Текст книги "Броня Балтики"

Поток гостей постепенно иссяк, оркестр умолк, и взоры присутствовавших обратились к невысокой скромно одетой женщине, смело вышедшей в центр зала. Распорядитель громко объявил, что устроителей и гостей Благотворительного приема приветствует учредительница Дамского морского общества Мария Михайловна Эссен. Супруга командующего изящно поклонилась и без пафоса сообщила, что общество возникло 14 августа прошлого года, а уже через месяц благородные цели женщин завоевали симпатии широких морских кругов. Первыми жертвователями стали сами устроительницы общества и его почетные члены. Пример подчиненным подал морской министр адмирал Иван Константинович Григорович, который сделал взнос – 400 рублей.

Дальше голос женщины немного дрогнул от нахлынувшего волнения. Она заговорила о том, что в сентябре четырнадцатого года в морском бою на Балтике погиб крейсер «Паллада», а вместе с ним почти шесть сотен человек экипажа. Совет общества решил немедленно оказать посильную помощь семьям погибших офицеров и нижних чинов. Поток пожертвований в этот период заметно возрос, причем присылали деньги не только военные моряки, но и гражданские лица: например, Ревельский судостроительный завод выделил сумму в 174 рубля, а от московского кружка обновления флота прислали 50 рублей. На благотворительном концерте певицы контральто Горленко-Долиной были проданы семь картин Бенуа. С целью получения сведений о материальном положении семей, потерявших кормильцев, были сделаны срочные запросы в полицейские управления по месту их проживания. Нуждавшимся в помощи лицам была произведена выдача пособий. С начала пятнадцатого года семьям погибших членов экипажа крейсера «Паллада» было послано пособий на сумму 9535 рублей.

После этих слов зал буквально взорвался аплодисментами, раздались крики, что все присутствующие готовы сделать пожертвования. Но Мария Михайловна подняла руку, дождалась, пока утихнет шум голосов, и продолжила говорить о том, что общество старалось помочь всем семьям пострадавших и нуждавшихся моряков, ходатайства которых поступали в совет. К началу марта на их удовлетворение выделили 8304 рубля. Кроме того, матросам, уволенным со службы «за ранами, увечьями и болезнями», выдавались пособия от 10 до 30 рублей. Только после этого сообщения госпожа Эссен призвала присутствующих сделать посильные пожертвования на благородные цели.

Супруга вице-адмирала Канина – казначей Дамского общества – вышла с большим медным подносом, вслед за ней подносы вынесли еще несколько женщин. Начался обход собравшихся гостей. Широкий жест в числе первых сделал эстляндский губернатор, заявивший, что от имени жителей губернии жертвует тысячу рублей. Поступок генерала вызвал гул одобрения в зале. Оркестр грянул марш «Гордый “Варяг”»: патриотическая музыка поднимала общий настрой. На подносах у дам росли кучки ассигнаций, золотых и серебряных монет, драгоценных украшений. Офицеры штаба, сговорившись между собой, пожертвовали по пятьдесят рублей каждый.

Строгие марши сменились лирическими вздохами вальсов, первым среди которых был, несомненно, «На сопках Маньчжурии». Обход зала для совершения пожертвований завершился, но благотворительные мероприятия продолжались. Открылись киоски для продажи шампанского, господ офицеров приглашали покупать и не скупиться, поскольку выручка также шла в фонд Морского дамского общества. Адмиралы и офицеры вместе с промышленниками, купцами и прочими гостями потянулись к киоскам, уставленным бутылками французского шампанского темного стекла. Официанты хлопали пробками, расторопно наполняли высокие бокалы и расставляли на столах, помещенных вдоль стен.

Звуки музыки вновь стали плохо различимыми из-за многоголосого шума. Люди стояли у киосков, у столов с шампанским и прохладительными напитками, возле окон, а то и просто прогуливались по просторному залу. Илья Иванович, устав от разговоров, с бокалом шампанского отошел от компании и стал без всякой мысли смотреть в темное окно. Его уединение продолжалось несколько минут, потому что вскоре в оконном стекле, как в зеркале, отразился женский силуэт. Резко развернувшись в сторону публики, Стрельцов увидел то, что более всего хотел видеть в тот момент. Мимо по залу в одиночестве проходила она! Дама была одета изыскано и скромно одновременно. Ее вечернее платье бирюзового цвета смотрелось празднично, но закрытый фасон с длинными рукавами подчеркивал, что предназначено оно не для светского бала, а для официального приема. Колье, серьги и кольца представляли собой неброский, но эффектный гарнитур из изумрудов, оправленных в золото. При этом красавица не была бы самой собой, если бы не нашла какую-то изюминку в костюме – на сей раз эта роль досталась широкому поясу платья, завязанному спереди большим бантом ровно на такой высоте, которая без скромности подчеркивала ее высокую грудь.

Полковник сделал несколько решительных шагов вперед и встал так, чтобы дама повернулась лицом к нему, а к залу спиной. Разговор начал, будто они были уже знакомы:

– Госпожа Кристина Тамм…

Конечно, она встала так, как ему хотелось, но ответила незнакомцу неожиданно раскованно:

– Госпожа Кристина здесь… Феликс – там, с губернатором наговориться не может. А я – здесь, прогуливаюсь. И опять встречаю вас, в который раз за последнее время. Кто вы такой? Уж не следите ли вы за скромной замужней женщиной?

В вопросе звучало открытое кокетство. Илья Иванович предпочел ответить прямо:

– Полковник Стрельцов Илья Иванович, прибыл в Ревель месяц назад из Петрограда. А город ваш оказался настолько мал, что мы с вами встречаемся буквально на каждом шагу. Прошу прощения, госпожа Кристина…

– Лучше просто Кристина.

– Хорошо. Позвольте, Кристина, предложить вам крюшона или лучше бокал шампанского? Прием ведь идет, этикет того требует.

Кристина подняла на собеседника выразительные изумрудные глаза, улыбнулась и спокойно ответила:

– Шампанского так шампанского! Я его сегодня не пробовала.

Через секунду Стрельцов церемонно поднес даме бокал и спросил:

– На представлении адмиралу вашу прическу венчала диадема, такая же, как колье. Куда она исчезла?

– Какой вы наблюдательный человек, а не сыщик ли вы на самом деле?

– Я – интендант. Но в жизни меня привлекает все прекрасное.

Собеседница оценила признание. Последовал легкий кивок, а затем исчерпывающий ответ на вопрос:

– Диадема пошла на пожертвование. Муж положил на поднос какие-то ассигнации, а у меня с собой не было ни рубля. Но Святая Дева Мария подсказала, что на благое дело мне должно самой внести взнос. Я выбор сделала без колебаний.

– Решительная вы женщина, Кристина.

– Приятно слышать такое от человека военного, к тому же награжденного орденами. А вы что же сегодня один? Где ваша супруга?

«Кристина изучает обстановку», – не без иронии отметил про себя Илья Иванович, но ответил серьезно и грустно:

– Моя супруга долго болела и скончалась чуть более года тому назад в Петрограде.

– Простите, бога ради, за глупое любопытство, я не хотела причинить вам боль.

В этот момент она подняла увлажнившиеся глаза, в которых явно чувствовалось раскаяние. Стрельцов сделал успокаивающий жест и слегка коснулся ладонью ее пальцев в перчатке – руку она не отдернула. В ответ на искреннее сожаление он примирительно произнес:

– Вы же не знали. Я не таю на вас обиду. Наш брак был успешен, родились и выросли две замечательные дочки. Старшей теперь двадцать один, она вышла замуж и живет в Москве. Младшей – восемнадцать, она учится в Политехническом институте и одновременно работает сестрой милосердия в военном госпитале в Петрограде. – Сделав паузу, он добавил: – Как видите, я прожил довольно значительную часть отведенной мне судьбой жизни. Мне уже почти сорок два.

На губах Кристины снова заиграла улыбка, ухоженные темные брови изящно выгнулись домиком, она с иронией ответила:

– Не кокетничайте, полковник! Я все же понимаю, что вы вышли из возраста лейтенантов, хотя мало смыслю в делах военных. На комплимент от дамы напрашиваетесь?

Стрельцов промолчал. Он лишь внимательно смотрел на стоявшую рядом прекрасную женщину. Видимо, взгляд был настолько откровенным, что она смущенно сказала:

– Заговорилась я с вами, это не совсем прилично в моем положении. Муж, должно быть, уезжать собрался и высматривает, где меня искать. Надо идти. Вам на прощание скажу, что почти ежедневно в полуденные часы я захожу в тот koffik, где мы с вами недавно виделись…

Кристина возвратила недопитый бокал шампанского таким образом, что не поцеловать на прощание ее протянутую руку было просто невозможно. Стрельцов увидел уже знакомый взгляд с полуулыбкой немного пухлых губ, а через минуту он смотрел на спину удалявшейся дамы.

Разведчик в задумчивости остался стоять на месте и медленно прокрутил в памяти весь разговор с женщиной. Опыт подсказывал ему, что и он, и она находятся во власти мощной природной силы, увлекшей их в одном направлении, при этом оба пребывают в заметном волнении. Куда же от этого денешься!

Его мысли прервались музыкой оркестра, который грянул марш «Прощание славянки». Распорядитель пригласил господ офицеров в центр зала на построение для награждения отличившихся. Первым делом под общие возгласы приветствия губернатор объявил, что за успехи Балтийского флота в кампании 1914–1915 годов орденом Святого Владимира II степени награждается Николай Оттович Эссен. Далее сам адмирал вручал ордена и именное оружие командирам кораблей и офицерам, проявившим героизм в боевых действиях в конце прошлого года и начале второго года войны. Орден Святого Владимира III степени с мечами получил капитан 1-го ранга Колчак за успешную минно-заградительную операцию в Данцигской бухте в феврале. Стрельцов искренне радовался за награжденных товарищей, жал руку Александру Васильевичу и согласился распить с офицерами бутылку шампанского.

Вскоре прием в Офицерском собрании закончился.

Через неделю Илья Иванович вновь стоял в кабинете командующего и докладывал Эссену:

– Николай Оттович, из Германии получено очередное сообщение от агента «Учителя». Вы были правы: противник задумал наступать не только на Прибалтийском направлении, но и на других участках Русского фронта. «Учитель» докладывает, что через Берлин на Восток с десятого по четырнадцатое апреля перебрасывались по железной дороге германские армейские корпуса, в числе которых отмечаются Десятый армейский, Резервный, Гвардейский и Сводный. В составе Сводного корпуса с Западного фронта двигаются одиннадцатая баварская и сто девятнадцатая пехотная дивизии. А в общей сложности переброшено восемь укомплектованных германских дивизий.

Это – лучшие соединения противника, имевшие успех во Франции и Бельгии. По данным «Учителя», новым объединением назначен командовать генерал Макензен, который прежде командовал Девятой армией в ходе Варшавско-Ивангородской и Лодзинской операций.

Адмирал взял донесение в руки, принялся было читать, но вдруг отодвинул папку с документом и, глядя на своего начальника разведки, задумчиво произнес:

– Говорите, что я прав был в своих предположениях? Да, лучше бы я ошибался! Представляю, какая кровавая сеча завяжется на наших сухопутных фронтах с началом наступления противника. Что ж, война кругом, ничего не поделаешь…

Командующий стал внимательно читать донесение «Учителя», а потом распорядился:

– Ваш агент подробно указал, сколько эшелонов прошло через Берлин и количество боевой техники, находившейся в них. Срочно отправьте эти сведения в Ставку Верховного и в Генеральный Штаб. Там в них сейчас испытывается крайняя нужда.

Стрельцов с беспокойством принялся объяснять:

– Николай Оттович, я прошу вашего разрешения изменить текст доклада в вышестоящие инстанции. Не должно быть указания времени и места обнаружения агентом германского воинского контингента, потому что в случае утечки этих сведений из Петрограда «Учителю» может грозить опасность раскрытия. Мы же не можем утверждать однозначно, что утечки не произойдет. Всякие случаи бывают. Слова «Берлин» и «десятое-четырнадцатое апреля» следует убрать из доклада. Он станет более обтекаемым.

– Согласен, – ответил адмирал и поинтересовался: – Как идет ваша подготовка к отъезду в Швецию на встречу с агентом «Фридрихом»?

Полковник в очередной раз поразился тому, насколько глубоко вникает и как держит в памяти этот удивительный человек все вопросы, которые его касаются в той или иной мере. В ответ он сказал:

– «Фридрих» получил указание ждать меня в Стокгольме через две недели. Я буду готов к тому времени и отправлюсь в Швецию.

СЕКРЕТНО

Разведывательная сводка

штаба Балтийского флота

на 20 апреля 1915 года

Обстановка на Балтийском морском военном театре во второй половине апреля для нашего флота резко ухудшилась, что было связано с началом наступления германской армии из Восточной Пруссии в направлении Либавы. Успехи наших войск на Юго-Западном фронте генерала Иванова в начале 1915 года поставили Австро-Венгрию на грань военной катастрофы. Для облегчения ее положения кайзер отдал приказ организовать наступление в слабо защищенной нашими войсками Курляндии. До начала наступления германским командованием была проведена перегруппировка сил и перенесение центра тяжести военных действий с Западного на Восточный фронт. Из Франции в первой половине апреля были переброшены лучшие корпуса, часть из которых направлена на северный участок, в Прибалтику, а другая часть – в Галицию, где они вошли в состав ударной армии под командованием генерала Макензена.

В районе Тильзита в Восточной Пруссии в первом эшелоне для наступления сосредоточились три пехотные и три кавалерийские дивизии, переведенные с Западного фронта. Именно они начали наступление в направлении Либавы, Виндавы и Риги на фронтовой полосе от берега Немана до побережья Балтийского моря. По имевшимся планам часть войск предназначалась для высадки с моря в северной части Рижского залива близ Пернова. Два германских крейсера и до десяти миноносцев планировалось использовать для содействия операции с моря.

Силы Балтийского флота, дополненные английскими подводными лодками Е-1 и Е-9, успешно сорвали планы противника по высадке войск в Рижском заливе. Эсминцы германского флота в ответ произвели бомбардирование Либавы и нашей морской батареи на мысе Церель. Броненосные крейсера «Принц Адальберт», «Принц Генрих» и «Роон» совершили рейд к входу в Финский залив, но «Принц Адальберт» получил повреждение корпуса от взрыва донной мины, и весь отряд возвратился в Киль. Его преследовал наш отряд крейсеров («Макаров», «Баян», «Олег», «Богатырь») под флагом контр-адмирала Бахирева. Из-за густого тумана преследование было прекращено.

Одновременно с рейдом немецких крейсеров в районе острова Эланд в Центральной Балтике выявлена деятельность двух германских подводных лодок: U-33 и U-38. Успешный поиск подводных лодок противника, шедших под перископом, произвела группа гидросамолетов Балтийского флота.

Повышенная активность германского флота объясняется необходимостью удержать наши корабли в зоне Финского залива, не позволить его выступления в открытую часть Балтики.

Количество баз нашего флота с переходом Курляндии под контроль противника значительно сокращается, что самым отрицательным образом повлияет на возможность надводных сил флота вести боевые действия в Центральной Балтике.

Для подводных сил серьезной потерей становится уход из базы в Либаве, где, кроме наших лодок, базировались британские субмарины Е-1 и Е-9. Теперь они передислоцировались в Ревель, что сократило их боевые возможности по поиску и уничтожению кораблей противника.

Периодические действенные мероприятия сил нашего флота тем не менее мало влияют на общую обстановку на Балтийском морском военном театре. Начавшееся наступление сухопутных войск противника в Курляндии, вероятная потеря нами Либавы, где по приказу командующего Балтфлотом 17 апреля были взорваны крепостные батареи и мосты через канал, а также угроза Виндаве в связи с отходом русской 12-й армии к Риге позволяют сделать следующий вывод.

В ближайшее время операции германского флота должны будут принять более решительный характер. Становится ясен и объект этих операций – Рижский залив, получающий теперь исключительное значение как фланговый район Северо-Западного фронта.

Начальник разведывательного отделения

Балтийского флота

полковник Генерального Штаба Стрельцов.

Командировка в Швецию (май 1915)

Илья Иванович сидел в кабинете и разбирал присланную из Петрограда служебную почту Слева на поверхности стола росла стопка корреспонденции, которую посмотрят его офицеры, справа ложились документы для срочного прочтения. Он взял в руки очередной пакет, и серьезное, точнее – суровое выражение лица в момент изменила добрая улыбка. Из большого пакета, склеенного из грубой серой бумаги, помеченного угловым штампом «Генеральный Штаб», выскользнул иностранный конверт с цветным рисунком. Стрельцов с той же улыбкой стал разглядывать конверт и увидел знакомую адресацию: «Санкт-Петербург, Генеральный Штаб, Его превосходительству господину Стрельцову Илье Ивановичу лично в руки». Обратный адрес он тоже прекрасно знал: «Стокгольм, посольство Российской империи в Королевстве Швеция. От госпожи Голубевой Альбины Юрьевны. Дипломатическая почта».

Да, рыжеволосая красавица Альбина, как обычно, не подвела его, недаром он ей доверял и относился с большой теплотой. Илья Иванович не мог объяснить, как назвать их отношения: между ними, мужчиной и женщиной, не было и не могло быть никаких вольностей, ведь Альбина, можно сказать, на целый век моложе, и всего на два-три года старше его дочерей. Не сказать, чтобы они поддерживали некую дружбу: слишком редко доводилось встречаться или обмениваться письмами. Но всякий раз, когда Стрельцов писал ей или получал ее письма, он сознавал, насколько ему приятно расположение доброй знакомой. А их встречи в Стокгольме или Петербурге, которые можно было пересчитать по пальцам, оставляли понимание того, что и Альбина дорожит столь необычными отношениями. Скорее всего, считал полковник, она, истинный романтик, просто проявляла интерес, когда доводилось касаться дел с множеством тайн.

Они познакомились три года назад во время командировки Стрельцова по делам разведки в Швецию. Пришла нужда обратиться в посольство за помощью, и в качестве представителя русской дипломатической службы ему назначили именно Голубеву. Разведчик сразу понял, что он вытащил счастливый жребий. Внешне Альбина выглядела как натуральная скандинавская девушка: надень ей на голову белый чепец и дай в руки молочник – ни один швед или финн не скажет, что перед ним сотрудница русского посольства. К сему следовало добавить отличное знание шведского языка на уровне местных жителей и большое умение ориентироваться в запутанных городских кварталах старых шведских городов. Илья Иванович не злоупотреблял расположением чистой души и не привлекал женщину к агентурным операциям. Но не раз просил ее узнать какие-то городские и сельские новости или побывать в каком-то месте.

И в пришедшем в Ревель письме Альбина как всегда добросовестно отвечала на вопросы, заранее поставленные Стрельцовым. Выглядело это так:

«Милостивый государь Илья Иванович!

Рада случаю вновь обратиться к Вам и рассказать о тех местах прелестного Града Стокгольмского, где мне удается побывать в свободное от службы время. Я теперь научилась обращаться с фотокамерой, и моя „Exakta“ не знает покоя. Некоторые особенно удачные фотоснимки я высылаю Вам как ценителю скандинавской городской архитектуры.

Вот столичные кафе и рестораны:

Engelen Kornhamnstorg 59 Stockholm, Sverige

Cinnamon Bakery & Coffeeshop Verkstadsgatan 9 Stockholm, Sverige

А далее хочу перечислить местные гостиницы:

Strandvägen 7с Hotel Diplomat Stockholm, Sverige

Надеюсь, Вам придутся по вкусу мои новые художества. Напишите, а лучше приезжайте. У нас здесь тихо, не так, как нынче в полыхающей Европе.

С наилучшими пожеланиями здоровья и успехов Вам, мой ДРУГ,

Альбина Голубева.

Апреля 20 дня сего 1915 года. Стокгольм».

Мысленно поблагодарив мадемуазель Голубеву, разведчик аккуратно разложил полученные фотокарточки на карте Стокгольма и стал выбирать маршруты подхода к месту встречи с агентом «Фридрихом» и пути ухода со встречи. В качестве основного места они между собой определили небольшое кафе «Engelen», которое имело два входа для посетителей. По выбору запасного места имелись варианты, но это уже относилось к нюансам агентурной работы.

Шел первый день мая, подоспела пора собираться в дорогу. Адмирал Эссен сильно недомогал, лежал под наблюдением врачей, поэтому просить его аудиенции Стрельцов не стал. Непенин, не ведавший покоя, разрывавшийся между Гельсингфорсом, Петроградом и Ревелем, к счастью, оказался в штабе на борту «Рюрика». К нему и направился полковник для доклада и получения разрешения на отъезд в заграничную командировку. Адриан Иванович временно занял каюту начальника штаба флота, который в это самое время на крейсере «Богатырь» контролировал в составе отряда кораблей постановку новых минных заграждений на подходах к Либаве.

Контр-адмирал возле морских карт Центральной Балтики, расстеленных на столе, о чем-то возбужденно спорил с начальником оперативной части штаба, капитаном 1-го ранга Черкасским, когда Стрельцов попросил разрешения войти. В каюте наступила тишина, Непенин с Черкасским прервали разговор, а начальник разведки ждал команды начать доклад. Адриан Иванович эмоционально махнул рукой и скороговоркой сказал:

– Ладно, Михал Борисыч, вы еще раз взвесьте свои предложения, подумайте как следует, а мы здесь пока дела разведочные обсудим с Ильей Ивановичем.

Князь насупленно поздоровался со Стрельцовым, собрал карты и молча вышел.

– Вот упрямец! Дело ведь говорит, лишь в деталях мы с ним расходимся, но не желает ни в чем поступиться, упершись в свой план… Ну, Илья Иванович, вы-то с чем пришли? – спросил Непенин, в сердцах ломая спички, закуривая.

– Адриан Иванович, две недели назад командующий утвердил план моей встречи с ценным агентом в Швеции. Пора уже в дорогу отправляться, но Николай Оттович болен, поэтому я к вам с докладом об убытии в командировку.

– Да-да, знаю. Николай Оттович меня предупреждал о ваших планах. К великому нашему сожалению, он сейчас крайне плох. Я боюсь даже думать о возможном исходе. Осталось надеяться на Божью помощь. Касаемо вашей командировки, я отдал распоряжение командиру дивизиона эсминцев особого назначения о выделении корабля для специальной операции. Он предложил назначить «Охотника», который как раз в Ревеле стоит. Но я подумал и вызвал «Всадника», он в сравнении с «Охотником» имеет усиленное артиллерийское вооружение, которое в случае чего поможет отбиться от неприятеля, и меньшие размеры корпуса, что при хождении в Або-Аландских шхерах будет важным приоритетом. Корабль воюет постоянно, только что прибыл из похода, выставлял минные заграждения на коммуникациях немцев, командир и экипаж опытные. «Всадник» доставит вас в Мариенхамину, а потом останется на патрулировании в Аландском море, чтобы принять вас на борт после окончания операции. Командир – старший лейтенант Чириков Сергей Александрович – получил пакет с секретным заданием, вскроет его после вашего прибытия на борт и поступит в ваше распоряжение. Так что действуйте, с Богом!

– Благодарю вас, Адриан Иванович. Сегодня я побываю на эсминце, познакомлюсь с командиром и кораблем, а выйдем мы завтра во второй половине дня. Ходу от Ревеля до Аландских островов около семи часов. Светает сейчас рано, а у причала в Мариенхамине надо ошвартоваться в темноте. Следовательно, в семнадцать часов я буду на корабле, в море выйдем в девятнадцать. В три часа ночи ошвартуемся в порту. По темному времени перейду на финский пароход «Андромеда», а дальше рассчитываю быть в Швеции по расписанию.

– Все верно, Илья Иванович. Осталось пожелать вам успеха в непростом предприятии. Ну, обнимемся, что ли, перед дальней дорогой?

Прощание показалось Стрельцову трогательным. Он нарочито сдержанно поднял ладонь к козырьку, развернулся по-строевому и вышел из каюты.

Весь следующий день пролетел в одно мгновение. Непривычным для Ильи Ивановича казался предстоящий путь в Стокгольм, и он волновался. Чувствовал свое волнение, когда поднялся на борт корабля, когда в его присутствии командир вскрыл секретный пакет с заданием на предстоящий переход, и потом, когда Чириков предоставил ему отдельную каюту для отдыха. Волнение неожиданно прошло после запуска корабельного двигателя, ровный рокот машины подействовал успокаивающе. Полковник сидел на узкой койке в пространстве, больше похожем на платяной шкаф, чем на жилое помещение. Тем не менее возле койки уместился вошедший старший лейтенант, который доложил о выходе в море и о том, что по пути их ожидает неплохая погода со слабым ветром и частыми дождевыми зарядами.

Опытный моряк Чириков, впервые получивший задание переправить настоящего разведчика в чужую страну, считал себя в какой-то мере именинником и относился к предстоящему делу, пожалуй, с большей серьезностью, чем в момент подготовки к бою с неприятелем. Как и многие военные, привыкшие в жизни действовать открыто, Сергей Александрович испытывал пиетет к деятельности тех, кто причастен к секретной войне. Стрельцов видел это и из собственного опыта знал, что обеспечение его задания находится в надежных руках, а остальное будет зависеть от него. За себя он был совершенно спокоен.

Легкая вибрация корабля и плавное покачивание на волнах убаюкали Илью Ивановича, он с удовольствием дремал сидя, а когда проснулся – увидел, что за иллюминатором сгустилась темень балтийской ночи. Решив немного размять ноги, он пошел на открытую палубу. Эсминец был не слишком подходящим местом для любителей палубных прогулок: от надстройки до леера достаточно сделать всего полтора шага. А дальше плескалось море. Корабль плавно поднимался над волной, но через пару минут эту волну, казалось, легко было зачерпнуть ладонью, перегнувшись через леерное ограждение. Стрельцов прижался спиной к холодной броне надстройки, нашел удобное положение и остался на палубе.

Никого из экипажа в эту минуту не было видно, все находились внутри. Полковнику казалось, что он остался один на один с Балтийским морем, которое в полной темноте спокойно играло своими волнами. Времена менялись, век сменялся веком, а Балтика всегда оставалась Балтикой. Вокруг эсминца сомкнулась сплошная тьма, в радиусе нескольких миль не просматривалось ни единого огонька. Шла война. Если и были где-то другие корабли, то они, подобно «Всаднику», тихо крались со своими заданиями. Хотелось верить, что крадутся вблизи в этот час только наши корабли, а противник – где-то далеко.

Илье Ивановичу на память пришли романтические события конца прошедшего месяца. Так получилось, что он дважды виделся с Кристиной, потому что заглядывал в знакомый koffik в назначенный ею час. В первый раз ему удалось освободиться от дел служебных ненадолго, и они полчаса сидели за кофе и разговаривали. Точнее, говорила только Кристина, а он с интересом ее слушал. Из рассказа выяснилось, что выросла она в польской дворянской семье в Ковно, в восемнадцать лет родители выдали ее замуж. Теперь ей уже тридцать, а муж на десять лет старше. Феликса Тамма ее отец знал давно, у них были какие-то общие дела. Но отец умер, а с матерью у Кристины никогда не было близких отношений. Детей им с мужем Господь не дал, у Феликса всегда много дел, а она привыкла жить, скучая в одиночестве.

Во второй раз Стрельцов предложил немного прогуляться по улочкам древнего города. Пройдя Ратушную площадь, пара как-то неожиданно быстро оказалась возле дома, где жил полковник. Он показал вход в свою квартиру и полушутя-полувсерьез предложил зайти в гости. В ответ Кристина, лукаво улыбаясь, вновь выгнув брови домиком, погрозила спутнику пальцем и заявила, что она – женщина строгих правил. Потом они где-то сидели и пили кофе с ликером, что-то говорили и смеялись. Расставаясь, Стрельцов сказал, что скоро уйдет в морской поход и не ведает, когда сможет вернуться. Кристина, решительно тряхнув выпущенными из высокой прически завитками волос, торжественно произнесла, что будет ждать возвращения полковника, оказавшегося истинным рыцарем. Протянутую для поцелуя на прощание руку Стрельцов повернул ладонью вверх и поцеловал в запястье, источавшее аромат французских духов. Женщина, не отводя изумрудных глаз и не проронив ни слова, серьезно смотрела на решительного офицера.

Улыбнувшись приятному воспоминанию, Илья Иванович вернулся в каюту и вновь задремал, сидя на чужой койке. Он мгновенно открыл глаза, когда дверь в каюту тихо отворилась и заглянул Чириков.

– А что же вы не ложились? Вестовой специально чистым застелил, чтобы вы поспали, – удивился офицер.

– Ничего, я хорошо отдохнул у вас. «Если хочешь спать в уюте, спи всегда в чужой каюте!» – есть ведь такое флотское правило? Вот я и поспал в уюте. Хотя здесь тесновато, чувствуется, что идем на эсминце, а не на крейсере.

– Зато летим, как птицы, Илья Иванович! Через час подойдем и будем швартоваться в финском порту. Как встанем, я распоряжусь, чтобы весь экипаж собрался во внутренних помещениях и не зыркал, когда вы сойдете на берег. Вы ведь в штатском пойдете? В таком случае пора переодеваться. Форму можно на вешалке оставить – она вас подождет.

– Благодарю вас, Сергей Александрович. Я соберусь и буду ждать команды сходить на берег.

Через полчаса Стрельцов стоял в костюме и шляпе, купленных в Стокгольме, в дорожном плаще и раскладывал в саквояже документы на имя подданного шведского короля и немудреный скарб на несколько дней. Все лишнее, ненужное в этой непростой командировке, осталось в Ревеле. Корабль сбавил ход, на палубе происходило какое-то движение. Вскоре эсминец замер, его корпус перестал качаться на морских волнах. «Стало быть, прибыли», – предположил полковник. Действительно, через пять минут в каюте вновь появился командир корабля и почти шепотом в наступившей тишине доложил, что можно сходить на причал. Они вышли в коридор и быстро дошли до узких сходней, перекинутых с борта на портовый бетон.

– Там впереди пассажирский порт Мариенхамины, «Андромеда» готовится в рейс. Мы будем охранять ваш переход, а потом пойдем на патрулирование Аландского моря и шхерного участка. По телеграмме из Ревеля вновь придем сюда и дождемся вашего возвращения. Доброго пути вам, Илья Иванович!

Офицеры пожали руки и расстались. Стрельцов скорее почувствовал, чем заметил, как старший лейтенант украдкой перекрестил его на прощание. «Суеверные люди, эти моряки», – подумал разведчик, пожал плечами и пошел разыскивать пассажирский пароход.