Текст книги "Контора идёт по следу"

* * *

– …Простите, мистер Даллес, а в чем будут заключаться мои обязанности? Я ведь не умею ни прыгать с парашютом, ни стрелять, ни подрывать поезда…

– Я ценю ваше чувство юмора, мистер Хаммер, и скажу сразу, что Управлению понадобятся лишь ваша голова, умеющая анализировать и принимать нестандартные решения, а также ваши обширные связи в высших партийных и хозяйственных кругах Советов, или я не прав? Заметьте, я не отбираю у вас подписки о добровольном сотрудничестве с нами, не указываю вам конспиративных квартир, где наши сотрудники принимают обычных осведомителей, наконец, я не оговариваю с вами способов связи. Всё перечисленное должно подсказать вам, что мы очень ценим вас и играем с вами на равных, а не как с заурядным агентом. Вы согласны?

– Ну… В общем-то, да. И всё-таки, что я должен буду делать?

– Посещать в Москве лиц, которых я вам укажу, внимательно слушать их, доводить до их сведения ту информацию, которая выгодна администрации президента в частности, и Соединенным Штатам вообще… Вы будете влиять на принятие Советами нужных нам решений! Короче говоря, вы будете выступать в роли посла США в Москве по особым поручениям. Вас устраивает такой статус?

– Боже праведный, ну, конечно же! Простите, можно задать один вопрос?

– Разумеется…

– А кто кроме вас будет знать, что я посол по особым поручениям?

– Никто, кроме моего заместителя!

Даллес и Хаммер пожали друг другу руки, и последний был зачислен в разряд особо засекреченных ценных агентов под псевдонимом «Оракул».

Поразмыслив, Хаммер сделал для себя вывод, что связь сначала с ФБР, а затем с ЦРУ ему на руку – ведь в обоих ведомствах он числится как сверхценный агент влияния, а раз так, то все проворачиваемые им махинации как с русскими сокровищами, так и на нефтяном рынке автоматически становятся секретными – не станут же кураторы, то есть руководство ЦРУ, подставлять члена своей «семьи»!

В таком ключе шпионосессия Хаммера длилась почти два десятилетия.

* * *

Аллен Даллес и сменившие его директора Управления – Хаммер находился на связи только у первых лиц ЦРУ – торжествовали: «Оракул» поставлял поистине бесценную информацию.

Так, в 1970 году, вернувшись из очередного вояжа в Москву, агент сообщил директору ЦРУ Ричарду Хелмсу, какие указания давал Кремль Анатолию Добрынину по поводу его позиции на переговорах об ограничении вооружений и о том, до каких пределов СССР может уступить на переговорах об ОСВ-1.

Позже «Оракул» представил подробную справку о нарастающих разногласиях между генеральным секретарем ЦК КПСС Леонидом Брежневым и председателем Совмина Алексеем Косыгиным по поводу отношений СССР с США.

Администрация президента Никсона мгновенно отреагировала на поступившую от агента информацию и по согласованию с премьер-министром Канады Пьером Трюдо немедленно направила Косыгину приглашение посетить Соединенные Штаты и Канаду осенью 1974 года.

Там ему были оказаны, во-первых, королевские почести, а во-вторых, ему было недвусмысленно заявлено, что Запад делает ставку только на него и на проводимые им реформы. О переговорах с Брежневым и речи не шло…

…Хаммер был частым гостем в Госплане СССР, поэтому неудивительно, что совершенно секретные сведения о быстро сокращающихся запасах нефти на месторождениях в Волжско-Уральском регионе стали достоянием ЦРУ.

Этой информацией «Оракул» не только снабдил своих работодателей из Лэнгли, но и использовал ее с большой выгодой для родной «Оксидентал петролеум», спровоцировав «энергетический кризис» и повышение цен на бензин в Западной Европе и США.

На правах почетного гостя Хаммер неоднократно участвовал в застольях, устраиваемых в хлебосольных домах членов Политбюро, где присутствовали не только партийные бонзы со Старой площади, но также руководители союзных министерств и даже генералы из центрального аппарата Лубянки.

Из отдельных неосторожных высказываний сановных гостей, свидетелем которых был американец, прекрасно владевший русским языком, ему несложно было делать далеко идущие выводы. И он их делал!

Обо всем подслушанном «Оракул» подробно информировал шефа Лэнгли. В частности, представил Хелмсу исчерпывающую информацию о нарастающих разногласиях между СССР и КНР.

В США мгновенно отреагировали на поступившие от агента сведения: президент Ричард Никсон и его помощник по национальной безопасности Генри Киссинджер немедленно вылетели в Пекин для переговоров с руководством Китая.

Деятельность Хаммера на ниве шпионажа в пользу США щедро вознаграждалась. Зная пристрастие «Оракула» к драгоценностям, и особенно к старинным картинам, ЦРУ не скупилось на их приобретение. «Малая Грановитая Палата» Хаммера регулярно пополнялась новыми шедеврами.

И НА СТАРУХУ БЫВАЕТ ПРОРУХА

Среди самых примечательных парадоксов биографии Хаммера – привлечение его к уголовной ответственности по делу, связанному с процессом ХХ века – Уотергейтом. Он был обвинен в незаконном переводе нескольких миллионов долларов на счет республиканской партии, надеясь на выгоды, которые в будущем могли последовать для него как бескорыстного жертвователя.

«Оракул» бросился за помощью к своему оператору – директору ЦРУ, – но тот лишь развел руками: судебная власть в США не подвластна даже президенту, не говоря уж о ЦРУ. Тогда Хаммер решил бороться в одиночку.

Поначалу он начисто отрицал сам факт перевода денег в кассу республиканцев. Прием, однако, не сработал, а суд навесил ему новое обвинение – преднамеренный обман правосудия.

Адвокат настоятельно рекомендовал Хаммеру признать за собой первую вину: незаконную передачу денег в фонд республиканской партии, чтобы снять второе обвинение: лжесвидетельство суду, которое, по американскому законодательству, является еще более серьезным обвинением, чем первое.

Когда судья Лоренс Лидик огласил главные пункты обвинения, Хаммер прошептал: «Виновен».

После этого признания суд счел возможным снять другие пункты обвинения – преднамеренное лжесвидетельство и неуважение к суду. Приговор гласил: «$3 тысячи штрафа и один год условного осуждения».

И хотя приговор был, по существу, символическим, но он лишал Хаммера возможности реализовать мечту всей его жизни – стать нобелевским лауреатом, так как, по этическому регламенту Нобелевского комитета, лица, осужденные по уголовным статьям, кроме правозащитников и диссидентов, к конкурсу не допускались.

ПОДГОТОВКА К ВОЗВРАЩЕНИЮ В ХРАМ ВСЕВЫШНЕГО

12 октября 1990 года, когда позади Арманда Хаммера остались девяносто прожитых лет, рентген показал, что он поражен неизлечимым видом рака.

Медик по образованию, он отдавал себе отчет о фатальном характере обрушившейся на него хвори. Тем не менее упорствовал, уповая на чудодейственное снадобье, которое ему доставляли из джунглей Мексики.

В какие-то моменты казалось, что снадобье проявляет свою волшебную силу – болезнь отступала, и жизненная энергия вновь возносила Хаммера на привычную ему высоту. Но вскоре стало очевидно, что высота эта последняя, и с нее произойдет окончательное падение.

Поняв это, Хаммер объявил родным, что возвращается к традициям праотцов, в храм Всевышнего, который завещал, что отрок по достижении 13 лет превращается в «сына заповеди» и должен быть подвергнут обрезанию.

Когда раввины указывали Хаммеру, что решение принято с непоправимым опозданием, он отвечал: «Праотец Авраам подверг себя обрезанию в 99 лет, а мне лишь 92 года…»

…Под руководством раввинов спешно шли приготовления к последнему торжественному акту жизни Арманда Хаммера – бар-мицве (обрезанию), запоздавшей на 79 лет.

Всё было расписано, раввины отрепетировали каждое свое слово, кое должны были бы адресовать 13-летнему отроку, вступающему на ролях «сына заповеди» и «мужа обязанностей», в жизнь.

Посвящение должно было состояться 11 декабря. Однако за день до этого, 10 декабря 1990 года, Арманд Хаммер в последний раз глянул на окружавшую его реальность и отбыл в мир иной.

…Бар-мицва по установленному ритуалу была совершена над усопшим Хаммером на следующий день.

Отрока Арманда Хаммера сыграл актер, которому было придано сколь возможно сходство с покойным, который, по понятным причинам, не мог присутствовать на собственном обряде обрезания.

…Даже уйдя в мир иной, Арманд Хаммер не переставал преподносить сюрпризы.

Когда вскрыли его завещание, то оказалось, что единственным наследником он назначил своего сына Юлиана, которому оставил целых… 15 тысяч долларов. Оскорбившись, тот не явился на похороны отца, как и большинство других родственников, в такой же степени уязвленных и обманутых покойным.

Но самый большой сюрприз ожидал окружающих впереди.

Когда воедино были сведены дебет с кредитом, то оказалось, что Арманд Хаммер должен государству и кредиторам сумму, в два раза превышавшую ту, в которую могло быть оценено все его имущество, включая «Малую Грановитую Палату»!

Оказалось, вся жизнь Хаммера прошла под лозунгом Пабло Пикассо: «Не важно, друг мой, станешь ли ты миллионером. Главное – жить как миллионер…»

* * *

«Действительно, прав был генерал, назвав материалы о деятельности Хаммера Евангелием, – подумал Казаченко, закрывая пресс-бюллетень, – изложено достаточно убедительно. Чувствуется, что автор, или авторы, поднаторели в очерковом жанре…

Однако, – Олег посмотрел на часы, – пора приниматься за справку. Не исключено, что она представляет собой еще одно бытописание, ибо генерал Крючков, став председателем КГБ, оценивает сотрудников не за оперативную смекалку и качество заведенных дел, а за умение преподнести “воздушный шарик” в красивой обертке.

Забыл, ох, забыл наш председатель, что разведчики и контрразведчики – не бюрократы. Их основное предназначение – не написание бумаг под грифом “секретно”, а добывание секретов! А ведь многие мои сослуживцы преуспели и возвысились, имея бойкое перо вместо оперативного дара. Н-да… Как сказал бы Козлов: “чудны дела твои, Господи!”..»

Глава пятая. Золотая рыбка из-за железного занавеса

ШПИОНЫ «СДАЮТ» ШПИОНОВ

1 августа Гарднер Гас Хэтэуэй, начальник отдела контрразведки ЦРУ, получил срочную телеграмму из Парижа.

В то утро в американское посольство явился Виталий Юрченко и объявил о своем желании работать на Соединенные Штаты. Его хорошо знали в Лэнгли, так как он занимал должность заместителя начальника отдела внешней разведки КГБ, занимавшегося разработкой американских разведчиков. Ничего себе улов. Госпожа Удача нечасто балует «охотников за головами» – вербовщиков, – к какой бы спецслужбе они ни принадлежали!

В тот же четверг, поздно вечером, Хэтэуэй получил еще одну телеграмму из парижской резидентуры ЦРУ. Юрченко сообщил, что в 1984 году в Вене некий американец вступил в контакт с сотрудниками местной резидентуры КГБ и передал имена нескольких русских, поставлявших информацию ЦРУ. Сам Юрченко никогда не встречался с этим американцем, но знал, что некоторое время тот работал в Управлении и был неожиданно уволен во время подготовки к работе в Москве.

Никогда не терявший самообладания Хэтэуэй, поняв, что речь идет об Эдварде Ли Говарде, грязно выругался и со словами: «Этого ублюдка надо обезвредить, пока он не натворил новых бед!» – схватил трубку прямой телефонной связи с директором ЦРУ Уильямом Уэбстером.

В ходе последующих допросов перебежчик сделал ряд сенсационных заявлений. ЦРУ не могло не поверить ему, ибо никогда не получало сразу столько ценной информации из одного источника. Он не мог быть «подставой», – решили в руководстве Управления, – по одной лишь простой причине: КГБ никогда бы не решился одновременно рассекретить такое количество своих тайн.

Кроме прочего, Юрченко рассказал о так называемой «шпионской пыли» – химикате, распыляемом в машинах сотрудников посольства США в Москве.

Препарат невозможно обнаружить без специальных приборов. Оставаясь в виде микроскопических частиц на коже и одежде даже после воздействия на них воды и пара, он помогал сотрудникам КГБ выявлять связи американских разведчиков среди советских граждан.

Например, если сотрудник московской резидентуры ЦРУ хотя бы раз подвозил своего источника на машине, на нем в течение нескольких месяцев оставались следы спецвещества.

* * *

По распоряжению шефа ЦРУ Юрченко поселили в живописнейшем уголке Вашингтона с прудом и сосновым лесом, в комфортабельном двухэтажном особняке с прислугой. Ему было обещано, что по завершении допросов он получит его в личное пользование.

Кроме того, Управление назначило перебежчику пожизненное жалованье в размере 70 тысяч долларов в год, разумеется, при ежегодной индексации с учетом инфляции.

На одном из допросов экс-кагэбэшник признался американцам, что основная причина его побега заключается в том, что он влюбился по уши в некую Валентину, жену советского дипломата, работающего в Монреале.

Последние два года их роман развивался хотя и поступательно, но довольно неравномерно, по причине редких эпизодических встреч. Вместе с тем Юрченко заявил, что между ним и его избранницей якобы имеется договоренность, что, как только он устроится в Соединенных Штатах, она тут же бросит мужа и переедет жить к нему.

– Если хотите, я прямо от вас позвоню ей домой. Ее муж сейчас, скорее всего, на службе в посольстве и она может говорить, не боясь! – воскликнул Юрченко и, потеряв над собой контроль, потянулся к личному аппарату Хэтэуэйя, в кабинете которого и проводились допросы.

Американец по достоинству оценил лихорадочный взгляд собеседника:

– Да-да, пожалуйста, звоните! Аппарат в вашем распоряжении…

– Алло, Валюшенька, это я… Да-да, уже в Штатах! Я смогу за тобой приехать? Что? Не расслышал, повтори! Через три-четыре дня?

Закрыв трубку ладонью, Юрченко, подобострастно заглядывая Хэтэуэйю в глаза, спросил:

– Я могу, с вашего разрешения, съездить за своей… за своей подругой в Монреаль дня через три-четыре?

– Нет проблем!

– Алло, Валюшенька, значит, давай договоримся так: начиная со следующей среды, каждый вечер в семь часов, напротив твоего дома у ресторана McDonalds. Хорошо? Ну, целую тебя всю! Остаюсь твоим… До скорой встречи!

Положив трубку, Юрченко стал с жаром благодарить Хэтэуэйя за оказанную любезность.

– Не стоит благодарностей, все мы люди и должны помогать другу другу! – просто ответил хозяин кабинета.

– Нет-нет, мистер Хэтэуэй, вы недооцениваете вашу помощь и проведенный вами курс лечения со… мной! Вот уже три ночи кряду мне снится один и тот же сон… Я сижу один-одинешенек в московской квартире моей возлюбленной и смотрю на все те цветы, которые я когда-то, в дни наших свиданий, дарил ей. Большинства цветов уж более нет, от них остались одни голые стебли, сухие и жалкие… От других, вянущих, исходит запах тлена. Если вянущие цветы пахнут тлением, это воспоминание о том времени, когда они цвели и благоухали. Мертвые цветы – они, как призраки. Мертвые, они притворяются живыми…

Вот так я и сидел, как вдруг распахнулась дверь и в комнату робко вошла Валентина. Я очень удивился, даже испугался: ведь мы никогда не встречались так поздно, после наступления сумерек. Обычно мы встречались с нею в течение рабочего дня. Моего и ее мужа. Валентина никогда не работала, да и неженское это дело – работать где-то от звонка до звонка…

Я, отпросившись у начальства якобы на явку с особо ценным агентом, мчался на своих «жигулях» из Ясенево на улицу Академика Пилюгина, где проживала Валентина, чтобы на два-три часа отдать свою душу и тело той, что стала дороже всех женщин земли…

Надо сказать, что Валя – удивительная женщина! Не знай я, что ее муж дипломат, я бы подумал, что он из контрразведки. Ибо те знания и навыки, которыми владела Валентина, обычно женщины постигают, прожив несколько лет под одной крышей с мужем-контрразведчиком…

За несколько часов моего пребывания у нее в квартире она через каждые двадцать-тридцать минут под каким-нибудь естественным предлогом названивала мужу на службу, чтобы удостовериться, что он по-прежнему там, а не стоит у входной двери, ожидая, когда я вырвусь из ее объятий…

А что вы думаете? Валя говорила мне, что однажды уже имела один такой малоприятный опыт по ликвидации любовного треугольника. Треугольник, который едва не стоил ей развода, когда муж застал ее прямо в постели с любовником…

С тех пор она сказала себе, что звонок на службу мужа каждые двадцать-тридцать минут и знание точного места его пребывания, стоит гораздо дороже всех тех ласк, которые она сможет получить за то же время, но находясь в полном неведении о перемещениях своего мужа…

Заранее согласен с вашим возможным выводом, что Валентина – женщина весьма практичная и даже прагматичная! – все более распаляясь, заключил Юрченко. – Но вы знаете, мистер Хэтэуэй, сердцу не прикажешь, я полюбил такую, какую встретил, и другой для себя не мыслю… Впрочем, и она тоже…

* * *

– Виталий, – спокойно произнес Хэтэуэй, – так чем закончился сон, который, судя по вашим словам, уже третью ночь не дает вам покоя?

– Ах, ну да, конечно! Извините!

Юрченко вскочил со стула, снова сел, снова вскочил.

– Да! Так вот, в комнату, где находился я и увядшие цветы, входит Валентина. В руке у нее букет свежих цветов, что само по себе удивительно!

Дело в том, что всякий раз, когда я преподносил ей цветы, она в шутку заявляла мне буквально следующее: «Виталий, ты не умеешь жить, ты – мот и транжир! На деньги, потраченные тобой на цветы, ты давно бы мог купить мне несколько пар роскошных домашних тапочек, а ты всё продолжаешь таскать мне охапки роз, гвоздик, лилий! Через два-три дня вся эта красота превратится в никчемную солому, а тапочки останутся, понял, дурачок?!»

Не говоря ни слова, Валентина подошла к письменному столу, за которым я сидел, и положила передо мной принесенный ею букетик сирени.

Сразу после этого она стала выхватывать изо всех ваз, кувшинов, горшков и бокалов увядшие цветы, которые, оказывается, она хранила всё это время, хоть и называла их никчемной соломой…

Мне показалось, что меня ударили прямо в сердце, но я ничего не мог сказать… И когда я пытался встать и схватить Валентину за руку, она, смеясь, смотрела на меня. В ее руке – увядшие цветы. Она подходит к окну и просто выбрасывает их вниз. У меня такое чувство, точно я должен последовать за ними…

Но останавливает меня присутствие всё той же Валентины, моей любимой! Она подходит ко мне, держа в руках маленький букетик сирени, гладит меня цветами по лицу.

Какой живительный аромат, мягкий, освежающий! Я хотел бы всем лицом зарыться в этом букетике, как вдруг внутри него мне чудится запах тлена! Что за черт, откуда же он может взяться, ведь цветы – только что срезаны?!

Однако тяжелый дух тлена, даже уже не просто тлена, а гнилостный запах самой настоящей покойницкой, полевого лазарета, коек этак на сто, начинает душить меня во сне, и я каждый раз на этом месте просыпаюсь!..

Юрченко вскочил с кресла и, застыв в ожидании, неотрывно смотрел на Хэтэуэя. Американец быстро сообразил, в чем кроется причина поведения пришельца из-за железного занавеса.

– Забавный сон, мистер Юрченко!.. Интересно, что бы по его поводу сказал вам Зигмунд Фрейд?.. И хотя я не разделяю его теорий, тем не менее полагаю, что в любом случае вам надо, не откладывая, выехать в Канаду… И не просто повидаться с вашей избранницей, а склонить ее к переезду сюда…

– Но ведь она обещала, у нас же с ней всё оговорено, как вы не понимаете, сэр?!

– Если уж мужчины слабы, что уж говорить о женщинах?..

Как-то уж очень неопределенно ответил на страстный выпад собеседника Гас Хэтэуэй.

НЕУДАВШЕЕСЯ СВИДАНИЕ

17 сентября Юрченко «сдал» экс-сотрудника Агентства национальной безопасности Рональда Пелтона. Вслед за этим перебежчика в порядке поощрения вместе с пятью телохранителями из ФБР нелегально переправили в Монреаль, чтобы он увез свою возлюбленную в Штаты.

Вечером 19 сентября Юрченко предпринял вторую попытку встретить свою возлюбленную в назначенное время в обусловленном месте.

Ждал уже час. Сердце билось так сильно, что порой ему казалось, что он забывает дышать. Тогда он глубоко втягивал в себя воздух, но чувства облегчения почему-то не испытывал…

Вчера, как это было обусловлено в телефонном разговоре из Вашингтона, Валентина так и не вышла к ресторану McDonalds. Хотя все окна квартиры Валентины на шестнадцатом этаже светились огнями. Что с того, что спущены шторы? Свет-то сквозь них всё равно пробивается, значит, там кто-то есть! Да и не кто-то гипотетичный – нет! Вполне конкретный человек – Валентина… Может, что-то случилось?

Около 20.00 Виталий из автомашины своих телохранителей позвонил ей в квартиру. Трубку поднял муж. Голос у него был явно простуженный. А может, он напился до потери пульса, придя с работы?

* * *

«Вот тебе, Виталий, и разгадка, почему Валентина не может выйти из дому: ее не выпускает муж! – чертыхнулся Юрченко и бросил трубку. – Если этот балбес решил, что я буду дожидаться, пока он выздоровеет или отрезвеет, то очень заблуждается… Пассивную роль я предоставляю другим, сам же предпочитаю вести себя максимально активно и наступательно. В случае необходимости у меня есть устная санкция интеллектуала Хэтэуэя использовать по своему усмотрению этих “костоломов” из ФБР… И тогда держись ты, больной или хмельной, уж и не знаю, как тебя правильно назвать! Вломят тебе так, что сразу выздоровеешь или отрезвеешь. Впрочем, до этого, будем надеяться, дело не дойдет…»

* * *

На следующий вечер история повторилась до мелочей.

Снова было часовое ожидание и разглядывание подсвеченных штор в квартире Валентины.

Снова звонок из машины фэбээровских стражей.

Снова в трубке голос то ли пьяного, то ли простуженного мужа! Но где, черт возьми, сама Валентина, вот в чем вопрос?!

Юрченко посмотрел на часы. Стрелки показывали четверть девятого.

«Самое ужасное, что к Валюше никак не проникнуть: послать никого нельзя – это ничего не решит, мне нужна только личная встреча с нею. Самому идти – нелепица чистейшей воды. Как на виду у живого мужа уводить его законную жену?! А так хотелось сразу, с наскоку да с налету умыкнуть в полон любимую. Тем более, что ведь согласная она! Ан нет, видно, судьбе угодно испытать меня еще раз…

Остается одно – ждать! Весь вопрос – сколько? А что, если и сегодня вечером Валентина не сумеет покинуть дом из-за своего мужа? В таком случае ждем еще полчаса, а затем идем на приступ! Почему бы не использовать наличие фэбээровских удостоверений в карманах моих телохранителей, чтобы проникнуть в дом, а затем в квартиру Валентины? Пусть немного поработают на меня эти бравые ребята, а то видишь ли, засиделись они от безделья…

А может, у Майкла, старшего наряда, на этот счет есть какие-то совершенно определенные инструкции? Ну, скажем, не приближаться к квартире моей подруги менее чем на 100 ярдов, или что-нибудь в том же роде? Вряд ли! Так же, как и наши “топтуны”, американская “наружка” зачастую работает, прислушиваясь к гласу собственного инстинкта самосохранения, а не к предписаниям служебных инструкций. В общем, и там и здесь в службе наружного наблюдения служат очень рисковые ребята, которым палец в рот не клади – откусят вместе с мошонкой!

Так, стоп! В эфире появились какие-то новые, непривычные звуки. К чему бы это, уж не к изменениям ли в оперативной обстановке?»

* * *

В этот самый момент у высотного дома, где проживали сотрудники советской дипломатической миссии и члены их семей и где Юрченко со своими охранниками из ФБР устроил засаду, микроавтобус «скорой помощи». Разбрасывая снопы фиолетовых искр и повизгивая сиреной, он остановился у подъезда, из которого должна была появиться Валентина…

«А что, если?» – Юрченко не успел додумать, как ноги сами понесли его к автомобилю. На бегу он крикнул старшему наряда, Майклу, следовать за ним. Оказалось – нелишне.

Пока две женщины в белых халатах и молодой человек в цивильном костюме выясняли у консьержа, на каком этаже находится квартира 1617 и там ли живет Мирошник Валентина, 28 лет, Юрченко уже понял, что случилось нечто непредвиденное.

Его голова работала, как компьютер. Он шепнул Майклу, чтобы тот издали показал значок ФБР консьержу. Это сыграло свою роль, и Юрченко вместе с Майклом беспрепятственно вошли в лифт вслед за врачами. Оказавшись в кабине, он твердо решил «прокачать» молодого человека.

«Этот парнишка будет наверняка польщен вниманием прилично одетого белого джентльмена, говорящего на добротном английском. Вряд ли он откажется сообщить мне, что ожидает мою сестру! Помощь на дому, госпитализация, операция?»

– Простите, сэр, вы назвали номер квартиры и фамилию моей сестры, не так ли? С ней что-то случилось?

– Сэр, мне бы не хотелось вас огорчать, поверьте… Они… – Взмах руки в сторону женщин. – Врачи канадской специализированной «скорой помощи» на дому, выезжающие только в случаях суицида… А я – всего лишь переводчик… – наклонив голову к груди, выдавил из себя молодой человек.

Женщины в белых халатах, по возрасту годившиеся переводчику в матери или в бабушки, сосредоточенно молчали, опустив глаза.

– Как? Вы хотите сказать, что моя сестра…

– Не волнуйтесь, сэр, мы втроем работаем уже не первый год, понимаем друг друга по движению ресниц… Мы сделаем всё возможное, чтобы ваша сестра осталась на этом свете…

Юрченко от свалившейся на него неожиданности смешался, замолк и так съежился в углу, что стал даже ниже ростом.

– Чем же это она себя? – вклинился в разговор Майкл.

– Простите, сэр, а кем доводитесь пострадавшей в ы? – с вызовом ответил вопросом на вопрос переводчик.

Казалось, он готов был собственной грудью заслонить от непосвященных цель своего приезда в дом дипломатического корпуса, а заодно и показать, что лифт – не лучшее место для нарушения им клятвы Гиппократа.

В ответ Майкл резким движением выбросил вперед свой ведомственный жетон.

– А-а! – радостно воскликнул переводчик. – Так вы, значит, джи-мен из ФБР! Что ж, мы подготовим для вас письменное заключение… То есть еще одну копию…

– То-то же! – удовлетворенно крякнул Майкл и похлопал Виталия по плечу. – Всё будет в порядке, старина! Этим чертям я почему-то верю… Они очень постараются!

Лифт, достигнув 16-го этажа, остановился. Стоявшие у дверей Виталий и Майкл посторонились, пропуская врачей.

Подчиняясь какому-то неосознанному порыву, Юрченко двинулся было вслед за врачами, как тут же в дверях был остановлен рослым блондином в спортивном костюме. И хотя Виталий никогда не видел мужа своей подружки даже на фотографиях, он сразу понял, что перед ним именно он, трижды обманутый им Гоша.

– Думаю, что сегодня не время и не место навещать мою жену, Виталий!

– Как? Откуда вы меня знаете?! – Юрченко, будто ожидая удара, резко выбросил правую руку до уровня головы. Удара не последовало.

– Кто ж тебя, засранца, сегодня в этом мире не знает? Уж лучше бы не знали! Н-да… Ты же тот самый разведчик Юрченко, что добровольно в Париже предложил свои услуги ЦРУ, не так ли? Твоими фотографиями заполнены первые полосы всех западных газет… И который день кряду… Вот только наша пресса, как всегда, медлит… А между тем из-за таких вот уродов, как ты, люди на себя руки накладывают! Ты – зверь! Ты, вообще, зачем сюда прибыл, а?!

Майкл, услышав враждебную тональность в монологе блондина, поспешил оказаться между двумя молодыми людьми. На правах начальника личной охраны Юрченко он громко объявил последнему:

– Ни слова больше по-русски, только по-английски… Считай, Виталий, что это приказ!

Перед тем как войти в квартиру, Гоша пропустил сначала врачей, затем, обращаясь к Юрченко, злобно процедил сквозь зубы:

– Глаза б мои тебя не видели, но я слишком люблю свою жену… Она просила тебе кое-что передать, думая, что уходит навсегда… Ничего! Я всё сделаю, чтобы поставить ее на ноги и чтобы в будущем она более никогда не вспомнила о тебе, так и знай!.. Но это к делу не относится. Для меня ее желания святы, так что жди!

И Гоша с силой захлопнул за собой дверь.

* * *

– Он твой соперник, не так ли? Что он несет, чего добивается? – невозмутимо поинтересовался Майкл.

– Да, Майкл… Он – ее муж, а я… В общем, мы никак не можем решить, кто из нас двоих имеет больше прав на одну и ту же женщину, на Валентину… Сейчас он пообещал вынести что-то…

– Черт возьми! – гаркнул Майкл. – Вы, русские, готовы всё превратить в драму, в трагедию… Вы забываете, что мир постарел уже на двадцать веков только новой эры, время слез прошло, хватит! Пришло время зарабатывать деньги и тратить их на удовольствия… Надо жить вопреки всему и вся, а вы? Уже более семидесяти лет вы гоняетесь за каким-то призраком, который якобы когда-то бродил по дорогам Европы… Это ли не абсурд?! Несколько сот миллионов твоих сограждан уверовали в правоту ваших вождей и не покладая рук которое десятилетие кряду продолжают строить светлое будущее всего человечества… Причем это светлое будущее – настолько тонкая материя, что его, как выяснилось, не видно даже при ярком солнечном свете… У тебя, Виталий, разве это не вызывает каких-нибудь ассоциаций?

– Нет, как будто бы… А какие, по-твоему, ассоциации должны у меня появиться?

– Сказку Ганса Христиана Андерсена «Голый король» помнишь? В те времена, видишь ли, тоже нашлись прохиндеи, которые за приличные деньги вызвались создать королю нечто сказочное… Правда, в отличие от ваших идеологов, они не требовали семидесяти лет, но мошеннической сути их проделки это не меняет… Мошенничество и в том, и в другом случае налицо!

Ты сомневаешься, Виталий? Я готов доказать тебе, что это не сложнее, чем операция два плюс два – четыре! Ведь что мы наблюдаем в качестве итогов и первого, андерсеновского, эксперимента, и второго, русского? В итоге мы наблюдаем сплошную голь! С одной только, но весьма существенной разницей! Если у сказочника Андерсена весь народ был одет и лишь король ходил без порток, то у вас в России – наоборот. Ваши вожди сумели так заморочить вам головы, что вы, богатейшая страна мира, ходите нагишом! Это ли не парадокс? Если я не прав, Виталий, поправь меня…

– Ну почему же, Майкл? Твою правоту я разделяю полностью, потому-то я и решил уйти к вам…

* * *

Дверь распахнулась и в проеме показалась рука Гоши, протягивающая стопку газет.

Газеты были брошены под ноги Юрченко, но разлетелись во все стороны.

Виталий, предполагая, что в газетах может находиться личное послание Валентины, не поленился нагнуться и, ползая на корточках, собрал газеты.

И послание нашел-таки! Обыкновенный листок из ученической тетради, на котором Валентина почти печатными буквами вывела:

«Виталик, я любила тебя, но после того, что ты сделал, я не могу больше жить. Мне стыдно, что я верила в построение совместного с тобой, нашего счастья, в возведение нашего дома, где будут только твои цветы и наши общие дети…