Текст книги "Корделаки"

– Женщина! – дама в лиловом схватилась за горло, как от удушья. – С ним – женщина? Это невозможно!

И она свалилась в обморок так быстро, что никто даже из сидящих рядом не успел её поддержать. Шаль змеёй соскользнула с её плеч, и с тихим звуком упали на паркет веер и маленький расшитый бисером мешочек с руки. Первыми к ней бросились корнет и Корделаки. Они вдвоём пытались поднять даму с пола, но только мешали друг другу.

– Корнет, встаньте! – распорядилась хозяйка, чтобы унять суматоху, затем указала на закрытую дверь в соседнюю комнату. – Граф, отнесите её в мою спальню.

Корнет, услышав про спальню, весь затрясся и нервно утирал теперь пот со своего лба.

– Корнет, соберите её вещи и сопроводите нас. Господа, мы вернёмся, как только устроим нашу подопечную. Кто-нибудь! – баронесса позвонила в колокольчик и тут же прибежала горничная. – Воды в мою спальню. Быстро! И пошлите за врачом.

* * *

Они вернулись втроём где-то через четверть часа. За время их отсутствия в будуаре почти не нарушалось молчание, все прислушивались к суете за стеной. Только раз Ардалион Тимофеевич позволил себе язвительное замечание сквозь зубы:

– Не хватало только вляпаться в столичный скандальчик. Всё ваши капризы!

– Я просила вас только доставить меня сюда. Посещение сеанса было вашим собственным желанием, – не совсем почтительно для подопечной отвечала ему бледная Полина Андреевна.

Нурчук-хаир с усмешкой наблюдал за этой сценкой, а магистр, пользуясь передышкой, откинулся в кресле. Но вот все, за исключением потерявших сознание, снова собрались в будуаре.

– Прошу вас, корнет, – предложила хозяйка слово молодому военному человеку, после того как все расселись по своим местам. – Надеюсь, происшествие отвлекло вас от излишней одержимости, и вы сумеете спокойно и коротко сообщить нашему магистру ваши чаяния?

– Да, баронесса, вы так добры, – кусал губы молодой человек. – Я, собственно, остаюсь при своём интересе, уважаемый предсказатель. Какие уточнения вы пожелали бы знать?

– Любые, связующие предмет вопроса с вами. Когда последний раз видели, может быть, знаете примерное удаление от вас на сегодняшний день, её место положения? Также пригодились бы – описание, или, быть может, какая-то её вещь, переданная вам?

– О, боже! – корнет снова потёр лоб и скривил рот в какой-то загнанной улыбке, а потом стал озираться по сторонам – Когда мы расстались? Да мы же… Нет! Никаких предметов она мне не давала вовсе. Разве об этом можно даже помыслить! Но их столько…

– Корнет, одумайтесь! – Корделаки понял, что сейчас может произнести этот влюблённый сумасброд, и только молил бога, чтобы о том же не догадались и остальные присутствующие.

– Какого чёрта! – взбеленился корнет.

– Я просто хотел напомнить вам, сударь, что в пылу страстей вы можете нанести удар репутации предмета вашего, так сказать, вожделения, – тут граф непроизвольно глянул на хозяйку, та смотрела прямо на него, а вовсе не в пол и не на корнета, как он опасался. Илья Казимирович продолжил уже спокойней и более размеренно, на ходу подбирая аргументы. – Если вы дадите нашему предсказателю описание места, где может находиться ваша дама среди множества других людей, то это вряд ли поможет гаданию. Если же вы определите её место расположения с непререкаемой точностью, то сомнений в том, кто она и где находится, не останется не только у магистра, но и у всех присутствующих. Поберегитесь!

– Сударь! Вы мне угрожаете? – разъярённый корнет вскочил со стула и схватился за рукоять сабли.

– Сядьте, корнет! – Туреева сделала успокаивающий жест рукой в его сторону. – Право, господа, прошу у вас прощения. Я, видимо, ошиблась, пригласив корнета и понадеясь на его разум. А вы, молодой человек, если прислушаетесь, то поймёте, что граф во многом прав. Спрашивайте о себе, чёрт побери!

Почти укрощённый её словами, корнет снова плюхнулся на стул, но желваки ходили у него под кожей, и он всё ещё поскрипывал зубами и бросал разъярённые взгляды в сторону непрошенного советчика.

– Дорогой магистр! – сквозь зубы съехидничал корнет. – Оставим дам в покое, ей-богу! Вы тут предсказали дуэль одному из гостей. Мой вопрос! Может быть, звёзды расположены так, что я тоже буду принимать в ней непосредственное участие?

– Покажите вашу руку, молодой человек, – маг всего лишь мгновение подержал ладонь юноши в своих руках. – А ведь вас тоже ждут разительные перемены. Вы остепенитесь, молодой человек. Заведёте семью.

– Я не о том вас спрашиваю, что будет через сто лет! – снова вспылил корнет, вырывая руку. – Я задал конкретный вопрос, ведь именно таких вы, кажется, жаждали?

– Ах, да, та дуэль, – магистр поджал губы. – Ну, что ж. Да! Вы будете участвовать в том поединке. Несомненно! – корнет тут же, со взглядом победителя взглянул на докучавшего ему Корделаки, но маг продолжал: – И всё же, вы, видимо, очень забывчивы, сударь. Никаких ста лет. Всё сказанное сегодня сбудется в течение одного лишь года. Кстати, ваша будущая избранница находится в эти дни в непосредственной близости от вас. Это я тоже вижу! Вот вам от меня вместо первого утраченного вопроса. Так-то! Будет ли третий?

Сказать, что корнет был удивлён, это погрешить против истины. Он был совершенно ошарашен, контужен, если хотите. Он находился после слов мага в некой прострации и не понимал радоваться ему, возмущаться или злорадствовать по поводу напрасных усилий соперника. А на данный момент он уже полностью перевёл Корделаки в стан соперников. Остальные участники собрания смутно чувствовали какую-то неловкость положения, но, благодаря полнейшей невозмутимости хозяйки, напасть на след никак не могли.

– Последует ли третий вопрос, молодой человек? – терпеливо вопрошал маг. – Или отложим?

– Потом, потом, – отмахнулся корнет, смакуя весть о скором воссоединении с дамой сердца.

– Ну-с, кто следующий? Может быть, вы, господин? – обратился магистр к Ардалиону Тимофеевичу.

– Я в балаганах участия не принимаю, милостивый государь, – брезгливо ответствовал старик. – Я здесь нахожусь исключительно по зову долга, неся ответственность за вверенную мне душу. Прошу вас, сударыня, насладитесь! Ведь за этим вы тащили меня через полстраны?

– Всего-то – вёрст двести или чуть больше, – не захотела смолчать его подопечная.

– Двести семьдесят восемь, если быть точным, – барон, видимо, привык, что последнее слово всегда должно оставаться за ним. – И помните данное вами обещание!

Он хотел сделать некий широкий жест в сторону Полины Андреевны, но тут трость выскользнула из его потных рук и со стуком брякнулась о паркет. Только что униженный магистр, хоть был и не молод, но тут же метнулся поднять палку старику, тем самым указав ему на возраст, чтобы хоть как-то быть отмщённым.

– Прошу вас, вот ваша опора, – с изысканной любезностью поклонился маг, но тут лицо его переменилось, видимо, даже за те короткие мгновения, что предмет пребывал в его руках, он успел что-то сообщить о своём хозяине. Маг не удержался от ехидного замечания: – А опекунство-то ваше ненадолго!

– До конца октября, если быть точным, – насмешкой скривив рот, ответствовал опекун. – Не пытайтесь меня эпатировать, шут вы этакий!

– Но позвольте! – Магистр был возмущён, а подопечная Ардалиона Тимофеевича побледнела, кажется, ещё сильнее, если таковое возможно. – Опекунство не имеет временных пределов, а сроков своей жизни не может знать никто. Даже вы, милостивый государь! Это вы и пытаетесь нас эпатировать, выказывая такое пренебрежение к неизбежному!

– Ну, вот! Теперь вы меня уже и похоронили! – жутко неприятным смехом зашёлся старик. – Этому не бывать. Статус опекунства изменится на… Но, довольно! Вы залезли на абсолютно частную территорию, сударь! Вы не имеете никаких прав обнародовать любые сведения, даже мнимые или воображаемые, но касающиеся меня и моей чести, если я сам не потребую их от вас.

– Нет уж, милостивый государь! – не на шутку разошёлся обиженный маг. – Вы делаете посмешище из моего искусства, причём именно, что принародно. Так извольте ж дать мне возможность защищаться! Сударыня, прошу вас подать мне вашу руку, – обратился он к Полине Андреевне и та, как заворожённая, протянула ему ладошку. Маг дотронулся до неё, перевернул вверх линиями судьбы, но тут старик вскочил с места и замахнулся на магистра тростью. Ладонь девушки выскользнула из пальцев гадателя, он отскочил в сторону.

– Право слово, господа! – хозяйка всерьёз озаботилась происходящим. – Ну не ведите себя как взбалмошные дети! Это переходит уже все границы приличия. Милый магистр, успокойтесь. У вас здесь достаточно почитателей, которые верят в ваши умения и восторгаются ими. Каждый имеет право на своё мнение, простите барона Качинского.

Услышав это имя, почему-то внимательней взглянул на старика Нурчук-хаир. Потом он перевёл взгляд на его подопечную. Но тут же снова потерял к ним всякий интерес, вернувшись в свою бесподобную, чуть насмешливую бесстрастность. Но маг не смог так сразу успокоиться, страсти кипели не слабые нынче.

– Не статус опекуна поменяет барышня, а…

– Я сказала, довольно! – прервала его Туреева. – Вы забываетесь. Прошу продолжить сеанс, но только с согласия каждого, и только в рамках оговорённой им темы. Спасибо, магистр. Не обижайтесь.

Тот отошел к окну, потом к столику, выпил воды и вернулся.

– Простите, господа. Прошу вас, мадемуазель!

Полина Андреевна покосилась на опекуна и еле слышно произнесла:

– Если уж так вышло. Если мне всё же выпал жребий попасть на этот приём, то я спрошу… – Она, довольно надолго замолчала, потом подняла глаза и продолжила, как бы через силу: – Я имею некие обязательства, которые тяготят меня. Есть ли возможность избежать… Можно ли как-то отказаться от обещанного? Или…

– Вы дали слово! – сквозь зубы процедил её опекун. – Честное благородное слово!

– И я сдержу его! – почти со слезами воскликнула Полина Андреевна. – Вы всё присваиваете себе, барон. Всё, что видите и слышите! Я, может быть, говорю вовсе о другом нынче!

– И о чём же, позвольте узнать? – старик перешёл от угроз в тон насмешливый. – Перед кем это у вас могут быть ещё какие-то обязательства без моего ведома?

– О господи! Это невыносимо! – вздохнула Полина Андреевна и с тоской посмотрела по сторонам, как бы ища поддержки или одобрения.

– Сударь, раз вы изволили дать своё согласие на данную забаву, то уж держитесь достойно, – не выдержало нежное сердце корнета. – Не обижайте барышню, дайте ей дослушать!

Барон не повел даже бровью, на голос не обернулся и не изволил заметить сей реплики. Лишь поморщился, как если бы над его ухом прожужжал комар или иная незначительная мошка. Но воцарившаяся тишина дала магистру возможность продолжать.

– Милая барышня, как я уже говорил ранее, всем обозримым периодом будет руководить владычество сил Венеры, но тропы её очень извилисты. Поэтому если ваше обещание касается дел амурных, как я могу догадаться, исходя из вашего возраста, а значит и интересов, то ясности там нет никакой! Всё меняется от действий, поступков, а иногда даже слов или мыслей людей, связанных с вами многочисленными нитями. Вы бы могли рассмеяться, узнав, какое на самом деле влияние оказываем мы порой одним лишь взглядом на изменение судьбы случайного прохожего. Или соседа по креслу в театре. Или даже на тех, кто случайно оказался на одном сеансе предсказаний. Простите, тут я бессилен. Спросите что-нибудь более конкретное.

– Нет-нет! – бледнея всё явственней, отвергла подозрения мага Полина Андреевна, и Туреева испугалась, что вот-вот получит второй обморок в доме и дурную славу своим вечерам. Хотя последнее волновало её меньше всего. Полина Андреевна продолжала с какой-то горестной усмешкой: – Нет, к любви моё обещание точно не имеет никакого отношения. Так что же? Избежать условия нет никакой возможности?

– Вы говорите загадками, милая барышня, – явно симпатизируя ей, мягко отвечал маг. – Но, позвольте вашу руку ещё раз? Да. Вижу. Вы были поставлены перед жестоким выбором и дали слово под давлением. Но от этого оно не становится менее крепким. Избежать его вам может помочь только единственное обстоятельство. Единственное!

– Какое? – шёпотом спросила девушка.

– Всё то же пресловутое покровительство Венеры, – грустно улыбался ей маг. – Любовь! Истинная и чистая любовь, мадемуазель.

Опекун презрительно хмыкнул себе под нос.

* * *

– Ну-с, вот очередь дошла и до вас, господин Нурчук-хаир! – хозяйка наклоном головы указала на предсказателя князю, и тот улыбнулся ей с достоинством равного и приятного собеседника. – Удивите нас точностью азиатских формулировок, прошу.

– Как прикажете, госпожа, – Нурчук-хаир развернулся всем телом к гадальщику: – Я спрошу сразу о трёх вещах. Цвет. Цифра. Цель. Всё остальное я сам пойму, исходя из годового ограничения.

– Вот это краткость! – восхитился корнет. – Позвольте позаимствовать у вас один из вопросов, сударь?

– Расстанусь с ними без всякого сожаления, – глаза азиата стали, кажется, ещё уже. – Но первенство ответа за мной.

– Так точно! – корнет как лицо восторженное и подвластное впечатлениям, по всей вероятности, попал под обаяние необычного гостя и глядел на него теперь взглядом восхищённым. Маг улыбался.

– Не совсем ясен третий ваш интерес, князь, но мы дойдём и до него. На первый вопрос ответ «красный». Число… Цифру надо бы уточнить…

Он подошёл к столику и начертал что-то на листе, а после порвал его на две примерно равные части. Каждую из них он сложил пополам, написанным текстом внутрь и, зажав между пальцев, предложил на выбор гостю. Тот, не колеблясь, взял правую половину, развернул и рассмеялся.

– Благодарю вас, добрый господин! – сказал он магу.

– Вот именно так только и возможно относиться к этому представлению! – скривился в подобии улыбки и барон Качинский. – Наша хозяйка права – потеха, развлечение, фарс. Это смеху подобно, и только! И вы замечательно делаете, что потешаетесь, сударь. Такая отсталость в выборе досуга среди нашей молодёжи, вероятно, рисует всё российское общество в ваших глазах неким ортодоксом? В наши времена предпочтения отдавались более благородному препровождению времени, мы все свои порывы посвящали служению государю и Отечеству. Ах, право, иногда становится совестно за новое поколение!

– Если вы изволите обращаться ко мне, барон, – отвечал ему Нурчук-хаир, – то позвольте сначала представиться, мы незнакомы: князь Нурчук-хаир. Я родился в России, сударь! Мой отец приехал сюда впервые более сорока лет назад. И я довольно хорошо знаю и страну, и людей разного возраста в ней. В силу моих задач – а я уже многие годы продолжаю переговоры с государем, начатые ещё моим батюшкой – я вхож в различные сферы жизни, причём не только столицы. И я рад заметить вам, милостивый государь, что патриотов среди нынешнего поколения не стало меньше. Я видел немало достойнейших молодых людей, которыми Россия вправе гордиться. Но моё мнение таково, что всему в жизни должно быть отведено своё время и место. Человек, который наслаждается итальянской оперой на театре не перестаёт в это время любить свою родину, как мне кажется. Просто сейчас мы собрались здесь по определённому поводу.

– Ну да, ну да, – Ардалион Тимофеевич всё никак не сдавался. – Именно поэтому вы изволили обсмеять этот жалкий фокус? Будто бы вам что-то действительно говорит вытянутая цифра! Пф! Да под любое число можно подвести что угодно и выдать за предсказание!

– Например? – спокойно спросил азиат.

– Ну, например, если шесть, то столько будет щенков в помёте, если тысяча, то пудов в амбаре.

– Я знаю, что за выбор был сделан мной только что, – со спокойным достоинством отвечал князь. – Я смеялся лишь количеству усилий, вложенных в одно дело, хотя всё может оказаться гораздо ближе и проще, судя по этой цифре. Я смеялся не над самим предсказанием, а над собой. Над той иронией, с которой поступает судьба с нами, независимо от наших усилий. Поверьте мне на слово, барон, но особенно всё это веселит меня в вашем присутствии. Предвидя ваше возмущение, я заранее приношу извинения, но не скажу, отчего так. Оговорюсь только сразу и заверяю всех присутствующих – ничего вас порочащего я в виду не имею. Я не собираюсь во всеуслышание заявлять о сути этого моего интереса, но десятикратная разница в числах могла бы убедить вас в осознанности моего понимания? Магистр, будьте любезны, предъявите другой жребий!

Тут князь развернул вытянутую им бумажку и показал собравшимся. То же самое проделал и маг, хотя оставшуюся у него часть листка он уже успел скомкать. На одной половине было начертано число двадцать восемь, на измятой части – двести восемьдесят. Барон Качинский весь пошёл красными пятнами, но никто не стал больше уделять конфузному инциденту внимания.

– Итак, цель? – продолжил воодушевлённый магистр. – Уточните, что вы имели в виду, сударь? Грубо говоря, куда или на что вам направить тетиву лука или какой тропой легче дойти до мишени?

– Что именно, мне ведомо, – кивнул Нурчук-хаир. – Как быстрей и лучше достичь, это я и хотел сказать. Так что по вашему сравнению точнее будет – про тропу.

– Можете показать мне вашу руку, князь? – спросил гадатель.

– Вынужден отказать вам в этом, простите, – с мягкой улыбкой, но очень твёрдо отвечал Нурчук-хаир.

– Даже не буду спрашивать почему, – чуть склонился в поклоне магистр, видя достойного собеседника, не желающего раскрывать свои тайны. – Тем более – настаивать. Я знаю в силу рода своих занятий, как иногда оказывается, что просишь у судьбы проводника, а она подсылает к тебе палача. Осторожность – часть мудрости. Может быть, тогда в моих руках могла бы оказаться какая-то вещь, связанная с той миссией или дорогой, что уже ведут вас к цели?

После секундного замешательства князь достал из потайного кармана эмалевый медальон весь усыпанный драгоценными камнями и протянул магистру. Тот проделал с ним уже известные нам манипуляции и вернул владельцу. Барон Качинский побледнел не хуже своей подопечной.

– Женщина! – вещал предсказатель. – Вас поведёт женщина. Следуйте за ней неотступно и слушайте во всём. Она приведёт вас туда, куда вы стремитесь быстрее всех богинь и покровителей. А узнать вы её сможете…

– Благодарю! – прервал его с улыбкой князь. – Вы уже подсказали мне способ, я узнаю.

Маг удивлённо сдвинул брови, припоминая весь разговор, но так и остался в недоумении. Тут не выдержал долгого забвения корнет:

– Магистр! За мной ещё один вопрос. Я беру вопрос князя – назовите мне цвет!

Предсказатель вздохнул, закатил глаза к потолку и побрёл к столику собирать разбросанные бумаги. Уже почти прибравшись, он, как бы между делом, произнёс:

– Белый. Из двух предложенных вам к выбору цветов выбирайте белый, молодой человек. Ну что, дамы и господа? – магистр выпрямился и приложил одну из ладоней к сердцу. – На этом мы простимся, или у кого-то остались невыясненные моменты?

– За мной остался один вопрос, – улыбнулась ему хозяйка. – Но его я задам вам под строжайшим секретом! Доброй ночи, господа! Благодарю за великолепный вечер. Корделаки, если можете, задержитесь на пару минут, у меня к вам будет поручение.

– Я тоже весь к вашим услугам, баронесса! – метнулся к ней корнет.

– Благодарю, я всегда помню об этом, милый Серж, – мягкой улыбкой остановила его хозяйка. – Обещаю прибегнуть, но не сегодня. Прощайте!

Она вышла из будуара вместе с графом, за ними магистр. Понурому корнету, оставшемуся в одиночестве, не оставалось ничего, как сойти по лестнице вслед за остальными гостями. Спускаясь, он всё время оборачивался и метал молнии взглядов в сторону Корделаки, который оставался в верхнем этаже. Хозяйка подошла к магистру и что-то кратко спросила его на ухо. Тот снова попросил у неё посмотреть ладонь, она дала, и предсказатель тут же ответил утвердительно. Баронесса улыбнулась. Маг откланялся.

* * *

– Благодарю, что выполнили мою просьбу и задержались, – Туреева после ухода гостей стала как-то мягче и, если такое слово применимо к этой женщине – «домашней».

Корделаки принял это за тот факт, что она сбросила излишнее напряжение, которое любой человек надевает как маску перед скоплением народа. Ему было отчего-то приятно так думать, ведь это указывало не некую степень доверия. А быть в доверии у такой персоны как баронесса, граф почитал за честь. Но, однако, часы уже пробили три четверти второго ночи. Баронесса, как будто читала все мысли по его лицу, потому что слегка усмехнулась и спросила:

– Вы же не боитесь быть скомпрометированным, граф?

– Ну, что вы, баронесса! – всё ещё полушутливо отвечал он ей, хотя заметил, что привычное обращение к нему по фамилии, она в этот раз заменила титулом.

История возникновения между ними этого фривольного, почти панибратского обращения уходила корнями в самое начало их знакомства и ни о чём не говорила окружающим. Это было просто результатом забавного случая и ничего более. Баронесса позволяла себе такую вольность с ним только без свидетелей и тем показывала графу его приятельское положение у неё в доме. Хотя от одной только её интонации смысл произнесённого слова мог изменяться до противоположного, и граф никогда не мог понять, когда она начинает злиться, а когда просто потешается над собеседником.

– Ради вас я готов на всё, даже на угрожающие мне перемены всего и вся, как наобещал мне сегодня ваш маг, – продолжил граф и бросил на баронессу вопросительный взгляд: – Или магистр? Вы ведь так его называли? Почему? Это же вовсе разные вещи, не так ли?

– Он один из первых, кто ещё год назад получил это звание новым российским установлением, – отвечала Туреева, жестом приглашая графа проследовать в комнаты. – Он действительный магистр. Магистр философии. А то, что наш гость демонстрировал сегодня – занятие по велению его души. К тому же, не скрою, оно приносит ему доход больший, чем философские трактаты. А я расположена к этому человеку и хотела помочь. Имея такую возможность, я использовала её, устроив ему ряд вечеров в столице. Но, полно! Мы с вами сегодня непозволительно много шутим о вещах, которые могут на эти шутки ответить. Довольно. Я попросила вас остаться, потому что видела, насколько внимательно наблюдали вы сегодня за моими гостями.

– А вы, видимо, ещё внимательнее за мной? – граф сказал явную глупость и тут же сам понял это по румянцу, покрывшему кожу щёк баронессы. Он перестал испытывать её терпение. – Простите! Видимо, сказывается усталость. Я сказал непозволительную дерзость.

– Вы устали? Ах! Надо было оставить корнета! – баронесса явно злорадствовала.

– Ну, не казните! А то я не посмею сказать более ни слова! Смилуйтесь! – граф припал на колено и покаянно повесил голову. – Я весь полон сил, внимания и готов выполнить всё, что вы пожелаете.

– Хорошо, – Туреева хлопнула его сложенным веером по плечу. – Вы прощены, поднимайтесь. Ваша сегодняшняя наблюдательность очень мне на руку. Скажите, кто сопровождал гостью, что лежит сейчас в моей постели под опекой доктора?

– Не припомню ни разу, чтобы она за вечер перемолвилась словом хоть с одним мужчиной. И никакой компаньонки с нею рядом я не заметил, – Илья Казимирович озадаченно нахмурился. – Похоже, она приехала без сопровождения?

– Вот и то, что никого не осталось в залах, все разъехались, а о ней никто так и не спросил, говорит об этом, – баронесса вздохнула. – Просьба моя состоит в том, что я попробую сейчас расспросить её, если она в состоянии говорить, а после надо будет сообщить её родственникам или домашним. Или сопроводить до дома, если разрешит врач. Об этом я вас и прошу. Вы сможете всё сделать наилучшим образом с вашими тактом и деликатностью. Съездите?

– Всенепременно, – отвечал граф, вглядываясь в лицо баронессы после её последних слов про деликатность и не понимая, не продолжает ли она поддевать его.

Но нет, кажется, это было сказано на полном серьёзе.

– Тогда располагайтесь, Корделаки! – Туреева указала на маленький столик. – Вон там фрукты и шампанское. Может велеть подать чего-нибудь посущественней? Ну, как хотите. Я не знаю, как быстро смогу получить от пациентки нужные нам сведения, всё-таки она не совсем здорова. А я даже имени её не знаю, только то, что она дочь академика де Вилье. Ну, ждите!

* * *

Баронесса еле слышно отворила двери в собственную спальню и вошла, уже на пороге без слов обратив вопросительный взгляд на лекаря. Тот покачал головой.

– А что, доктор, приходила она в себя хоть ненадолго? – шёпотом спросила хозяйка.

– Приходила, но толком ничего не сказала, – так же в полголоса отвечал тот. – Мечется, как в бреду. Но жара нет.

– Что скажете, будет возможность отвезти её домой?

– Хотя я не вижу явных признаков какого-либо недуга, – врач машинально почесал переносицу, сдавленную пенсне, – но я не советовал бы её сейчас подвергать любым усилиям. Слишком сильным было душевное потрясение. Если есть возможность, дайте ей полежать до утра, пусть поспит – я дал ей успокоительных капель.

– То есть вы хотите сказать, что она здорова? – с надеждой спросила Туреева.

– Конечно, ведь данное состояние отклонением от нормы в медицине не считается, – улыбнулся ей врач.

– Как? Потеря памяти и последовавшая за этим беспомощность стали считаться нормой, дорогой доктор? – баронесса удивлённо округлила глаза. – Это новости в медицине, по крайней мере для меня.

– Я не то имел в виду, – доктор теперь протирал снятые очки салфеткой. – А кем доводится вам данная особа? Она ваша родственница?

– Нет, она моя гостья, – отвечала Туреева удивлённо. – Но какое это имеет значение для постановки диагноза, простите?

– Дело в том, – врач оглянулся на больную. – Дело в том, что состояние вашей гостьи я назвал бы… деликатным… Отсюда и обмороки. Но, смотрите – она приходит в себя.

– Доктор, не могли бы вы оставить нас наедине? – спросила хозяйка, если и удивлённая словами врача, то никак не изменившая своего заботливого отношения к лежащей на постели женщине.

– Да-да, и я бы отдохнул, с вашего разрешения?

– Вам покажут комнату, прошу. Вы же не оставите нас и останетесь до утра?

Доктор поклонился и вышел, уведённый вызванной горничной, а Туреева присела прямо на край кровати.

– Милая, вы меня слышите? – Мария убрала со лба лежащей дамы прядь волос, которая падала той прямо на глаза. – Вы можете отвечать? Хотя бы кивните.

– Могу, мне просто очень стыдно за доставленное беспокойство, – отвечала больная, чуть повернув голову к Туреевой, и слеза выкатилась из уголка её глаза.

– Бросьте! Что за глупости! А вот вам вовсе не нужно волноваться ни о чём сейчас. Вам в вашем положении нужно соблюдать спокойствие.

– О, боже! – дама в лиловом прикрыла рот ладонью. Когда её укладывали, то расстегнули ворот платья, но раздеть полностью так никто и не посмел. – Это доктор вам сказал? Я пропала!

– Никуда вы не пропали, – Мария говорила с ней терпеливо, как с ребёнком, и приветливо улыбалась. – Наоборот, вы скоро продолжитесь в вечности, милая. А что до вашей тайны, она так ею и останется. Просто теперь вы не одна, у вас появился друг, и вместе нам легче будет помочь и вам, и вашему малышу сохранить и здоровье, и достоинство, и секреты. Ведь это не единственный ваш секрет, я угадала?

– Да… Но как вы… Ох, простите, я так плохо соображаю нынче, – больная смахнула влагу с ресниц. – Спасибо вам, милая Мария Францевна. Папа всегда говорил о вашей семье только в восторженных выражениях. Вы очень добры! Вы не судите меня за мою… легкомысленность?

– Я хочу вам помочь! – рассмеялась хозяйка. – Судебные и иные разбирательства давайте оставим на потом. Для начала назовите ваше имя, дорогая госпожа де Вилье. И почему про вашего батюшку вы говорите в прошедшем времени? Насколько я помню, это ещё вполне цветущий мужчина, надеюсь, он здоров?

– Более чем, – отвечала де Вилье. – Просто наши отношения несколько… Мы отдалились друг от друга. Дело в том, что три года назад отец повторно женился. Его избранница всего на пять лет старше меня, но мы с ней так и не сошлись близко. Не то, чтобы я её совсем не приняла, я, конечно же, хочу счастья своему отцу. Просто нам было очень сложно ужиться с ней вместе – я хотела сохранить многое из того, к чему привыкла с детства – уклад в доме, мебель, предметы. Как было при матушке. По шутке фортуны новую супругу отца зовут так же, как и меня, Елизаветой. Две Елизаветы де Вилье оказались полными противоположностями по вкусам. Она желала менять всё, начиная от посуды и заканчивая обивкой, чтобы не оставалось никаких воспоминаний о прошлом. Отец очень мучился от нашего несогласия, и наконец мы нашли компромисс. Уже второй год я живу, вроде, как и в семье отца, но в отдельном флигеле со своим штатом слуг. То есть я пользуюсь полностью отцовскими конюшнями и кухней, но прислуживают и наводят порядок те, кто придерживается моих вкусов. Поверьте, так стало проще всем. И мы… И мы почти подружились с моей мачехой. Теперь иногда даже выезжаем вместе – в оперу или на приёмы.

– Но сегодня у меня вы были без компаньонки, не так ли? – спросила баронесса.

– Да. Я думала в толпе гостей этого никто не заметит. Мне удалось раздобыть приглашение к вам, но через друзей, а из семьи никто об этом не знал. Потому, что… Потому, что…

– Потому, что мы подходим к самому деликатному моменту, не так ли? – Туреева смотрела на свою визави спокойно и серьёзно. – Вы расскажете мне вашу историю?

– О, боже! – Елизавета де Вилье полностью скрыла своё лицо в ладонях. – Боюсь, у меня нет другого выхода. И я так устала мучиться сомненьями в одиночестве! Тем более, что ещё недели две-три – и скрывать происходящее станет невозможно. У меня больше нет сил, и я хочу, чтобы ситуация разрешилась уже хоть каким-нибудь образом.

– Вы неправы про сокрытие тайны, – вслух размышляла Туреева. – Можно найти повод и отправить вас в деревню. Правда время не подходящее, лето кончается, вот-вот зарядят дожди.

– Господи! – заломила руки Елизавета де Вилье. – Да что мне за дело до дождей! Я б уехала куда угодно – хоть в глушь, хоть в тюремный замок, лишь бы там знать, что с ним всё в порядке.

– Ну, вот мы и добрались до героя нашего романа, – снова улыбнулась Мария.

– Простите, но имени его я вам пока не назову, – Елизавета гордо вскинула голову.

– И не надо, Лиза. Позвольте мне вас так называть? Пусть он будет господин N.

– Спасибо. Мария? Так? Спасибо за ваше терпение и такт. Вас мне послало небо! – гостья вздохнула, собралась с силами и начала свою повесть. – Мы познакомились два года назад, когда дома у нас была вовсе невыносимая обстановка. Случайно, на балу. Потом встретились на прогулке. Договорились ещё видеться. Это невозможно рассказать! Спустя пару встреч мы оба уже понимали, что никого важней друг друга для нас на всём свете нет и не будет больше. Мы понимаем с полуслова мысль, которую ещё не высказал другой. Мы одинаково думаем, одинаково видим и оцениваем многие вещи, мы любим одну и ту же музыку, стихи. Это как волшебство. Вы знаете, как это бывает, когда понимаешь, что по-настоящему живёшь, только, когда этот человек рядом? А всё остальное – только ожидание!