Текст книги "Святой из преисподней"

Игорь Востряков
Святой из преисподней

«Бессмертие – это реально!»

Академик Б.В. Болотов

* * *

История эта произошла в одной из заброшенных карельских деревень с молодым писателем Сергеем П., который и рассказал мне о своих приключениях. Вот этот рассказ:

– У меня было два желания: вдоволь накупаться в голубом карельском озере и где-нибудь в заброшенной деревне, в первозданной тишине, дописать свой новый роман, который застрял где-то на середине, а городская суета никак не способствовала творчеству.

Уложив в рюкзак свое холостяцкое имущество, я поехал к старинному другу Вальке Сычеву, который работал журналистом в маленькой районной газете и в своем районе наверняка знал такое тихое место.

– Ламба, полная светлой воды, и заброшенная деревня? – переспросит друг Валька. – Так что же ты стоишь? Едем!

Он завел старенький «Москвич», и мы часов через пять были на месте. Правда, обещанной деревни не оказалось, но на берегу лесного озера стоял один-единственный, чудом уцелевший карельский дом. В одном из окон целы были даже стекла.

Валька, пообещав через недельку приехать за мной, дал газу, и «Москвич» его скрылся за поворотом. Еще некоторое время где-то далеко-далеко быт слышен слабый стук автомобильного движка, но вскоре и он пропал, растворился в лесной тишине.

Двор перед домом изрядно зарос высокой крапивой и травой. Вдоль полусгнившей изгороди тянулись пахучие заросли иван-чая. Рослые молодцы стояли дружным строем, покачивая на ветру малиновыми шапками.

– Вот у ж где поистине не ступала нога человека! – подумал я.

Пробившись сквозь заросли к дому, сложил на крыльце своё нехитрое имущество. В доме было ужасное запустение и грязь. Человек я брезгливый и потому, наскоро обойдя четыре комнаты, выбрал для жилья самую маленькую, рядом с кухней. Благо, что в комнате этой было окно с уцелевшими стеклами. Попытался растопить печь, но это мне не удалось. Дым клубами поднимался под потолок и растекался по дому. Тогда я развел костер во дворе. Сбегал на озеро с найденным в одной из комнат ржавым ведром. Нагрел воду. Жестким голиком надраил полы в комнатке и на кухне. Намыл стены, собрав вековую паутину. Когда в очередной раз шел на озеро за водой, внимание мое привлекла одна странность. У самой кромки воды на мокром песке увидел четкий след босой человеческой ноги. Не круглый медвежий, а легкий, изящный след, оставленный женщиной или мальчиком.

– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – пробормотал я.

На краю песчаного пляжа обнаружил еще несколько довольно свежих следов. Но самое удивительное, что в полутора метрах от моей тропинки, которую я пробил в траве, продираясь по ней, как танк, оказалась еще одна хорошо протоптанная тропа, ведущая со двора к пляжу.

– А Валька уверял, что на сто верст вокруг ни одной живой души, – подумал я.

Странным и непонятным во всей этой истории было то, что тропа неожиданно терялась. Она обрывалась сразу, не добежав до забора каких-нибудь трех-четырех метров, упираясь в небольшой ивовый кустик. Я дошел до этого кустика, постоял в раздумье. День уже клонился к вечеру. Вернулся в дом, вымыл стекла в окне, и они замерцали таинственным светом северной белой ночи. Расстелил подаренный мне Валькой матрас прямо на полу, укрылся одеялом и уснул.

Проснувшись, легко поднялся, рассеянным взглядом оглядел комнату и вздрогнул. На полу четко выделялись следы мокрых человеческих ног. Чтобы успокоиться, сделал несколько глубоких вздохов диафрагмой, на каждом вздохе задерживая дыхание на полторы-две минуты. Это всегда помогало. Сделал зарядку, позавтракал. Сбегал на пляж, выкупался. После купания забрался на крышу, долго рассматривал однообразный пейзаж: несколько заросших высокой травой полянок, молодой ельник, в центре которого высилась гигантская высохшая осина, да озеро. Спустившись вниз, вновь развел костер, нагрел воды. Надраил не только кухню, но и сени. Вымыл даже ступеньки крыльца, как это делают чистоплотные хозяйки. Двери в остальные комнаты забил наглухо. На чердаке нашел вполне приличный стол и два стула. После чего засел за роман. Писалось удивительно легко. Когда уже перестал различать шрифт на клавиатуре своего ноутбука, встал и вышел во двор. Сделал несколько шагов по тропинке в сторону пляжа и едва не вскрикнул. По пляжу шла девушка. Тоненькая фигурка ее четко выделялась на фоне ночного неба, подсвеченного луной. Но вот она остановилась, сбросила одежду и прыгнула в воду. Слышно было, как плывет, напевая что-то и тихо смеясь.

– Может, сплавать к ней? – подумал я. – Ну уж дудки! Хватит с меня! Все-таки кто же это? Девушка или привидение, возникшее из тьмы, воздуха и лунного света?

Голова шла кругом.

– Не хватало мне еще познакомиться с привидением. Друг Валька засмеет меня!

Вернулся в дом, запер дверь на крючок, примотав его проволокой, и повалился на матрас, укрывшись с головой одеялом. Я, наверное, задремал, потому что сквозь полусон услышал, как кто-то тихо рассмеялся. Я сел на постели. Этого еще мне не хватало! Та самая девушка, которую только что видел на пляже, сидела на моем стуле, расчесывая гребнем мокрые волосы.

– Ты кто? – невольно вырвалось у меня.

– Этот же вопрос я хотела бы задать и тебе! – рассмеялась она.

– Как же ты вошла, если дверь закрыта на крючок, а крючок прикручен проволокой?

– Очень просто, – отвечала она, насмешливо скосив глаза, – знаешь, что такое симбуляция?

– Слышал, – небрежно обронил я, – это значит, что ты умеешь проходить сквозь стены. А прошлой ночью здесь точно так же расчесывала свои мокрые волосы?

– Откуда ты это знаешь? – вспыхнула она.

– Следы не надо оставлять! – назидательно сказал я.

– Тебя как зовут? – с детской непосредственностью спросила она.

– Сергей! – галантно поклонился я.

– Луша! – засмеялась она, протянув мне свою узкую ладошку.

– Так откуда же ты, Луша? – настырно поинтересовался я, не отпуская ее руку.

Она выдернула ладошку и пытливо взглянула на меня. Луша не была красавицей, но боже, что за глаза были у нее! Огромные, по-детски наивные. И такое насмешливое сияние исходило от них, что я невольно заробел перед ней. На вид ей было лет семнадцать. Совсем еще девочка. Худенькая. С широкими бедрами, высокой грудью, красивыми узкими руками. Если бы не глаза, то я бы не сказал, что она красавица, но чудный свет ее глаз ударил мне в самое сердце, полонил душеньку мою. Я даже и не сообразил сразу, что уже заболел ею.

– Так откуда же ты, Луша? – повторил я.

– А! – вдруг беспечно махнула она рукой в сторону леса. – Здесь и живу!

– Но здесь на сотню верст вокруг ни одной живой души, – возразил я, – как же так?

– Зачем и спрашиваешь? – лукаво засмеялась она. – Ой! Что это? – спросила она, заметив ноутбук. – Счетная машинка? Ты учишься на астронавта или бухгалтера?

– Я пишу книги!

– Книги? Вот ка-а-ак! – удивилась она. – О любви? Я просто обожаю любовные романы! Дай мне почитать что-нибудь написанное тобой.

Я включил компьютер.

– Ничего не понимаю, – через минуту сказала она, – в чем же суть этой системы, на которой объясняются люди вашего мира?

На листе бумаги я написал алфавит, постарался как можно популярнее показать, как из всего этого возникают слова и предложения. Скорее всего, я оказался неважным учителем.

– Какая громоздкая и неудобная система! – воскликнула Луша. – Вот послушай, как красиво звучит наша речь.

Она сложила губы трубочкой, и странная, завораживающая мелодия наполнила комнату.

– Что это, Луковка? – ласково спросил я.

– Это? – она лукаво усмехнулась. – Такими звуками объясняются парни и девушки в моем мире. Я сказала, что ты красивый парень, Сережа, а на дворе лунная ночь и неизвестно чем все это может кончиться, если я вовремя не уйду!

– Что же может случиться? – притворился я непонимающим.

– Известно, что бывает, если парень и девушка остаются в лунную ночь один на один! – простодушно отвечала она.

Я протянул к ней руку, пытаясь удержать, но она, торопливо вскочив со стула, повернулась лицом к стене и шагнула в нее. Я выбежал на крыльцо. Легкая фигурка Луши порхнула на край двора и вдруг исчезла, растворилась в струях колеблющегося лунного света. Вернувшись в комнату, повалился на матрас. Долго лежал с открытыми глазами, обдумывая происшедшее со мною.

На следующий день вновь роман мой летел вперед, как на крыльях, но, как только грянули первые сумерки, я встал и вышел во двор. Преодолев заросли, присел за тем самым ивовым кустом, в котором, как я уже догадался, скрывалась трещина в параллельный мир. Ждать пришлось недолго. Послышалось легкое шипение, и, ойкнув, на тропинку выпорхнула Луша. Вся ее тоненькая фигурка была изумительна. По лицу, длинным волосам, платью текли на землю, падали и с шипением гасли синие, голубые, белые искры.

– Ах, как жжется проклятая крапива! – воскликнула Луша, смеясь.

Испугавшись, что она может заметить меня, я резко присел, и тут под ногой предательски треснула веточка. Луша обернулась. Боже! Как же она была хороша! Постояв мгновение, она засмеялась и побежала к озеру. Выждав некоторое время, я пошел следом и тут услышал настигающие меня шаги.

– Эй! Приятель! – раздался за спиной хриплый голос.

Я обернулся. Ко мне подбегал какой-то человек. Вдруг он остановился и, задрав подол длинной белой рубахи, в сильном возбуждении побрызгал на кустики, как это обычно делают собаки. После чего, подвывая, бросился на меня. Я стоял в каком-то оцепенении. Открытый и беззащитный. Но в последнее мгновение очнулся и, защищаясь, выставил ладонь тыльной стороной вперед. Человек этот наткнулся на нее, как на стену, упал и затих. Я подошел к нему. Передо мной лежал человек с собачьим лицом. Это была настоящая собачья морда, с мощными челюстями и черным, вечно влажным носом. Несколько секунд он лежал неподвижно, потом открыл глаза и, увидев меня, склонившегося над ним, с криком: «Оборотень! Оборотень!» добежал до ивового кустика и с шумом провалился в свой неведомый мне мир.

Я вернулся домой и закрыл дверь на крючок. Для Луши, как успел убедиться, входная дверь не требовалась. Однако я ошибся. Вскоре послышались ее шаги в сенях. Жесткая маленькая ладошка нетерпеливо стукнула в дверь. Я откинул крючок. Это была она. Легкая, свободная порхнула в комнату и уселась на стуле, смешно прихлопывая ладошкой по столешнице.

– Так что же ты, миленький, так встречаешь Лушу? Ни горячего чая, ни горячего поцелуя? Ах, я бедная! – притворно вздохнула она и рассмеялась.

Я чувствовал, что не могу налюбоваться ею. И кровь, как молодое вино, ударяет мне в голову. Я пьянею, пьянею…

Господи, что же это? Неужели влюбился? И это я. Спокойный, уравновешенный, ни разу не позволивший себе влюбиться без памяти. И вот на тебе! Мне хорошо, мне изумительно хорошо!

Забыв обо всем на свете, делаю шаг по направлению к ней. Луша, чуткая, милая Луша, не отрываясь, смотрит на меня. Глаза ее улыбаются, и нестерпимое сияние исходит от них. Как в бреду бормочу какие-то несвязные ласковости.

– Я ничего не понимаю, Сережа, ты что-то хотел сказать мне?

– Да, – бурчу я, боясь сказать ей о человеке с собачьим лицом. И принимаюсь молоть какую-то чепуху, презирая себя за это.

– Так говори же, плут, – засмеялась она, – что скрывается за словами твоими? Что за огород нагородил ты передо мной и зачем?

– Ты пришла сюда из мира людей-собак? – наконец решаюсь я. – Это правда?

– В некотором смысле да, – кивнула она важно, – но откуда ты знаешь об этом?

Я коротко рассказал ей о встрече со странным человеком.

– Ах! – воскликнула она с милым негодованием. – Опять этот Пашка! Он всюду преследует меня, чтобы доказать жителям деревни, что я ведьма! Это самое страшное преступление в мире людей-собак.

– Луковка, но ты не похожа на этого человека! Кто же ты?

Лицо Луши стало серьезным, она внимательно посмотрела на меня:

– Ты умеешь хранить тайны?

Я кивнул.

– Так слушай же и постарайся понять меня! Я попала в собачий мир совершенно случайно из другого мира. Мой отец астронавт-исследователь. Он постоянно возглавлял научные экспедиции в параллельные миры. И вот однажды отец не вернулся из очередной экспедиции. Вернулись все, кроме отца. Его близкий товарищ рассказал маме, что однажды их корабль оказался в мире, где все люди были с собачьими лицами. Отца это очень заинтересовало. По специальности он ученый-антрополог. Утром отец ушел в деревню собирать научный материал, а в условленное время не вернулся на корабль. Члены экспедиции искали его, расспрашивали жителей деревни, но те лишь испуганно трясли головами и крестились. Товарищи отца с тех пор почти регулярно делают остановки в этом странном мире, надеясь найти его там. Отец мне много рассказывал о параллельных мирах, о том, как они мирно сосуществуют на земном шаре, взаимно пересекаясь и не замечая друг друга. И о том, что между мирами есть так называемые ниши или лазы. Их немного и потому невероятно трудно найти. Астронавты находят их с помощью специальных, очень чувствительных приборов. Когда пропал папа, я вспомнила рассказы его и стала искать такой лаз-проход в параллельный мир людей-собак. Я была очень наивна, но верила, что рано или поздно найду то, что ищу. Неподалеку от нашего дома, в котором мы жили с мамой, моим младшим братом и овчаркой Найдой, рос ничем не примечательный ивовый кустик. Я заметила, что когда прохожу мимо кустика, то иногда слышу странные посторонние звуки: собачий лай, топот ног, какие-то стуки и тупые удары, даже пение птиц. Найда же поджимала хвост и убегала. Я подумала: «А что если это то, что так безуспешно ищу?» Однажды я решилась и медленно вошла в куст. Что-то затрещало, то ли сломанные ветки, то ли электрические разряды. Найда с рычанием, ухватив зубами за платье, вытащила меня из куста. Тощая, заперев собаку в доме, подошла к этому загадочному месту и легла на землю. Я поняла, что ниша очень мала, в нее можно только проползти. Закрыв глаза и набрав в грудь больше воздуха, скользнула в нишу. Когда я выскочила из лаза, то искры потекли с моего платья, как цветная вода. Я села и заплакала. Я поняла, что нахожусь в другом, неизвестном мире. Мне стало страшно. Я встала и пошла. Первым, кого я встретила, был Пашка, тот самый, что пытался напасть на тебя. Он обнюхал меня и сердито зарычал. Запах мой ему явно не понравился. Отбежав метра два в сторону, он, задрав длинную рубаху, поднял ногу и помочился на березку. Потом, что-то крикнув, схватил меня за руку и потащил за собой в деревню. Возле двухэтажного деревянного дома мы остановились. Пашка что-то коротко крикнул. Ему ответили, и на крыльцо вышел бородатый мужик. Как я узнала впоследствии, это был староста Силантий. Яркая полная луна освещала нас. Пашка что-то сказал Силантию, тот согласно кивнул своей пышной бородой. Подбежал ко мне, обнюхал, после чего схватил за руку, распахнул ворота какого-то сарая, вероятно, предназначенного для хранения сена, втолкнул в него и запер на замок. Я легла прямо на землю и уснула. Разбудили голоса. Ворота сарая распахнулись. Передо мной стоял Пашка. Он схватил меня за руку, вывел из сарая, передав Силантию. Силантий поставил перед толпой мужиков и баб, жителей деревни. Мужики и бабы постарше, разглядывая меня, крестились, молодые парни, подловив зазевавшуюся молодуху, с рычанием бросались к ней. Визг поднимался неимоверный. Вдруг все смолкло. К толпе подъехала повозка. С повозки, запряженной парой лошадей, спрыгнул человек с бульдожьим лицом. Он обнюхал меня и недовольно поморщился. После чего стал что-то напевать и креститься. Толпа старательно повторяла каждый звук, что произносил этот человек. После песнопений человек с бульдожьим лицом долго объяснял жителям, чтобы они не беспокоились. В скором времени он собирался забрать меня к себе в имение в качестве прислуги. Толпа одобрительно кивала головами. Позже я узнала, что зовут этого человека отец Николай или святой. Меня поселили в доме старосты на верхнем этаже, заперли на замок, хотя бежать я и не собиралась. Это был тот самый мир, о котором рассказывали астронавты, когда пропал папа. Странный мир. Время здесь практически стоит на месте. Старики здесь всегда старики, люди среднего возраста всегда среднего возраста. Дети так и остаются детьми. Это мир истинного бессмертия. Здесь никогда ничего не растет и не изменяется. Трава, съеденная коровой за день, к утру следующего дня возвращается на то же место, где была съедена. Срубленное дерево обязательно вернется и встанет на свой собственный пенек. Убитая, разделанная и съеденная людьми овца к утру следующего дня как ни в чем не бывало пасется на лугу вместе с другими овцами. Ни одна женщина здесь никогда не родит ребеночка, хотя сексуальная жизнь бьет ключом. Мир этот очень маленький. В нем всего лишь одна деревня, имение отца Николая и небольшой хуторок. Я долго по ночам искала ту самую полянку и тот самый ивовый кустик, сквозь который попала в собачий мир. Когда же нашла, то поняла, что обратный путь мне отрезан, так как лаз этот конической формы. Широкая его часть в моем мире, узкая часть лаза находится в мире людей-собак, я с трудом смогла просунуть в него руку. Но это не важно! Зато я знаю, что в деревне отца нет. На хуторе тоже нет, так как хутор не охраняется. Дом же святого находится под усиленной охраной. Значит, отец там! Рано или поздно я узнаю, где святой прячет отца, и спасу его!

– Луковка, ты забыла обо мне! – напомнил я.

– Разве я могу отказаться от твоей помощи, Сережа, – коротко вздохнула она, – но тебя может постигнуть участь моего отца! А я всего лишь маленькая девочка, и святой не посмеет отнестись ко мне плохо. Если ты хочешь помочь мне, не показывайся им на глаза! Я прошу тебя! Иначе мы погибнем оба!

– Я постараюсь быть невидимкой в мире людей-собак, – кивнул я, – но для этого ты должна научить меня левитации, то есть входить в состояние, когда вес собственного тела становится легче воздуха. Научи меня этому! А еще симбуляции, то есть умению проходить сквозь стены!

Луша задумалась.

– Все равно Пашка поднял на ноги всю деревню, – наконец сказала она, – а Силантий обнаружил, что я исчезла из охраняемой комнаты, и доложил о происшествии святому. У нас с тобой в запасе целый день, чтобы научиться премудростям, о которых ты просишь. Ночью я незаметно вернусь в свою тюрьму, дом Силантия.

– А следующая ночь в деревне будет моей! – решительно заявил я.

Луша рассеянно кивнула и раскрыла медальон, висевший у нее на груди. Из медальона она извлекла желтый кристаллик, похожий на звездочку, и положила его мне на ладонь. Он тотчас истаял, растворился, исчез, не оставив на ладони и следа.

– А теперь будем учиться! – тоном строгой учительницы сказала Луша.

– Луковка, что это значит?

– С этой минуты у тебя появились способности к левитации и симбуляции, но, как известно, способности сами по себе ничего не значат, если их не развивать. Потому я и сказала, что будем учиться!

Симбуляцию я освоил достаточно быстро, но левитация долго не давалась мне. И только к концу третьего часа бесконечных тренировок я вдруг почувствовал, что могу входить в состояние, когда ощущение тяжести исчезает и я могу, поймав гибкую струю ветра, оседлав ее, подниматься над крышей, над деревьями в бесконечный простор неба. Еще час понадобился мне на то, чтобы освоиться с этим новым, непривычным для меня состоянием. Сложнейшие перевороты в воздухе, «бочки» и «петли» я отрабатывал до седьмого пота. И вот пришел момент, когда мы с Лушей, взявшись за руки, поднялись так высоко, что стало трудно дышать. Неожиданно Лушу стремительно потянуло в какую-то прореху в иссиня-темном облаке. Раздался треск электрических разрядов. Она сделала невероятный кульбит в воздухе, что помогло ей вырваться, буквально вывалиться из этой странной прорехи. Испугавшись за нее, я на какое-то мгновение потерял ощущение легкости, сорвался и камнем повалился вниз. Падая на летящую мне в лицо землю, я вдруг вспомнил, увидел перед собой изумительный свет Лушиных глаз. И это воспоминание сработало как парашют. Именно оно сумело замедлить смертельное падение мое. Я поймал встречную струю ветра и благополучно стал набирать высоту. А мне навстречу на огромной скорости падала Луша. Она что-то кричала.

– Сере-е-жа-а-а! – услышал я в последний момент, и Луша схватила меня за руку.

Как только мы вернулись домой, солнце медленно, словно театральная декорация, скрылось за горизонтом. Пришло время расставания. Я поклялся, что следующей ночью обязательно приду в деревню людей-собак и мы вместе придумаем, как спасти отца. Она слушала меня невнимательно, о чем-то неотступно думая. Вскоре милый абрис ее фигурки с характерным хлопком растаял на фоне темной бревенчатой стены. Стукнул во дворе камешек, сбитый неосторожным каблучком, и все стихло.

Спал я неспокойно. Все утро и весь день проболтался как неприкаянный. В полночь вышел во двор. С озера дул холодный, пронизывающий ветер. Я подошел к ивовому кустику и шагнул в неизвестность. Меня обожгло, как крапивой, посыпались разноцветные искры. По инерции я сделал еще шаг. Разумом я понимал, что нахожусь совершенно в другом мире, хотя передо мной стоял точно такой же дом с широкой крышей. Лишь окна дальних комнат светились. Слышались женский смех и плач ребенка. За домом я увидел такое же озеро, заросшее высокими камышами. Слева мигала редкими огнями деревня.

– Пашка! Куда это ты на ночь глядя? – окликнул меня грубый мужской голос.

– Счас вернусь! – так же грубо и хрипло, скорее от того, что сразу пересохло в горле, ответил я.

– Я что тебе сказал, мать твою! – вновь загремел тот же голос. – Бегаешь туда-сюда! Делать, что ль, нечего?

– Пошел ты! – огрызнулся я и услышал быстрые настигающие шаги.

Слевитировав, я почти мгновенно набрал скорость и полетел прочь, почти касаясь животом поверхности земли. Обогнув угол какого-то дома, шмыгнул за высокую поленницу. Высокая темная фигура торопливо прошагала мимо. Потом остановилась. Человек внимательно оглядывался, прислушиваясь. Он явно что-то почувствовал. Постояв немного, вернулся, покрутился по двору и вдруг шагнул к поленнице. Я замер. Человек явно принюхивался. Ноздри его раздувались, он крутил носом, стараясь поймать ветер. Но ветер дул с озера такой же холодный и пронизывающий, как и там, за невидимой перегородкой, отделяющей один мир от другого. Человек скрылся за углом и вновь вернулся. Что-то неуловимое не давало ему покоя. Он вновь подошел к поленнице и принялся тщательно обнюхивать поленья. Несмотря на плотные сумерки, я разглядел его. Это был Пашка, тот самый парень, напавший на меня у озера. Только лицо его показалось мне старым и дряблым. Наконец Пашка отошел от поленницы, постоял, раздумывая, повернулся и вялой походкой побитой собаки пошел к своему дому. Вскоре в одном из окон затеплился слабый огонек то ли свечи, то ли лучины. Только после того как погас последний огонек в доме, где жил Пашка, я с большими предосторожностями выбрался из поленницы и, слевитировав, медленно полетел между домами. Где искать Лушу, я не знал. В ночной темноте, слегка подсвеченной тусклой луной, все дома казались одинаковыми. Отчаяние овладело мною. Вдруг дверь в доме, возле которого я остановился, распахнулась и игривый женский голосок окликнул меня:

– Паше-е-ечка-а-а! Душенькамо-о-о-о-я-я-я!

– Я! Я! – дурашливо откликнулся я, понимая, что меня явно принимают за известного мне Пашку. В данной ситуации мне оставалось одно – играть в обманку. Миловидная бабенка с лицом кудрявой болонки, раздувая ноздри, обнюхала меня с ног до головы.

– Фи-и-и! – поморщилась она. – Что это с тобой, дружочек? С какой дрянью ты общался сегодня? У тебя точно такой же запах, как и у этой вонючей Лушки! А ты часом не спал с ней?

– Ты что, баба, белены объелась? – возмутился я, и получилось это у меня почти естественно.

– У-у-у! Гадина! – бабенка погрозила пухлым кулачком в сторону довольно солидного дома с высоким крыльцом.

Сердце мое замерло. Забывшись, я сделал шаг в сторону, туда, где, возможно, ждала меня Луковка.

– Куда это ты, мой миленький? И не надейся, дорогой! Никуда я тебя не отпущу, мой сладенький!

Она чуть отстранилась и сделала приглашающий жест. Пришлось войти. Я понимал, что стоит мне сделать один неверный шаг, и начнется великий шум, а потом и великое преследование. Если уже не началось. Пашка просто так поленницу обнюхивать не будет! Возможно, он уже идет по моему следу. Но как отвязаться от любвеобильной бабы?

Она провела меня в уютную спаленку с широкой кроватью. Сбросила халатик и повалилась на постель, широко раскинув пухленькие ножки. Не сказав ни слова, я пулей вылетел на улицу. Метнулся к дому Силантия, но остановился. Вовремя пришла мысль запутать следы. Слевитировав, низко, почти у самой земли, облетел несколько домов и оказался метрах в двадцати пяти от дома старосты и метрах в пяти-шести от дома, где жила любвеобильная бабенка. Если преследователи и были, то я, как говорят охотники, увел запах. В этом я убедился, когда неслышной иноходью с горящими глазами из-за угла выскочил Пашка и завертелся на месте, путаясь в следах. На спине его болтался старинный боевой лук. Колчан со стрелами бил по ногам. Со свистом втягивая воздух, Пашка бросился на крыльцо. Что и говорить, наследил я там предостаточно. В тот момент, когда Пашка, повизгивая, обнюхивал ступеньки, дверь распахнулась. Спустя секунду боевой лук со стрелами уже летели куда-то в темноту. В следующее мгновение голая женщина сладкой пиявкой впилась Пашке в губы, обхватив шею руками. Он так и вошел с ней в темные сени, и дверь за ними захлопнулась.

Забыв об осторожности, я слевитировал через дорогу и подошел к закрытой двери. Странное состояние овладело мною. Словно в полусне, я медленно шагнул за порог сквозь запертую дверь. Я прошел сквозь нее, как сквозь плотный, мокрый песок, и выдрался уже в сенях.

– Это же так просто! – равнодушно подумал я, устремляясь вверх по лестнице к чердачной комнате. Чем я руководствовался, что вело меня? Может быть, вела сама любовь к девочке, которую почти не знал, но уже готов был отдать за нее жизнь? Какой-то мужик спал прямо на ступеньках, обхватив руками большой блестящий топор. Я пролетел мимо него и замер у дощатой двери.

– Ра-а-аз! – сам себе тихо скомандовал я и легко прошел сквозь тонкое дерево.

Лушенька спала на кровати, укрытая вместо одеяла какой-то грубой мешковиной. Я подошел к спящей Луше, не удержался и поцеловал ее.

– Ах! – вскрикнула она, увидев меня.

Этот непроизвольный крик разбудил мужика, спавшего на ступеньках чердачной лестницы. Слышно было, как он заворочался, встал, подошел к двери, прислушиваясь. Я даже дышать перестал. Мужик громко, со свистом втянул воздух, явно обнюхивая двери. Потом тяжело загрохотал вниз.

– Эй, Силантий! – крикнул он. – Сходи, слышь, сюда! Чтой-то дух теперича какой-то не такой!

Невидимый нами Силантий с большой неохотой отвечал, что в то время, когда ему с бабой спать положено, он не намерен неизвестно для чего ходить и нюхать пустые двери. Однако, прокричав все это, Силантий, ворча, поднялся и, шаркая подошвами, забрался по лестнице. С шумом втянул воздух и сплюнул.

– Нечистым пахнет, – понизив голос, сказал он.

– Что делать-то будем? – испуганным голосом спросил мужик.

– Запри дверь святым крестом, и все! Не вырвется! – уверенно сказал Силантий. – Пойду скажу Андрону, пусть за отцом Николаем съездит да записку мою отвезет!

Наложив на дверь святой крест, мужики, стараясь не шуметь, спустились вниз. И все стихло.

– Они меня едва не убили, Сережа, – тихо прошептала Луша, – как только вошла в деревню, меня заметил Пашка, обнюхал, отпрыгнул и закричал: «Ведьма! Ведьма!» Этим криком своим он поднял на ноги всех. В сопровождении почти всей деревни я дошла до дома старосты. Крик и лай стояли невообразимые. Пашка кричал громче всех. Из его практически несвязных выкриков я поняла, что он склоняет толпу к мысли об убийстве. Многие мужики и бабы кровожадно поглядывали на меня, злобно щелкая челюстями. Но староста Силантий, задвинув меня своей мощной дланью на крыльцо, сказал, что судьбу мою решит отец Николай. Если кто-нибудь из жителей желает за свои действия получить под левую лопатку зеленую иголочку из стеклянного ружья, тот пусть попробует напасть на то, что ему не принадлежит. После этих слов из толпы словно выпустили воздух. В считанные секунды перед домом остался только Пашка.

– Боже мой, Сережа, как он постарел. Лицо стало дряблым и старым. Из молодого парня он превратился в шестидесятилетнего мужика. Я это заметила еще там, когда выскочила из лаза!

– Я, кажется, догадался, Луковка, что произошло с Пашкой! Из мира вечного бессмертия, где время остановилось, он вошел в мир, где время движется. И тотчас в его организме включился невидимый механизм, его биочасы. За те пять минут, что он провел в параллельном мире, его биочасы отсчитали ровно пятьдесят лет. Пашка заразился вирусом живого времени. Над всеми этими людьми висит какое-то страшное проклятие? Откуда этот мир взялся, что здесь произошло?

Под утро за стеной послышались скрип колес, громкие голоса мужиков. Слышно было, как кто-то, взобравшись по лестнице, отпирает замок, висевший на двери.

Я спрятался под кроватью. Лушу увели, дверь заперли. Как только стихли шаги, я легко симбулировал на чердачную лестницу. Спустившись по ней, остановился у бревенчатой стены, за которой слышались взволнованные голоса.

– Ведьма! Ведьма! – кричал кто-то, заходясь в злобном крике.

– Тихо, господа селяне! – густым басом прогудел Силантий. – С вами будет говорить святой! Известный вам отец Николай!

Толпа стихла мгновенно. Слышно стало, как бьется муха в желтое донышко бычьего пузыря, вставленного в раму вместо стекла, да трясут уздечками лошади.

– Кто из вас может доказать, что эта девушка ведьма? – спросил у толпы мягкий, вкрадчивый голос.

– От нее дурно пахнет, потому что она с нечистым якшается! – заголосили бабы.

– Эта стерва по вечерам куда-то бегает!

Пашка видел! – закричали сразу несколько голосов.

– К Пашке и бегает! – отозвался дурашливый молодой голос. – Сам видел, как из его двора выскочила и как ошпаренная по деревне заскакала! Это уж точно. Пашка с ней шуры-муры крутит!

В толпе засмеялись.

– Не ко мне она бегает, а к нечистому! – заскулил Пашка.

– И ты, Паша, это можешь доказать? – спросил все тот же вкрадчивый голос.

– У нее запах не наш! Она ведьма!

– Ведьма! Ведьма! – подхватили нестройные бабьи голоса.

– Это я уже слышал, – с деланным равнодушием отозвался все тот же голос.

– Да чего тут гадать! К нему она ходит, к Пашке! – прогудел чей-то бас.