Текст книги "Одиннадцатый дневник"

Игорь Губерман
Одиннадцатый дневник

Моим друзьям,

живым и ушедшим

* * *

 
Я в молодости был самонадеян,
душой пылал от гордости отечеством
и предан был замызганным идеям,
что разум управляет человечеством.
 

* * *

 
Привык я к новому гнездовью,
но помню край, где жил когда-то;
смотрю я с болью и любовью
на тьму российского заката.
 

* * *

 
Земной уже отбыл почти я срок,
соткавшийся обилием годов,
и близится таинственный порог,
а я к суду нисколько не готов.
 

* * *

 
Ещё я буду сочинять
на прочих непохоже,
и ни одна на свете блядь
мне помешать не сможет.
 

* * *

 
Он был ужасно некрасив,
в себе не очень был уверен
и был поэтому спесив,
надменен и высокомерен.
 

* * *

 
Мы прошлое листаем не напрасно,
кровавые рассматривая пятна:
текущее становится нам ясно,
а будущее – горько, но понятно.
 

* * *

 
Часто вспоминаю, как во время оно
был и я гуляка из не самых слабых;
был я сластолюбец, нынче я сластёна —
ем я шоколадку, думаю о бабах.
 

* * *

 
В ленивом беспутстве своём
девицы – одно наслаждение:
они тяжелы на подъём,
но очень легки на падение.
 

* * *

 
Мир делится на множество частей,
и есть у каждой собственные власти;
история – симфония страстей,
кипящих в это время в каждой части.
 

* * *

 
Мне жизнь интересна с её необъятностью,
и ради гульбы её сочной
готов я мириться с любой неприятностью,
но не с панихидой досрочной.
 

* * *

 
В мире всё увязано и спаяно,
прошлое – грядущему сродни,
и братоубийственного Каина
всюду повторяют в наши дни.
 

* * *

 
Всё то, что уготовано судьбой,
я принял, уважая рок могучий,
а прочее, что рядом шло гурьбой,
я тоже не отверг на всякий случай.
 

* * *

 
Легко живя среди прогресса
и покалечены империей,
мы – щепки срубленного леса
с большой невнятной фанаберией.
 

* * *

 
Дружил я мало с забулдыгами
и в их домах я не гостил,
я жизнь мою провёл за книгами,
а счастье скверны – упустил.
 

* * *

 
Гляжу вперёд я неуверенно,
и есть резоны у тоски:
Россия будущим беременна,
но травит все его ростки.
 

* * *

 
Вот баба – ангел во плоти:
мягчайший нрав, небесный лик,
но если встать ей на пути,
то ведьмой делается вмиг.
 

* * *

 
Среди гавна живя, обычно
брезгливым чувством вы томимы,
потом гавно уже привычно,
а дальше вы неразделимы.
 

* * *

 
Сижу, сопя от наслаждения,
и тихо сам себя ругаю:
ведь наша жизнь, она – движение,
которым я пренебрегаю.
 

* * *

 
Греховна избирательность моя,
но я уже, похоже, свыкся с ней:
трагического много знаю я,
но мне смешное ближе и нужней.
 

* * *

 
Чем ярче та формулировка,
где всё – враньё и напоказ,
тем более легко и ловко
она прихватывает нас.
 

* * *

 
Улыбка бывает рассеянной,
надменной бывает улыбка,
пугливой и даже растерянной,
когда объявилась ошибка.
 

* * *

 
Прости, молодёжь, моё слово сердечное,
такая мне вышла стезя,
но сеять разумное, доброе, вечное
никак без занудства нельзя.
 

* * *

 
Живу я по-старчески благостно,
любуюсь шумливой эпохой,
а что было мерзко и пакостно,
уже мне до лампы и похуй.
 

* * *

 
Вокруг меня такие старики
сегодня пьют, забыв речушку Лету,
что вдруг и я здоровью вопреки
гуляю вместе с ними по буфету.
 

* * *

 
Я поживу ещё немножко,
ещё мне многое дано,
а после будет неотложка
и покурить не суждено.
 

* * *

 
Люблю свои стишки корявые:
почти всегда строка опрятная,
порой мыслишки есть кудрявые,
и меланхолия приятная.
 

* * *

 
Порылся я в моей судьбе,
ловя детали и подробности,
и справку выписал себе
о полной нетрудоспособности.
 

* * *

 
Как не любить мероприятия,
когда в крови – коллективизм?
Уединённые занятия —
писательство и онанизм.
 

* * *

 
Зря скользит короткий и проворный
взгляд по нашим будничным одеждам:
мы не надеваем траур чёрный
по мечтам, иллюзиям, надеждам.
 

* * *

 
В моих писаньях нету страстности,
а просто выстроена речь
об огорчительной напрасности
попыток душу оберечь.
 

* * *

 
Про то, что я тоскую и грущу,
что больше не пою весёлых песен,
сегодня я в лицо сказал борщу,
который переварен был и пресен.
 

* * *

 
Истёрлись юные томления,
забыто первое свидание…
У смерти есть уведомления,
одно из первых – увядание.
 

* * *

 
Снился мне удивительный бред,
из разряда вполне сумасшедших:
ем я свой ежедневный обед,
а вокруг меня – тени ушедших.
 

* * *

 
Печалюсь я совсем напрасно —
течёт отменная пора:
и в голове пока что ясно,
и выпить хочется с утра.
 

* * *

 
Никто на свете не повинен
в житейских горестях моих,
и в тесноте моих извилин
опять лопочет новый стих.
 

* * *

 
Столько мерзости в мире творится
при молчащем общественном мнении,
что светлеют причастные лица,
а свидетели – в недоумении.
 

* * *

 
Враньё и ложь не побороть,
они царят сейчас,
но кажется, и сам Господь
наёбывает нас.
 

* * *

 
Приснился мне роскошный сон:
я в рай медлительно иду,
а над котлами вознесён
стоит мой памятник в аду.
 

* * *

 
Моя поэзия простая
полна исконных слов народных,
и пусть меня ругает стая
из эрудитов гуглеродных.
 

* * *

 
Я сионист и русофил,
я просто с этим вырос —
во мне гнездо, похоже, свил
раздвоенности вирус.
 

* * *

 
Увы, но такая натура,
и грустно мне в этом признаться:
в меня мировая культура
напрасно старалась впитаться.
 

* * *

 
Немало в жизни было сложностей,
на одоленье был я скор,
а вот упущенных возможностей
я не заметил до сих пор.
 

* * *

 
Всё прошлое сгорает не дотла,
судьба его совсем уже другая:
из памяти оно ручьём тепла
течёт, печаль и радость исторгая.
 

* * *

 
Смотрю на морды, рожи, хари,
на скотский в их чертах покой;
конечно, все мы – Божьи твари,
но не до степени такой.
 

* * *

 
Раньше я не думал как-то никогда
о великой трудности сосуществования:
у людей без совести нету и стыда,
и напрасны, значит, все увещевания.
 

* * *

 
Остаток ощущая как избыток,
браваду излучая и кураж,
едва хлебнув живительный напиток,
мы сразу же плюём на возраст наш.
 

* * *

 
Загадка останется вечной
при всём изобилии книжном:
Творец существует, конечно,
но в виде, для нас непостижном.
 

* * *

 
Моё житьё весьма обыкновенно —
уже с утра за письменным столом;
а время, когда море по колено,
в далёком и забывшемся былом.
 

* * *

 
Смотрели б мы уверенней вперёд,
и стал бы жить духовнее народ,
но много очагов цивилизации
страдает от еврейской оккупации.
 

* * *

 
Строит культура мосты между нами,
тихо слабеют убойные банды,
только мосты эти рушит цунами
шквальной, разящей мозги пропаганды.
 

* * *

 
Какая музыка играла,
когда мы были молодые!
И эти искры карнавала
мы помним – лысые, седые.
 

* * *

 
Творит судьба крутые виражи,
и вовсе неожиданно притом,
и самые отважные мужи
в них гибнут в одиночку и гуртом.
 

* * *

 
Знавал я очень много увлечений,
в читательстве особо был активен,
а вот насчёт любых вероучений
я холоден и сухо объективен.
 

* * *

 
Наша похоть – таинственный текст,
Божьи замыслы в нём сокровенные,
потому что ведь именно секс
восполняет потери военные.
 

* * *

 
По многим я поездил городам,
и разные бывали впечатления,
теперь, когда немного я поддам,
то вру про них, сопя от умиления.
 

* * *

 
Уплыли годы услаждений,
уже во тьму готов билет,
но много блудных побуждений
ещё бурлит на склоне лет.
 

* * *

 
Прошёл я когда-то сквозь тучу сомнений,
и стих мой душевный пожар;
я чтец-декламатор моих сочинений,
я сам отыскал этот жанр.
 

* * *

 
Кипит вокруг военный пыл,
кипит, шипя, планета;
Творец создал нас, но забыл,
зачем Ему всё это.
 

* * *

 
Ликует от виршей лихих
поэтов шумливая свора,
обильно родятся у них
стихи из душевного сора.
 

* * *

 
А я бы многое отдал,
когда б дознаться смог,
кто на планете правит бал.
Но ясно, что не Бог.
 

* * *

 
Сполна познавши в жизни толк
и обретя покой отрадный,
я одиночка. Но не волк.
Скорей баран я. Но не стадный.
 

* * *

 
Спокоен я, идя ко сну, —
ведь миновал я все напасти
и не ловился на блесну
ни процветания, ни власти.
 

* * *

 
В железном грохоте и лязге
идёт безумный перепляс,
но длятся свары, брань и дрязги,
одолевающие нас.
 

* * *

 
Во времени уже довольно скором
на некоем отсюда расстоянии
я с тенями увижусь, по которым
грустил я при недавнем расставании.
 

* * *

 
Затмение Луны – явление,
естественное по природе;
а на Земле умов затмение —
оно откуда к нам приходит?
 

* * *

 
Я не мечтал о громкой славе,
не ждал от жизни улучшения,
но иногда к худой шалаве
питал позывы искушения.
 

* * *

 
Года промчались, будто конница —
то гладко было, то колдобинно,
но все события мне помнятся;
которых не было – особенно.
 

* * *

 
А хорошо, что мы родились.
Что в нас была живая искра.
И денежки у нас водились.
Кончались только очень быстро.
 

* * *

 
Промолчал несведущий провизор,
и не дал ответа эрудит:
холодильник или телевизор
на российском поле победит?
 

* * *

 
А разве изменилось в мире что-то?
Работают угрюмые работники,
повсюду на людей идёт охота,
но так же скопом гибнут и охотники.
 

* * *

 
А жалко всё же, что соитие
и завершающий момент —
не эпохальное событие,
а быта мелкий элемент.
 

* * *

 
Есть мир вещей и мир идей,
и каждый дивно разноцветен,
и в оба мира иудей
проник и быстро стал заметен.
 

* * *

 
Испуги, страхи, ужасы, тревоги
текут безостановочной рекой,
они витают роем на дороге,
ведущей человека на покой.
 

* * *

 
Я всю жизнь мою нынче сполна пролистал,
как листал бы страницы журнала:
интересные там попадались места,
только было и стыдных немало.
 

* * *

 
Ещё сгорел я не дотла,
ещё в решеньях скор,
однако на хуй все дела
послал с недавних пор.
 

* * *

 
Да, в мире от добра немного толка,
зло всюду норовит на пьедестал;
но вдруг найдись Кащеева иголка,
и я б её обламывать не стал.
 

* * *

 
Я многих в жизни потерял,
и книги их – в потёках пыли,
моей души материал
они когда-то покроили.
 

* * *

 
Творя поклоны властной силе,
народ вершит свой крестный путь;
самодержавие в России
меняло форму, но не суть.
 

* * *

 
Земное гаснет бытиё,
надежд на льготу нет,
но жизнечувствие моё
острей на склоне лет.
 

* * *

 
Прекрасно знают и невежды,
что если рвёшься напрямик,
то с дамы сложные одежды
сметаются в единый миг.
 

* * *

 
В России не просто ограблено
живущее в ней население,
но главное – что испохаблено
ума и души устремление.
 

* * *

 
Из канувшего я тысячелетия
и в веке не сегодняшнем рождён,
отсюда это чувство, что в ответе я
за всё, к чему душевно пригвождён.
 

* * *

 
И каждый вечер – вовремя и кстати —
сама за рюмкой тянется рука,
налью немного тёмной благодати
и пью за то, что жив ещё пока.
 

* * *

 
Стихи текут, как откровение,
как поколения звучание;
потом постигнет их забвение
и навсегда уже молчание.
 

* * *

 
Бедняга! В час его зачатия —
и это видно по нему —
была ужасной антипатия
супруги к мужу своему.
 

* * *

 
Когда затеян ужин пышный
и разговор течёт несложный,
то собеседник никудышный,
но собутыльник я надёжный.
 

* * *

 
Рассчитывать глупо, что всё неизменно
в повадке крутого подонка:
сегодня бандиты одеты отменно
и мыслят корректно и тонко.
 

* * *

 
Ещё не изменило чувство вкуса,
я больше понимаю даже вроде,
но груда накопившегося мусора
мешает моей умственной свободе.
 

* * *

 
– Теперь я устаю от малой малости,
я счастлив, но порой изнемогаю…
– А чем ты занимаешься на старости?
– Долги плачу и детям помогаю.
 

* * *

 
Солидарно, совокупно и соборно,
совпадая в упованиях глухих,
мыслят мерзко, озверело, подзаборно
очень много современников моих.
 

* * *

 
На старости, в расслабленном покое
поймал себя на том, что и сегодня
я думаю о женщинах такое,
что краской бы залилась даже сводня.
 

* * *

 
Я людей молчаливых боюсь,
чересчур они смотрят внимательно
или скажут нелепую гнусь
и расстроят меня окончательно.
 

* * *

 
Как автор музыки волшебной
мог оказаться мелким гадом?
Но жизнь духовная с душевной
текут раздельно сплошь и рядом.
 

* * *

 
Сказать могу я мало лестного
об отношении к писателям,
но кто меня слегка попестовал —
тем буду вечно я признателен.
 

* * *

 
Я написал бы свой портрет
без разных пакостных опасок —
как несусветный винегрет
из хаоса случайных красок.
 

* * *

 
Езжу я далеко и окрест;
повторения делать нельзя:
обезлюдело множество мест,
где отправились к Богу друзья.
 

* * *

 
Земной когда заканчиваю путь,
сочувственную жалостность гоня,
умение уместно подъебнуть
во мне оборотилось на меня.
 

* * *

 
Я некрасиво раньше ел —
кромсал еду зубами резвыми,
я чмокал, чавкал и сопел;
теперь я клацаю протезами.
 

* * *

 
Надеюсь я – не вяжут веники
решатели задач осмысленных,
мои крутые соплеменники
в лабораториях бесчисленных.
 

* * *

 
Кошачьи концерты и свадьбы собачьи,
а у молодых – сексуальные сны
душе говорят о высокой удаче —
приходе на землю гулящей весны.
 

* * *

 
У огромной, смиренно молчащей страны
отнимаются честь и достоинство,
а сплочённые рабством гнилые гавны
единятся в охранное воинство.
 

* * *

 
В различных побывал я возрастах,
и близости ценил я, и приятельства,
все возрасты я прятался в кустах
доверчивости и доброжелательства.
 

* * *

 
Вчера мне снился дикий бред:
к нам гости едут – круг наш узкий,
а в доме выпить – нет как нет,
а также нету и закуски.
 

* * *

 
Молчит народ непросвещённый,
но если свет вольётся в души,
народ воспрянет возмущённый
и просветителей удушит.
 

* * *

 
Вот самый яркий из кульбитов
большой идейной лотереи:
нет горячей антисемитов,
чем озарённые евреи.
 

* * *

 
Мой долг весьма различным людям —
он лишь растёт день ото дня,
в душе я должен даже судьям,
на зону бросившим меня.
 

* * *

 
Моё пустое сочинительство —
увы, характер мой дурной —
полно густого очернительства
всего замеченного мной.
 

* * *

 
Мне уксус одиночества знаком
отнюдь не понаслышке, чисто лично;
в компаниях я не был чужаком,
но им я ощущал себя обычно.
 

* * *

 
Желание слиться в единстве со всеми
владело поэтами, как наваждение,
но этой душевной мечтательной схеме
мешало зловредное происхождение.
 

* * *

 
Потери, уроны, пропажи
и боль незаживших обид —
печалят, однако же даже
слегка освежают наш быт.
 

* * *

 
Вполне уверен в организме,
люблю я вредную еду,
и нездоровый образ жизни
я с удовольствием веду.
 

* * *

 
Вечерние мысли – не те же, что днём,
хоть узами связаны тесными:
вечерние полнятся вечным огнём,
дневные – заботами пресными.
 

* * *

 
Я жизнь мою отладил лично,
и вопреки предупреждениям
я всё, что было нелогично,
творил с особым наслаждением.
 

* * *

 
Подлости, конечно, в мире много,
а порой – и просто до предела,
но винить не надо в этом Бога:
подлость – человеческое дело.
 

* * *

 
Мне в людях часто чудится подобие
ушедших: вон ещё один двойник,
но после вспоминается надгробие,
и сходство исчезает в тот же миг.
 

* * *

 
Везде вливая в души тонкий яд,
гуманные накинув одеяния,
евреи беспардонно шевелят
забытые Россией злодеяния.
 

* * *

 
Мне возраст не прибавил в жизни счастья,
однако же, нисколько не задев,
оставил тайный трепет сладострастья
от вида полуголых пляжных дев.
 

* * *

 
Я жизнь веду изрядно серую,
во многом я подобен зверю,
поскольку в Бога я не верую,
а людям я давно не верю.
 

* * *

 
Мыслишка пришла ко мне дерзкая:
что наша фортуна людская —
стихия, слепая и мерзкая,
и губит, надеждой лаская.
 

* * *

 
Цвела трагедия растления
в родной когдатошней стране,
и помутневший облик Ленина
мерцал в болотной глубине.
 

* * *

 
Я не трубач лихого слова
и ничего не агитатор,
я шума времени земного
всего лишь аккомпаниатор.
 

* * *

 
Всем фантазиям, грёзам, мечтам
суждено постепенно, не сразу,
но усохнуть. Подобно цветам,
помещённым в настольную вазу.
 

* * *

 
На пляже я нисколько не скучаю:
с утра и до обеденной еды
я старческую благость источаю,
любуясь, как колышутся зады.
 

* * *

 
Забавно, что звериные оскалы
направлены на нас почти в упор,
однако же гиены и шакалы
не смеют нападать с недавних пор.
 

* * *

 
Вчера читал моральный
текст, посвящённый чувствам,
там даже секс оральный
именовался устным.
 

* * *

 
Забыл он нежность незабудок,
не ждёт от жизни новостей,
теперь один только желудок —
источник всех его страстей.
 

* * *

 
Когда я лепил из песка куличи
и какал в ночную посуду,
везде не висели уже ильичи,
иосифы были повсюду.
 

* * *

 
В истории больших идей,
чей путь извилист и непрост,
есть непременно прохиндей,
авантюрист или прохвост.
 

* * *

 
Уже наружно я пожух
и перед лестницами трушу,
но стойкий юношеский пух
ещё хранит живую душу.
 

* * *

 
Мужчины были животастики
при очевидном самомнении,
а жёны их – шедевры пластики,
но в пародийном исполнении.
 

* * *

 
Жизнь – удивительное чудо,
где дни слагаются в года;
и как явился ниоткуда,
так и уходишь в никуда.
 

* * *

 
Я думаю, что, старясь в нищете,
Творцу я так же был бы благодарен,
Ему не благодарны только те,
кто смолоду был алчен и бездарен.
 

* * *

 
Эфир, экраны, микрофон
и новостей увеселение —
так создаётся наебон,
которым травят население.
 

* * *

 
Склонный отродясь к самокопанию,
сам себе слуга и господин,
я люблю занятную компанию,
часто я поэтому один.
 

* * *

 
В житейской тьме ещё мерцая,
легко живя в покое праздном,
лишь об одном прошу Творца я —
не награждать меня маразмом.
 

* * *

 
Надеясь, сокрушаясь и греша,
в нас мается бессмертная душа;
то жарко торжествуя, то страдая,
в отчаяние изредка впадая.
 

* * *

 
Не физик я, но и не лирик.
И рад весьма, что не зануда.
Себе посмертный панегирик
я перешлю уже оттуда.
 

* * *

 
Полно людей сегодня сытых,
душевно – умственно хромых,
ибо количество убитых
снижает качество живых.
 

* * *

 
Какая перспектива бесподобная:
присутствовать, участвовать, но – скрытно;
моё существование загробное
сейчас уже мне очень любопытно.
 

* * *

 
И не случилось ничего,
но климат жизни изменился
из-за отсутствия того,
с кем ты душою породнился.
 

* * *

 
Нынче я всё реже
нежусь на природе —
ноги ещё держат,
но уже не ходят.
 

* * *

 
Я много больше мог успеть
за долгий срок земной,
когда б не так любил я петь
в компании хмельной.
 

* * *

 
Я знаю жизнь, играл я в ней
и князя, и раба,
и много сочных пиздюлей
дарила мне судьба.
 

* * *

 
Когда вконец развеяны все чары
преступной, но внушительной фигуры,
являются на сцену янычары —
последняя надежда диктатуры.
 

* * *

 
Как я люблю чужие мысли!
Питаю к ним живую страсть.
И хоть нисколько не завистлив,
чертовски хочется украсть.
 

* * *

 
Жизнь течёт прихотливым узором,
на пути её нет указателей,
и стыдливо становятся вздором
все прогнозы её предсказателей.
 

* * *

 
Никак и никогда чины и звания
с моим не сопрягались организмом;
никчемность моего существования
оправдана глубоким похуизмом.
 

* * *

 
А поиск правды и добра,
задержанный большевиками,
как начинался не вчера,
так и продолжится веками.
 

* * *

 
В силу интуиции, наития,
в силу подсознательного чувства
будущие судьбы и события
видятся мне сумрачно и грустно.
 

* * *

 
В года абсурда, лжи и страха
в пространствах тёмных и холодных
нельзя не достигать размаха
в пустых мечтаниях бесплодных.
 

* * *

 
Мы ждём, что грянет Божий глас
и прекратятся все мучения,
но молча смотрит Он на нас,
слегка слезясь от огорчения.
 

* * *

 
В распахнутом душевном разговоре
я скрытен в биографии своей:
в моих воспоминаний коридоре
есть много заколоченных дверей.
 

* * *

 
Я вкусно ем любой обед,
курить и пить я сроду призван,
а что на пользу, что во вред —
уже забота организма.
 

* * *

 
Я старый усыхающий еврей,
и горько мне от общего бесстыдства:
к интимной анатомии моей
никто не проявляет любопытства.
 

* * *

 
Живя во время беспокойное
над суетой пустопорожней,
люблю я чтение запойное,
и нет наркотика надёжней.
 

* * *

 
Выдумка, талант и мастерство,
ярая азартность молодая —
в редкое живое существо
вместе попадают, совпадая.
 

* * *

 
Когда порой стишок пишу,
подобно прочим графоманам,
я вижу в мареве туманном,
что путь в бессмертие вершу.
 

* * *

 
Стабильно в этой жизни зыбкой
текут печалящие годы;
блаженны, кто встречал улыбкой
любые новые невзгоды.
 

* * *

 
В застольной пьяной болтовне
отменно знал я толк,
но после скучно стало мне,
и я замолк.
 

* * *

 
Мои года хоть и богатство,
и волноваться ни к чему,
но окружающее блядство
вредит покою моему.
 

* * *

 
Хмельной в себя залил я много влаги,
свой дух вознаграждая за труды,
но бедной терпеливице бумаге
досталось ещё более воды.
 

* * *

 
Во время странствий и разлук
при полной внешней безмятежности
слышней сердечный тонкий звук
любви, участия и нежности.
 

* * *

 
Прожив на свете срок большой,
пришёл я к жизненному устью
с беспечной русскою душой
и коренной еврейской грустью.
 

* * *

 
Старюсь я в неге и холе,
грешная лень моя барственна,
память о долгой неволе
тоже во мне благодарственна.
 

* * *

 
На грани сна и пробуждения
царит в нас лёгкая растерянность —
тень от живого сновидения,
которое уже рассеялось.
 

* * *

 
В душе моей давно уже зима,
повсюду снег лежит разнообразно,
и сани прихотливого ума
в сугробах этих вязнут непролазно.
 

* * *

 
С подлым веком лихое соседство
я легко почитаю судьбой,
а от горечи возраста средство
я во фляге таскаю с собой.
 

* * *

 
Читать ничего не хотелось,
писать и совсем не моглось,
а думать – роскошная смелость,
её у меня не нашлось.
 

* * *

 
Когда в гипотезах рабочих
томятся следственные власти,
вина евреев легче прочих
ложится в корень всех несчастий.
 

* * *

 
Бывают в жизни жуткие часы,
когда внутри всё пусто и недужно,
и клонятся душевные весы
к тому, что продолжать уже не нужно.
 

* * *

 
Конечно же – судьба, фортуна, рок
над нашими делами полновластны,
однако в каждой жизни есть порог —
и дальше их усилия напрасны.
 

* * *

 
Всё, что знаю, уже старо,
всё былое ушло, как дым,
острым было моё перо,
а теперь я пишу тупым.
 

* * *

 
Цветы ещё многажды зацветут,
заметно станет чище мироздание,
и где-нибудь совсем уже не тут
назначится нам новое свидание.
 

* * *

 
К чему тревожить Божью высь,
моля, чтоб наглый сгинул бес?
Ему сказал я: «Отъебись!»,
и он исчез.
 

* * *

 
Остаток лет пустив на доживание
и каждый год ещё старея на год,
одно теперь я пестую желание:
уйти, не причиняя близким тягот.
 

* * *

 
Мне сон дурной приснился этой ночью —
о некоем волшебном хулиганстве:
я занят был любовью, но не кончил —
подружка вдруг растаяла в пространстве.
 

* * *

 
В избытке все века многострадальны,
мы дети изнурительных исходов,
успехи наши ярки и скандальны,
поскольку будят зависть у народов.
 

* * *

 
Незыблемы законы естества:
когда лежит на совести короста
из вечного вранья и воровства,
всё прочее к ней липнет очень просто.
 

* * *

 
В Москве сперва гулял я неприметно,
потом дела приятней обернулись:
прохожие кивали мне приветно,
и даже две собаки улыбнулись.
 

* * *

 
Страна сама собой горда —
огромная и разная,
а позади её горба
висит котомка грязная.
 

* * *

 
В обаянии каждого вечера
полюбил я гастроли недаром,
и с цветов моего красноречия
собирал я пыльцу гонораром.
 

* * *

 
В судьбе такие были полосы,
когда кренился хлипкий плот,
я самого себя за волосы
тащил из жизненных болот.
 

* * *

 
Японских традиций мудрёней,
затейливей секса французского,
тюремного мата ядрёней
загадка терпения русского.
 

* * *

 
Не став ни прозорливей, ни умней,
о людях я подвержен беспокойству:
не зря мы так похожи на свиней
по внутреннему органов устройству.
 

* * *

 
Перспективы возникают очень ясные,
и уютно всем живётся в их преддверии:
инвалиды, старики и несогласные
будут вовсе не нужны большой империи.
 

* * *

 
К торжественным гимнам и маршам
почтения нет ни на грош:
военным становится фаршем
и гибнет под них молодёжь.
 

* * *

 
Пусть потомки из текстовой пыли
восстановят былое, что было:
как евреи Россию любили,
как евреев она не любила.
 

* * *

 
Когда страну объял заметный мрак
и лучшего уже никто не ждёт,
то это совершил не внешний враг,
а собственный повсюдный идиот.
 

* * *

 
Весьма земной исток у суеты.
Ещё я столь же полон убеждения,
что в нас тоска от вида красоты —
небесного она происхождения.
 

* * *

 
Есть у судьбы забавный завиток,
его увидеть странно и занятно —
когда уже увянувший цветок
вдруг начинает пахнуть ароматно.
 

* * *

 
С отменными друзьями-златоустами,
душой соприкасаясь и плечом,
годами говорили мы без устали
о чём придётся, чаще – ни о чём.
 

* * *

 
Те, кто заботился об истине
с мечтами, время превозмогшими,
потом годами ждут амнистии
и возвращаются умолкшими.
 

* * *

 
Промчалось бесконечно много дней,
и понял я, потрёпан разной бурей,
что я не стал нисколечко умней,
но сделался я опытней и хмурей.
 

* * *

 
Мной по свету немало пройдено,
и проезжено, и проплыто,
и мила мне былая родина,
и старуха возле корыта.
 

* * *

 
Ни словом, ни жестом, ни мимикой —
а силы в себе я найду —
не выдам я близким, что клиникой
уже обречён на беду.
 

* * *

 
Не знающий ни зависти, ни злобы,
я стойко это качество храню;
от них происходящие микробы
съедают организмы на корню.
 

* * *

 
А старость – время очень тусклое,
и странно мне живётся в нём:
окно наружу стало узкое
и всё мутнее день за днём.
 

* * *

 
Уже давно мне стало ясно,
что нам как дар она дана,
что жизнь мучительно прекрасна
при всём обилии гавна.
 

* * *

 
А в личные музеи с неких пор
я не хожу: хозяина там нет,
судьбы уже свершился приговор,
а на хер мне остывший кабинет.
 

* * *

 
На внешность – жуткий образина,
однако же везёт мерзавцам:
он так умён невыразимо,
что дамам кажется красавцем.
 

* * *

 
Я скептик, циник, пессимист,
ещё охальник я в придачу,
почти опавший жёлтый лист…
Но я смотрю кино и плачу.
 

* * *

 
Мои стишки душе не надоели,
я не ищу в них яркой необычности,
поскольку я пишу на самом деле
о мыслях небольшой, но всё же личности.
 

* * *

 
Дряхление меня не поломало,
я к жизни сохраняю обожание
и формой изменился очень мало,
но сильно оскудело содержание.
 

* * *

 
Исчезает моё поколение,
кому годы в России достались;
позже правнук придёт в изумление
от того, что мы живы остались.
 

* * *

 
Когда оглянешь весь свой путь
с его конца печального,
то камень хочется швырнуть
в кого-нибудь случайного.
 

* * *

 
Я заметил свойство личное
у идущих напрямик:
совесть есть, но эластичная
и забывчивая вмиг.
 

* * *

 
Пускай меня сразит небесный гром,
если мои лукавы оправдания,
но двигало весь век моим пером
единственное чувство – сострадание.
 

* * *

 
Для холуя весьма типична
потуга слыть интеллигентом,
хотя смешно и непрактично
сучить ногами под клиентом.
 

* * *

 
Ко всему на свете толерантен,
я боюсь обид и перебранки,
с дамами к тому же я галантен,
только привередливы засранки.
 

* * *

 
Когда смех колышет зрителей моих,
то колеблются недвижимые своды:
щекотание извилин мозговых
вызывает ощущение свободы.
 

* * *

 
Смотрю на всё вокруг я со спокойствием,
пристойным для души на склоне дней,
о зле пишу с большим я удовольствием,
поскольку мне сейчас оно видней.
 

* * *

 
Я, признаться, жил неадекватно —
вне моралей всяческих и этик:
я бывал обманут многократно
и всегда прощал мерзавцев этих.
 

* * *

 
Смотреть вокруг необходимо,
чтоб осознать картину дня:
пока что в мире много дыма,
но нет повального огня.
 

* * *

 
Одна мечта явилась нынче мне:
когда в судьбе наступит завершение,
из жизни я хочу уйти во сне,
и чтобы сон тот был – про воскрешение.
 

* * *

 
Когда-то, в год изрядно утренний,
я охладел к чужим советам,
и с той поры лишь голос внутренний
мне главным был авторитетом.
 

* * *

 
Я пишу путевые заметки,
не вникая в подробности местные —
так ворона, взлетевшая с ветки,
озирает угодья окрестные.
 

* * *

 
Две дряблости на месте бывших щёк,
рот искривлён в неведомой обиде;
хотелось бы чуть-чуть пожить ещё,
но грустно жить в таком убогом виде.
 

* * *

 
Кошмарный вздор, абсурд и бред
сегодня в мире торжествует,
поскольку дикий винегрет
в умах и душах существует.
 

* * *

 
Наблюдаю – тяжело порой дыша,
тихо помня о присутствующем муже:
если женщина в одежде хороша,
то она и без неё ничуть не хуже.
 

* * *

 
О власти российской останется память,
которая будет совсем не сложна:
такое количество душ испоганить —
для этого адская сила нужна.
 

* * *

 
Нет, я нисколько не мыслитель
и не актёр с его ломанием,
я всех событий только зритель
с его убогим пониманием.
 

* * *

 
Закону я всегда бывал послушен,
однако был юродивый калека:
всё время у меня торчали уши
упрямого осла и человека.
 

* * *

 
Любезна мне земная канитель,
не портит радость каждая колдобина,
когда мела житейская метель,
я тоже удручался не особенно.
 

* * *

 
Есть женщины холодного рисунка,
любовный с ней не мыслится полёт;
хотя у каждой женщины есть лунка,
ведущая сквозь весь наружный лёд.
 

* * *

 
Не был я обидчив или склочен,
вовсе не являл в работе прыть,
а бывал серьёзно озабочен
лишь по теме выпить-покурить.
 

* * *

 
Никак не вникну в эту гнусь,
хотя довольно много знаю,
но чем я старше становлюсь,
тем я всё меньше понимаю.
 

* * *

 
Медлительны вольности дрожжи,
и люди ни в чём не уверены;
откинув хозяйские вожжи,
холопы угрюмо растеряны.
 

* * *

 
Много раз пожалел я о том —
хотя жил не спеша и не бедно, —
что откладывал я на потом,
что потом исчезало бесследно.
 

* * *

 
Весь мир сейчас изрядно мрачный,
не сыщешь тихую обитель,
а где-то мелкий и невзрачный,
растёт маньяк, его губитель.
 

* * *

 
Кончается мой умственный запал,
и мысли у меня теперь убогие,
и снилось мне намедни, что упал
я с дерева моей генеалогии.
 

* * *

 
Конечно, очень вредно на дыхание
влияет ежечасное курение,
однако дряхлой жизни колыхание
заметно получает ободрение.
 

* * *

 
Учёные приходят к мутным выводам;
печалятся и стонут эрудиты;
торговля побуждает к тёмным выгодам;
а правят ими – воры и бандиты.
 

* * *

 
Лишён я стариковского смирения
и славу жизни искренне пою,
но только больно мне от захирения
всего, что составляло суть мою.
 

* * *

 
Мне кажется, я жил бы, как монах,
питая только к небу интерес,
когда б не бушевал в моих штанах
упрямый до неистовости бес.
 

* * *

 
Забывчивость теперь моя подруга,
про день уже не помню я вчерашний,
вопрос мой заучила вся округа:
«Не знаете ли адрес мой домашний?»
 

* * *

 
Сизо-серая в небе пастель,
стёрта суши и хляби граница,
надо мигом раскинуть постель
и в целительный сон провалиться.
 

* * *

 
Земным заботам предан разум,
варясь во временном и мелком,
а что он тесно с небом связан,
осознаёт лишь чуть и мельком.
 

* * *

 
Ту власть, что так его дурачит,
его величество народ
однажды напрочь расхерачит
и вновь таких же изберёт.
 

* * *

 
Подумал я вчера о человеке —
что он бы без присмотра жить не смог:
вся суть его нуждается в опеке —
отсюда все вожди и даже Бог.
 

* * *

 
Сначала уверен, что всё впереди,
кичишься здоровьем и смелостью
и вдруг остаёшься один на один
с назревшей в тебе перезрелостью.
 

* * *

 
Читателей число хоть велико,
но кто единомышленник – не ясно,
а я смотрю не очень далеко:
заглядывать – и страшно, и опасно.
 

* * *

 
Я думаю больше, чем я говорю,
трепясь обо всём и подряд;
пока впереди я не вижу зарю,
а сумерки – всюду царят.
 

* * *

 
Я меж людьми не тёрся прочими
и я ничуть им не мешал,
весь век я плёлся по обочине
и вольным воздухом дышал.
 

* * *

 
А житейские вьюги и бури,
от которых мы все так несчастны,
происходят по собственной дури,
и к изгибам судьбы не причастны.
 

* * *

 
Я вдоволь пробыл на концерте,
на Страшный суд легко явлюсь,
поскольку я боюсь не смерти,
а умирания боюсь.
 

* * *

 
Забавно мне, что я и все приятели,
все люди в окружении моём
когда-то много лет и сил потратили
на знание, что в лагере живём.
 

* * *

 
Такие возникают обстоятельства,
что вследствие духовного шатания
мои знакомства, дружбы и приятельства
жестокие проходят испытания.
 

* * *

 
Как результат земного пира
мы видим жуткое уродство:
вся жизнедеятельность мира —
гавна и сора производство.
 

* * *

 
С самим собой наедине
и не тоскливо, и не пресно:
такого много есть во мне,
что внове мне и интересно.
 

* * *

 
Теперь меня простор земной
не манит, как манил когда-то:
дорога с улицу длиной —
и та уже великовата.
 

* * *

 
Никак под весёлую песню я
не спрячу, как мне неприятно,
что дух, обрастающий плесенью,
я видел уже многократно.
 

* * *

 
Фольклор, диалекты, жаргон
и мата фигурные свечи —
огромный лежит полигон
для будущей творческой речи.
 

* * *

 
Легко из тысяч рапортов и фоток
узнать о женских нравах переменчивых:
кокетки превращаются в кокоток
намного реже тихих и застенчивых.
 

* * *

 
С утра читаю чушь и хрень
о мерзостях лихих;
мозги сползают набекрень,
рождая новый стих.
 

* * *

 
Что опасны любые учения,
понял я на значительном опыте,
потому что избыток свечения
порождает излишество копоти.
 

* * *

 
А жизнь я приемлю в любом её виде,
крута и прекрасна она,
и даже когда на судьбу я в обиде,
то это не жизни вина.
 

* * *

 
Мне забавно в земном карнавале,
как легко и безоблачно мы
бесшабашно светло пировали
посреди бушевавшей чумы.
 

* * *

 
Уже исчезло множество. Однако,
хотя прошли бесчисленные дни,
покуда никакого нету знака,
что душами общаются они.
 

* * *

 
Любое личной мысли заглушение
мне видится с тюрьмою наравне,
по сути означая удушение
любого вольномыслия в стране.
 

* * *

 
Боюсь я, что во время похорон —
как память о давно минувшем прошлом, —
во мне взыграет вдруг тестостерон,
и будет пафос проводов опошлен.
 

* * *

 
Безделье и отсутствие забот,
и времени бездонные запасы…
– Чего ж ты так печален, идиот?
– Жалею я трудящиеся массы.
 

* * *

 
Я многих полон побуждений,
но дряхлой лени в унисон
из всех уместных наслаждений
я выбрал выпивку и сон.
 

* * *

 
Сегодня – только жалкое подобие
того, чем было прошлое моё,
я нынче – лишь учебное пособие
по старости и странностям её.
 

* * *

 
Во мне всё крепче ощущение —
я верю в мудрость организма, —
что новых знаний приращение
не прибавляет оптимизма.
 

* * *

 
О чём сейчас задумался Творец —
не знаю, не дано общаться с ним;
возможно, феерический конец
готовит Он созданиям своим.
 

* * *

 
Когда везде грохочут сапоги,
я думаю о нынешней поре:
гармония и хаос – не враги,
а вечные партнёры по игре.
 

* * *

 
Я от корней и до ветвей —
отнюдь не светлый небожитель,
российской выпечки еврей,
всего на свете грустный зритель.
 

* * *

 
Увы, винить мне некого —
как есть я образина,
таким сегодня зеркало
меня отобразило.
 

* * *

 
Живя отарой и гуртом
в уюте стадного единства,
уж не печалься, друг, о том,
что ты живой участник свинства.
 

* * *

 
Мне почему-то в память вдолблено
чужое чьё-то завывание,
что наша жизнь – всего лишь долгое
смертельное заболевание.
 

* * *

 
В итоге наших дальних путешествий
вдруг мысли налетают пёстрым роем,
что ты себя погладил против шерсти
совсем иным укладом и настроем.
 

* * *

 
Друзья мои не так уже шустры,
уже они готовятся к уходу,
и гаснут гормональные костры,
мы тихо возвращаемся в природу.
 

* * *

 
В познание вложил я много сил
и тратил много времени всегда,
а яблоко греха я надкусил
в уже довольно зрелые года.
 

* * *

 
Я ощущаю, что еврей,
по звукам шороха и шёпота —
то шевелящихся корней,
то злого жизненного опыта.
 

* * *

 
Когда я был юнцом зелёным
и был восторжен, как петух,
уже тогда словцом ядрёным
я освежал мой вольный дух.
 

* * *

 
Я много сплю. Во сне провальном —
со страхом, болью, восхищением —
я прихожу к моим подвальным,
давно забытым ощущениям.
 

* * *

 
Достигла в том великой высоты
доныне мной любимая страна,
что стало очень много мерзоты,
и кажется, что вечная она.
 

* * *

 
Я спорю без почтительного страха
с хулителями нынешней России:
на грани неминуемого краха
империи становятся красивей.
 

* * *

 
Мой ум, не заточенный в острых дискуссиях,
приученный к речи простой разговорной,
порой содрогается в жутких конвульсиях,
стремясь возразить мерзопакости вздорной.
 

* * *

 
Теперь я вспоминаю часто очень
про некую извечную межу:
однажды я скажу – «спокойной ночи»,
а «с добрым утром» больше не скажу.
 

* * *

 
Мной не сочиняются романы,
даже на рассказы нету сил:
Богом в рифмоплёты-графоманы
всунут я, хотя и не просил.
 

* * *

 
Зачем вон та брюнетка статная
так вертит задом спозаранку?
У Цили цель весьма понятная:
словить гурмана на приманку.
 

* * *

 
Кончается срок моей жизни земной,
покину семью и страну;
России свой долг оплатил я тюрьмой,
а душу я Богу верну.
 

* * *

 
Я от реальной жизни отрешён,
имея возрастные основания,
хотя ни в коей мере не лишён
вполне реальных благ существования.
 

* * *

 
Я не люблю фонтаны понта,
его картина мне видна:
павлиний хвост до горизонта,
а ниже – озеро гавна.
 

* * *

 
Уже вострю отсюда лыжи,
плетясь по жизни тише мыши,
то опускаюсь я всё ниже,
то воспаряю выше крыши.
 

* * *

 
Я с детства впал в неистовое чтение —
отверстие бездонного колодца,
и это беззаветное падение
теперь уже до смерти не прервётся.
 

* * *

 
Нынче в сильном душевном конфузе я,
в хилом разуме – разноголосица:
у меня испарилась иллюзия,
что Творец хорошо к нам относится.
 

* * *

 
Я состоялся в смысле состоятельном —
безденежья уже я не боюсь,
а также – в образцово-показательном,
поскольку пью, курю и матерюсь.
 

* * *

 
Красивую прозу мечтал сочинять я —
слова чтоб текли, словно жидкий металл,
но тут мне тюрьма распахнула объятья,
и вмиг позабыл я, о чём так мечтал.
 

* * *

 
Забавная случилась неувязка:
я счастлив тут, судьбу свою итожа,
но русская живёт во мне закваска,
еврейскую генетику тревожа.
 

* * *

 
Достоин упрёка вполне,
легко я приму порицание:
стишок зачинает во мне
случайного слова мерцание.
 

* * *

 
Мне по душе пришлась эстрада
и шутовство, мне органичное,
а одиночество – награда
за это торжище публичное.
 

* * *

 
Ушедших высокие тени
собой закрывали провал,
спасая меня от падений,
к которым я склонен бывал.
 

* * *

 
Надеюсь, у Творца в репертуаре,
точнее говоря – в Его меню,
имеются дары для всякой твари —
и мне продлят азарт нести херню.
 

* * *

 
Мне кажется порой, что где-то рядом
ушедшие друзья следят за мной,
сопровождая дружественным взглядом
меня из их реальности иной.
 

* * *

 
Понятны мне позывы беженства
среди людей цивилизованных:
кошмарна ненависть невежества,
ужасней – злоба образованных.
 

* * *

 
Мне никогда не снились черти,
что странно грешному еврею;
наверно, сразу после смерти
я их воочию узрею.
 

* * *

 
Когда Россия вспомнит всех,
кто выходил из тесных рамок,
всплывёт большой еврейский грех
ожидовления славянок.
 

* * *

 
Его величество народ
как будто снегом запорошен,
хотя ему всё время в рот
суются чем-то нехорошим.
 

* * *

 
В России чрезвычайно обрусев,
рабом уже я делался всерьёз,
поэтому, в тюрьму однажды сев,
неволю я спокойно перенёс.
 

* * *

 
Старческие слабости растут,
недугов различных видно завязь;
я ещё живу покуда тут,
но уже туда перебираясь.
 

* * *

 
Не стоит ни надеяться, ни злиться,
заветного события желая:
агония империй долго длится,
участников легко переживая.
 

* * *

 
Я в океан большой культуры
нос не совал и не сую,
а в ручеёк литературы
я влил уже свою струю.
 

* * *

 
Не будоражат зовы вечности
моих раздумий караван,
я полон лени и беспечности,
и мне любезен мой диван.
 

* * *

 
Поиски душевного сочувствия,
как себя за это ни суди,
требуют активного присутствия
чьей-нибудь отзывчивой груди.
 

* * *

 
Когда мужское вожделение
созвучно женскому влечению,
то время льётся по течению
и возрастает население.
 

* * *

 
Холуи обзаводятся челядью,
и лакеи от них не отстали,
и страна заполняется нелюдью
при охране из кованой стали.
 

* * *

 
Очень редко бываю в России,
разве только в недолгие гости —
я боюсь оказаться в трясине
опасений, бессилия, злости.
 

* * *

 
Судьбы моей изгибы и извивы
от личных необузданных решений
причудливы бывали, прихотливы,
однако же без капли сокрушений.
 

* * *

 
Стиха выстраивая строки
в порядке, часто непригожем,
я хмуро думаю о сроке,
который этому положен.
 

* * *

 
Кончается земная жизнь моя,
хотя ещё звонки не прозвучали;
я скоро перееду в те края,
где нет ни воздыханий, ни печали.
 

* * *

 
По совокупности причин,
которые весьма природны,
большое множество мужчин
к семейной жизни непригодны.
 

* * *

 
Я видел в очень разных видах
лицо и нрав российской власти —
мне страшен каждый вдох и выдох
державной клацающей пасти.
 

* * *

 
Стремление немедленно прилечь
становится порой неодолимо;
мне слышится души немая речь,
а жизнь пускай пока проходит мимо.
 

* * *

 
Избавь меня, Господь, от сквернословия:
чтобы не злила пакостная блядь,
такие сотвори вокруг условия,
чтоб на хуй было некого послать.
 

* * *

 
Смотрю на юношей лихих,
к себе испытывая жалость:
окно возможностей моих
до узкой форточки ужалось.
 

* * *

 
Болен я от того, что видна мне чума,
и война мне видна, и могила;
к сожалению, Богом дано мне ума
чуть побольше, чем надо мне было.
 

* * *

 
Я не грешу, но и не каюсь,
а жизнь прекрасна и легка,
покуда сам я одеваюсь
и раздеваюсь сам пока.
 

* * *

 
Мы все окружены безумной сворой
жестокого и подлого врага,
и внутренние наши брань и споры
смешны, как муравьиные бега.
 

* * *

 
К нам наука приближает грациозно
нечто новое, не ведомое ранее:
мир изменится настолько грандиозно,
что разумнее уйти уже заранее.
 

* * *

 
Я дожил до блаженного покоя,
и жизнь уже не так замысловата,
но что-то вдруг накатится такое,
что хочется чего-то, как когда-то.
 

* * *

 
Споткнулся я не раз на этом факте,
раздвоенностью мучась по утрам:
покладист и уживчив мой характер,
но столь же несговорчив и упрям.
 

* * *

 
Когда я думаю о вечности,
то мне печаль одна видна —
что в этой дивной бесконечности
сотрутся наши имена.
 

* * *

 
Всё окутано ложью и тьмой,
то подлец правит бал, то урод,
и, следя за земной кутерьмой,
Бог молчит, как российский народ.
 

* * *

 
Выглядят угрюмо барственные лица,
ибо наблюдают дивную херню:
то, что запрещают, – бурно колосится,
то, что одобряют, – вянет на корню.
 

* * *

 
По жизни, дороге весьма скоростной,
костёр угашают года,
остаточный жар под золой возрастной
упрямо искрит иногда.
 

* * *

 
Мне утреннее тягостно вставание.
Особенно мне днём уютно спится,
и сонное моё существование —
посмертного покоя репетиция.
 

* * *

 
Не буду я допущен к райским кущам,
в чистилище не ждёт меня успех:
о Божьем беспределе вопиющем
писать и даже думать – лютый грех.
 

* * *

 
На прошлое нынче гляжу я умильно.
Уже подойдя к рубежу,
я в кинотеатр повторного фильма
весьма благодарно вхожу.
 

* * *

 
Опомнилась российская держава,
заплакали её святые лекари,
а тут ещё свинья конём заржала
и лошади в ответ закукарекали.
 

* * *

 
Чтоб род людской был чуток и суров,
Господь, в задумке творческой не лох,
содеял вшей, клопов и комаров,
а также тараканов, мух и блох.
 

* * *

 
Народного брожения обвал
опасен, как азарт канатоходца:
ухватится мерзавец за штурвал,
и снова весь корабль наебнётся.
 

* * *

 
Рецепт чего-нибудь иного
предложит мудро кто-нибудь,
а мне лишь порция спиртного
даёт от жизни отдохнуть.
 

* * *

 
На склоне лет отменный жребий
мне выпал, чистый Божий фарт:
ушёл и сгинул пыл жеребий,
но цел рифмовочный азарт.
 

* * *

 
Я не зацикленный мудак
и не люблю бесплодных споров,
но мир уже свихнулся так,
что ясно слышен рёв моторов.
 

* * *

 
В мутном российском времени,
в каждой почти эпохе
есть и завалы темени,
и просветлений крохи.
 

* * *

 
Один старик надел парик
и стал моложе в тот же миг;
когда ж он девку приволок,
парик нисколько не помог.
 

* * *

 
Каприз гуляющей природы?
Одно лишь ясно мне вполне:
я доживаю чьи-то годы,
оставленные кем-то мне.
 

* * *

 
Ищу себе я книги, где игристо
и всюду на просторе книжной местности
пульсирует божественная искра
на дьявольски отточенной словесности.
 

* * *

 
Апофеоз и апогей – триумф, короче,
вхождение в огромный некий храм —
такое часто снится среди ночи,
а утром, как обычно, – стыд и срам.
 

* * *

 
Льётся дождь не из тучного облака,
и не кран серафим отворил —
это плачет Господь наш от облика
тех созданий, что сам сотворил.
 

* * *

 
Отчаявшись найти в житейском шуме
ответы для бесчисленных вопросов,
на старости я так ослабоумел,
что сделался нечаянный философ.
 

* * *

 
Чтоб дожить до будущего года,
но вкушать и дальше благодать,
щедро уделила мне природа
редкий дар людей не осуждать.
 

* * *

 
Люблю я баб до изумления
и ничего не знаю краше:
проклятья и благословения
они приносят в жизни наши.
 

* * *

 
Всевластное любовное томление
могуче, как желание дышать,
и страсти к умноженью населения
Создатель сам не в силах помешать.
 

* * *

 
Время сохранит мои куплеты:
у потомков, дальних и других,
в томике «Забытые поэты»
явятся два-три стишка моих.
 

* * *

 
Всегда еврей к ответу призван
за то, что жить имеет склонность;
чесотка антисемитизма
неизлечима, как влюблённость.
 

* * *

 
Всё так зыбко, смутно и непрочно,
даже ветер воет, как волчица;
нынче лишь одно я знаю точно:
что угодно может приключиться.
 

* * *

 
Бросая умственные взоры
во глубину ушедших дней,
я вижу дивные узоры,
судьбой расшитые моей.
 

* * *

 
Уже я просто в роли зрителя
смотрю на всё из некой дальности:
заботой ангела-хранителя
я вытеснен за круг реальности.
 

* * *

 
Я нисколько не фанат самокопания,
только понял я, хотя довольно поздно:
одиночество – нужнейшая компания,
если что-то обсуждается серьёзно.
 

* * *

 
На это нет желания. На это нету сил.
К тому же ещё тяга к алкоголю.
Мой возраст очень явно подкосил
мои телодвижения и волю.
 

* * *

 
Хоть есть ко всему привыкание
и хныканье глупо надсадное,
но жизненных сил утекание —
явление очень досадное.
 

* * *

 
Господь, конечно, всеблагой
и шлёт Он радость в каждый дом,
однако правою ногой
я шевелю уже с трудом.
 

* * *

 
На склоне лет один ещё момент
печального достоин удивления —
что самый захудалый комплимент
встречается вулканом умиления.
 

* * *

 
Я вспоминал мой путь греховный,
а по дороге заодно
я заглянул в мой мир духовный —
там было пусто и темно.
 

* * *

 
Увы, я ничего не изобрёл,
и в лагере собой кормил я вшей,
а если бы я был степной орёл,
то был бы я грозой степных мышей.
 

* * *

 
Мои старания упорны —
не зря просиживаю дни,
мои порывы благотворны,
но тают в помыслах они.
 

* * *

 
Самозабвенно пели птички,
народ вершил дела полезные,
а я по тягостной привычке
писал мои стишки скабрезные.
 

* * *

 
Я много прочитал отменных книг,
а многие я просто пролистал,
однако от романов ни на миг
ни хуже и ни лучше я не стал.
 

* * *

 
Чем я или кем руководим —
нету во мне этой просвещённости,
только то, что жив и невредим, —
явная примета защищённости.
 

* * *

 
Полемики, дискуссии, дебаты
по поводу любому в наши дни
в итоге признают, что виноваты
евреи – ибо кто, как не они.
 

* * *

 
Мне важно и питательно молчание:
чем дольше длится эта тишина,
тем выше и существенней звучание
того, что изготовила она.
 

* * *

 
Толком ничего никто не знает,
будто все плетутся первопутком;
кто душой Россию принимает,
кто благодарит её желудком.
 

* * *

 
А ждал ли буйный славянин,
круша устои и традиции,
что с ним сольётся жидовин,
вдруг набежавший из провинции?
 

* * *

 
Время расширяет нам пространство
и его сжимает равнодушно:
то вдыхаешь воздух сладострастно,
то внезапно делается душно.
 

* * *

 
Я до сих пор не знаю, право,
никак не варит голова:
что мне полезно, что – отрава,
а что пустая трын-трава.
 

* * *

 
Когда, с родными распростясь,
укроюсь я в стене,
то вся земная боль и грязь
останутся вовне.
 

* * *

 
К истине, добру и справедливости
сгинуло души моей пылание:
мир стоит на глупости и лживости,
третья черепаха – жить желание.
 

* * *

 
Жизнь моя была шероховата,
старость – это отдых и награда;
тут национальность виновата —
вечно я встревал куда не надо.
 

* * *

 
Пусть никакой я не учёный,
но слышу я, чем дышат люди:
кипит наш разум помрачённый,
и лишь война его остудит.
 

* * *

 
По жизни счастлив я вполне,
в недугах нет пока излишка,
и не хватает только мне
былой подвижности умишка.
 

* * *

 
Я был растяпа, шалопай,
нередко вёл себя порочно,
зато судьбы моей трамвай
распознавал довольно точно.
 

* * *

 
Я проникся духом этих мест:
чаще поминаю всуе Бога;
надо жить, пока не надоест,
а потом останется немного.
 

* * *

 
Рябой палач с собой принёс
не только пулю и топор,
он погрузил страну в гипноз,
который виден до сих пор.
 

* * *

 
С утра я снова сяду за бумагу —
писать ли, править – это всё равно;
а вечером я пью хмельную влагу,
смотря вполглаза старое кино.
 

* * *

 
Есть каждый день такое время,
такая дивная пора —
когда я сплю, и жизни бремя
с меня спадает до утра.
 

* * *

 
Сражён был я стрелой Амура
немало раз – везло барану,
но всякий раз девица-дура
соль сыпала на эту рану.
 

* * *

 
Когда всё время тяжко и тревожно —
пускай моё мышление убого,
однако утешаюсь я не сложно:
в дальнейшем будет хуже и намного.
 

* * *

 
Скоро мы расстанемся с душой,
и обоим это будет мило:
ей был я приятель не большой,
ибо она вечно тихо ныла.
 

* * *

 
Не трогаю ни молодость, ни зрелость,
хоть цело ещё внутреннее зрение,
но есть уже мучительная смелость
рассматривать текущее старение.
 

* * *

 
Есть авторы без тени предрассудков,
и люди они вроде бы культурные,
но всё их содержимое желудков
уносит не в сортир, а в тексты бурные.
 

* * *

 
Мне снился сон: я вдруг помолодел,
мои одёжки строги и приличны,
гуляю, никаких не помня дел,
и встречные девчонки симпатичны.
 

* * *

 
Повсюдное сегодня беснование,
текущее от беса одного,
хотя не красит нам существование,
но делает забавнее его.
 

* * *

 
Я написал бы про эпоху,
где правят балом обормоты,
но одинаково мне похуй
и промахи её, и взлёты.
 

* * *

 
Тоска придёт из ниоткуда,
и в темень душу опрокинет,
и станет жить, как гость-зануда,
пока сама собой не сгинет.
 

* * *

 
Отменно получилась бы картина,
явись еврейских козней паутина,
где в центре обозначится паук —
профессор из каких-нибудь наук.
 

* * *

 
Душой наивны и лучисты,
в года, когда излишни фантики,
под нож идут идеалисты,
энтузиасты и романтики.
 

* * *

 
Смотрю с уже невольным уважением:
хотя внутри у всех растёт кипение,
к немыслимым готово унижениям
российское народное терпение.
 

* * *

 
Я не хотел вести дневник,
ибо от разных изъявлений
легко раскрылся бы тайник
моих в себе самом сомнений.
 

* * *

 
Сытость и благополучие,
полный отдых от напастей
только в очень редком случае
доставляют чувство счастья.
 

* * *

 
Хотя работал я довольно длительно,
ударником я не был никогда:
всегда я относился подозрительно
к идее вдохновенного труда.
 

* * *

 
Ничуть не стал наш климат хуже,
в окно с опаской не смотри,
твой холод вовсе не снаружи,
уже твой холод – изнутри.
 

* * *

 
Боюсь фанатиков любых,
у них животный дух и нравы,
они стреляют, бьют под дых
и вечно счастливы, что правы.
 

* * *

 
Страшнее лютых сновидений
расцвет научного величия:
размахи взлётов и падений
наука сильно увеличила.
 

* * *

 
Мы строили мосты и магистрали,
наш мусор нам вовек не разгрести,
природе прямо в душу мы насрали,
нам этого природа не простит.
 

* * *

 
Уже немало расставаний
я пережил, идя к концу,
но без торжественных вставаний
они все шли, хвала Творцу.
 

* * *

 
Люблю высокие цитаты,
я их тащил в мой текст и прежде:
роскошно светятся заплаты
на хилой выцветшей одежде.
 

* * *

 
Всё видеть проницательно и трезво,
не верить в очевидные понты —
душевному здоровью не полезно,
а умственному – полные кранты.
 

* * *

 
Искал я Бога. Но по лени,
отринув зов натуры пылкой,
я преклонил мои колени
перед бездельем и бутылкой.
 

* * *

 
Когда раскрывается Ноев ковчег,
выходят животные пары,
то в первый же общий на суше ночлег
возможны любые кошмары.
 

* * *

 
Не ведая ни премий, ни наград,
ни званий, ни зачуханных дипломов,
я лёжа принимаю снов парад,
и в небе мне завидует Обломов.
 

* * *

 
Есть в нашем повседневном обиходе —
особо, если тяжко всё и сложно, —
мечтательные вздохи о свободе,
как будто она всё-таки возможна.
 

* * *

 
Я не люблю гурманский блуд
и в их затеи не играю,
но из роскошных рыбных блюд
везде барашка выбираю.
 

* * *

 
Печаль, тоска и меланхолия,
души незримой тихий плач —
удел недолгого безволия,
дитя житейских неудач.
 

* * *

 
Говоря по правде, люди,
наслаждаясь чисто мысленно,
вечно думают о блуде,
видов коего – бесчисленно.
 

* * *

 
Друзей любил. Писались книги.
Недуги выпивкой лечил.
И жизни тяжкие вериги
с великой радостью влачил.
 

* * *

 
Часто я теперь не в лучшем виде.
Я тогда угрюмлюсь. Ну и что же?
Вовсе я на возраст не в обиде,
просто удивительно, что дожил.
 

* * *

 
Еврей не нарочно нам чинит подлянки,
но в нём есть живое движение:
еврей завышает повсюдные планки —
отсюда у всех раздражение.
 

* * *

 
Не печалясь я жил, не грустя —
ни про всё, что со мной, ни вовне,
а сегодня малейший пустяк
отзывается болью во мне.
 

* * *

 
Никак не понимают человеки —
история карает за уклоны:
порвали её цепь в ушедшем веке,
за что погибло жизней – миллионы.
 

* * *

 
Никак мы этого не вычислим,
но верю я словам приятеля:
наш мозг беременеет мыслями
от непорочного зачатия.
 

* * *

 
Возвышенных и трепетных натур
встречал я в обиходе повседневном,
и было среди них немало дур,
томимых воспалением душевным.
 

* * *

 
Всё чаще про нигде и никогда
мне хочется писать на склоне дней,
и нету ни притворства, ни стыда
в распахнутой готовности моей.
 

* * *

 
Время всё сложнее и хреновее:
к разному припавшее подножью
всюду торжествует суесловие,
густо пересыпанное ложью.
 

* * *

 
Грянет час, и погаснет сознание,
растворюсь я в неведомой бездне;
я потратил весь век на познание,
и оно бесполезно исчезнет.
 

* * *

 
Россия плодовита на таланты,
рождаются они в любую пору,
но быстро утекают в эмигранты
и бездарям дают большую фору.
 

* * *

 
Ещё текут какие-то дела,
на хлеб я аккуратно мажу масло,
сообразилка всё ещё цела,
но сочинилка наглухо погасла.
 

* * *

 
Прошлое всплывает, как по нотам,
годы эти памятны и свежи;
был я временами идиотом,
умным я бывал намного реже.
 

* * *

 
Когда уходит время дивной сказки,
разбитым обернувшейся яйцом,
то многие нацепленные маски
становятся естественным лицом.
 

* * *

 
Самый лучший климат в этом мире,
как уже давно я нахожу, —
в нашей тихой нынешней квартире,
так что я наружу не хожу.
 

* * *

 
Когда настанут годы пенсии,
весьма опасна шелуха:
на нас растут налёты плесени,
а также ржавчины и мха.
 

* * *

 
Увы, но с рифмой нашей свадьбы
не видят критики в упор;
а ведь на лаврах мне поспать бы
давно охота с неких пор.
 

* * *

 
Как будто изнутри законопатили,
и чувствам нет ни выхода, ни входа;
великая энергия апатии
целебна для российского народа.
 

* * *

 
Мне тени, призраки, видения
являлись часто среди ночи,
и жаль, что эти наблюдения
наука напрочь знать не хочет.
 

* * *

 
Ничуть я от себя не ждал такого,
но с той поры, как в общество проник,
то врать я научился так толково,
что сам себе я верю в этот миг.
 

* * *

 
И глупо, и нецелесообразно —
ведь я собрался думать о приятном,
а думал о России неотвязно,
явлении родном, но непонятном.
 

* * *

 
Ждать ребёнка – дивная отрада,
но с учётом факта одного:
женщина беременная рада,
если точно знает – от кого.
 

* * *

 
Как боги у дикарства и язычества,
владеет нами новая природа:
мы – жалкие рабы у электричества,
у транспорта и у водопровода.
 

* * *

 
Меня растила красная империя,
отравой был напитан мой уют,
поэтому и нет во мне доверия
к тому, что демагоги вопиют.
 

* * *

 
У старости, в самом её устройстве
заложен факт, обидный и крутой:
количество доступных удовольствий
снижается с кошмарной быстротой.
 

* * *

 
Хотел бы спеть я серенаду
о нежных девичьих устах,
а после прыгнуть за ограду
и с этой девкой лечь в кустах.
 

* * *

 
Ещё сигнал не подан боевой,
но злобу выдаёт разноголосица,
и запах долгих лет пороховой —
из будущего близкого доносится.
 

* * *

 
Естественна глухая грусть,
когда нахлынула усталость,
а если в зеркало смотрюсь,
меня печаль томит и жалость.
 

* * *

 
Весной такие свежие листочки
колышутся, тревожа нашу память,
что даже если ты дошёл до точки,
не хочется её досрочно ставить.
 

* * *

 
Неотвратимо близится финал,
пора признаться мне в душевной слабости:
возвышенных страданий я не знал,
весьма любил я низменные радости.
 

* * *

 
Все тормоза и все противовесы
лишаются ролей и назначения,
когда вершить судьбу берутся бесы,
внушая радость умопомрачения.
 

* * *

 
Слепые помечтали и состарились,
родимые не бросив берега,
а зрячие стремительно ударились
в лихие заграничные бега.
 

* * *

 
Больше не ищу я приключений,
все они текут мимо меня,
юность – это время увлечений,
старость – мемуарного вранья.
 

* * *

 
Любое многолюдное собрание,
когда его устраивает власть,
всегда оповещается заранее,
кого благословить, кого проклясть.
 

* * *

 
Ещё не изобретено лекарство,
и всякие мечтания пусты,
покуда в организме государства
блаженствуют всевластные глисты.
 

* * *

 
В густую сеть противоречий
был кинут я эпохой трудной,
но упирался и перечил
резонам логики паскудной.
 

* * *

 
Мудрости был я лишён генетически,
хоть и еврейских кровей,
и легкомыслие – чисто практически
стало фортуной моей.
 

* * *

 
У жизни есть изгибы и зигзаги.
Творец их сочиняет не напрасно.
Холмы, крутые спуски и овраги.
Поэтому спешить по ней опасно.
 

* * *

 
Мечты, надежды, ожидания
гуляют в наших ощущениях,
как сокровенные гадания
об их возможных воплощениях.
 

* * *

 
Обидно мне и очень удивительно,
как видно, что погас во мне огонь:
ко мне теперь заметно снисходительно
относится любая шелупонь.
 

* * *

 
На скалы невзирая, мель и рифы,
мы тянем нашу нить существования,
поскольку опираемся на мифы
и слепо верим в наши упования.
 

* * *

 
Уже десятки лет подряд
я всё курю и пью,
день изо дня впуская яд
в конструкцию мою.
 

* * *

 
Мышление моё – не государственно,
я тихий обыватель в виде чистом,
а мыслить широко, легко и царственно
оставлю брадобреям и таксистам.
 

* * *

 
Так мы ложью и злобой богаты,
что они собираются в тучи;
Богу нынче нужны адвокаты,
как у дьявола, только покруче.
 

* * *

 
К чему бранить повсюдошнее зло
и сетовать, насколько ты калека?
Всё розово, прозрачно и светло
не будет никогда у человека.
 

* * *

 
Я жил со вкусом и удачей,
ходил по множеству дорог;
я не хотел бы жить иначе,
вернее – просто бы не мог.
 

* * *

 
Много сеяно жара сердечного,
только видишь на старости лет:
от разумного, доброго, вечного
урожая по-прежнему нет.
 

* * *

 
Жизнь была бы ужасно трудна,
если б не было праздников духа —
говорила подругам одна
привокзальная старая шлюха.
 

* * *

 
Поездил я в далёкие края,
и понял я, что если разобраться,
то истинная родина моя —
где стол стоит и книги громоздятся.
 

* * *

 
Лаская зрение и слух,
на мягкий стул опёрши копчик,
так перегуглился петух,
что кур теперь уже не топчет.
 

* * *

 
Поток руководящих директив
и лозунгов пронзительная медь —
похожи на пустой презерватив,
который уже не на что надеть.
 

* * *

 
Конечно, смысла нет в судьбе,
но есть – в живом пути:
найти дорогу по себе
и смочь по ней пойти.
 

* * *

 
Куда ты мчишься, старый хрыч?
Зачем тебе людей скопление?
Мне обещали могарыч
и гонорар за выступление.
 

* * *

 
Я сам кормлю мою семью,
я не причастен к разной власти,
я сам торю тропу свою,
я жив и грешен – вот и счастье.
 

* * *

 
Совсем забыл я на рассвете
про то, что мне сегодня снилось,
но подмигнул из тьмы столетий
мне древний грек Совокупилос.
 

* * *

 
Я много в жизни упустил —
в кино, театре, даже чтении,
и Ты меня, Господь, прости
за пыл в любовном предпочтении.
 

* * *

 
Кончается земное приключение,
уже в душе умолкли соловьи,
но жизни тихоструйное течение
заметно красит сумерки мои.
 

* * *

 
А в лачугах, чумах и ярангах,
где народы многие теснятся,
нет забот о званиях и рангах,
только о еде и поебаться.
 

* * *

 
Сужу со старческим спокойствием,
была ли жизнь моя удачна:
всё время жил я с удовольствием,
а это – счастью равнозначно.
 

* * *

 
Я одну отмазку приберёг
как ответ на Божьи осуждения:
часто я эпохе поперёк
жил, за что достоин снисхождения.
 

* * *

 
Вздохи, стоны, даже слёзы
тихо тают в быте трудном,
вечно с нами только грёзы
о несбыточном и чудном.
 

* * *

 
А жизнь, хотя и не скудна,
однако дьявольски паскудна,
и в жизни этой только дна
достичь не трудно.
 

* * *

 
Для нас у жизни много тестов —
на стойкость, выдержку, надёжность,
о чём несчётно много текстов
слепила всякая художность.
 

* * *

 
Увы, но я не театрал,
участник я иного пира,
хотя порою мысли крал
у даже ихнего Шекспира.
 

* * *

 
Пасутся мирные народы,
как мудрый Пушкин завещал,
и зов обманчивой свободы
их понапрасну совращал.
 

* * *

 
По счастью, встретил я людей,
которые меня спасли
от обаяния блядей,
которые меня пасли.
 

* * *

 
С чего ты как будто погас —
печален, задумчив и снул?
Похоже, сбежал мой Пегас,
и даже крылом не махнул.
 

* * *

 
Увы, увы, моя харизма
не тянет выше похуизма.
 

* * *

 
Зелёная чума ползёт на мир,
влекомая большим переустройством,
и кажется, Аллах, чумы кумир,
на это смотрит тоже с беспокойством.
 

* * *

 
Люди бодрые и спорые,
мы с покоем тесно дружим:
есть вопросы, на которые
нам ответ совсем не нужен.
 

* * *

 
Про всё, что слышу, я пишу,
а бес мой, в душу мне дыша,
на уши мне несёт лапшу,
что на ушах моих – лапша.
 

* * *

 
Всегда я рад воспеть духовность —
она прекрасна, без сомнения,
хотя замечу, что брюховность
мной уважаема не менее.
 

* * *

 
Моя заблудшая душа,
себя являя многоразово,
неслышным шёпотом шурша,
была всегда умнее разума.
 

* * *

 
Ничуть хулы я не боюсь:
подвергшись пакостному тленью,
на суд потомков я явлюсь
уже бесплотной светлой тенью.
 

* * *

 
Вовсе не сейчас, однако вскорости
я вместо активности кипучей
лично всё проведаю про хворости,
дряхлости присущие дремучей.
 

* * *

 
Не очень-то в судьбах своих мы вольны,
смотреть если трезво и честно:
по миру летает зараза войны,
коснётся ли нас – неизвестно.
 

* * *

 
Притом, что урождённые прагматики,
конкретные всегда имея цели,
евреи – озарённые фанатики
того, к чему их души прикипели.
 

* * *

 
Мы огорчаемся весьма,
что провалился план искусный;
избыток заднего ума —
он тоже ум, но только грустный.
 

* * *

 
Пустую я явил отвагу,
истратив озеро чернил:
я много лет марал бумагу,
но мир ничуть не изменил.
 

* * *

 
Я должен был уже лет десять,
как отойти в посмертный склеп;
Господь решил меня подвесить,
чтоб я умом слегка окреп.
 

* * *

 
Я решил высокую задачу,
важную в житейском обиходе:
если много выпить за удачу,
то на этот зов она приходит.
 

* * *

 
Если многие годы прожил,
то стихает бунтарская страсть:
я бы снова на всё положил,
но теперь уже нечего класть.
 

* * *

 
Похоже, на меня уставлен перст
взыскующего истины Творца,
и этой доверительности крест
согласен волочить я до конца.
 

* * *

 
Я жил вольготно и удобно
в те баснословные года,
и даже то, что несъедобно,
я переваривал тогда.
 

* * *

 
Мне приснился сон: в огромном зале —
голос высоко издалека:
как ничтожно всё, что вы познали,
сколько вам неведомо пока!
 

* * *

 
И прочёл я множество идей,
и смотрел на разные я лица:
нелюди живут между людей
и всегда готовы объявиться.
 

* * *

 
Ко мне теперь, как наваждение,
но убедительно вполне,
опять приходит убеждение,
что мир готовится к войне.
 

* * *

 
Моё благословенное безделье
с лежанием на месте проживания
похоже на таинственное зелье,
гасящее и силы, и желания.
 

* * *

 
Где-то жизнь кипит и пузырится,
и флиртуют пары молодые…
Мной недавно пройдена граница,
за которой – сумерки седые.
 

* * *

 
Забавно мне, что родственные связи
включают часто близость разной мрази;
а это, несомненно, Божья милость,
что родственность сильнее,
                чем брезгливость.
 

* * *

 
Помятый годами и образом жизни,
уже не умеющий жить по-иному,
весьма благодарен я бывшей отчизне
за нежную преданность духу спиртному.
 

* * *

 
А там – совсем не так, как тут:
там есть немыслимо огромный
судебных исков институт
и Божий кодекс уголовный.
Он вовсе не похож на наш,
он Божьей служит укоризне;
и оглашает весь пейзаж
тоскливый вой хозяев жизни.
 

* * *

 
Мы были кочевники и скотоводы,
мой предок овец только пас;
откуда возникла идея природы
бухгалтеров делать из нас?
 

* * *

 
Я радую всех докторов,
рождая в них недоумение:
я так безнадёжно здоров,
что есть об умишке сомнение.
 

* * *

 
Писать о евреях – моё наваждение:
мы все не похожи, но всё же
давно я таю про себя убеждение,
что все мы – всемирные дрожжи.
 

* * *

 
Судьбы внезапные удары
сносил достойно я вполне,
а вот победные угары
весьма отравны были мне.
 

* * *

 
Жив ещё во мне бродяжий дух,
только я его не утоляю,
ибо на своих пока что двух
очень уже слабо ковыляю.
 

* * *

 
Доктор печень помял мне слегка
и потом сообщил без улыбки:
ваша печень не знает пока,
что вы пьёте спиртные напитки.
 

* * *

 
Печален этот вид на самом деле:
в империи, стоящей на костях,
все мудаки настолько возмудели,
что держатся в заглавных должностях.
 

* * *

 
Я чувствую себя героем древности,
поддавшимся волнительному мигу,
когда, изнемогающий от ревности,
готов проткнуть мечом чужую книгу.
 

* * *

 
Немало у природы есть законов,
для дурости у ней лимита нет,
и стаи беззаветных мудрозвонов
сегодня заполняют интернет.
 

* * *

 
Все мои досадности и горести
близким никогда не докучали,
ибо нет занудливее повести,
чем унылый клёкот о печали.
 

* * *

 
Где страшен был полночный гость,
после бесчисленных трагедий
вместо стыда возникла злость —
на целый мир и на соседей.
 

* * *

 
Политики всех рангов и мастей
похожи друг на друга в большей части —
посулами отменных новостей,
которые придут от ихней власти.
 

* *

...

конец ознакомительного фрагмента