Текст книги "Проект ЮНЕСКО"

– Хмм… – загадочно улыбнувшись, она прикрыла глаза за линзами очков.

«…И опять как тогда…»

– Хочешь леденцы? – опять теряясь в своей неумелости, он нелепо протянул ей монпансье в красной жестянке.

– Ой… слиплось, – с трудом отщипнув кусочек от склеенного кругляшка, она закрыла коробочку, – На, возьми, я не люблю это.

– Да, их давно никто не открывал, – он вдруг вспомнил, как давно врачи запретили сахар и всё остальное его жене. – Ладно, заканчиваем кулинарную разминку. Готова смотреть Америку?

– Па-чти. Слушай, а что там? – она указала на дверь, ведущую на веранду.

– Балкон. Дек по-нашему.

– Можно мне туда?

– Конечно. Я пока посуду поставлю в мойку.

Заканчивая возню в кухонной раковине, он почувствовал запах дыма сигарет со двора. Взяв пустую кофейную чашку, он вышел к ней:

– На, возьми; вместо пепельницы.

– А ты? – она чувствовала себя немного не в своей тарелке.

– Ты нет?

Вспоминая о чём-то своём, он опять посмотрел ей в глаза:

– …Нет… Я нет…

* * *

В их первый выход в ресторан она не изменила и своим кулинарным вкусам:

– Что ты так смотришь? Как израильтянка расправляется с некошерным мясом?

– Нет, просто вспомнил, что ты ела тогда, в кафе, возле твоего дома в наш первый раз. Впрочем, там выбор был меньше, чем здесь.

– Лучшее место для первого свидания – кафе? Оронов, ты ненормальный. Как ты это можешь помнить..? А ты не ешь свинину? Ты стал религиозным за эти годы?

– Нет, все эти годы мне было как-то не до этого. Но свинину я не ем. Видишь ли, мой вид без рубашки, который так тебя удивил, он не сам по себе. Это требует усилий, ну и диета в том числе; только и всего… А ты совсем не помнишь то кафе возле твоего дома, где мы сидели с тобой первый раз? Ладно… можешь не отвечать. Я вижу по глазам, что нет… О чём ты думаешь?

Постельный кегельбан раскрепостил её. Как и тогда, тридцать лет назад, она начала опускать на него свой стопудовый пресс:

– Знаешь, я показала нескольким надёжным подругам твои фотки, они все в восторге, все мне завидуют. Как и тогда, у него не получалось подобрать нужные ноты к партитуре её флирта:

– Оу, что ж, передай им, что тридцать первого ты летишь назад. Наступит сентябрь. Он свободен пока, октябрь тоже не забит никем – сказал он с грустной улыбкой, думая, как бы совсем не оплошать с ней в словесном фехтовании.

– Что?!?! Нахалюга!

– Элина, извини, я… я не об этом думал. Я…

– А о чём ты думал, маленький гигант большого секса?

…«Вот так с ней, как и тридцать лет назад. Я сотрясаю воздух притворной фальшивой болтовнёй, боюсь ошибиться, постоянно под прессом. Не знаю, что ей говорить, а где лучше промолчать, где встать перед нею на колени»:

– О шахматах я думал. – сказал он виновато, – Три пешки за слона, и слон и две пешки за ладью.

– Чего?

– Ну, в шахматах три пешки – это примерно как один слон или конь по убойной силе.

– Я не играю в шахматы, поясни мысль.

Он сделал два глотка из стакана с минералкой и, ненавидя себя за собственную с ней беспомощность, проронил сумрачно с убитым видом:

– Элина, а можно сложить восторги всех твоих подруг и променять их на намёки благосклонности одной конкретной женщины? – Как и тогда, в Литве, ей было несподручно иметь с этим дело в день признания:

– Оронов, ты слишком серьёзен. Был тогда, и есть сейчас. Это давит. – Она допила свой бокал вина из принесённой им в ресторан бутылки.

– Ммм… что это за вино, вкусное, зараза. Где ты покупал, ты разбираешься?

Он молчал, вспоминая, сколько бутылок вина он запортил, готовясь к её приезду, пока остановился на этом. Как и тогда, после откровения у подъезда в Шяуляе, он зарёкся больше не заикаться ей о своей любви. Впрочем, в чате «Одноклассников» он довольно скоро не смог сдержать себя.

…«Ничего, кинофильм жизни пролетит мгновенно.

Мне лишь надо уберечься от этого во сне. Ведь сны так трудно поддаются управлению…»

– Гарри, что ты молчишь? Эй, не спи…

Возвращая своё сознание в разговор, он вдруг увидел, что она вытягивает банковскую карточку из кошелька:

– Элина, плиз…, стоп-ит, – он сделал рукой однозначный жест. Мы же ещё в чате «Одноклассников» договорились: за тобой – билет. Всё остальное – за мной.

– Гарик, ну мне неудобно. Я ведь хорошо зарабатываю. В конце концов, кто должен платить за счёт на первом свидании? – Каждый за себя, – растягивая рот в улыбке, она придвинула подглазные щёчки к дужкам очков.

«…Сколько ночей после свиданий с ней, где каждое было как первое, я провёл в ночных литовских поездах…»

– Ну да…, вчерашнее и всё остальное не в счёт. Элина, убери. Спрячь! Ты меня поняла?

Не зная, как реагировать на совершенно незнакомую ей сталь в его голосе и непроницаемость брони в его глазах, она молча вернула квадратик пластика на своё насиженное место.

* * *

– Ой, извини… Я разбудила? У меня ведь ещё всё по израильскому времени.

– Ничего.

– Гарри…, а где луна?…В Америке что, нет луны?

Он перевёл свой взгляд с соседней подушки на пасмурное небо за окном:

– Почему нет, есть, есть луна. Просто пасмурно и сегодня, наверное, новая луна. Её не видно поэтому. Есть луна, есть… спи…

August 12,2018

Нью-Йорк. Манхеттен

– И конечно же господа, Бродвей. Эта виляющая и не желающая подчиняться строгой шахматной архитектуре Манхеттена артерия демонстрирует вам сразу несколько эпох в архитектурных стилях…

Её попытки увидеть через окно верхушки небоскрёбов убирали её возраст с её шеи. Он перевёл свой печальный взгляд на пол автобуса.

«…Неужели, если бы я…»

– Гарик, эй, не спи, это Сити-холл? – она толкнула его локтем.

– ??? Что? Элина, что, извини, я задумался. – Он виновато вернул глаза назад. – Что ты спросила?

– Ничего; проехали.

Разница по времени с Израилем стала напоминать о себе к концу экскурсии. Устало прислонив голову к окну, она сняла очки и дала их ему в руки:

– На… возьми.

Вспоминая о чём-то своём, он осторожно сложил орудие борьбы с её куриной слепотой. Она прикрыла глаза….

Он не сразу нарушил затянувшуюся паузу:

– Устала?

– Да.

«…Как же мне хочется наперекор всем сидящим рядом… Что удержало меня тогда?»

* * *

– Фуу…, хорошо, что ты выбрал автобус с кондиционером…

Вытерев пот со лба и положив носовой платок в сумку, она взяла его под руку:

– В открытом я бы долго не выдержала.

Он опять вспомнил, как начался для него тот проклятый им високосный год:

– Да. Помнишь, мы в похожем ехали с тобой утром первого января в Литве? Ты, точно так же сняв очки, дала мне их в руки. Помнишь?

Её молчание напомнило ему, что он одинок в памяти о том новогоднем дне:

– Ладно…, я не буду грузить тебя сантиментами своих воспоминаний… Как тебе Нью-Йорк? Нравится?

Она оглянулась на автобусную дверь, куда заканчивала вползать очередь следующих туристов:

– Трудно ответить так сразу, он другой, совсем не такой, как те города, которые я видела в своей жизни.

Он грустно улыбнулся, посмотрев вслед уходящей махине на колёсах, давшей им двухчасовой прохладный уют в полуденной жаре:

– Элина, у нас ещё уйма времени до начала. Кулинарный выбор опять твой.

– Почему опять мой?

– Ну…, это ведь твой Аколь калюль и моя скатерть-самобранка.

– Ой, ну ты ж вроде тоже при этом?

Он не знал, о чём с ней сейчас говорить, стараясь не показать ей, что делает с ним ток, исходящий из её ладошек:

– Вроде… Да… у тебя свой Аколь калюль… у меня свой…

Она взяла его глубже под руку:

– Чего ты такой грустный? Ты выглядишь уставшим. Ты плохо спал?

– Сам не знаю. Я еще не привык спать так близко с тобой, мой сон, наверное, не такой глубокий… Хочешь поедем в русский магазин? У нас уйма времени, на самом деле. Здесь недалеко; я не думаю, что днём сильный трафик. Минут десять – и мы уже в тоннеле. С той стороны Ист Ривер еще, наверное, столько же. Там наверняка есть столики в кулинарном отделе. Купим ещё чего-нибудь, что не портится, с собой. Поедем?

Пытаясь вспомнить тот новогодний день, она выпала из разговора на несколько секунд.

– ??? Элина? Ты где сейчас?…Эй?

Переведя задумчивый взгляд на него, она молча кивнула головой…

Нью-Йорк. Куинс

– Вау… – на входе в супермаркет она взяла корзинку, – как говорит моя вечно голодная приятельница из Ашдода: Перед сном предпочитаю посмотреть ТВ. Полный пансион. Ну… точно скатерть-самобранка. Оронов, у меня сейчас необъяснимое чувство, что ты мой человек. И это ж всё оттуда. Как они умудряются набить его всем этим до отказа?

– Мадам, целуйтесь с закрытыми глазами. Здесь всё есть, – он стал накладывать в коробочку картошку с грибами. – Что ты будешь?

– Гарри, мой любимый жанр кино – триллер; я сама разберусь, ммм… – в азарте кулинарной охоты она пустилась сновать между рядов с едой. – Готовы-ли-вы-к-браку? – По-ка-нет. Оронов, ты прям как знал, что я предпочитаю знакомиться в проверенных кругах. Ой, и эти… мои любимые! – она положила что-то в лоток. – Занимаетесь ли вы спортом? Да, ре-гу-ляр-но, – рука потянулась к чебурекам, но в последний момент она передумала и шагнула к прилавку с мясом. – Довольны ли вы своим телом? Не-сов-сем. Да… так вот, подруга из Ашдода, съедающая их всех без соли и не видящая никого на метр, но… большая юмористка, сравнивает жизнь, любовь с супермаркетом, с кулинарией: Невнимательно читала надписи на консервах – и… фуу… – скривив губы, она отшатнулась от подноса с посредственной селёдкой, – Пришла не в тот супермаркет – всю жизнь потом будет изжога. Не-спра-вед-ли-во… Ой… лучший способ познакомиться: Через общих друзей… Вау… конфеты! – она метнулась в сторону кондитерской полки. – Настоящая любовь – это реальность? Что ж ты всё время молчал? Мой организм это требует! Ммм… Беру…

– Элина, мне не жалко, но ты не объешься?

– Оронов, спокойно, ты что, до сих пор не заметил, в какой позе я сплю? – На боку. Не боись, я перед сном посмотрю ТВ.

Глядя на выбранные ею жирные колбаски с луковым гарниром, он выпал из разговора на несколько секунд.

– ??? Гарри… эй… Ты где сейчас?

Переведя задумчивый взгляд на неё, он молча кивнул головой…

Нью Йорк. Театральный Дистрикт

 
Когда стихает шум
И меркнет свет,
Звучит наш сладостный
Ночной дуэт.
Ты знай, что рядом я…
 

Он видел этот мюзикл несчётное количество раз.

Фантом – белый артист, фантом – чёрный артист, фантом постарше, фантом помоложе, фантом, которому пора бы на покой.

Гости из Москвы, друзья из Израиля. Гости из Германии. Чуть ли не каждый год он кого-нибудь сюда приводил. Простое либретто, не требующее от зрителя большого знания английского, божественная вечная музыка. Сегодняшняя игра Фантома и его партнёрши не то чтобы хватала с неба звёзды.

…«Сколько раз в неделю они стараются над их двойной драматургией?

Драматургией любви внеземного духа к земной, замирающей от страха деве. И драматургией страха внеземной любви мужчины к женщине, которая замыслом дьявольского плана, никогда не сможет стать его. Сколько раз в неделю они повторяют это? Семь раз? Девять?»

Спой ещё раз со мной

…«Где же непереносимость боли в голосе, которую я слышал, каждый раз, когда был здесь? Где нестерпимость муки под маской? Почему он не рыдает? Она ж ведь никогда…»

Каждый раз, сидя в этом зале, он почему-то вспоминал Литву, где они смотрели пару каких-то спектаклей вместе. В каждое посещение «Фантома» память уносила его назад в Вильнюс, где они сидели рядом и смотрели на сцену.

…«Сидели рядом…»

 
Пой вновь со мною ты,
Ты, я – дуэт,
Власть надо мной твоя —
Сильнее нет.
Хоть и боишься ты,
Поверь ты мне,
Я, Призрак тот, из Оперы, я здесь,
В твоем уме…
 

В каждое посещение он почему-то представлял её сидящей на соседнем кресле.

«Какая она теперь? Как выглядит? Любит ли ходить в театр? Сейчас она опять, меньше чем в полуметре сидит справа от меня. Все те же тридцать сантиметров разделяют наши головы. И тридцать лет разделяют нас с нашего последнего посещения храма Мельпомены.

…Почему..? Почему она боится, почему не играет в игру “доверие”? Почему забрала руку? Ведь её же никто и никогда не будет больше так любить…

…Нет, это не искреннее “АААААААА!!!!” Как сложно и сколько раз в жизни драматургию внеземной любви можно повторить?

…Почему он не пьёт её сопрано? Почему не на коленях?…Сколько раз в жизни такое можно..?»

 
В безумном пиршестве
Ночных теней
Всего лишь маска я.
Я скрыт под ней
Ты слышишь голос мой, он мой двойник.
Смогу ли я теперь забыть сей миг…
 

* * *

– Понравилось?

– Гарик, очень, спасибо тебе! Потрясающе. Это не может не растрогать. Как на таком маленьком кусочке сцены можно создать такое чудо. А тебе?

…«Сказать ей о своих чувствах и воспоминаниях? С ума сошёл.

Неужели ты думаешь, она поверит? И ей что, сейчас нужно слушать твой сентиментальный бред?»

– …И мне понравилось.

– Дай, я возьму тебя под руку. Устала чего-то. Спать хочется. Видимо, к перемене времени ещё не привыкла. Сколько ехать до дома?

…«Почему когда я с ней, подошвы туфлей предательски скользят?»

– А ехать никуда не надо. В двух кварталах отсюда живут мои друзья. Они сейчас в Калифорнии или Юте делают свои ботинки пыльными. Ключ от их квартиры у меня в кармане. Только на парковку зайдём, возьмём сумку. Я прихватил с собой зубные щётки, бритву и бельё переодеться.

– И… моё бельё???

– И твоё бельё, черное такое с кружевами, которое ты почему-то затолкала в самый дальний карман чемодана. Почему ты туда его затолкала?

– Ммм, потому что…, потому что когда увидела тебя в первый раз без рубашки, я поняла, какие это будут нелепые попытки приукрасить свои телеса. Ты что, не понимаешь, как мне неловко прикладывать свою дрябловатость к твоим мышцам?

– Зря затолкала, мы его сегодня опробуем. И перестань унижать себя.

– Гарик, ты и вправду сумасшедший, ну-ка посмотри, ну посмотри на меня, ты видишь меня такой как тогда, да?

– Наверно… Возможно я действительно всё ещё где-то там, между подъездом и видом из окна. Это плохо?

– Эй, подожди, а косметика? Косметика где? Мне ж себя поутру разрисовать надо под шпиона Гадюкина, чтобы мама родная не узнала.

– Косметика осталась дома. Я про неё не подумал.

– Э, нет, я так не могу. Поехали домой!

– Элина, домой мы не поедем. Я тоже устал и хочу отдохнуть. Так что посмотрю на тебя завтра без косметики.

– Гарик, ты что не понимаешь, зачем я проскальзываю в ванную, пока ты ещё дремлешь? Ты будешь избегать смотреть на меня без косметики. Испугаешься.

– Элина, давай договоримся, если увидишь испуг на моём лице, когда я проснусь, отвернёшься…

* * *

– Гарик, сколько этажей сейчас под нами?

– Сорок семь… сорок шесть, если точнее. Тринадцатого здесь нет из-за суеверия. Нравится вид? И тишина, шум с улицы сюда не доходит.

– Да, вид впечатляющий, в этом есть что-то завораживающее. Хочешь спать? Я ещё посижу немного у окна…

Чарующая красота Нью-Йорка открывалась перед ней с высоты приютившей их квартиры. Центр Манхэттена, вопреки устоявшимся стереотипам, не выглядел как страшное каменное чудовище. Наоборот, какое-то приятное расслабляющее чувство заползало в её голову мягким эйфорическим кайфом. Огромные бетонные глыбы не пугали, не отталкивали. Каждое окошко в них светило тёплым таинственным светом, давая намёк на обычную жизнь за этими стеклами. Свет отражался в зеркальных окнах зданий напротив, удваивая сказочную панораму. Чтобы усилить картину, она потушила свет в комнате. Повернувшись вполоборота к окну, стала молча впитывать в себя десертный этюд утомительного дня.

Его глаза созерцали бесценный силуэт на фоне феерии ночного царства. Он старался не выпустить эти контуры из сознания до последнего и не почувствовал момента, когда они, медленно пробивая пелену времени, унесли его в Вильнюс.

Она не сразу поняла, что он не один в кинозале сновидений. Он прерывал дыхание, потом начинал дышать учащённо, явно ведя борьбу с чем-то. Неясный крик пытался прорваться через видение его грёз. Он затихал на какое-то время, но гипноз нестерпимой летаргии снова забирал его к себе.

– Гарри, Гарри, проснись!!! – она трусила его в испуге за плечо.

– Гарик, Титорер[2]2
  Проснись (иврит).


[Закрыть], ты кричишь во сне, проснись…

Он выплыл из своего кошмара не совсем понимая, где он.

– Гарик, ты кричал во сне, – она гладила его по голове, – ты кричал…, что тебе приснилось?

Меньше всего ему сейчас хотелось делиться с ней кинопрокатом своей отключки. Он прятал глаза, явно не желая запускать её на эту полку своей памяти. Приподнявшись на локте и переместив голову к её коленям, он восстанавливал дыхание:

– Элина, давай спать. Я постараюсь не мешать тебе.

– Оронов, скажи, тебе станет легче, я знаю! Что тебе снилось?

…«Может, теперь, когда я с ней, мне лучше вылить эту воду из ведра моей истерзанной души?»

Он поцеловал её в чашечки обоих коленок и нехотя через силу начал своё признание:

– Элина., мне часто снится этот сон. Три месяца спустя после того как ты дала мне отставку, ты приходишь в мою вильнюсскую квартиру, как будто отдать какие-то деньги. Тебя привозит ко мне какой-то пижон на жигулях…

– Какой пижон, какие деньги, на каких жигулях?

– Не знаю, это же сон. Но мне он не нравится. И тебе он не нравится…

– Кто не нравится?

– Пижон на жигулях.

– Почему ты решил, что мне он не нравится?

– Не знаю, это сон…, но я вижу это по твоим глазам.

– И дальше что в твоём сне?

– Ну, ты отдаёшь мне какие-то деньги, которые якобы ты была мне должна, потом начинаешь рассказывать про какие-то уроки вождения машины. Ты говоришь мне, что ты такая дура и у тебя ничего не получается.

– С кем? С пижоном?

– Нее, нет. не знаю, Элина, это же сон, там не всё чётко…

– Ну а дальше?

– Дальше я отдаю тебе твой портрет, мой подарок ко дню рождения, завёрнутый в мешковину. Говорю, что сейчас не открывай, потом посмотришь.

– А потом?

– Ты говоришь мне, что я с весны так ни разу и не был в Шяуляе. Я отвечаю, что ты забрала у меня причину бывать там…

– Дальше…

– Ты подходишь к окну… и стоишь там, скрестив руки на груди, смотришь куда-то далеко. и молчишь. Я хочу броситься к твоим ногам с криком:

– Что же ты делаешь, не уходи!!! Дай мне руку, тебя ведь никто больше не будет так… Я хочу крикнуть это тебе и не могу. Как это обычно бывает во сне, я пытаюсь. и не могу.

– Но я же слышала сейчас, ты кричал. Ты что-то неразборчиво кричал!

– Не знаю, я это вижу так что хочу кричать… и что-то держит меня. Ну и это, может, в этот раз, в этом сне.

Да и как ты могла услышать меня? Ведь это был мой сон… его видел я.

– Что потом? Чем заканчивается твой сон?

– Не знаю, у меня никогда не получается досмотреть его до конца. Это же сон… Хотя один раз в нём ты прервала своё молчание… и сказала: «Да ладно тебе, будешь в Шяуляе, позвони…»

– И что ты мне ответил?

– Я ответил: Хорошо, буду – позвоню.

– Что же ты не позвонил?

– Элина, не знаю. Ведь это же сон. В нём я лишь тихо без слов надрывно кричу тебе, чтобы ты не уходила… Но ведь это же всего лишь сон.

– Ой, ну и сон, сплошные кошмары. С тобой не соскучишься. Подвинься-ка лучше, дай мне лечь. И спи. Завтра у тебя будет кошмар наяву – я без косметики.

* * *

– Гарри, ты не спишь? Ты не можешь уснуть?

– Пытаюсь… – его рука судорожно тянулась к покрытому туманом минувшего лицу, но барьер времени, как это бывает во сне, делал последние сантиметры непреодолимыми. Веки смыкались, укутывая память покрывалом блаженства, с каждой попыткой зачехляя упоение тех далеких лет:

– Эй, Оронов, не спи ещё чуть-чуть. Мне важно знать это…

– Что?

– Гарри, а почему ты не падаешь на колени в твоём сне? Почему не бросаешься к моим ногам?

– Элина, не знаю. Ведь это же сон, сны не поддаются управлению.

– Ааа…

– Ну и, наверное….

– Гарри, что?

– …Пижон на жигулях, он ведь ждёт тебя у подъезда.

– Ну и что с того?

– Наверное, мне очень не хочется увеличивать количество пижонов в твоей жизни.

– …Я… Я не думала про это.

– Не думала про что? Ведь это ж сон, в нём не думают, его просто видят. И это мой сон.

Ей хотелось понять его, но мешанина чувств не давала проникнуть в смысл услышанного. Ему хотелось свернуть этот разговор, но её всё ещё тянуло говорить:

– Ладно…, извини. Помнишь год назад в чате «Одноклассников» ты говорил мне, что работал программистом какое-то время. Я в этом совсем ничего не понимаю. Это было трудно?

«…Столько лет прошло, а я всё ещё вижу этот сон…»

– Нелегко. Всё впервые. Кто-то сверху вручает тебе непонятно для чего и кем задуманный проект. И ты искренне пытаешься справиться, лихорадочно что-то делать, не особенно умея это делать. Ошибаешься. Не спишь ночами, продумывая свои ошибки. Звонишь по телефону с намерением что-то понять, разобраться и в то же время не наговорить глупостей.

Пытаешься перепрограммировать, исправить. Опять не спишь… Тяжело было, очень. Ххх… Самый важный проект я, если честно, завалил. Со временем понял, что нужно искать другое место в жизни.

– Понятно… Ладно… будем спать?

– Да…

– Гарик…

– Ммм…

– А ты любил её?

– Элла, давай спать.

– Но всё-таки.

– Элла, давай спать. Три часа ночи. Ночью люди должны спать. Я знаю, что в Израиле сейчас уже десять утра. Но постарайся не мешать мне. Я постараюсь не мешать тебе тоже. Дай мне поспать….

Его сознание висело на последней нити перед отрывом в небытие. Комок не до конца понятных ею самой чувств не отпускал, не давал ей свернуть своё нещадное ковыряние:

– Гарик… последний вопрос. Мне не легко его задать. Не обижайся… Насколько твоя покойная жена была похожа на меня? Ну… в жизни?

– Хххх… Не знаю… Я ведь тебя толком не знал. Все брюнетки в очках как-то похожи. А насколько была она..? Наверное, настолько, насколько я этого хотел.

August 13,2018