Текст книги "Куда исчезают обычные люди?"

День десятый

Она сидела за столиком, читая какие-то документы. Сорокина поздоровалась и села напротив. Ева подняла на неё глаза, вернула за ухо каштановый локон, непослушно оказавшийся на лице, и надела очки. Изящная оправа, под цвет волос, казалась очень простой, но Ане почему-то она очень понравилась.

– Здравствуйте, Анечка, – ответила на приветствие Холмакова. – Кофе будете?

– Пожалуй, да. Мне он здесь понравился.

Ева, как и в прошлый раз, озадачила официанта и вернулась к беседе.

– Ну как, пробовали пообщаться с Антоном?

– Пробовала… Поговорила пару минут и чуть не довела его до приступа, – виновато поджала губы девушка.

– Неудивительно. Пока он так питается, у вас ничего и не получится.

– Это настолько связано?

– Анечка…

Ева с грустной улыбкой посмотрела девушке в глаза, и за бриллиантовым блеском Сорокина увидела огромную усталость, накопившуюся за годы борьбы с неизлечимым детским недугом.

– Еда – это не только калории, – продолжила Холмакова. – Еда – это прежде всего информация – для наших генов, для нашего мозга. И не только еда, а всё, что с нами происходит, – чем мы дышим, что делаем со своим телом и даже то, о чём и как мы думаем. Антон в постоянном режиме даже не демонстрирует своему организму фильм ужасов, а с полным погружением сам в нём снимается. Когда читаешь, что он ест, создаётся впечатление, что кто-то специально старался сделать его меню максимально для него опасным.

– Вы это серьёзно? – Аня озадаченно посмотрела на собеседницу.

– Ну… Даже по теории вероятности собрать такой набор случайно очень трудно. Но жизнь – она, конечно, разбивает любую теорию, и, скорее всего, мы имеем дело с обычной заботой, соединившейся с отсутствием нужных знаний.

– Я меню прочитала – обычная домашняя еда. Мне показалось всё очень вкусненько…

– А вы ещё не прочитали книги по питанию, которые я рекомендовала?

– Не успела, к сожалению. Я начала с психологии. Решила, что она поближе к теме, чем кулинария… – немного смутившись, ответила Сорокина.

– Понятно… Хотя наши кулинарные пристрастия влияют на наше поведение гораздо сильнее, чем может показаться на первый взгляд. В общем, то, что написано на вашей бумажке, для любого, даже вполне здорового человека опасно, а для Антона просто катастрофа. Как бы вам объяснить попроще…

Ева слегка наклонила голову и, задумавшись, потёрла пальцами лоб.

– Во-первых, я буду говорить о собственном опыте и о собственных наблюдениях. Всё это я проверила сама, на собственном сыне. Видела сама, по его реакциям, изменениям в поведении, изменениям в его жизни. От первого его вздоха – вздоха абсолютно нормального ребёнка – через страшный момент трансформации и до сегодняшнего дня, до этой минуты. Никто толком не отвечает на вопрос о причинах возникновения аутизма. Основная версия – генетика. С этим сложно спорить, а главное, бессмысленно. Просто этот ответ неполный. Самое ужасное, что генетика – это потенциальная причина, а вовсе не приговор. Понимаете? Потенциальная. Может бомбануть, но может и не бомбануть. Трагедия в том, что счастливые родители не знают о том, что может бомбануть, и что сделать, чтобы не бомбануло. А вот когда всё произошло, то уже… Уже не исправить… Уже не исправить…

Ева замолчала, слегка качая головой вперёд-назад. Её взгляд растворился в собственных мыслях. Аня боялась пошевелиться, чувствуя внутреннюю боль собеседницы.

– Но можно сделать чуть лучше… Огромным трудом, но попробовать облегчить жизнь ребёнка… И родителей… Но если бы у них была нужная информация и в нужный момент, а не когда уже поздно, то трагедии вообще можно было бы избежать.

– Поделитесь?

– Конечно. По сути, я этим и занимаюсь, но, к сожалению, в основном постфактум. Я считаю, что дело в токсинах и в индивидуальных особенностях организма каждого конкретного человека. Повторю – каждого конкретного! Уникальных особенностях! Нет никакого гена аутизма – есть набор генов, увеличивающих риск. Доктор Дорин Гренпишех, основатель центра аутизма, очень точно сказала: «Аутизм – это снижение способности организма избавляться от токсинов должным образом и с должной скоростью. Получается токсическая перегрузка». А по мнению доктора Марка Хаймана, «нарушения в работе тела, ведущие к поведенческим проблемам, возникают из-за генетической предрасположенности, усиленной внешними стрессами и токсинами. Аутизм – это не расстройство работы мозга, а систематическое расстройство, воздействующее на мозг. Гены заряжают метаболический пистолет, а экология давит на спусковой крючок. Не существует единственного гена, отвечающего за аутизм. Есть множество генов, взаимодействующих со сложной и часто токсичной окружающей средой. Так заряжается пистолет. Однако будет ли спущен курок – зависит от нас».

Холмакова закончила цитировать неизвестных девушке людей, и было видно, что эти слова – не просто заученные умные фразы, а многократно прошедшие через её сердце и разум.

– Но не всегда от нас… – продолжала импровизированную лекцию Ева – Проблема в том, что очень часто этот спусковой крючок нажимают совершенно посторонние люди, а точнее, их безразличие, упёртость и халатность. Люди, которые отказываются признавать индивидуальность каждого конкретного человека. В их головах есть только статистическое большинство. Если организмы 95 детей из 100 способны справиться с токсинами, то оставшиеся пять обрекаются ими на пожизненные мучения. А из тысячи – это пятьдесят. А из десяти тысяч – пятьсот… А они готовы встретиться с этими пятью сотнями детей? Посмотреть им в глаза, которые они прячут от контакта? А с пятью тысячами?

Ева снова замолчала, а Сорокина застыла с чашкой кофе в руках, не вмешиваясь в эту исповедь.

– Есть математический прогноз… что к 2032 году аутизм будет у половины детей, в том числе у 80 процентов мальчиков… Как они тогда заговорят?

– Извините, – наконец вмешалась Аня, – а вы про каких-то конкретных людей говорите?

– Есть одна запретная тема, которую невозможно обсуждать – сразу получишь клеймо…

Холмакова подняла взгляд на Сорокину и как-то обречённо усмехнулась одним уголком рта.

– Как только скажешь слово «вакцина» – на тебя сразу обрушится вся мощь общественного порицания. И никто уже не будет слушать, о чём ты хотел сказать на самом деле, что ты никакой не антипрививочник, а, наоборот, их сторонник. Вакцинирование – это священная корова, которую нельзя упоминать всуе. Даже если ты пытаешься обсудить не саму корову, а её навоз.

– А есть проблемы с «навозом»? – действительно заинтересовалась девушка.

– Анечка, я хочу, чтобы вы меня правильно услышали. И я готова это повторять каждому, сколько угодно раз. Я не против прививок. Я за прививки. Я адекватно оцениваю их важность. Я всего лишь прошу открыть глаза и уши – увидеть и услышать, что консервант в вакцинах может быть опасен для некоторых детей. Фатально опасен! Для некоторых! Именно в силу наличия направленного в их голову заряженного генетического пистолета. Я не понимаю, почему мы как общество готовы подвергать опасности часть детей, когда цена вопроса – стоимость четырёх маленьких стеклянных баночек.

– Каких баночек?

Сорокина выглядела действительно ошарашенной, впитывая эту для себя новую, обескураживающую информацию.

– Я поясню. Вакцина может быть в однодозовой баночке – тогда консервант не нужен. А может – и так часто делается – в пятидозовой. И тогда нужен консервант, чтобы препарат не испортился, пока его остаток ждёт своей очереди. А максимально распространённый консервант – это тиомерсал, он же мертиолят, он же темирозол – по сути, неорганическая ртуть, и вдобавок в сочетании с алюминием.

– Ртуть – звучит как-то не очень полезно…

– Я читала, что если небольшую дозу ртути, убивающую одну крысу из ста, и дозу алюминия, убивающую одну крысу из ста, ввести одновременно – все крысы умирают. Дозы ртути, дающие один процент смертности сами по себе, будут давать стопроцентную смертность в присутствии даже незначительного количества алюминия. Перечень вакцин из списка обязательных прививок, разрешённых к использованию в России, каждый может найти самостоятельно, и каждый может посмотреть их состав… И вспомнить про бедных крыс… Напомню, первая порция ртути по этому графику может поступить младенцу в течение суток после рождения. И она имеет свойство накапливаться, а с определённым набором генов выводится с огромным трудом… Но большинство организмов, если нет проблем с детоксикацией, справляются – это если нет проблем. А если есть, то человек – а это, между прочим, малолетний ребёнок – подвергается повышенному риску, причём в критический период развития мозга. Я лишь за то, чтобы учитывать этот риск и помнить об индивидуальности. И я не утверждаю, что ртуть – единственная опасность. Организм современного ребёнка может подвергаться воздействию огромного количества токсинов, но зачем нам ещё и такие, да ещё и в составе обязательных прививок?

– А что за критический период? – Аня с интересом следила за рассказом собеседницы.

– Углубляемся мы с вами в тему, не очень связанную с пропавшей Юлей и её сыном, – ответила ей лёгкой улыбкой Холмакова, заметившая этот интерес.

– Очень даже связанную – я хочу понимать. Расскажите, пожалуйста.

– Ну хорошо… Но опять же, я расскажу, как я сама это вижу – на истину в последней инстанции я не претендую. Вы сможете сами оценить это с позиции логики и здравого смысла.

– Очень правильная, на мой взгляд, позиция, – с готовностью кивнула Сорокина.

– На мой тоже. Итак… Постараюсь простыми словами, насколько это возможно… С момента рождения и примерно до трёх лет – это волшебный период в жизни каждого человека. Это время обучения, не требующего никаких усилий, – первый период развития коры головного мозга, проходящего в три этапа. В течение первого года жизни быстрее и сильнее развиваются её чувствительные зоны. Мы учимся ощущать собственное тело, его положение в пространстве, различать звуки, запахи, вкусы и зрительные образы. Развивается крупная моторика. От года до двух – двух с половиной лет у правшей сильнее развивается правое полушарие, отвечающее за контроль над эмоциями. В это время дети ярко реагируют на происходящее вокруг и часто впадают в истерику. Также у ребёнка формируется часть мышления, отвечающая на вопрос «как?». Как пользоваться горшком, как взять машинку, как надеть штанишки. Начинает развиваться мелкая моторика. От двух с половиной лет до трёх – левое полушарие активно пускается вдогонку за правым. Дети начинают лучше себя контролировать и вникают в вопросы «кто?» и «что?» – по сути, социальные вопросы. Формируется речь – тоже навык, необходимый для общения с себе подобными.

– Любопытно, – утвердительно покачала головой Аня.

– А на клеточном уровне, – продолжала Ева, – в этот период нейронами головного мозга вырабатывается ряд веществ, в том числе нейротрофический фактор мозга[23]23
  Нейротрофический фактор мозга – белок человека (ген BDNF). Относится к нейротрофинам – веществам, стимулирующим и поддерживающим развитие нейронов.


[Закрыть], который укрепляет связи между нейронами и помогает соединить их вместе, – формируется и дифференцируется[24]24
  Дифференцироваться – разделяться на отдельные разнородные элементы.


[Закрыть] так называемая карта коры головного мозга. Каждому органу, каждому пальцу, участку кожи, каждому звуку определённой частоты, вкусовому ощущению – к примеру, сладкому или солёному, соответствует своя группа нейронов, своё место на этой карте. Например, звук конкретной частоты активирует не всю слуховую кору, а лишь отвечающую за него группу нейронов. Кроме того, нейротрофический фактор мозга активирует и поддерживает активность базальных ганглиев[25]25
  Базальные ганглии (или базальные ядра) – группа подкорковых ядер, обнаруженных в мозге позвоночных. Они связаны с множеством функций, включая регулирование произвольных движений, процедурное обучение, формирование привычек, условное обучение, движения глаз, познание и эмоции.


[Закрыть], которые помогают концентрировать внимание и запоминать пережитое. При этом базальные ганглии сами же и посылают импульсы нейронам, заставляя их постоянно выделять воздействующий на них нейротрофический фактор. Когда поля карты мозга достаточно сформированы, происходит мощный выброс нейротрофического фактора, из-за которого базальные ганглии прекращают активную стимуляцию нейронов на его выработку. Постепенно уровень нейротрофического фактора снижается настолько, что происходит остановка процесса дифференциации и закрепление существующих связей в коре. Так заканчивается первый период развития головного мозга. В дальнейшем базальные ганглии могут быть активированы только при появлении чего-то важного, необычного или нового – или когда мы делаем особое усилие для концентрации внимания. Всё бы хорошо, но кроме нейронов на базальные ганглии воздействуют также и нейромедиаторы[26]26
  Нейромедиаторы – биологически активные химические вещества, посредством которых осуществляется передача электрохимического импульса от нервной клетки через синаптическое пространство между нейронами, а также, например, от нейронов к мышечной ткани.


[Закрыть], которые могут вызывать их возбуждение либо торможение. Нейромедиатор серотонин, одна из функций которого – так называемое торможение, не даёт прекратить работу по формированию карты мозга раньше времени. Но он вырабатывается не только нейронами, но и клетками кишечника и наравне с гистамином является медиатором воспаления. Проблема в том, что уровень серотонина в мозге и уровень в крови связаны по принципу отрицательной обратной связи. То есть чем больше его в крови, тем меньше в мозге, и наоборот – это как песочные часы. Соответственно, постоянное воспаление, например от токсинов, в том числе поступающих с пищей, повышая уровень серотонина в крови, уменьшает его количество в мозге, приводит к преждевременному растормаживанию базальных ганглиев и выбросу огромного количества нейротрофического фактора. Вместо закрепления важных связей закрепляются все связи, и преждевременно завершается первый период. Развитие останавливается. Мозг ребёнка становится похож на расстроенное пианино – при нажатии одной клавиши по струнам стучат сразу все молоточки. Гиперчувствительность к свету, звукам, вкусам, прикосновениям – всё это следствие несформированных карт коры мозга. Чем раньше происходит завершение первого периода, тем тяжелее проявления аутизма. Так появляются аутичные люди с недоразвитым левым полушарием, не успевшие «вырастить» социальную часть своего мозга. Они навсегда одиноки…

– Из-за экономии на баночках… Но это же кошмар! – шокированная Сорокина расширенными глазами смотрела на Холмакову.

– Ну конечно же нет. Консервант в вакцинах – только один из потенциальных рисков. Но он есть, и я не понимаю зачем… Существуют и другие факторы, о которых никто не задумывается, – например, скромный убийца, проникший повсюду, в том числе и в молочные смеси для новорождённых. Он тоже вполне может быть причиной преждевременного нейротрофического «взрыва», и он точно продолжает своё чёрное дело в дальнейшем – это я могу утверждать на собственном опыте. Я видела его «работу» своими глазами. И от него в первую очередь мы должны избавить Антона.

– От кого?

– Будет точнее сказать «от чего», – Ева непроизвольно улыбнулась, несмотря на тяжесть разговора. – Растительное масло. В России проще говорить «подсолнечное», чтобы не путаться. Даже сахар я бы поставила на второе место. А вместе это совершенно убийственный дуэт.

Сорокина едва заметно вздрогнула и удивлённо посмотрела на Холмакову:

– Я уже слышала про это… от одного человека.

– Могу предположить, что он был в хорошей физической форме и неглуп, если отказался от этой парочки.

– Да, вы правы… Далеко не глуп… Но мы… У нас не получилось пообщаться достаточно долго, чтобы я была в курсе деталей. Просто один раз упоминал…

– Личная драма? – не упустила Ева изменение интонаций девушки.

– Можно и так сказать…

– Извините меня, пожалуйста, ради бога, что копнула.

– Да ничего – я же сама начала, – Аня опустила глаза.

– Тогда, пожалуй, лучше вернёмся к питанию… В конечном счёте мы никак не сможем обойтись без разговора про энергию. Мы едим, чтобы вырабатывать энергию, которая нужна для того, чтобы есть, – Холмакова рассмеялась. – Шутка, конечно, но для многих людей это вполне актуальная картина жизни. Знаете почему?

– Надеюсь, скоро узнаю, – с улыбкой ответила Сорокина, уже отпустившая свои воспоминания обратно в архив.

– Потому что используем не самый эффективный вид топлива, сил от которого хватает только до следующей еды. Неэффективный и опасный. Мы ездим вокруг заправки, – снова рассмеялась Ева. – Простите, для меня это настолько очевидно и грустно, что вызывает нездоровый смех – ничего не могу с собой поделать.

– Лучше так, чем загонять себя в уныние.

– Согласна. Итак, ещё немного науки от дилетанта – это я про себя. В каждой клеточке нашего организма есть персональная минифабрика по производству энергии – митохондрия. Митохондрии научились перерабатывать практически любой вид топлива, который мы в них пихаем. Аня, вы когда-нибудь готовили шашлык?

– Присутствовала, – снова улыбнулась Сорокина, – но самой не доверяли.

– Так вот. Шашлык можно готовить, например, на ароматных берёзовых поленьях, или купить готовый уголь, или бросить в мангал бумагу, или расположить шампуры над пылающей автомобильной покрышкой. Формально разницы в процессе никакой – жар есть, мясо готовится. Но ту же самую бумагу замучаешься постоянно подкидывать, и, скорее всего, мясо останется сыроватым. Шашлычок, изготовленный над покрышкой, по консистенции, вероятно, будет ближе к углю и приправлен продуктами горения резины. Из-за современной высокоуглеводной диеты, обильно сдобренной переработанными растительными жирами, нам приходится постоянно подбрасывать новое неэффективное топливо, которое к тому же отравляет наш организм. Но в этом вопросе мы пошли ещё дальше и кроме покрышек в растопке ещё используем тротиловые шашки. Именно так ведут себя окисленные – повторюсь, именно окисленные, то есть испорченные – полиненасыщенные жиры, например растительное масло. Они буквально взрываются в митохондриях, повреждая и их, и сами клетки, которые мы собирались снабдить энергией. Здесь важно отметить, что вредно не подсолнечное семечко, а то, что из него умудрился изготовить человек, стараясь выжать из бедняжки всё масло по максимуму. В чудовище его превращает именно современная промышленная переработка.

Ева сделала небольшую паузу, и серьёзность на её лице сменилась какой-то спокойной, уверенной обречённостью.

«Так должен выглядеть человек, который смотрит на десятикилометровый метеорит, приближающийся к планете…» – подумала Сорокина.

– Знаете, Аня, – продолжила она, – есть такое высказывание Альберта Эйнштейна: «Я не знаю, каким оружием будет вестись третья мировая война, но четвёртая мировая война будет вестись палками и камнями». Я думаю, он немного ошибся в порядковых номерах. Его слова можно отнести к четвёртой и пятой мировым войнам. По-моему, третья мировая война уже давно идёт и ведётся она едой – сахаром и переработанными растительными жирами… Жертвы исчисляются миллионами… А может, даже десятками и сотнями миллионов – я не знаю… Потому что вся эта разрушительная вакханалия в питании приводит к постоянному воспалению в организме, недостатку энергии – в первую очередь для мозга, который потребляет её аж 20 процентов, а также огромному количеству всевозможных проблем со здоровьем, в том числе аутоиммунных заболеваний[27]27
  Аутоиммунные заболевания – заболевания, в основе развития которых лежит патологическая реакция иммунной системы против собственных тканей организма.


[Закрыть] и когнитивных расстройств[28]28
  Когнитивные расстройства – неврологические заболевания, связанные с нарушением познавательных функций, таких как внимание, память, мышление и речь.


[Закрыть]… А! Чуть не забыла! И к ожирению, конечно. Не замечали в последнее время людей с лишним весом на улице?

– Встречаю на постоянной основе.

– Надо же. И откуда их столько, ума не приложу… – разбавила Холмакова сарказмом свой монолог. – Фраза «мы то, что мы едим» – это всё-таки сильно урезанный вариант. Не только мы, и не только то, что едим. Мы несём ответственность не только за своё здоровье, но и за здоровье своих детей. И за здоровье внуков – разделяя её с детьми. И правнуков, разделяя её с детьми и внуками. Мы передаём генетическую информацию из поколения в поколение, и какая-нибудь гадость, которую мы впопыхах слопали сегодня, может отразиться на наших и близких, и далёких потомках. Всё не так просто, как поётся в одной замечательной известной песне. Чтобы наши дети были лучше, чем мы, – это надо очень-очень сильно постараться. Тенденция-то как раз к обратному… Проблема в том, что думать об этом нужно начинать гораздо раньше, чем появится мысль о том, чтобы стать родителями. В этом и ловушка. Мудрость приходит позже, чем игра гормонов. Отсюда болезни и ваши частые встречи с тяжёленькими прохожими… Но одному из представителей этого сообщества повезло попасть в наши цепкие лапки, поэтому мы его обязательно приведём в порядок. Да, Анечка? Вытащим Антона из этого болота?

Каким-то непостижимым образом Ева закончила свой рассказ на позитиве и широко улыбаясь.

– Обязательно вытащим, – кивнула ей девушка, отвечая улыбкой. – Я ещё не знаю как, но в ваших возможностях не сомневаюсь совершенно.

– Это очень просто – в кавычках, конечно. Убираем всё лишнее, добавляем недостающее, и организм сам всё вернёт в норму. Самое сложное – изменить привычки, особенно привычки аутиста. Я вот написала, что нужно есть, а что не есть категорически.

Ева протянула Сорокиной несколько листов с печатным текстом.

– Кроме корректировки питания нужно провести обследование, поэтому я дам врача из моего фонда, он сделает нужные анализы. Посмотрим, что у парня с витаминами, персональными аллергенами, тяжёлыми металлами, и по результатам подберём программу реабилитации и детоксикации. Вам нужно только доступ в квартиру организовать, а доктор сам разберётся, как действовать, – он человек опытный. Несомненно, ему понадобится помощь Марты для установления контакта с Антоном.

– Конечно, сделаем, – кивнула Сорокина.

– Ну и физкультура. В обязательном порядке, надо загнать парня в беличье колесо.

– Куда? – сделала Аня удивлённое лицо.

– Ой, простите, – снова рассмеялась Ева, – вам же наш специфический юмор ещё непонятен.

– Пока не совсем.

– По результатам эксперимента, проведённого с нашими любимыми мышками-крысками – очень часто они нам помогают, – среди различных видов активности беличье колесо оказалось наиболее эффективным инструментом для стимулирования нейрогенеза.

– А нейрогенез – это?..

– Это процесс образования новых нейронов и укрепления связей между ними. Проще говоря, мышки – они, кстати, там не бегают, а быстро ходят – качали не столько, простите, задницы, как это иногда говорят про занятия фитнесом, сколько мозг. Регулярные физические упражнения, в первую очередь аэробные нагрузки, например 20–30 минут интенсивной ходьбы, делают нас умнее.

– Так просто?

– Да, просто и естественно, если не учитывать постоянное сопротивление самого мозга в виде патологической лени. Ну и новые нейроны, конечно, необходимо чем-нибудь полезным занять, но это уже другая история.

– Ева, а можно я вас немного верну? – попросила Аня собеседницу.

– Куда?

– Вот вы говорили про ответственность перед потомками – а что можно сделать-то? Куда смотреть, о чём вовремя задумываться?

– Смотреть в настоящее, задумываться о будущем – всё как обычно, – среагировала Холмакова. – Можно ещё в прошлое заглянуть – там тоже много полезного.

– Ну вот я задумалась о будущем…

– Ну хорошо… Всего-то я не смогу вам рассказать… Ну, например… Есть такое сложное слово в нашем организме – аполипопротеин Е.

– А почего?

– АпоЕ – так попроще будет, согласна, – рассмеялась Ева. – Этот ген, он же белок, имеет три изоформы – или, простыми словами, варианта: Е2, ЕЗ и Е4 соответственно. Они могут сложиться в шесть комбинаций, по простому принципу: один кусочек – он же аллель – от мамы, а второй кусочек от папы. Например, комбинация двух кусочков Е4. Чем примечателен вариант с хотя бы одним аллелем Е4? Тем, что его, кроме прочего, называют геном Альцгеймера[29]29
  Болезнь Альцгеймера – наиболее распространённая форма деменции – дегенеративное заболевание головного мозга, характеризующееся резким снижением интеллектуальных способностей, вплоть до тотального распада интеллекта и психической деятельности.


[Закрыть]. Почему? Есть мнение, что он является самым мощным генетическим фактором риска развития этой болезни. Если в паре обе копии – Е4, то риск становится колоссальным. Зачем нам это всё в контексте аутизма? Ген АпоЕ4 связан с повышенным воспалительным ответом – он его провоцирует. Зачем это нужно человечеству? Вот было нужно, представьте себе. Когда наши далекие-далекие обезьяньи предки пять-семь миллионов лет назад эволюционировали в двуногих, они стали бродить где ни попадя, травмируясь и отравляясь незнакомой пищей – воспаление позволяло им выжить, защищая от инфекций. У них у всех было по две копии АпоЕ4. Но в то время они практически не подвергались токсическому воздействию. Примерно 220 тысяч лет назад возникла изоформа ЕЗ, а примерно 80 тысяч лет назад – Е2. Сегодня большинство людей являются носителями версии ЕЗ/ЕЗ… Анечка, не скучно? – поинтересовалась Ева, сделав паузу.

– Нет, что вы – очень интересно.

– Ну хорошо. Что же изменилось с тех пор? Например, мы заполнили свой мир тысячами токсинов, на выведение которых бедняжка Е4 попросту не «заточен». Сегодня у малыша с таким вариантом гена постоянно что-то воспаляется и плохо выводится всякая дрянь. Чем это грозит, мы уже обсуждали. Нужно это знать родителям ребёнка? Ну конечно да! Так они будут понимать потенциальный риск и смогут позаботиться о том, чтобы пистолет не выстрелил. И это только один пример. Уже сегодня есть достижения науки, о которых никто, в широком смысле, не знает, – вот куда нужно смотреть! Но не хотят – ни знать, ни даже думать об этом. Даже думать о том, что об этом нужно подумать! У очень многих в голове до сих пор привычка все болезни лечить отваром из мухоморов – я утрирую, конечно… Ответственность – должна быть ответственность! Тогда можно будет задумываться о будущем… Удовлетворила я хоть чуть-чуть ваше любопытство?

– Конечно! Спасибо вам огромное, за ценную информацию и вообще за помощь! – искренне поблагодарила Аня Холмакову.

Затем сделала паузу, вспомнив про Хромко, и вновь к ней обратилась:

– Ева, у меня к вам есть ещё просьба, наверное, несколько необычная.

– Я слушаю?

– Вы можете попросить своих знакомых из администрации губернатора, чтобы они ещё раз напрягли моё руководство?

– В целом да, а что случилось?

– Ну… У нас назревает внутренний конфликт – мой начальник хочет спихнуть это дело кому-нибудь. Я, возможно, нашла место фактического проживания Юлии Андреевны – и это не у нас, а здесь, в Москве. Скрыть я эту информацию не могу, да и не хочу, потому что мне это может помочь её найти, а формальный повод отфутболить материал появится. Если бы можно было как-то это пресечь – так было бы и правильней, и вообще…

– Да, я вас поняла – конечно, я всё сделаю. Убедительно попросим ваше руководство дело Борисовой не футболить. Это, я так понимаю, сленг ваш полицейский?

– Он самый. В таком футболе мы исторически очень сильны, – отшутилась Сорокина.

– Может, их ещё о чём-то попросить?

– Нет, спасибо, с остальным я сама разберусь.

– Ну хорошо. Меня, кстати, ещё одна мысль посетила… Я не знаю, может, это вам не будет интересно… В одном благотворительном фонде есть программа так называемой индивидуальной дружбы. Суть в создании дружеских отношений между взрослыми людьми с нарушениями развития и волонтёрами без нарушений. Я могу вас познакомить с руководителем этого проекта, и, может быть, у вас получится подружиться с кем-нибудь из участников. Сможете получить опыт, который вам может пригодиться для общения с Антоном, ну и… у кого-то появится такой замечательный друг, как вы.

– Не уверена, что я замечательный друг… Но я бы попробовала.

– Если есть время, я могу вас прямо сейчас туда отвезти – мне в принципе по пути.

– Я с удовольствием, время есть.

– Тогда заканчиваем чаёвничать, и в путь, – улыбнулась Ева, вставая.

– В путь, – поддержала её оптимизм Аня, и они вместе вышли из кафе.

Они не спеша прошли пару кварталов, и Холмакова остановилась возле белоснежного «Кайена», жестом приглашая Сорокину в машину. Почему-то Аня и не ожидала увидеть «Жигули». Она с удовольствием села в комфортное кресло, но упрямая память подпортила момент, вернув когда-то счастливые, а теперь болезненные воспоминания о совсем других поездках.

– Опять личное? – Ева удивительным образом снова точно определила резкий скачок в настроении девушки.

– Оно… – Аня на секунду встретилась взглядом с женщиной, а потом вновь опустила глаза куда-то себе под ноги.

Холмакова пару минут рулила молча и опять обратилась к своей попутчице:

– Знаете, я хожу к психологу – мне бывает легче после того, как разделю с ней проблему.

– Говорят, Борисова тоже посещала психотерапевта… – попыталась Сорокина увести разговор в другую сторону.

– Вы не уклоняйтесь от темы, я так просто не отстану. Я же вижу, что больно.

– Больно…

– Кто он? – настойчиво спросила Холмакова, подталкивая Аню к продолжению.

– Он?.. Учитель…

– Учитель? – Ева удивлённо посмотрела на девушку и вернулась к контролю дороги.

– Он почти в два раза старше меня и дал мне столько уроков, что, наверное, теперь в первую очередь да… учитель. А когда-то я думала, что он мой… любимый мужчина, а потом уже всё остальное.

– И что произошло? Предательство?

– Для него, наверное, нет… Он изначально следовал своему плану и не отошёл от него.

– Вы меня, конечно, запутали.

– У нас это называется «использовать втёмную»… – грустно вспомнила Сорокина один из уроков. – Мы познакомились во время одного расследования. Я думала, что он мне помогает, а оказалось – это я делала для него работу… Это был… просто бизнес.

– Ужасно… И что вы сделали, когда всё узнали?

– Я? Попыталась его убить… Хладнокровие не мой конёк…

– В смысле?.. В прямом? – расширенные глаза Холмаковой выразительно показывали, что Ане удалось её удивить.

– Да, в прямом. К счастью, и в этом он оказался лучше меня… Попытка не удалась.

– Похоже, никудышный из меня вышел психолог, – растерянно пробормотала Ева. – Совершенно не представляю, что вам сказать.

– А знаете, всё равно помогло… Боль ушла, вернулась злость.

Холмакова снова бросила смотреть на дорогу, окинув Аню удивлённым взглядом.

– Да, я девушка своеобразная… – ответила она, забавно сжав губы, выпучив глаза и сморщив лоб. – Теперь ваша очередь. А у вас какие проблемы?

– Кроме сына-аутиста? – попыталась отшутиться Холмакова.

– Сын-аутист – прежде всего сын. Он не может быть проблемой. Муж?

– Ну, муж тоже не может – его попросту нет.

– Отсутствующий муж – распространённая проблема. Не ожидала, что она есть у вас.

– Почему же?

– Потому что умная, успешная и трындец какая красивая.

– За «трындец», конечно, спасибо, – улыбнулась Ева, – нетипичный комплимент. Но практика показала, что это всё недостатки.

– Как так?

– Потому что из-за этого трындеца я в первую очередь трофей. А трофей вещь одноразовая – его главное добыть, а дальше он просто висит на стене. Что со мной делать после добычи, никто заранее не думает, ибо включены не те мозги. И ладно бы на стене, но он же ещё и кушать привык, и не только. Ну да – ну вот люблю я чёрную икру! Люблю! Да, я летаю в бизнес-классе! И не потому, что понты, а спина у меня болит – я лучше вообще дома останусь, чем полечу в экономе! Ну нравится мне завтракать со свежими цветами – нравится!.. И всё это я сама себе могу обеспечить, когда одна! А коль уж ты такой удачливый охотник и теперь со мной спать изволишь, так и остальное обеспечь!.. В общем, когда выясняются все «недостатки», добытчик сравнивает с собой и… Не всегда получается в его пользу и не всегда по карману… А это мало кто любит и готов принять – особенно из тех, кто добывал трофей.