Текст книги "Жизнь по списку"

Но если ты сможешь удержать свое царство

И придешь, как до тебя отец, туда,

Где мысль обвиняет и чувство высмеивает,

Верь своей боли…

У.Х. Оден. Алонсо – Фердинанду

От края до края. От скупости к щедрости. От падения к взлету. От утраты к приобретению. От движения к вечному покою. От диссонанса к затяжной гармонии. От камня на забытой сельской дороге до огромных звезд и галактик. Добродетель, оставшаяся без ответа. Подвиг, залитый кровью, но забытый на следующий день. Сколько красивых всеобъемлющих фраз можно привести, но есть ли от них хоть какой-то смысл? Ведь все равно густая красно-алая заря когда-то перекатится в хмурый пасмурный день. Когда-то ясный спокойный день над тихим безбрежным океаном перед веселой ночкой вольет в себя рюмку буйного ветра, вода глотнет отравленной настойки, и океан покроется рябью, а вскоре и валами бешеных волн. И путешествует по океану миллиардов голов маленькая гордая кучка смелых воров, плутов, шарлатанов и колдунов, отрекшихся от всего, бившихся за саму идею, жертвующих всем ради не самой благой цели и сплотившиеся в один кулак, кучку которых до сих пор считают безумцами. И вот человек, идущий через этот ядовитый туман, морозную слякоть, черные до слепоты сумерки, соленый слезливый дождь, неоценимое ни кем горе и жгучую тело изнутри боль к яркому белому свету, радости и безмятежному счастью. И, казалось бы, конечная цель уже достигнута. Наступает новое утро. Это равно тому, как однажды человек вечером испытывает безумную зубную боль и ложится спать с единственной мыслью об одном – завтра эта боль пройдет. Именно в этот момент человек проявляет свое животное начало. И вот, небо над головой вновь покрывается густыми, беспросветными тучами. Зубы яростно скрипят из-за налёта грязи и скрежещут по себе от своей же боли. Полосы идут и идут. Их сосчитать, никому не дано. Исход только один? Жить не оборачиваясь? Жить не считая? Жить без полос или жить одной белой полосой?

Из окна видна белесая маячащая даль. Морозный багровый рассвет, похожий скорее на утихающий и кашляющий от простуды закат проявлял свои лучи на фоне всем привычной пленки – голубого или даже синего как речные волны, неба. Поцелованное всеми дневными жителями и по привычке оскорбленное ночными тварями, расплывчатое солнце начинало свой очередной полукруг. Только Бог знает, какой по счету..

И вскоре солнечный диск поднимается все выше и выше, как прыгун в высоту. Вот она столь схожая противоположность рассвету, брат близнец на другой стороне реки, избитый всеми любителями красивейших фотографий – закат. Последний луч убежит за кривую линию горизонта и на еще буйном небосклоне видны следы солнечного погожего денька по миллиону оттенков розового, оранжевого, бардово-лазурного света от красного, как первый летний загар, солнца на небе. Это агония умирающего дня. То чем будет отличен этот день от вчерашнего и завтрашнего. Завтра на миллисекунду солнце проснется раньше. Обеденный прыгун в высоту не выспится и прыгнет на сантиметр ниже, чем вчера. А закат отдаст небу простецкий желтый свет, лучи, с которыми не любят фотографироваться люди, потому что этот закат не переливается всеми цветами радуги. Но именно под этот неяркий желтый светик люди сейчас поднимаются в атаку и когда-то рвали мосты. Для кого-то этот свет был последним в жизни. Однако для этого парня девятнадцати лет не было ничего красивее этого умирающего солнца, хоть небесная мантия и не переливалась тогда цветами от красного до фиолетового.

Сейчас над моей головой спотыкнулся и упал двенадцатый час. Пора. Выплеванный небом закат давно нырнул в черную линию горизонта. Я встал из-за пыльного письменного стола, быстро оделся, взял ключи от квартиры на пятом этаже и выбежал на улицу. И вот уже сделано пару длинных шагов по мокрому от ночного тумана асфальту, а я еще ни разу не вздохнул. Куда, зачем я бегу? Никуда и незачем. Мне некуда идти, встречи со мной никто не ждет. Мне нравится лишь то, что на улице с выключенными фонарями, никого нет кроме меня. Я бегу куда-то лишь для того, чтобы сделать свой день хоть чем-то отличным от тысячи других.

Сколько людей погибло вчера, сколько умрет завтра? Кто-то погибнет, защищая рубежи своей необъятной Родины, а кто-то умрет от чрезмерного употребления спиртного под дверью у соседнего подъезда. Но какая разница кто как умер, какие идеалы он отстаивал в этой жизни. Все приходят в этот мир и уходят из него одинаково. Тяжела задача у Страшного Суда. Полнейшее разнообразие смертей у Него в коллекции. А судьбы некоторых гениальных людей так и останутся неизвестными до конца всего в этом мире.

В каких ограниченных рамках живут люди, если не могут представить себе бесконечность. Не у каждого современного человека укладывается в голове, что вселенная бесконечна. Ведь у всего в нашей быстротечной жизни есть конец. И счастью, и успеху, и неудачам, и взлетам, и сокрушительным, казалось бы, все разрушающим падениям. День умирает с рождением ночи, а ночь умирает с рождением утренней зари. Каждый год умирает с приходом нового года вот уже тысячи миллионов раз. Что такое по сравнению с этим одна человеческая буйная жизнь и очередная нелепая животная смерть?

Пробежав несколько сот метров, вдоль по улице я наконец-то увидел живое существо. Это была хромая, старая собака с провалившимися от голода боками. Она взглянула на меня своими человеческими глазами. Так смотрят люди, когда прощаются друг с другом навсегда, но не осмеливаются сказать это вслух. Эта собака была рада, что хоть кто-то разделил с ней сырость этой английской ночи. Потом она оставила меня наедине со своими мыслями. А сама скрылась за первым же поворотом. Люди. Люди. Люди. Не существует в городе бездомных животных. Вся их бездомность рождена в ваших руках. Я забежал в первый попавшийся мне магазинчик. Там был только один человек. Он безмятежно спал. Оставив деньги на столе, я схватил буханку хлеба и побежал за собакой. Поздно. Я ничего не разглядел. Я лишь видел ее стеклянные глаза, которые за минуту до этого горели жаром радости от встречи в сырую ночь на берегах Волги, накинувшей на себя мантию Темзы в эту ночь. Я положил перед мокрым носом буханку хлеба, это все, что я мог сделать. От сырости ночи, хлеб размяк и его частички, попавшие в струю воды медленно скатывались в большие лужи. Я развернулся и уже спокойно пошел домой. Нет! Я не верю. Этого не может быть. Я побежал назад к собаке. Все по-прежнему. Я схватил ее за еще теплую шею и молил Бога, чтобы она выжила. Куда Ты смотрел? Ты присматриваешь только мелкие человеческие грешочки, а смерти твоих более удавшихся детей-животных не замечаешь. На небесах тоже живет и тоже ошибается человек. Почему тогда он именуем всеми Человек, Бог, Творец?

Я в сумерках вернулся домой. Зайдя, начал раздеваться, но на секунду остановился и стал прислушиваться к удушающей тишине. На секунду мне показалось, что я полностью оглох. Лишь часы в коридоре очень громко тикали. Человек, которому впервые довелось бы услышать их грохот, не посчитал бы их пригодными для работы в спокойной и тихой квартире. Однако мне часы совершенно не мешали, наоборот создавали образ неизбежности и бесконечности. Я понимал одно, что это треклятое время не остановить даже глухой деревенской степной беззаботной ночи. Часы сильно отставали и это не удивительно, так как было хорошо, если в них меняли батарейки хотя бы раз в пару лет. Но эти часы ждали, жили и вот теперь, в этот самый момент, я никогда не забуду, что добрую четвертую часть жизни, я прожил каждый день, проходя мимо стареньких бежевых, всегда неточных часов. Все время, когда я проигрывал, побеждал, падал и вставал, они просто шли круг за кругом, стрелка, которая вечность гонится за другой стрелкой, но есть только миг идеального равенства и единодушия и название этого удивительного мига – секунда. Быстро пройдя коридор, я опустился на кровать и не отрывал от нее не единой части тела до утра. И вот. Новый день, старые мысли, мудрое утро и простофиля вечер. То, что было вчера – уже прошлое. Встаю, как и тысячи раз до этого, ровно в 7:30, ставлю левую ногу на пол в 7:31. Не вижу вокруг себя ничего и никого. Ощущение, что я ослеп. С полузакрытыми глазами завтракаю и выхожу также на улицу. Чаще всего в этот период года, светлеет поздно, а сегодня еще и пасмурно. Иду точно также ногами, как и вчера, точнее сегодня около 12 часов ночи. Та же дорога. Те же дома. Те же лужи и знакомые, опущенные вниз, серые лица людей. Вижу вчерашнюю собаку и вижу черных ворон, заканчивавших свой завтрак. Как и Раскольников, знаю точное число шагов до своей остановки, но данные каждого утра почему-то рознятся. Брыкаюсь в автобус с уже рассмотренными бранными репликами на спинках изрезанных ножом, сидений. Смрад, туман утра добрался и сюда. Противные, жирные, каменные, мумифицированные физиономии собрались вокруг меня. Старуха также ворчит на невозможность оплатить проезд из-за большого скопления индивидов, как и год назад. Недовольные как всегда люди с томными и мрачными мыслями не волнуют меня, также как и в следующем году. В голове черт разбери что. То смерть, то жизнь, то закат, то рассвет, то девочка с класса, то мысли об устройстве человеческой кисти. Вынырнув из автобуса тошнотно-желтого оттенка, перехожу улицу на все тот же зеленый сигнал, наступая то на белые полосы, то на черные части тела дорожного животного. Также как и вчера, и как завтра задеваю головой бумажные вывески мясной лавки, из которой все доносится смрад пропавшей еще на прошлой неделе свинины. По той же лестнице поднялся к паперти своего лицея с «пушкинскими» корнями. Потянув дверь за ручку, замазанную салом рук смазливых толстячков и толстушек, бросил свое тело в толпу школьников, а точнее Лицеистов! Поздоровался с той же старой, дряблой, озлобленной на жизнь, а не на свою молодецкую глупость, вахтершей и, сняв ту же самую одежду и не переобувшись по требованию все тех же льстивых учителей, принесших свои семейные драмы на обсуждение детей, прошел по заляпанной уличной грязью лестнице. Первые уроки все также проходят за наблюдением ренессанса утренней зари. День движется. Вялость передалась и сегодняшней погоде, которая все никак не хотела просыпаться от лихорадочно – длительного суточного сна. Солнце спит зимой подольше, но оно давным-давно встало, но лучше уж спало бы дальше. За пеленой этих дымчатых облаков не видно ни одного его ясного, по-весеннему бодрого освежающего луча. Путь из школы, а точнее Лицея, ничем не отличался от утреннего путешествия, он проходил лишь по другой стороне дороги. Как будто, утром я проехал жизненный путь, а сейчас карабкаюсь к его началу как мальчуган, который уже скатился с горки, но все равно поднимается назад на вершину, чтобы еще раз испытать радость и удовольствие от скатывания. И, казалось бы, зачем тебе кататься еще раз? Ведь, ты уже испытал удовольствие. Дай насладиться и другим. Оставь горку и иди домой. Жеманство и глупость человека не дают понять этой простой истины. Так и катились мои дни в этом Волжском городе с английскими ночами и южноафриканскими днями. По пути домой я замечал, что каждый день на небольшом пригорке лежит собака и уходит в тот самый момент, когда приезжает мой автобус. Но этот раз был по-настоящему особенный тем, что после этой визуальной встречи, я не видел эту собаку больше никогда. Просто ли это случайность или закономерность, или шальная собачья жизнь, или отсутствие человеческой привязанности? Жизнь быстро перелистывала свои страницы, а я не успевал проставлять даты на предыдущих ее листах. Недели летели в пропасть за другими неделями. Дни рождения давно перестали быть самым ярким событием года. С трудом припоминались особенные события детства. С удалением от детства и юношества, у нас порой забываются те проблемы, от которых не было укрытия в детстве. Не была моя жизнь скандалом, но не была и тихой заводью. Еще недавно мне нравилась жизнь скандалиста, я думал, что талант всегда заключается в несогласии со всем миром, выходом за привычные рамки. Но с каждым днем я все дальше от этого ухожу. Приходит понимание, что талант выражается скорее в согласии с этим миром. Если бы писатель или поэт не был согласен с окружающим его миром, он бы не смог рассуждать о его проблемах актуально для всех последующих поколений. Писатель ведет диалог со своим читателем. И если автор не будет согласен с ним, именно так, а не наоборот, тогда он не найдет отклика в своих будущих читателях и не будет актуален. Это грозит вечным забвением, что является для писателя полнейшим крахом. Ведь, для чего человек берется, брался и будет браться за перо или ручку? Цель этого только одна. Увековечить свои мысли. Никто не говорит, что эти мысли правильные, хотя истина относительна и у каждого она своя. Эти мысли хоть и подкорректированы эпохой, но они важны как минимум для одного человека. А читатель уже сам решает, также важны ли они для него? Пока они хоть кому-то интересны кроме самого писателя, человек жив как творческая натура.

И вся моя жизнь была призраком и тенью счастья, но были и проблески в этом рутинном сумраке, проблески радости жизни. Жизнь дана нам единожды. В ней есть место всему. Это самая реалистичная и жестокая игра, которая движется, несмотря на все, к одному финалу. Даже, если человек решит опустить, напряженные в схватке за жизнь, руки и не продолжать игру – его ждет один, всего лишь один исход. Исход этот не зависит от мастерства и уровня игрока.

Поразительная глубина и абсолютное отсутствие страха перед рутинной смертью присуще всем нам. Ведь, смерть это тоже будет завтра, и было вчера. Есть люди, которые боятся и всячески пытаются избежать смерти, а есть те, которые презирают ее, не страшатся и считают, что это самая интересная часть жизни. Я вижу смысл и в страхе перед смертью, но я не понимаю то, зачем страшиться того, чего тебе не избежать? Мне понравился один отрывок из книги Джулиана Барнса «Нечего бояться», в которой он цитирует момент из книги Кёстлера «Диалоги со смертью». В какой-то момент писатель орет летчику: «До того, как родиться, мы все были мертвы». Пилот соглашается и спрашивает: «Почему же тогда человек боится смерти?» – « Смерти я никогда не боялся, – отвечает Кёстлер, – только умирания». – « Ау меня все наоборот» – кричит в ответ чернорубашечник.

Возможно, легко говорить лишь на бумаге, на словах. Ожидание всегда было и будет самой страшной мукой для человека. И здесь нет бюрократии, от человека и его статуса в жизни не зависит ничего. Получается то, к чему ты стремился всю жизнь и добивался чего-то, это никак тебе не поможет. Смерть не знает твоего статуса. Смерть не знает твоего авторитета перед людьми. Есть ли смысл тогда в том, чтобы заработать себе статус и значение, которые никак не помогут тебе в дальнейших странствиях по жизни и смерти? А все мнения, гласящие о том, что надо думать больше о смерти, и тогда мы будем бесстрашны перед ней, и властны над ней являются абсурдом. Но я не ставлю рассуждение о смерти и жизни целью своего повествования.

Этот необычный день начинался для меня не так как всегда, как никогда. К своему удивлению, я встал сегодня на 15 минут раньше. Солнце было сегодня удивительно бодро и у меня возникло ощущение, что солнечный диск смеется и улыбается мне, а на лазурно-розовом небе не было ни единого облачка. Моя комната была убрана, книги с протертыми обложками стояли по своим местам. На столах не было ничего лишнего. Только проснувшись, я мгновенно, почти на автомате, заправил кровать, что очень меня удивило и позабавило впоследствии. Следом, быстро отзавтракал, в районе 5 минут. Обычно я трачу на это важное занятие более длительное время, засчет любования мусорным баком за окном и мусорным городским небом. Обыкновенное рутинно – упадочное настроение заменилось необыкновенно бодрым и веселым жизненным настроем. Я выбежал из своего дома, который показался мне красивейшим архитектурным творением в мире, и ноги несли меня прямо к моему лицею. Сегодня я не обращал внимания на людей и на сало их рук, ведь, я шел туда за знаниями, а не за ренессансом утренней зари. Сегодня и последующие дни жизни, я просто жил сегодняшним днем. Ни мысли о завтра, ни переживаний за вчера. Что было, то уже прошло. Нечего бояться того, что уже миновало. Жизнь была яркой, веселой и понятие жизненной жизни здесь совершенно уместно. В этот день я не думал о смысле жизни, о ее безысходности и о бесконечности вселенной, я предался самой обыкновенной жизни, которой живут каждый день около 7 миллиардов человек. Оказывается, не боятся смерти не те, кто о ней думает, а те, кто просто живут и пользуются понятием «ЖИЗНЬ», а не смерть. Ни разу за день, ко мне не пришли мысли об этой темной и неизведанной субстанции. Всему этому разнообразию в моей рутине, послужила об очень интересной личности. Эту историю я считаю необходимым передать читателю, так как, возможно, эта история пробудет в нем чувства, которые так были нужны в жизни мне. Если же, эта история кому-то покажется полнейшим бредом и ложью, я призываю его отстаивать свою позицию. Ведь, так важно в современном мире обладать по поводу всего собственным, независимым мнением и уметь грамотно защитить его и опровергнуть ошибочное чужое. Эта история заставила меня переосмыслить все свое существование. Я понял, как прекрасно осознавать, что ты живешь, и твоя жизнь не зависит от твоих проблем в школе или где бы там еще ни было, здесь неважно есть ли завтра контрольная по алгебре или нет. Жизнь стоит над всеми мелочами нашей рутины. Мы живем, как страусы, засунувшие свои головы в песок. Я понял, что надо вырваться из оков, ведь, жизнь – это совершенство, дар, который дается, всего раз. Столь жалки и мелочны все заботы человечества. И сами мысли и рассуждения человека о жизни и смерти настолько ничтожны и являются только догадками, что никто не может опровергнуть или оправдать их. Никто еще не возвращался откуда-то оттуда, чтобы мог рассказать всем, чего стоит бояться, чего не стоит. Как готовить себя к смерти? Как лучше умереть, сидя в своем кресле с чашкой кофе в руках или на фронте шальной пулей прямо в сердце? Это без разницы, ведь, и те, и те когда-то шли от края до края, от скупости к щедрости, от падения к взлету, от утраты к приобретению.

Люди уничтожают себя изнутри по абсолютно незначимым вещам. Люди заканчивают жизнь самоубийством по каким-то причинам. Однако я не знаю, какая причина может заставить закончить жизнь преждевременно. Причиной к самоубийству чаще всего являются либо задолженности, невзаимная любовь и прочие смешные причины. Смерть – это либо конец, либо начало. Но зачем гадать? Надо просто жить, жить, как будто после смерти будет только конец, без альтернативы. Но неужели самоубийство в любом случае страшный грех? Что если человек, пожертвовав собой самовольно, спас большое количество людей или военный, попавший в плен, наложил на себя руки, чтобы врагу не досталась ценная информация? Как работает принцип того, что самоубийство тяжкий грех в этом случае? Правда ли, что человек, пожертвовавший собой, но спасший огромное количество ни в чем невиновных людей будет приговорен на вечные муки и отправится в ад? Очередной молоденький глупец взялся здраво только на его взгляд рассуждать за жизнь, ее перипетии, адские загогулины и увяз в этой забредшей трясине, и все же не победил вечный вопрос – что делать дальше? Что же будет в следующий миг равнодушной вселенной? В следующий миг будет то, что уже точно когда-то было, у кого-то было. Завтра будет точно тот же день, почти с той же длиной что и вчерашний, дни они одинаковы с точностью до миллисекунды. Однако, у кого-то в эту миллисекунду того или иного дня произойдут огромные потрясения – падения с олимпа или же противоположно выход из грязи в князи. Как угадать, в какой из тысячи похожих дней произойдет величайшее счастье в мире? А в какой из погожих солнечных дней в настроении человека произойдет утрата? И наступит дождливая осень, но лишь в сознании человека, ведь природа непоколебима настроением индивидуума.

В этот душный, но влаго-дождливый мартовский день, по совету матери, я не пошел в школу. Я чувствовал некую усталость и недомогание, возможно, это было связано со вчерашней прогулкой во время сильно-дующего северного ветра. Особых признаков серьезного заболевания у меня даже и не было, но я все равно решил сходить к доктору, посмотреть на людей и их особенности в нашу поликлинику №00112. До поликлиники надо было идти пару минут, поэтому, я, не откладывая это дело в долгий ящик, взял документы и неспеша пошел. А спешить было и некуда. Погода прекрасная. У природы, ведь по идеологии оптимистов никогда не бывает плохой погоды. Бывает всего лишь скверная. Но сегодня в настроении мира было что-то захватывающее и неожиданное для меня. Как будто этот мир носил маску лицемерия, но умел грамотно пользоваться ей, чтобы люди не заметили этого обмана. С севера в авангарде шли огромные тучные синие воины, иногда поблескивая своим блестящим, но кривым оружием – молниями. На юге по-настоящему бушевало солнце, извивая своими лучами, как огромными плетьми длиной пару миллионов километров. И вот две громадины готовились к решающему бою этих суток. А поле сражение было прямо над моей головой. Поэтому, когда я вышел на улицу я внезапно спешил от этого чуда природы и погоды, так что не смог сразу оправиться. Солнце так и светило в заляпанные окна и пробивалось в тухлые комнаты, несмотря на столь серьезное препятствие. Вслед за сильными лучами солнечных сил вселенной, на окна обрушились огромные капли, изрыгаемые тучными воинами. Окна пока что были блестяще чисты от взаимодействия вечных врагов. Но надо только взглянуть на них на следующее утро. И пальцем не проведешь, настолько все будет напоминать о вчерашней баталии. Людей на улицах почти не было. Город как будто на карантине по пандемии. Взрослые на работах, дети в школах, старички дома или в больницах. Завернув за угол, я увидел деревья, пошатывающиеся от умеренно – холодного, но освежающего северного ветра. Под одним из таких деревьев, я заметил свору собак, резвящихся на солнце, но через мгновение, я увидел их под кронами, как будто они прятались от огненных лучей, что было связано с уже привитой «летней» привычкой прятаться от палящего зноя лучей. Но на дворе была боевая весна. Пройдя мимо магазина, работающего 24 часа в сутки, я не увидел давно знакомого продавца, которому столько раз оставлял деньги на столе и самовольно брал товары с полок магазинчика. Уже позднее, я узнал, что он тихонько, незаметно для всего мира, умер ночью от инфаркта, когда очередной раз посапывал в открытом магазине. Через пару лет этот магазинчик также умер, как и его единственный продавец. Придя в поликлинику, я узнал, что уже записан на прием моей матерью. Сразу же я понял, что так моя заботливая мамочка проверит посещение мною поликлиники. И не дай Бог оказалось бы, что мне стало лень пройти пару сот метров, а лишь бы проваляться в своей кровати еще пару минут. Ожидать мне почти не пришлось. Как только я приземлился на обитую кожей лавку в коридоре, из кабинета уже выскочила довольная маленькая девочка, крепко державшая за палец своего не столь веселого отца. Я дернул дверь за ручку, и она с протяжным скрипом несмазанных петель отворила для моего взгляда кабинет доктора. Это не была привычная белая «райская» комната, о которой возникают представления при слове «доктор». Эта комната была очень темная, в ней было всего одно маленькое окно, в которое даже не мог проникнуть луч майского солнца. Что было на стенах, я даже не мог различить. Кромешная тьма. Источала свет, лишь порой потухавшая настольная лампа. По столу в беспорядке были разбросаны деревянные шпатели, на стульях стопками стояли карточки многочисленных посетителей. Запачканные от ежедневного использования полы длинного белого халата свисали почти до линолеума, который был не меньше заляпан от многочисленных ног, не имевших при себе бахил. У доктора были большие жилистые руки. Казалось, что жилы прямо в это мгновение выпрыгнут из рук. Рукава халата были закатаны по локоть, поэтому я увидел наколку на левой руке, которая представляла собой обнаженную по пояс русалку, а ниже пояса был длинный хвост, который заканчивался почти у запястья. Верхняя же часть русалки была настолько коротка, что в реальной жизни такая бы русалка не прожила бы и секунды. Лица доктора я так и не смог разглядеть, так как он откинулся на спинке стула, и свет от лампы не достигал его головы. Я смог разглядеть лишь конец длинной белой бороды, которая имела свое окончание у гипогастрия, густой белый дым, исходящий из области рта доктора и помятую сигаретку, зажатую между длинных худощавых пальцев с давно не стрижеными ногтями.

– Здравствуйте, уважаемый. Присаживайтесь на кушетку. Она новая. На ней даже еще никто не умирал. А вы знали, что солнце не прошло еще и половины своего жизненного пути. – сказал он. – Ну и штука. Все в этой вселенной эволюционирует. Когда-то высшими существами были амебы. А сегодня мы наивно полагаем, что человечество будет наблюдать закат этой планеты. Я же думаю, что все будет не совсем так. Появятся новые совершенные виды, высшие существа. Возможно, они будут более приспособлены к какому-то климату или будут просто совершены физически. И для них человек будет наипримитивнейшим созданием, таким, каким для нас сейчас кажется амеба. Люди они же грешны, они слабы. Выживают сильнейшие. Здесь работает принцип: кто лучше приспособится – тот живет. Бог может нас покинуть, а смерть свою добычу вряд ли покинет. Я никогда не видел, чтобы голодный лев убежал от издыхающей антилопы.

– Доктор, не поверите, но человечество уже совсем скоро окажется на свалке истории. – Сказал я. – и ни я, ни вы, ни кто бы то ни было еще уже ничего не изменит. Мы можем только наблюдать со стороны потерю крова и дома. Куда нам лететь? Кто нас ждет на других планетах, если мы не смогли удержать свою. А жизнь. Жизнь – это рутина. Это сплошное чередование черных и белых полос. И как думается мне цвет фона в нашей жизни – черный.

–Вы пришли ко мне с каким-то вопросом? – неожиданно сменив тему, спросил доктор.

–Это уже не важно. Ваши мысли произвели на меня сильное впечатление. Я очень рад, что подобными вопросами задаюсь не только я.

Доктор потушил сигарету и поднес руки к голове. Я услышал шелест волос и его ответ:

– Я себя очень корю, сынок, за эти мысли и за их озвучивание. В твои годы, меня страсть как интересовали подобные вопросы. Я днями и ночами искал хоть какие-то ответы на них. Но когда-то ты поймешь насколько это все тщетно. Мне казалось, что жизнь это и, правда, не дар, а наказание человеку. Но как я мог судить об этом, ничего и никого не потеряв? Стоит только потерять дорого сердцу человека и мысленный цвет жизни сразу меняется. Я жил в хороших условиях, родители, братья, сестры любили меня. Я жил в достатке. Так зачем накручивать себя лишними проблемами? Просто надо жить. Не жалей себя. На планете живут миллионы человек, которые потеряли все, что они когда-то любили. Все! И здесь сидишь ты, юноша в рассвете лет, ничего не потерявший кроме нескольких десятков монет и шорт, забытых в раздевалке и спрашивает меня о закате нашей планеты. Не надо думать, что ты что-то в этой жизни пропустил или потерял. Не знаю как моя, но твоя жизнь еще полна радостями встреч, слезами радости от побед. Ты можешь размышлять о смысле жизни, о смерти как таковой. Но ни ты сам, ни кто бы то ни было, не опровергнут или не подтвердят твои мысли. Человечество запуталось. И вопросов становится все больше, а ответов хотя бы на старые не находится. Так, скажи мне. Зачем ломать голову над тем, что ты никак не можешь избежать? Зачем? Даже, если ты найдешь какие-то правильные ответы, они тебе помогут? Они помогут только убедиться в правильности мысли, но больше ни в чем. У меня есть для тебя одна история, которую я бы с радостью рассказал молодому себе. Это помогло бы мне встать на правильный жизненный курс.

Потом он посмотрел на свои старенькие настольные часы и с горьким сожалением сказал:

–Ох, ох, ох. Рассказать я тебе ее уже не успею. Сейчас у меня огромное количество пациентов и рассуждать здесь о жизни, пока другие нуждаются в моей помощи, я не позволю. Знаешь, что мы сделаем? В твоем возрасте и чуть постарше я вел дневник, в котором отмечал интересные события и занимательных людей, которые повлияли на мою жизнь. Конечно, писательского таланта у меня никогда не было, наверное, никогда уже и не будет, но не обращай на это внимание. История одного человека там и без того поразительно интересная. А как дочитаешь – принесешь мне и поделишься своими, надеюсь, новыми мыслями по этому вопросу.

Дальше он начал копаться в огромных залежах тетрадок. И найдя нужную быстро сунул мне в руки.

– Хорошо. – мигом ответил я. – огромное спасибо.

Потом я протянул ему свою руку, но он не ответил мне взаимностью.

–Еще не прощаемся. Скажи, что следующий может заходить. Доктор свободен.

Сорвавшись из кабинета доктора, я со всех ног помчался домой, зажав в правой руке замусоленную, испачканную салом тетрадку, которую он гордо именовал дневником. Собак под деревом уже не было видно, остались только подранные коробки, которые были то ли их домом, то ли предметом для игр. Расстояние от поликлиники до своей квартиры я преодолел буквально за несколько пар десятков секунд. И вот ключи громко врезаются в замочную скважину и со скрипом отворяют квартиру. Я уже почему– то не остановился в коридоре, прислушиваясь к удавке тишины, а уже вошел в свою комнату, которая представляла собой цинично ровный прямоугольник со сглаженными углами. В этой комнате все было рассчитано на двух человек. Два письменных стола, две кровати, две фотографии на стене. Большую часть года один стол и одна кровать в одиночестве тосковали. Другой стол был завален книгами, исписанными листами, разнообразным мусором и запыленными стаканами и тарелками, которые за время своего бездействия успели прилипнуть к столу. Одно из двух мест для сна было завалено спальными принадлежностями, не убранными еще с самого пробуждения. Я рухнул на эту кровать, потом встал, вспомнив, что еще не переоделся в домашнюю одежду. Потом я вернулся к сальной тетрадке и, раскрыв ее, увидел первую запись. У дневника не было ни заглавия, ни инициалов, составлявшего его человека.