Текст книги "Верное средство"

Инга БЕРРИСТЕР
ВЕРНОЕ СРЕДСТВО

Глава 1

– Как ты себя чувствуешь?

Анабел улыбнулась: ее зеленые, слегка раскосые и опушенные густыми загибающимися ресницами глаза, колдовские глаза, как сказал бы поэт, сияли от возбуждения. Высокая стройная девушка с длинными волосами цвета осеннего бука, сверкающими, как полированный орех, она вся словно лучилась радостью и доброжелательством.

Утреннее солнце серебрило волны раскинувшегося внизу Ла-Манша. От волнения в крови Анабел бурлили пузырьки, как в бокале шампанского.

– В аэропорту нас будет ждать взятая напрокат машина, – сказал ее босс, Майкл Роберте. – На ней мы отправимся прямо в долину Луары.

Майкл был начальником отдела закупки вин фирмы, владевшей сетью супермаркетов «Уэстбери», а Анабел – его помощницей. Она работала в фирме всего шесть недель, и это была ее первая «экспедиция», если можно так выразиться. Майкл вел довольно деликатные переговоры с владельцем виноградников и производителем вина из долины Луары, который ни в какую не соглашался, чтобы его «великолепными и первоклассными» винами торговал кто-нибудь, кроме самых роскошных специализированных винных магазинов. Майкл надеялся убедить честолюбивого француза, что одно другому не помеха: вполне можно продолжать продавать его «великолепные и первоклассные» вина знатокам и в то же время развивать вкус остальных, тоже имеющих право приобретать продукцию высшего качества.

Между владельцами супермаркетов шло соперничество за возможность украсить полки бутылками с надписью «Замок Шовиньи», и, заключи Майкл такую сделку, это стало бы крупной победой.

После долгих переговоров граф Шовиньи пригласил настырного мистера Робертса посетить его виноградники и продегустировать новые вина. Это вселило в Майкла надежду, что аристократ-винодел готов к сотрудничеству.

– Похоже, в это время года мы будем единственными гостями Шовиньи, – сказал Майкл Анабел, когда загорелась надпись «Пристегните ремни». – Его «великолепные и первоклассные» вина знатоки будут смаковать позже… по крайней мере те, кому это окажется по карману… Как твой жених отнесся к тому, что мы вместе летим во Францию? – с лукавым блеском в глазах спросил он. – Ты ведь теперь настоящая деловая женщина, не так ли? Как это совместить с выходом замуж за наследника великой банковской империи?

– Эндрю знает, как важна для меня работа, – уверенно заявила Анабел.

Они полюбили друг друга с первого взгляда. Обоим было не до того, чтобы обсуждать такие пустяки, как подробности будущей совместной жизни. У них не было времени: Анабел уже приняли на фирму, а Эндрю вел нелегкие и потому затяжные переговоры об объединении отцовской банковской империи с собственностью канадского партнера.

До окончания этих переговоров о браке не могло быть и речи. Эндрю вел свой род от первых колонистов, так что их свадьба должна была стать важным событием светской жизни Бостона. Анабел слегка забавляла серьезность, с которой Эндрю относился к соблюдению формальностей, но она безропотно со всем соглашалась.

Самолет пошел на снижение. Скоро они приземлятся. Анабел строго напомнила себе, что нужно думать о работе, а не мечтать о женихе. Она отчаянно хотела, чтобы ее первая командировка оказалась успешной, это важно для дальнейшей карьеры. До сих пор Майкл был доволен ею, откуда же взялось смутное чувство тревоги?

В аэропорту их ждал взятый напрокат темно-синий «рено». Анабел двигалась с природной грацией, длинные стройные ноги легко несли ее к машине. В лучах яркого майского солнца волосы девушки казались золотистыми. В дорогу она надела розовый льняной костюм, нарядный и в то же время вполне официальный, с которым хорошо гармонировала белая шелковая блузка.

С обоюдного согласия они решили не делать остановок в дороге, тем более что успели подкрепиться в самолете. После Орлеана за руль села Анабел. Она хорошо водила машину – осторожно, но достаточно смело, чтобы не бояться французских водителей, имевших привычку не соблюдать правил обгона, и скоро приноровилась держать безопасную дистанцию между «рено» и машиной, идущей впереди.

Майкл Роберте следил за ней с улыбкой – его слегка забавляла сосредоточенность девушки. До сих пор у него не было женщин-помощниц, но опыт и квалификация Анабел намного превосходили деловые качества других претендентов на это место. Человек, занимающийся закупками вина, должен любить свое дело, от него требуется не только знание технологии изготовления, но и чутье, умение отличать превосходный товар от очень хорошего. Всем претендентам было предложено продегустировать несколько вин и затем высказать свое мнение. Точка зрения Анабел отличалась от суждений конкурентов как небо от земли: она обладала даром, который специалисты называют «носом».

Сначала Майкл сильно сомневался в ее деловых качествах. Закупка вина дело нешуточное, а кто примет всерьез красивую женщину? Тем более французы, для которых все, что относится к вину, поистине свято. Однако вскоре Майкл понял, что его опасения беспочвенны. Анабел чрезвычайно ответственно выполняла свои обязанности, ее манера общения с поставщиками была такой же живой и непринужденной, как вкус хорошего муската. Майкл был очень доволен, что не ошибся в Анабел, особенно после того как она расправилась с парочкой поставщиков, пытавшихся сбыть некачественный товар. Парни быстро получили от ворот поворот, причем Анабел устроила так, что у них не было повода пожаловаться.

Девушка только притворялась, что не замечает взгляда Майкла. Анабел, родители которой переехали жить в Австралию, поближе к старшему сыну и внукам, очень быстро стала независимой и научилась не пересекать ту невидимую границу, которая отделяет приятные, но ни к чему не обязывающие отношения с противоположным полом от чего-то более серьезного. Вернее, овладела искусством переходить эту черту только по собственному желанию. Стремление сделать карьеру не оставляло времени для серьезного романа… пока не появился Эндрю.

Неужели теперь, когда я начала успешно продвигаться к цели, Эндрю заставит меня все бросить? Устыдившись беспочвенных подозрений, Анабел сосредоточилась на дороге, но, поскольку этот отрезок шоссе был пустынным, позволяла себе время от времени посматривать по сторонам.

Замок Шовиньи был ближе к Нанту, чем к Орлеану, сейчас они ехали по долине Луары, оставив позади Блуа, Тур, Сомюр. По обеим сторонам шоссе тянулись виноградники, вот мелькнула деревушка, казалось сохранившаяся в неприкосновенности со времен Генриха Наваррского.

Неожиданно, словно из-под земли, перед путешественниками вырос замок. Белые стены возвышались над заполненным водой рвом, уходящее с лазурного небосвода солнце золотило сказочной красоты шпили. Зрелище, напоминавшее мираж, было прекрасным, но Анабел, сама не зная почему, вновь, как ранее в самолете, ощутила тревогу.

– Да, ничего себе, – присвистнул Майкл, на которого замок Шовиньи тоже произвел сильное впечатление. – Когда француз говорит о своем шато, этот шато может оказаться чем угодно – от обыкновенного деревенского домика до Версальского дворца. Похоже, Шовиньи не обманул, его шато действительно замок. Здесь можно снимать кино, никаких декораций не надо!

Проехав по перекинутому через ров подъемному мосту, «рено» спугнул двух белых лебедей, которые грациозно заскользили прочь. Мост вел к стрельчатым воротам, за которыми взгляду открывался большой двор. С внутренней стороны белоснежные стены покрывали заросли глицинии, пурпурные и голубые соцветия которой формой и размерами напоминали гроздья винограда.

Звук мотора разбудил дремавшую у больших двустворчатых дверей собаку, и та громким угрожающим лаем выразила недовольство вторжением чужаков. Анабел остановила машину и опустила стекло. После духоты, царившей в кабине, вечерний воздух казался особенно чистым и свежим. Анабел уловила журчание воды, и, когда ее глаза привыкли к игре света и тени, она увидела каменный фонтан, в центре которого стоял мальчик, державший виноградную гроздь – из нее падали капли, искрившиеся в лучах солнца, как брызги шампанского. Мощеный двор украшали несколько клумб, на которых пышно цвели разноцветные герани и лобелии.

Двери замка открылись, и закатное солнце, отразившись от стекол, на мгновение ослепило Анабел. Вышедший навстречу гостям мужчина был одет в безукоризненно сшитый серо-голубой костюм, зачесанные назад черные волосы открывали породистое лицо. Он прикрикнул на собаку, продолжавшую заливаться лаем, и пес послушно умолк.

В приступе сильного волнения Анабел судорожно вцепилась в руль, но Майкл уже вышел из машины и открыл девушке дверцу. Анабел вышла и почувствовала, что ноги стали ватными.

– Майкл Роберте, – представился ее босс. – Моя помощница, мисс Анабел Рейвен. А вы, должно быть…

– Жиль Фребур, граф де Шовиньи.

Он говорил по-английски бегло и без всякого акцента. Ничего удивительного, подумала Анабел, пытаясь справиться с оцепенением, в которое впала. Как-никак его мать англичанка.

– Анабел, – улыбнулся граф. Пожатие его смуглой руки с длинными пальцами было сильным и энергичным.

– Жиль, – пробормотала она, силясь улыбнуться. – Как поживает тетя Кэролайн?

Глаза графа насмешливо заискрились: от его внимания не ускользнуло замешательство гостьи.

– Отлично. Наслаждается красотами островов Карибского моря. У нас с Анабел общая тетушка, – небрежно объяснил граф вконец растерявшемуся Майклу. – Точнее, тетушкой она приходится мне, а Анабел она…

– …Крестная мать, – закончила девушка, глубоко вздохнув и пытаясь успокоиться.

Вот это совпадение! – горько усмехнувшись, подумала она. Покидая Англию, я понятия не имела, что мы направляемся к Жилю Фребуру. А если б имела, то не отправилась бы сюда ни за какие коврижки!

– Проходите. – Жиль продолжал насмешливо улыбаться, словно читая ее мысли. – Мадам Лебон, моя экономка, покажет отведенные вам комнаты – вы устали с дороги и наверняка хотите отдохнуть, а вечером я даю обед в честь вашего приезда. Виноградники мы поедем осматривать завтра.

Они вошли в огромный квадратный холл. Пол был застелен пушистым ковром такой красоты, что наступить на него было бы кощунством. Над гигантским камином красовался вырезанный в камне герб Шовиньи, и Анабел с опозданием вспомнила, что тетя Кэролайн как-то обмолвилась, что муж ее сестры – граф. Мать Анабел училась с Кэролайн и ее старшей сестрой, будущей графиней де Шовиньи, в одной школе.

Анабел посмотрела на Жиля, с которым познакомилась шесть лет назад. Ему было тогда двадцать пять, он приехал ухаживать за тетушкой, перенесшей тяжелейший грипп.

За это время он мало изменился, разве что стал вызывающе мужественным. Интересно, сильно ли изменилась я? Видимо, да, подумала она. Тогда мне было шестнадцать, я была застенчивой, неуклюжей и вспыхивала от каждого взгляда Жиля. Теперь мне двадцать два, я взрослая женщина, привыкшая отвечать сама за себя.

Одетая в черное экономка выслушала указания Жиля, сложив пухлые руки на животе. Под ее неприветливым взглядом девушка оробела и занервничала.

Когда Анабел с Майклом вслед за мадам Лебон поднялись по лестнице, прямо перед собой они увидели портрет лихого вояки наполеоновской армии. Сухощавое тело, глянцевые черные волосы и, конечно, лицо красноречиво свидетельствовали о родстве изображенного на портрете мужчины с Жилем.

Майкл уловил сходство и обратил на него внимание Анабел. Та лишь пожала плечами. Изображенный на портрете человек явно был удальцом и сорвиголовой, в то время как Жиль относился ко всему на свете с равнодушным высокомерием, которое Анабел ничуть не нравилось. Казалось, мнение окружающих ему совершенно безразлично и он живет по правилам, которые устанавливает для себя сам. Таким людям опасно перечить…

– Ваши спальни на одном этаже, – сообщила экономка Майклу и Анабел. – Но если вы желаете жить в смежных комнатах…

Откровенный намек заставил Анабел покраснеть, и она незаметно толкнула Майкла в бок.

– Мы с мисс Рейвен деловые партнеры, – решительно заявил Майкл. – Так что смежные комнаты нам не нужны.

Немного погодя он зашел к Анабел, посмотреть, как она устроилась на новом месте.

– Вообще-то мысль была интересная, – со смешком сказал Майкл, имея в виду предложение экономки поселить их в смежных комнатах, – Если бы у тебя возникло такое желание, я бы возражать не стал. Но поскольку его нет, не о чем и говорить. Похоже, наши с тобой соотечественники и соотечественницы не отличаются высокой моралью. Кажется, французы привыкли к тому, что английские боссы спят со своими помощницами.

Возможно, Майкл прав… И все же во взгляде экономки Анабел определенно уловила неприязнь, адресованную ей персонально, а не просто одной из дочерей Туманного Альбиона.

– Ты никогда не говорила, что имеешь знатных родственников. – Майкл притворился недовольным, хотя глаза его смеялись. – Если бы я знал, что ты накоротке с графом, нам не понадобилось бы ехать сюда. Ты могла бы использовать свое знакомство и убедить его согласиться.

– Я не знала, что Жиль унаследовал титул, – развела руками Анабел. – К тому же мы не родственники, да и что на короткой ноге тоже не скажешь, – мы виделись всего один раз. Так, шапочное знакомство…

О нет, лгунья, поднимай выше, упрекнула себя Анабел, когда Майкл ушел.

В шестнадцать лет ей казалось, что она безумно влюблена в Жиля. То была роковая любовь. Анабел была зеленее весенней травы и совершенно потеряла голову, ощутив сильную тягу к Жилю. Если бы он попросил умереть ради него, она сделала бы это с радостью. Ей было вполне достаточно, чтобы любимый просто существовал на свете. Как в любой первой любви, в чувстве Анабел не было ничего сексуального.

Анабел заставила себя забыть об этом увлечении, а особенно о его горьком и постыдном финале, который омрачил ее юность. Она вдруг подумала, а не предупредить ли Майкла, что с такой помощницей он вряд ли добьется успеха в решающих переговорах с графом, но затем решила: ни к чему. Я видела Жиля шесть лет назад, едва ли он до сих пор имеет на меня зуб. Конечно, мне неприятно его видеть, но придется потерпеть, благо недолго: Майкл говорил, что наш визит рассчитан на три дня. Осмотрим виноградники, винные погреба и, даст Бог, заключим желанную сделку, в результате которой на полках супермаркетов «Уэстбери» появятся бутылки с этикеткой «Замок Шовиньи». Овчинка стоит выделки.

Кажется, Жиль не экономит на гостях, подумала девушка, вешая свои вещи в шкафы, стоящие вдоль одной из стен. В их дверцы были вделаны зеркала. Деревянные панели гармонировали с остальным убранством комнаты, в котором безошибочно угадывался стиль «ампир». Нетрудно было представить в этом интерьере соблазнительно одетую Жозефину, раскинувшуюся на светло-зеленой кушетке и с нетерпением ожидающую императора.

Все здесь было в тон – от цветного узора на бледно-зеленых шелковых драпировках до штор и покрывала. Великолепный дамский письменный стол и в пару к нему кресло; белый с золотом туалетный столик на длинных веретенообразных ножках – все изящное, старинное… Данью современности были только светильники, стоявшие по обе стороны огромной кровати, но и те были стилизованы «под старину».

Короче, убранство спальни стоило целого состояния, а таких комнат в замке множество. Ясно, Жиль очень богатый человек, который может себе позволить выбирать, кому продавать вино. Не приходилось сомневаться в том, что после сбора урожая он устраивал в замке те самые обеды, которыми так славятся французские виноградари. Эти обеды для гурманов проходят в торжественной обстановке по тщательно разработанному ритуалу и становятся гимном в честь почетного гостя – Его Величества Вина.

Анабел улыбнулась: как хорошо, что я вовремя вспомнила об этой традиции и догадалась прихватить с собой «маленькое черное платье»!

От вызывающей роскоши ванной комнаты у Анабел захватило дух. Мрамор, позолота, зеркала от пола до потолка… Она ощутила себя обитательницей гарема, единственное предназначение которой – ублажать своего хозяина. Девушка погрузилась в горячую воду и испытала давно забытое наслаждение. В Лондоне Анабел снимала квартиру вместе с двумя подругами, поэтому могла рассчитывать только на непродолжительное стояние под душем и лишь мечтала хорошенько понежиться, когда у нее будет собственная ванная.

Определенно Жиль умеет жить. Почему он не женат? Такой дом и хозяйство требуют наследника. Французы относятся к подобным вещам очень серьезно. В конце концов, ему уже тридцать один, старость не за горами. Эта мысль заставила Анабел громко рассмеяться. Да Жиль и будучи пожилым останется безумно привлекательным!

Девушка нахмурилась. О чем я думаю? Неужели я настолько глупа, чтобы снова влюбиться в Жиля?

Она вылезла из ванны и стала медленно вытираться. Конечно нет: урок не забылся, а я не враг себе, чтобы повторять одну и ту же ошибку. Анабел посмотрела на стоявший у кровати телефон. Надо позвонить Эндрю. Майкл сказал, что получил у хозяина разрешение на пользование телефоном.

Сказано – сделано. Разделявшие их тысячи миль не смогли исказить характерного бостонского акцента ее жениха. Тон Эндрю был резким, и у Анабел упало сердце.

– Так ты все-таки решилась?!

Значит, он по-прежнему не одобряет мою поездку с Майклом… Вообще-то Эндрю пытался отговорить ее, и они были на волосок от первой в жизни ссоры. Анабел, подавив досаду, ласково возразила:

– Эндрю, это моя работа. Я ведь не поднимаю шум из-за твоей поездки в Канаду, правда?

Наступила пауза, затем Эндрю ответил:

– Это совсем другое дело. Дорогая, тебе не обязательно работать. Когда мы поженимся, у тебя будет куча обязанностей. Тебе следовало провести оставшиеся до свадьбы месяцы в Бостоне. Помнится, мама приглашала тебя.

Да, чтобы проверить, можно ли принять меня в столь благородное семейство, подумала Анабел.

– Хочет посмотреть, умею ли я пользоваться ножом и вилкой? – саркастически бросила она и тут же пожалела о своих словах, услышав шумный вздох жениха.

– Не будь смешной! – Голос Эндрю звенел от гнева. – Мама хотела только одного: представить тебя родственникам. После свадьбы мы будем жить в Бостоне, она ввела бы тебя в благотворительный комитет и…

– В благотворительный комитет?! – не выдержала Анабел. – Так вот чем, по-твоему, я должна заниматься до конца дней? У меня уже есть работа…

– …Из-за которой ты вынуждена шляться по свету с другими мужчинами. Анабел, я хочу, чтобы моя жена сидела дома!

И тут до Анабел дошло: Эндрю ревнует к Майклу! Она иронически усмехнулась. Господи, как глупо! Майклу под пятьдесят, и он давно и счастливо женат. Ах, если бы нас с Эндрю не разделял Атлантический океан. Она посмотрела на часы и заторопилась.

– Эндрю, я больше не могу говорить. Но скоро напишу…

Она надеялась услышать слова любви, но Эндрю просто положил трубку. Анабел пыталась убедить себя, что он промолчал, поскольку был не один. Оставалось надеяться, что письмо заставит его смягчиться.

Однако до обеда оставалось слишком мало времени, поэтому девушка решила, что поупражняется в эпистолярном жанре позднее. Черное платье подчеркивало белизну ее кожи, сохранившей слабые остатки австралийского загара. Глубокий вырез обнажал спину и выгодно подчеркивал точеную фигуру. Платье заканчивалось на добрых три дюйма выше колен, едва прикрывая резинки черных чулок. Анабел покупала это платье вместе с матерью, и именно мать настояла на чулках.

– К нему необходимы чулки. Столь женственное платье надевают только тогда, когда действительно хотят быть женственной, а для этого нет ничего лучше самых тонких, какие только есть на свете, черных чулок!

– Чтобы каждый мужчина, увидев меня в этом платье, знал, что под ним? – возопила шокированная Анабел. Она смирилась с тем, что под такое платье бюстгальтер не наденешь, но никак не ожидала, что мать способна пойти еще дальше.

– Чтобы каждый мужчина пытался угадать это, – невозмутимо поправила мать. – И надеялся, что он прав! Кроме того, – решительно добавила миссис Рейвен, – чулки заставят тебя сильнее ощутить то, что ты непременно почувствуешь, надевая это платье.

Спорить с логикой матери было невозможно, но сейчас Анабел охватили сомнения. Чулки от Диора обтягивали красивые ноги девушки, а бархат платья был настолько хорош сам по себе, что не требовал украшений. Повинуясь внезапному импульсу, Анабел собрала волосы в пучок, оставив лишь несколько мягких прядей у висков. Глаза сразу стали казаться больше, зеленее, классическая прическа подчеркнула тонкие черты лица. Посмотрев в зеркало, Анабел увидела не хорошенькую девочку, а красивую женщину и на мгновение не узнала сама себя. Казалось, даже пластика стала другой.

Она слегка оттенила веки зеленым, бледно-розовые румяна сделали ее высокие скулы тоньше. Макияж завершила губная помада более темного оттенка, чем та, которой Анабел пользовалась днем. Капнув за уши и на запястья свои любимые духи все от того же Диора, она надела черные туфли на высоких каблуках и придирчиво осмотрела свое отражение. Как солдат, готовящийся к решающей битве, насмешливо подумала Анабел.

Увидев ее, Майкл присвистнул.

– Что случилось? Говорят, «Золушка» – сказка французская, но…

– Хотите сказать, что я приехала в лохмотьях?

– Нет. Но я никак не ожидал, что молодая деловая женщина за какой-нибудь час может превратиться в прекрасную соблазнительницу, которая выглядит так, словно в жизни не ударяла палец о палец!

Анабел расхохоталась: ошарашенное лицо Майкла развеселило ее не меньше, чем его слова.

Дверь распахнулась, и Жиль шагнул им навстречу. Несмотря на предупреждение о том, что обед будет неофициальным, хозяин был в смокинге, подчеркивавшем его подтянутую фигуру.

Анабел невольно восхитилась обтянутыми тонким черным сукном широкими плечами, мошной грудью, плоским животом. И смутилась: шесть лет назад она видела Жиля в облегающих джинсах и майках, но ей и в голову не приходило любоваться его телосложением. Но сейчас… Сейчас физическое совершенство Жиля магнитом притягивало ее взгляд.

– Вы что, сговорились за моей спиной? – обиделся Майкл, облачившийся в легкий костюм-двойку. – Я думал, обед действительно будет неофициальным.

Жиль небрежно улыбнулся.

– Прошу прощения. У себя в замке я всегда переодеваюсь к обеду. Этого ждут люди.

Анабел уставилась на него во все глаза. Зная этого человека, она готова была биться об заклад, что на мнение прислуги и местных жителей ему наплевать.

– Когда человек служит другому человеку, он должен быть уверен, что хозяин достоин уважения, – пояснил Жиль, снова прочитав ее мысли. – Нет на свете больших снобов, чем французские крестьяне. Разве что английские дворецкие.

Майкл засмеялся, но Анабел даже не улыбнулась. О Боже, насколько Жиль высокомерен! Неужели он живой человек? Неужели никогда не смеется, не плачет, не сердится и не занимается любовью?

Ответ на последний вопрос Анабел получила быстрее, чем ожидала.

Они прошли в зал, который Жиль назвал салоном: огромное помещение, отделанное и меблированное в стиле Людовика XIV. Жиль предложил гостям выпить, но Анабел отказалась. Она полагала, что за обедом подадут местные вина, и не хотела перебивать вкус.

Мужчины последовали ее примеру, и Анабел почувствовала, что Жиль следит за ней с ироническим одобрением.

Этот человек родился не в свое время, подумала она, исподтишка разглядывая его. Почему я никогда не замечала жесткости, высокомерия, властности и аристократизма, сквозящих в каждой его черте, каждом жесте, каждом слове?

Дверь открылась, и мадам Лебон, пряча усмешку, по-французски доложила хозяину:

– Приехала мадам.

Анабел заинтересовалась: кто эта женщина? Видно, хорошо знакома с Жилем, если экономка называет ее просто «мадам».

Жиль не сдвинулся с места. Анабел физически ощутила неодобрение экономки и, поймав на себе ее враждебный взгляд, невольно задумалась, чем заслужила столь сильную неприязнь. Но когда «мадам» вошла в салон, Анабел забыла об экономке. Она никогда не видела более красивой женщины. У незнакомки были пышные рыжие волосы и молочно-белая кожа, а уж фигура… Каждый дюйм этого тела, напоминающего хрупкий фарфор, говорил о благородном происхождении, как, впрочем, и холодная заученная улыбка, которой женщина мимоходом одарила Майкла и Анабел.

– Жиль!

Ее голос был удивительно низким, напоминающим хрипловатое мурлыкание. Незнакомка положила на руку Жиля длинные пальцы с алыми ноготками и подставила пухлые губки для отнюдь не формального поцелуя.

Жиль проигнорировал откровенный призыв и поднес руку женщины к губам, чем немало удивил Анабел. Наверное, постеснялся целоваться при посторонних, сделала вывод она. Впрочем, при его высокомерии…

– Простите, что не оделась соответственно случаю, – промурлыкала незнакомка, жестом показывая на свое цвета морской волны шифоновое платье, в котором безошибочно узнавалась рука знаменитого кутюрье. – Но я только-только вернулась из Парижа. Жиль, так у тебя гости?

Жиль представил их.

– Луиза… Анабел Рейвен и Майкл Роберте. Мадам Бовез. Ее отец Бернар Трувиль мой ближайший сосед, тоже владелец виноградников…

Луиза поджала губы, прищурилась и окинула Анабел столь пристальным взглядом, что девушка поняла: ее просветили словно рентгеном, насквозь, и оценили каждую деталь туалета, включая качество чулок.

– Перестань, дорогой, – поморщилась Луиза. – К чему эти скучные формальности? Мы с тобой отнюдь не просто соседи. Мисс Рейвен, я вижу у вас на пальце обручальное кольцо. Вы с мистером Робертсом собираетесь пожениться? Или я ошибаюсь?

Сначала экономка, а теперь эта женщина! Похоже, все здесь только и мечтают толкнуть меня в объятия Майкла…

– Нет, не собираемся, – лаконично ответила Анабел, не желая пускаться в пространные объяснения.

В словах француженки было что-то чрезвычайно неприятное. Анабел тут же обвинила себя в предвзятости, однако сразу заметила чувственность, скрывавшуюся за элегантной внешностью рыжеволосой красотки. Об этом говорил рот, алчно приоткрывшийся в ту минуту, когда Луиза посмотрела на Жиля. Анабел стало противно. С каким удовольствием она ушла бы! Чем-то Луиза напоминала экзотический цветок, с виду сказочно прекрасный, но… насквозь ядовитый.

Еда, как и предполагала Анабел, была изысканной. К восхитительно сочной, таюшей во рту телятине подали выдержанное красное вино, позволявшее ощущать тонкий вкус жареного мяса, а на десерт – разные сорта сыра, которые подчеркивали изысканный вкус сухого белого вина.

Майкл был искусным рассказчиком, и беседа за обеденным столом текла живо и непринужденно. Лишь Луиза время от времени дулась, словно не могла дождаться, когда наконец останется наедине со своим любовником. А в том, что они любовники, Анабел нисколько не сомневалась. Об этом свидетельствовали постоянное прикосновение пальцев Луизы к руке Жиля и взгляды, без слов говорившие: «Этот мужчина – мой!».

Кофе пили в салоне. Как и обеденный сервиз, кофейный был сделан из тончайшего фарфора: такую посуду, как подозревала Анабел, не купишь в магазине.

Луиза грациозно встала, собираясь разлить кофе, но, к удивлению Анабел, Жиль остановил ее, властно обронив:

– Может быть, эту обязанность возьмет на себя Анабел?

Женщины остолбенели: хотя интонация хозяина дома была вопросительной, обе понимали, что это завуалированный приказ. Луиза смерила соперницу таким взглядом, что Анабел едва не расхохоталась. Жиль снизошел до объяснений.

– Видишь ли, Луиза, мы с Анабел старые друзья. У нас общая тетя.

Лицо француженки утратило красоту, став угрюмым и угрожающим.

– Надеюсь, старая дружба не помешает мисс Рейвен разделить тебя с… более новыми друзьями.

В этих вкрадчивых словах крылся не столько вопрос, сколько предупреждение, и Анабел с изумлением поняла, что рыжеволосая красавица действительно видит в ней опасную соперницу, претендующую на внимание Жиля.

Но девушку ждал еще больший сюрприз: Жиль взял ее руку и поднес к губам, а взгляд его серо-голубых глаз стал теплым и обволакивающим.

– Ну что, милая? – прожурчал он. – Ты не будешь ревновать меня к старым друзьям?

– Милая?!

На мгновение Анабел показалось, что это сказала она сама, но побелевшее от гнева лицо Луизы свидетельствовало, что француженка первой выразила свое потрясение вслух.

Анабел покосилась на босса, пытаясь понять, что тот думает о странном поведении графа де Шовиньи. Но Майкл оставался невозмутимым, и лишь приподнявшиеся уголки рта говорили о том, что он ждет взрыва, казавшегося неминуемым всем, за исключением безмятежно спокойного Жиля.

Почему бы ему и в самом деле не назвать Анабел «милой» при любовнице и с какой стати последняя будет возражать против подобного обращения? Взгляд графа, полный ледяного высокомерия, должен был заставить Луизу десять раз подумать, прежде чем устраивать сцену. Анабел лучше француженки знала, каким жестоким при желании может быть Жиль.

– Разве это не обычное обращение к невесте? – осведомился Жиль.

– А… Ты хочешь сказать… – с облегчением заулыбалась Луиза.

– …Что мы с Анабел обручились и собираемся пожениться, – спокойно согласился он, по-видимому понимая, что, пока Луиза переваривает его слова, она не сможет бурно протестовать.

– Но ее кольцо… Это не обручальное кольцо Шовиньи!

– Маленькая накладка, – небрежно кивнул Жиль. – Мы договорились пожениться много лет назад, но во время моего последнего визита в Англию я увидел, какой Анабел стала взрослой и… желанной, и не захотел терять ни минуты. Поскольку фамильного изумруда Шовиньи при мне не было – а я уверен, моя дорогая Луиза, ты уже заметила, как подходит он к глазам Анабел, – мне пришлось ограничиться этим маленьким пустячком.

Не успела и рта Анабел раскрыть, как бриллиант Эндрю исчез с ее пальца. Одним движением руки Жиль отмел нетерпеливые вопросы Луизы как докучливые и неуместные. После длинной тирады на французском, которой Анабел, к счастью, не поняла, Луиза вскочила и нависла над соперницей, злобно глядя сверху вниз.

– Жиль, я прекрасно понимаю, почему ты сделал мисс Рейвен своей нареченной! Женщина, которая родит наследника Шовиньи, должна быть безупречной, но эта святая невинность никогда не доставит тебе такого удовольствия в постели, какое доставляла я! В жилах твоей англичанки вместо крови течет вода! А что касается вас… – Луиза впилась глазами в бледное лицо Анабел.

События развивались слишком быстро. Надо было с самого начала опровергнуть заявление Жиля, лихорадочно думала Анабел, но я была слишком ошарашена его заявлением. А он, воспользовавшись этим, сплел небылицу с быстротой и ловкостью искусного и опытного лжеца.

– Вы действительно думаете, что сможете его удержать? – презрительно спросила Луиза. – Пройдет немного времени, и он бросит вас ради какой-нибудь куколки, оставив спать в одиночестве! Посмотрите на него! Разве Жиль чета холодным, бесстрастным англичанам? Он отнимет у вас сердце, разобьет на куски, как разбил мое, и скормит эти куски стервятникам! Желаю вам счастья!