Текст книги "Полюшка. Повесть о святой праведнице"

Игорь Евсин
Полюшка. Повесть о слепой праведнице

Рекомендовано к публикации Издательским Советом Русской Православной Церкви

(ИС 13-303-0217)

© ООО «Зёрна-Слово», 2014

© Евсин И. В., 2014

 
Полюшка блаженная, всех ты принимала,
Не имея зрения видела грехи.
Старого и малого любовью окрыляла,
Отгоняя духов унынья и тоски.
 
 
А сама ты, Полюшка, глубоко скорбела.
Ты жила без матери, без отца была.
Но дар утешения за подвиг свой имела.
Всех воодушевляла, с Господом жила.
 
 
Полюшка Рязанская, ты нам завещала,
Чтоб молились чаще мы, чтобы в церковь шли.
Понимать Евангелие ты нам помогала,
Всех звала заботливо к спасению души.
 
 
Полюшка блаженная, ты примером будешь,
И к тебе горячую любовь в нас не унять.
И к твоей часовенке едут, едут люди,
Попросить о помощи, о нуждах рассказать.
 
 
И поныне, Полюшка, всех ты принимаешь,
Знаешь наши нужды, видишь все грехи.
Старого и малого любовью окрыляешь,
Отгоняя духов унынья и тоски.
 

Из народной песни

Живой образ праведницы
Вместо предисловия

Не стоит мир без праведника… Эта русская пословица, по счастью, отражает истинное положение вещей. Русская земля, истерзанная безбожием в XX столетии, давала благие всходы – святые души, через которые Сам Христос изрекал Свою спасительную волю… Такой святой душой, несомненно, была и Пелагея, или же, как это имя звучит не по-народному, а по-церковному – Пелагия, старица из Рязанской губернии, которой посвящена эта книга.

Игорь Евсин, известный православный писатель и поэт рязанской земли, поставил перед собой необыкновенно трудную задачу: соединить факто-графичностъ повествования с художественностью изложения, представив читателю живой образ праведницы, слова которой и поныне передаются из уст в уста… Насыщенный яркими образами язык, выразительное описание русской природы, тёплый тон повествования, свидетельствующий о благоговейном почитании автором блаженной, отличает повесть о слепой праведнице.

В творческую задачу Игоря Евсина входило и желание отделить правду от вымысла, который, к сожалению, так часто вторгается в современные житийные повествования. Пелагее Захаровской, или Полюшке, как любовно именовал ее народ, стремившийся к ней за духовным укреплением и утешением, особенно не повезло в отношении биографов и собирателей ее вещих прозрений и откровений. В таком тонком духовном делании, как передача слов праведного человека, всегда существует соблазн что-то добавить от себя, домыслить, истолковать… Подобное «творческое отношение» к материалу иногда коренным образом смещает смысловые и духовные акценты, меняет настроение, атмосферу и тон повествования.

И как важно читателю понимать: одно дело – сам подвижник благочестия, другое – то, что он говорил, третье – то, как услышано его слово, четвертое – то, что напечатано… В книге же Игоря Евсина художественный стиль изложения не только не мешает, но, напротив, помогает читателю ощутить духовную силу народной праведницы, истинного светоча православной веры, той веры, которой только и живёт душа русского народа…

Протоиерей Артемий Владимиров,

член Союза писателей России

Белокрылый путник

Надломленный цветочек

Яр – высокое место. На яру, или, как говорили в старину, «по яру», расположилась старинная рязанская деревня Поярково. Правда, в старину «поярком» называли еще и шерсть овцы после первой стрижки, и темную кору на березе, остающуюся после снятия для плетения лукошек верхней, белой коры. И все это очень даже походит к деревне Поярково, расположенной на высоком месте, в низине которого паслись овцы и коровы. А у подножия яра все еще растут старые, ворчливые березы, с которых крестьяне когда-то сдирали белую веселую бересту и шли по своим домикам, похожим на деревянные кубики, разбросанные там и сям разыгравшимся младенцем.

В одном из таких кубиков и появилась на свет Поля Иевлева, известная ныне как подвижница христианской веры Пелагея Захаровская. Родилась она 20 октября 1890 года. На дворе стояла глухая осень, золотой листопад превращался в медный, а потом упавшие листья и вовсе расползались по сырой земле грязной ржавчиной. По утрам немного подмораживало и жухлые, скучные травы серебрил озорной легкий иней. Начиналось предзимье. Полюшкины родители, Александр и Наталья Иевлевы, к зиме подготовились основательно. Урожай собрали, сено заготовили, хлева утеплили. Только покоя на душе не было. Хоть и работали они от первых петухов и до ночных перепелок, но из-за нехватки земли жили бедновато. Дело в том, что у них уже до Полюшки народилось три дочери и только один сын. А земля тогда распределялась по количеству лиц мужского пола. Потому у Иевлевых земельный надел был маловат да к тому же и малоплоден.

– Земля родит плохо… жена родит хорошо… только не мужиков. Ждал помощничка… дождался девку… слепенькую… – шевелился ропот в бороде у Полиного отца.

Да и Наталья тужила. Понимала мужнину печаль, но помочь не могла. Рада бы пособить ему по хозяйству, да хвори одолевают. То одна, то другая… Даже когда забеременела Полей, заболела невесть откуда взявшейся малярией. Тогда врач прописал ей хину, которая стала причиной Полюшкиной слепоты.

– Что ж, ты, Наталья, раньше-то не сказала мне о беременности, – сокрушался после врач.

А Наталье, благополучно беременной уже пятым ребенком, и в голову не пришло рассказывать о своем положении. Так по Божьему Промыслу и родилась Поля слепенькой.

– Несладко ей будет, – сказал, узнав о слепоте своей сестры, Василий.

– Помыкается Поленька, – продолжила невеселый разговор старшая сестра Федора.

А Полин отец, закурив самокрутку, задушил свой вздох горьким махорочным дымом. Что было говорить? Дело ясное – помощницей дочка не станет. Ей самой помогать придется. Эвон какой слепенький комочек в люльке перекатывается…

И не мог ведать Александр, что из этого слепенького комочка вырастет не только помощница, но и спасительница многих людей. Не ведал Александр и того, что, не обладая телесными очами, можно иметь очи духовные, о которых такому же простому крестьянину, как и он, хорошо сказал старец Опти-ной пустыни иеромонах Даниил: «У человека есть и другие глаза, и другие уши, которыми он также может и видеть, и слышать, только не всегда, а когда его тело и душа находятся в особенном состоянии. В такое состояние простые, обыкновенные люди приходят только во сне. Отчего только во сне? Да оттого, что мы люди плотские, плоть свою развиваем и холим, а о душе нисколько не думаем, способности ее не развиваем и даже не знаем, какие есть у нее и способности-то. Ты вот простой человек и вся думка твоя только о простом. О хозяйстве, о бабе, о прибытке да о хлебе насущном. О чем твои думки, о том и видения теми-то твоими глазами, которые видят только тогда, когда твои телесные глаза спят. А вот у угодников Божиих, которые ни о чем мирском и телесном не пекутся, а всю жизнь посвящают Богу, у тех эти вторые, духовные глаза открываются так, что они и мир духовный видят наяву, как мы наши сонные видения…»

Таковой угодницей Божией, всецело посвятившей свою жизнь служению Господу и людям, стала впоследствии незрячая дочь крестьян Иевлевых. Но до этого ей предстояло пройти путь скорбей, притеснений и гонений. Путь, который без терпения и смирения пройти невозможно.

А терпению Полюшка училась с первых же лет жизни, будучи еще несмышленым дитятей. Едва научившись ползать, тыкалась она в углы крохотной комнатки в деревянном домике, ударялась об угол глиняной печки или же просто о шершавую сосновую стену и не понимала, почему ей становится больно. А главное, не знала, не видела предмета, о который ударялась. А потому вновь и вновь натыкалась на те же преграды, которые причиняли ей боль. Но тем не менее, претерпевая удары непонятного внешнего мира, Полюшка настойчиво училась передвигаться. Сначала букашкой ползала на коленочках. Потом, вставая на мягкие ножки, облокачивалась пухленькой ручкой о стену и пыталась делать первые робкие шаги. Мама как могла, помогала ей в этом, оберегала от падений, но за всем уследить не могла.

Много синеньких шишечек набила Поля, прежде чем научилась ходить. Но зато познала окружающий мир на ощупь, через осязание, через запахи и звуки. Беленая известью печка, пахнущая глиной, и сосновые бревна избы передавали ей ощущение земли и деревьев. А пахнущие молоком руки матери пробуждали чувство нежности и радости от соприкосновения с ними. А звуки?.. Ах, лучше бы их не было! Перебранки сестер, ворчание брата и окрики отца стали для Полюшки больнее, чем удары об угол печки или о стенку. И лишь когда утихнет все в доме, любила она слушать шелест маминых молитв. О, какими нежными, какими теплыми казались ей слова: «Свет невечерний… Свет незакатный… Свете тихий…Ты еси истинный свет, просвещаяй и освещаяй всяческия…»

– Маменька, расскажи мне, что это за свет, который освещает всяческия? – осторожно спрашивала малышка, вслушиваясь в молитвы.

– Бог это, Поленька, Бог. Он наш Свет, без которого мы ничего не можем видеть, ни вокруг себя, ни в себе…

– Значит, во мне Бога нет, раз я ничего не вижу?

– Доча, ну что ты такое говоришь? Бог – Он везде есть. А открывается только тому человеку, который любит Его, как самое-самое лучшее, что есть в жизни, тогда этот человек может видеть самое главное, даже если он слеп от рождения… А, впрочем, тебе еще рано думать об этом. Спи, дочка, спи…

Ошибалась Наталья Михайловна, рассуждая о раннем Полином желании думать о Боге. О чем же еще ей думать, как не о самом-самом лучшем? А раз самое лучшее – это Бог, то о Нем и размышляла Полюшка. И призрел на нее Господь. Когда Поле исполнилось три годика, она вдруг закричала: «Вижу свет!» Охнула ее мама, хмыкнул отец, ухмыльнулся брат. А сестры и вовсе рассмеялись:

– А нас ты видишь? А стол, а табуретку? Раз у тебя глаза закрыты, не можешь ты видеть ничего!

Но не могла сказать, не находила таких слов По-люшка, чтобы объяснить, что за свет увидела она. То ли это Ангел Божий явился ей, то ли просто беленую известью печку увидела она через приоткрывшиеся на миг веки? Ничего не сказала, смолчала малышка, так и не открыв сокровенную тайну. Но с этого времени появился у Поли дар прозорливости, дар видеть то, что она, по человеческому разумению, никак не могла видеть, но все-таки видела…

И лишь то, что видели все, Полюшке познать не удалось. Слепота не оставила ее. Потому не провожала она долгим взглядом пушистое закатное солнышко и не встречала его по утрам, любуясь на зарю, которая в перистых облаках бывает похожа на огромного красного петуха… Не радовала ее нежность первой, едва народившейся зелени, не наводила на грусть осенняя умирающая листва. Лишь, бывало, зимой сестренки, Анька, Саша и Федорка, вернувшись с улицы, рассказывали о том, что снег белый, что из него можно слепить снежную бабу.

Летом же пуще всего они обсуждали любимую игру – прятки. Рассказывали, как собирались вместе с подружками и шумной гурьбой шли к угрюмому оврагу, заросшему мелкими кустами с веселой листвой. Выбирали водилу, а сами прятались в этих кустах. Поле очень хотелось поиграть в прятки. Так хотелось, что даже в носу щекотало. Только она мечтала быть водилой, чтобы искать. А прятаться ей совсем не хотелось… И сестренки стали брать ее с собой. Ведь они не любили быть водилами. Они любили прятаться.

Ах, как рада она была Полюшка потолкаться среди детишек, а детишки радовались возможности подшутить над ней. И все шутки прощала им Поля, лишь бы подольше поиграть. Но со временем над ней стали подшучивать как-то несуразно. То позовут цветы рвать, а сами в жгучую крапиву заведут или в рощу заманят, а потом отойдут в сторону и попрыскивая смешком смотрят, как она, спотыкаясь и падая, бредет по бурелому.

Полюшка чувствовала, что к ней стали относиться как-то не по-хорошему, переживала, но оставить игры не могла. Но вот однажды дети завели Полю в овраг, а потом за своими играми забыли про нее. Долгое время провела там слепенькая девочка, пока ее, озябшую, испуганную, заплаканную, не привели домой. С той поры поникла Поля, как надломленный цветочек, перестала играть на улице, стала сторониться своих сверстников. Возилась себе около дома одна-одинешенька.

Сестренки убегали с подружками за околицу, и лишь престарелые соседки Иевлевых, выходившие посидеть на лавочке у завалинки да посудачить о том о сем, присматривали за слепенькой девочкой. Но однажды не заметили, как она очутилась на дороге перед стадом коров, впереди которого шагал огромный грозный бык с кольцом в носу. Этого быка побаивались даже пастухи. Потому и прицепили к носу кольцо, чтобы, если потребуется, укрощать его буйный нрав. За это кольцо, если бык начинал буйствовать, его привязывали к столбу.

Соседки ахнули, когда воинственный бык, нагнув голову с короткими крепкими рогами, пошел прямо на ничего не подозревающую Полю. Шаг, еще шаг… Вот-вот он собьет маленькую девчушку рогами и затопчет копытами… Но остановился вдруг грозный бык, обнюхал Полю, лизнул, как бы поцеловал ее, и спокойно, умиротворенно пошел дальше. Женщины, которые видели это, не могли поверить своим глазам. Как могло воинственное, несмысленное животное проявить ласку к девочке?

Но, будучи верующими людьми, они мудро рассудили: «Полюшку сам Бог бережет».

А Поля, придя домой, рассказала маме, что ей привиделась Дева, сотканная из нежного ласкового света. Она взяла Полюшку за руку, увела с дороги и сказала:

– Отныне ты должна благодарить Моего Сына за милость Его к тебе.

– И что же ты ответила? – спросила мама, у которой от этого известия на сердце разлилась теплота.

– Ничего. Я только спросила, как надо благодарить Ее Сына, – промолвила Поля. – А Дева ответила, что я не должна унывать, а должна молиться и не есть мяса.

Случай с быком произошел, когда Полюшке исполнилось двенадцать лет. С того времени и начинается ее осмысленная жизнь во Христе. Девочка перестает есть мясо и все чаще размышляет о самом лучшем, что есть на свете – о Боге. Но все это маленькая христианка делает не напоказ. Внешне ведет себя по-прежнему – не чурается семейных разговоров, занимается уединенными детскими играми, любит погулять на улице около дома. Но при всяком удобном случае просит отвести ее в храм на службу.

В их деревне жил крестьянин, Иван Козлов, который был певчим Иоанно-Богословской церкви, что находилась тогда в соседнем селе Хавертово. Прослышав о Полюшкином желании, он стал брать ее в эту церковь и учить пению на клиросе.

Полин наставник понимал, что Поля никогда не будет певчей в храме, потому что речь ее от роду была нечеткой или, как говорят, «гугнивой». Но мудро он рассудил, полагая, что для девочки очень важно деятельное участие в богослужении.

На всякий случай

Иван Козлов не ошибся. Церковные песнопения, слушание святого Евангелия, псалмов и молитв наполняли Полину душу благодатью и просвещали ее. Не видела она ни мягкий свет лампад, ни кроткий свет свечей, ни светозарное паникадило. Другой свет представлялся слепенькой девочке. И она знала, что это за свет. «Свете тихий» – это Христос; «Матерь Света» – это Богородица; «Свете светлый» – Ангел хранитель. Слепая девочка видела самое главное. «Ви-дехом Свет истинный, прияхом Духа Небеснаго…» – шептали Полюшкины уста в конце Литургии.

Незаметно проходило время богослужения, возвращалась она домой и вновь слышала разноцветные подшучивания сверстников и черные упреки брата Василия.

– Что попусту в церковь-то ходить? – угрюмо ворчал он и поучал: – Ты там, на паперти, проси подаяния, тогда хоть какой-то толк будет.

А Поля и не перечила. Можно и подаяние просить на паперти, лишь бы поближе к церкви быть. Тем более что на паперти можно славно благодарить Господа за каждый грошик, за каждую ржаную корочку. Там так хорошо думается о милостях Небесных… Однако не могла не размышлять Полюшка и о земном. Хотелось ей видеть что-нибудь белое, о чем она слышала из разговоров. Белые облака, белые березы, белые ромашки или хоть, например, белую овечку.

Так сидела однажды Полюшка на лавочке около дома и размышляла о белом, как вдруг что-то живое мелькнуло в ее глазах, и хотя она не знала, каков он белый цвет, но сердцем почуяла – это он, он! Но почему он живой, мягкий, пушистый? Почему мечется туда-сюда и блеет, как овечка? Почему вокруг него какая-то холодная сырость, похожая на ту, которая была в овраге, где ее оставили одну?

Из оцепенения Полю вывел громкий разговор соседки Катерины с ее матерью.

– Наталья, у меня, слышь, кручина появилась, – говорила соседка, – овечка моя белая пропала, где искать, ума не приложу.

И вдруг осенило Полюшку! Никогда не вступавшая в чужие разговоры, она вдруг вскричала, боясь, что ее не услышат:

– В овраге, в овраге! Тетенька, идите скорей туда!

Бросилась к ней мама, стала лобик рукой трогать:

– Уж не горячка ли у тебя, доченька?

А Катерина задумалась. Вспомнила историю про быка… поразмыслила, да и пошла в овраг. Хоть и была она там уже, ну да лишний раз сходить не помешает. И точно – подходя к оврагу, услышала женщина жалобное блеяние своей овечки.

– Э-э… Да Полька-то наша, наверное, и впрямь избранница Божия, – подумала она.

Потом «по секрету» рассказала об этом случае на ушко своей знакомой, а знакомая еще одной знакомой. Так и пополз от ушка к ушку слух о Полюшкиной прозорливости.

– Сорочьи враки – отмахивались от этой новости мужики.

Но когда потерялась у одного из них лошадь, он все-таки сходил к Поле «на всякий случай». Сказала она ему, где лошадку искать. Опять же «на всякий случай» он сходил, проверил. И нашел свою сивую кобылку! Только не в мужицком характере рассказывать об этом «по секрету». И когда спрашивали, как он смог отыскать заплутавшую лошадь, то задумчиво отвечал:

– Благодаря Богу…

Но в селе-то знали, что он ходил к Полюшке, а некоторые прямо говорили, что та подсказала ему где его кобыла. Однако большинство считало этот случай простым совпадением.

По-разному относились к Полюшке и в родной семье. Наталья по-матерински жалела ее, но времени для общения с дочерью не находила. Слишком много хлопот по хозяйству. В четыре часа утра вставала она, чтобы растопить печь и приготовить в ней еду для семьи и корм для скота. Работа по дому, саду, огороду, труд на поле и и частые болезни истощали ее, потому не находилось сил для воспитания своих детей. Но материнское сердце чувствовало, что Поля хоть и слепенький, но особый, необычный ребенок. Тревожилась Наталья за ее будущее, предугадывая тяжелую судьбу дочери.

Полин отец и брат Вася были пахарями. Тяжелым трудом, горько-соленым потом добывали хлеб для семьи. Поскольку землицы у Ивлевых не хватало, им приходилось наниматься в батраки, обрабатывать чужую землю. Отец постоянно жалел, что помощник у него был только один. Жалел и о Полином рождении.

«Кому она будет нужна после моей смерти? – думалось ему порой. – Ваське она в тягость. Сынок-то эвон какой запальчивый, с досады даже сестер может побить…»

Василий не был жестокосердым, но в запальчивости и впрямь мог побить сестер. А больше всего раздражала его Поля. Когда она ест, и щи-то у нее из ложки проливаются, и хлеб из рук выпадает. А когда по дому тычется, так вещи всякие задевает, на пол сбрасывает. Ни поесть, ни прибраться, как следует, не может. Только и знает, что бездельничать да по церквям шляться. Да еще провидицу какую-то из себя строит. И чего только ходят к ней люди? Чего выпытывают слепую девку о каких-то овцах да лошадях, об урожае или неурожае. Пахать надо до седьмого пота, а не лясы точить об урожаях…

Из родных Полюшки никто не верил в ее духовное дарование – в прозорливость. «Может, и впрямь умеет Полька что-то разгадывать по случайности, – думали они, – мало ли какие совпадения бывают…»

Вот уж воистину, как говорится в Евангелии, «не бывает пророк без чести, разве только в Отечестве своем, и у сродников, и в доме своем».

Между тем к Поле за советами стали приходить верующие женщины даже из соседних деревень. Больше всего, конечно, задавали вопросы житейские, в особенности о заработках кормильца семьи. И хотя они искали прежде земного, а не небесного блага, но искренне верили, что Божий Промысл простирается и на житейские дела. Будучи сама из бедной семьи, Полюшка понимала и близко к сердцу принимала крестьянские заботы. В то время в деревнях жили не только сельскохозяйственным трудом, но, начиная с осени, после уборки урожая, уходили на заработки в города. Кто-то устраивался работать на заводе или фабрике, кто-то находил иную работу – извозчиком, дворником или сторожем. Некоторые создавали свои трудовые артели – плотницкие, строительные. В городах всегда требовались рабочие руки.

Работающих по найму в осенне-зимний сезон крестьян особенно притягивала Москва. Не избежали этой «тяги» и крестьяне Михайловского уезда. С За-харовских Вороньих Выселок, с Ижеславля, Жокино, Плахино находились такие мужички, которые уходили на заработки в Москву. Большинство же трудилось поближе – в Рязани, в Туле, в Скопине…

Но найти работу в городе удавалось не всегда. И даже устроившись, не всегда удавалось заработать. Причины были разные. То болезнь одолеет, то хозяин обманет… Помыкаются такие неудачники в городе, помыкаются и «еле-еле душа в теле» домой возвращаются. Вот и стали некоторые крестьяне из близлежащих к Пояркову сел посылать жен к Полюшке, чтобы узнать, стоит идти на заработки или нет. Но это так, «на всякий случай», потому что даже если она не советовала уходить, все равно шли. Только замечать стали, что Поля точно угадывала, кто заработает в городе, а кто попусту проходит. И вновь делились люди на тех, кто говорил, что есть у нее от Бога дар прозрения, и тех, кто считал это случайным совпадением.

А Полюшка и не собиралась никого в чем-то убеждать, ни крестьян, которые, узнав о ее советах, не поступают соответственно им, ни своих домашних, не верящих в ее дар провидения. Тем более не пыталась она убеждать саму себя в том, что она Божия избранница.

«Куда уж мне до избранничества, коли даже на клиросе петь не гожусь да ропщу все время на свою слепоту, – размышляла Поля. – А если Господь и подсказывает мне ответы на вопросы, так это наверное, Он просто жалеет меня, слепую, ни к чему не пригодную…»

Но что могла, то и делала маленькая подвижница. Молилась да по завету Светоносной Девы благодарила Бога за Его милости. Молилась по памяти. Ведь молитвы запоминались легко, потому что слова в них светлые-пресветлые…

Но слов не находилось, когда надо было к маменьке или к отцу подступиться, рассказать о горестях своих. Когда кто горько обидит, или ушибется больно… Только немые слезы текут из слепых глаз… Правда, как перестанут слезы течь, так и слова находятся! Пробиваются они, словно лучики солнышка сквозь тучку. Но слова эти не такие, какими все разговаривают. И к Отцу иному – к Небесному, и к Матери иной – тоже Небесной.

– Царица моя преблагая, надеждо моя Богородице, приятелище сирых и странных предстательнице, скорбящих радосте, обидимых покровительнице! Зриши мою беду, зриши мою скорбь, помози ми яко немощну, окорми мя яко странна. Обиду мою веси, разреши ту яко волиши… – печально шептала слепая девочка.

Молитвы Полюшка старалась запоминать всеми силами. И в церкви, и дома, когда мама с сестрами молились. А особенно любила она оставаться вдвоем со старшей сестрой Федорой. Сестра часто читала ей вслух Евангелие и псалмы. А еще Федора читала вслух книжку про батюшку Серафима, который просиял «яко луч пресветлый Вечнаго Солнца Правды». И тогда Полюшка мысленным взором видела, как оставляет юный Прохор отеческий дом, расставаясь с родителями. Как оставляет мир, постригаясь в монахи с именем Серафим. Как проходит подвижнический путь затвора и молчания. Как по повелению Божией Матери выходит батюшка Серафим из затвора и становится утешителем унывающих, вразумителем заблуждающихся, врачом и целителем болящих.

Тогда, как бы предугадывая свою будущую судьбу, стала просить Полюшка у доброго батюшки помощи и утешения. И не оставил ее теплый молитвенник. Батюшка Серафим всегда сопутствовал Поле, которой так же, как и ему, довелось оставить отчий дом, и уйти в затвор, чтобы выйти из него духовно способной на утешение унывающих и вразумление заблудших.

Шло время. Полин брат, женившись, привел свою супружницу Айзу в дом. Она стала в нем полновластной хозяйкой и настроила Васю на то, чтобы прогнать Полю из дома.

– Твоя сестра только мешается здесь, – назойливо нашептывала ему Лиза, – и ест задарма. Пусть, раз она такая верующая, ей Бог помогает. На подаяние пусть живет.

Полюшка и сама понимала, что их семья живет бедно, и что она зазря хлеб ест. Отец и раныне-то Полю мало замечал, а в последнее время, как стал прикладываться к рюмке, так словно совсем забыл о ней. Мама часто болела, не было у нее сил на Полю… Федора вышла замуж и переехала жить в соседнее село Жокино… Может, к ней хоть на время перебраться? А там видно будет… Подошла Поля к маме, спросила, что делать, как быть. «Смирись, доча, походи по церквам, помолись. Даст Бог, люди тебя не оставят, а я что-то совсем плоха стала… Ни на что сил нет… Чем я тебе помогу? Мне самой помощь нужна…»

И смирилась Полюшка со своей участью, и стала ждать удобного случая, чтобы уйти из дома.