Текст книги "Казацкое братство. Часть 2. Людас – повелитель тёмных сил"

11. Возвращение на Сичь

Армия Запорожцев вышла к Днепру, когда уже перевалило за полдень. Послышались радостные крики казаков, которые первыми увидели, расстилавшиеся перед ними воды великой реки. Могучий Днепр приветствовал людей, шумно хлопая волнами о скалы.

– Начинайте переправлять войско на правый берег. Разбивайте лагерь и выставляйте охрану. Отправьте дозоры в степь. Основные силы расположите на правом берегу, – отдавал распоряжения куренным атаманам Иван Шульга. – Атаман Кулиш с Незайманьковским куренем переправляется со мной на Сичь в крепость. Когда прибудут полковник Череда и Головань, пусть едут ко мне на остров. Всем свободным от службы отдыхать.

Кошевой вместе с Кулишом сели в лодку и поплыли на остров.

Казаки повезли конец каната на другой берег, чтобы привязать его к здоровенному дубу, который рос там с незапамятных времен. Они всегда так делали, когда наводили переправу в этом месте Днепра. Столкнули в воду огромный плот, сооруженный ими еще до похода. Продели канат сквозь скобы, и переправа была готова. Кошевой с атаманом Кулишом еще не успели добраться до острова, как налаженный паром отвалил от берега.

– Быстро хлопцы оборачиваются. Что значит дома! Все выходит само собой, – задорно говорил Кулиш. – А что, Батько кошевой, ты такой грустный, может, случилось что?

Иван Шульга опустил руку в воду и задумчиво смотрел на реку. Услышав, что к нему обращаются, поднял голову, посмотрел на куренного атамана и сказал:

– Да, дома. Только не все ладно у нас в доме. Надо нам, Микола, Раду созывать, а на ней Гетьмана выбирать. Под единую руку надо всех поставить. А то порядок не наведем. Ведь, у нас на Украине, сколько панов, столько и Гетьманов. Не может быть в семье благополучно, когда в ней больше одного хозяина.

– Да, ты Иван, только скажи. Мы вмиг всю погань с Украины выбросим. А тебя Гетьманом поставим, – проговорил Кулиш.

– Не надо никого ставить. Я, что царь Московский? Надо, чтобы люди сами выбрали того, кому они верят. А, если обранный ими доверия того не оправдает, то гнать его к чертовой матери.

– Так ведь людей и обмануть могут. За гетьманскую булаву чего хочешь, обещать народу будут, – засомневался куренной атаман.

– Оно, конечно. Кусок заманчивый. Брехунов и посипак всяких развелось, хоть греблю гати. А мы зачем? Молчать будем? У этих болтунов есть слабое место. Они только на словах бойкие, а на деле – пшик. Вот и заставим их на раде рассказать, что они для Украины и простых казаков сделали. Да, люди и сами не дураки. Прекрасно знают, кто из старшины только за свой интерес думает, а кто за общее дело переживает. Разберется народ, будь спокоен. Надо только дать ему возможность это сделать.

Лодка уткнулась в песчаный берег крепостного острова. Атаманы с казаками попрыгали на берег, на котором выстроилось беспокойное море Запорожцев, ожидавших прибытия кошевого. Сразу же зазвучали приветствия радостные крики:

– Слава кошевому Шульге! Слава Украине!

Оружейная и пистолетная пальба заглушала эти приветствия. Иван Шульга поднялся на камень, лежащий прямо у берега и сказал:

– Здорово, браты! Вот мы и вернулись. Ну, как вы тут? Не заскучали без нас?

– Заскучали, Батько! Уже бока болят лежать. От безделья уже и спать не хочется, – выкрикнул кто-то из толпы.

– Да, много славных Запорожских лыцарей заснуло в Перекопской степи. Они уже не заскучают и не обрадуются никогда. Вечная им память, – сказал кошевой атаман и снял шапку.

Стоявшие вокруг казаки тоже обнажили головы и опустили взгляд в землю. Шульга надел шапку и произнес:

– У каждого своя доля. Погибшим нашим братам лежать и не вставать, а нам, живым – Украину защищать!

Кошевой слез с камня и двинулся вместе с Кулишом и Незайманьковским куренем в крепость. В воротах их встречали: войсковой казначей Андрей Копейка, войсковой писарь Анатолий Хитрун и сотник Черняк. Шульга, обращаясь к ним, сказал:

– Пошли все со мной в головную хату. Совет держать будем.

В курени все расселись вокруг стола. Кошевой заговорил первый:

– Ну, что сотник Черняк, как обстоит дело с формированием полка? Рассказывай.

– А что рассказывать? Людей приходило много, только их всех нужно вооружить и накормить. Казначей денег дал всего на треть от тех, что хотели вступить в войско.

– А остальные?

– Остальные возвернулись домой. А, что им тут делать? Только и остается, что рыбу ловить, – ответил сотник.

– Андрей, в чем дело? Почему не выдал денег сполна? – поинтересовался кошевой.

– Выдал все, что мог. Я же не могу казну без запаса оставить? Ты же знаешь, Иван, сколько средств ушло на подготовку к походу.

– Ладно, об этом потом поговорим. А что еще было на Сичи, пока мы воевали?

– Поймали одного лазутчика. Похоже, лях был. Точно сказать не могу, – доложил сотник Черняк.

– Ты, что не мог у него узнать? – удивился Шульга.

– Не успел, – ответил сотник, – его Хитрун застрелил. Сказал, что тот на него набросился, когда он хотел его допросить.

Кошевой с атаманом Кулишом переглянулись. Шульга, зевая, сказал:

– Если больше новостей нет, все могут идти. А мне отдохнуть надо. Устал я.

Казаки покинули комнату. Остался только атаман Незайманьковского куреня и кошевой.

– Сам видишь, что делается, – возмутился Шульга, обращаясь к Кулишу. – Как только прибудут полковники Череда и Головань, сразу же переправляйте их людей сюда на остров, и в этот же день собирайте Раду.

– Все сделаем, Батьку. Не беспокойся. Я сам позабочусь. А ты, и в правду, отдохнул бы. А то лица на тебе нет.

Кошевой лег на лежак и закрыл глаза. Кулиш, выйдя из хаты, подозвал казака из своего куреня:

– Найди Степана Колоду, пусть срочно идет ко мне. Возьми двадцать человек, и охраняйте головной дом и кошевого. Без его разрешения, никого к нему не пускать.

К вечеру суета на Запорожской Сичи стала утихать. Те, кто успел переправиться на правый берег, установили там шатры и уже готовили ужин на кострах. А часть казаков пошли ловить рыбу. Пойманных карасей и щук, тут же жарили на шампурах, сделанных из лозы. Из окуней и судаков варили казацкую уху.

– А что, хлопцы, добрая каша получилась? – спросил старый казак, рассчитывавший, что после такого вопроса, его точно пригласят на ужин.

– Та садитесь уже, дядьку Панас, и пробуйте, тогда и узнаете, какая она получилась, – ответил молодой парень, зачерпывая уху из посудины.

Старик с наслаждением, растягивая слова, сказал:

– Да…. Добрая юшка. Тройная. Помню, такую же хорошую юшку умел варить покойный Сидор Голопупенко. Вот добрый был казак!

Примерно такие же разговоры велись и у других костров. Люди отдыхали. Они были счастливы от того, что можно вот так, просто, посидеть с друзьями у костра, поговорить за жизнь, дышать вольным степным воздухом, смешанным с речным ветром; смотреть на бездонно-синее Украинское небо и самое главное, не надо было умирать и убивать других людей.

Кошевой атаман крепко спал. Ему ничего не снилось. Как только он закрыл глаза, сразу погрузился в вязкую темноту отдыха, как будто шагнул в пропасть небытия, где есть только покой и блаженство. За последние дни Иван Шульга так устал, что даже душе его осталась в спящем теле, чтобы набраться сил вместе с ним. Атаман почувствовал, что его кто-то зовет и трогает за плечо. Он открыл глаза. Перед ним стоял казак и повторял:

– Батько кошевой. Батько кошевой, к Вам просится хорунжий из полка Голованя Степан Колода.

Шульга поднялся, потянулся всем телом и сказал:

– Зови и принеси воды умыться.

Вошел Степан и доложил:

– Ваш наказ, Батько кошевой, выполнен. Полк Голованя переправился на остров и расположился перед крепостью.

– Добре, хорунжий. А полковник Головань прибыл?

– Еще нет, Батьку кошевой.

– Ладно, иди, и вели позвать атамана Кулиша.

«Ну, вот, – думал Шульга, – теперь можно и по-другому поговорить с этими умниками: писарем и казначеем. Вытряхнем их душу наружу и посмотрим, какому Богу они молятся.

12. Охота на ведьму началась

Инга вернулась домой под утро. Разделась, легла в постель. Все тело приятно расслабилось, погрузившись в пуховую перину, и укуталось теплом. Жаль только, что вот так нельзя было согреть и душу в одиноком супружеском ложе. Панна лежала с открытыми глазами. Сон не шел. В последние дни, она все чаще думала об Игнате:

«Интересно, вернется он ко мне, или нет? Не надо было мне так сурово себя вести при расставании с ним. Нужно было его приманить надеждой на будущее, на всякий случай. А то морочила ему голову всякой философией, как дура. А теперь сиди и гадай, приедет, не приедет. Приедет, не приедет? Так и умом тронуться можно. А хорошо было тогда, в бане! Вон, девки молодые в лесу, что вытворяют! А я веду себя, как старуха».

Вдруг её, как громом ударило: «Какие девки в лесу? Это же ведьма была. Что же я лежу здесь. Она еще одного парня убьет. Нужно что-то делать»!

Панна вскочила и начала одеваться, на ходу размышляя:

«Сейчас беру с собой церковного старосту с дьяком и бегом к дому сотника Яворного. Там мы её схватим. Нет, священника не возьмем. От него, как от поросенка, визгу много, толку мало». Одевшись, она пулей выбежала на улицу и, стараясь не привлекать внимание, быстро пошла к церкви. В селе было безлюдно. Ночь еще полностью управляла миром.

«Если меня сейчас кто-то увидит и спросит: Куда это Вы, панна, по ночам бегаете? Что отвечать? – Размышляла Инга. – А так и отвечу: Ведьму иду ловить. В конце концов, это из их села ведьмы. Поразводили здесь всякую нечисть. Жить спокойно нельзя».

Староста Федор Прищепа жил с семьей в хате, стоявшей возле церковного двора. Хозяйством в Божьем доме он занимался уже пять лет. После тяжелого ранения Федор осел в Вишневом. Хозяин он был справный. Все у него в доме находилось на своем месте. Купив старую хату, Прищепа привел её в порядок, отремонтировал крышу, поправил двери и окна, установил новый забор. Работящего казака заприметил полковник Кульбас и попросил его заниматься хозяйственными делами в церкви. Вот так Федор и стал старостой. Но не только полковник обратил внимание на Прищепу. Вдова, живущая по соседству, сразу положила глаз на ничейного казака. Мужа её убило в первом сражении, на которое он поехал, сразу через месяц после их свадьбы. Так, что и выпало на её долю супружеской жизни – только медовый месяц. Была она в таком возрасте, когда с девками к парням на гулянку не пойдешь. Зато красота женская полностью набрала свою силу. Федор тоже был уже не парубок, а жены так и не завёл. Все как-то не складывалось. Так, как Оксана, так звали вдову, пригорнула к себе Федора, тот через два дня на ней и женился.

Инга подошла к дому старосты и постучала в окно. Пес, вылезший из будки, хотел гавкнуть для приличия, но потом своим собачьим соображением решил, что не стоит обращать внимание на всякие пустяки, и снова улегся спать.

В доме загорелся свет, и отворилась дверь. На пороге стоял сонный хозяин в исподнем белье и со свечей в руке. А за ним в ночной сорочке, с платком поверх плеч, выглядывала его жена.

– Панна Инга? Что случилось? – поинтересовался Федор, – проходите в хату.

– Пойди, оденься бессовестный, – всполошилась хозяйка, загораживая мужа и вталкивая его в комнату. – Проходите, Ваша Милость, извините его за невежество.

– А что я такого сделал? Я только спросить хотел и все, – оправдывался Прищепа, надевая шаровары и рубашку.

– Я бы хотела поговорить с Вашим мужем наедине, – твердым голосом сказала Инга.

Оксана поклонилась и пошла в другую комнату. Инга села на лавку. Прищепа, одевшись, вошел и расположился напротив панны.

– Здесь дело деликатное, – начала Инга, показывая на комнату, в которой находилась жена старосты. – Мне нужна помощь.

– За Оксану не переживайте, она не из болтливых. Говорите, чем я могу помочь? – утвердительно проговорил Федор.

– Ладно, слушай. Я знаю, кто убивает молодых хлопцев. Я выследила её. Надо пойти и схватить злодейку, – приказным тоном сказала Инга.

– Прошу прощения, ясновельможная панна, Вы сказали «её». Надо так понимать, что это женщина? – поинтересовался Прищепа.

– Естественно. Если бы это был мужчина, то я бы сказала «его».

– Вы хотите сказать, что женщина может вот так убить здорового парня? А он при этом покорно, в голом виде, ждет, когда его убьют?

– Может, если эта женщина – ведьма, – убежденно ответила Инга.

Из другой комнаты донесся голос жены старосты: «Господи, помоги и спаси». Панна подробно рассказала о своем ночном приключении на берегу реки, а потом, что она увидела в лесу.

– Да, ну и родственники у сотника Яворного, – рассуждал староста, – сначала жена, теперь племянница.

– Надо бегом идти к дому сотника и схватить Марту, пока она еще кого-нибудь не убила. Хватит ей парней губить. Погуляла. А то так скоро в округе хлопцев не останется, – запальчиво говорила Инга. – Ну, так ты идешь со мной?

– Иду, – выпалил Федор.

– Господи, Боже мой, – заплакала в соседней комнате жена старосты, – да, как же вы её ловить будете?

Оксана зашла к ним в комнату.

– А, если она вас заколдует? Это еще неизвестно, кто кого словит: Вы её, или она – Вас. Надо людей поднимать и всем миром идти на неё.

– А чем мы докажем, что она ведьма? У неё на лбу ведь не написано, кто она? – спросила Инга, – представляете, что сделает сотник Яворной, если узнает, что его племянницу без основания обвинили в таком грехе?

– Да, панна Инга права, – поддержал её староста, – здесь нужно действовать тихо, «на мягких лапах», так сказать.

– А защита у нас от дьявольской силы есть, – проговорила панна.

– Отец Евсей? – спросила Оксана.

Инга и Федор одновременно поморщились при этом вопросе, как будто съели кислое яблоко. Полковник Головань мне защитный амулет дал от нечистой силы, – сказала панна и, расстегнув верх у сорочки, показала медальон Чингисхана.

При этом было ясно видна глубокая впадина, создаваемая её пышной грудью. У Прищепы даже рот открылся от увиденного. Инга застегнула сорочку.

– А можно еще раз взглянуть на амулет? – попросил Федор и тут же получил подзатыльник от жены. – А что такого, здесь темно, я не рассмотрел.

– Еще хочешь? Могу повторить, – предложила Оксана.

– Нет, не надо, я достаточно рассмотрел.

Прищепа снял со стены саблю, засунул за пояс пистолет, взял икону, висевшую в углу, и произнес:

– Ну, пошли, что ли.

Инга с Федором, крадучись, передвигались по селу. Подошли к сотниковой хате. В окнах горел свет. Они заглянули внутрь. Марта сидела в ночной рубашке и расчесывала волосы, как будто и не выходила из дома.

– Смотри, какой ангелочек, – прошептал староста, – а Вас послушать, так черт с рогами. Ну, что будем делать?

– Постучим. Я зайду первая, а ты за мной. Набросимся на неё и свяжем. А там будет видно, – предложила панна.

– Смело, очень смело. Правда, глупее плана я никогда не слышал, – осторожно высказался Федор.

Инга постучала в окно. Марта поднялась к двери и спросила:

– Кто там, среди ночи ходит?

– Это панна Кульбас. Отвори, есть известие от твоего дяди, – соврала Инга.

– Приходите утром, – недоверчиво произнесла девушка.

– Отвори дверь по-хорошему, а то войдем силой. Со мной здесь люди, – продолжала настаивать панна Кульбас.

– Сейчас, только оденусь, подождите.

В это время потянуло свежим утренним ветерком. Красная звезда на небе поблекла. Вот-вот должны запеть первые петухи. Вдруг в доме что-то грохнулось. Послышался свист и завыл ветер. Инга с Федором бросились к окну. В хате было пусто. Только ночная сорочка лежала на полу. Они побежали к двери. Над головами у них раздался смех. Взглянув вверх, панна Кульбас и Прищепа увидели, летящую верхом на ухвате, голую девушку. Она смеялась и неслась по направлению к лесу.

Первым очнулся староста:

– Ну и дела. Теперь я верю про то, что она в лесу с парнями вытворяет.

– А ты до этого еще сомневался? – спросила Инга и добавила, – вот только одно не понятно, где её теперь искать?

Пропели первые петухи, и утро начало забирать у ночи её управление миром.

13. Заговор

Хорунжий Колода вернулся в головную хате вместе с атаманом Кулишом.

– Добре, хлопцы, садитесь. Будем думу думать, – начал кошевой, – пока не вернулись Головань и Череда, Раду проводить не будем. Для такого дела нужны все наши люди. Мало, что может случиться. От этих чертовых детей, писаря и казначея, можно чего угодно ожидать. Да, я думаю, что и среди старшины у них найдутся соратники. Хорунжий Колода, понаблюдай за казначеем и писарем. Только осторожно, так, чтобы они не поняли, что мы за ними следим.

– Хорошо, Батьку, я все понял. Это занятие для меня не новое, – сказал Степан.

Выходя из комнаты, он вспомнил, как приглядывал за Ингой по приказу Голованя. «Ну, за этими, двумя, следить не так интересно, как за панной Кульбас, – подумал Колода. – Нужно выбрать место, откуда можно видеть, что делается в крепости». Он оглянулся вокруг и заметил на смотровой вышке своего старого знакомого Антипа Тимченко. «Лучше поста для наблюдения, чем сам пост наблюдения, не найдешь, – сообразил хорунжий. – Оттуда все видно, и никто внимания на тебя не обращает. Стоит казак на вышке, так он и должен там стоять. Что же здесь удивительного». Колода поднялся наверх.

– Здорово, Степан. Давно мы не встречались. Говорят, ты в полк служить перешел к своему другу? Да, слышал я, что уже и хорунжего тебе дали, – спросил Антип.

– Да, перешел в полк к Голованю. Мы с ним неразлучны, как нитка с иголкой. Он меня хорунжим назначил. А ты давно в наблюдении стоишь? – спросил Степан.

– Да, уже скоро сменят. А что?

– Нет, ничего. Я просто так спросил. А, далеко отсюда видно. Просторно душе. И Днепр – как море широкий. Красота, – говорил хорунжий, а сам внимательно наблюдал за тем, что делается в крепости.

– Да, столько земли вокруг. Даже глазами до края степи далеко, не то, что ногами идти. Степан, ты сейчас часто со старшиной видишься, что там слышно, на ляхов пойдем? Земляка своего встретил. Так он говорит, что совсем житья не стало от панов. Не дают вольно на своей земле работать.

– Придет время и пойдем. Не спеши поперед батька в пекло, – ответил Колода, а сам насторожился. Он увидел, как войсковой писарь и казначей идут через площадь и о чем-то нервно разговаривают.

– Ну, мне пора в полк. Бывай, друже, – сказал Степан и начал спускаться с вышки.

– Бывай, – попрощался удивленный Тимченко. – А ты чего приходил-то?

Но хорунжий уже не слышал его. Спустившись на землю, он отошел в сторону и двинулся в том же направлении, что и писарь с казначеем, но вдалеке от них.

Копейка и Хитрун свернули к складу, где хранилось оружие и запасы провианта. Вошли внутрь, часовой пропустил их. Колода обратил внимание, что на посту стоял казак из Зиньковского куреня. Он знал его. Пока хорунжий соображал, как же ему можно подслушать, о чем говорят писарь с казначеем, к складу подошел атаман Зиньковского куреня Тихон Гулий. Сказав что-то караульному, он вошел в здание. «Э, да и Гулий с ними заодно, – размышлял Колода, – похоже, у них здесь совет будет». Степан решил, во что бы то ни стало послушать, о чем будут говорить старшины. Строение было без окон, поэтому подслушать снаружи, было невозможно. Степан снял кожаную перевязь, на которой висела сабля. Вложил в неё камень, и получилась праща для метания. Колода стоял за углом другого дома, и его не было видно часовому. Людей вокруг не было. На улице уже смеркалось.

Степан два раза покрутил над головой ремнем и выпустил из него заложенный камень. В воздухе послышался короткий свист, и часовой упал, как подкошенный. Прилетевший от Колоды «снаряд» угодил ему прямо в затылок. Степан подбежал к упавшему, посадил его на лавку и прислонил спиной к стене. Шапку надвинул ему на глаза, а в руки вложил копье, воткнув его одним концом в землю. Получилось, что часовой присел отдохнуть. Сам же хорунжий проскользнул внутрь дома, не издав при этом, ни единого звука. Здание было большое, которое стояло из нескольких комнат. В дальнем помещении виднелся свет, который падал из-за неплотно закрытой двери. Колода бесшумно подобрался к комнате и стал прислушиваться. Внутри разговаривали приглушенными голосами:

– Надо сделать все, чтобы Шульгу не выбрали Гетьманом. Иначе, все пойдет прахом, – проговорил низкий голос.

– Да, с чего ты решил, что будут выбирать Гетьмана? Война с татарами закончилась. Зачем в мирное время Гетьман?

– Да, ты пан атаман, так ничего и не понял. Он решил навести свой порядок на Украине. Хочет всю шляхту убрать, а старшину казацкую уровнять в правах с рядовыми казаками. Вот и будешь ты, куренной атаман, без почета и прав, возвышающих тебя над холопами. Сам будешь на земле работать.

– Не бывать этому, пан писарь. Так не бывает, чтобы все были равны. Что же мы будем делать? – спросил атаман Гулий.

– Никто не знает, сколько сейчас денег в войсковой казне. Один я знаю, – сказал Андрей Копейка, – у тебя, Тихон, есть хлопцы в курени, которые хотели бы, чтобы ты стал Гетьманом? Мы хотим на Раде тебя объявить Головным атаманом. Если надо гроши, я дам.

Наступило минутное молчание. Куренной Гулий осипшим голосом сказал:

– У меня есть такие, что за деньги не то, что меня Гетьманом могут объявить, но и крымского хана или московского царя. Так, что были бы гроши, а люди найдутся.

«Вот дьявольское семя, что задумали, – возмущенно подумал Колода, – и откуда, только берутся такие? Я же вместе с ними в битвах был. Вместе наши украинские песни пели. Как же так? Только пора уходить. А то еще очухается часовой, горя не оберешься. Надо срочно все пересказать кошевому».

Степан незаметно выскользнул из склада и помчался в головной курень. А на складе продолжалось тайное собрание.

– Завтра соберем Раду и объявим Гетьманом Тихона Гулия. Его казаки хорошо знают. В битвах, Вы атаман, один из первых будете, – старался закрутить лестью куренного Анатолий Хитрун.

– Только надо торопиться, пока не вернулись верные кошевому полковники Череда и этот молодой выскочка Головань. Я так и думал, что с ним будут большие неприятности, в большого волка превратился змеёныш. Теперь тяжело будет его придавить, – кипя от злобы, высказался Копейка.

– Я вижу, что пан казначей, очень неравнодушен к этому новоиспеченному полковнику. С чего бы такая «любовь»? – поинтересовался писарь.

– Об этом потом, – ответил Копейка. – Пан атаман, Вам пора идти к казакам, наверно, нужно поговорить кое с кем? А деньги, я Вам принесу сегодня в полночь. Можете не беспокоиться.

Гулий встал и пошел к выходу. Хитрун сопровождал его. На улице они увидели сидящего под домом часового.

– Заснул, бездельник, – разозлился Тихон и хотел ударить казака. – Ну, я тебе сейчас задам перца.

Писарь остановил атамана.

– Пусть спит. Это тот самый случай, когда нарушение порядка приносит больше пользы, чем вреда. По крайней мере, мы точно знаем, что он ничего не мог слышать из того, о чем мы говорили. Завтра его накажешь. Нам здесь еще кое о чем поговорить надо с казначеем.

– Ладно, – пробурчал Гулий, – только про деньги не забудьте. И лучше золотом, а то серебро ненадежное стало.

– Я передам твое пожелание казначею, – улыбаясь, ответил Хитрун.

Анатолий Хитрун вернулся на склад, где его ждал войсковой казначей.

– Ну, что Вы хотели рассказать про полковника Голованя, – спросил писарь у Копейки.

– А то, что полковник Кульбас не должен был выступить в поход на Крым. Ясновельможный князь Острожский мне лично при нашей встрече сказал, что Кульбас уже никогда не будет воевать, ни на чьей стороне. И, если ты помнишь, кошевой послал именно Голованя, разобраться, почему его друг не прибыл на Запорожье. Я тогда не придал этому значения. Подумал, как может этот мальчишка помешать плану самого Острожского? А вот, видишь, помешал. Не знаю, что он там делал? Только Кульбас выступил в поход. В результате татар разбили. И у Шульги теперь развязаны руки. Если нам не удастся поставить нашего Гетьмана, то плохи будут наши дела.

– Да, этот Тихон Гулий – «не семи пядей во лбу», зато деньги очень любит, – рассуждал войсковой писарь, – и, если ему хорошо платить, то он будет делать все, что нам надо без лишних вопросов. А нам надо, чтобы казаки сидели на Сечи и не мешали, нам устанавливать свои порядки на Украине.

– Это Вы, верно, говорите, пан писарь. А то видишь, что Шульга задумал: дать вольную всем холопам на Украине. А кто же тогда работать будет? – возмущался Андрей Копейка. – Ну, ладно, мне пора идти приготовить деньги для атамана Гулия и его казаков. А Вы переговорите кое с кем из старшины. Я, думаю, среди них тоже найдутся недовольные кошевым. Завтра утром я к Вам зайду.

Писарь и казначей осторожно вышли из склада. Часовой продолжал сидеть неподвижно у стены.

– До сих пор спит, чертов сын, – выругался Хитрун, – если у атамана Гулия все такие воины, то дело обстоит плохо.

Андрей Копейка махнул рукой и пошел по направлению к своей хате, служившей на Сичи и казначейством и хозяйственным домом.