Текст книги "Ошибка генерала Жукова"

Как и подобает сложной машине, “Хорьх” оказался с “норовом”, пришлось почти день потаскать его на буксире во дворе гаража, прежде чем автомобиль завелся. Наконец мотор заработал. Музыка! Сдержанный гул, клапанов не слышно. Да что тут говорить, добротно сработали немецкие мастера. Этому вездеходу предстояла у нас долгая жизнь – в основном на нем Г. К. Жуков ездил по фронтовым дорогам два года с небольшим».

Однако в сорокоградусный мороз на фронте мотор «Хорьха» заглох, да так, что шофер Жукова вблизи колонны немецких танков несколько часов устранял неисправность, и за это был награжден орденом Красной Звезды. После этого в колонну сопровождения стали брать отечественный вездеход ГАЗ-61.

Пример с автомобилем достаточно показательный. Внедорожники, как и другие германские автомобили и танки, создавались для европейских условий, и их эксплуатация в сорокоградусный мороз не предполагалась. Масла и дизельное топливо в условиях низких температур загустевали, а личный состав германской армии просто не имел опыта по оперативному «оживлению» замороженной техники. Отечественные же танки и автомобили были достаточно просты в эксплуатации и допускали даже «варварское» к себе отношение: застывший двигатель обливали из ведра кипятком, а в некоторых случаях и бензином (чтобы кратковременно поджечь) для его оперативного запуска в условиях низких температур. Под танками, находившимися на позициях, разводили небольшие костры, что позволяло экипажу не только заводить, но и спать в боевой машине в условиях холодов. Конечно, подобные эксперименты отечественной военной технике жизнь не продлевали, но с другой стороны, сколько «живет» танк или бронемашина в условиях непрерывных боевых действий? Наверное, меньше, чем время ее расчетной эксплуатации.

Ни советские, ни германские бронетанковые соединения и части не имели достаточного количества средств эвакуации. И если в условиях контрнаступления немецкая проблема для нас была благом – противник не мог эвакуировать брошенные машины, то отсутствие эвакуаторов в бронетанковых войсках Красной Армии существенно снижало ее боевую мощь. Командующий войсками Западного фронта в своем донесении И. В. Сталину 5 декабря 1941 года писал:

«В боях мы очень много теряем тяжелых и средних танков. Основной причиной больших потерь является полное отсутствие тракторов для эвакуации с поля боя подбитых танков КВ и Т-34».

Основу советских бронетанковых сил при проведении контрнаступления под Москвой составляли танки самых различных типов – как отечественного, так и британского производства. Автор намеренно классифицирует их не по весу, а по назначению, так как весовые характеристики британских танков поддержки пехоты, да и нашего Т-50, соответствовали скорее средним боевым машинам, а по вооружению они относились к легким танкам.

Единственным массовым тяжелым танком на ТВД являлся наш 48-тонный КВ (выпуска Ленинградского или Челябинского Кировского заводов). Говорить о «мастодонтах» Т-35, которые иногда мелькают среди фотоматериалов и на фотохронике этого периода Великой Отечественной войны, стоит только для того, чтобы разобраться в интриге их появления. Один из Т-35 находился в парке Академии механизации и моторизации РККА им. И. В. Сталина и попал в кадр, когда отдельная танковая рота академии отправлялась на фронт в составе 1-го Московского отдельного отряда моряков. Об участии этой машины в боевых действиях ничего не известно, так как отряд с линии фронта вернулся на переформирование в Москву. Второй Т-35 уцелел на Казанских курсах усовершенствования командного состава и «снялся в одной из ролей» в фильме о контрнаступлении под Москвой. Не на фронте же снимать картину!

Немецкого конкурента у КВ тогда не было. 76,2-мм пушками Ф-32 или ЗиС-5 он поражал любой вражеский танк, а бороться с 75-мм броней КВ могло только германское 88-мм орудие Flak 36/37. Однако броня и соответственно вес КВ сыграли с ним «злую» шутку – многие мосты европейской части СССР не выдерживали веса этой машины (47,5 т. – Примеч. авт.), соответственно мобильность подразделений, оснащенных КВ, была ограничена. Количество тяжелых танков в войсках группировки колебалось в пределах 10–14 %.

Все функции КВ в конце 1941 года прекрасно выполняла знаменитая «тридцатьчетверка», оснащенная 76,2-мм пушкой Ф-34 и имевшая броню 45 мм (масса машины 31 т. – Примеч. авт.). Танк Т-34 «вовсю» выпускался на Сталинградском тракторном заводе, также наращивали его выпуск завод № 112 «Красное Сормово» и эвакуированный из Харькова в Нижний Тагил завод № 183. Маневренная и хорошо вооруженная машина буквально влюбила в себя советских танкистов и постепенно становилась самой массовой боевой единицей бронетанковых сил Красной Армии. Но в начале декабря 1941 года количество «тридцатьчетверок» в составе наступательной группировки трех фронтов не превышало 30–35 %.

Средние танки Т-28 имелись в единичных экземплярах, так как были «выбиты» в начале войны, а их производство было прекращено еще раньше.

Из легких отечественных танков самыми массовыми машинами являлись легкие скоростные танки семейства БТ и боевые машины сопровождения пехоты Т-26 разных выпусков. Об их былом тактическом предназначении никто и не вспоминал – важным являлось одно: эта техника, вооруженная 45-мм пушками, вполне еще могла поддерживать пехоту и бороться с танками противника. Доля подобных машин в войсках колебалась в пределах 20–25 %.

Уже осенью 1941 года в действующей армии появились британские танки сопровождения и поддержки пехоты МК II «Матильда» и МК III «Валентайн». Эти тихоходные, но хорошо бронированные машины (78-мм лобовую броню «Матильды» могла пробить только 88-мм германская пушка Flak 36/37. – Примеч. авт.) оснащались дизельными двигателями и вооружались 2-фунтовыми (40-мм) пушками. Несмотря на то что применять их должны были в составе отдельных батальонов, ситуация на фронте была так плоха, что боевые машины отправляли в действующую армию в качестве «маршевого пополнения», тем более, что 15 октября 1941 года в Казанскую школу было отправлено 420 экипажей для подготовки на «Матильды» и «Валентайны» в течение 15-дневного срока. В начале декабря британские танки МК III «Валентайн II» имелись в 131-м отдельном танковом батальоне (5 КВ, 18 МК III «Валентайн»), который впоследствии был передан в 32 тбр. Кроме приведенных выше данных на Западном фронте на 1 января 1942 года британские танки находились в составе 146-й (2 Т-34, 10 Т-60, 4 МК III), 23-й (Т-34, 5 МК III), 20-й (Т-34, Т-26, Т-60, 2 МК III) танковых бригад, действовавших в боевых порядках 16, 49-й и 33-й армий, а также в составе 112-й танковой дивизии (КВ, 8 Т-26, 6 МК III), приданной 50-й армии. Имелись в составе наступательной группировки и «Матильды».

На советско-германском фронте «неторопливые» британские танки зарекомендовали себя неприхотливыми и надежными машинами. Но и эта техника была сделана не для зимних российских температур. Выяснилось, что 2-фунтовая (40-мм) пушка британских машин дает недолет при первых 5–6 выстрелах, так как происходит «застывание жидкости в тормозном приспособлении». Также по этой же причине не происходило выброса стреляной гильзы и требовалось производить эту операцию вручную. Боеприпасы к 40-мм пушке имели глубокую посадку втулки в гильзе, в результате чего до 7 % выстрелов происходили с осечками.

Количество британских машин в наступательной группировке трех фронтов не превышало 5 %. Значительные поставки бронетанковых вооружений, в том числе и из США, начнутся только в 1942 году.

Остальная советская бронетехника была представлена легкими боевыми машинами Т-37/38, Т-30/40 и Т-60, способными бороться только с пехотой противника. Количество легких машин подобного класса в составе наступательной группировки колебалось в пределах 30–35 % и увеличилось вследствие массового выпуска легких танков Т-60.

В штабах для разведки и связи имелись легкие БА-20, а также бронеавтомобили БА-6 и БА-10 (в 5-й армии числилось даже несколько раритетных БА-27. – Примеч. авт.), противотанковые батареи нескольких танковых бригад имели на вооружении по 4–6 57-мм САУ ЗиС-30 на базе легкого тягача «Комсомолец». Для охраны штабов фронтов и армий использовались легкие танкетки Т-27, которые также иногда применялись в качестве артиллерийских тягачей противотанковых систем. Оценивая все это «хозяйство», можно сказать, что советские бронетанковые силы находились в характерном для отечественной военной мысли состоянии перманентной реорганизации с целью поиска наиболее оптимальных моменту образцов вооружений и штатной структуры.

Эта природная гибкость, порожденная географическими и историческими причинами, весьма значительно способствовала окончательной победе над врагом. Противник в отличие от нас имел целостную систему бронетанкового вооружения. Легкие «двойки», средние «тройки» и «четверки» (Pz. Kpfw. II, III и IV) хорошо дополняли друг друга и могли решить весь спектр задач по поддержке пехоты и подавлению огневых точек врага, но в силу слабого вооружения (20-мм, 37– и 50-мм, а также 75-мм короткоствольные пушки) не имели возможности соперничать с КВ и Т-34 во время танковой дуэли. Такая же проблема была и у танков чехословацкого производства Pz. Kpfw.35 (t) и Pz. Kpfw. 38 (t). Танкоистребительные 47-мм САУ Panzerjaeger, призванные бороться с бронетехникой противника, броню КВ и «Матильд» пробить не могли. Штурмовые орудия StuG III также не годились для противотанковых целей. Таким образом, «брешь» в виде невозможности бороться с новыми советскими танками лишила систему германского бронетанкового вооружения будущего. Врагу впоследствии предстояло понести большие потери, а затем начать масштабное и затратное перевооружение.

Свои особенности были и в противоборстве в воздухе. Авиация противника в октябре и ноябре 1941 года понесла значительные потери. В первой половине декабря во 2-м воздушном флоте люфтваффе, согласно служебному дневнику начальника Генерального штаба сухопутных войск генерала Гальдера (запись от 12 декабря 1941 года. – Примеч. авт.), насчитывалось 160 истребителей, 330 бомбардировщиков и 90 разведчиков. Советское командование в ходе оборонительного сражения, мобилизуя все авиационные резервы в тылу, посылало их на московское направление. К участию в контрнаступлении кроме авиации Калининского, Западного и частично Юго-Западного фронтов было решено привлечь ВВС Московского военного округа, 6-й истребительный авиационный корпус ПВО, дальнюю 81-ю авиационную дивизию дальнего действия и отдельную авиационную группу. К 6 декабря на московском стратегическом направлении наши военно-воздушные силы имели в своем составе исправных самолетов: истребителей – 69, разведчиков – 103. Таким образом, по авиации мы имели превосходство над противником в 2 раза. По истребителям превосходство было еще большим (в 3,4 раза в нашу пользу). В составе советской авиационной группировки было около 20 % самолетов устаревших конструкций (истребители И-15бис, И-16, И-153 «Чайка», бомбардировщики СБ), а остальные являлись современными для того времени самолетами МиГ-3, ЛаГГ-3, Як-1, Пе-2, Ил-4, Ер-2, Пе-8 и т. д. Господство в воздухе было завоевано советской авиацией, а значительное превосходство в истребительной авиации создавало благоприятные условия для удержания этого господства в наших руках.

Для проведения тактических десантов в тыл врага готовился л/с 214-й воздушно-десантной бригады.

Несмотря на отсутствие океанов, морей и крупных рек под Москвой в контрнаступлении участвовали формирования Наркомата Военно-морского флота. По решению Государственного Комитета Обороны ВМФ СССР в конце октября 1941 года направил около 40 тыс. краснофлотцев, старшин и командиров на укомплектование двадцати пяти отдельных стрелковых бригад. В начале декабря в район наступления 1-й ударной и 20-й армий были выдвинуты 71-я и 64-я морские стрелковые бригады. Несколько позже в состав 1-й ударной армии были включены 84-я и 62-я морские бригады.

В наступлении южного крыла Западного фронта участвовал 4-й отдельный гвардейский минометный дивизион моряков. К западу от Серпухова он поддерживал наступление 49-й общевойсковой армии.

Интересно отметить, что 4-й отдельный гвардейский минометный дивизион РС «катюша» (командир гвардии майор Я. А. Кочетков) сформировали из личного состава 199-го дивизиона особой артиллерийской группы ВМФ, состоявшей из двух артиллерийских дивизионов: 199-го и 200-го. Эти части, сражавшиеся под Вязьмой и Ржевом, после окружения советских войск попали в «котел», и в течение 17 суток моряки-артиллеристы пробивались с боями по тылам врага и вышли к Москве.

На основе 200-го артиллерийского дивизиона ВМФ сформировали 14-й отдельный гвардейский минометный дивизион (командир капитан-лейтенант А. П. Москвин), который включили в состав 1-го Московского отряда моряков – соединения, требующего особого рассмотрения автора.

1-й Московский отдельный отряд моряков (командир – полковник А. М. Смирнов) представлял из себя усиленный полк ВМФ. Кроме морских стрелков в его составе были 14-й гвардейский дивизион РС, мотоциклетный батальон, знаменитая танковая рота, в которой были танки Т-35, Т-34, БТ-2 и другие машины из учебного батальона ВАММ им. Сталина, а также батарея 85-мм орудий.

17 ноября эта воинская часть была включена в Московскую зону обороны. 17 ноября 1941 года 1-й Московский отдельный отряд моряков получил от наркома ВМФ знамя – Военно-морской флаг СССР.

1 декабря 1941 года по приказу штаба Московской зоны обороны отряд занял позиции на участие Ликино – Ванино – Давидково – Осоргино – Постниково с тем, чтобы не допустить противника к Москве в этом районе. С переходом войск Западного фронта в контрнаступление отряд был снят с оборонительного рубежа и отправлен в Москву.

28 декабря отряд был переименован в 166-ю бригаду морской пехоты. Из прежнего состава отряда были отчислены 14-й гвардейский дивизион РС, мотоциклетный батальон, танковая рота и батарея 85-мм орудий. Бригада получила пополнение в 2100 человек.

2 января 166-я бригада морской пехоты была переименована в 154-ю отдельную морскую стрелковую бригаду и 19 января направлена в состав 3-й ударной армии Северо-Западного фронта.

Фактически 1-й Московский отдельный отряд моряков в боевых действиях участия не принимал, зато его отправка на фронт в конце ноября 1941 года была широко освящена в материалах нескольких известнейших советских фотографов!

Теперь коснемся проблем материальной обеспеченности наступательной группировки. К началу декабря по сравнению с серединой ноября она повысилась. Так, например, Западный фронт имел основных видов боеприпасов 2–3 боекомплекта, горючего 5–6 заправок и продовольствия 10–12 сутодач. Основная масса этих средств: 80 % боеприпасов, 65 % горючего и продовольствия находились в войсках и армейских базах.

Так как фронтам предстояло наступать в широких полосах, они имели одноэшелонное построение и низкие плотности: одну дивизию на 8,5 км, 10–11 орудий и минометов и 0,8 танка на 1 км фронта. За счет неравномерного расположения войск плотности на направлениях главных ударов были большими[25]25
  Подсчитано по: ЦАМО РФ, ф. 213, оп. 2002, д. 5, л. 134; Разгром немецко-фашистских войск под Москвой. М., 1964, с. 186; Муриев Д. З. Провал операции «Тайфун». М., 1972, с. 173–174.


[Закрыть].

Обстановка на западном стратегическом направлении перед началом наступления советских войск была очень запутанной. Сложный, а порой даже драматический ход оборонительных сражений на ближних подступах к Москве, зависимость фронтов от сроков выгрузки, сосредоточения и довооружения резерв-ных войск сильно затрудняли определение момента перехода в контрнаступление. Как уже говорилось, оно планировалось не в виде краткосрочного, резко очерченного действия, а как последовательный, растянутый на четыре дня процесс.

Некоторые соединения предназначенной к наступлению группировки войск продолжали вести тяжелые оборонительные бои. На правом крыле Западного фронта 1-я ударная армия с 29 ноября по 3 декабря вела изнурительное сражение с германскими войсками, захватившими мост через канал Москва – Волга у Яхромы и вышедшими на восточный берег. В центре фронта отражали вражеский прорыв 5-я и 33-я армии. Еще сложнее была обстановка у войск Юго-Западного фронта, ибо подготовка к контрнаступлению его правого крыла велась в условиях, когда инициатива еще находилась полностью в руках противника и наши войска продолжали пятиться на восток. 5 декабря, иными словами, на четвертый день после утверждения представленного комфронтом плана перехода в наступление, на участке 13-й армии вражеские войска захватили Елец – очень важный, особенно в период подготовки войск к контрнаступлению, железнодорожный узел.

В Берлине были уверены в скором падении советской столицы, а потому продолжали гнать войска в наступление. Обращает на себя внимание такая любопытная деталь. В тот самый день, когда в Ставке был утвержден план контрнаступления советских фронтов, в дневнике начальника Генерального штаба сухопутных войск (ОКХ) генерала Ф. Гальдера появилась следующая запись: «Для артобстрела Москвы будут переброшены: 10 батарей 150-мм орудий (дальность стрельбы 11 300 м), 2 батареи 150-мм пушек (15 300 м), 1 батарея 194-мм пушек (20 800 м). Эти батареи будут направлены в группу армий “Центр” 6.12»[26]26
  Гальдер Ф. Военный дневник. Т. 3, кн. 2, с. 86.


[Закрыть]. 2 декабря тот же Гальдер записал в своем служебном дневнике: «Сопротивление противника достигло своей кульминационной точки. В его распоряжении нет больше никаких новых сил».

Буквально на другой день войска генерал-фельдмаршала фон Бока из группы армии «Центр» предприняли попытку нанести удары по Москве не только с севера и юга, но и с запада. В ходе этого последнего наступления немцам удалось прорвать оборону в центре Западного фронта на стыке 5-й и 33-й армий и к исходу 2 декабря подойти к поселку Алабино (45 км юго-западнее Москвы).

Лишь через двое суток этот прорыв удалось ликвидировать, причем не совсем традиционными средствами – использованием огневых валов, полей из бутылок с горючей смесью и фугасных огнеметов.

Введенный 3.12.41 года в действие огневой вал на наиболее танкоопасном участке фронта 5-й армии горел в течение четырех часов, высота пламени достигала 2–3 м, а местами 4–5 м. Танки противника вынуждены были изменить боевой курс и двигаться вдоль фронта обороны, подставив под огонь противотанковых пушек наиболее уязвимую боковую часть, в результате чего артиллерией и противотанковыми ружьями, бутылками и огнеметами перед валом было уничтожено до 20 вражеских боевых машин.

Заграждения, устроенные из бутылок с горючей жидкостью, задержали движение танков противника, а часть вражеских машин загорелась (всего на танкоопасных участках фронта 5-й армии было устроено 15 бутылочных полей с общим расходом до 70 000 штук бутылок. – Примеч. авт.).

В районе Дятьково и Акулово с большим эффектом были использованы фугасные огнеметы, которыми были уничтожены 4 танка и до роты автоматчиков. Немецкое наступление выдыхалось.

Однако в глобальном плане продвижение частей 4-й армии выглядело впечатляюще, и Гитлер, по мнению германских исследователей, «вновь увидел возможность окружения больших сил противника под Москвой»[27]27
  Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. Bd. 4, s. 599.


[Закрыть]. Однако надеждам фюрера не суждено было сбыться.

Уже 3 декабря обстановка для немцев стала обостряться. В тот же день командующий группой армий «Центр» фон Бок получил пренеприятнейшие сообщения от командующих 4-й армией и 4-й танковой группой. Первый докладывал, что вынужден не только приостановить наступление, но и отвести войска на исходные позиции, то есть за реку Нара, а второй предложил генерал-фельдмаршалу отдать приказ о занятии обороны соединениями его группы вдоль реки Истра на том основании, что силы подчиненных ему войск на исходе[28]28
  Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. Bd. 4, s. 599.


[Закрыть].

Действительно, штаб группы армий «Центр» получал все больше свидетельств о том, что физическое, а главное – психологическое состояние войск достигло предела: слишком заметными стали признаки апатии. Отдельные дивизии, не выдерживая контрударов, самовольно, без приказа сверху, переходили к обороне и даже отступали. Необходимость перехода к обороне теперь сознавали даже те, кто так недавно был уверен в легкой победе. С этими обстоятельствами не мог не считаться и генерал-фельдмаршал фон Бок. В докладной записке главкому сухопутных войск он с большим сожалением отмечал, что предложения о близком поражении неприятеля оказались иллюзией, а посему и наступление теряет всякий смысл. Как следует из немецких документов, генерал-фельдмаршал фон Браухич полностью разделял это мнение[29]29
  ЦАМО РФ, ф. 500, оп. 12473, д. 265, л. 637; д. 350, лл. 60–65; д. 158, л. 98.


[Закрыть].

Генерал Гальдер 4 декабря в разговоре с начальником штаба группы армий «Центр» генералом Грейфенбергом заметил, что «если генерал-фельдмаршал фон Бок считает, что нет никаких шансов нанести противнику большие потери в ходе наступления северо-западнее Москвы, ему предоставляется право прекратить наступательные действия»[30]30
  Гальдер Ф. Военный дневник. Т. 3, кн. 2, с. 95.


[Закрыть].

5 декабря командование группы армий «Центр» приступило к работе по планированию отхода ударных группировок на выгодные для обороны участки местности. Наметив новые рубежи обороны, оно проинформирвало о них командующих объединениями. Отход предусматривалось совершить в течение двух ночей, а точка отсчета – 6 декабря. Однако приступить к его выполнению можно было только после соответствующего приказа фюрера[31]31
  Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. Bd. 4, s. 601.


[Закрыть]. На следующий день Гитлер дал свое принципиальное согласие на отход войск группы армий «Центр» и занятие ими нового рубежа в интересах «сокращения линии фронта», но потребовал предварительно «подготовить этот новый рубеж, отрыть стрелковые окопы, установить печи и т. д.»[32]32
  Гальдер Ф. Военный дневник. Т. 3, кн. 2, с. 99.


[Закрыть].

Стало быть, начавшееся к этому времени контрнаступление советских войск у Верховного главнокомандующего вермахта никакого беспокойства не вызвало. Видимо, не последнюю роль в этом сыграли выводы из оценки обстановки, сделанные отделом сухопутных войск Восточного фронта германского штаба еще 4 декабря. Из них вытекало, что «противник перед фронтом группы “Центр” в настоящее время не способен вести контрнаступление без подхода значительных резервов»[33]33
  Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. Bd. 4, s. 600.


[Закрыть].

Генерал-фельдмаршал фон Бок к исходу 5 декабря дал разрешение 2-й танковой армии отойти на рубеж рек Шат и Дон. К тому времени части 4-й армии уже отошли на исходные позиции, за реку Нара, не выдержав контрудара войск 33-й армии. В тот период командование группы армий «Центр» планировало сначала отразить, как им казалось, местные контратаки противника, а затем, без особого воздействия с его стороны, совершить тактическую перегруппировку, провести доукомплектование, пополнить запасы продовольствия, горючего и боеприпасов, организовать отдых личного состава и другие мероприятия по подготовке новых операций[34]34
  Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. Bd. 4. s.s. 600, 602, 603.


[Закрыть].

Итак, в начале декабря на западном стратегическом направлении в составе трех советских фронтов находился почти 41 % соединений сухопутных войск, здесь же было сосредоточено почти 40 % танков, около 32 % орудий и минометов от общего количества в действующей армии[35]35
  Разгром немецко-фашистских войск под Москвой. М., 1964, с. 194.


[Закрыть]. Несмотря на это, соотношение сил и средств, за исключением боевых самолетов, оставалось неблагоприятным для советской стороны. Серьезную озабоченность у командования фронтов вызывало и то, что степень боевой готовности большинства резервных соединений была ниже минимального уровня. К тому же им в значительных размерах не хватало оружия, боеприпасов, имущества связи, инженерных средств, транспорта и т. д.

Однако сама обстановка настоятельно диктовала необходимость перехода советских войск к решительным наступательным действиям. Только так можно было разрядить стратегическую напряженность под Москвой.