Текст книги "Возврата к старому не будет"

Чистов покраснел, насупился и зло сказал:

– Ты бы чем критиковать лучше подсказал кого взять.

– А меня не спрашивали, – ответил Бородин. – Алимов тоже не прокурор. Он напоминает мне несерьезного мальчишку, да и притом пьяница.

– Надо признаться, – сказал Чистов, – я его не знал. Цаплин, новый директор промкомбината, Сенаторова рекомендовал, хвалил его.

Бородин строго посмотрел на Бойцова, хотел сказать что-то острое, но, улыбаясь, произнес:

– У Алимова жена, Кира Павловна, женщина хорошая, работает врачом на здравпункте завода «Металлист». Жаловалась мне на мужа. Домой приходит каждый день пьяный и устраивает скандалы. Она просила поговорить с ним, но ни в коем случае на нее не ссылаться. На днях к концу работы я зашел к дежурному по отделению милиции. Алимов с двумя незнакомыми мне парнями распивал водку. Увидев меня, Алимов недопитую бутылку спрятал в карман, пока я с дежурным разговаривал, он ушел. После выяснилось, что и начальник милиции Козлов принимал участие. За одну минуту до меня ушел в кабинет.

– Козлов ведет себя вызывающе, – сказал Чистов. – Каждый день мне звонит по телефону, приходит на прием и все по одному и тому же вопросу. Не просит, а требует предоставить квартиру. Я его терпеливо уговариваю. Скоро будет выстроен двенадцатиквартирный дом, и он первый получит в нем квартиру.

– Он работать у нас не собирается, – сказал Бородин. – Уже просит перевода на работу по месту жительства жены. Я разговаривал с Усановым, мы же с ним большие друзья. Вместе учились в партийной школе. Усанов говорит, что подбирает кандидатуру вместо Козлова.

– Скатертью дорога, – сказал Чистов. – Начальника милиции из него не получилось и не получится.

– Тебе, Михаил Яковлевич, все не нравятся, – глухо заговорил Бойцов. – Козлов не хорош, Алимов пьет, Сенаторов пьяница и вор, Прокофьеву давно не место в милиции. Лешу Гурина не надо было брать участковым. Подскажите, пожалуйста, где нам найти хороших людей?

– Если надо, Иван Нестерович, я еще раз повторю и перечислю каждого в отдельности, кто чего стоит. Это пока не кадры, а заполнение свободных мест. Сегодня рекомендуем на работу, а завтра будем просить, чтобы освободили или выгнали. Пока мы все делаем курам на смех.

Бойцов покраснел, нервной дрожью забил пальцами по столу, собирался грубо ответить. Чистов опередил его:

– Вчера разговаривал с заместителем начальника областного управления сельского хозяйства Росляковым Спиридоном Ивановичем. Это хороший друг нашему району. Благодаря ему получили многое. Он напрашивался приехать к нам на охоту вместе с Семеновым. Я ответил: «Милости просим. Вашему приезду с Василием Ивановичем мы будем очень рады». Надо подумать куда повезем.

– Надо посоветоваться с Зиминым, – предложил Бородин. – Он организует.

– Я не возражаю против Зимина, – ответил Чистов, – но он под следствием. Впрочем, я сегодня поеду в Николаевку, заеду к нему.

Чистов снял трубку и попросил ММС. Ответил Зимин.

– Ульян Александрович, чем занимаешься? – спросил Чистов.

– Помогаю составлять квартальный отчет, – кричал в трубку Зимин. – Пишу объяснительную записку.

– Сегодня я у вас буду, – сказал Чистов. – Примерно в шесть или семь часов вечера, – и повесил трубку.

– Если Зимин замешан в продаже трех кубометров теса, – сказал Бородин, – то Трифонов в сто раз больше. Я Зимина отлично знаю, мужик он неглупый. Погорячился, выгнал шофера, и тот на него пишет во все концы. Сенаторов и этот шофер Галочкин, оказывается, большие друзья, да и родственники по женам. Вот поэтому Сенаторов горячо и взялся за Зимина. Но, я уверен, за Зиминым он ничего не найдет. Жаль только, что компрометирует.

– Следствие есть следствие, запретить проводить его мы не можем, – сказал Бойцов. – Пусть люди работают, за это деньги получают. Зимин, Трифонов и Попов пусть оправдываются. От следствия они не поглупеют, а будут умнее.

В кабинет без стука вошел Теняев.

– Мы сегодня не виделись, но по телефону я со всеми разговаривал, – Теняев по очереди всех поприветствовал.

– Василий Георгиевич! – сказал, улыбаясь, Чистов. – Для вас сегодня большой сюрприз. К нам на днях приедет Росляков. Вы отлично знаете его симпатию к нам. Кстати, вы с ним еще и коллеги, оба зоотехники. Одних комбикормов он дал нам сверх установленного лимита больше ста тонн. На эти комбикорма мы закупаем у населения молоко, чем увеличиваем надои коров в совхозах и колхозах, кроме того, поднимаемся ввысь среди областных показателей. Как ты думаешь его встретить?

Теняев смутился, на его бледном лице появились красные пятна. Он смотрел на Чистова немигающим взглядом и пытался улыбнуться. Вместо улыбки он судорожно скривил губы, тихо ответил:

– Что вы имеете в виду, Анатолий Алексеевич?

– Что, что! – сказал Чистов. – Надо организовать обед и ночлег.

Бородин, улыбаясь, добавил:

– И хорошую бабу.

– Ночлег организуем в гостинице, лучше ничего не придумаешь, – ответил Теняев. – Обед закажу в столовой Сосновского совхоза. В отношении бабы надо подумать.

Все захохотали. Теняев все принял как должное. Он думал: «Если надо, то надо искать. На крайний случай привезу из Бараново». Там он знал женщин-любительниц острых ощущений.

– Как с деньгами будешь решать вопрос? – спросил Чистов в приступе смеха.

– Вот этого я не знаю, Анатолий Алексеевич, у меня лично денег нет, – ответил Теняев. – Рад бы в рай, да грехи мешают. Зарплату жена забрала и дает только на обеды.

– Ладно, что-нибудь придумаем, встретим, – сказал Чистов, – а сейчас к делу. Поговорим, с какими показателями мы должны прийти к концу года. Василий Георгиевич пророчит, что от одной земельной перетасовки мы должны получить прибавку минимум три центнера зерновых с гектара. Надои молока мы уже значительно увеличили. Планы по поставке мяса государству выполняем и будем выполнять. У Василия Георгиевича есть разумные советы. При уборке урожая мы ими воспользуемся. Все в наших руках. В районе мы хозяева, и только мы.

Раздался телефонный звонок. У телефона был Миша Попов. Он жаловался Чистову на прокурора, который начал сжимать ему горло.

– На завтра вызывают двенадцать человек свидетелей. По поводу продажи дров, теса и поросят. Он компрометирует меня как руководителя.

– Он совсем рехнулся?! – ответил Чистов. – Не волнуйся и не переживай, я с ним поговорю, – и повесил трубку.

– Прокурор маленький, а Миша Попов большой, – сказал Бородин, – а берет его прямо за горло. Сейчас Миша, во-видимому, забыл учительницу из Красненькой. Мне с большими подробностями рассказывал Сафронов. Позавчера после обеда он приехал в Венец. В правлении колхоза спросил бухгалтера Ваганова: «Где Попов?» Ваганов сказал: «Только что уехал в Залесье». «Но почему он мне не встретился на дороге?» Ваганов ответил: «Вот этого я не знаю». Когда Сафронов вышел из конторы, его поджидал бригадир из Вилейской бригады Пронин Михаил. Он сказал, что Миша верхом уехал в Красненькую к учительнице. Сафронов приехал в Красненькую, нашел дом учительницы, начал стучать. Никто не отвечал. Тогда он подошел к окнам и сквозь редкую занавеску увидел, как Миша спешно надевал брюки. Она стояла у кровати в чем мать родила, голенькая.

– Чем кончилось? – спросил Чистов.

– Ясно чем, – ответил Бородин. – Сафронов снова уехал в Венец, а Миша так и остался у нее ночевать.

– Ну и сластник, – сказал, смеясь, Чистов. – Не пора ли нам, братцы, сходить пообедать? После обеда всем в путь. Михаил Яковлевич у нас домосед, пусть остается на месте, решает все вопросы.

После обеда Чистов не поехал в Николаевку. Из приемной обкома партии сообщили, что с ним будет говорить первый секретарь. Он сидел в кабинете один, терпеливо ждал телефонного звонка. Звонки раздавались часто. Звонили директора совхозов и районных организаций. Одни жаловались, другие просили. Директора совхозов жаловались, что им на весенний сев многие организации и заводы не высылают трактора и автомашины, то есть не выполняют объединенное решение бюро райкома и исполкома районного совета. Руководители организаций и заводов жаловались на неправильность решения, тяжелое положение и так далее. Звонили Трифонов и Зимин, спрашивали, не передумал ли Анатолий Алексеевич приехать. Они ждали, каждый по-своему готовился к встрече.

Рабочий день кончился. Работники райкома уходили домой. Все по очереди заходили в приемную, спрашивали: «Чистов еще здесь?» Получали утвердительный ответ, глубоко вздыхали, как бы о чем-то сожалея. Уходили, спешили каждый по своему делу, кто домой, кто в магазин, библиотеку и так далее. Во всех кабинетах наступила тишина. В приемную вместо девушки-машинистки пришел сторож. Он сел за стол, свернул из газеты козью ножку. Насыпал махорки на грубую мозолистую ладонь. Не спеша набил папиросу махоркой и закурил. Голубой с зеленым оттенком дым стал заполнять небольшую комнату приемной, отравляя воздух едкими запахами. Раскурив огромную козью ножку, сторож подошел к двери кабинета Бородина. Убедился, что закрыто, затем заглянул в кабинет Чистова. Удостоверился, что секретарь на месте, пошел с проверкой по всем кабинетам. Проверив, что все в порядке и все закрыто, он снова сел за стол, натянул на глаза большие очки в розовой оправе. Раскрыл изрядно потрепанную книгу и углубился в чтение.

Чистов позвонил в приемную первого секретаря обкома. Женский голос ответил, что секретаря обкома нет, и вряд ли он будет. После разговора с обкомом Чистов вызвал к телефону Трифонова:

– Михаил Иванович! Извини, приехать сегодня не могу, дела. К встрече охотников готовься.

Трифонов ответил:

– Все готово, приезду буду очень рад.

Чистов сидел в кабинете до семи часов вечера и ждал телефонного звонка. Разговор с секретарем обкома не состоялся.

Без шофера выехал к Зимину. Тот ждал его в конторе у телефона. Ужин был приготовлен в столовой, но Чистов в столовую идти отказался. Зимин проводил его в свою комнату, где он часто ночевал. Отогнал автомашину к сторожевой будке. Из столовой принес приготовленный ужин. Думал: «Насколько осторожен наш секретарь, всего боится. От любопытных глаз народа ничего не скроешь». Чистов пил и ел с большим аппетитом. На покрасневшем лице выступили капли пота. Зимин пил не отставая от него, ел мало и думал: «Зачем Чистов приехал? Только ужинать или по другим вопросам? Главное, ничем не интересуется. Ужинать не отказался, значит дружеский визит. Спрашивать неприлично, но и неудобно».

Чистов, утолив голод, внимательно посмотрел на Зимина и спросил:

– Как народ у тебя, не кляузный?

– Всего понемногу, – ответил Зимин, – но в основном хороший, трудолюбивый.

– На охоту ходишь?

– Да, – ответил Зимин. – Хожу в основном на тетеревиные тока и на тягу вальдшнепа. Редко за утками на Сережу.

– Это хорошо, что ты охотник.

Зимин хотел возразить, но Чистов бросил на него взгляд.

– Своди завтра меня.

– Можно, – ответил Зимин, – но куда и за чем? На ток за тетеревами или на Сережу за утками? На тягу за вальдшнепами мы опоздали. Надо было идти вечером. Они летят или, как называют охотники, тянут на последних отблесках зари.

– Я не охотник, – сказал Чистов, – поэтому на твое усмотрение. У меня нет ни ружья, ни боеприпасов.

– Тогда пойдем на ток, – сказал Зимин. – Главное, здесь близко. Шалаши есть готовые. Надо только сходить к ребятам и предупредить, чтобы никто завтра не ходил на охоту. Шалаш я вам свой отдам, а ружье принесу от завхоза, у него, хвалится, хорошее.

Зимин вышел и вернулся через пятнадцать минут. Сказал:

– Все в порядке. Анатолий Алексеевич, вот вам ружье.

Чистов взял в руки видавшее виды двуствольное курковое ружье, заглянул в его стволы. Они походили на дымовую трубу и, по-видимому, никогда не чистились, но ничего об этом не сказал, вспомнив пословицу: «Дареному коню в зубы не смотрят». Зимин наблюдал за Чистовым, понял его волнение, предупредил:

– Ружье нечищеное и несмазанное, но бьет очень хорошо. Если оно вам не нравится, берите мое.

Он вытащил из чехла разобранное ружье. Не спеша сложил его и отдал Чистову. Вороненые стволы блестели от тусклого света электролампочки. Чистов заглянул в стволы. В обоих отражалось блеском никеля.

– Вот это ружье, – восхищенно сказал Чистов. – Где вы его купили?

– У меня дядя генерал-майор, – ответил Зимин. – Когда его провожали на пенсию, ему сам маршал Говоров подарил это ружье. Кто производитель не знаю, но, судя по номеру и латинским буквам, не отечественное. Вот и берите его. Бьет оно далеко и отлично. Я же возьму эту старушку. Она тоже была моей, но послушал совет жены и продал, а сейчас жалею. Вот вам десять штук патронов с дробью номер три.

Чистов взял пачку патронов, хотел отказаться от предложенного ружья, но чистота и блеск покоряют человека. Поэтому предложение Зимина принял. Чистов с Зиминым был немногословен. Зимина он знал мало, но слышал о нем много. Одни говорили хорошее, другие наоборот. Поэтому держался с ним отчужденно. О себе ничего не рассказывал. Перед сном вместе с Зиминым прошли по поселку, слили воду с автомашины. Наказали сторожу разбудить в три часа ночи.

Ровно в три часа раздался стук по оконной раме. Чистов быстро оделся. Зимин одевался медленно и предлагал Чистову обуться в его валенки с калошами и надеть полушубок. Чистов отказался, сказал, что в ботинках бегать легко. Зимин просил надеть свитер и фуфайку, но все было тщетно. Сам с толстыми шерстяными носками обулся в валенки, натянул на себя свитер, пиджак и надел длинное шубное пальто.

– Ты что, Ульян Александрович, на северный полюс собрался? – с иронией спросил Чистов.

Зимин вместо ответа предложил Чистову выпить для тепла водки. От водки Чистов не отказался. Он выпил полстакана, запил холодным чаем. Выключили свет и вышли на улицу.

Холодным воздухом обдало лицо. Дышать стало легко. На чистом весеннем небе с оттенками голубизны тускло блестели звезды. Горизонт по всей длине выглядел темным, загадочным. Несколько электрических лампочек освещали поселок. Тусклый серый свет проникал недалеко и терялся в воздушной бесконечности.

Почуяв идущих людей, залаяла собака. Ее лай подхватила еще одна, и, как цепная реакция, он разлетелся по всему поселку. Собачий лай раздавался везде. Собаки лаяли разными голосами. Одни басом, другие – тенором, третьи задыхались от злости, хрипели, выли и заливались звонкой трелью.

– Сколько же в поселке собак? – спросил Чистов.

– Не знаю, – ответил Зимин, – не считал. Однако мы растревожили все собачье царство. Долго они будут соревноваться, кто кого перелает.

До шалашей дошли быстро. Зимин показал Чистову шалаш, сказал:

– Сиди тихо, с рассветом обязательно должны прилететь.

Чистов обошел шалаш кругом, раздвинув ветки, влез внутрь и сел на постланное сено. Зимин ушел в другой шалаш. Первые полчаса Чистов сидел спокойно. Холод тонкими струйками просачивался сквозь одежду и впивался в тело. Сильно зябли руки и ноги. Он пытался заняться физкультурой, шевеля всеми частями тела, которые поддавались движению. Ничего не помогало. Казалось, пальцы рук и ног теряли чувствительность. Сидеть становилось невыносимо тяжело, но и выходить из шалаша было неудобно.

Недалеко, хрюкая, пролетел вальдшнеп, за ним еще два. Медленно надвигалось утро. На горизонте северо-восточной части неба появилась белесая полоса. Она постепенно увеличивалась, распространялась все выше и выше. Звезды в ней меркли и исчезали. Недалеко от шалаша черным комом плюхнулся тетерев. Чистов забыл про озябшее тело, стал внимательно разглядывать, где же он. Раздвигая ветки шалаша, просунул ствол ружья в направлении приземлившейся птицы. На черной торфяной земле разглядеть тетерева было трудно, так как все сливалось в единый черный цвет. Да и тетерев не дремал, он тут же убежал в неизвестном направлении.

Чистов злился на Зимина, думал: «В своем одеянии он два часа и больше может выдержать сорокаградусный мороз. Напрасно отказался от предлагаемой одежды. Сейчас бы сидел и в ус не дул. Он, по-видимому, закутался в воротник и спит. Мне, пожалуй, не выдержать, придется позорно бежать. Даже челюсти стали непослушны. Зубы стучат, как у голодного волка. Но ничего, впредь наука. Теперь буду знать, что к чему».

Где-то далеко запел бесконечную песню самец-тетерев. Ему откликнулись несколько. Через две-три минуты по всему болоту зажурчала тетеревиная песня. Веером по безоблачному небу проносились с блеянием бекасы. Недалеко в бору, как в переливную трубу, затрубил самец-вяхирь, дикий голубь. Лес и болото проснулись. Со всех сторон раздавались голоса тетерок. В их брачной песне слышалось что-то куриное, «ко-ко-ко». Щебетали мелкие птахи. По небу плавно пролетали с карканьем вороны.

Чистов думал: «Как все устроено в природе. Не только человек, но и все живое стремится сохранить и продлить свой род, невзирая ни на какие трудности».

Утренний птичий хор усиливался и разрастался с каждой минутой. Раздались два выстрела, рядом кто-то стрелял дуплетом. На полминуты наступила тишина. Снова все ожило, казалось, что еще сильней все запело и заиграло. Пел лес, пели торфяные поля. Чистов внимательно разглядывал торфяное поле вокруг шалаша, но тетеревов не было. Временами кидал свой взгляд на предполагаемый шалаш Зимина. Ему казалось, что шалаш был пуст, Зимина давно и след простыл. Если стрелял Зимин, то впустую.

Уже собирался выйти наружу. В это время рядом с шалашом, как черной ком, плюхнулся тетерев. Встал он в настороженную позу, озираясь по сторонам. Не обнаружив опасности, из-под черного наряда показались белые перья. Хвост распустился веером. Красные брови округлились, увеличились и яхонтом заблестели в лучах восходящего солнца. Раздались чувыкание и шипение. Тетерев затанцевал, заходил кругами, призывая подругу. Чистов впервые в жизни увидел так близко тетерева в брачном наряде. На вызов тетерева, который слышен был на всю округу, прилетели еще два. Между ними завязалась драка, а затем свалка. Кто кого бил и за что, они и сами не знали. Над шалашом раздалось «ко-ко-ко». На шалаш села тетерка, затем она перелетела ближе к тетеревам. «Вот это зрелище», – думал Чистов. Он держал ружье озябшими руками, но стрелять не думал. Инстинкт охотника в нем не просыпался.

В это время до слуха донеслись звуки чьих-то шагов. Из леса вышел человек, державший наготове ружье. Чистов, не понимая своего поступка, быстро вылез из шалаша и крикнул: «Не стреляй!» Тетерева с шумом оторвались от земли и черными комьями пронеслись над торфяным полем, скрылись за деревьями. Зимин, ругаясь отборными словами, тоже вылез из шалаша, в адрес пришельца кричал и грозил:

– Вот негодяй, ты же вечером обещал мне не приходить. Я тебе покажу, где раки зимуют.

Пришелец круто повернулся и скрылся в лесу.

– Все, Анатолий Алексеевич, – кричал Зимин, – пошли в поселок, больше не прилетят.

Чистов сожалел, что не стрелял. Он думал, наверняка одного можно было убить. Убитая птица пригодилась бы для угощения высоких гостей из области. Было бы чем похвастаться перед ними. Он стоял на месте. Замерзшие руки и ноги не подчинялись рассудку. Зимин подошел к нему и спросил:

– Анатолий Алексеевич, почему не стреляли?

Чистов ответил не сразу. Он внимательно разглядывал стоявшего рядом Зимина, который в одной руке держал двух убитых тетеревов. Ему хотелось ответить правду, что загляделся на такое впервые видимое зрелище, забыл про ружье, а сказал:

– Ждал, думал, еще прилетят.

Однако по лицу его было видно глубокое разочарование, что ни разу не выстрелил. Зимин прочитал его мысли и предложил:

– Пока возьмите мои охотничьи трофеи, а в следующий раз не будете зевать, сами убьете. Надо же вам и перед Антонидой Васильевной отчитаться. Наверняка спросит, где был и ночевал.

– Что верно, то верно, – ответил Чистов. – Но твоих птиц я не возьму. Ты убил, тебе они и принадлежат.

– Берите, Анатолий Алексеевич, – возразил Зимин. – У меня ни жена, ни дочери одного их вида не переносят, не говоря о еде. Жена отказывается их варить. Если не возьмете, я отдам их повару в столовую, пусть приготовит на завтрак.

– Завтрака ждать не буду, – сказал Чистов. – Мне ровно в восемь надо быть на работе, причем обязательно.

Тетерева токовали одиночками и небольшими группами по всему болоту. Их булькающие песни наполняли все пространство, глуша остальные звуки. Солнце поднялось высоко над горизонтом. Чистов и Зимин шли медленно с думами об охоте, временами перебрасывались редкими фразами. От завтрака Чистов отказался. Зимин положил ему обоих тетеревов в автомашину на заднее сиденье. Залил в радиатор горячей воды. Мотор завелся легко и быстро. Чистов уехал в хорошем настроении и с отличным впечатлением о Зимине. Он думал: «Из Зимина будет хороший друг и товарищ. Он человек откровенный, простой, эрудированный. С ним интересно говорить на любую тему. Охотник тоже неплохой. Бородин его давно знает, причем хорошего мнения о нем. Такого же мнения многие руководящие товарищи района. Только один Бойцов говорит, что с выводами спешить не надо. Надо сначала присмотреться. Большую ошибку допустил, рекомендовал тебя, товарищ Бойцов, председателем райисполкома. Если Семенов с Росляковым не раздумают приехать на охоту, возьму в компанию и тебя, Зимин. Для встречи и угощения товарищей с области ты будешь полезен мне и в целом району». С такими думами он доехал до Сосновского.