Текст книги "Цвет твоей крови"

Игорь Вереснев
Цвет твоей крови

«Начинается регистрация на рейс AT 23/3 по маршруту Акваполис – Новые Афины, – вспыхнула голографическая надпись под потолком. – Пассажиры приглашаются к первому терминалу». Люди начали подниматься из кресел, потянулись к приветливо распахнувшейся двери терминала, на минуту сотворив что-то отдаленно смахивающее на сутолоку. Лучшего момента не выбрать. Клим скользнул взглядом по лицам, по фигурам. Задержался на девушке в легком костюме, янтарном, с лазурными вставками: блуза без рукавов и короткие, до колен, штаны с накладными карманами. Подбородок задран, грудь гордо выпячена, лиловый загар на голых руках и лодыжках, густые волосы отливают синевой – отличный экземпляр, скорее всего, второе поколение. Годится!

Клим решительно двинулся наперерез потоку, сунул руку в карман куртки. Пальцы сжали футляр, щелкнул зажим. На миг прошибло ознобом. Он тут же одернул себя – глупости! Опасности нет, Эдвард же объяснял.

Руку он выдернул в последнюю секунду, уже споткнувшись об янтарный, в тон комбинезона, чемодан на колесиках. Пошатнулся, теряя равновесие, уцепился за первое подвернувшееся, чтобы не упасть. За плечо девушки. Не уцепился – схватился и мгновенно отдернул пальцы. Мерзко стало от прикосновения к серовато-лиловой нечеловеческой коже.

– Ох! – Девушка дернулась от неожиданности. – Что вы себе позволяете?!

Клим попятился, втянул голову в плечи, опустил глаза. Спрятал руки обратно в карманы.

– Извините, я нечаянно…

– Нечаянно! Смотреть надо, куда прешь, недомерок! Что, глаз нет? Или мозгов?

Клим наконец поднял голову. Девушка была выше его ростом, смотрела сверху вниз. Маленький рот с фиолетовыми губками, острый подбородок, а глаза большие, изумрудные. Так и сыплют злыми искрами.

– Вижу, что мозгов! Ногти стричь и то ума не хватает! – Девушка терла ярко-лиловую царапину на руке. Впрочем, ни капельки крови не выступило – у этих синеволосых всегда так.

– Извините…

Люди, спешащие к двери терминала, огибали их, поглядывали кто с интересом, кто насмешливо.

– Девушка, что вы на парня напали? – сделал замечание высокий мужчина, тоже синеволосый. Плечи крепкие, мускулистые, но брюшко успел отрастить. – Он же не специально. Ничего с вашим чемоданом не случилось.

Девушка хмыкнула, одарила Клима еще одним пучком злых изумрудных искр. Развернулась, подхватила чемодан за ручку, поспешила за остальными пассажирами. А Клим вдруг сообразил, что все они – кианетики. Ничего странного – рейс ведь в Новые Афины, на материк. Кто из нормальных людей по своей воле туда сунется?

Клим проводил взглядом недавнюю визави, развернулся, пошел к выходу из зала ожидания унипорта. По дороге сунул улику в зев утилизатора, набрал номер Эдварда.

Эдвард ответил на звонок только со второй попытки. Клим успел пересечь фойе и спуститься к остановке пневмобуса, когда услышал:

– Да, говори.

– Готово. Подробности при встрече. Куда подъехать?

На том конце молчали. Излишне долго для того, чтобы назначить место.

– Встречи не будет. Сейчас сообщили с проходной – безопасники в лаборатории. Я уничтожу, что успею, но сам понимаешь, если они пожаловали, значит, утечка, будут искать и тебя. Поэтому избавься от смарта и улетай из Акваполиса этим же рейсом…

– Но…

– Надеюсь, успеешь увидеть результат нашей работы.

– Хорошо, я полечу. – Последнюю фразу Клим сказал в пустоту.

От смартфона его избавил тот самый утилизатор, что несколько минут назад слизнул содержимое карманов. Клим тайком надеялся, что свободных мест на рейс до Новых Афин не осталось и он сможет с чистой совестью не выполнить распоряжение Эдварда. Но стоило набрать номер рейса, как билетный автомат высветил на табло: «Запрос принят! Идентифицируйтесь для подтверждения оплаты». Клим приложил большой палец к сенсору. Подумал, что служба безопасности легко выследит его по этой транзакции и в аэропорту Новых Афин его будут ждать… неважно. Увидеть результат это не помешает.

Двери терминала уже проглотили большую часть пассажиров рейса, так что долго стоять в очереди Климу не пришлось. Женщина-контролер – нормалка с уставшим лицом и морщинками в уголках рта – удивленно воззрилась на него. Личный досмотр она провела быстро, зато идентификация затянулась. Поверить на слово, что Клим здоров, контролер не захотела, запросила медицинскую карту, дважды просмотрела ее от корки до корки, проверила сроки прививок, иммунопрогноз и возможные противопоказания. Она продержала Клима у стойки дольше, чем любого из пассажиров-кианетиков, хоть у него с собой не было не то что багажа, но и ручной клади. В конце концов пожала плечами:

– И надолго ты туда?

– Дня на два. Или три.

– Надеюсь, за пределы Афин выезжать не собираешься? Постарайся не выходить из помещений без надобности, у тебя плохой прогноз по ультрафиолету. И о респираторе не забывай! Береги себя!

– Спасибо, – буркнул Клим и поспешил к титановой двери шлюзового лифта.

«Пшш…» – зашипела пневматика, мягко, но надежно отсекая его от родного города. Пол под ногами дрогнул, пошел вверх. На миг перехватило дыхание. «Ничего страшного, я еще в Акваполисе!» – поспешил он успокоить себя. Но этого утешения хватило лишь на несколько секунд. Кабина остановилась, дверь распахнулась. По ту сторону ее стояла улыбчивая синеволосая и синегубая девушка в белоснежной форменной блузке с эмблемой альбатроса на рукаве.

– Здравствуйте! Пожалуйста, проходите в салон.

Прежде летать самолетами Климу не доводилось. Честно говоря, в свои восемнадцать он вообще не покидал Акваполис. А тут эти кианетики! Едва он вошел, как оказался в перекрестье их взглядов. На него смотрели с удивлением, с интересом и хуже всего – с сочувствием! Они смели сочувствовать ему, нормальному, настоящему человеку!

Клим втянул голову в плечи, поспешно прошел в самый хвост. Свободных мест хватало, потому он проигнорировал номер, указанный в билете, уселся в последнем ряду, укрылся от взглядов. Стюардесса простила ему такую вольность, не иначе «сжалилась над убогим». И от этого стало еще обиднее.

Он опасливо огляделся по сторонам, убедился, что никто за ним не следит. Потом повернулся к иллюминатору. За иллюминатором было полсотни метров платформы и – лазоревая бесконечность. Бесконечное небо, бесконечный океан и полоска горизонта, разделяющая – нет, соединяющая! – две бесконечности. Клим сотни раз видел эту картинку на экранах головизоров, но ощущения огромности мира, называемого «планета Земля», там не возникало.

…И принадлежит этот мир монстрам, серокожим существам с лилово-синей кровью, «франкенштейнам», решившим, что они и есть люди. А настоящие люди вынуждены прятаться в подводных городах. Безопасных, комфортабельных оазисах, все более просторных с каждым годом. Не потому просторных, что города растут – их население сокращается. Самый крупный, Акваполис, насчитывает сегодня едва полмиллиона. Два-три поколения – от силы четыре! – и человечество исчезнет окончательно, без боя уступив родную планету синеволосым. А ведь каких-то сорок лет назад их не существовало в природе.

Первая дюжина странных детенышей появилась на свет в институте биоинженерии и генотерапии Акваполиса. Именно здесь обрела реальность средневековая легенда о людях с «голубой кровью». Именно здесь был синтезирован h-гемоцианин, медьсодержащий аналог человеческого гемоглобина. Понимали его создатели, какой ящик Пандоры они открывают? Эдвард Ковальский, тогда младший научный сотрудник, точно не понимал.

«Кианетиками не рождаются, ими становятся. У каждого должен быть выбор!» – под таким лозунгом открытие преподнесли человечеству. Так-то оно так, но операция по замене гемоглобина гемоцианином возможна исключительно в пренатальный период. Как сделать выбор до своего рождения?! Не ты сам, а родители решают, предстоит тебе жить человеком или серокожим монстром. Дальше – больше. Первое поколение кианетиков выросло, повзрослело, и оказалось, что выбрать надо было всего однажды – на все будущие века. Потому что способность воспроизводить гемоцианин передается от матери ребенку в ста случаях из ста. И обратного пути нет, дверь захлопнулась. Эдвард Ковальский, руководитель лаборатории микробиологии, понял это первым. И Клим Ковальский, его приемный сын, знал, что это означает. История человечества заканчивалась. Начиналась история новой расы. Абсолютно чужой. Враждебной.

Пока человечество тихо вымирало в своих подводных оазисах, кианетики размножались. Они многое успели за сорок лет. Принялись обживать заброшенные города на материках, восстанавливали промышленность и сельское хозяйство. У них теперь были собственное правительство, собственные наука и культура… Да кто их знает, что они затевали, вырвавшись обратно на сушу, подобно доисторическим предкам млекопитающих? Они не просто вырвались из-под контроля, они сами контролировали – «опекали!» – подводные города. Лишь Акваполис пока сохранял автономию. Потому Эдварду и удалось…

– Уважаемые дамы и господа! – прервал размышления Клима мелодичный женский голос, заполнивший салон. – Экипаж приветствует вас на борту нашего комфортабельного лайнера. Мы совершим рейс по маршруту Акваполис – Новые Афины. Время полета – три часа двадцать минут. Сейчас прослушайте, пожалуйста, инструктаж о правилах поведения в нештатной ситуации…

Уже знакомая Климу стюардесса вышла на середину салона, вынула из багажного ящика оранжевый спасжилет, начала манипуляции в такт мелодичному голосу. Стояла она так, чтобы Клим видел каждое движение. Не иначе, для него это шоу и предназначалось. Кианетикам чего опасаться с их-то живучестью? Да и видело большинство этот спектакль неоднократно – мотаются по планете туда-сюда, могут себе позволить. Не то что настоящие люди…

Климу захотелось отвернуться, не смотреть на унизительное представление, но он не посмел, дождался, когда шоу закончится. Голос попросил пристегнуть ремни, стюардесса прошла вдоль рядов кресел, удостоверилась, что все послушались. Возле Клима задержалась и подергала ремень: в самом деле пристегнут? Он сжался от отвращения, когда серые пальцы чуть не коснулись его, пусть и через ткань куртки. Отвращение прошло быстро, но злость осталась: может, они нормалов недоумками считают?!

Стюардесса ушла, села в свое кресло возле пилотской кабины. А минуту спустя снаружи взревели двигатели, и Клим вдруг ощутил то же самое, что испытывал в лифте, но усиленное многократно. Обернулся к иллюминатору и…

Нет, это было не как в лифте. Там ты знаешь, что поднимаешься, ощущаешь это. Но не видишь! А здесь – покрытая пенными барашками волн поверхность океана стремительно проваливалась вниз. Конвертоплан набирал высоту куда быстрее любого лифта. Не только знать, но видеть, что под тобой многие сотни метров пустоты, было немыслимо. И с каждой секундой этой пустоты становилось больше! Нет, не надо, хватит, и так высоко! Слишком высоко!

Приступ паники навалился на плечи, на лбу выступила испарина. Клим поспешно отвернулся от иллюминатора. И встретился взглядом со стюардессой. Та смотрела прямо ему в глаза, готовая вскочить, прийти на помощь. Этого не хватало! Он заставил себя улыбнуться, вдохнул глубоко, выдохнул. Еще раз. Подумаешь – высота! Салон лайнера надежно герметизирован, задохнуться от недостатка кислорода ему не грозит, вывалиться наружу – тем более. Пока шел к заднему ряду, заметил троих детей. И ни один не испугался при взлете, не заплакал… Потому что они не люди!

Подъем закончился, лайнер накренился, разворачиваясь, ложась на курс, выпрямился. Гул двигателей стал тише, предупреждающая надпись над головой погасла. Стюардесса, словно демонстрируя, что неудобства и ограничения первых минут полета позади, расстегнула ремень, встала, скрылась за шторкой служебного помещения. И пассажиры оживились. Громче и веселее сделались разговоры, кто-то уже шел по проходу к кабинке санузла.

Клим снова отвернулся к иллюминатору, заставил себя смотреть. По внутренностям прокатилось что-то неприятное, подступило к горлу, упало вниз, сделав ноги слабыми и непослушными. Ерунда, нужно только привыкнуть! Он взялся разглядывать лазоревую поверхность, распластанную под ним. Но что там разглядывать? Квадратик взлетно-посадочной платформы давно исчез, белые барашки на волнах с такой высоты не видны…

– Можно здесь присесть?

Голос прозвучал рядом, но Клим не ожидал собеседников, потому не понял, что обращаются к нему. Повернул голову, когда его повторно окликнули:

– Эй, ты меня слышишь? С тобой все нормально?

В проходе стояла та самая девушка в янтарном костюме, смотрела насмешливо и вместе с тем вопросительно. Клим растерялся, кивнул поспешно. Хотел лишь подтвердить, что он в порядке, но девушка восприняла кивок как ответ на все три вопроса одновременно. Бесцеремонно уселась в соседнее кресло.

– Я пришла извиниться. Накричала на тебя, обозвала. Прости, пожалуйста. Честно говоря, я подумала, что ты хам и обдолбыш. Из этих, что на транквилизаторах живут. Ты первый раз летишь, да? Страшно? Ничего, это пройдет. Мне тоже страшно было, когда я первый раз из Акваполиса улетала.

Клим растерялся:

– Почему из Акваполиса?

– Я там родилась. Выросла, школу окончила, затем улетела на сушу. А родители и сейчас там живут… Мама живет, папа умер три года назад. Я к маме каждые два месяца в гости прилетаю, так что давно привыкла к самолетам. – Она вдруг фыркнула: – Не смотри на меня так! Разумеется, мои родители натуралы, потому вынуждены жить в Акваполисе. Или ты подумал, что я кианетик второго поколения? Спасибо за комплимент, но вынуждена тебя разочаровать. Первый ребенок второго поколения появился на свет девятнадцать лет назад, а я значительно старше! Мне – двадцать семь, мы стареем медленнее. Ой, я же не представилась! Кира. Папе имя не нравилось, но мама настояла – сказала, что у нее обязательно будет дочь Кира. И пошла на операцию. Она сильно болела после этого, потому я осталась единственным ребенком в семье. А мне так хотелось братика или сестричку! Но нет так нет. Зато у меня обязательно будет много детей – не меньше пяти! Человечеству необходимо поскорее восстановить популяцию, вновь заселить Землю. Правда, не знаю, как смогу это с работой совместить. Я окончила аспирантуру, пишу диссертацию по восточноевропейской архитектуре двадцатого века. Ничего, успею и одно, и другое. Говорят, средняя продолжительность жизни кианетика – двести лет. Конечно, пока этого никто на практике не проверил, но, надеюсь, правда. Представляешь, двести лет! Сколько всего можно сделать. Вот как бы ты ими распорядился?.. – Она осеклась, сообразив, что сморозила глупость. – Прости, пожалуйста…

На минуту между ними повисла напряженная тишина. Но долго молчать синеволосая не могла:

– Вот я о себе все рассказала. Твоя очередь. Как тебя зовут, чем занимаешься, кто твои родители? Рассказывай, ты же на меня больше не сердишься?

Клим сидел, придавленный этим шквалом болтовни, не способный переварить ее. Надо же, снизошла – делает вид, что с ровней разговаривает. У них что, мода такая пошла – опекать «убогих»? Пока те окончательно не вымерли. Хотелось крикнуть в ответ: «Топай, откуда пришла! Не нужны мне ваши подачки! О себе лучше побеспокойся!»

Он сдержался.

– Клим, учусь в колледже, на втором курсе. Родители… родной отец умер давно, я его и не помню. А мама – когда мне одиннадцать было. Меня отчим воспитал.

– Соболезную… А в Новые Афины ты зачем летишь?

– Ну… просто так, посмотреть.

– Да? А давай я для тебя экскурсию устрою? Ты сколько времени планируешь на материке пробыть?

Клим пожал плечами:

– Дня два или три, – повторил то же, что сказал контролерше в унипорту.

– Замечательно, успеем в археологический заповедник съездить. Или… в заповедник не нужно? Ничего, в городе тоже много интересного. Поселишься у меня – у меня двухкомнатная квартира. И не переживай, мой парень не приревнует. Потому что у меня его нет, я свободная девушка! Так что, согласен?

Клим помедлил. Они с Эдвардом и не надеялись на такую удачу. Да, теперь он наверняка увидит результат. Он кивнул.

– Отлично! – Девушка схватила его за руку, заставив непроизвольно дернуться. – Давай составлять план экскурсии.

Грозовой фронт настиг самолет внезапно. Для Клима, во всяком случае. Сиденье на миг исчезло, к горлу подкатила тошнота, и тут же зажглась предупреждающая надпись, а мелодичный голос сообщил:

– Лайнер вошел в зону турбулентности. Просьба пассажирам вернуться на свои места и пристегнуться.

Клим выглянул в иллюминатор. Куда только подевалась лазурная бесконечность! Вокруг лайнера громоздились грязно-белые клочья ваты. Впереди и справа по курсу они сгущались, темнели, становились непроницаемыми… Ба-бах! Ослепительно-белый столб пробил черноту, вонзился в скрытый тучами океан.

– Ого! – Кира перегнулась через подлокотник. – Здорово!

Клим вжался в спинку, чтобы ненароком не прикоснуться к кианетке. Впереди по курсу вновь сверкнуло. Картинка за иллюминатором дернулась, провалилась вниз. Самолет задирал крыло, меняя курс.

Внезапная смена вектора скорости толкнула девушку на Клима.

– Ох!

Она отстранилась, но самую малость. Клим продолжал ощущать ее тело сквозь тонкую ткань куртки.

– Ты можешь сесть прямо?! – не выдержал он.

– Да, конечно. Извини.

Она выполнила просьбу. Пояснила:

– Я никогда сквозь грозу не летала. Интересно посмотреть.

Клим ничего интересного в грозе не находил. Видеть ее на экране головизора одно, а наяву – другое. Что, если этот жуткий столб пламени попадет в самолет? Впрочем, угроза была явно воображаемая, пилоты не станут подвергать пассажиров опасности. Сверкающая молниями туча уходила назад и вниз, впереди была лишь белая вата. И, кажется, голубые прорехи кое-где просвечивали.

Огонек под крылом лайнера Клим засек боковым зрением. Сначала решил – это сигнальный фонарь. Затем сообразил – нет, не фонарь. Оранжевый шар висел примерно в метре от гондолы двигателя, то приближаясь к ней, то отходя в сторону. Но от самолета не отставал, точно был привязан к нему невидимой нитью.

С минуту Клим следил за шаром. Потом не выдержал, спросил у соседки:

– Посмотри вон там, под крылом. Это… шаровая молния, правильно?

Девушка ответила не сразу. А когда ответила, голос ее сипел:

– Д-да… Не бойся, она не взорве…

Молния взорвалась.

Яркая вспышка, заставившая моргнуть, хлопок, еле слышный за шумом двигателей. А в следующий миг добрая половина крыла исчезла. И тише сделалось – турбина замолкла, из нее повалил черный дым.

Увиденное казалось Климу наваждением. Но тут самолет споткнулся. Изуродованное крыло перестало держать титановую птицу, она сорвалась, опрокинулась набок, начала терять высоту. Киру швырнуло на Клима, но теперь он даже не заметил этого. Он словно оказался внутри голофильма. Разум не мог принять реальность происходящего. Плакали дети, визжали и кричали взрослые, кто-то пытался вскочить с кресла и не мог – потому что кресла оказались приклеены к стене салона. И душераздирающий свист снаружи.

– Экстренная посадка! – заглушил звуки голос из динамиков. Не тот, мелодичный, бархатный, что звучал прежде. Властный, командирский. – Пассажирам надеть спасательные жилеты. Оставаться на местах и не расстегивать ремни до особого распоряжения!

Медленно, с натугой, искалеченная птица выровнялась. Она по-прежнему неслась вниз, но траектория снижения сделалась более пологой. Клим напряженно вглядывался в белую вату. Посадка? Но куда? Внизу ведь океан! Или они уже над сушей?..

– Ты чего ждешь?! Жилет надевай! – дернула за плечо соседка. И, не дожидаясь реакции, принялась напяливать на Клима спасжилет. – Не надувай пока, а то застрянешь между креслами. Да ты хоть помнишь, как его надувать? Вот эту штуку потянуть надо.

Клим кивнул, не до конца понимая, что ему говорят. Он не мог оторвать взгляд от иллюминатора, как будто ему, а не пилотам предстояло выполнить экстренную посадку.

Ватная пелена лопнула, разлетелась клочьями. Океан был близко. Слишком близко! Пенные барашки волн неслись навстречу. Ближе, ближе, ближе…

– Не бойся, пилоты опытные, посадят самолет на воду. – Кира сжимала его руку. – Если салон разгерметизируется, переберемся на плоты, дождемся спасателей. Лишь бы шторм не усилился.

Шторм? Ну да, это шторм. Клим сглотнул, представив себя среди вскипающих пенных шапок. Нет уж, пусть самолет благополучно приводнится…

Двигатель внезапно взвыл, машина дернулась, как бы пытаясь остановить падение. В корпус что-то ударило, завизжал раздираемый металл, завизжали люди, сиденье рвануло в одну сторону, в другую, ремень больно впился в живот. А потом… Клим выпучил глаза. Салона перед ним больше не было. Вместо него – грязно-зеленая всклокоченная стена воды. Он открыл рот, готовый завопить от ужаса. И захлебнулся этой водой. Горько-соленой водой океана.

Звуки исчезли мгновенно, только в ушах звенело. Он не успел понять, что происходит. Кто-то отстегнул ремень, выдернул из кресла. Спасжилет начал увеличиваться, разбухать, властно потянул его вверх.

Клим вынырнул на поверхность, набрал полную грудь воздуха, закашлялся. На счастье, его не накрыло волной, наоборот, подбросило вверх. Десять секунд, чтобы успеть отдышаться. А затем – вниз, в ущелье между водяными горами. И снова вверх. И вниз. В мокасины набралась вода, они отяжелели, точно обзавелись свинцовыми подковами. Если бы не спасжилет, они утянули бы его на дно, однозначно. Следовало расстегнуть липучки, сбросить их, но дотянуться не получалось…

– Клим! Клим! – Кира была рядом. – Держись за меня! Поплыли к острову!

– К… какому острову?

– О который самолет разбился! Вон там, смотри!

Их подбросило на очередной гребень, и Кира развернула Клима, показывая. Он не разглядел ничего, кроме волн, но кивнул утвердительно. И позволил тащить себя. Какая разница куда? Мозг пребывал в ступоре, оттого явь казалась сном, кошмаром.

Остров все же существовал. Камень посреди моря, поднимающийся над поверхностью едва на три метра. Волны налетали на него, разбивались о крутые бока, захлестывали до самой макушки.

Кира не сунулась прямиком к камню, потащила Клима вокруг. С подветренной стороны волнение было куда тише. И еще здесь нашлась трещина, раскроившая камень-остров пополам. Достаточно широкая, чтобы человек мог вскарабкаться по ней. Кира выбралась первой, схватила Клима за руку, помогла.

Ощутить твердь после болтанки на волнах, увидеть хоть какое-то подобие стен рядом с собой было невообразимо приятно. Ни жесткое каменное ложе, ни грохот прибоя, ни брызги, то и дело обдававшие с головы до пят, не могли испортить удовольствие. Клим растянулся на камнях, позволил снять с себя спасжилет, обувь. И провалился в забытье.

Очнулся он от непонятного дискомфорта. Целая минута понадобилась, чтобы вспомнить, где он очутился и почему. И понять, откуда исходит опасность. Солнце! Грозовой фронт отступал, над головой еще висело белесое покрывало, но западная треть небосклона уже очистилась от туч. Опускающееся к горизонту солнце светило прямо в расселину, обжигало Климу лицо, кисти рук.

Он заскулил от навалившегося ужаса. Сколько он провалялся под солнцем? Час? Два? А может быть, сутки?! Смарт он выбросил в унипорту, потому, который сейчас час, который день, понятия не имел. Да и вряд ли смарт выдержал бы «купание» в океане.

Клим вскочил на четвереньки, покарабкался вверх, к гребню островка, надеясь укрыться за ним. Тщетная надежда! За гребнем оказалась лишь небольшая площадка, а дальше – гладкий «лоб», уходящий почти отвесно в воду. Отполированный ветрами и штормами камень, ни былинки, ни травинки.

Зато ближе к восточному горизонту, там, где еще бушевала гроза, виднелась настоящая суша. Большой остров или материк? Самолету не хватило самой малости, чтобы добраться туда. Или пилоты специально опускали машину на воду?

На площадке сидела Кира и смотрела вниз. Шторм утихал. Волны еще накатывали на каменный «лоб», разбивались брызгами пены, но прежней силы в них не было. И, казалось, ничего не угрожает человечку в спасательном жилете, что качался на их гребнях, ничего не мешает доплыть до расселины и выбраться на твердь. Однако плыть человечек не пытался. Потому что был мертвым.

Ребенок. Мальчик лет шести-семи. В самолете он сидел двумя рядами ближе, чем Клим. Синеватые волосы, серая кожа лица, черно-желтая полосатая майка. Глаза мальчика были широко открыты, смотрели куда-то вдаль. Цвет их Клим разглядеть не мог, но отчего-то решил, что они ярко-зеленые, изумрудные. Как у Киры.

Он повернулся к девушке:

– Что с ним случилось? Я думал, кианетики живучи, как…. ну, выносливее людей.

Кира взглянула на него непонимающе:

– Да, мы можем обходиться без кислорода достаточно долго. Но жабр-то у нас нет, чтобы дышать под водой! Наверное, его волной накрыло, перевернуло лицом вниз, а взрослых рядом не было, чтобы помочь. Испугался, растерялся, захлебнулся…

Она вдруг всхлипнула, закрыла лицо руками. Клим удивленно посмотрел на нее:

– Ты его знала?

– Нет, но… какая разница? Это не правильно! Он же ребенок, малыш совсем! Дети не должны умирать!

Клима передернуло, руки сами собой сжались в кулаки.

– Детеныши-кианетики умирать не должны, ты хотела сказать?! В Акваполисе каждый день умирают двадцать-тридцать детей! Большинство и до года не доживают. Это нормально, да, правильно?! А то, что один ваш захлебнулся, – неправильно?!

Девушка попятилась от него к краю площадки:

– Ты что говоришь? Конечно, это неправильно. Дети в подводных городах умирают, потому что их мамы отказываются от операции, надеются на везение. Это же глупо…

– Глупо?! А ты знаешь, что ожидает женщину после твоей хваленой операции? Отравление соединениями меди, тяжелейший токсикоз! Это те, кто идет на операцию, рассчитывают на везение. Говоришь, у тебя нет братьев и сестер? А у меня были – трое! И все умерли, не дожив до года. Эдвард не разрешал делать операцию, но мама очень хотела ребенка от него, пусть даже кианетика! И ей «не повезло».

– Мне жаль… но ведь это был ее выбор, ее свобода воли. По статистике, смертность среди рожениц, перенесших операцию, двадцать три процента. Но зато ребенок-кианетик выживает стопроцентно, а дети-нормалы – один из трех. Да и что потом за жизнь у них? Так, может, риск того стоит?

– Еще бы! Наши женщины ценой своей жизни должны увеличивать ваше поголовье! Только зачем это вам теперь? Вы и без нас прекрасно размножаетесь! Сколько детенышей ты планируешь завести? Пять? А почему не десять? Материки большие, места всем хватит. Люди же там все вымерли! Включая детей.

– Но ведь не из-за гемоцианина! Наоборот, он стал спасением для человечества. Иначе действительно не было бы надежды. Подводные города построили не от хорошей жизни. Люди подорвали свой иммунитет антибиотиками, синтетической пищей, химическим и радиоактивным загрязнением, гербицидами и пестицидами – да всего не перечесть! Планета вымирала – почти десять миллиардов в середине двадцать первого века и чуть больше одного к концу двадцать второго. Оставшиеся пытались спастись тотальным контролем над средой обитания – воздухом, водой, пищей, – потому отгораживались от окружающего мира титановыми куполами и стометровой толщей воды. Но это была только отсрочка приговора. Если бы не синтез гемоцианина…

– …люди бы нашли выход! Обязательно нашли!

– Это и есть выход! Кислородный обмен на основе меди оказался непробиваемым щитом на пути вирусов и микробов. Понадобятся тысячи, десятки тысяч лет, чтобы естественные мутации создали нечто, способное его пробить. Чего еще желать?

– Именно – «чего желать!» Все смирились, перестали искать другое, человеческое решение. Это же так здорово – сдохнуть и отдать планету монстрам! Живучим, плодовитым и абсолютно здоровым!

Он замолчал, захлебнувшись злостью. Молчание длилось долго. Затем Кира ответила. Едва слышно в шуме прибоя:

– Мы такие же люди, как и вы. За что ты нас ненавидишь? За то, что у нас другой цвет крови?

«Господь сотворил людей по своему образу и подобию. А кианетики – подобие дьявола, созданные по его наущению!» – хотел бросить в ответ вычитанную где-то сентенцию Клим. Промолчал, вовремя сообразив, как глупо прозвучит подобное обвинение.

Не дождавшись ответа, девушка вдруг вскочила и ласточкой нырнула в воду. Клим опешил, не понимая, зачем она это сделала. А Кира ухватила мертвого мальчика за спасжилет, потянула прочь от островка. Убедившись, что к камням его вновь не прибьет, отпустила, поплыла обратно. Она обогнула островок, пропала за выступом скалы, а Клим все смотрел на яркое пятнышко, прыгающее по волнам. И думал, что этому мальчишке повезло.

Укрыться от солнца на голых скалах было невозможно. Оставалось поднять воротник куртки, втянуть голову в плечи, спрятать руки в карманы и надеяться, что вечером интенсивность облучения невысока.

– Клим, ты, наверное, пить хочешь?

Он вздрогнул от неожиданного вопроса, обернулся, готовый ответить что-нибудь резкое. И почувствовал – во рту и впрямь пересохло. Пока не задумывался об этом, жажда не давала о себе знать, таилась где-то внутри. Но теперь накатила со всей силой.

Он подозрительно уставился на девушку – издевается, что ли? Но та и не собиралась шутить:

– Здесь немного пресной воды есть. После дождя осталась.

В выемке под стенкой расселины в самом деле темнела лужица. Клим присел над ней, недоверчиво зачерпнул воду рукой, помедлил. Покачал головой с сожалением:

– Мне нельзя. В ней полно микробов, а у меня ничего дезинфицирующего нет.

– Какие микробы, она же дождевая! Здесь солнце и океан все дезинфицировали.

– Нет.

Он выплеснул воду назад, в лужицу. И тотчас жажда стала еще сильнее. Лучше бы и не знать об этой луже! Ничего, он потерпит…

Не удержавшись, спросил:

– Как думаешь, спасатели нас найдут?

– Конечно! Нас уже ищут. Как только шторм уйдет, появятся и самолеты, и корабли. Вот посмотришь, солнце сесть не успеет, а они будут здесь.

Кира не угадала. Солнце опустилось за горизонт, небо потемнело, набрало черноты, в западной его половине зажглись звезды, а спасатели так и не пришли. В конце концов девушка сдалась, выбрала место поровнее, устроилась спать.

Клим сидел на площадке, сколько мог. Боролся с усталостью, сделавшей веки свинцовыми, с голодом, неприятно ворочающимся в желудке, а главное – с жаждой. Уговаривал себя, что человек способен обходиться без воды довольно долго. Потом стало совсем невмоготу. Воровато прислушиваясь к сонному дыханию девушки, он заполз в расселину, впотьмах нашел заветную выемку… и принялся лакать воду, словно собака. Вода была теплая, солоноватая – во время шторма брызги волн окатывали островок до самой макушки, – но, несмотря на это, первые глотки были неимоверно вкусны! Он еле нашел силы, чтобы остановиться.