Текст книги "Обелиск для фуфлыжника"

Глава 1

– Светлейший эмир совершенно прав, – сказал Ходжа Насреддин, обводя взглядом безмолвствующих придворных. – …Лица этих людей, как я вижу, не отмечены печатью мудрости!

– Вот-вот! – обрадовался эмир. – Вот именно! Не отмечены печатью мудрости!

– Скажу еще, – продолжал Ходжа Насреддин, – что я равным образом не вижу здесь лиц, отмеченных печатью добродетели и честности!

– Воры! – сказал эмир убежденно. – Все воры! Все до единого!

Леонид Соловьев Повесть о Ходже Насреддине

Начало сентября 1998 г., Москва. Разгар экономического кризиса в России

В августе 1998 года с грохотом рухнула финансовая пирамида ГКО[8]8
  Государственных коммерческих обязательств.


[Закрыть]. «Юный» Премьер Сергей Кириенко во всеуслышание объявил о неплатежеспособности государства и вскоре ушел в отставку. Доведенную усилиями «реформаторов» до ручки страну залихорадило. Рубль стремительно падал, разваливались десятки коммерческих банков, сгорали синим пламенем банковские вклады граждан и организаций. Сообщения средств массовой информации с валютной биржи напоминали фронтовые сводки Совинформбюро лета 1941-го, в разгар гитлеровского наступления. К финансовому кризису присовокупился политический. Президент упорно проталкивал в премьеры Черномырдина (не так давно с позором изгнанного именно с этой должности). Дума яростно сопротивлялась, грозя Президенту импичментом. Между тем миллионы жителей России голодали. Впрочем, голодали они уже давно, но теперь к пенсионерам, учителям, врачам, военным, шахтерам и прочим-прочим присоединились недавно благополучные представители пресловутого среднего класса, с пафосом воспетого записными соловьями «демократии»: банковские клерки, менеджеры, журналисты, невысокого полета коммерсанты… Повсюду царили паника и отчаяние… Кое-кто кончал жизнь самоубийством.

Господина Елкина «чаша сия» миновала. Никогда особенно не доверяя банкам, он нюхом учуял надвигающийся катаклизм и в середине июня обналичил все свои сбережения, вложив снятые со счетов средства либо в иностранную валюту, либо в товар.

– Сергей, зачем?! – удивился тогда компаньон Елкина Владилен Андреевич Иволгин – рыхлый, робкий пятидесятилетний господин, внешностью и характером похожий на престарелую пугливую бабу. – Ведь деньги осядут мертвым грузом, а так они через ГКО хороший навар приносят.

– Слишком хороший, Владик, слишком! – ухмыльнулся Сергей Игнатьевич, снисходительно похлопывая компаньона по пухлому плечу. – Как «МММ» или «Властелина»! Помнишь, чем они кончили?! То-то вот! Запомни, бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Скоро все эти суперприбыли покатятся в тартарары, утянув за собой кровные денежки вкладчиков!

Владилен Андреевич, человек по натуре слабохарактерный, спорить не стал, лишь мысленно обозвал Елкина «паникером-перестраховщиком», но время показало – Сергей Игнатьевич был абсолютно прав. В результате финансовая катастрофа обошла «Ажур» стороной. Фирма процветала, но в сердце ее незаметно вызревали семена гибели. Дело в том, что за последние полтора года господин Елкин окончательно обнаглел и утратил остатки совести. Долг Антону он до сих пор не вернул, не говоря уже об обещанных за вразумление Говоркова тридцати тысячах долларов, а Соболя неизменно «кормил завтраками», ссылаясь на вымышленные «объективные трудности» – дескать, полученные у «Созвездия» стройматериалы реализовать не удается, бизнес идет плохо. Сплошные убытки, доходов нет… Иногда выдумывал наезды злой налоговой полиции и т. д. и т. п. Терпимость Антона кружила голову Сергею Игнатьевичу похлеще крепкого вина. В конечном счете он вовсе перестал выдумывать новые отговорки, а просто твердил как попугай: «Денег нет! Денег нет!.. Денег нет!..»

За крышу Елкин совсем платить перестал, зато завел офисную охрану из четырех двухметровых парней, больше для форсу, чем по необходимости. Антоновы пятьдесят тысяч долларов он привык считать своими и расставаться с ними не собирался. Фуфлыжничал Елкин и с деловыми партнерами. В двадцатых числах июля 1998 года он заключил договор с фирмой «Пьедестал», возглавляемой неким Станиславом Кирилловичем Платоновым. «Пьедестал», занимавшийся изготовлением роскошных надгробий для убиенных представителей братвы и прочих новых русских, заказал «Ажуру» большую партию черного гранита. Сергей Игнатьевич получил в качестве предоплаты огромную сумму наличными, конвертировал ее в доллары, спрятал в сейф, однако поставлять гранит даже не думал, по крайней мере в течение ближайшего года. Словом, зарвался коммерсант! Одновременно характер Сергея Игнатьевича, и раньше-то далеко не ангельский, испортился до предела. Он увлекся рукоприкладством, и многие сотрудники «Ажура» носили на лицах сине-фиолетовые отметины хозяйской длани. Чуть что не так – «Ки-й-яя! Бау!»[9]9
  Боевой клич каратистов.


[Закрыть]. Люди проклинали в душе распоясавшегося шефа, но, за исключением одного молодого парня из бухгалтерии, никто с работы не уволился. Податься-то некуда! Кругом сплошная разруха! Перипетии экономического кризиса, трагические для подавляющего большинства населения России, господин Елкин наблюдал с подленьким восторгом: «Тоните, дураки! Тоните! А я умный! Я – выплыву!» И действительно – конкуренты один за другим разорялись, а «Ажур» процветал. Однако есть на свете Бог. Все видит Всевышний. Не скроешься от Его гнева! Над головой одурманенного успехом, ничего не подозревающего Сергея Игнатьевича медленно, но верно сгущались грозовые тучи…

Кризис шарахнул по «браткам» точно так же, как по их подопечным коммерсантам. Выплаты за крыши сократились до минимума или вовсе прекратились[10]10
  Как правило, бандиты берут плату за крышу в виде определенного процента от прибыли или (чаще) с оборота.


[Закрыть]. Много ли шерсти настрижешь с облезлой овцы? Финансовые проблемы возникли и у ребят Соболя. Нет, они, конечно, не голодали, однако были вынуждены считать каждый рубль. Антон, например, в силу производственной необходимости не расстававшийся с сотовым телефоном, теперь старался ограничиться в разговорах по нему несколькими фразами, а если собеседник увлекался – вежливо напоминал: «Извини, дружище! Центы капают!» Как-то вечером они вместе со Снежком зашли в бар, сели за столик и заказали по кружке пива. Беседа шла о положении дел в стране.

– Вот уж кинули народ так кинули! – сокрушался Антон. – Все влетели по полной программе!

– Далеко не все! – живо возразил Снежок.

– Олигархи, понятно, цветут и пахнут, – вздохнул Антон. – С ними-то ни хрена не сделалось!

– Не только олигархи, но и некоторые наши знакомые коммерсилы. – В глазах Снегирева вспыхнули злые искорки.

– Брось! – отмахнулся Соболь. – Не мели ерунды.

– Я не мелю! – резко сказал Снегирев. – А имею в виду вполне конкретного человека. Кстати, задолжавшего нам приличную сумму.

– Кого?! – насторожился Антон.

– Елкина!

– О Господи! – Соболев громко расхохотался. – Ну ты, брат, загнул! Да Сереге перепало, пожалуй, больше чем кому бы то ни было! Я на днях с ним встречался. Чуть ли не без штанов бедолага остался! Жрать дома нечего!

– Он сам так сказал? – недобро прищурившись, уточнил Снежок.

– Да!

– У меня есть на этот счет иные сведения!.. Я знаю, Антон, о чем ты сейчас думаешь! – в ответ на недоверчивую гримасу Соболя рассердился Снежок. – Мол, Игорек просто-напросто терпеть не может Елкина, постоянно на измене сидит[11]11
  Что-то подозревает.


[Закрыть]… Разве нет?!

Соболев растерянно кивнул. Снегирев слово в слово озвучил его мысли.

– Так вот, Антон, – серьезно продолжал Игорь. – Ты, вероятно, в курсе, что я всегда отвечал за базар[12]12
  В данном контексте – всегда был готов ответить за свои слова, доказать их справедливость. Кстати, в бандитской среде за них можно ответить очень серьезно, даже собственной жизнью.


[Закрыть].

– Естественно! – подтвердил Соболев. – Иначе б я с тобой не знался!

– Тогда выслушай одну занимательную историю. В бухгалтерии фирмы «Ажур» вплоть до недавних пор работал молодой парень Толик Соловьев, двоюродный брат моей нынешней ляльки[13]13
  Любовницы.


[Закрыть] (разведенный Снегирев принципиально больше не женился, предпочитая необременительные отношения с часто меняемыми любовницами). Неделю назад мсье Елкин свернул Толику скулу и сломал нос за какую-то пустячную провинность. Да-да, не удивляйся! Твой бывший тренер лупцует своих сотрудников почем зря! Куражится, падла! Знает – идти людям некуда! Однако Толик – мальчик чрезвычайно нежный, впечатлительный. Он предпочел очутиться на улице, чем и дальше регулярно получать в рыло. Вместе с тем Соловьев парнишка не только впечатлительный, но и мстительный. Зная, что двоюродная сестра встречается с представителем братвы, он вознамерился при ее помощи расквитаться с обидчиком. Мне, признаться, сначала было «по барабану», однако, услышав фамилию Елкина, я заинтересовался ситуацией, встретился с сопляком. Скрывать не стану, в основном по причине глубокой антипатии к твоему горячо любимому Сереженьке, но также из-за желания разузнать истинное положение дел в фирме «Ажур». И выяснил я, Антон, прелюбопытнейшие вещи. Сам не ожидал подобного результата! Оказывается, господин Елкин еще в июне месяце снял со счетов все деньги (порядка десяти миллионов деноминированных рублей) и вложил частично в наличную валюту, частично в товар. Поэтому августовский обвал обошел его стороной. Сереженька тебе лепит[14]14
  Врет.


[Закрыть], будто кушать ему, бедненькому, нечего, а у самого сейф до отказа набит «зеленью»[15]15
  Долларами.


[Закрыть]. Не пора ли, Антон, получить назад твои двадцать тысяч баксов плюс причитающиеся нам десять процентов за вытрясение Говоркова?!

Игорь замолчал, глотнул пива из кружки и прикурил сигарету. Антон потемнел лицом. Губы Соболева стянулись в узкую полоску. На лбу сошлись морщины.

– Ты уверен, что Соловьев не врет?! – мрачно осведомился он. – В твоем слове я не сомневаюсь, но обозленный «впечатлительный мальчик» запросто мог набрехать! Ты же говорил – он жаждет мести и, возможно, с этой целью…

– Нет! – отрицательно покачал головой Игорь. – Я навел справки в банке, где Елкин держал свои капиталы. Там подтвердили – деньги обналичены в июне месяце!

– Ладненько! Звякнем Сереженьке, – скрипнул зубами Соболь. – Посмотрим, что он теперь скажет!

Сергей Игнатьевич расслаблялся в сауне, правда, не столько парился, сколько пил. Заглянув на минуту в парилку, он прочно обосновался в комнате отдыха за столом, уставленным бутылками с выпивкой и блюдами с холодной закуской. Елкин пировал в компании Иволгина. Кроме того, «сексу ради» были приглашены две молодые симпатичные сотрудницы «Ажура». «Зачем тратиться на девочек по вызову, если можно совершенно бесплатно пользовать своих подчиненных, – цинично рассуждал Сергей Игнатьевич. – Пусть только попробуют отказать! В стране, хе-хе, безработица!» Женщины (кстати, обе замужние) действительно не смели отказывать, хотя самодура Елкина, обращавшегося с ними хуже, чем с рабынями, люто ненавидели и презирали.

– Ленка, лезь под стол! Сделаешь мне минет! – громко рыгнув, барственно распорядился Сергей Игнатьевич. – Поживее, мать твою за ногу! Не люблю повторять дважды!

Вздрогнув словно от пощечины, женщина покорно полезла под стол, и тут неожиданно запищал сотовый телефон.

– Слушаю! – сухо бросил в трубку господин Елкин. – А, Антон! Привет! Как поживаешь? Что-о-о?! Долг вернуть?! Антон, ты меня удивляешь! Фирма катится в финансовую пропасть. В кассе ни гроша!

– Ага, ни гроша! – недружелюбно подтвердил Соболь. – Одни лишь пачки долларов!

И раньше-то взбалмошный, ерепенистый, а ныне, как помнит читатель, окончательно распустившийся, да в придачу изрядно подвыпивший, Елкин рассвирепел. – Не хрена считать чужие деньги! – завопил он. – Ты ждал без малого два года. Подождешь еще!

Отключив телефон, Сергей Игнатьевич набросился на съежившуюся под столом Ленку.

– Чего варежкой хлопаешь, сука?! Работай губами и языком, блин! Качественно работай, вдохновенно! Если мне не понравится – уволю!

– Та-а-а-ак! – зловеще протянул Соболев, закончив разговор с Елкиным. Интеллигентно-аристократическая личина Антона бесследно растворилась в волнах захлестнувшего его гнева. В настоящий момент он сильно напоминал огромного, разъяренного хищника из семейства кошачьих. – Ты был прав, Игорь! Прав на все сто! Я же опростоволосился как последний лох! Ну падла, Сергунчик! Ну козел вонючий! Придется заняться воспитанием обуревшего хмыря. Немедленно свяжись с ребятами!..

Спустя сутки Сивка-Бурка, Доктор, Белогвардеец и Ствол, которым Антон поручил изловить обоих совладельцев «Ажура», сидя в микроавтобусе «Шевроле» возле офиса фирмы, терпеливо ожидали появления «пассажиров»[16]16
  В данном контексте – намеченных жертв.


[Закрыть]. Офис размещался на третьем этаже здания какого-то полуживого от финансовой бескормицы научно-исследовательского института, находящегося метрах в двухстах от шоссе, куда вела единственная узкая дорожка. Жилые дома в ближайших окрестностях отсутствовали. Здесь лишь угрюмо громоздились массивные темные корпуса закрытой в связи с «реформами» фабрики да чернел гнилыми досками длинный забор запущенной автобазы, превратившейся по причине тех же «реформ» в подобие свалки изношенных, большей частью поломанных грузовиков. Место было глухое, безлюдное, как нельзя лучше подходящее для похищения. Часы показывали начало седьмого вечера. Коротая время, бандиты оживленно беседовали, не забывая, однако, внимательно наблюдать за выходом из здания. Не получив денег за исполненную полтора года назад работу, они питали к Елкину далеко не самые теплые чувства.

– Наконец-то Соболь очнулся от спячки. Решился-таки взять коммерса за задницу, – торопливо затягиваясь сигаретой, говорил Белогвардеец. – А то носился с ним, как дурак с писаной торбой!

– Полегче на поворотах, Гена! – одернул парня Сивка-Бурка, и на сей раз возглавлявший операцию. – Антон не дурак, а наш с тобой шеф. Причем шеф хороший! Не чета некоторым другим!

– Да я так, не со зла, – смутился Корнилов. – Просто слишком долго приходится ждать кровно заработанные бабки!

– На той крыше удобнейшая позиция для снайпера, – мечтательно вздохнул Ствол, указывая пальцем в сторону одного из фабричных корпусов. – Пути отхода – лучше не придумаешь! Красота! – Бандит поцокал языком и зажмурил левый глаз, словно целясь из винтовки.

– С трупа денег не получишь! – нравоучительно напомнил Конев. – Хотя, признаться, я сам бы с превеликим удовольствием замочил поганого фуфлыжника!

– Соболь, помнится, упоминал, что у Елкина черный пояс по карате, – задумчиво произнес до сего молчавший Доктор. – Нелегко будет взять его живым!

– Брось, – усмехнулся Сивка-Бурка. – Все предусмотрено до мелочей. Кстати, роли свои не забыли?!

– Нет! – хором ответили бандиты.

– А как насчет второго?! – поинтересовался Ствол.

– Чмо, мокрица, – выразительно сплюнув в открытое окно, охарактеризовал Иволгина Конев. – Собственной тени шарахается. Трус конченый! Ага, вон они, родимые! Выползли из берлоги! Начинаем, пацаны[17]17
  Пацан – на современном криминальном сленге вовсе не мальчишка, а человек вполне уважаемый. Он, конечно, не авторитет, но все-таки.


[Закрыть]!

Достав из-за пазухи пистолет «ТТ», Сивка-Бурка первым выпрыгнул наружу…

– Сергей, у меня машина сломалась! Подбрось до дому! – плаксиво, нудным тоном просил компаньона Владилен Андреевич. – Ну пожалуйста! Чего тебе стоит?!

– У меня запланировано на вечер несколько важных встреч. Некогда с тобой возиться. На такси доберешься! – преувеличенно честно округляя глаза, отказывался Сергей Игнатьевич. В действительности никаких «важных встреч» у Елкина не намечалось. Ему просто не хотелось делать лишний крюк, торчать в неизбежных автомобильных пробках вечерней Москвы и попусту жечь бензин. Закоренелый эгоист, он не желал тратить время, силы и средства (бензинчик тоже денег стоит!) на кого бы то ни было, кроме самого себя.

– Замучаешься ловить такси в таком захолустье, – ныл Иволгин.

– Чушь! Чушь! Чушь! – отрывисто возражал Сергей Игнатьевич. – Подними руку у обочины, и сразу с десяток частников остановятся. Хоть на край света доставят!

– Доставят… в лес! Ограбят, убьют, закопают! – насмотревшись телевизионных передач и начитавшись страшных историй в газетах, робкий Владилен Андреевич панически боялся любого встречного.

– Ежели бздишь – вернись в офис, запрись в пустом сейфе да заночуй там, – сострил господин Елкин. – Наши охранники-дармоеды сейф снаружи покараулят, а утром разбудят.

– Стоять! Не трепыхаться! Руки по швам! – вдруг приказал негромкий угрожающий голос. – Стреляю без предупреждения.

Увлеченные спором совладельцы «Ажура» не заметили, как их окружили четверо молодых здоровых парней. Один, стоя от Елкина на расстоянии трех метров, направлял в грудь Сергею Игнатьевичу дуло пистолета.

– Ты лучше будь паинькой, ка-ра-тист! – с издевкой посоветовал растерявшемуся «черному поясу» Сивка-Бурка. – Пуля быстрее твоих конечностей!

Пугливый Владилен Андреевич, закатив глаза, схватился за сердце. Да и Сергей Игнатьевич, чего греха таить, ощутил ватную слабость в теле, пупырышки озноба на спине, противный холодок в низу живота… Не помышляя о сопротивлении, он послушно застыл по стойке «смирно». Конев незаметно подмигнул Доктору. Подкравшись сзади, тот умело набросил на горло Елкина удавку и резко стянул ее, одновременно ударив Сергея Игнатьевича носком ботинка в подколенный сгиб. Бывший тренер отключился мгновенно[18]18
  Бандит не душил Елкина, а перекрыл веревкой обе сонные артерии одновременно. Это обязательно приводит к кратковременной потере сознания (если не переусердствовать). В ближнем бою артерии зачастую перекрывают просто пальцами. Результат – аналогичный.


[Закрыть]. Доктор положил бесчувственного коммерсанта ничком на землю, завел обмякшие руки за спину, стянул кисти милицейскими наручниками, проворно связал удавкой ноги в сухожилиях и, перевернув Сергея Игнатьевича лицом вверх, заклеил ему рот скотчем. Ствол с Белогвардейцем подтащили тело к «Шевроле» и забросили в салон. С очумелым от ужаса, похожим на зомби Иволгиным возиться не стали, а просто рыкнули: «В машину! Живо, блин!» – указав правильное направление смачным пинком под зад. Вырулив на шоссе, микроавтобус покатил по направлению к загородному дому Антона…

Глава 2

Затем случилось нечто поразительное… Ривера один стоял на ринге. Дэнни, грозный Дэнни лежал на спине. Он не пошатнулся, не опустился на пол медленно и постепенно, но грохнулся сразу.

Джек Лондон. Мексиканец

– Проклятая сентиментальность! – грустно сказал Антон Снежку. – Ведь знаю прекрасно – Елкин кругом не прав, исподличался вконец, а все-таки жаль засранца!

– Ясно! – кивнул Снегирев. – Бывший сэнсей[19]19
  В переводе с японского – учитель. Так называли тренеров в школах карате.


[Закрыть], ностальгические воспоминания юности… Понимаю! Однако слишком уж он охамел! Таких необходимо воспитывать.

– Да, придется поучить Серегу уму-разуму, но знаешь ли, Игорь! Как представлю его связанного, беспомощного, избиваемого нашими мордоворотами – муторно на душе становится! Аж блевать тянет!

Бандиты сидели вдвоем на лавочке в спортзале, оборудованном в подвале загородного соболевского дома, дожидаясь возвращения «группы захвата». Помещение освещали белесые лампы дневного света. Вкупе с покрытыми кафелем стенами да выложенным плиткой полом они делали спортзал похожим на морг, куда по ошибке вместо носилок с мертвецами приволокли штанги, гири и поставили тренажеры.

– Я избавлю твою чувствительную натуру от столь горестного зрелища, – взглянув на унылое лицо шефа, вдруг загадочно улыбнулся Снежок.

– То есть?! – не понял Соболь.

– Группового избиения не будет! Елкину развяжут руки-ноги, предоставят свободу действий…

– А проучить?! – недоумевал Антон. – Ты ж первый на этом настаивал!

– И продолжаю настаивать! – В глазах Игоря плясали озорные искорки. – Скажу даже больше! Елкин огребет звездюлей с избытком. От меня лично!

– У него черный пояс, – напомнил Соболев.

– Чудесно! – Игорь плотоядно потер ладони. – Порезвимся!

Слова Снегирева не являлись пустым бахвальством. Он много лет серьезно занимался рукопашным боем. Начал с боевого карате, но постепенно сделал основной упор на русскую систему Кадочникова и таиландский бокс. Одновременно Снегирев усваивал элементы техники многих других видов единоборства – английского бокса, джиу-джитсу, дзюдо, айкидо, саватт[20]20
  Французский бокс, в котором активно используются удары ногами, несколько отличающиеся от классических ударов карате, но, пожалуй, более приемлемые для европейца.


[Закрыть] и т. д., выбирая в каждом то, что считал наиболее подходящим для себя. Игорь в бою использовал так называемую «пластическую систему» – чувствовал малейшие нюансы собственных движений и был способен выжать максимум возможного как из сложившейся ситуации, так и из своего организма. Антон, разумеется, знал о бойцовских навыках Игоря, видел несколько раз, как тот небрежным на первый взгляд движением руки или ноги наглухо вырубает человека, но… прочно устоявшийся авторитет сэнсея затмевал ему глаза[21]21
  В большинстве школ карате существует (по крайней мере существовало раньше) нечто вроде «культа личности» сэнсея, ученикам внушается мысль, что «учитель» всемогущ, непобедим. Делается это главным образом для поддержания в секции жесткой дисциплины, без которой невозможно успешное усвоение новичками сложной базовой техники, между тем «культ личности» имеет великое множество негативных сторон, и не только с моральной точки зрения. Если, например, сэнсея где-нибудь побьют, ученики начинают мучиться комплексом неполноценности. Им кажется, что все, чему они научились, – ерунда.


[Закрыть]… Поэтому Соболев хотя не стал возражать, но в глубине души посочувствовал «самонадеянному» Снежку, приготовившись к худшему и, как ему казалось, наиболее вероятному варианту развития событий, а именно: Игорь получает по мозгам, Елкина под угрозой оружия снова связывают, и… начинается та самая мерзкая процедура, при одной мысли о которой Соболь ощущал позывы к рвоте…

Около восьми вечера в спортзал вихрем ворвался сияющий Сивка-Бурка.

– Гости прибыли! – радостно доложил он.

– Нормально прошло? – спросил Антон, играя желваками.

– Как по маслу! – Конев мучился самодовольством. – На каратиста наставили ствол, слегка придушили удавкой, аккуратненько спеленали… Второй толстобрюхий даже не пытался рыпаться… Куда их?

– Сюда, – хмуро ответил Соболь.

Спустя пять минут в подвал ввели зомбиобразного Иволгина и внесли скованного, стреноженного Елкина. Петр Игнатьевич затравленно бегал глазами и обильно потел. Сердце сжималось от страха. Коммерсант воображал, будто сейчас его незамедлительно прикончат каким-нибудь варварским способом: распилят пополам ножовкой, или живым замуруют в цемент, или… Да мало ли чего бандюги измыслят! Дернул же черт лезть в бутылку. Мучимый запоздалым раскаянием, Сергей Игнатьевич еле-еле сдерживал рыдания. В общем, «черный пояс» в настоящий момент представлял собой весьма жалкое зрелище. Отклеив со рта скотч, Елкина усадили на пол в углу. Повинуясь шевелению пальца Сивки-Бурки, безмолвный Иволгин обреченно опустился рядом.

Антон окинул бывшего тренера долгим, тяжелым взглядом.

– Ты, Серега, опух[22]22
  Обнаглел.


[Закрыть], заврался, обрубил сук, на котором сидел, – выдержав короткую паузу, сказал он. – Вешал мне лапшу на уши, будто разорился на кризисе, дома кушать нечего, а сам… Нам стало доподлинно известно, что в июне месяце ты все свои банковские средства перевел в наличную валюту и товар. Десять миллионов деноминированных рублей, то есть около полутора миллионов долларов по старому курсу. Ты, помнится, орал по телефону: «Не хрена чужие деньги считать! Ждал два года, подождешь еще!» Так?!

Елкин понуро молчал.

– Во-первых, не чужие, а свои! – накаляясь злостью, сквозь зубы продолжал Соболев. – Ты, падла, брал у меня взаймы двадцать тысяч баксов плюс тридцать тысяч обещал за вытрясение фирмы «Созвездие». Пацаны работу выполнили, господин Говорков добросовестно раскошелился, однако ни фига мы не получили! Я уж не говорю о плате за крышу. Пес с ней! Копейки! Ты, жук навозный, рассчитывал, пользуясь давнишним знакомством, безнаказанно срать мне на голову до скончания века?! – Ноздри разъяренного Антона раздувались, в глазах бушевало пламя, кулаки непроизвольно сжимались. – Не-е-ет, фуфлыжник! Номер не пройдет! – с ненавистью прошипел он. – Хватит, блин, либеральничать! Приплыли!

Соболь умолк, вынул из пачки сигарету, прикурил и глубоко затянулся. Сергей Игнатьевич, ожидая «смертного приговора», трясся в ознобе. Зубы коммерсанта полязгивали, голова кружилась. Вот-вот Антон подаст знак подручным и… мамочки! Елкин хотел было взмолиться о пощаде, наобещать за сохранение жизни «золотые горы», однако язык отказывался повиноваться.

– Короче, так, – докурив сигарету до фильтра, подытожил Соболев. – Долг вернешь не позднее ближайших трех дней. Кроме того, в виде компенсации за моральный ущерб накладываю на тебя штраф в размере ста процентов зажиленной суммы. Отныне ты должен не пятьдесят, а сто тысяч! Не забывай – срок три дня, иначе тебе лучше самостоятельно повеситься. И еще! В сугубо воспитательных целях придется малость выколотить пыль из твоей шкуры, – Антон бросил окурок на пол и раздавил ногой.

У Сергея Игнатьевича отлегло от сердца, вернулся дар речи. Елкин понял – убивать его сейчас не собираются, да и калечить сильно не станут. Коммерсант заметно приободрился. Помнут, конечно, морду разукрасят, но это ничего, до свадьбы заживет!

– Герои! – подал голос он. – Ну бейте, топчите! Вас много, я один, в придачу связанный. Давайте, проявляйте крутость! Будете потом хвастаться, как одолели обладателя черного пояса школы «Киу-ка-шинкай»! И ты, Антоша, присоединяйся! Отрабатывай удары, которым я тебя обучил!

Сергей Игнатьевич, хорошо знавший характер своего бывшего ученика, действовал с тонким психологическим расчетом. Если побоев все равно не избежать, то он, Елкин, по крайней мере останется на высоте, сохранит «крутой имидж», а заодно ядовито ужалит душу Соболева, заставит «мальчишку» терзаться угрызениями совести.

Однако в следующее мгновение хитрые замыслы Сергея Игнатьевича рассыпались карточным домиком.

Товарищ Антона по прозвищу Снежок поднялся с лавочки, насмешливо оглядел напыжившегося «черного пояса» и ехидно сказал:

– Зря ты, дражайший господин киукашинкаец, юродствуешь, на жалость давишь! Мы не будем лупить тебя связанного, беспомощного… Напротив, я предлагаю честный поединок – один на один. Обещаю: никто из ребят не вмешается. Только ты да я. Остальные – зрители. Побьешь меня – твое счастье, нет – пеняй на себя! Эй, братва, развяжите-ка нашего супермена.

Боевики вопросительно посмотрели на Соболя. Тот утвердительно кивнул. Доктор снял с Елкина наручники, Ствол распутал ноги.

– Восстанови кровообращение в конечностях, – великодушно разрешил Игорь. – Иначе начнешь потом отмазываться – мол, был не в форме, с затекшими руками-ногами… Разминайся, «черный пояс». В твоем распоряжении десять минут. Хлопцы, заприте, пожалуйста, дверь покрепче, а то часом удерет…

Столь непредвиденный поворот событий несказанно удивил Елкина, не без оснований считавшего себя классным бойцом. Он много раз побеждал на соревнованиях, легко брал верх в уличных драках и до сих пор поддерживал хорошую спортивную форму: ни грамма лишнего веса, сплошные мышцы да жилы, железные, натренированные кулаки… Сергей Игнатьевич естественно знал – есть люди куда круче его, но Снежок… массивный, обрюзгший, с заметным брюшком… На что он, черт подери, надеется да еще издевается, сволочь: «Заприте двери покрепче, а то часом удерет!» Су-у-ука!

«Ба-а-а! Ларчик-то просто открывался, – внезапно осенило Елкина. – Щенок решил меня на испуг взять, рассчитывает, что я, опасаясь остальных бандюг, буду сопротивляться чисто символически… – «Черный пояс» злорадно усмехнулся. – Дурак ты, парень! Самоуверенный кретин, – усиленно разминаясь, думал он. – Изуродую тебя как Бог черепаху, а там… там посмотрим! Хуже по-любому не станет, убедительная же победа – напротив, принесет ощутимую пользу. Лишний раз поднимет мой престиж в глазах Антона, укрепит авторитет… А ведь именно благодаря устоявшемуся авторитету сэнсея (пускай бывшего) я так долго вил из Соболева веревки…»

– Ты готов? – прервал размышления Елкина Снегирев.

– Да! – агрессивно ответил Сергей Игнатьевич.

– Тогда приступим…

Надо отдать должное квалификации господина Елкина. Он перемещался по залу изящно, непринужденно, в удобной боевой стойке, без всяких показушных выкрутасов, до которых так охочи дилетанты. Снежок спокойно стоял на месте, опустив ладони к бедрам.

– Ки-я-я! – Елкин с небольшим подскоком провел молниеносный май-гери[23]23
  Удар носком ноги.


[Закрыть] в пах Игорю, но удар не достиг цели. Снегирев, убрав назад таз, плавно отступил на шаг. Не прекращая движения, Сергей Игнатьевич пружинисто приземлился на левую ногу и тут же крутанулся волчком, нанося правой пяткой сокрушительный ура-маваши[24]24
  Обратный боковой удар ногой. Наносится пяткой или ступней. Бойцы школы «Киу-ка-шинкай» частенько злоупотребляют ударами ног, безусловно красиво смотрящимися на телевизионном экране, но далеко не всегда эффективными в реальном бою (если противник опытный рукопашник, а не пьяный лопух).


[Закрыть] в голову. Снежок проворно присел. Нога просвистела над макушкой. Не потеряв баланса и не растерявшись, Елкин продолжал атаковать. Резко сорвав дистанцию, он вогнал правый кулак в корпус противника. Вернее, попытался вогнать. Игорь грамотно ушел с траектории удара (налево вбок и чуть за спину Елкина), левой ладонью ухватил его за плечо, наложил сгиб правого локтя на горло киукашинкайца и, шагнув вперед, завалил Сергея Игнатьевича на спину. Елкин оказался в совершенно беспомощном положении: поза дурацкая, не пригодная для обороны лежа, горло сдавлено, правая рука плотно зажата под мышкой бандита…

– Вставай, «черный пояс», – покровительственно произнес Игорь, отпуская Сергея Игнатьевича и отходя в сторону. – Попробуй еще разок-другой! Авось повезет?!

Разъяренный неудачей, а главное насмешкой, Елкин вскочил и с ходу вознамерился снова засветить ура-маваши в ненавистную, ухмыляющуюся рожу. На сей раз Снежок, опередив бывшего сэнсея, длинной подсечкой справа подцепил ногу только-только начавшего разворачиваться в ударе Сергея Игнатьевича. Елкин грохнулся навзничь, не успев сделать страховку.

Наблюдавшие за поединком бандиты весело заржали.

– Молодец, Игорек! – выкрикивали они. – Счет два ноль… Валяй в том же духе… А ты, каратист, чего-то паршиво дерешься! Или со страху приемы позабыл?!

Оглушенный падением, Елкин тяжело поднялся. Болела ушибленная спина, гудела голова, но пуще всего досаждало уязвленное самолюбие. Его, «черного пояса», призера целого ряда соревнований, валяли по полу как сопливого мальчишку. Едва ли за уши не таскали! Вместе с тем Сергей Игнатьевич уже понял: бандит, предлагая схлестнуться один на один, вовсе не рассчитывал на «поддавки». Просто он, владея чем-то более совершенным, чем стиль «Киу-ка-шинкай», был стопроцентно уверен в победе над заурядным каратистом. Елкин замер в сомнении, не зная, как поступить дальше: продолжать заранее обреченную на провал схватку или сдаться на милость победителя. Внутри Елкина разум боролся со злобой. Разум подсказывал: «Завязывай, Сергей! Тебе с ним не тягаться! Побереги здоровье». Злоба же шипела: «Давай нападай! Не видишь – он настроился поиграть с тобой, хочет растянуть забаву! Не добил, хотя мог два раза это сделать. Воспользуйся ситуацией. Нападай снова и снова! Сумей провести хотя бы один удар из тех, которыми ты крушил доски да кирпичи! Заставь гаденыша кровь глотать, зубы сплевывать».

– Сдрейфил?! – заметив колебания Сергея Игнатьевича, подначил Снегирев. – Мандраж в жопе обозначился?! Ладно, можешь отказаться от боя, но тогда приплатишь сверху десять тысяч долларов! За испорченное удовольствие!

Подначка сработала. Злоба возобладала над разумом. «Удовольствие, говоришь?! – мысленно зарычал бывший сэнсей. – Будет тебе удовольствие!» Он неожиданно выбросил вперед мощнейший еко-гери[25]25
  Удар ребром стопы.


[Закрыть], угодив утратившему бдительность Снежку в грудную клетку. Игорь пошатнулся, однако на ногах устоял. Развивая успех, Елкин атаковал маваши[26]26
  Маваши-гера – удар ногой сбоку. Наносится носком или подъемом.


[Закрыть] в голову. Снегирев, отступив, блокировал удар предплечьем, и тут киукашинкаец провел свою излюбленную «коронку» – в прыжке с разворотом врезал противнику уширо[27]27
  Уширо-гера – удар ногой назад по прямой. Наносится ступней или пяткой.


[Закрыть] в корпус. Под разочарованный вздох зрителей Игорь отлетел к стене, но, не утратив хладнокровия, сразу же контратаковал бросившегося на него торжествующего каратиста: обхватом за подколенный сгиб поймал неразвившийся маваши и, сблизившись почти вплотную, дважды ударил Сергея Игнатьевича головой в лицо. Первый удар разбил нос, второй бровь. Бандиты захлопали в ладоши.