно было произойти ещё в восемьдесят втором…

Сразу оговорюсь: мумифицирование человеческих голов имеет мало общего с работой специалистов, колдующих над телом Вождя в Мавзолее, хотя в обоих случаях это очень долгий процесс, включающий множество трудоёмких операций. А в случае с головами ещё и смертельный риск, потому что в Мавзолее изначально обрабатывают мёртвое тело, а головы накануне процесса мумификации должны быть непременно живыми…


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации