Текст книги "Столица детства моего"

Хуторские воспоминания

Екатериновка, Михайловка и Вебер были расположены при речке Песчанке (сейчас это измельчавший ручей, протекающий через Слободку). Она впадала в речку Оленью (сейчас это залив Волги, уходящий в Тюрину балку).

По Оленьей речке, в свою очередь, располагались и другие хутора, о которых я немного упоминала выше: хутор Андрианов, именуемый по-другому Задубовский, где было шесть дворов и 30 жителей; хутор Архипов с точно такими же данными; хутор Костин в 13 дворов, где проживали 75 человек; хутор Кузьмин в три двора на 14 жителей и хутор Леднёв, называемый по-другому Соков на шесть дворов для 31 жителя.

Земля у наших предков-хуторян была неказистая – изрезанная хоть мелкими, но неудобными оврагами, на две трети песчаная, местами даже с мелким камнем, а на одну треть – из суглинистого чернозема. Трудно приходилось крестьянам. Урожай на полях был, как правило, низким, да еще и мешали суховеи. И его судьба почти целиком зависела от прошедших вовремя дождей. Местные крестьяне в то время говорили: «У нас не земля родит, а небо». Самые значительные населенные пункты – Оленье со ста домохозяевами и Михайловка – с семьюдесятью. Во всех остальных хуторах насчитывалось до семидесяти дворов в общей сложности.

В 1896 году земство постановило открыть в Оленье церковь, при ней школу, библиотеку-читальню и приют для приезжающих с дальних хуторов. Грамотные хуторяне были только в зажиточных семьях, которые изредка приглашали к себе какого-нибудь странствующего унтер-офицера в отставке или заштатного дьячка.

Карта 1915 г. на которой можно увидеть некоторые хутора

Веберы – немцы Поволжья

Представим, что мы с вами в прошлом. Далеком и невозвратном. Перед нами Оленьевская балка, которая почти сплошь усеяна мелкими деревнями и хуторами.

Хутор Вебер – бывшее владение помещиков Даниловых. Немцы – хуторяне засевали тут в большом количестве мяту, табак и прочие диковинные растения. Из мяты делалось мятное масло и отправлялось в Саратов, Москву и другие крупные торговые города. А еще, по воспоминаниям старожилов, у них росла красивейшая сортовая сирень, из которой делали… одеколон. Говорили, что этот хутор очень хорошо обставлен, в нем замечен порядок и аккуратность, которые всегда присущи немцам. Тут даже имелась немецкая школа.

Располагался он в Песковатской волости на речке Оленьей и состоял из двух участков земли, площадью 2289 десятин (десятина – площадь чуть больше одного гектара), в том числе три десятины было под усадьбой, десять десятин под огородом, двести пятьдесят десятин под лесом дровяным и кустарником, около двух тысяч десятин под пашней, восемьдесят восемь десятин под выгоном, около шестидесяти десятин под лугами и более ста десятин у реки Волги с мукомольной механической мельницей, мятным заводом и жилыми и нежилыми помещениями.

Пашня засеивалась мятой, табаком и другими диковинными растениями.

Значительную территорию занимал грушевый сад с небольшими сочными сладкими плодами и мякотью выраженного темно-коричневого шоколадного цвета. Это распространенный местный полудикий сорт черномяска буерачная. Груша выращивалась с использованием особой агротехники. Растения высаживались по наклонному оврагу, что обеспечивало их полив дождевой и талой снеговой водой. Посадки деревьев делались в разное время, поэтому период плодоношения увеличивался: на некоторых грушах плоды только завязывались, на других уже можно было собирать урожай. Плоды шли на варенье и для начинки пирогов.

Все сельскохозяйственные дела – от посадки растений до выпаса скота были на плечах у немецких рабочих. именно для них Вебер устроил даже молитвенный дом и повесил там звучный, раздающийся по всей балке колокол, который привлек и православное население балки. Они тоже стали посещать богослужения, а Вебер против участия православных в общих молениях не возражал.

Со временем на хуторе Вебер была открыта лютеранская школа. Некоторые хуторяне занимались отхожими промыслами. Старожилам Оленья запомнился немец Карл Карлович, который скупал у местного населения молодняк крупного рогатого скота и перепродавал его на ярмарке в Саратове. Запомнился он потому, что в степи собственноручно выкопал котлован под пруд, обложил его бутом, подвел туда воду из родника, чтобы пруд не пересыхал. Пруд, получивший у местного населения название Карлычев, функционировал до недавнего времени и был разрушен хулиганами или кладоискателями.

Про этот пруд ходит одна мистическая легенда. Старожилы села, которые по молодости трудились на колхозных полях рассказывают ее. Кто с усмешкой, а кто с сомнением, а кто и с легким суеверным страхом. Старшее поколение строго-настрого приказывало молодым товарищам по работе не ночевать возле этого пруда. Не говорили конкретно почему. Мол, творится там что-то непонятное. А как раз и трактористы, и комбайнеры всегда делали привал возле Карлычева пруда, но до наступления темноты ст старались оттуда уехать восвояси. Кто раз заночевал там – из любопытства или по необходимости – больше не оставался. Говорил: «Наваливается на тебя такая тяжесть, дышать невозможно, и душит, душит. А никого не видно». Такая вот история окутывает те места.

Вернемся в более давнее прошлое. В 17—18 веке это имение принадлежало дубовскому купцу мукомолу Людвигу Яковлевичу Веберу. В 1886 г. он завещает все свое имущество, заключающееся в 2463 десятинах земли со всеми постройками, две водяные мукомольные мельницы, а также все остальное разделить между сыновьями Адамом и Яковом Вебер. Жене Христиане, урожденной Рейнгардт, если захочет жить отдельно от сыновей, выдать 800 рублей серебром и одну корову. Старший сын Фридрих наделен при жизни, дочери Анна, Мария-Екатерина и Екатерина-Елизавета выданы в замужество с приличным приданым.

Все сыновья и внуки зажиточного дубовского купца оказались несостоятельными должниками. В 1915 г. состоялась публичная продажа недвижимого имения, принадлежавшего поселянам Якову Людвиговичу, Александру Адамовичу и Георгию Адамовичам Вебер, состоящего в Песковатской волости на хуторе Вебер.

Яков Людвигович Вебер, житель Дубовки, вынужден был продать свой дом в 1 части Дубовки на Садовой улице за 100 рублей казачке М. В. Персидской. Два его сына – Яков Яковлевич и Самуил Яковлевич перессорились и стали кровными врагами. Яков Вебер захотел посадить брата в тюрьму и подал в суд прошение, в котором обвинял брата Самуэля в том, что он не вернул швейную машинку, оцененную в 40 рублей и граммофон с 14 пластинками. Самуэль Вебер написал, что находит обвинение не добросовестным, что вещи не присвоены, а были уступлены в его собственность братом в счет платы за содержание его дочери на хлебах. Судья признаков преступления не нашел. Яков Яковлевич жил в Царицыне, а Самуэль Яковлевич в Дубовке.

В настоящее время хутор Вебер, где еще сто лет назад кипела жизнь, представляет собой ровную степь. Сохранились остатки грушевого сада. Еще в послевоенное время на этом месте оставались аккуратные выбеленные домики с красными мальвами в палисадниках. Но хозяев немцев Поволжья там уже не было. Однако следы пребывания Веберов в этом месте продолжают искать и сейчас. Этой весной на место, где стоял хутор Вебер, прибыли москвичи с металлоискателем, где-то прознавшие о существовании клада. На большой глубине они откопали кованный сундучок с полным набором серебряных приборов от столовых до десертных. Серебряные изделия немецкого производства датированы 1850 г.

Еще одно место пребывания Веберов в Саратовском крае – Михайловка. Она возникла в 1762 г. Свое название получила от имени полковника Михаила Сидоровича Себрякова, которому Указом императора Петра III от 24 мая 1762 г был передан в вечное и потомственное владение пустопорожний Кобылянский юрт окружностью 102 версты. В 1869 г. началось строительство железной дороги Грязи – Царицын. Дорога прошла вблизи владений наследников полковника, и возникшую рядом станцию назвали по фамилии владельцев земель – Себряково. Иван Лукьянович Вебер построил около железной дороги мельницу (Белую), а в 1898 г. по улице Этапной (ныне Народной) другую – Красную и стал владельцем мукомольной фирмы «Вебер». 21 сентября 1895 г. громадная мукомольная мельница около станции Себряково сгорела. Кроме нее пожаром уничтожены все принадлежавшие И. Л. Веберу амбары с мукой и зерном. Пожар был настолько сильным, что пришлось остановить движение по железной дороге. Пожар сопровождался человеческими жертвами. Мельница застрахована на 600 тысяч руб. Причины пожара неизвестны. В 1909 г. купец Вебер был признан несостоятельным должником. Обанкротившийся владелец фирмы Иван Лукьянович Вебер скрылся от кредиторов, среди которых находились банки и немцы-колонисты, поставлявшие на мельницы зерно. Особенно пострадал дубовский купец Яков Андреевич Вааг, лишившийся в результате ликвидации фирмы Вебера 187 200 руб. 19 коп.

Таким образом еще до революция предпринимательская деятельность купцов Вебер закончилась. Хотелось бы найти потомков немцев Веберов, что узнать историю их жизни из первых рук.

Остатки грушевого сада, за которым располагался хутор Вебер. Фото автора – Иляны Ставицкой, 2020 г.

История Никольского храма

Поколенья сменяют друг друга, люди уходят в небытие, пропадает бесценный опыт, накопленный годами. Кто сейчас знает, что волновало какую-нибудь помещицу, живущей в старой усадьбе. Да про нее забыли навсегда, а ведь она жила, любила, думала и… ушла в безвестность. То же самое происходит с природными объектами, с различными зданиями и памятниками. Есть в нашем прошлом и утраченные объекты природы – это Столбические горы, тянувшиеся по правому берегу Волги от Дубовского посада да Камышина, и русло древней Ергень-реки. Кстати, вода, поступающая из ергенинских песков, как говорилось выше, питает родник Екатериновский, известный не только в нашем селе, но и во всем Дубовском районе.

Но мне хотелось бы поведать вам об исчезнувшем памятнике истории и культуры, который когда-то был в нашем селе. О Никольской церкви. Долгое время оленьевцы и хуторяне были без церкви, вот и тянулись даже в лютеранскую. И поближе, да и Бог над всеми един, считали многие. Ходить то приходилось в любую погоду либо в Троицкую церковь, что была при Песковатке, либо в Михайловскую при Водяном.

Так сложилось, что наше село долгое время относилось к церкви Святой Троицы, что находилась в селе Песковатка. Вот что об этом пишет историк Минх:

«По сведениям священника М. Смирнова 1895 года деревня Олени относится приходом к Троицкой церкви села Песковатка, от которой отстоит в семи верстах…».

Итак, в 1896 году земство постановило открыть в Оленье церковь и школу при ней. И вот, примерно в начале 1900-х годов в Оленье была построена своя церковь —Никольская.

Единственное историческое свидетельство ее существования – одна фотография здания прихода с уже снятыми куполами. И это редчайшее фото – драгоценность в истории села.

Из личного дневника Ивана Афанасьевича Вакина, который несколько лет назад попал автору в руки на пару дней, прояснились интересные сведения. Известны точные даты освящения всех храмов нашей местности. Дневник этот Иван Афанасьевич начал вести в январе далекого 1892 года.

И вот в большом списке с заглавием «Освящение Божьих храмов» запись под номером 30: «Оленьевская Никольская 15-го октября 1902 года».

Раз появился храм, то и служащие при нем, конечно были. Вот только найти сведения о них очень сложно. Пока, благодаря исследователю Ираиде Ивановне Лежниной, установили имена двух из них, а также имена псаломщиков. Какая судьба скрывается за этими именами? Какие это были люди, с какой душой, с каким характером? На эти вопросы история пока не дает ответов, а скрывает под завесой тайны.

Самым первым человеко, связанным с Никольским храмом был Михаил Смирнов. В ноябре 1902 года его утвердили в должности законоучителя Оленьевской земско-общественной школы Царицынского уезда.

Что же скрывается за такой формулировкой в названии учебного заведения? Земская школа – это начальный этап образования одноклассного типа. Постепенно в земских школах устанавливается четырёхлетний учебный курс с двумя классами, с двумя учителями. В такой школе преподавали русский язык, чистописание, арифметику в простейшем изложении, Закон Божий и церковнославянский язык, церковное пение.

Учились бесплатно, мальчики и девочки от 8 до 12 лет, ограничений по сословиям не было. Финансировалось всё из средств земств, строительство и содержание было за земским собранием, зарплата учителей и учебники шли из казны. Основной идеей и целью земского типа народного образования было достижение всеобщего образования. Чаще всего учителями становились священники, потому что население было поголовно неграмотным.

Оленьевский земский учитель Михаил Смирнов начинал свое служение в Аткарском уезде еще до 1866 года. В феврале 1872 года по личному прошению был перемещен в село Малую Ивановку Царицынского уезда. В 1883 году утвержден катехизатором Царицынского уезда. В ноябре 1886 года перемещен к церкви села Донгуз Вольского уезда.

Но, через два года в марте 1888 года перемещен к Троицкой церкви села Песковатка Царицынского уезда. Потом оказался в Оленье. В апреле 1909 года стал заштатным. Имел священнические награды: пастырское благословение за ревностное прохождение должности (1870 год) и в этом же году за пожертвование в пользу голодающих Самарцев награжден резолюцией Его Преосвященства Архипастырское благословение, в 1874 году им был получен набедренник, в 1880 – скуфья, в 1896 – камилавка, а в 1903 году – благословение Священного Синода 1903г. Умер отец Михаил 27 июня 1909 года.

Следующим в никольском храме нашего села служил Гавриил Панов – священник Балашовского уезда, который в сентябре 1889 года был перемещен к Никитинской церкви села Отрада Царицынского уезда. А в марте 1907 года ему было предоставлено священническое место при Николаевской церкви Оленьих хуторов Царицынского уезда. В июле следующего года был перемещен к Николаевской церкви села Гуселка Камышинского уезда. Умер 22 октября 1910 года.

У Полякова Василия Емельяновича известен лишь год рождения – 1868-й. Он окончил курс в городском училище в 1884 году, стал послушником Крестовой церкви Саратовского архиерейского дома. В июне 1888 года ему было предоставлено псаломщическое место при церкви села Мещерское Сердобского уезда. В январе 1893 года был перемещен к Покровской церкви города Саратова. В 1896 году посвящен в стихарь. В 1906 году рукоположен в сан диакона. В июле 1908 года определен на священническое место к Николаевской церкви села Оленьи хутора Царицынского уезда. Законоучитель. В сентябре 1916 г перемещен на священническую вакансию к Николаевской церкви села Скачиха Балашовского уезда. Наградой его был набедренник, полученный в 1913 году.

Жена – матушка Евгения Самсоновна. Сын Николай, о котором известно, что в 1916 году, был студентом медицинского факультета Юрьевского Императорского университета города Тарту.

Потом в церкви при Оленьих хуторах служил Тростянский Николай Александрович. Он родился в 1867 году, окончил уездное училище. В апреле 1909 г определен на место и.д. псаломщика при Николаевской церкви Оленьих Хуторов Царицынского уезда. В январе 1912 года перемещен к Никитинской церкви села Отрада Царицынского уезда. В ноябре 1912 года утвержден там в должности штатного псаломщика.

Его сменил Назоров Василий Васильевич 1887 г.р. из села Сокур Саратовского уезда. Окончил курс СДУ. По окончании курса в декабре 1906 года был определен на псаломщическое место при Николаевской церкви села Оленьих хуторов Царицынского уезда. В марте 1909 года перемещен к Покровской церкви села Ртищево Сердобского уезда.

Потом в Никольском храме трудился Шеманов Николай Иванович 1886 г.р.. По исключении из пятого класса Саратовской Духовной Семинарии в марте 1912 года, ему было предоставлено псаломщическое место в звании и.д. псаломщика при Никольской церкви села Оленьих Хуторов Царицынского уезда. В мае 1913 года был перемещен к Николаевской церкви города Петровска. В июне 1913 года перемещен к Вознесенской церкви станицы Пичужинской Царицынского уезда. В октябре 1915 года перемещен в Аткарский уезд.

И последним человеком, трудившимся в Никольском храме и заботившемуся о благочестии своего прихода был Побединский Валентин, годы жизни которого не известны. Он окончил Самарское духовное училище. В мае 1913 года был определен на псаломщическое место при церкви села Оленьи Хутора Царицынского уезда с посвящением в стихарь.

А каков же был сам храм? Где он располагался и как выглядел?

Никольская церковь, по свидетельству очевидцев, располагалась на месте бывшего общежития квартирного типа. Но ее век был недолог. После установления Советской власти по нашей стране прокатилась волна разрушения. Мощной силой она сметала на своем пути церкви и монастыри, пытаясь искоренить веру и православие.

В 1920-х годах такая же участь постигла и наш оленьевский храм. Но ничто не проходит безнаказанно. Вот что рассказывала моя прабабушка Мария Ивановна Водолагина о том событии:

«Было мне в ту пору лет девять-десять, когда приехали партийные с Дубовки, купола с церкви снимать. Наших понабежало видимо-невидимо, но никто богохульствовать не захотел. Никто из оленских не полез на крышу храма купола снимать. И вот какой-то важный партийный разозлился, да с грозным видом пинджак скинул, поплевал на руки и полез. Размахнулся, ударил железякой по куполу, да тут же и вниз скатился – обе ноги об землю поломал. Потом сняли купола, правда. А в церкви школу сделали».

А в бывшем здании колхозной столовой, точнее на ее месте стоял дом священника. К сожалению, фамилия его не сохранилась в истории. Известно лишь то, что дочь священника была учительницей в церковно-приходской школе. А позже на ее месте отстроили и обычную сельскую школу.

Об этой школе, точнее о церковном хоре, дошла до современности маленькая легенда. Вышеупомянутая Мария Ивановна работала там уборщицей в шестидесятых годах прошлого века. В то время здание отапливалось дровами – в классах стояли печки-голландки. И в задачу уборщицы входило помимо уборки, их топка. Как-то раз Мария Ивановна пришла пораньше – мороз в тот день лютый был – затопила печь, присела рядышком, да задремала, и сквозь сон как грянет многоголосый хор:

«Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас…». Уборщица Водолагина так и выскочила на улицу от страха – школа-то пустая, для учеников рано было. Да и хора-то в ту пору никакого в школе не было. Позже, когда для ребят построили новое здание, старое распределили на квартиры для сельских семей. В одной из квартир хозяин не раз слышал по ночам церковное пение. Правда это или нет, но квартира эта сменила уже третьего хозяина. Долго в ней никто не живет. Отчего бояться этого, непонятно.

А вот примерно там, где стоит здание Дома культуры и располагается школьный парк было церковно-приходское кладбище, по словам коренных оленьевцев.

Такие легенды и сведения дошли до нашего поколения об утраченном историческом памятнике. Но справедливость в какой-то мере восторжествовала. В 2006 году по благословлению митрополита Волгоградского и Камышинского Германа в Оленье был открыт церковный приход святителя Николая Угодника, который действует и по сей день.

Здание Никольского храма после снятия куполов, ориентировочно 1920-е годы, фото из личного архива автора

Загадка местной истории

 
Из-за острова на стрежень,
На простор речной волны
Выплывают расписные
Острогрудые челны.
На переднем Стенька Разин,
Обнявшись, сидит с княжной….
 

И из этой же песни стало нам известно о дальнейшей нерадостной судьбе княжны, да и о крутом характере Степана Тимофеевича Разина, известного в народе, как просто Стенька. История этого разбойника, грабившего Поволжье и Каспийское море широко известна по литературным произведениям Василия Шукшина, Евгения Евтушенко, Владимира Гиляровского, стихотворениям Марины Цветаевой и Велимира Хлебникова, Алексея Толстого и Максимилиана Волошина, историческим романам Алексея Чапыгина и Ивана Наживина. Не обошел эту личность и кинематограф – «Понизовая вольница» (1908), «Степан Разин» (1939) и «Гулящие люди» (1988) – в этих трех фильмах она и увековечена.

Донской казак, предводитель крупнейшего в истории допетровской России восстания 1670—1671 годов, оставил свой след и в истории нашего края – почти в каждом селе нашего района, расположенным по берегам матушки Волги есть насыпи, которые в народе прозвали курганы Стеньки Разина.

Для чего насыпало их Стенькино войско? Для хранения кладов или как смотровые площадки? Какую же тайну они хранят в себе? Ответы на эти вопросы можно найти у историка Минха.

В Оленье, если идти по берегу залива в сторону «большой» Волги, именуемой в народе «хрестище», стоит над обрывом осевший курган. Курган Стеньки Разина. Когда-то сюда приезжали археологи, да и местные жители, в надежде откопать клад, тоже поработали здесь лопатами. Несколько десятков лет назад ходила по селу легенда о том, что в этом кургане спрятаны награбленные сокровища, которые Стенька второпях закопал. Спешил на очередную битву. Уверена, что и в других селах, стоящих на побережье Волги ходят такие легенды.

Но, прочитав труды Минха, выяснилось, что такие рассказы… просто рассказы.

Эти продолговатые или круглые искусственные земляные насыпи, возвышаются над речным простором, стоят по одиночке или цепью, словно наложенные сетью на береговое пространство. Это всего лишь на всего дорожные или сторожевые курганы, с которых открывается прекрасный вид, с них очень удобно было выслеживать корабли противника и внезапно нападать на них. При раскопках там мало что находили. Зола, окаменевшие деревья, да кости – где лошадиные, а где и человеческие. Лишь порой обнаруживали сбрую, небольшие украшения да посуду, что впоследствии дало основание вот для таких кладоискательских легенд.

Хотя в Саратовских Губернских Ведомостях за 1859 год был приведен народный рассказ о том, что

«… как-то очень давно, двое бурлаков с проходившего мимо судна, взобрались на бугор и увидели в нем отверстие вроде погреба с дверью. Отворив ее, они вошли в хорошо убранное подземелье: в углу висел образ Спасителя в золотом окладе, убранном драгоценными камнями, перед которым теплилась лампада. Кругом стояло множество бочек с серебром, золотом и драгоценными камнями».

Товарищи эти о чем-то заспорили и вдруг одного из них невидимая сила выбросила наружу, за дверь и послышался голос: «восемь-девятого». Все тут же исчезло, бурлак вернулся на судно один, а его товарищ так и пропал. Что это было – правда или выдумка – так и осталось легендой в народе.

Есть и еще одна легенда. Она-то и легла в основу песни о Степане Разине. А так ли это было?

История с персидской княжной на самом деле имела место быть. Вот как в своей книге «Родная старина» пишет В. Сиповский:

«Дикий разгул казацкий и зверская необузданная натура самого Стеньки Разина не знали удержу. Один иностранец-очевидец рассказывает о таком ужасном случае. Стенька с ватагой своей катался по широкому раздолью Волги на струге. Вино хмельное, по обычаю, лилось рекой и туманило казацкие головы. Подле Стеньки сидела пленница – персидская княжна. Роскошный наряд, вышитый золотом и серебром, бриллианты и жемчуг увеличивали блеск ее замечательной красоты. Пленница эта сильно нравилась суровому атаману. Вдруг он вскакивает с места и, обращаясь к Волге, говорит:

– Ах ты, Волга-матушка, река великая! Много ты дала мне и злата, и серебра, и всякого добра, славою и честью меня наделила, а я тебя еще ничем не поблагодарил! На ж тебе, возьми! – При этом Стенька схватил княжну одной рукой за горло, а другой за ноги и кинул в реку. Ведь по народному поверью, после удачного плавания по морю или реке следовало бросить в воду что-либо ценное в знак благодарности. Возникло оно, конечно, из древнего языческого обычая приносить жертвы водным божествам…

Стенька в зверском порыве принес человеческую жертву Волге-матушке. И поплыли дальше по Волге суда, впереди всех был атаманский «Сокол», на которых веревки – шелковые, паруса – из дорогих персидских тканей. Где бы ни останавливался он, то простой люд перед Разиным шапки снимал, кланялись и величали «батюшкой Степаном Тимофеевичем».

В шестидесятые-семидесятые года прошлого века местная оленьевская детвора, гуляя по берегу Волги частенько находила на мелководье старинные монеты. Правда медные. Как-то раз попалась юным кладоискателям пара-тройка серебряных нательных крестиков. А однажды при большом отливе виден был в воде огромный камень, подплыли к нему ребятишки и тут же назад. Кто посмелее, вернулись назад, чтоб рассмотреть свою находку. Это был огромный крест, выдолбленный из камня. Потом, кто-то из стариков говорил, что это память о каком-то Стенькином разбойнике. Стоял он, наверное, на берегу, да берег стало подмывать, обвалился он, а вместе с ним и крест тот. Но так ли это или нет – останется загадкой местной истории.