Текст книги "Дети Силаны. Натянутая паутина. Том 2"

– Седмицу назад вы разъярили короля, и в тот же день принцесса занемогла. А еще мы знаем, что она находится в полной власти опасной личности, которая категорически не устраивает моего работодателя рядом с арбализейским троном. Тан Великий Дознаватель просит вас отныне не вмешиваться в дела политические и выражает благодарность за желание помочь ларийцу Джеку Рому в его беде. Спасибо за гостеприимство, у вас прекрасная семья и обильный дом, да благословит его Луна. – Я поднялся.

– И это все? Вот так возьмешь и уйдешь?

– А вы ожидали, что я немедля ринусь на доклад к Великому Дознавателю, после чего Имперра пойдет на штурм дворца, чтобы освободить всех хороших и казнить всех плохих?

– Я не идиот и не наивный ребенок, но ведь…

– Великий Дознаватель все обдумает и примет правильное решение, направленное на пользу союзу Мескии и Арбализеи. Вы принесли огромную пользу, монзеньор, и пролили свет на многие темные области. Пожалуйста, проводите меня, чтобы уход не выглядел побегом.

Вместе мы спустились к порту, где ждал паровой катер.

– Почему я чувствую себя предателем? – спросил этот храбрец, остерегаясь смотреть на меня снизу вверх. – Почему мне стыдно?

– Причин может быть много. Возможно, вы не верите мескийцам и, сотрудничая с нами, ощущаете себя так, как ощущаете. Возможно, вы не привыкли признавать свою несостоятельность хоть в чем-то и теперь, признав поражение на ниве незримой войны, чувствуете себя уязвленным. Возможно, вы тэнкрис действия, и необходимость выжидать заставляет вас ощущать некое бессилие…

– Ладно, хватит у меня в мозгу ковыряться! Довольно! Убирайся с моего острова и знай, что если еще раз заявишься без приглашения, я тебя убью!

– Надеюсь, что до этого не дойдет.

Все, что могло быть сказано, уже было сказано, однако я не спешил покидать пристань.

– Монзеньор, простите за откровенность, но, увидев вас впервые, я с трудом узнал сородича. Приглядевшись же, понял, что вы больше тэнкрис, чем многие среброглазые таны, встречавшиеся на моем жизненном пути. Позвольте задать вам очень личный, но очень важный для меня вопрос.

Эл’Травиа дернул усом и скрестил руки на груди.

– Спасибо. Ваша милая супруга – человек, не так ли?

– Так.

– И вы любите ее?

– Больше чем море, солнце и дыхание жизни в этом теле.

– Но она человек, а вы – тэнкрис. Разве может быть, чтобы души таких разных существ, как мы и они, были связаны священными нитями, которые плетет Силана?

– Я ничего не знаю о священных нитях, зато я знаю, что дикие быки и домашние коровы неплохо вяжутся. Я знаю, что тэнкрисы не способны скрещиваться ни с одним разумным видом в мире, кроме людей, и что нет иных разумных, так похожих на нас, как люди. Поэтому, когда я встретил Розалию и понял, что люблю, передо мной не встало никакой дилеммы.

– А как же ваши дети? Они тэнкрисы?

– Мои дети – это мои дети. Больше ничто не имеет значения. Так считал мой дед, так считал мой отец, так посчитал и я, беря в жены человеческую женщину. В итоге лишь мы, эл’Травиа, стали единой плотью и кровью с народом Арбализеи, не думая о чистоте крови или чужом мнении. У меня есть острая гаффора, доставшаяся от предков, и неприлично толстый счет во многих банках мира, так что я могу делить эту жизнь с тем, с кем хочу.

Я кивнул его словам и своим мыслям.

– Спасибо. Пожалуйста, как можно быстрее перевезите куда-нибудь свое семейство и сами залягте на дно.

– Что?! Зачем это?!

– Родственники рода эл’Азарисов в последнее время приобрели дурную привычку погибать. Сначала лейб-медик, затем глава тайной службы. Позаботьтесь о своем будущем, монзеньор.

На обратной дороге, укачиваемый волнами, я перемешивал в голове варево мыслей.

– Все в порядке, хозяин? Вы долго молчите.

– Только ты и знаешь, что у меня на душе, не задавай глупых вопросов.

– Простите. Мы провели день с пользой? Это тоже глупый вопрос?

– О, мы очень хорошо провели этот день. Я уже некоторое время не подвергаю сомнению прочную связь между Адалиндой и технократами. Что их связывает – загадка, но они явно работают вместе. Ради чего?

– Трудно предположить, хозяин. Технократы выступают против магии.

– Верно. К тому же есть и другой вопрос, который намного важнее: насколько сам король осведомлен о действиях своей фаворитки? Что он знает? Чего он не знает? Ясно его мышление либо находится под гнетом чар? Что это за перепады настроения? Хм…

– Хозяин?

– Думаю, многое из того, что говорил эл’Травиа, имеет под собой основание. Я замечал, следя за поведением и эмоциями короля, что Солермо эл’Азарис словно еле заметно раздваивается. То он говорит от первого лица, то от третьего, то отвечает быстро и уверенно, то подбирает слова, будто боясь сказать что-то лишнее. Конечно, это гипотеза, но складывается впечатление, что в его голове уживается несколько личностей либо одна личность…

– На которую воздействуют извне?

– Возможно. Или это болезнь, недавно ставшая известной под именем «шизофрения». Боюсь представить, во что может вылиться правление монарха, больного ею. А между тем рядом с нестабильным Солермо трется бруха. Сегодня она очень волновалась, но, сохранив контроль нал Луанар, восторжествовала. Эх, не все спокойно в Арбализейском королевстве.

– Значит, мы должны устранить короля?

– В данной ситуации это стало бы прямой угрозой генеральному плану. В первую очередь мы обязаны найти подтверждения, что непросто, поскольку лейб-медик мертв давно и основательно.

– Мы могли бы привлечь тана эл’Румара.

– Он занят в проекте «Корпус смерти». К тому же останки так сильно пострадали, и прошло столько времени, что даже его Голосу не под силу с толком оживить такое. Сдается мне, Грюммель понимал, как нужно уничтожить свидетелей, чтобы они оставались немы после смерти. Он хорошо проинформирован о некоторых наших активах.

– В рядах Имперры крот?

– Кроты есть в любой тайной организации, их отсутствие статистически невозможно. Но здесь, скорее всего, иное. Тромгар эл’Румар не скрывал своего Голоса до вступления в Имперру, как и я, так что эта информация изначально находилась в свободном доступе и где-то сохранилась, несмотря на мои попытки ее изжить.

– В таком случае что нам теперь нужно делать, хозяин?

– Мы должны найти способ изолировать Адалинду, как следует допросить ее и отдать все-таки Барону Шелебе то, что ему причитается. Также нам необходима армия бухгалтеров, которая ринется проверять расход каждой потраченной на устроительство выставки купюры. Солермо занимал у нас, у своего брата и еще Силана ведает где, хотя мескийской ссуды более чем хватало. Зачем ему столько денег и куда они пошли? Улавливаешь ход моих мыслей?

– Поскольку мы знаем, что Арбализея тайно разрабатывала новые технологии…

– Именно. Солермо эл’Азарис создавал новое оружие, а Железное Братство его благополучно украло. Своей головой думал король при этом или за него думала Адалинда – критически важно. Что-то очень скверное творится в Арбализее, и мы должны это раскопать.

– А если король думал своей головой, хозяин?

Катер причалил, и Адольф весело помахал нам с пристани.

– Если так, Арбализею постигнет очень печальная судьба, после чего у нее появится королева.

– Королева, которая выйдет замуж за будущего Императора и присоединит Арбализею к Мескии.

– Себастина, фе! Меня ужасает, какие коварные планы ты вынашиваешь в своем мозгу!

– Хорошо сплавали, шеф?

– Отлично, Адольф! Домой! Хочу есть, спать, ванну, массаж, тумблер виски и немного женского тепла. К сожалению, мой источник женского тепла ушел в море, так что вези меня поскорее к моим двум тумблерам виски.

По пути в Орлеску меня разморило, и из «Гаррираза» я выбирался не без посторонней помощи. Однако на том мои злоключения не закончились – ведь напротив особняка стоял стимер, двери которого открылись одновременно с нашими. Адольф оставил меня Себастине и двинулся навстречу двоим викарнам, ловко вертя меж пальцев Клементину.

– Они пришли с миром, друг мой, остынь! Форхаф, зеньора Сарави, вы ведь не причините зла моей драгоценной персоне?

– Даже в мыслях не имели.

– Славно! Давно ждете?

– Нет, не очень, – солгал тигр.

– Вас приглашали внутрь?

– Много раз, ваши слуги очень заботливы, но мы решили не вторгаться, пока хозяина нет дома.

– Что ж, окажите честь и выпейте чаю вместе со мной.

В малой трапезной Мелинда и Себастина расставили чайный сервиз. Адольф прислонился к стене рядом с дверью и следил за гостями, не выпуская из ловких пальцев ножа. Викарны явились не с пустыми лапами – внесли и поставили у стола большой плоский сверток, обтянутый бумагой и шпагатом.

– Прошу простить за этот вид, я весь день на ногах и немного утомился. Арбализейская жара вытапливает силы с неимоверной скоростью.

– Мы знаем, – кивнул Форхаф, – наши предки жили в снегах, а мы обитаем здесь. Сменится еще не одно поколение, прежде чем мы сможем акклиматизироваться.

– Сочувствую, сочувствую.

– Тан эл’Мориа, мы пришли, чтобы вручить вам подарок.

– Как мило!

– Он не от нас, а от нашего покойного господина. После вашей встречи, я думаю, к нему пришло вдохновение. Картина была готова в тот же день и удалена из оранжереи для сушки, а потом к ней делали раму. Со всей этой суетой мы лишь сегодня смогли выбрать время для передачи.

– И она послужила удобным поводом для визита. Чего вы хотите, Форхаф?

На этом вступление было окончено, и мы перешли к делу. Сарави от моей грубости прижала уши к голове, ее брат, по своему обыкновению, остался сдержан.

– Мы подумали и сочли, что наше сотрудничество пошло несколько неверным путем.

– Вы так сочли? А я счел, что в определенный момент вы просто плюнули на наши договоренности и решили, что сможете сами выследить и поймать Грюммеля, но ошиблись.

Сарави если и хотела что-то сказать, то едва заметное изменение в позе брата заставило тигрицу передумать. Никак она не учится держать себя в лапах.

– Мы действовали импульсивно и необдуманно, в чем раскаиваемся. Пожалуйста, примите искренние извинения от имени общины.

– За то, что вы действовали импульсивно, или за то, что опозорили память Хайрама эл’Рая?

Сарави зашипела, оскалила зубы, Адольф перехватил нож за лезвие и замер.

– Зачем вы таскаете зеньориту за собой, если знаете, что она не умеет себя вести?

– Не умеет, но должна учиться. К тому же вы сильно задели ее чувства.

– Если правда причиняет страдания, значит, что-то в жизни вы сделали не так.

– Может быть, объясните, как викарны опозорили память Хайрама эл’Рая?

Я позволил себе надменную усмешку.

– Объясню – всеми своими действиями. Как только старик умер, вы позабыли обо всем, чему он вас учил: быть верными слугами страны, всегда ставить ее интересы выше своих, чтить долг прежде всего иного. Вы решили упиться местью. Что бы он сказал, увидь, как бестолково его дети распорядились собой?

– Хотел бы я вам возразить, но не нахожу доводов.

Сарави кипела, Форхаф лишь скорбно опустил глаза.

– Но мы хотим исправиться, ради чего готовы покорно служить вам в вашем деле, не отвлекаясь на личные мотивы.

– Ах, вы наконец-то готовы? Сначала я хотел работать вместе с вами, но вы меня разочаровали. Больше викарны мне не нужны, я им не верю. Уходите. Если понадобитесь, позову, но если попытаетесь мешать, узнаете, что все великие империи мира схожи в одном – мы умеем быть жестокими в отношении определенных групп лиц. Спокойной ночи.

Тигр встал, вежливо попрощался, и они покинули особняк. Вот так.

– Какой короткий и бестолковый визит, – хмыкнул Дорэ, проводив гостей. – Может, надо было сразу их развернуть?

– Хозяину виднее. – Себастина заменила чай на виски.

– Может, ты и прав. Кошки наконец осознали, что так и остались чужаками на этой земле. Королю они не нужны, народу – тоже. За все время их жизни в Арбализее викарны существовали закрытой общиной, сплоченной вокруг одной личности. Стержень их бытия сломался, нового не появилось, и саблезубые почувствовали отторжение.

– Ты это предвидел, шеф?

– Мм, нет. Честно говоря, я обдумывал варианты устранения Форхафа или его перековки при помощи Голоса. Но вот даже у меня раз в экстаз случаются такие чудеса, когда проблемы решаются сами собой. Себастина, набери ванну. Адольф, распакуй подарок, пожалуйста.

Хайрам эл’Рай не владел чародейскими навыками, но рисовал отменно. Неудивительно – живопись являлась основой его Голоса.

– Хм, разве такое можно нарисовать за один день?

– Разные творцы и творят по-разному. У одних уходят годы, а иные в лихорадочном угаре справляются за часы.

– Хм, шеф, а кто это?

– Азэлиан, мифический герой. По преданию он был вождем одного из племен тэнкрисов после Раскола, когда мой народ беспризорно скитался по чужому миру. Однажды к его племени прибилась дева невероятной красы, которая очаровала всех, влюбила в себя и мужчин, и женщин, только вождь не поддался чарам. Его Голос позволял прозревать сквозь любую фальшь, и Азэлиан увидел в ней саму Темноту. Он взял копье и пронзил грудь прелестницы насквозь, а его сородичи, разъярившись, пронзили его спину множеством копий. Из тела Азэлиана потекла серебряная кровь, а из тела прекрасной девы – великая чернота. Раскрытая, она бежала прочь от тех, кого хотела соблазнить и увести в свое логово. Именно акт самопожертвования Азэлиана Хайрам эл’Рай решил запечатлеть, своего рода хрестоматийный образ самоотверженного лидера.

– А обязательно было рисовать его голым?

– Адольф, то были доисторические времена, одежды еще не придумали. Спокойной ночи.

– Спокойной, шеф. Ты, кстати, прости, что я с вами на остров не поплыл, но у меня от качки такая морская болезнь начинается, что заблевать могу целый пароход, не то что катер.

Я отмахнулся, допил виски и направился в ванную комнату.

Под воздействием теплой воды и умелых рук Себастины напряжение уходило и разум медленно готовился ко сну. Перед внутренним взором еще мелькали образы пережитого дня, начиная с самого утра и заканчивая этой дурацкой картиной. Думал ли я, что эл’Рай решил мне польстить? Нет, едва ли. Если бы не честность Форхафа, я решил бы, что все это ложь и викарны просто выдумали предлог для визита. Но нет, старик написал картину, и вот кошки ее мне принесли…

– Кошки.

– Хозяин?

– Кошки, Себастина, они принесли картину.

– Я знаю, хозяин.

– Себастина, когда мы впервые наведались в дом Лакроэна и застали его спящих любовников, кого ты видела?

– С моей стороны постели лежало две женщины, хозяин, человеческая и…

– Самка викарна, не так ли?

– Да, белая тигрица. Простите, тогда я не придала этому значения, но если помните, позже я сообщала…

– Она была викарном, мы уже знаем, что старик подложил под художника своего агента. Ну а та, что из людей, на кого она походила?

– Не знаю, хозяин. Она лежала на животе, я запомнила лишь, что она была не очень крупной, жилистой, бронзовая кожа, много шрамов, прямые черные волосы…

– Кажется, я понял, где, возможно, следует искать сердце Дракона Времени. Хватит плескаться, вытри меня поскорее!

В кабинете, под ворохом других бумаг, вскоре отыскалось досье на покойного Лакроэна. Позже я присовокупил к нему бумаги, в которых говорилось о судьбе имущества художника. На момент смерти он имел немало долгов, и львиную долю произведений из мастерской намеревались распродать, но пока что все личные вещи, включая картины, находились под арестом и хранились на одном из складов тайной службы.

Вскоре не успевший толком остыть «Гаррираз» мчался по ночным улицам Арадона. Тут и там еще виднелись следы прошедшего праздника, аборигены гуляли уже второй день, а гости столицы старались не отставать от них.

Жетон открыл путь на охраняемую территорию склада, после чего смотритель, сонный и растерянный, долго пытался найти нужный номер в картотеке. Но даже когда мы нашли нужный стеллаж с нужными ящиками, задержки себя не исчерпали. Картин оказалось слишком много, оказалось, что Лакроэн снимал еще одну комнату в том же доме, чтобы хранить их.

– Адольф, вскрывай пломбы, распаковывай, Аделина, растащи ящики, а вы, любезный, идите.

Распаковка шла так, что щепки летели, холсты выставлялись вдоль бесконечных стеллажей, и даже незавершенные картины, даже в тусклом свете ламп, восхищали.

– Шеф, а что мы вообще ищем?

– Женщину низкого происхождения со смуглой кожей и роскошными черными локонами.

Лакроэн мог писать что угодно, но особенно хорошо ему давались портреты и композиции с обнаженной натурой. Клирики хотели, чтобы он разрисовывал храмы ангельскими ликами, а содержатели борделей платили ему за мистически притягательные картины порока. Чего было не отнять у покойного – так это таланта.

– Шеф, кажется, это оно. То есть она.

Приблизившись к картине, я улыбнулся и похлопал Дорэ по плечу.

– Это она.

– Но какого дьявола?! Почему? – растерянно воскликнул он.

– Автор был развратником и писал свои произведения красками порока, а вместо кисти использовал… фигурально выражаясь. Пока богачи восхищались красотой его картин, Жан-Батист, словно в насмешку, искал натурщиков на дне жизни, самых осуждаемых и отторгаемых. Его прекрасные нимфы были списаны с куртизанок, херувимы – с беспризорных детей, свирепые воины – с убийц, демоны и злодеи – с наркоторговцев и так далее. Вторым же помимо живописи его настоящим талантом являлось умение похищать и продавать чужие тайны. Торговал он ими бойко, во все стороны, низменный образ жизни подразумевал очень высокие расходы.

– Шеф, я вообще ничего не понял.

– Хозяин говорит, что Лакроэн выбирал себе натурщиков из самых низов общества.

– И что?

– Не разочаровывай меня, Адольф. Разве ты не знаешь, что художники и их натурщики очень часто спят друг с другом? Для Лакроэна это вообще было едва ли не правилом. Когда мы впервые посетили его дом, он как раз закончил участие в свальном грехе с еще четырьмя разумными существами.

– М-м-мать, как же скучно я живу!

– Одним из них был его помощник по имени Флавио, кажется.

– Впрочем, не особенно-то и хотелось.

– Остальные три персоны – женщины. Одной из них наверняка являлась Фо, убийца, подосланная Луянь Чэном. Женщина-викарн наверняка служила покойному эл’Раю, так как все викарны служили старику. Третьей же я не разглядел тогда, заметил лишь, что у нее была смуглая кожа и великолепные черные локоны.

Мы внимательно посмотрели на холст.

– В Арбализее ее народ презирают, так что куда уж ниже.

– До чего же хороша, – хрипло выдавил Дорэ. – Так получается, этот придурок тащил в постель всех подряд и дотаскался до того, что переспал с собственной убийцей?

– Да, он потерял бдительность и позволил заинтересованным лицам окружить себя самого шпионами. Одна из любовниц умыкнула у него очень ценный предмет, который нужен всем, а потом другая, менее расторопная, запытала его до смерти.

– Достойная смерть для достойного человека. Значит, это она?

– Да, он писал с нее, он спал с ней, она имела доступ в его жилище и была неподалеку в день убийства. Я почти уверен, что это она украла камень, и мы должны найти ее как можно скорее. А еще… во мне крепчает одно очень плохое подозрение.

– Хозяин?

– Пора домой, нужно подготовиться к поездке в Рыжие Хвосты и поспать хотя бы час, я ведь тоже не железный.

Себастина подхватила и понесла за мной холст, на котором прекрасная чернокудрая цыганка так и продолжала исполнять танец пламенной страсти, беззвучно потрясая бубном.

Двадцать седьмой день от начала расследования

Иногда у меня случались приступы меланхолии, причиной коих, возможно, являлась потеря уверенности в себе. В былые годы я был очень самоуверенным, кичась мыслительными способностями, но с началом дегенерации оных самоуверенность куда-то делась. Теперь, не будучи способным решить очередную загадку, я невольно задумывался о том, что, возможно, прежний я справился бы лучше и быстрее. Именно такие мысли и досаждали мне во время исследования Лисьих Хвостов.

– Туча времени прошла, шеф, их здесь уже давно нет.

– Признаки насилия?

– Хм… нет, следы резни заметить легче, а скрыть труднее. Помнишь Хунджат?

– Рад бы забыть.

– Вот-вот. Отсюда бежали, но здесь не погибали. Намусорили, конечно, знатно, но и все на том. Морской ветер хорошенько причесал этот песчаник. А ты сам что-нибудь чуешь?

– Практически ничего. Обычно эмоциональный фон сохраняется около седмицы после исхода разумных существ из их долговременных жилищ; на месте массового кровопролития следы остаются месяцами. Здесь ничего нет.

Рыжие Хвосты считались частью Арадона лишь номинально. Эта территория и застроенной-то не была – несколько больших холмов на окраине столицы да складки местности промеж них.

Песчаник, пустынная растительность, ящерицы, змеи, скорпионы, никакой защиты от солнца или ветра. Цыган нигде и никогда особо не жаловали, но в Арбализейском королевстве эта нелюбовь имела особую силу и выражалась также в ограниченной зоне расселения. На улицах столицы они могли появляться лишь как актеры-попрошайки, и то лишь потому что их культура волей-неволей срослась с арбализейским колоритом, притягивавшим состоятельных иностранцев.

Мы объезжали Рыжие Хвосты с раннего утра, но за три часа так и не встретили ни единой живой души. Кроме собак. Многочисленные стоянки исчезли, и если бы не мусор, само их существование встало бы под вопрос. Всего седмицу назад цыгане еще были, а теперь вдруг совсем закончились. Удручающе.

Вновь забравшись на вершину холма, мы встали. Адольф начал осматриваться через бинокль, как уже делал не раз, а солнце продолжало набирать силу. Становилось так жарко, что мне казалось, будто этот зной был вплетен в потоки морского ветра и вместе с ним накатывал на землю. Затылок лоснился от пота.

– Опа, шеф, взгляни-ка.

Вдали, оставляя за собой пылевой шлейф, катился большой белый фургон с гербом священного Фатикурея на кузове.

– Адольф, мы сможем преследовать их, оставаясь незаметными?

– По этим лысым холмам? Едва ли. Но, видимо, попробовать придется, так?

Догнать фургон удалось не сразу, он изначально находился на приличном расстоянии и двигался в противоположную сторону, однако же мы преуспели на самой южной границе пустыря. Транспорт стоял на дороге близ развалин какого-то здания, окруженный солдатами храмовой стражи Фатикурея. Что-то происходило. При нашем приближении они вскинули карабины.

– Пожалуйста, не стреляйте! – Я осторожно высунулся из притормозившего стимера, держа руки на виду.

– Кто вы такие и по какому праву здесь находитесь? – громко вопросил офицер.

– Где «здесь», монзеньор? На пустыре? Я приехал нанять танцовщиц и музыкантов для увеселения! У моего брата завтра предсвадебное гуляние, последний день свободы, хочу, чтобы он повеселился напоследок, но по Рыжим Хвостам как ураган прошел! Вы не знаете, куда делись все цыгане?

– Богобоязненным душам перед свадьбой следует пойти в храм и попросить богиню о крепкой семье, а не грешить, мараясь о цыган в пьяном угаре! Езжайте прочь, пока…

Послышались крики, и из развалин к дороге вышли еще двое солдат, один тащил за шкирку мальчишку. Юный фукс пискляво рычал, шипел и выворачивался, но все впустую.

– Простите, пожалуй, мы действительно поедем! Благослови вас богиня за то, что чистите землю от этих вонючих бродяг!

Мы развернулись и отъехали на некоторое расстояние.

– Шеф, а перестрелять их всех никак? Ты же отлично делаешь в мясе дырки!

– Во-первых, я не был уверен, что это необходимо. Во-вторых, тринадцать стволов против двух наших; они уже целились, а нам надо было еще выхватить револьверы. Даже с учетом того, что Себастина очень охотно идет на сближение с врагом, тебя могли бы ранить.

– Ха! Повезло мне, что ты ценишь жизни своих людей.

– Незаменимых нет, но есть неповторимые, я давно это усвоил.

– Мы должны их опередить и устроить засаду, скорее жми на пар, я «веду» этих святых воителей, но могу потерять их эмоции, если отъедут слишком далеко.

Белый фургон углубился в территорию Чердачка, и преследование упростилось. Они не могли видеть нас, но я ощущал их перемещение в пространстве, а поскольку церковные воители несколько раз останавливались и маршрут их оказался предсказуем, мы смогли устроить засаду.

Самой подходящей показалась улица, многие здания которой были разрушены, а их обломки закрывали перекрестки – некуда свернуть, путь только по прямой. На втором этаже одного из относительно уцелевших домов я, проверив оба револьвера, свой и Адольфа, ждал.

– А может, меньше эпатажа, шеф? – спросил он.

– Иди вниз, к Себастине.

– Шеф, я чувствую себя ненужным. Ты стреляешь лучше меня, а Себастина лучше меня вырывает из живых существ позвоночники. Зачем я вообще нужен, напомни?

– Крутить баранку и радовать меня остроумными беседами. Себастина прекрасна во всем, но ей всегда не хватало остроумия.

Я перешагнул через подоконник и спрыгнул на крышу кузова проезжавшего внизу фургона. Стимер остановился, одна секунда на восстановление равновесия, еще одна – на более точное определение целей, а потом огонь из обоих стволов по сгусткам эмоций внизу. Всего их в кузове было двенадцать – одиннадцать сильных и один слабый. Я метил по сильным. Каждый солдат получил по пуле, и у меня даже осталась одна лишняя. В это же время Себастина вылезала из кабины с окровавленным тесаком в одной руке и кричавшим офицером – в другой. Водитель встречи с ней не пережил.

– Адольф, полезай в кузов и вытащи ребенка, он, должно быть, без сознания, пусть лучше не видит всей этой крови.

Моя горничная оттащила добычу от машины, оставляя в пыли кровавый след, присела над ней и стала сноровисто перевязывать офицеру культю.

– Пытался вытащить из кобуры пистолет?

– Да, хозяин.

– Вы заплатите за это!

– Все прошло на удивление гладко для такой сырой авантюры.

– У вас огромный опыт, хозяин.

– Безбожники! Вы ответите перед богиней и святыми…

Я присел и схватил его за горло, перенимая контроль над эмоциями. Говорят, что от любви до ненависти один шаг, но мне было точно известно, что еще меньше. Годы практики принесли пользу, я мог заставлять ненавидящих обожать, испуганных – доверять, а мятежных – склоняться. Прежде это было тяжело, а основательная перековка тяжела и сейчас, но внушить временные эмоции я мог сравнительно легко, особенно при прямом контакте.

Трудно таить секреты от того, кого ты обожаешь, так что спустя минуты этот человек, глядя на меня с дебелой улыбкой, самым ласковым голосом поведал обо всем, что знал. Его отправили в патрулирование, он должен был искать цыган, хватать их и везти в Фатикурей на допросы. Слуги святого престола разыскивали цыганку по имени Валеска, кою обязаны были схватить любой ценой.

– И ты не знаешь, от кого исходил приказ?

– Откуда-то сверху, полагаю, мне его передал вышестоящий офицер.

– Понятно. Это все?

– Все, – улыбнулся он, преданно глядя мне в глаза.

– Хм, ну что ж, спасибо, ты оказался немного полезен. Теперь возьми этот револьвер и выстрели себе в висок.

– Ради вас я готов на вс…

Двенадцатая пуля тоже принесла пользу: свидетели были нам совершенно не нужны.

– Что дальше, хозяин?

– Дальше? – Я оглянулся на фургон с трупами. – Надо убраться отсюда поскорее, где-то рядом рыщут и другие храмовники. Возьми лисенка ты.

Больше никого не встретив по пути, мы порядочно отъехали от места засады и загнали стимер в тень пустого проулка.

Ребенок просыпался, и я осторожно манипулировал его эмоциями, словно гладя по шерстке, – следовало внушить юному фуксу, что он в безопасности, что нам, его спасителям, следует доверять.

Фуксы, или вольпены, как их еще звали, издревле пользовались репутацией хитрецов и плутов. Мало где им удавалось ровно влиться в жизнь общества, так что и в Мескии, и в Арбализее, и в странах Севера этот народ либо вел кочевой образ жизни, либо селился в компактных автономиях. Лисы неплохо показывали себя в торговле и искусстве, но из-за древних стереотипов серьезных успехов вне диаспоры добивались редко. В Арбализее они являлись плоть от плоти частью цыганского народа и даже делили с ним один этнос.

– Приветствую, юноша, выспались?

Его уши встали торчком, мордочка пошла морщинами, лисенок пытался скалиться.

– Прошу, не нападайте на нас, мы не враги. – Свои слова я подкрепил аккуратным ментальным напором. Дети легковерны, малоспособны к критическому мышлению и нуждаются в защите, потому его оказалось легко убедить.

– Правда?

– Абсолютная. Нам пришлось спасать вас из лап церковников, юный друг. Как вы попались?

– Я… я выполз осмотреться. Я был в дозоре, но они заметили меня на развалинах старой винокурни.

– Понятно, значит, вы дозорный. Благородная и опасная миссия. Друг мой, мы ищем женщину по имени Валеска, она попала в большую беду, и многие опасные люди тоже хотят ее найти. И заточить. Мы пришли помочь, но не знаем, где она. Сможете нас провести?

– Она в безопасности, зеньор! – заявил он.

– Никто не в безопасности, пока нет тех, кто за него вступится. Укрывище – хорошо, охрана – еще лучше.

– Ее охраняют!

– Умелые солдаты с оружием, дирижаблями, армодромами и шагающими паровыми доспехами?

– Шагающими доспехами? – Его глаза округлились. – Железными великанами?! Как у черно-белых?!

– Точь-в-точь как у черно-белых. У меня есть такие.

– Врете! – заявил лисенок.

– Ни разу в жизни. У меня много солдат и оружия. Если хочешь, я попрошу принять тебя на обучение, чтобы ты тоже мог управлять таким доспехом.

– Честно?!

– Да. Правда, для этого тебе придется присягнуть Мескии и получить подданство, а потом долго учиться, чтобы стать компетентным военным офицером, но в итоге ты окажешься пилотом шападо. Ну или я прикажу кому-нибудь прокатить тебя на броне, и ты даже сможешь покомандовать.

Он не понял и половины из сказанного, лишь то, что его покатают на железных великанах. И хотя эта мысль вызвала в душе ребенка приступ восторга, он все еще противился. Более глупому хватило бы и одной моей улыбки, чтобы начать болтать, но маленький лисенок обладал неожиданно сильной волей и очень не хотел выдавать свои секреты. Интересно.

– Послушайте, друг мой, времени в обрез, я должен либо вызвать своих людей сюда, чтобы обеспечить безопасность Валеске, либо убираться прочь, ведь вокруг полно врагов. Так как, вы поможете мне помочь вам спасти всех?

Удар оказался рассчитан верно, и стержень сопротивления сломался.

– Валеска предупредила всех, чтобы они скорее уходили из Хвостов, подальше от столицы, прятались. Люди из Лунного города стали рыскать по холмам, а потом и вовсе хватать нас. Те, кто не успел удрать или спрятаться, обратно не возвращались.

– Но вы успели.

– Да, зеньор. Дядя Бази́ль спрятал нас в одном тайном месте, только нас, несколько семей. Нам пришлось сжечь наши дома и многие вещи…

– Я дам вам новые дома, только, пожалуйста, отведи меня к Валеске. Это очень важно.