Электронная библиотека » Игорь Экономцев » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 8 апреля 2014, 13:27


Автор книги: Игорь Экономцев


Жанр: Религия: прочее, Религия


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Итак, архиепископа интересовало состояние здоровья патриарха. Для никодимовцев, так же как и для патриаршего окружения, это был больной вопрос.

– Что вам сказать? – промолвил я. – Мне известно лишь одно: пребывание в Карловых Варах не пошло на пользу святейшему. Он и не хотел туда ехать, но «иже с ним» настояли: не упускать же такую возможность! И вот результат. Впрочем, диабет – непредсказуемая болезнь. Все может разрешиться очень быстро, но патриарх может прожить и пять, и десять лет. Кстати говоря, сейчас ему легче.

– Вы не подумайте, что я желаю ему смерти, однако факт есть факт, это позорнейший понтификат в истории нашей Церкви, и единственная услуга, которую он мог бы оказать ей, так это уйти на покой.

– На покой он не уйдет. И дело даже не в нем. Есть влиятельные силы, заинтересованные в том, чтобы понтификат, который вы назвали позорнейшим, продолжался как можно дольше.

– Знаю, знаю и должен вам сказать, что власти совершают непростительную ошибку, делая ставку на таких людей, как Пимен. Безусловно, их легче держать в руках, ими легче управлять. Но ведь положение в стране может измениться, выйти из-под контроля. Смогут ли тогда успокоить и повести за собой верующих архиереи и священники, скомпрометировавшие себя в их глазах? Они будут изгнаны из храмов и с епископских кафедр. Их место займут нетерпимые фанатики и демагоги. В Церкви и стране возникнет хаос. Вот что нам грозит. Митрополит Никодим это предвидел. Он хотел обновить, преобразовать Церковь в интересах самой Церкви и государства, но его не поняли. Его даже не попытались понять.

– Вы полагаете, – осторожно заметил я, – что Церковь можно преобразовать путем кадровых перестановок, осуществляемых сверху при содействии государства?

– Я понимаю, что вы хотите сказать: Церковь живет и преображается Духом Святым. В этом не может быть никаких сомнений. Но Церковь осуществляет свою спасительную миссию на этой грешной земле. И здесь нам приходится иметь дело не только со святыми избранниками Божиими, но и с такими людьми, как отец Иннокентий.

– Что же мешает вам, как правящему архиерею, освободиться от него?

– Это мой крест, отец Иоанн. Я виновен перед Богом и Церковью в том, что рукоположил его во диакона, а затем во иерея. Не сразу я распознал его, а когда распознал, было уже поздно. Он появился в кафедральном соборе лет семь назад. Прислуживал в алтаре, иподиаконствовал и, хотя не блистал умом и знаниями, был очень исполнителен. Быстро освоил церковную службу. Усердно молился. Одним словом, раб Божий. В храме возникла нужда в диаконе – он подал прошение о рукоположении. Каких-либо сомнений у меня не возникло: службу знает, усерден, скромен. Когда возник вопрос о рукоположении во священника, я уже заколебался – для того чтобы быть пастырем, нужно иметь иные качества, которых я у него не находил. Ситуация, однако, складывалась таким образом, что все предлагаемые мной кандидаты на вакантное место священника в кафедральном соборе отвергались уполномоченным. Кандидатура же отца Иннокентия прошла без звука. Тогда у меня впервые появилось подозрение, что он не так прост. Та же самая история повторилась при подборе кандидата на пост епархиального секретаря. Тут уж мне все стало ясно, но я оказался связанным по рукам и ногам. Мои попытки добиться его смещения ни к чему не привели. Нет никаких сомнений в том, что при постановке вопроса ребром – или-или – решение будет не в мою пользу. Передо мною встала мучительная проблема: имею ли я право уступать ему епархию? Поймите меня правильно. Я не хотел бы, конечно, перевода на другую кафедру и тем более удаления на покой. Дело, однако, в другом: имеем ли мы право уступать свое место таким людям, как отец Иннокентий? Думаю, что нет. И вот возникло чудовищное положение, когда я вынужден терпеть его присутствие рядом с собой, бессильный что-либо изменить. Скажу откровенно: у меня заранее портится настроение при мысли о необходимости ехать в епархиальное управление. Встреча с Иннокентием и даже простое упоминание о нем вызывают во мне отвращение… Как будто касаешься рукой чего-то скользкого, нечистого… Да простит меня Господь.

Гримаса брезгливости исказила лицо архиепископа.

– Я сделаю все возможное, – сказал он, – чтобы устранить его отсюда. Уверен, что и он не упустит своего шанса.

Все, что говорил архиепископ, мне было знакомо и понятно. Ситуация была патовая, тупиковая, типичная для нашей церковной жизни на всех ее этажах, где противостояние сторон парализовало всякую инициативу и волю к действию. Было ясно и другое: в этом противостоянии проявляла себя третья сторона, незримая и могущественная, к которой сходились все нити и которая была заинтересована в стагнации и параличе церковной жизни. Что же касается отца Иннокентия, то он был всего-навсего марионеткой, впрочем, так же, как и сам архиепископ. С этой точки зрения между ними не было большой разницы. Да-да, не было большой разницы между ограниченным карьеристом Иннокентием и образованным, умным, интеллигентным архиереем, который в нормальных условиях был бы хорошим, а может быть, даже очень хорошим епископом.

– Мое положение и положение моих собратьев, – продолжал архиепископ, – трагическое. Трагическое, отец Иоанн! И вы не во всем правы, когда нападаете на епископат. У меня нет сомнений в благородстве ваших помыслов. Но… будем откровенны…

– Будем откровенны, владыка.

– Я с глубоким интересом прочитал вашу статью о Симеоне Новом Богослове, ту самую статью, которая переполнила чашу терпения синодалов. Я прочитал ее с жадностью, залпом. И когда читал, меня разрывали противоречивые чувства. Мне было ясно, что, обратившись к истокам, вы стремитесь найти ответ на вопросы нашего времени. Но меня смутило другое: ваш исторический анализ был очень похож на мистификацию. Слишком прозрачны намеки на современность. Статья читалась как памфлет. В самом деле:

«Патриархи! Если вы не друзья Бога, Не сыновья Его, Не боги по благодати, Отступите тогда от престола!»

Яснее сказать невозможно. Цитирование Симеона Нового Богослова никого не введет в заблуждение. Наоборот, оно придает особую весомость вашему призыву не к абстрактным патриархам, а к конкретному Первосвятителю, Пимену Извекову. Тут я с вами солидарен. Но вы идете дальше. Опять же, ссылаясь на преподобного Симеона, противопоставляете церковной иерархии старчество, противопоставляете харизматический дар, полученный непосредственно от Бога, благодати, передаваемой через рукоположение. Если эту мысль довести до логического конца, Церковь как организация оказывается ненужной для спасения.

– Что значит, владыка, «до логического конца»? Если следовать законам формальной логики, церковное учение легко свести к абсурду. Я священник, призванный заботиться о спасении душ вверенной мне паствы. И как таковой, я могу выполнять свою миссию только в церковной общине, в Церкви. Для меня очевидно также, что Церковь, являющаяся сообществом братьев во Христе, должна вместе с тем иметь определенную иерархическую структуру. Я не противопоставляю спасение посредством индивидуального подвига спасению через общую молитву. Дело в другом, владыка. Мы оба видим, что наша Церковь находится сейчас в критическом положении. Она нуждается в оздоровлении. Это бесспорно. Но каким путем? Вы считаете, что оздоровить ее можно путем реформ сверху, с помощью нынешней иерархической структуры. Я в такую возможность не верю. Более того, я думаю, что одними человеческими усилиями из той зловонной ямы, в которой мы оказались, уже не выбраться. Будем уповать на милость Божию и на Его святых избранников. Вот откуда у меня такой интерес к старчеству.

– Где они, отец Иоанн, наши святые избранники? Где те святые старцы, на которых вы уповаете?

– Что мы можем знать, владыка, о Духе Святом, который дышит где хочет и когда хочет? Бог весть, может быть, и есть уже такие святые избранники, но только мы не знаем о том.

– А если нет? Будем ждать их появления?

– Будем ждать и молиться. И будем действовать. В конце концов, каждый христианин – божественный избранник. Все мы избранники и отличаемся друг от друга лишь своеобразием харизматических даров. Но каждому дан этот божественный дар, и по неизреченной милости Божией дан в изобилии, в большей степени, чем мы можем вместить. И от нас зависит – принять его или отвергнуть, а если принять, то в какой мере.

– Все это так, отец Иоанн, все это так… Только вот в обыденной жизни не так-то просто отличить пророка от лжепророка, божественную харизму от отраженного сияния падшего ангела. Бриллиант от искусной подделки может отличить ювелир, но обычному человеку легко в этом обмануться.

– Я верю во внутреннее чутье народа. В конечном счете оно безошибочно.

– В конечном счете! А не в конечном счете? Разве народ не требовал распятия Христа? Разве история двадцатого века не представляет собой пандемию чудовищных заблуждений? Да ведь вы и сами прекрасно это понимаете. Взять хотя бы вашу злополучную статью. Вы в ней обронили одну любопытную мысль, обронили как будто случайно, хотя в действительности обдумывали ее очень долго. Те несколько фраз, в которых выражена она, выделяются в вашей хорошей по стилю статье изумительной филигранностью формы, особой тщательностью отделки. Вам хотелось закамуфлировать их смысл от оппонентов, сделав его предельно ясным для своих единомышленников. Сложная задача! И вы с нею справились виртуозно. Вас не поняли те, кто не должен был понять, но зато понял Никита Струве, к которому каким-то образом попала она и который опубликовал ее в своем журнале. А вот тогда начали анализировать в ней каждую фразу те, другие. И постепенно им открылся смысл вашей концепции. И какой концепции! Вы улыбаетесь?

– Теперь только мне все стало ясно.

– Что ясно?

– Почему я еду в Тмутаракань, то бишь в Сарск.

– В самом деле? А до этого не догадывались? Неужели вы думали, что виной всему филиппики, заимствованные у Симеона Нового Богослова? Окружение патриарха и синодалы реагировали на них довольно болезненно. Но не настолько же! И к тому же формально придраться было очень трудно. Тут вы ловко прикрылись преподобным Симеоном. А вот что касается главной идеи, то она изложена от имени автора. В изысканной пастернаковской форме вы поставили вопрос о том, почему наш народ, который называли наихристианнейшим и богоносным, поддержал атеистическую вакханалию в России. Вопрос не новый, можно даже сказать – дремучий. На него отвечал и протоиерей Георгий Флоровский, и отец Александр Шмеман. И мнение их стало почти общепринятым, мнение такое, что не был наш народ ни богоносным, ни наихристианнейшим, что под покровом неукоренившегося христианства в его душе бушевали языческие страсти, которые и вырвались наружу, когда с них были сняты вериги. Все логично и ясно и для власть имущих приемлемо. И вдруг вы опять о богоносности заговорили! Получается, что богоборческая вакханалия у нас случилась от того, что наихристианнейший народ оказался введенным в заблуждение идеями, на первый взгляд заимствованными у христианства, но на самом деле являющимися искусной подделкой. И далее следует вполне прозрачный намек на падшего ангела, диавола, лишенного дара творчества, способного лишь паразитировать на том, что создано Богом, извращая смысл Божьего замысла до противоположности, создавать бесплодные миражи, ведущие к гибели. И разве не понятно, почему оказался обманутым именно наихристианнейший народ? Благоразумный и прагматический Запад обмануть было труднее, и он на дьявольскую удочку не попался. Все закономерно. И если мы оказались жертвой диавола, то разве не ясно, кто был его орудием? Вы, отец Иоанн, только намекнули, только завесу приподняли, и глазам такая чертовщина открылась! Вот почему решили вас от греха подальше – в Тмутаракань. Но все это только к слову, к замечанию насчет того, что чутье народа в конечном счете безошибочно. Безошибочно оно постфактум, когда уже ко кресту пригвоздили, когда десятки миллионов невинных жертв закопали во рву. Так кто же призван тогда отличить бриллиант от подделки, пророка от лжепророков? Церковь и ее иерархия.

– Но способна ли на это наша нынешняя иерархия?

– С помощью благодати Духа Святого – да. Другого средства у нас нет.

– С помощью благодати? А если не будет ее? Если будет только попущение Божие?

– Тут мы уже бессильны…

– Значит, осудят пророка, не признав его за пророка? Значит, опять гвозди в живую плоть? Значит, опять десятки миллионов можно закопать во рву? Вы, владыка, говорили о народе, который требовал распятия, но ничего не сказали о первосвященниках, которые произнесли приговор. Поймите меня. Я не против церковной иерархии. Когда Священный Синод вынес свой вердикт «слушали – постановили» и направил меня сюда, я без ропота подчинился этому вердикту. Но для меня Церковь – это не поместная община, это Тело Христово. Это Вселенская Церковь, включающая в себя всех живущих ее чад, всех умерших и будущих ее членов, а также ангельский чин, Церковь, глава которой – Христос. Страшный Суд этой Церкви не имеет ничего общего с резолюциями Синода.

– Отец Иоанн, мы сейчас говорим не об этой Церкви…

– Да, мы говорим о земной поместной Церкви, которая управляется грешными людьми, которая может впадать в заблуждения и ересь и которая сегодня больна. Я глубоко убежден в том, что излечить ее синодальными постановлениями, согласованными с государственными властями и жрецами безбожной религии, невозможно. В этом была роковая ошибка и трагедия митрополита Никодима, и не только его одного.

Было видно, что архиепископ болезненно воспринял мои слова. Что ж, этого следовало ожидать. Он не сразу ответил мне, но ответил спокойнее и мягче, чем я ожидал.

– Вы максималист, – сказал он. – Вы принципиально не хотите идти ни на какие компромиссы. Но представляете себе, что было бы с нашей Церковью в двадцатые и тридцатые годы, если бы ее руководство стояло на ваших позициях, если бы митрополит Сергий не пошел на компромисс?!

– Было бы то же самое, только на компромисс пошел бы кто-нибудь другой.

– А если бы никто не пошел?

– Вот тогда, пожалуй, не было бы того, что было, и того, что есть. Впрочем, такое вряд ли возможно. Конформисты всегда существуют и будут существовать. Правда, конформисты конформистам рознь. Я могу понять людей, которым угрожает физическое уничтожение. Труднее мне понять компромиссы эпохи Хрущева, когда такая угроза ни перед кем уже не стояла.

Я хотел было сказать о современных компромиссах, но, вовремя спохватившись, сослался на эпоху Хрущева. Такой вираж, однако, мало что менял. Мысль моя была достаточно ясна. И я пожалел, что высказал ее. К тому же, подумал я, максимализм и конформизм всегда идут рядом. И не обязательно они должны противостоять друг другу. Разве не очевидно для меня, что в современных условиях церковная иерархия объективно не может не быть конформистской? Я осуждаю ее и не хотел бы быть на месте моего собеседника, но не означает ли это, что я просто отчуждаю свой конформизм, передаю его другим, поскольку мне так удобнее? Разве я перестаю от этого быть конформистом? И не поступает ли аналогичным образом мой собеседник, отчуждающий свой максимализм и втайне, может быть, заинтересованный в том, чтобы этот максимализм продолжал существовать где-то вовне! Странная ситуация!

– Простите меня, владыка, – произнес я. – Вопрос этот, по-видимому, намного сложнее… И говоря откровенно, я сам не такой уж максималист.

Архиепископ улыбнулся открыто и доверительно.

– Отец Иоанн, не напоминаем ли мы с вами параллельные прямые, которые пересекаются в бесконечности? У каждого из нас своя роль, но цели у нас одни.

Архиепископ положил руку мне на плечо.

– Вы знаете, – сказал он, – приглашая вас сюда, я имел в виду предложить вам остаться в епархиальном центре. Юридически вы направлены в мое распоряжение. Мысль о Сарске родилась в Совете по делам религий. Я мог бы попытаться уладить этот вопрос. Два дня в неделю вы были бы заняты на службе в кафедральном соборе, остальные дни – для ваших ученых занятий. Вы могли бы пользоваться моей библиотекой. Жилье вам найдем. Ну как, согласны?

Предложение архиепископа застало меня врасплох, Оно, конечно, было более чем заманчиво. Пять дней в неделю для ученых занятий! Об этом я мог только мечтать при моей академической нагрузке. И это звучало как чудо сейчас, когда я оказался в опале. Однако в тот же миг холодная отрезвляющая мысль пронзила меня: а чем я должен буду расплачиваться за такое благодеяние? Ведь в нашей жизни, за исключением самой жизни, ничто не дается даром. И хотя мой благодетель не выдвигает никаких условий, несомненно, из чувства благодарности я должен буду впредь вести себя так, чтобы не ставить его в затруднительное положение. Не предлагается ли мне в обмен на конформизм некое подобие «золотой клетки»? Это искушение. Изыди, сатана!

– Сердечно благодарю, владыка. Вы исключительно добры ко мне. И потому я прошу вашего благословения на служение в Сарске.

Архиепископ ответил не сразу. Он пристально взглянул на меня. Наши взгляды встретились. Мы без слов поняли друг друга, поняли до конца.

– Жаль, отец Иоанн. Предлагая вам остаться здесь, я руководствовался самыми благими побуждениями.

– Я не сомневаюсь в этом, владыка.

– Неужели вы думаете, что в Сарске будете более свободны? Обстановка там очень тяжелая. Приход разлагается. Власти добиваются его закрытия. В своих действиях вы будете связаны по рукам и ногам.

– Я буду ограничен в своих действиях, но не буду связан никакими обязательствами. По отношению к тем, кто будет противостоять мне, у меня не может быть никаких обязательств. Мы существуем в разных измерениях, в разных мирах.

– И все-таки мир один. В этом-то и трагедия.

– У каждого своя роль, владыка. Это вы сказали.

– Да, у каждого своя роль. Поэтому я не буду препятствовать вашему служению в Сарске, если это решение для вас окончательное и бесповоротное. И сказать откровенно, где-то в глубине души я даже завидую вам. Ну хорошо. – Тон архиепископа сразу приобрел деловой оттенок. – Поскольку решение принято, вам нужно посетить уполномоченного Совета по делам религий и пройти регистрацию. Эта процедура будет носить формальный характер. Ведите себя сдержанно, в дискуссии не вступайте. Уполномоченный – человек угрюмый и ограниченный. Бывший сотрудник КГБ. Подарки берет.

Архиепископ усмехнулся, из чего я заключил, что подарки тот берет не только «борзыми щенками».

– От меня он получает достаточно, – без обиняков заявил архиепископ, – но я вам все-таки дам для него какой-нибудь сувенирчик, без этого с ним разговаривать очень тяжело: уж очень угрюм.

Архиепископ хитро подмигнул мне.

– Ничего, ничего, с ним можно иметь дело. Кое-какие вопросы он помогает мне решать. К сожалению, мало что от него зависит. Руководство обкома занимает в отношении нас очень жесткую позицию. И все-таки наши областные вожди – либералы по сравнению с отцами города Сарска. Вы скоро это почувствуете. Вам придется зарегистрироваться в местном совете. Там есть некий Валентин Кузьмич… Загадочная личность! – Владыка похлопал себя пальцами по плечу, давая понять, что Валентин Кузьмич хотя и не в военной форме, но с погонами. – Так вот, он вашего предшественника, отца Василия, в бараний рог скрутил. Будьте предельно внимательны и осторожны. Ну, кажется, все вопросы мы обсудили. Теперь можно и чайку попить.

Мы вернулись в резиденцию. В отделанном розовым мрамором трапезном зале для нас двоих уже был накрыт стол. Чаю, которым обещал попотчевать меня архиепископ, предшествовали роскошные овощные и рыбные закуски, черная и красная икра, рыбная солянка, шашлык из севрюги, фруктовый салат и мороженое. Обслуживали нас четверо одетых в подрясники молодых людей, бдительно наблюдавших за каждым нашим жестом и готовых в любой момент исполнить малейшее наше желание. За «чаем» никаких серьезных разговоров мы не вели. Ясно было, что в таких помещениях и стены слышат.

После «чая» архиепископ позвонил уполномоченному и договорился о моем визите к нему. Он вручил мне красиво упакованную коробку и пояснил:

– Коньячок для уполномоченного. А это для вас. Здесь десять тысяч. Я не знаю, в каком состоянии вы найдете храм, ведь он пустует уже более полугода. Здесь же документы о назначении на приход. Ехать к отцу Иннокентию вам теперь нет необходимости.

– Спасибо, владыка.

– Не за что. Да хранит вас Господь.

– Владыка, у меня есть к вам одна просьба. В епархиальном управлении сейчас находятся ходоки из какого-то отдаленного села вашей епархии. Они добиваются открытия храма. Примите их.

Архиепископ тяжело вздохнул.

– Хорошо, – сказал он. По его глазам я понял, что он примет ходоков, и не только примет, но сделает все возможное, чтобы помочь им.

Получив благословение архиепископа, я на епархиальной машине отправился к уполномоченному. Его управление размещалось в квартире (не знаю, сколько там было комнат) старого дореволюционного дома. Секретарь сразу же провел меня к нему в кабинет. Там за письменным столом сидел стриженный ежиком угрюмый человек лет шестидесяти. На нем был довоенного покроя темно-синий костюм в полоску и синий галстук в горошек, как у Ленина. При моем появлении он, естественно, не встал, не сделал ни малейшей попытки улыбнуться и сразу же бросил пристально-тоскливый взгляд на коробку в моей руке.

– Садись, – сказал уполномоченный. – Как звать-то?

– Иеромонах Иоанн.

– Эти финтифлюшки ты оставь для себя. Как звать тебя по-настоящему? Фамилия? Имя? Отчество?

Памятуя мудрый совет архиепископа не вступать с уполномоченным в дискуссии, я назвал и то, и другое, и третье.

– Вот это уже по-нашему, – произнес уполномоченный, продолжая с тоскою глядеть на коробку.

Видя, как он мучается, я поспешил освободиться от коробки.

– Это вам… небольшой сувенир.

– Благодарствую! – рявкнул уполномоченный, поспешно схватил коробку и поставил ее к себе под стол. И хотя в лице его я не увидел ни благодарности, ни малейшего просветления, обстановка в кабинете как-то разом вдруг разрядилась.

– Так чего, решил все-таки в Сарск ехать? Архиепископ предлагал тебе здесь остаться?

– Предлагал.

– Отказался?

– Отказался.

– Ну и дурак. Архиепископ к тебе всей душой. Несколько раз мне звонил. Ученый человек, говорит. А что толку от твоей учености? Одни неприятности, наверно. Разве не так?

– Так.

– В последний раз спрашиваю: едешь в Сарск?

– Еду.

– Много дураков видел, но такого впервые!

Уполномоченный принялся писать какую-то бумагу, а пока он писал, я окинул взглядом кабинет. По всем его стенам стояли застекленные шкафы, и в каждом из них папки с делами, в которых, наверное, вся подноготная жизнь епархии. В одном из этих шкафов будет теперь красоваться мое персональное досье.

– Бери направление, – уполномоченный протянул мне бумажку. – Явишься с ним в местный совет. И не особенно там выкобенивайся! Умный! Впрочем, Валентин Кузьмич тебе спуску не даст. У него, брат, бульдожья хватка! Ну, чего сидишь?

Я поднялся. Вопрос уполномоченного, видимо, означал, что аудиенция окончена. Вести со мной дискуссии у него явно не было желания. Он уже ерзал в своем кресле: ему, должно быть, не терпелось познакомиться с содержимым коробки. Про себя я возблагодарил доброту и заботу обо мне премудрого архиепископа.

– До свидания, – сказал я.

– Будь здоров, Иван Петров!

– Почему Иван Петров?

– Юмору не понимаешь! – мрачно изрек уполномоченный. – Плохо тебе придется.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 4.4 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации