Текст книги "Человек на закате"

* * *

Живу теперь малоподвижно

и даже чуть иллюзионно,

то есть компьютерно и книжно,

а также телевизионно.

* * *

Забавно думать о порядке,

который в мире вдруг узрел:

я мелкий овощ с Божьей грядки

и, кажется, уже созрел.

* * *

Светло и уютно старение,

когда бы не призрак опасности:

старение – это прозрение

своей пустоты и напрасности.

* * *

Давно я водку пью, а не вино,

давно курю, на баб ещё кошусь,

а что помру, я понял так давно,

что этого уже и не страшусь.

* * *

Воспроизводство населения

и обрюхачиванье девушек

волнует наше поколение

уже как бабушек и дедушек.

* * *

Теперь я даже думаю с одышкой:

поспорив чуть, устало затихаю,

а если посижу над умной книжкой,

то вообще неделю отдыхаю.

* * *

Выцвело цветение заката.

Сумерки опасливо ценя,

я всё время помню, что когда-то

был рассвет и полдень у меня.

* * *

Прозрениям души я очень верю

и голос её часто слышу вещий:

за запертой от нас незримой дверью

творятся удивительные вещи.

* * *

На старости пришло благополучие,

живу я в обеспеченности даже;

Ты, Господи, прости меня при случае,

и я – клянусь – прощу Тебя тогда же.

* * *

Печально тем ещё старение,

что мучит острый зуд сомнений:

несут нам годы несварение

текущих в мире изменений.

* * *

Думаю спокойно и рассеянно,

что в культурном слое нашем тонком

много зла зарыто и посеяно —

всё оно достанется потомкам.

* * *

Течёт незримо времени река,

оглядываюсь я, плывя по ней:

величие видней издалека,

убожество и мрак – ещё видней.

* * *

Возможно, эти домыслы нечисты,

но если есть на свете справедливость,

то все энтузиасты-активисты

окажутся в аду за суетливость.

* * *

Я спокойно закрою глаза

и земные сниму с себя вожжи:

всё, что мог, я уже рассказал,

мир иной опишу я чуть позже.

* * *

Свои дела и дни перебирая,

готовясь к неприятностям заранее,

решил собраться с мыслями вчера я,

но мысли не явились на собрание.

* * *

Холодно зимой, а летом жарко,

осень и весна – для настроения,

и хранит Господь нас, только жалко —

малый срок у нашего хранения.

* * *

Уже я давно не спешу никуда —

за это я старость люблю,

а редкие мысли о пользе труда

я в рюмке злорадно топлю.

* * *

Сполна мне достаточны дом и семья,

и, душу в покое купая,

в общественной жизни участвую я,

лишь разве еду покупая.

* * *

Бурлил, кипел, перекипел,

вошёл в пространство пожилое —

однако жил, однако пел

и трогал женщин за живое.

* * *

Ничтожная участь нам как ни грози,

а небо в ночи как ни звёздно,

мы так извозились в житейской грязи,

что нам воспарять уже поздно.

* * *

Невежество моё разнообразно —

не зря себя на книгах мы пасём,

поэтому я к возрасту маразма

знать буду ничего, но обо всём.

* * *

Должно быть, видит Божье око,

сыскав меня в пустой пивной,

что мне нигде не одиноко,

поскольку всюду я со мной.

* * *

Когда небо подёрнулось тучами

и на душу надвинулась мгла —

хорошо в этом пакостном случае,

чтобы выпивка в доме была.

* * *

Сегодня долго думал я о том,

что всяко было, даже приключения,

но делается жизнь пустым листом

в конце её бурливого течения.

* * *

Надо срочно проблемы житейские

разрешать, собираясь в дорогу,

ибо жадные воды летейские

ощутимо прилили к порогу.

* * *

Я в юдоль эту вжился земную,

я купаюсь в её новостях,

но и к тем уже нынче ревную,

кто сидит у Хайяма в гостях.

* * *

Хотя давно оставил я работу

и чистой ленью дышит моя келья,

из разных дней недели я субботу

люблю за узаконенность безделья.

* * *

Поскольку мыслю я несложно,

то принял с возрастом решение:

улучшить мир нельзя, но можно

к нему улучшить отношение.

* * *

А когда мы исчезнем, как не были —

нету чуда в обычном явлении,

то сродни безразличию мебели

будет память о нас в населении.

* * *

А если думать регулярно,

то вдруг заметишь в декабре,

что нынче думаешь полярно

тому, что думал в ноябре.

* * *

Сижу, смотря в окошко невнимательно,

то небо наблюдая, то траву;

безделье мне полезно и питательно,

в самом себе неслышно я живу.

* * *

Уже я в игры не играю,

поскольку сильно похужел

и равнодушно озираю

дезабилье и неглиже.

* * *

Высветляя нам то, что утрачено,

крутит память немое кино;

мы писали судьбу свою начерно,

а исправить уже не дано.

* * *

Моя отдохновенная нирвана —

не роща вековых деревьев лиственных,

а ложе одряхлевшего дивана,

и рядом – стопка книг, ещё не листанных.

* * *

Хотя живу лениво я и праздно —

трудом не заслужу себе медали я;

живу я очень целесообразно,

поскольку собираюсь жить и далее.

* * *

Подумал я, хлебнув из фляги:

душа взаправду если странница,

то помоги, Господь, бедняге,

кому душа моя достанется.

* * *

Этой жизни последнюю треть

уделял я уже не потехам,

а искусство беспечно стареть

постигал с переменным успехом.

* * *

Хоть я заядлый книгочей,

мои познания убоги:

бежит годов моих ручей,

глотая мусор по дороге.

* * *

Прошла пора гуляний шалых,

теперь тусуюсь в туфлях разных

между старушек обветшалых

и стариков грибообразных.

* * *

Склероз густел, но я с тоской

сам заполнял пунктир в анкете:

насколько помню, пол мужской,

а были, кажется, и дети.

* * *

Теперь я грустный оптимист,

не обижаю никого,

моральный облик мой так чист,

что плюнуть хочется в него.

* * *

Поскольку я дружу с бутылкой

и дружба с ней любезна мне,

то я смотрю на мир с ухмылкой,

хотя сочувственно вполне.

* * *

Старость – это быстрая усталость

и невнятной горечи микробы,

всё хотя сложилось, как мечталось,

и гораздо лучше, чем могло бы.

* * *

Если услышу сужденье надменное,

я соглашусь и добавлю неспешно:

сеял я глупое, бренное, тленное,

сеял и доброе, но безуспешно.

* * *

Бросил хорохориться теперь я

и не разглагольствую площадно;

время нам выдёргивает перья

и кураж изводит беспощадно.

* * *

Я строки ткал, и ткалось худо-бедно,

в усердном ремесле прошли года;

ткань жизни расползается бесследно,

ткань текста – остаётся иногда.

* * *

Эрзацы, фальшь и суррогаты

питали нас в былые дни,

и если чем-то мы богаты,

то это именно они.

* * *

А к вопросу о культуре —

был я шут и безобразник,

но, по-моему, без дури

жизнь – не праздник.

* * *

И прощусь я с повсюдным поганством,

и очнусь на другом этаже,

где сливается время с пространством

и где нет их обоих уже.

* * *

Это много, а не мало —

жить без бури и пурги,

трудно двигая и вяло

две отёкшие ноги.

* * *

Абстрактных истин, истин вообще

я не люблю, поскольку не философ,

люблю я мозговую кость в борще —

она лежит, и нету к ней вопросов.

* * *

У старости какие удовольствия?

Ничем не нарушаемый покой,

обильные запасы продовольствия

и кнопки от экрана под рукой.

* * *

Пишу об увядании своём,

поэтому и старюсь немучительно,

хотя когда-то пел я соловьём,

а нынче только каркаю значительно.

* * *

В некой рыхлой школьной хрестоматии

хер нарисовав исподтишка,

мысленно послав меня по матери,

выучат потомки два стишка.

* * *

Наш разум, интуиция, наитие

ничуть и никогда не замечают,

насколько уже близко то событие,

когда их воедино выключают.

* * *

Мы пьём непрерывно и много едим,

соблазны внушает нам бес,

и то, что пока организм невредим, —

одно из Господних чудес.

* * *

Повадки больше нет во мне упрямой,

всё взвешивает разум на весах;

я думаю, теперь и папа с мамой

спокойны за меня на небесах.

* * *

Блаженно тихое безделье,

в нём хорошо и свеже дышится,

в моей почти монашьей келье

возле дивана лень колышется.

* * *

Влился в мёртвую природу

закадычный давний друг;

Бог готовит нас к уходу,

близких душ сужая круг.

* * *

Уж ни одна колода карт

с цыганкой наравне

совокупительный азарт

не нагадает мне.

* * *

Во время Страшного суда

надеюсь я не унывать,

а посмотрев туда-сюда,

родным и близким покивать.

* * *

По жизни много раз терпя убытки,

я волосы не рву при каждом бедствии:

судьба не разоряет нас до нитки,

а часть и компенсирует впоследствии.

* * *

Мы живём в густой бурлящей каше,

мало что в ней толком разумея;

многие моменты жизни нашей

мы поймём не здесь весьма позднее.

* * *

В нас часто состояние тревожности,

мы чувствуем её немую речь,

она бормочет нам о безнадёжности

себя предохранить и уберечь.

* * *

Такого у судьбы я не просил

и горечи своей не утаю:

не только для работы нету сил —

я даже отдыхая устаю.

* * *

Мне чтение – вроде питания,

поэтому дух мой не бедствует;

среда моего обитания

с реальностью – просто соседствует.

* * *

Весьма кудряво мы живём,

и нету привкуса плачевности,

но годы в паспорте моём —

живая справка о никчемности.

* * *

Старение – оно отнюдь не плавное,

оно скорей как лестница большая,

оно идёт ступенями, а главное —

сознание и чувства приглушая.

* * *

Моя житейская лампада

заметно стала иссякать,

но много света и не надо,

чтоб на столе стакан сыскать.

* * *

Усохла трахалка, иссякла сочинилка,

соображалка стала уставать —

но живы мы. А в будущем училка

нас будет сквозь очки преподавать.

* * *

У слова – изобилие значений,

и многие – желанью вопреки;

храни меня, Господь, от поучений,

которыми богаты старики.

* * *

Это странное время – старение,

предисловие расставания;

изнутри раньше плыло горение,

а теперь – лишь тепло остывания.

* * *

Вчера я на могиле брата

вдруг понял очень ощутимо,

что нет у времени возврата

и всё течёт необратимо.

* * *

В руках кого сегодня палка,

кто где сегодня на коне?

Жизнь коротка, и тратить жалко

её на мысли о говне.

* * *

Хотел сегодня про любовь я

вновь написать чего-нибудь,

но мудрости богиня Софья

шепнула мне: «Уже забудь».

* * *

В жизни этой, чувствами обильной,

после целодневной суеты

ясно вижу холмик мой могильный

и в бутылке – жухлые цветы.

* * *

Недаром так тоскливо я пишу,

что старость – это сумерки кромешные:

теперь уже я с лёгкостью гашу

кипящие во мне порывы грешные.

* * *

Давно я срок тяну земной,

а время льётся.

Охрана памятников мной

вот-вот займётся.

* * *

Ох, непрерывность похорон

хотел бы я притормозить;

уж очень часто стал Харон

моих друзей перевозить.

* * *

Никаких у меня уже дел,

ни трудов, ни долгов, ни забот,

нынче в зеркало я поглядел —

лучезарный седой идиот.

* * *

Ведут по жизни нас

надежды и стремления,

а если жар угас,

то – прелести дряхления.

* * *

С утра едва проснусь,

компьютер я включаю

и всю земную гнусь

за чаем изучаю.

* * *

Не дай ни грусти, ни тоске

гнать волны мрака,

весь мир построен на песке —

стоит, однако.

* * *

Кажется, насколько понимаю,

свой чердак я доверху заполнил:

вроде бы я всё запоминаю,

но уже не помню, что́ запомнил.

* * *

Имеет нашей памяти дурдом

лихое качество:

про всё, что вспоминал бы со стыдом —

забыто начисто.

* * *

Когда идут осенние дожди,

мне разное в их шелесте сочится:

то «больше ничего уже не жди»,

то «может ещё многое случиться».

* * *

В былое тянутся ступени

уплывших лет,

а на ступенях – тени, тени

тех, кого нет.

* * *

Мне возраст печали принёс,

которыми надо делиться:

мне нравилось жить на износ,

и он не замедлил явиться.

* * *

Между рожденьем и кончиной,

в любой из жизни день и час,

необходимо быть мужчиной —

Бог это очень ценит в нас.

* * *

Текут остатки от остатка,

плывут года и облака,

но жизни тёмная загадка

мной не разгадана пока.

* * *

Я дней уплывших череду

порой так ясно вспоминаю,

как будто вновь по ним иду

и много в жизни понимаю.

* * *

Я на восьмом десятке лет —

печально, радостно, обидно —

вдруг ощутил души расцвет.

Перед разлукой, очевидно.

* * *

Редеет облаков летучая гряда,

подумал я привычно и цитатно;

уже не тороплюсь я никуда

и слышу жизни шум уже невнятно.

* * *

Здесь неудача, там беда,

но есть и радостные факты,

и по дороге в никуда

бывают чудные антракты.

* * *

Сегодня очень остро я почувствовал,

какой я в этой жизни гость случайный,

как будто ненароком поприсутствовал

на собственной кончине беспечальной.

* * *

Порывов дурачиться более нет,

серьёзность со мной неразлучна;

я сделался взрослым на старости лет,

а это обидно и скучно.

* * *

Я людей неохотно прощаю —

удивительный старческий грех,

но на небе зато – обещаю,

что ходатаем буду за всех.

* * *

Приблизившись к таинственному краю,

храним покуда промыслом Господним,

я тихо сам с собой в снежки играю

запомнившимся снегом прошлогодним.

* * *

Не надо глубоко в себе копаться,

отыскивая сумерек явление:

люблю я засыпать, а просыпаться

теперь уже люблю гораздо менее.

* * *

Жить на свете я очень люблю,

но не шляюсь по скользким эльбрусам,

ибо дома здоровье гублю

с удовольствием я и со вкусом.

* * *

Как ни живёшь, а в результате,

когда, по сути, песня спета, —

на что я жизнь мою потратил?

И нету связного ответа.

* * *

Скит, затвор, берлога, келья —

я сюда хотел давно,

есть запас еды и зелья,

книги, мысли и окно.

* * *

Ещё живу, отбрасывая тень,

и я её достойно наградил:

она одна выходит за плетень,

которым я себя огородил.

* * *

Когда наступит мой черёд,

я вспомню только всё хорошее.

«Он даже после смерти врёт», —

заметит ангел огорошенно.

* * *

Уже я для экскурсий не ходок,

не шляюсь вдоль фасадов с ротозеями,

и горестно-обидный холодок

явился в отношениях с музеями.

* * *

Что люблю себя, я не таю,

и любовь эту глупо гасить;

только жаль – на могилку мою

не смогу я цветы приносить.

* * *

Конечно, слабость, вялость, квёлость —

вполне сезонная беда,

но жаль душевную весёлость,

ушла мерзавка и балда.

* * *

А жизнь моя была весьма легка,

отвержен и гоним я сроду не был,

и густо покрывали облака

высокое безоблачное небо.

* * *

Когда существование плачевное

заметно приближается к концу,

то средство наиболее лечебное —

прильнуть после стакана к огурцу.

* * *

Я вставить хочу эту строчку

в заветный житейский канон:

бедняга, кто пьёт в одиночку, —

умрёт в одиночестве он.

* * *

Есть у любого старикашки,

то стопкой высясь, то горой,

разнообразные бумажки,

что он мыслитель и герой.

* * *

У старости прекрасна безмятежность,

любовь к заплесневелым анекдотам

и душу разрывающая нежность

к потомкам – фраерам и обормотам.

* * *

Светясь остатком силы и огня,

пою свои сомнительные арии,

но ордер на изъятие меня

уже лежит в небесной канцелярии.

Искусство стареть

* * *

Не двигается время наше вспять,

но в некие преклонные года

к нам молодость является опять

и врёт, как лихо жили мы тогда.

* * *

Мы содержимся в холе и неге,

мы хранимы семьёй, как алмаз,

только мха молодые побеги

всё равно прорастают из нас.

* * *

Мой дом зарос холмами книг,

и душно спать к утру,

но окажись я вдруг без них,

я ссохнусь и умру.

* * *

Ужели допалил я мою свечку

и кончились пути мои кривые?

Но времени шуршащую утечку

недавно я почувствовал впервые.

* * *

Смешно в закатной нашей драме

играть надрывно и всерьёз:

уже маразм не за горами,

и гнусно ширится склероз.

* * *

Нет, мы у судьбы не слепые рабы,

устроено так мироздание,

что если не ждёшь ничего от судьбы,

она утолит ожидание.

* * *

Прощусь покуда с мыслями угрюмыми

и стану о былом писать моём:

былое, разукрашенное думами,

роскошным выливается враньём.

* * *

Сезоны тянутся, меняясь,

бесшумно шар земной вращается,

и, год от года удлиняясь,

моя дорога сокращается.

* * *

Мне часто снятся умершие люди —

знакомые, приятели, родня,

как будто тени кончившихся судеб

о чём-то упредить хотят меня.

* * *

В давние мальчишеские лета

я читал запойно и подряд,

и в меня втекла отрава эта,

и в судьбу залился этот яд.

* * *

Изрядно время обломало

лентяя, пьяницу и лоха:

я хоть и знаю очень мало,

но я и это помню плохо.

* * *

Я легко погружался в туман,

был решителен в жизненных сложностях,

и сложился бы дивный роман

об упущенных мною возможностях.

* * *

Не скурвился, не спился и не спятил,

не вылинял от жизни ежедневной,

а всё, что потерял или утратил, —

пустяк на фоне целости душевной.

* * *

Внучата со мной снисходительно дружат,

мы видимся кратко и редко,

потомки, быть может, потом обнаружат

во мне интересного предка.

* * *

Про мир и дружбу пылкие доктрины

при взгляде с моего простого ложа,

с дивана моего, с моей перины —

пусты и пустотой меня тревожат.

* * *

В день святого Валентина,

в день венериных оков

серебрится паутина

на паху у стариков.

* * *

Уже Москва почти пуста,

а Питер вовсе стих,

друзья отбыли в те места,

где я не встречу их.

* * *

Дела мои грустно меняются,

печальны мои ощущения:

теперь даже мысли стесняются

являться ко мне для общения.

* * *

На исходе, на излёте, у финала,

когда близок неминуемый предел,

ощущается острей, насколько мало

получилось из того, что ты хотел.

* * *

Недавно я подумал, что в чистилище

огромная толпа теней клокочет:

оно ведь наилучшее вместилище

для тех, кто даже в рай не очень хочет.

* * *

Поскольку я здоровье берегу,

то днём не лечь поспать я не могу,

и только после близости с Морфеем

я снова становлюсь былым Орфеем.

* * *

Однажды выпадет мой фант,

и в миг успения

навеки сгинет мой талант

хмельного пения.

* * *

Старение – это худая лошадка,

неспешно везущая хворостей воз;

года наши тянутся хоть и не гладко,

но страх и печали врачует склероз.

* * *

Восходит новая заря

и там и тут,

и стаи нового зверья

везде растут.

* * *

И в неге жил я, и в говне,

и что-то удалось,

но больше умерло во мне,

чем родилось.

* * *

Я в телевизор пялюсь временами;

плёл диктор о наследии нетленном;

а жаль, что оставляемое нами

шакалам достаётся и гиенам.

* * *

Друг болен и готовится уйти —

спокойно, как отважится не каждый;

ну что ж, душа, счастливого пути,

а там ещё мы встретимся однажды.

* * *

Без устали крутился мой волчок;

доселе кружит;

из мальчика случился старичок;

и пьёт, не тужит.

* * *

Всё ближе дня рождения порог,

не праздновать его никак нельзя,

халвой хвалы украсят мой пирог

на выпивку пришедшие друзья.

* * *

От канувшего времени лихого

остались голубые небеса,

не помню ничего уже плохого —

особенно того, что делал сам.

* * *

Смешно мне слушать, горестно и скучно,

что всё уже постигнуто научно,

и с кафедры вещает сивый мерин,

что мир трёхмерен.

* * *

На старости я больше пью под вечер,

и к ночи ближе льётся благодать,

поскольку мне заняться больше нечем,

а время как-то нужно скоротать.

* * *

Хороши мои дела,

всем они наука:

дочка внучку родила,

сын добавил внука.

* * *

На кладбище всегда полно гостей,

здесь отдых от забот и дел кипучих,

оно не только лежбище костей,

оно и космодром для душ летучих.

* * *

Умерли, ушли, скончались,

распылились, как пыльца,

и теперь уже в начале

те, кто двигался с конца.

* * *

Я сам себе создал устав,

я им горжусь:

устав и даже не устав,

я спать ложусь.

* * *

Года несутся, как трамвай,

но я пока живу,

и хоровое «Наливай!»

нас держит на плаву.

* * *

Не знаю час, когда я уплыву

куда-то далеко за облака,

но до вечерней рюмки доживу

наверняка.

* * *

У меня душа моя спросила:

из тебя, хозяин мой и барин,

утекает жизненная сила —

ты за это тоже благодарен?

* * *

Я молод был ещё недавно

и подвергался комплиментам,

но вял и слаб теперь так явно,

что всем кажусь интеллигентом.

* * *

Весьма загадочно старение —

моё живое настоящее,

в нём интересно изнурение,

вдруг самозванно приходящее.

* * *

Упал кураж, и выдохся трезвон,

мы общество собой не беспокоим,

на склоне дней приходит угомон

и вкрадчиво становится конвоем.

* * *

Живу я с удовольствием на свете,

хоть возраст у меня – смурной и смутный,

а то, что в голове гуляет ветер —

так он попутный.

* * *

Иду земной дорогой много лет я,

длину её отмерит Божий глаз,

однако шириной дорога эта

зависит исключительно от нас.

* * *

Всё, что было, быльём поросло,

усыхает любое влечение,

остаётся одно ремесло,

чтобы чувствовать жизни течение.

* * *

Склероз – весьма медлительный процесс:

мне чужд уже общественный бульон,

ещё к себе я теплю интерес,

однако выдыхается и он.

* * *

Во внешности крутые превращения

обычно происходят у людей,

которые, не чувствуя смущения,

в успешных совращаются блядей.

* * *

Живу я тише самой мелкой мыши,

свой вечер освежаю крепким зельем,

и занят я – по горло, как не выше,

своим душеспасительным бездельем.

* * *

Я срок земной почти что отмотал,

душа незнамо в ком начнёт сначала,

теперь коплю презренный я металл,

чтобы вдова детей не огорчала.

* * *

Любой лишён я начисто надменности,

и к людям я с большим тянусь доверием,

но к подлой и цветущей современности

с надменным отношусь высокомерием.

* * *

Мне будущий бедлам не по нутру

(грозятся и пророки, и пророчицы);

хотя я к той поре уже помру,

но глянуть и послушать очень хочется.

* * *

Люблю ежевечернее подпитие,

когда ничто блаженству не мешает,

и с ангелами Божьими соитие

душа неторопливо совершает.

* * *

Лакеи, лизоблюды, прихлебатели,

на старости ударившись в художество,

печалятся, что жизнь они потратили

на хамское бездарное ничтожество.

* * *

Таким порой бывает день,

что даже в чахлом виде жалком

заплесневелый дряхлый пень

заметно тянется к фиалкам.

* * *

Зажгла чинарик только третья спичка,

и я подумал, умственный мудила:

жить – это тоже вредная привычка,

и до добра она не доводила.

* * *

Приветливей стал я на старости лет,

поскольку позорно забывчив,

и лица я помню, а чьи они – нет,

поэтому так я улыбчив.

* * *

В негодность постепенно приходя,

я думаю, что, если повезёт,

совсем уже немного погодя

Харон меня по адресу свезёт.

* * *

Теперь живу я осмотрительно:

во внешний мир идя из комнаты,

себя осматриваю бдительно —

очки, ключи, штаны застёгнуты.

* * *

Ясно видя в жизни, что почём,

выискал к покою я ключи:

вовсе не нуждаюсь я ни в чём

из того, что я не получил.

* * *

Всех нас желанью вопреки

согласно Божьему билету

несёт течение реки,

которая впадает в Лету.

* * *

Привычная мила мне колея,

обидно только мне за этот путь:

по мне слезу прощальную пролья,

его продолжит вряд ли кто-нибудь.

* * *

Загадки порой разрешаются просто,

спокойствие старости – штука простая:

с годами душа обрастает коростой

и суше становится, ей обрастая.

* * *

Мне старость ещё круче нос повесила,

года весьма кураж мой остудили,

но зрителям со мной пока что весело,

ведь иначе они бы хер ходили.

* * *

Мы в подлой выросли державе,

налиты соками её

и, чтобы стёрлись пятна ржави,

полощем души, как бельё.

* * *

Осмысленна земная маета,

живительна и благостна она,

любезна мне людская суета,

её я наблюдаю из окна.

* * *

Я издали смотрю не без печали,

как новая идёт закалка стали:

настолько нынче люди одичали,

что скоро племена пойдут и стаи.

* * *

Разрезал тишину кошмарный крик,

не слышный, кроме Бога, никому:

то молча умолял больной старик

продлить существование ему.

* * *

В небесном Божьем царстве теней

полно святых, но есть ли шут?

А потому и нет сомнений,

что там себе я роль сыщу.

* * *

Если совсем не верить в чудо,

то быть естественной беде,

и я, никто из ниоткуда, —

никем я стану и нигде.

* * *

Весьма разнообразно время множит

в нас перемены личного всего;

дерьмо, конечно, стать иным не может,

но дивны превращения его.

* * *

Танцуют люди пожилые,

и я приязнен к парам слипшимся:

уже едва-едва живые,

но дышат духом сохранившимся.

* * *

Смерть – эпизод обыкновенный,

извечный, всехний и повсюдный,

как будто сон – самозабвенный

и непробудный.

* * *

Возраст мой, весьма осенний —

объяснение тому,

что согласен я со всеми,

но не верю никому.

* * *

Недавно старый друг ушёл туда,

где нет ни воздыханий, ни печали;

недолгие остались нам года,

чтоб мы в его отсутствие скучали.

* * *

Скользят, меня минуя, взоры дев,

и я на них внимания не трачу,

но на меня секунду поглядев,

младенцы плачут.

* * *

Я прочёл уйму книг,

и набит мой чердак —

то ли мудрый старик,

то ли старый мудак.

* * *

Безумных лихолетий череда,

эпоха ослепительной беды —

уплыла, не оставив и следа,

поскольку похоронены следы.

* * *

Все порывы суеты никудышной

я давлю в себе железной рукой,

перейдя на незаметный, неслышный,

но блаженно ощутимый покой.

* * *

Хотя я всей душой повязан с песней

о дивных наших свойствах боевых,

события в семье мне интересней

бесчисленных событий мировых.

* * *

Забавно, что в пути моём земном,

где были очень разные превратности,

встречался я с отъявленным говном

гораздо реже грустной вероятности.

* * *

Я думал и про это, и про то,

я мыслями лицо своё морщинил:

совсем я не был ангелом, зато

нисколько не склонялся к бесовщине.

* * *

Я любил и умел подружиться,

но за долгие годы, что жил,

на кого-то я мог положиться,

на кого-то потом положил.

* * *

С годами организм нещадно вянет,

всё в нём уже совсем не то, что было,

и утром я теперь подолгу занят,

себя реанимируя уныло.

* * *

А вот и дряхлости цветочки:

я словно пруд, заросший тиной —

не только много дней ни строчки,

но даже мысли ни единой.

* * *

Во мне ещё к жизни полно интереса,

у нас отношения нежные,

я был говорлив, как колёса экспресса,

а нынче скриплю, как тележные.

* * *

Я плохо знаю наши свойства —

темнее в мире нет предмета,

но убеждён: самодовольство

есть недалёкости примета.

* * *

У жизни смысла не было и нет,

об этом устно сказано и письменно,

и я вполне разумно много лет

живу легко, бесцельно и бессмысленно.

* * *

Я живу спокойно, без кипения,

срок земной настырно продлевая,

в чашу своего долготерпения

крепкие напитки подливая.

* * *

Былое время видный след

во мне оставило повсюду,

наивен был я много лет,

но никогда уже не буду.

* * *

Толку не ищи в замшелом пне,

старость – это время горемычное,

лучшее, что нынче есть во мне, —

это самочувствие приличное.

* * *

Случались очень часто поражения,

которых я по глупости не ждал,

но дух мой исцеляли выражения,

которыми я грусть сопровождал.

* * *

Судьбу мою почти доткали Парки,

уже душа созрела понемножку,

и жалко будет, если по запарке

её Творец небрежно сунет в кошку.

* * *

Те, что блудили без оглядки,

те, кто грешил не по годам, —

они в аду жуют прокладки

случайных дам.

* * *

Весьма люблю реальность я земную,

и в той дали, заоблачной и внешней,

душа моя, вливаясь в жизнь иную,

томиться будет памятью о здешней.

* * *

О многом узнавалось понаслышке,

но много и прочёл я с юной резвостью;

накопленного знания излишки,

легко скисая, делаются трезвостью.

* * *

В нелепые встревал я приключения,

меня обуревала предприимчивость,

потом терзали душу огорчения,

но всё спасала щедрая забывчивость.

* * *

Большое множество людей

меня учило жизни мудрой,

напоминая мне блядей,

оштукатурившихся пудрой.

* * *

Грустно, когда вяло и недужно

смотришь исподлобья нелюдимо,

как тебе становится ненужно

то, что было так необходимо.

* * *

Хороша моя старость безмозглая:

ни о чём уже думать не стоит,

ночью даль улыбается звёздная,

днём – уютный с лекарствами столик.

* * *

Скептичен и печалью припорошен,

в тюремных побывавший учреждениях —

меня подозревать ни в чём хорошем

уже нельзя – ни в мыслях, ни в суждениях.

* * *

Отрадно жить на белом свете

и знать по замыслу Творца,

что ничего тебе не светит

помимо скорого конца.

* * *

Что говорить – уже я предок,

и горизонт невдалеке,

и надо выпить напоследок,

пока стакан держу в руке.

* * *

Мне книжный магазин – души будильник:

ряды стоят, пестрят именования,

тут каждый угасающий светильник

настряпал о себе воспоминания.

* * *

Пью божественно крепкий нектар,

размышляю о Божьем творении —

я ещё недостаточно стар,

чтобы тихо кряхтеть о старении.

* * *

Ещё нормальны и вдох, и выдох,

но страсть любая уже опасна,

а жизнь я видел во многих видах,

и сукой буду – она прекрасна.

* * *

Сегодня оглянуться трезво если,

то нету ничего для утешения:

вокруг уже поют иные песни,

и шьются по-иному отношения.

* * *

Засеребрился сумрак серый,

тоска явилась – тоже серая;

намного б легче жил я с верой —

во что угодно, только веруя.

* * *

Скудны стали помыслы мои —

выросла душевная усталость,

кроме полбутылки и семьи,

больше интересов не осталось.

* * *

Мы шли по жизни ощупью,

мы духом не протухли,

хотя Сенатской площадью

служил нам стол на кухне.

* * *

В душе моей, по-птичьи певшей,

задор беспечности потух,

однако жив отяжелевший,

но Божий дух.

* * *

Я жив годам наперекор

и полон сам собой:

внутри себя я слышу хор,

поющий вразнобой.

* * *

Забавны наши превращения

в летах, уже весьма критических:

мне вкусовые ощущения

теперь дороже эстетических.

* * *

Время делает подлое дело:

от обилия прожитых дней

любопытство моё оскудело,

и я сделался много бедней.

* * *

Метели, вьюги и бураны

свистят и в ночь, и поутру,

а мы, живучие бараны,

пасёмся лихо на ветру.

* * *

Живу, покой в душе храня,

держу стакан в руке,

а жизни пёстрая херня —

в далёком далеке.

* * *

Забыты юношества споры,

истёрлись чувства зрелых лет,

со всех деревьев неверморы

мне хрипло каркают вослед.

* * *

Я с ангелом ещё наедине

ни разу не встречался и не жду,

но скоро ангел явится ко мне

с известием, что в рай не попаду.

* * *

Я чувствую давно и очень остро,

что нам поблажка выдана большая,

что совесть наша, память наша – сёстры,

и гаснет память, совесть утешая.

* * *

Нам назначено со временем уйти —

мир извечно, к сожалению, таков,

нет обратного житейского пути,

кроме тихо впавших в детство стариков.

* * *

С удачей знались мы достаточно,

былое помнится не гадко,

а нынче – противозачаточна

у нас наружность и повадка.

* * *

За себя глухое беспокойство

с неких пор испытывает разум:

траченное временем устройство

склонно к неожиданным отказам.

* * *

Сам Бог нам расчислил земные пути,

и нет ощущения страха:

короткое время живёшь во плоти

и долго лежишь в виде праха.

* * *

Мы много в жизни этой встретили,

в раю бывали и в аду,

мы так же встретим и бессмертие,

попавши на сковороду.

* * *

По жизни я люблю простые вещи —

бутылку, книгу, тихий разговор,

а время то летит, то тихо плещет,

и медленно вершится приговор.

* * *

Ни вслух, ни про себя я не молюсь

и не творю поклонов менуэт,

лишь изредка шепчу я, тёртый гусь:

«Спасибо, если даже Тебя нет!»

* * *

Моё существование молчащее —

осмысленно: я движусь к рубежу,

и время провожаю уходящее,

и вслед ему признательно гляжу.

* * *

Уходят люди за черту,

где нет уже земных растений,

и где-то в призрачном порту

с ладьи Харона сходят тени.

* * *

Теперь, когда вижу свой век целиком,

пишу с убеждённым спокойствием:

не важно, что жил я дурак дураком,

а важно, что жил с удовольствием.

* * *

Уже вполне приблизясь к рубежу,

экранов телевизорных фанаты,

живём ещё, но видно и ежу,

что мы уже музея экспонаты.

* * *

С кем завязать пожизненную нить

и перед кем колени преклонить?

Шли годы. Пустота на пьедестале,

к тому же ноги гнуться перестали.

* * *

Тоска былых невзгод, утрат, метаний

с годами не низводится к нулю,

и сладостная боль воспоминаний

нас часто посещает во хмелю.

* * *

Я не брюзга, ничуть не злобен,

живу я, старость не кляня,

а что трудиться неспособен

лишь только радует меня.

* * *

С годами наступает изнурение,

и дух, и тело слабнут невозвратно,

виновны тут и пьянство, и курение,

но главная причина – жил азартно.

* * *

Сочувствием дышало провидение,

даруя благо этого явления,

и старческое наше оскудение

целебно для спокойного дряхления.

* * *

Я посчитал: со дня рождения

раз пять – не менее того —

мои менялись убеждения,

а нынче нет ни одного.

* * *

Не зря плету я околесицу,

не зря люблю я анекдот —

так меньше думаешь про лестницу,

с которой мне сходить вот-вот.

* * *

Волна прилива и отлива,

лениво лижущая сушу,

зовёт пожить неторопливо

и освежить покоем душу.

* * *

В потоке времени сгорая,

мы ухудшаемся, естественно,

однако прямо возле края