Текст книги "Экспедитор"

5

Площадь, на которую меня привел Кондратьев, находилась метрах в ста от разрушенного причала. Судя по останкам домов, здесь некогда был огромный базар. Здания, выстроенные вдоль периметра, были очень похожими – двухэтажными, из тесаного камня. На некоторых сохранились мраморные плиты, которыми были облицованы стены. На первых этажах, судя по широким и глубоким аркам, могли размещаться торговые лавки.

Сейчас это все исчезало, зарастая кустарником и диким виноградом, который опутывал дома, покрывая их плотным ковром зелени. Мы подошли к развалинам, где парни проводили раскопки, и остановились. Два охранника разошлись по сторонам, вглядываясь в безлюдные улицы. Мишка присел на каменный, украшенный завитушками обломок капители и закурил, давая мне возможность оглядеться.

Не буду лукавить – здесь и правда возникали неприятные ощущения. Такое чувство, что где-то рядом работал огромный трансформатор. Нет, никаких посторонних звуков не было, но ощущения не из приятных. В глотке пересохло, и я потянулся за флягой. Глотнул теплой воды, но легче не стало.

– Здесь даже зверья не попадается, – словно прочитав мои мысли, сказал Кондратьев. Он прищурился и обвел взглядом площадь. – Ни разу не видел. Даже сурков и змей.

– Не люблю змей.

– Их никто не любит, – равнодушно кивнул он.

Я глянул на место раскопок. На первый взгляд ничего необычного. Стандартная археологическая разметка, отвалы земли и несколько покосившихся флажков.

– Надеюсь, – кивнул я на участок, – ты меня позвал не черепки рассматривать?

– Нет. Как ты себя чувствуешь?

– Как тебе сказать…

– Можешь не отвечать, – усмехнулся Михаил. – Я и так вижу. Муторно, да?

– Есть немного.

– Пошли. – Он поднялся, закинул автомат на плечо и пошел на другую сторону площади.

Охранники двинулись следом, но послушно замерли, когда Кондратьев приказал оставаться на месте. Замерли, надо сказать, с большим облегчением. Странные дела здесь творятся…

На другой стороне площади я увидел улочку, загроможденную каменными обломками. Преграда Мишку не остановила, и он полез наверх, рискуя оступиться и свернуть себе шею. Я, мысленно чертыхнувшись, последовал за ним…

– Ну и как тебе моя находка? – спросил он, когда мы добрались до вершины.

Признаться, я даже не сразу нашелся с ответом…

Сразу за этим завалом находилось небольшое здание. Одна из его стен была обрушена, открывая нашим взглядам весьма необычную картину – круглый зал, чей пол был выложен мозаикой, а ее рисунок напоминал лимб картушки компаса.

Риски, нанесенные на внешнюю линию окружности, намекали на предназначение этого рисунка, но там, где мы привыкли видеть обозначения сторон света, располагались восемь полусфер разных цветов и размеров, изготовленных из темного стекла или отполированного камня. Кроме них была и центральная – самая маленькая по размеру. Судя по следам на запорошенном песком и пылью полу, Мишка там уже побывал.

– Это что, компас?

– Компас? – переспросил Михаил и покачал головой. – Нет, Сережа, это не компас…

– Вниз будем спускаться?

– Обязательно.

Звуки шагов гулко отдавались от стен, усиливая чувство, что мы здесь чужие. Кондратьев пересек зал и подошел к одной из сфер. Он каким-то образом вытащил ее из гнезда, стер рукой пыль и показал мне. Как оказалось, это не полусфера, а шар, до половины утопленный в гнездо на каменном полу.

– Ничто не напоминает?

– Твою мать…

– Да, – усмехнулся он. – Я, когда это увидел, тоже немного удивился.

– Немного?!

Передо мной был глобус… Самый настоящий глобус. На черной, до зеркального блеска отполированной поверхности были вырезаны очертания материков, причем с поразительной точностью.

– Погоди… – Я оторвался от этой находки и посмотрел на Мишку. – Это же карта нашего мира?

– Ты совершенно прав. Глобус Земли в нашей реальности. Самое интересное, что на нем есть несколько точек, но что они означают, – он покачал головой, – мне неизвестно.

– Пытался наложить на карту?

– Да, но это ничего не дало. Как сам понимаешь, слишком большая погрешность, чтобы сказать что-то определенное. Разве что примерный район поисков, да и то… На долю России приходится пять точек.

– Ну и дела…

– Это еще не все. – Кондратьев аккуратно вернул шар на место и подвел меня к другому. Очертания земель, изображенных на этом темно-бордовом камне, были мне неведомы. – Еще один глобус, но – увы, – Мишка развел руками, – неизвестного нам мира.

– Ты проверял?

– Прогнал карту по нашим базам. Этого мира нет в нашем списке.

Я оглянулся по сторонам. Восемь шаров…

– Зришь в корень, приятель, – усмехнулся он. Пусть и слегка кривовато, но усмехнулся.

– Не считая нашего… – пробормотал я. – Семь неизвестных миров?

– Ты совершенно прав. Центральный – как я понимаю, глобус этой Десятки.

– Признаться, даже не знаю что сказать. Голова кругом.

– Сережа, друг… – Мишка дернул щекой и хмуро посмотрел на меня. – Ты головенку-то свою придержи. Это еще не все загадки.

– Чем еще порадуешь? – спросил я и потянулся за сигаретами, но передумал.

– Взгляни сюда.

Он сделал несколько шагов и подошел к окружности, опоясывающей это непонятное сооружение. Опустился на одно колено и провел ладонью по запыленной мозаике. Как я говорил – на ней были нанесены метки. Присмотрелся и увидел, что между центральным кругом и остальной поверхностью пола есть небольшая, едва различимая щель. Самое интересное, что риски, пересекающие эту щель, не совпадали.

– Ты хочешь сказать, что центральная часть пола… – сказал я и замолчал.

– Двигалась по окружности, – закончил Кондратьев. Некоторое время он наблюдал за моим лицом, потом хлопнул по плечу и предложил: – Знаешь, Шатров, пошли отсюда. Мне, признаться, здесь немного не по себе. Поговорим на свежем воздухе.

Мы выбрались наружу и через полчаса оказались в лагере. Вернувшись, засели в палатке Кондратьева. Кто-то из парней принес обед, и некоторое время мы молча стучали ложками, хлебая гороховый суп из концентратов.

Нет, мне приходилось видеть интересные находки, сделанные парнями в иных мирах, но ничего подобного не встречалось. Если честно – даже не знал, что и сказать по этому поводу. Мишка первым опустошил котелок и облизал ложку. Он всегда любил поесть.

– Ну как?

– Ты о чем?

– Как тебе моя находка?

– Понятия не имею. Как понимаю, центральная часть пола представляет собой диск, который может двигаться.

– Он не может… – тихо сказал Кондратьев. – Он движется.

– Что?! – Я чуть не подавился. – Ты уверен?

– Когда нашел зал, я сразу заметил щель в полу. Потом начались помехи в радиосвязи. Причем они были довольно странными. Сначала связь резко пропадала, а потом появлялась, но сопровождалась сильным треском. Мне стало интересно, и я записал эти звуки. На следующий день сделал еще одну запись и сравнил с предыдущей.

– Они совпали?

– Секунда в секунду. Кроме того, мне удалось начертить график. Смотри. – Он достал из набедренного кармана блокнот и показал несколько набросков. – Сначала идут сильные помехи. Видишь? Потом они ослабевают и затухают окончательно. Пауза на две минуты – и снова, – Мишка щелкнул пальцами, – сильный скачок. Такое ощущение, что кто-то пытается включить некий механизм, но он не хочет работать. Когда это повторилось два раза подряд, я наведался в круглый зал и оставил там метки. На следующий день заметил, что они не совпадают.

– Диск сдвинулся?

– Примерно на два градуса.

– Ты говорил, что помехи возникают два раза в день? – вспомнил я.

– Да, и каждый раз этот проклятый диск поворачивается на один градус.

– Что думаешь делать?

– Описал находку как положено. – Мишка пожал плечами. – Пусть наши ученые головы ломают. Наше дело – найти и раскопать. Так что обратно пойдешь нагруженным.

– Плевать, – отмахнулся я. – Не на плечах же потащу.

– Кстати… Спасибо за технику, которую доставил. Она нам понадобится.

– Для изучения этой находки?

– А вот это, Сергей Владимирович, – усмехнулся он, – уже государственная тайна…

По идее, мы с Роговым должны были провести в лагере целую неделю. Дело в том, что экспедиций много, графики перемещений перегружены, а принять модули обратно не так уж и просто, как может показаться на первый взгляд. Нам этих проблем не видно, но у парней из технического отдела седых волос прибавляется не по дням, а по часам. Один из ребят, служивший до этого в авиации, говорил, что дозаправка в воздухе отнимала гораздо меньше сил и нервов.

В этот раз все произошло иначе. Уже на следующее утро после разговора с Михаилом к нам в палатку заглянул связист и передал расшифровку сообщения. Я прочитал, перехватил его удивленный взгляд и кивнул Рогову, который старательно соскабливал со щек цыплячий пух.

– Заканчивайте ваше бритье, Алексей Семенович, и собирайте вещи.

– Как так? – Он даже замер.

– Вот так. Сегодня вечером нас отсюда забирают…

Незадолго до назначенного времени вывезли капсулы в сторону от лагеря. Модули были уложены на землю с интервалом в полметра. Когда мы закончили, ко мне подошел Мишка. Подал внушительный пластиковый пакет, опечатанный его личной печатью, и кивнул:

– Вот, это самое главное. Не потеряй по дороге.

– Не переживай, старый ворчун, – я усмехнулся и хлопнул его по плечу. – Надеюсь, вас скоро сменят, и мы успеем съездить на рыбалку.

– Надеюсь…

Потом… Потом все было как всегда. Включаем систему возврата и занимаем свои места в капсуле. Захлопнулся люк, и на мониторе пошел десятиминутный обратный отсчет. Самое паршивое время… Хлопок! Капсулу слегка качнуло. Еще один! Второй модуль ушел. Наша очередь…

6

– Сергей Владимирович, вы уверены, что атмосфера в археологической экспедиции была нормальной?

– Абсолютно.

– Никаких конфликтов или чего-нибудь подобного?

– Нет. – Я покачал головой и смял в пепельнице сигарету. Пятую с начала нашей беседы.

Мой собеседник хоть и недовольно покосился, но ничего не сказал. Он не любил курящих, но меня это мало волновало. Были проблемы и поважнее.

– Хорошо, но вы были в лагере не больше полутора суток и могли этого не заметить.

– Сомневаюсь. Если бы назревал конфликт, то Михаил Кондратьев имел возможность отправить виновника со мной. Такое уже случалось. В этом случае Рогов остался бы в лагере и вернулся в следующий раз.

Такие случаи и правда бывали. Несколько раз я вытаскивал парней из экспедиций в своей капсуле. По разным причинам… Конфликты с коллегами, тяжелые травмы, семейные обстоятельства. Это запрещено правилами Сотки, но человеческую жизнь трудно загнать в рамки служебных инструкций.

– Это непозволительно с точки зрения предписаний для экспедиторов.

– Алексей Рогов стажер, и, понадобись эксфильтрация одного из археологов, я бы взял на себя ответственность и оставил Алексея в лагере Десятки…

– И нарушили бы график последующих работ, – сказал он и недовольно поджал губы.

– Рогов еще не экспедитор, а стажер. Вы не хуже меня знаете, что он не включен в общий график дежурств, так что на работу института это никак не повлияло бы.

– Как вы полагаете, почему Кондратьев повел вас показывать свою находку?

– Он посчитал это важным.

– Почему?

– Не знаю.

– Может быть, вам или вашим коллегам во время командировок уже приходилось видеть нечто подобное?

– Нет.

– Откуда такая уверенность? Вы не разведчик и не исследователь.

– Я экспедитор, и нам приходится быть осторожными. Находки подобного рода заносятся в отдельную базу, которую мы обязаны изучать, чтобы избежать неприятностей.

– Хорошо. Благодарю вас за информацию. Отдыхайте… – Начальник поднялся, собрал со стола бумаги и пошел к выходу, оставляя меня наедине с мыслями.

Неприятности начались… Хотя какие, к черту, неприятности?! Маячки наших парней из Десятки погасли один за другим через шесть дней после моего возвращения! Объяснить, что это значит? Гибель третьей археологической экспедиции. В полном составе.

Группа быстрого реагирования была готова отправиться сразу после получения первых двух трагических сигналов, но заброска сорвалась из-за помех. Канал постоянно прерывался, грозя гибелью поисково-спасательной группе, и парней придержали «до выяснения». Все попытки связаться с экспедицией ни к чему не привели, и следом за первыми двумя погасли и все остальные маячки.

Судя по коротким промежуткам, на лагерь было совершено нападение. Перед рассветом. Дольше всех продержался Михаил Кондратьев. Операторы, пусть и совершая должностное преступление, рассказали, что он отбивался больше четырех часов, прежде чем вживленные в тело датчики констатировали смерть. В свое время я служил в группе контроля и знаю, что чувствовали наши операторы. Это страшно – сидеть и наблюдать, как на экране гаснут жизни твоих друзей. Гаснут одна за другой, а ты сидишь, вцепившись в поручни кресла, тупо пялишься на монитор и ничего не можешь сделать…

Я вышел из штабного здания и увидел Вадима Денисова, вернувшегося из экспедиции несколько дней назад. Судя по хмурому выражению лица, он уже знал новости о Десятке. Вадим посмотрел на меня и кивнул:

– Привет. Уже слышал?

– Да.

– Трахома… – Вадим выругался и запустил сигарету в мусорку. – Как думаешь, что наши предпримут?

– Черт знает. – Я пожал плечами. – Поисковиков отправят. Для расследования причин их гибели и… И вообще.

– Парней надо вернуть. Не дело им в чужом мире оставаться. Тем более после смерти.

– Вернем.

– Ладно, Шатров, пошел я своих карапузов гонять, а то вернулись и сразу расслабились. Заходи, когда освободишься. Ребят помянем…

– Зайду.

Я проводил его взглядом и достал сигарету. Покрутил ее в пальцах, потом выбросил и повернул обратно. Взбежал на второй этаж и повернул направо. Туда, где на одном из кабинетов была табличка с фамилией моего начальника. Командир был на месте. Судя по всему, последняя ночь выдалась бессонной не только у меня.

– Шатров? – Он оторвал взгляд от документов и прищурился. – Чего тебе?

– Юрий Петрович, у меня есть просьба.

– Излагай, – сухо кивнул он.

– Включите меня в состав поисково-спасательной группы.

– Зачем?

– Во-первых, лучше ориентируюсь в Десятке, знаю примерные точки десантирования, а следовательно, мы быстрее доберемся до лагеря.

– Не аргумент.

– Я понимаю… Я знал Мишку Кондратьева около десяти лет.

– Тоже не аргумент… – Он немного помолчал, посмотрел на меня и прищурился. – Ты же в отпуск собирался?

– Петрович, ну какой тут, на хрен, отпуск?!

– Не наглей, капитан! – оскалился он.

– Извините, – сказал я и отвел взгляд в сторону.

Начальство лучше не злить. Тем более что оно не виновато. Я тоже не виноват, но чувство, что упустил нечто важное, ставшее причиной этих смертей, не исчезало. Захаров выдохнул и незаметно помассировал левую сторону груди. Помолчал, постукивая пальцем по столешнице, а потом все же кивнул:

– Согласен, проводник им не помешает. Предложу твою кандидатуру Ивану Ивановичу, но чтобы там без глупостей!

– Какие уж тут глупости…

Иван Иванович Романов – директор нашего института. Высокий и крепкий мужчина, уже разменявший седьмой десяток. Он был похож на актера Алексея Глазырина, запомнившегося по фильмам «Белорусский вокзал» и «Щит и меч». Темные, с обильной проседью волосы, суровый взгляд из-под очков в черной роговой оправе и всегда плотно сжатые губы. Мужики его уважали. Было за что. Он строго с нас спрашивал, но и прощал очень многое, зачастую игнорируя служебные инструкции, если это шло на пользу делу.

– Прибыли, – продолжал Захаров, – проверили, собрали тела, законсервировали лагерь и ушли домой. Понятно?

– Так точно.

– Ступай. Будет нужно – вызовем.

– Кто пойдет на поиск?

– Манул.

Близников Павел Валентинович с необычным позывным «Манул» служил в институте уже лет шесть. За его плечами было столько горячих точек, что он давно перестал считать войны, в которых довелось поучаствовать. В институт попал после случая, приключившегося с ним во время одного из военных конфликтов. Подробностей, увы, не знаю, но после всего увиденного ему оставалась одна дорога – продолжать службу в нашей Сотке на должности командира одной из групп ПСС – поисково-спасательной службы.

Это невысокий шатен лет тридцати пяти с короткой стрижкой и вечно прищуренными глазами. Друзьями мы не были, но по службе пересекались довольно часто. То, что пойдет Пашка, я знал сразу. Они с Мишкой Кондратьевым дружили семьями, и Манул никому бы не позволил отодвинуть его группу в сторону.

Совещание у Романова прошло как и положено – сухо, без эмоций. Мы не в театре, чтобы изображать вселенскую скорбь. Единственное, что себе позволил Иван Иванович, – в конце обсуждений открыть сейф и достать бутылку коньяку. Молча разлил по пятьдесят капель и приказал готовиться к выходу…

Мы уходим сегодня вечером, на трех капсулах ДТМ и четырех ГТМ. Группа, состоящая из пяти человек, и я в роли проводника. Времени было мало, и мы с Пашкой засели у него в кабинете, прикидывая возможные маршруты в зависимости от точки выброса. Ребята у него опытные, так что все проходило без лишней суеты. Уже через два часа все было готово, и мы, ожидая вызова от операторов, сварили себе по чашке крепкого кофе. В ближайшие сутки поспать все равно не получится.

– Слушай, Шатров, а почему мир Свалкой назвали? – разбирая бумаги, спросил Павел.

– Из-за находок первой экспедиции.

– В смысле?

– Город они нашли, – отхлебнув кофе, пояснил я. – Там на центральной площади была разбросана разбитая утварь: кувшины, блюда и прочая домашняя мелочь – вперемешку с костями животных.

– Мишка рассказывал о какой-то пирамиде… – начал он, но поморщился и замолчал.

– Скорее всего, он тебе рассказывал о пирамиде из человеческих черепов, но это нашли в другом городе. Была там одна непонятная история…

Закончить рассказ я не успел. Раздался телефонный звонок, Близников снял трубку, выслушал и после секундной паузы хлопнул ладонью по столу:

– По коням, мужики! Технари дали добро.

7

Погрешность десантирования зависит от груза. Чем больше капсул отправляется в другой мир, тем больше тратится энергии на поддержку канала и, как правило, больше разброс. Если бы мы отправлялись одним модулем, то оказались в зоне видимости лагеря. В нашей ситуации это слишком опасно, так что три километра, которые отделяли нас от цели, только на руку. В этот раз приземлились почти на берегу реки, и я, откинув люк, успел заметить, как в воду с тяжелым всплеском плюхнулась какая-то земноводная живность.

Следом за нами, поднимая клубы песка, появились другие капсулы. Одна из них повисла на краю обрыва, а потом скатилась по откосу и остановилась у воды…

На востоке занималась заря, и небо отливало желтой, начищенной до блеска латунью. Подул ветер, принося с пустоши мелкую, скрипящую на зубах пыль. Радист отправил радиограмму в Сотку, и мы, замаскировав модули, ушли на северо-восток.

К разгромленному лагерю вышли через полтора часа. Еще столько же ушло на разведку, прежде чем Пашка поднял ребят и мы вошли на территорию лагеря. Два человека обошли холм со стороны реки и заняли позицию между нами и мертвым городом. Началась работа…

– Двухсотый! Чисто!

– Чисто!

– Двухсотый! – Крики раздавались с разных сторон, и мне казалось, что жертв в лагере гораздо больше.

– Чисто!

– Двухсотый!

– Стреляли почти в упор, – поморщился Манул, когда мы сошлись в центре. Он плюнул на землю и кивнул в сторону развалин. – На краю лагеря несколько следов, которые ведут в сторону набережной. Судя по всему, их было не меньше десяти человек.

– Твою мать… – выдохнул я. – Кто это был?

– Почем я знаю? – ответил Пашка и пожал плечами.

К нам подошел один из его бойцов и протянул несколько гильз.

– Вот, нашли рядом с палатками.

– Не доводилось мне сталкиваться с такими… – Командир покрутил в пальцах одну из них и посмотрел на меня. – Серега, что думаешь?

– Гильза от полуунитарного патрона для винтовок Бернсайда или чего-то похожего.

– Это из какого времени такие?

– Если сравнивать с нашим миром, то вторая половина девятнадцатого века.

– И они что, с такими дудками взяли наших парней?!

– Не заводись. Наших здесь было двенадцать человек, из них только четверо были готовы к подобным заварушкам, да и то… – протянул я и отмахнулся.

– Расслабились, мать их так.

– Остальные – археологи, которых надо было просто заставлять носить оружие. Они же его оставляли где попало. Сам видел. Кондратьев, воспитывая, глотку сорвал. Меня, Паша, другое интересует…

– Что?

– Сколько оружия исчезло?

– В смысле?

– Сколько исчезло нашего оружия? – повторил я.

Вот тут и начались загадки. Как выяснилось, ни одного ствола из наличествующих в разгромленном лагере не пропало. Я не знаю насчет остальной техники – покажет проверка, но стволы, которыми были вооружены археологи, остались на месте. Выглядело это довольно странно. Даже с точки зрения банальных трофеев. Итак. Почему нападавшие не взяли ни одного ствола, хотя сами вооружены антикварными винтовками?

– Запишем в загадки, а потом подумаем, – предложил Манул и огляделся.

– Пожалуй. Нам и так есть чем заняться, – кивнул радист.

Он был прав. Нужно собрать тела погибших, которые до сих пор валялись по лагерю.

Мишку Кондратьева нашли в овраге. Он лежал навзничь, уставившись в чужое небо. На изорванной и потемневшей от крови куртке десяток пулевых отметин. Судя по количеству автоматных гильз, жизнь он продал по хорошей цене.

Постояли, сняв головные уборы, а потом начали собирать трупы. Тяжелая и скорбная доля. Мне уже приходилось этим заниматься, и каждый раз… В общем – к чему пустые слова? Лишнее это. Погибших не вернуть.

В воздухе стоял едкий запах гари, к которому примешивалась сладковато-приторная вонь сгоревшего мяса. Четверых нашли на пепелище. Судя по всему, они даже не успели одеться. Еще двое лежали у входа в лагерь. Машины и бочки с горючим сгорели. Земля на этом месте почернела и еще дымилась, вспыхивая редкими языками пламени.

Охранников нашли у вышки. Убиты выстрелами в спину. Добивали в голову. Лиц почти не разобрать. Одному из них перерезали горло.

Вскоре после полудня все было закончено. Пашка стоял рядом со мной, смолил одну сигарету за другой и наблюдал за последними приготовлениями.

Я вспомнил о компасе, найденном Мишкой Кондратьевым. Какова вероятность, что этот механизм вдруг начал работать, впустив гостей из неизвестного мира? Древние технологии, о которых так любят судачить по телевизору, не всегда плод воспаленной фантазии. Есть нечто такое, что неподвластно разуму нашего века…

Город встретил пустыми глазницами обезображенных окон, хищным оскалом развалин и тишиной. Мы не стали задерживаться и перебрались к площади, где наши парни проводили раскопки. Под ногами посыпался песок, хрустнули мелкие камешки. Казалось, еще немного – и город вздохнет, недовольный нашим присутствием.

На разведку ушли втроем – я, Пашка Манул и боец с позывным Боня. Не знаю, за что его наградили таким прозвищем, но парень здоровый – пулемет в его руках казался детской игрушкой. Еще три бойца остались в лагере. Один из них запустил квадрокоптер с видеокамерой, которым часто пользовались для разведки. В наушнике зашумело:

– Впереди вас развилка… – небольшие помехи. – Чисто!

– Продолжаем движение, – это уже Пашка.

– Манул, вас понял!

Я заметил, как квадрокоптер задержался на перекрестке, а потом ушел вверх, наблюдая за нашим перемещением. Улочка, поросшая мелким кустарником, который пробивался сквозь вымощенную камнем дорогу, хлипкие деревья, растущие из щелей домов. Не самое приятное зрелище.

В другое время было бы интересно поразмыслить о причинах гибели этой цивилизации, но сейчас это меня не волновало. Тем более что причину гибели миров прекрасно описал Ефремов: «Все разрушения империй, государств и других политических организаций происходят через утерю нравственности». Так что незачем удивляться, что здесь ничего не осталось, кроме дикого зверья, пыли и развалин. У меня были причины делать такие выводы.

Прочесывать весь город не было смысла. В здешних развалинах можно спрятать целый батальон, да так, что и следов не останется. Мы обсуждали эту проблему еще на базе, и поэтому было решено проверить город лишь до торговой площади и зала, в котором Михаил обнаружил неизвестное устройство…

Даже потом, спустя много времени, я не смог восстановить хронологию дальнейших событий. Скорее всего, мы просто напоролись на группу людей, которые, не подозревая о нашем присутствии, направлялись в разгромленный лагерь. Собирались забрать трофеи или что-то еще – осталось неизвестным. Как их не заметил разведчик – непонятно, но, скорее всего, незнакомцы шли по сохранившимся галереям, которые было трудно контролировать из-за густых зарослей кустарника.

Их было чуть больше десяти человек. Шли грамотно, в кучу не собирались, так что на нашу долю пришлось только три человека, которые вынырнули из-за поворота и замерли.

Первых двух срезал Пашка. Он выстрелил от бедра, давая нам возможность укрыться. Один из незнакомцев вздрогнул и упал на колени. Следом в игру вступил Боня, уложив сразу двоих. Еще одна длинная очередь! В ответ ахнуло несколько выстрелов, но палили наугад, не целясь.

Я пригнулся и присел рядом с аркой. Очередь! Еще один в минус. Чернобородый чужак в странном балахоне, похожем на одежду каких-нибудь кочевников, отшатнулся, пытаясь укрыться за углом, но зацепился и рухнул навзничь. По его телу ударили сразу с трех стволов, не оставляя ни малейшего шанса выжить. Над головой свистнула пуля! Она ударила в стену, осыпая мелкими и острыми осколками. Кто тут такой меткий?!

– Шатров, слева!

– Вижу! Ах ты, с-сука!

Очередь! Попасть не попал, но заставил нырнуть за камни. Раздался взрыв. Еще один! Пашка отправил за угол еще одну гранату и присел за камнем. Взрыв! Короткая очередь. Чей-то жалобный крик. Выстрел! Чужаки попятились, но еще огрызались. Понимаю, никому не понравится потерять сразу пятерых, но трусами они не были. Оттягивались назад, по направлению к торговой площади. Мы дожимали, но без глупой бравады, которая может обернуться кровью. Хватит нам потерь на этой чужой земле!

– Одного взять живым!

– Возьмем!

Я не ошибся. Незнакомцы стремились именно к тому самому круглому залу, где на полу был изображен странный компас. Они почти дошли до площади, потеряв еще двоих человек, которых мы завалили прямо на месте раскопок. Бежать им некуда – за их спинами открытое пространство. Нам оставалось прижать, отсекая пути отхода, а потом выдавить к реке, куда уже спешили наши парни из лагеря.

Последние из оставшихся в живых неожиданно разделились. Двоих удалось отжать к реке, и, судя по выстрелам, ребята скоро возьмут их за горло. Еще один – сухопарый и рыжий бородач в мешковатой одежде – выкрикнул что-то гортанно-матерное и рванул в сторону, уходя в теснины завалов и переулков, и у меня не оставалось другого выбора, как броситься за ним следом.

Пора бросать курить! Я, пусть и выхаркивая желтую слизь, почти догнал этого чужака в странных одеждах. Паскуда! Несмотря на свой развевающийся балахон, он ловко скользил по улицам, загроможденным каменными обломками. Еще и выпалить сумел в мою сторону, тварь. И ведь едва не попал! За малым промахнулся. Ничего, еще десяток метров – и достану! Еще немного…

В этот момент оборвалась связь. Эфир взвыл, забивая канал шумами и треском, а во рту пересохло, да так, что воздух застревал в легких, царапая горло проглоченной пылью! Еще рывок! Чужак выстрелил и начал карабкаться вверх по завалу, стараясь не подставляться под пули. Вот тут ты, сука, ошибаешься! Стрелять я не буду! Ты мне живой нужен. Живой и здоровый! Хотя бы временно! Поговорим, парень! Можешь не сомневаться. Вдумчиво и очень серьезно! Проклятая пыль!

Он рвался в круглый зал. Когда я добрался до вершины, он выстрелил! Пуля рванула за рукав, обжигая кожу огнем, но я уже прыгал вниз, стараясь не попасть ногой в расщелину между камнями и не свернуть себе шею.

В этот момент в зале возник свет, а на поверхности прозрачного купола, накрывшего зал голубоватым огнем, замелькали молнии. Бородач взвизгнул и опрометью бросился к центру этого компаса. Я ведь почти его догнал! Прыгнул на спину, сбивая с ног и прижимая к мозаичному полу. Почти…

Последнее, что успел заметить, – это огромный сгусток огня вроде шаровой молнии, который поднялся над центром зала и полыхнул ослепительной вспышкой…