Текст книги "100+"

Будни

Основных забот у Лины и без того хватало, и все же школе она уделяла очень много времени. Так уж сложилось, но это свое детище она холила и лелеяла, невзирая на занятость и усталость. Занимаясь программами развития детей, поиском для них средств, подбором и обустройством необходимых приспособлений и инструментов, она не забывала и о преподавательском составе. Обеспечивая их всем необходимым для процесса обучения подопечных, помогала им решать и их личные бытовые вопросы, но и в ответ требовала всецелой самоотдачи. Особое внимание всех сотрудников школы было направлено на установление доверительного отношения детей, как между собой, так и со взрослыми. И оно того стоило, так как позволяло вовремя скорректировать или предотвратить нежелательные психические отклонения, проступки, отсутствие или потерю интереса, а порой даже накопившуюся усталость. Деткам же это давало возможность учиться принимать на себя ответственность за начатое дело, умение признавать открыто свои ошибки, либо вовремя обратиться за поддержкой, помощью.

Как-то Лина заметила, что недавно поступившая воспитанница, проявлявшая себя активно и на занятиях, и на отдыхе, слишком часто стала ей попадаться на глаза, сидящей поодаль от всех остальных, свернувшись комочком и не обращавшей внимания на игривость и радость окружающих ее детей. Можно было бы списать ее уединение на размышление и обдумывание чего-то сокровенного, или решение вопроса, как воплотить надуманную ею фантазию в жизнь, если бы не украдкой смахиваемые слезы. А поскольку лужица от падающих соленых капелек из огромных красивых глаз грозилась стать немалой, чтобы предотвратить ее появление, Лине предстояло сначала как-то обозначить свое присутствие. Она неестественно громко отозвалась на приветствие проходящих мимо мальчишек. И заодно поинтересовалась у них, не видели ли они физрука, заранее зная, что они могут только предполагать, где тот мог находиться. Крошечка-несмеяна, тем самым, отреагировала на резонирующий в привычном переливе детских голосов звук нового тембра, она отвлеклась от своих горестных мыслей и поспешила удалить остатки мокроты на своем милом личике. Но позу так и не сменила, оставаясь до поры до времени в коконе и наблюдая украдкой за внезапным вторжением. Лина подбодрила своих собеседников пожеланием доброго настроя на грядущие дела и с нескрываемым любопытством, произнося: «А кто это у нас тут грустит?» – направилась прямо на изрядно промокшее от слез создание.

– Привет, мой котик! Как у тебя дела? Ты уже с кем-нибудь подружилась? – все ответы она знала заранее, тем не менее, надо было с чего-то начинать разговор. Не каждый ребенок станет изливать душу по первому требованию, особенно еще малознакомому человеку. Кто-то побоится огласки, другой – насмешки, а третий – просто испугается и замкнется только от того, что на него вообще обратили внимание.

Машенька была ребенком открытым, она, слава богу, не сталкивалась с издевками и осуждением, и потому, наверное, на первых же услышанных в ее адрес словах, вспыхнула румянцем, распрямилась как резвая кошечка перед прыжком и бросилась в объятия Лины. Не дав себе ни минуты для оценки сложившейся ситуации, и предотвращая дальнейшие расспросы, она извергла из себя громкие рыдания, прерываемые обрывками слов: «моя Маруська, семеро котят, я видела, она померла, во сне».

– Подожди, солнышко, ты так торопишься, чтобы ничего не забыть и все успеть рассказать, что мне не все понятно. Где ты это видела, когда, может быть, ты ошиблась? Давай-ка, сначала уйдем отсюда в какое-нибудь укромное местечко, а потом ты успокоишься и все мне поведаешь, – она взяла Машу на руки и унесла в нишу, создаваемую лестницей между двумя этажами, там располагались удобные диванчики, на которых детки обычно замышляли свои «коварные» замыслы.

У Маши был особенный случай прихода в школу. Ее благополучная когда-то семья растаяла в один миг. Сначала она утратила горячо любимого отца, ушедшего из жизни по собственной воле. А вслед за ним неутомимая сила разрушения, отобравшая бизнес у отца, настигла и ее мать. Потерявшая надежду и опору женщина, подверглась еще и физическому истязанию, дабы не воспрепятствовать своим правом наследования тем, кто уже считал себя единственным владельцем их капиталов. Реабилитационный центр, где она находилась, был основным и главным делом Лины. Именно так она и узнала о месте пребывания Машеньки и ее внезапно настигшем горе. Нисколько не сомневаясь в своей правоте, она нашла девочку в богом забытом интернате и оформила ее под свою опеку, давая тем самым маленькому созданию развить свой потенциал в правильной среде. Вот только ребенок, единомоментно лишенный всего, что ему было столь дорого, не мог принять, что все оставшееся позади больше не существует, и никакие страдания не в силах этого исправить. Даже если бы Лина нашла Маше ее кошку вместе со всем ее приплодом, завтра пришли бы новые причины истязать себя горестными мыслями с целью возвращения утраченного. А с ними непременно явились бы и слезы, и желание уединиться.

Тем не менее, выслушав сумбурную речь рыдающей девочки, прижимая ее и поглаживая, она пообещала, что обязательно узнает, куда пропала ее кошка, и расскажет сразу же Маше, чтобы решить, что делать дальше. Ребенок немного начал приходить в себя, почувствовав заботу и надежду. Казалось, вот сейчас она переведет дух, вздохнет еще разок поглубже и не останется малейших намеков на издаваемые телом судорожные сокращения, всхлипывания и безудержный водопад. Не тут-то было. Маша, ощутив, что решение ее проблем сейчас зависит от Лины, разразилась новым приступом выплескивания из себя одновременно и слез, и слов: «Элиночка Сергеевна! Пожалуйста, можно мне повидаться с мамой, я очень соскучилась». Вот в чем была основная причина ее боли и страданий. Вовсе не милое домашнее существо ввело ее в мучавшую сердце неопределенность, а с ней и отчаянье. Девочка осознавала свою потерю, но все еще искала возможность вернуть назад, пусть не все, пусть часть, но ей она была необходима.

– Конечно, Машенька! Что же ты никому не сказала, что так сильно скучаешь по маме? И мамочка по тебе соскучилась тоже. Только, радость моя, давай договоримся, мама не должна видеть твоих слез. Пойдем-ка, посмотрим в зеркало, как ты думаешь, мамочка обрадуется, увидев такую тебя? Или твое личико ее огорчит? А маме нужно поправляться, и волновать ее нельзя. Поэтому ты больше не плачешь, глазки не трешь, и как только станешь похожа на саму себя, а ни на царевну-несмеяну, так мы сразу же отправимся к маме. Ты согласна со мной?

– Да, – тихо, чуть слышно, произнесла Маша.

Конечно, в настоящий момент это была всего лишь отговорка, и для любой матери видеть свое дитя живым и невредимым, пусть и заплаканным, наивысшее блаженство. Но Лине нужно было подготовить их встречу, а для этого нужно было время. Слава богу, Маша поверила, она взяла Лину за руку и произнесла как своей подружке: «пойдем ужинать».

Лина любила детей за честность, открытость, непосредственность. При малейшей возможности старалась поприсутствовать на их уроках, пообщаться лично или выслушать серьезные проблемы, которые они пытались решать самостоятельно. И дети не переставали ее никогда удивлять. Иногда казалось, что им под силу любая глобальная человеческая трудность. Сколько таких случаев принятия ответственных решений разворачивалось на ее глазах. Однажды на уроке истории второклассники знакомились с летоисчислением. Учительница уже рассказала про юлианский и григорианский календари, разницу между ними и почему не все страны одновременно перешли на единое время. На доске были написаны несколько дат, а ученики должны были перевести их на наше время и пояснить, является ли это праздником. Дети так увлеклись процессом, что забыли про шмыганье носами, шушуканья и смешки, слышны были только поскрипывания пишущих ручек и кое-где похрустывания костяшками пальцев, загибаемых при счете. Кто-то уже завершил задание и, чтобы не отвлекать остальных, производил пересчет собственных дат. На какой-то момент тишина наступила идеальная, ребята закончили свои дела и внимательно проверяли, чтобы исключить ошибки. Вот в этот момент и раздался «глас народа»: «Вот это да! Как же жить то теперь дальше? Это что же такое делается то? Ведь непорядок!»

– Юра, что у тебя произошло? – подходя ближе к вопиющему отозвалась учительница.

– Вот это да! Татьяна Леонидовна, это что же в 2101 году новый год наступит 2-го января? А девчонок мы 9-го марта поздравлять будем? Ну как же так-то? Может быть, праздновать и по старому стилю и по-новому, так хоть не обидно будет. Да и президенту надо писать срочно, пусть придумает, как исправить эту ситуацию, пока не поздно.

Класс только что сидевший в идеальной тишине взорвался диким хохотом, писком и возгласами.

– Балда, ты доживи сначала!

– Точно, Юрасик, проблема!

– Ой, не могу, у тебя подарков на два дня поздравлений хватит?

Смеялись все, Лине же врезался первый произнесенный Юрой вопрос – «как же жить дальше», – вот так глубоко они столь малые своими возможностями, принимали к своему сердечку чужие грядущие неудобства.

***

Что такое десять лет жизни? Когда ты совсем мал, время тянется слишком долго, минуты следуют одна за другой, а изменений почти не наблюдается. Долгие штудирования и муштрования дисциплин изо дня в день доставляют не только массу неудобств, но и создают иллюзию, что это никогда не кончится, жизнь скучна, раз требует приложения таких усилий, и самым главным становится желание скорее вырасти. Как по мановению волшебной палочки перенестись из настоящего, обремененного необходимостью выполнять требования старших, в то прекрасное будущее, где сам себе хозяин и всегда есть выбор. Когда же безоблачное детство далеко за плечами, юность оставила неизгладимый отпечаток восторга от вовлеченности во что-то сокровенное, и будни надвигаются вместе с чередой нерешенных проблем, каким-то комом смешивая все воедино, ощущение времени становится безвозвратно ускользающим. Чувствуется катастрофическая его нехватка, редко, когда удается помечтать, пофилософствовать или просто предаться воспоминаниям. Вероятно, еще по этой причине ее так тянуло к детям, с ними можно было расслабиться, привести им примеры из своего детства, или предложить вместе придумать какие-нибудь идеи для решения того или иного вопроса. Вот и сейчас Маша ковырялась вилкой в тарелке, выуживая те кусочки, которые ей были особенно по нраву, а Лина вспомнила своих кошек. И если первые две оставили в ней только умиление, поскольку в обоих случаях она сама была мала, и интерес к ним был связан преимущественно с фактом наличия своего собственного питомца, то последняя стала для нее членом семьи. Это уже был особенный процесс и воспитания, и наблюдения за повадками, не говоря уже о заботе и переживаниях.

Лина жила тогда в общежитии, уже не студентка, но еще не вполне полноценный специалист, потому как полученные знания еще только предстояло использовать на практике, тем самым и зарекомендовав себя в качестве ценного сотрудника. Но отдельная малогабаритная квартирка, вселявшая тогда надежду на светлое будущее, была решающим фактором при выборе места работы. В коллектив сотрудников она влилась быстро, а поскольку работавшие с ней коллеги в основной своей массе и проживали в одном здании, то особо напрягаться с выстраиванием взаимоотношений не пришлось. Девчонки, чуть постарше ее, сами без каких-либо условий приняли в свой дружеский междусобойчик, а тети солидного возраста «взяли над ней шефство», буквально интересуясь каждым ее шагом и мыслью. Поначалу всегда так бывает, интерес прямо пропорционален количеству неизвестного, и обратно объему уже собранных фактов. Чтобы не быть излишне назойливой, Лина старалась не лезть туда, куда не зовут, и не раскрывать рта, когда не спрашивают. Чуть позже настало время «расплаты», и эта стадия отношений ей тоже была знакома, она была всегда наблюдательной, и замечала порой даже искусно спрятанные фальшивые нотки. Одной из таких обязанностей выручить подругу стала необходимость взять у нее последнего котенка, которого никак не могли пристроить. Лина не особо жаждала завести питомца, но и активных сопротивлений тоже не оказывала: «Ну и ладно, пусть будет», – рассуждала она, видимо, в тайне надеясь, что все рассосется само собой. Котята были еще маленькие, полуторамесячные, от обычной беспородной кошки, когда их начали раздавать, но при этом все правила этикета при раздаче соблюдались безукоризненно. Их хозяйка грозилась потенциальному новому владельцу не отдавать живое существо, если оно само не проявит своего, на-то согласия. Как-то перед уходом с работы, Лину окликнула эта соседка, будто укоряя ее в чем-то: «Ты передумала что-ли кошку забирать, я ведь так никому больше ее и не предлагала, для тебя берегла». Лина поняла, что деваться некуда, и, не заходя к себе домой, сразу прошла за маленьким созданием. Раздевшись и приготовив на откуп монетку, она села на выставленный для нее посреди комнаты стул и стала ждать. «Если не выйдет, уж извини, не отдам», – заранее предупредила ее соседка и ушла готовить чай. Лина не часто к ней захаживала, девушка была несколько дерзковата и славилась нелесными оценками по поводу умения посудачить. Переодевшись и приготовив чай, она вошла в комнату с ехидной фразой: «Хоть бы ради приличия сама поискала ее, не хочешь похоже брать, да и у нее не особо к тебе душа рвется». В этот момент откуда-то из-под дивана выскочил совсем крохотный черный комочек и покатился прямо Лине в ноги. Она не сразу сообразила, что это и есть ее будущий питомец, ей показалось, что котенок выкатил на нее мячик или игрушку. «Ну, вот и познакомились, ишь ты, услышала, что я тебя ругаю и защищать прискакала» – подытожила хозяйка дома, разливая чай. «Я не буду», – отозвалась Лина, – «я сначала поужинаю дома», – она подняла с пола уткнувшееся в ее ноги маленькое черное живое существо, прижала к груди и поспешила удалиться. Уже на выходе вспомнила о монетке, положив ее на тумбу, попрощалась и пошла к себе. Ее охватило какое-то непередаваемое чувство единства с этим котенком. В голове, будто тикали слова: «Боже, да я ее спасла!» Придя домой и, отпустив кошечку на пол, давая ей возможность познакомиться с новым домом, она продолжала находиться под оцепенением только что произошедшего и выполняла все свои обычные действия на полном автомате. В какой-то момент она услышала громкий писк и пошла на зов, ничего необычного не произошло, комочек лежал у самого порога и нещадно выдавливал из себя резкие звуки, никак не похожие на кошачье мяуканье. Как только Лина взяла его на руки, писк прекратился. Лина достала приготовленный пакетик корма и, выдавив в миску его содержимое, накормила питомца, налила заодно и водички, кошечка и ее попробовала. И только после этого опять подошла к Лине, уткнулась своим носом в ее ноги и затихла. Как только Лина перемещалась и пропадала из зоны видимости, истошный писк возобновлялся. Ближе к ночи, соорудив для маленькой бестии спальное местечко, она перенесла ее туда и, поглаживая, дождалась привыкания и засыпания. Но стоило ей выключить свет и лечь в постель, как писк вновь разнесся по квартире. Вставая, убаюкивая и ложась несколько раз подряд, она окончательно сдалась и положила свою новую подружку к себе в кровать, боясь только одного, не задавить бы подопечную во сне. А наутро не смела даже предположить, как эта крикунья проведет целый день без своей свежеиспеченной хозяйки.

***

Пока она предавалась воспоминаниям, Машенька совсем оттаяла, наслаждаясь вкусностями, стала щебетать, как птенчик, рассказывая о маме, какая она у нее хорошая и добрая, как Маша любит свою мамочку и как по ней скучает, но уже без слез, а с воодушевлением, рассчитывая на их скорую встречу. Детей в школе никогда не обманывали. Если были причины отказа, то говорили об этом сразу, объясняя сложности и обрубая всякие концы, чтобы не было необходимости возвращаться к одному и тому же вопросу дважды, но более всего, чтобы дети понимали, что им не лгут и никогда не будут этого делать. Хоть и существует такое понятие, как «ложь во имя спасения», деткам не стремились его преподносить в качестве единственно возможного варианта. Поэтому Лине предстояло назавтра максимально сосредоточиться на маме Маши, привести ее в состояние полной восприимчивости своего дитя, рассказать ей, как Маша подросла, заинтересовать в их встрече. Это было не просто, больная несколько месяцев отвергала вообще факт существования у нее когда-то семьи, и только в этом состоянии становилась спокойной и вполне адекватной. Но стоило задеть ее мозг какими-нибудь воспоминаниями о былом, она превращалась в буйно помешанную, угрожающую всем и вся самоуничтожением. В центре она находилась чуть больше полугода, привезли ее полным овощем из одной психиатрической клиники, накачанную успокоительными средствами и не подающую никаких надежд на прогресс в выздоровлении. А до этого еще полтора года пробовали привести ее в чувство всеми приемлемыми средствами, под конец, отказавшись от дальнейшего лечения и переведя ее в состояние сомнамбулы. Лина увидела ее в крайне запущенном прогрессирующем расстройстве на одной из конференций, когда на основании ее клинического диагноза один из специалистов выносил вердикт по поводу неэффективности одного из новых препаратов. Тогда и попросила перевести ее в свой реабилитационный центр. Сейчас по прошествии шести месяцев с момента ее первого появления, она буквально ожила: самостоятельно заботилась о себе, вела активную жизнь, даже читала, но категорически отказывалась смотреть телевизор, ощущая панику от одного только упоминания о нем, и впадала в полное отчаяние, когда с ней пытались говорить о прошлом.

Лина не была профессионалом в психиатрии. Мало того, даже специалистом себя никогда не считала. Хотя за долгие годы работы в диагностическом центре и непосредственном участии в различных экспериментальных исследованиях, а в большей степени по причине ее личной ответственности за каждый такой случай, в виду того, что являлась заведующей всего этого царства реабилитации, поднаторела не только в рассматриваемой науке, но и многих других, благодаря своей способности легко справляться с процессом изучения всего неизведанного. Кроме того, здесь же работал и ее друг, профессор психиатрии Евгений Алексеевич Невзгода, с которым у них была одна маленькая тайна на двоих и безграничная симпатия друг к другу. Познакомились они совершенно случайно, принимая участие в дебатах на одном из научных форумов. Оба отстаивали свою точку зрения относительно знаний собственных дисциплин, пока один из академиков их не разнял, объяснив, что они не противоречат друг другу, а дополняют, на том и порешили. Выяснив чуть позже, что живут в одном городе, решили встретиться. Так и завязались их дружеские посиделки, сотрудничество, а позже родилась и общая идея.

Смелые начинания

Но это случилось уже после того, как Лина потеряла работу, оказавшись без перспективы куда-либо трудоустроиться по профессии, средств к существованию и надежды на то, что все каким-нибудь образом изменится к лучшему. Исследовательская лаборатория, в которой она тогда работала, начала терять гранты, благодаря неумелому выбору разрабатываемых тем ее руководителем. Постепенно сокращая численность работников, и платя им мизерные зарплаты, он и сам уже не надеялся возродить былую славу, и так плывя по течению, подбирая крохи, в конец привел свое хозяйство в негодность, а впоследствии согласился с руководством о закрытии лаборатории. Поскольку волна экономического спада еще только начиналась, каждый держался за свое место буквально зубами. И запись в трудовой книжке «научный сотрудник», да при этом с наличием степеней, больше мешали, чем помогали. Руководитель любой лаборатории боялся принимать к себе в штат сотрудника с опытом и почестями, прежде всего боясь за свое насиженное место. Приходилось мыть подъезды, шить и вязать на заказ, заниматься копирайтерской работой в интернете, собирая по крохам на пропитание. Порой измученная физически и эмоционально, она впадала в такую панику от безысходности, что часами не слышала ни звонков телефона, ни громкоговорящего телевизора. Устав от переливания из пустого в порожнее никому не нужной информации на разных сайтах, решила однажды написать статьи о собственных знаниях тех тем, которые ей были наиболее близки. Тогда же, размещая их в публичный доступ, увлеклась и их обсуждением. А позже присоединилась к разработкам других авторов. Тут ее и заметил ее бывший преподаватель, Антон Степанович Перемга, занимавшийся в тот момент новыми исследованиями и подбиравшим площадку для их размещения. Разглядев в двух конфликтующих между собой сторонах некое целое для будущей работы, списался сначала с Элиной. Расспросил о жизни, посочувствовал о текущих проблемах. А через неделю после того явился лично с предложением возглавить диагностический центр, который предполагалось создать на базе существующей психиатрической лечебницы, недалеко от города, в котором она проживала. Рассказал о предполагаемых масштабах строительства, темах будущих исследований, направлениях деятельности центра и его развитии. Такое ей даже во сне не могло присниться.

Конечно, она согласилась, заручившись поддержкой своего протеже. А войдя во вкус, начала охоту на «великие» умы в своем городе. Позже недалеко от центра выкупила часть земли для строительства дома для себя и оформила аренду под возведение жилого городка сотрудникам центра. Дело ее росло и развивалось, тематика исследований была государственного назначения, по большей части под грифом «секретно». Помимо генетических исследований и их взаимосвязи с другими дисциплинами, постепенно возникали и разные сопутствующие им направления, как психиатрия, хирургия, кардиология. А с ними приходили и люди, живые, стремящиеся к прогрессу, смелые и активные. Постепенно их новый район, расположенный в тридцати километрах от города, стал разрастаться вширь, работники переезжали из центра, не сожалея брошенных удобств, находя прелесть в проживании за его чертой. Единственным нерешенным вопросом оставалось отсутствие школы. Но городские чиновники, видя успех развивающегося дела, приняли решение, что выделят городку специальный школьный автобус, обосновывая тем, что финансы поют романсы, а городские учебные заведения станут недогруженными при строительстве школы в их поселении. Тогда Элина и замыслила еще один проект, привлекая на свою сторону спонсоров и меценатов и попутно собирая «дань» с диагностического центра.

***

Женька, был действительно психиатр от бога. Тогда в их первый день знакомства, не зная всей ее подноготной, по одним только репликам в ответ на его расспросы, он выдавал кучу всяких оценок ее характера. Она терялась в догадках, откуда он так точно определяет ее систему ценностей. Он не стал скрывать, что владеет многими методиками и способен оценивать поведение человека по тому, какие слова тот употребляет, какую мимику использует, присутствует ли при этом жестикуляция, и как, в общем, он выглядит. Лина на мгновенье испугалась за продолжение их отношений, потому как тоже немало знала на этот счет, хотя это и были ее собственные выводы на основе своих наблюдений. Но ей было интересно с ним и потому знакомство продолжилось. Кроме того, у нее было много маленьких скелетиков, которые можно было бы отретушировать, но самостоятельной обработке они не поддавались, и Женькина помощь в этом деле была бы как нельзя кстати. У него же напротив был свой мотив к продолжению знакомства, он долго искал себе спутницу жизни и все более разочаровывался в психическом состоянии, встречавшихся на его пути представительниц прекрасного пола. Увидев в Лине, стойкого оловянного солдатика, способного вынести любой удар, и даже достойно без истерик выйти порой победителем, он был покорен ее рассудительностью, аргументацией и умением слушать и слышать. Буквально через месяц они начали понимать друг друга с полуслова, их обоих тянуло друг к другу. Но как только очередные границы между ними разрушались, она по какой-то причине воздвигала все новые более крепкие стены и барьеры. Не понимая причин ее отдаления, однажды на совместном отдыхе, нисколько не смущаясь присутствия коллег, он выхватил ее из толпы, прижал к себе, сжав в своих объятиях так, что ей и пошевелиться было невозможно и глядя в глаза задал самый глупый, по ее мнению, вопрос на свете: «Неужели я так тебе противен?» Как ей хотелось в этот момент кричать: «Женька, Женечка, милый, да я люблю тебя!» Вслух же она произнесла, еле шепча: «Жень, отпусти, потом поговорим, дело не в тебе, а во мне». Он отпустил, зная и этот умоляющий взгляд, и даже тон, окраску произносимых ею слов. Теперь она открыто избегала совместного времяпрепровождения, а сталкиваясь с ним в стенах центра, вела себя нарочито серьезной и слишком занятой. Месяца два спустя, оставшись случайно с ним наедине, она сама начала разговор, предваряя вопросы и высвобождаясь от его прикосновений.

– Жень, Женечка, услышь меня, пожалуйста, ты умен, талантлив. Ты очень внимателен ко мне. И я запросто могла бы этим воспользоваться ради себя, своей выгоды, своего личного счастья. Но я не могу так тебя обмануть. Тебе нужно продолжать свой род, я в этом уверена, поверь мне, хотя бы, как генетику. Я не способна больше рожать, и это будет несправедливо по отношению к тебе. Это будет бесчеловечно вообще к твоему существованию и предназначению. У меня есть сын, я познала счастье материнства, я продолжила свой путь в этом мире. Я не хочу стоять у тебя на пути. Поэтому мы можем быть только друзьями. И это не обсуждается.

– Если я скажу тебе, что у меня есть дети, пусть мною не воспитываемые, это решит проблему? Я могу сдать сперму в банк, пусть желающие ее используют.

– Нет, они должны воспитываться тобой лично, именно ты должен закладывать в них свои представления о жизни, ты же сам все это знаешь.

– Значит так, мы вернемся к этому разговору через год. Мне будет достаточно трех месяцев на отбор и оплодотворение нескольких особ, далеко нелегкого поведения, но воспитывать их будешь ты, само собой под моим присмотром и руководством.

– Нет, Жень, ты не способен отобрать дитя у матери, если это не так, то я вообще сомневаюсь, что нам с тобой по пути…

На этом оба замолчали. А потом Женька исчез, его не было два месяца, и никто не знал, куда он испарился и когда вернется. Лина очень сожалела о том, что позволила себе заговорить с ним об этом, она чувствовала свою вину и боялась самого худшего. Через два месяца он вернулся, какой-то измученный, потрепанный, как мартовский кот, и молчаливый. Поздно вечером он постучал к ней в дверь:

– Я все расскажу, не прогонишь?

– Заходи.

Она достала большое полотенце, махровый халат и пошла в ванную, набирать ему воды.

– Ты голоден?

– Да, что-нибудь на скорую руку можно?

– Есть курица запеченная, салат, будешь?

– Угу, – он улыбнулся ей, и она увидела отсутствие двух передних зубов.

– Все так страшно, Жень?

– Уже нет.

Он глотал еду, не прожевывая. В какой-то миг, она его остановила, отправив в ванную, ей вдруг показалось, что у него может случиться приступ от внезапного изобилия еды и ее несварения. Он покорно подчинился, закрыв краны и погрузив себя в воду, Женька на долю секунды приподнял глаза наверх и уснул, окутанный теплом и спокойствием. Минут через десять она не выдержала, подойдя к ванной комнате и прислушиваясь, она испугалась, рванула на себя, оказавшуюся открытой дверь, и увидела, как ее друг мирно наслаждается сном. Попытка разбудить его ни к чему не привела. Тогда она намылила мочалку и стала натирать его тело, избавляя от пота и грязи, затем вымыла его буйную головушку, и под конец слив полностью остатки воды, ополоснула его свежей, чуть бодрящей тело струей. Женька все равно не проснулся, он лишь скукожился слегка от охолонувшего его потока, и, повернувшись на бок, продолжил сон. Чтобы он не замерз, она насухо вытерла его, принесла махровые простыни и подушку. Свет в ванной выключать не стала. Подождала еще часа два, занимаясь своими делами, наведалась к нему в облюбованные им апартаменты, принесла еще шерстяное одеяло, укутав его с головы до ног и ушла спать. Уже под утро, она почувствовала его нежные объятия и растворилась в них, прижавшись к его душистому теплому телу.