Текст книги "Няня без башни"

– Что тут происходит? – если бы сейчас на землю небо упало, или молния ударила прямо мне в макушку, я бы, наверное, испугалась. А так, только вздрогнула, услышав словно сквозь вату громоподобный голос местного бога, и по совместительству моего нового работодателя. Временного, если что? – Люся, какого…

– Пробу снимаем, – сдула я с лица выбившийся локон, при этом глядя на активно заработавшего ложкой укропного сенсея. – Милано сказал, что задумавшийся минтай это пища миллиардеров, а я считаю, что сибас минтаем заменять в аутентичном рецепте некомильфо. Да и минестроне из курицы должен быть более прозрачным. Теологические споры. С уклоном в полемику. Да ведь, шеф? А вы, глубокоуважаемый, вагоноуважатый, если бы чаще дома бывали, то наверняка бы знали, что этот хлюст ворует у вас, кормит малышек фуфлом, и не краснеет. Конечно, вы то сами в ресторациях подъедаетесь, где вам на дочек то внимание обращать.

– Папочка, Люся просто… – пробасила вдруг Яночка. Надо же. Она что меня защитить пытается. Вот уж чудо чудное.

– Молчать, – заорал Лев. Точнее зарычал, так, что я аж пальцы разжала, которыми держала за химок черноглазого вруна. – Вы – в детскую, – рявкнул он на близняшек. Девочки нехотя поплелись к двери. Ну все, не написать мне статьи про Метельского. Вообще больше ни одной статьи не написать. Эх, пропала я, Зайку бросила хозяйка. Точнее, кинул Жабыч. Красиво так швырнул. Знал гад, что задание дал мне бесперспективное. И я знала. Так что чего теперь опилки пилить?

Глава 6

Лев Метельский

А теперь добавим ножек, получился осьминожек…

Придушить бы эту ведьму. Сжать пальцы на тонкой шейке, и стереть насмешку из проклятых желтых глазищ, которыми она смотрит на меня без всякого страха и пиетета. Никто в этом доме не глядит на меня так… Так прямо и вызывающе. И от этого я просто бесневею и дурею, судя по всему.

Но она права и в этот раз. Меня передергивает от воспоминания о бурлящей в кастрюле зеленой слизи, похожей на… Черт, да на жижу болотную было похоже варево. А эта мерзавка заставила меня попробовать эту адскую гадость. Пихнула мне насильно ложку в рот, почти до горла. Как я не убил ее там? Наверное просто ошалел от такой наглости няньки, ну и от вкуса мерзости, которую мои дочки чуть не получили на обед.

– Откуда вы только взялись? – рявкнул я, глядя на чертову рыжую девку, сидящую напротив с грацией королевы. Спина прямая, словно палку проглотила, колени сведены, голени чуть в сторону. Как королева английская сидит, мать ее. И смотрит, сука. Смотрит прямо мне в лицо, скривив свои губешки.

– Как и все, из мамки вылезла, – хмыкает эта нахалюга. Щурится кошкой. А у меня в организме бушует что-то невероятное и подзабытое. Гудит в крови так, что аж глушит. – Ну я ведь права была. Ваш Милано не Милано совсем. Он даже без акцента на меня орал. Жаль, что я только кастрюлю с консоме ему на башку надела. Надо было еще и брокколи ему скормить. Зря вы не позволили. Ну скажите же, что я права. Признайте.

– Это и бесит, – выдыхаю я. Голова даже не болит. Она раскалывается на две половины, как перезрелый арбуз. – Что ж, вы свободны. Завтрак через полчаса. Можете приступать к его приготовлению. Удивите меня.

– Кто? Я? – вот сейчас ведьма удивлена, и у меня в груди разливается огненное тепло удовольствия. Физиономия конопатая вытягивается как у мультяшки.

– Ну не я же, – я улыбаюсь. О, да. Впервые за последние черти знает сколько лет мне обалденно. Так клево, как говорят мои малышки, что аж хочется остаться дома. Со мной такой оказии давненько не случалось. – И я, пожалуй сегодня дома позавтракаю.

– Ну, во-первых, я нанималась присматривать за детьми к вам, а не кашеварить, – кончик носа у нее краснеет. Злится рыжая. Ах, как прекрасно и вкусно. Черт, я возбуждаюсь что ли? – Во вторых, готовлю я так себе. А в третьих…

– А в третьих, Людмила…

– Люся, – скалит зубки адская няня. Белые, ровные, похожие на ряд дорогого жемчуга. – В третьих, кто за малышками присмотрит?

– Ладно, – Покладисто соглашаюсь. Мне нравится, что она зависит от меня. И то, что я могу над ней властвовать. Заводит страшно, раз в пять сильнее чем Лелечка в неглиже. Я сто лет не испытывал подобного. – Люся, так Люся. Так вот, Люся, кто повара уволил, то и выполняет его обязанности. Таков закон. Будете готовить пока я не найду нового кашевара. А с дочками моими я побуду. Сыграю с ними в настольную игру. Они будут счастливы, как думаете?

– Но…

– Завтрак через двадцать восемь минут, – уже рычу я. Если сейчас эта чума не уйдет из моего кабинета, я слечу с катушек.

– Ну, если вы не боитесь загреметь в инфекцию с отравлением, – фыркает нянька, но тут же срывается с места, увидев мой взгляд.

– Папочка, ты что хочешь с нами сделать? – интересуется Януся, когда я вваливаюсь в детскую с шашками в руках и шахматной доской. Анечка смотрит на меня, как на привидение. И мордашки моих малышек настолько удивленные, что у меня в груди что-то переворачивается. Дети не должны так реагировать на желание отца побыть с ними. Странное чувство вины. Что происходит? С тех пор как эта рыжая ведьма появилась в моем доме происходит какая-то чертовщина.

– В шашки хотел с вами порубиться, – выдыхаю я. Надо бежать из дома. Как я это обычно делаю. Уйти в работу с головой, поставить раком всех своих топов, потом поехать к моей давнишней любовнице, расслабиться, снять напряжение. Пожрать в ресторане. А я стою как идиот с шашками в руках. И мои дочки, кажется даже напуганы моим пришествием.

– Порубиться? – удивленный бас Януси больше похож на стон. – Папа, ты заболел? Люсю уволил все таки? Обанкротился? Мы теепрь нищие, да? – мне кажется в голосе Януси я слышу надежду. О, черт.

– Зелья съел ложку ведьмовского. В кухне ваша Люся, готовит завтрак. Я уволил Милано. Хотя, лучше бы дал пинка под зад няньке, – бурчу я, вспомнив снова гадостную жижу. – Так вы как в шашки?

– А мы не умеем, – Анечка, моя умничка, стоит сложив на груди ручки. Им по семь лет. И никто не научил их играть в гребаные шашки. Никто? А кто был должен? Няньки, меняющиеся, как стекляшки в калейдоскопе? – Пап, ты скажи, ты что решил все таки нас отправить в пансион?

– С чего такие умозаключения? – интересуюсь, опускаясь прямо на пол. Раскладываю на полу доску, начинаю расставлять шашки.

– С того, что ты по-турецки сидишь на полу в нашей комнате в костюмных брюках и белой рубашке в рабочее время и притворяешься нормальным папочкой, – басит Януся. – Это же… Короче все медведи уже наверное в лесу передохли. Наверное в тот момент, когда ты шашки где-то надыбал в нашем доме.

– Мы играем или нет? – начинаю заводиться я, нетерпеливо поглядываю на часы. Морок с меня сходит, я возвращаюсь к своему нормальному состоянию. Чертовы шашки. – У нас пятнадцать минут до завтрака.

– А, ну понятно. Нет, папочка, не играем. Давай лучше поиграем в «правда или ложь».

Я не знаю что это за игра. Я хочу сбежать. Ноги у меня затекли. А мои дочери… Я их тоже не знаю, как и они меня. Чувствую вину, но… Я ведь не хочу ничего менять. Так что я сейчас делаю здесь?

В столовую я вваливаюсь выжатый как лимон. Лучше подписать сто договоров, чем играть с маленьким девочками в чертову игру, где надо изворачиваться и лгать прямо в их доверчивые глазенки. Ну, ничего. Сейчас Люся накосячит с завтраком, я на ней оторвусь и наконец сбегу в мир, которы сам выстроил вокруг себя. Ну что можно успеть за двадцать минут? Она точно не справится, и тогда…

– Тадам, – вздрагиваю, услышав голос в пространстве. Успела, мать ее? Она точно колдунья, самая гадостная и боггомерзкая. Как в мультике была, про Карлика Носа из моего детства. Малышки ерзают на своих стульях, смотрят настороженно и выжидательно. – Чего скисли, господа Метельские, как сметана прошлогодняя? – слишком уж довольна нянька. Чересчур. И я начинаю чувствовать себя маленьким мальчиком, предвкушающим новогодний подарок.

– Что у вас там? – интересуюсь насмешливо кивнув на блюдо, накрытое серебряным клошем, и вдруг чувствую, что голоден неимоверно.

– Сосьминоги, – голос ведьмы звучит торжественно и весело. И глаза сияют как драгоценные камни. – Чего?

– У меня аллергия на морепродукты, – шепчет Анютка. Черт. Я и забыл. Точнее и не помнил.

– Ничего, эти тебе можно, – в голосе Люси столько нежности, и смотрит она на мою дочь не как все предыдущие няньки. Тепло смотрит и весело.

– Вы считаете, что девочкам полезны на завтрак морские гады? – не пойму от чего я злюсь. Почему мне так мерзко.

– Я считаю, что все полезно, что в пузо полезло. Не морочьте голову, папочка. Вы мне дали задание, я его выполнила. Так что вилки в руки и погнали.

Тонкие пальчики с ногтями обрезанными почти до мяса, сдергивают с блюда клош, и мне кажется, что я захлебнусь слюной. Запах из моего нищего детства проникает в каждую клетку моего организма. Запах праздника. Запах, казавшиеся мне тогда верхом богатства. А теперь…

– Что это? – шепчет Януся, рассматривая завтрак. А я с трудом сдерживаюсь, чтобы не наброситься на чертовы сосиски, прямо из которых вьются макароны. Моя мама тоже делала так. И песню пела про осьминожек. И гладила меня по макушке. И… Черт бы ее подрал эту рыжую девку.

– Ешь давай. Я им даже глаза присобачила из сыра. А если кетчупом полить сверху то будет как будто в осьминожьем царстве произошла техасская резня бензопилой. Круто, да? Налетайте. Эти морепродукты всем полезны. Ага. Господин Метельский, особого приглашения ждете.

– Сосиски? – хрипит Анечка?

– Вы что ни разу не пробовали? Ну вы и… Короче, все дети должны есть сосиски. А то они вырастут несчастными. Быстро жуйте. Ну… Вкуснища же?

Она не права. Я ел сосиски и вырос… Молчу. Гляжу, как Люся кладет мне в тарелку сосьмигнога, блин, слово то какое смешное. Отламываю кусочек. Кладу в рот, загибаясь от удовольствия. Сосиски? Откуда они в моем доме вообще взялись? Черт, вкусно то как, главное не запихнуть в рот целиком эту таблицу Менделеева на глазах у дочек.

– Это, у вас в рефрижераторе вообще одно фуфло. Я выменяла у прислуги на банку иукры черной и омара пачку сосисок, спагетти и кетчупа бутылочку. Он дешмански, самый вкусный как по мне, – словно мысли мои читает чертова поганка. Валится на стул, и на свою тарелку кладет вкусняшку. А у меня даже нет сил сделать ей замечание.

– О, боже. Это такая вкуснища, – стонет Анютка. А Януся просто мычит. Этот дом просыпается, и это ужасно страшно.

– Вы изнасиловали бедного сосьминога, – хихикает Люся. – Вот так надо. Берете его в рук и кусаете где больше нравится. Попробуйте. Вкуснее же? Ага и в кетчуп. Топите его. Ха, вы весь вымазались. Погодите… – она хватает салфетку. Дотрагивается ею до моего лица. Бежать, надо бежать. На неделю надо в командировку. Куда угодно.

И я уже собираюсь привести в исполнение свой трусливый план. Но не успеваю со стула подняться.

– Там… Там! – словно вихрь влетает в столовую моя экономка Глафира, всегда чопорная и подтянутая. Сегодня она похожа на девку Фимку из известного фильма.

– Если не небо упало на землю, я тебя уволю к чертовой бабушке, – рычу я. Рычу, потому что еще хочу сосьминога, кетчупа, салфетку на морде. Я хочу…

– На посту охраны бойня. Какая-то огромная баба помяла Мишаню, орет, что наниматься к вам пришла. Сумасшедшая наверное. Раскидала там всех, как котят. И это, ее пришлось снять дротиком с транквилизатором. Там на слона заряд был. Так она еще пятнадцать минут все ломала.

– Мишаню? Это который сто пятьдесят кило мышц и десять грамм мозга? Помяла баба? Глафира, избавь меня от чертовых ваших проблем. Я плачу деньги вам всем не для того, чтобы разбираться самому с ненормальными. И если моя охрана набранная из натасканной спецуры не может справиться с чокнутой бабищей, у меня есть повод усомниться в профессиональных качествах бойцов. Короче, всех уволю к черту, если будете шляться ко мне по всякой ерунде. Вызовите полицию, санитаров из дурки и оставьте меня все в покое. Все…

Я наконец стряхиваю с себя чародейство ведьмы, вскакиваю со стула, который сейчас кажется мне дыбой раскаленной.

Черт, моя жизнь превратилась в фильм ужасов с появлением рыжей Люси.

– Да, господин Метельский, хорошо. Но она говорит, что пришла наниматься к вам…

Люся Зайка

Ищу волшебника. Дело есть

– Выглядишь бомбезно, – окинула меня оценивающим взглядом Танька, и судя по всему едва сдержала ядовитый смешок. Значит что-то снова накосячила, можно к гадалке не ходить. – Чистый ангел. Перья правда мелковаты из подушки что ли? Богато живут, буржуи, а мы шеи ломаем на синтепоне. Что, Аннушка уже разлила масло? Или… Ты чем воняешь, не пойму?

Знала бы эта холера, насколько близка к истине. Только не Аннушка, а Анечка. И совсем не маслице. И теперь я воняю, как рыболовецкий траулер, мать мою владычицу морскую. И пух прилипший ко мне намертво, совсем не отряхивается. И поэтому придется мне надевать мерзкую униформу, в которой я похожа на Юмифию Эндрюс. Только клетки с попугаем в руке не хватает, блин. Девчонки все таки начали боевые действия. Ну ничего, В-значит вендетта.

– Гребаным рыбьим жиром, – рявкнула я, глядя на обнаглевшую младшую сестрицу, сидящую на диване в гостиной дома семьи Метельских, закинув ноги на стеклянный журнальный стол. При чем ноги эти ее были обуты в мои любимые мотоциклетные ботинки. Вообще-то мою систер зовут Танитафея, ну я уже рассказывала о буйной фантазии моей мамули, во время беременности дюже увлекавшейся фильмами и литературой про фей и прочий маленький народец. Танька похожа на фею, как похожа волшебная палочка на топор, то есть совсем никакого сходства. Точнее, если бы феи носили косухи и волосы цвета «Кровь из глаз», и если иметь слишком больную фантазию, то наверное можно было бы представить, что перед вами фея, но только фея злая и ядовитая как гюрза. – Привезла все?

– Ага. Правда Ба сказала, что если ты снова оторвешь от ее моцика люльку, она оторвет тебе голову. Ой, она новый партак набила, закачаешься. Профиль Тарантины на груди. Правда морда у великого режиссера получилась удивленная и вытянутая, – довольно хихикнула Танюха, в очередной раз, вспомнив, мой позор. – И это, там Юрец что-то шаманил в байке, ты поаккуратнее.

– Тарантино. Фамилия не склоняется, – поправила я машинально. Вздрогнула, даже боясь подумать, что там нашаманил юный техник. Юрец наш младший брат с замашками Кулибина и такой буйной фантазией, что выжить после столкновения с ней практически невозможно. Настоящее имя Юрца – Юстас. Есть у нас еще брат Алекс, но он тихий. Сидит себе у компа, покрывшись паутиной, и изредка выходит из сумрака, чтобы совсем не превратиться в камень.

– Девчонок учи этих, с которыми нянчишься, – фыркнула Танюха.

Надеюсь он не катапульту присобачил к трофейному Зундапу, который мой дедуля приволок, вернувшись с фронта. Ба трясется над машиной, как Кощей над златом.

– Надеюсь, там не катапульта, – прочла мои мысли сестрица. Я вздрогнула. Вспомнив отпечаток тела отца на потолке. Танька хмыкнула, явно вспомнив ту же картинку. – Когда он ее в диван запихнул было эпично. Папуля теперь прежде чем лечь всегда тычет в диван лыжной палкой. Прикинь. Глупый. Там от веса… Не важно. А фантазии у твоих воспитанниц нет. Приколы устаревшие. Ну что это? Пффф. Рыбий жир. Перья. Детский сад. Я бы смолы надыбала черной, у дорожников. И соломы, а не перьев, такой колючей, чтобы ты в кровь расчесалась. А это…

Интересно, чего это Танька за спину мне смотрит? Я услышала тихий шорох, несущийся со стороны лестницы, но поворачиваться не стала, точно зная, кто там подслушивает.

– Рот закрой, – рявкнула я, надоумит еще Оменов, но губы растянула в зверской улыбке, услышав тихий удаляющийся топот двух пар маленьких ножек по ступеням. Раз-два-три-четыре-пять.

– Судя по твоей морде, девчонок ждет сюрприз? – глаза Танюхи наполнились радостным шаловливым светом.

– Аааааа, – раздался басовитый вопль со второго этажа чертова огромного дома.

– Ууууу, – взвыла вторая паразитка.

– Чем ты их? – с видом знатока поинтересовалась сестрица.

– Мука и клей силикатный. Ой. Не смотри так, ничего другого под рукой не было. Слушай, там ты приехала когда, женщину видела на посту охраны?

Ну да, мне сейчас было страшно стыдно. Та, чье место я заняла, по моей вине попала в ситуацию, пострашнее чем рыбий жир и перья. Черт, но я просто не могла признаться сейчас в своей лжи. Я же должна вернуть себе работу. Да, я эгоистка и преступница. Да самозванка. Но все средства в борьбе за будущее хороши. А я когда уйду из этого адского замка, вызволю из дурки незнакомую мне Люду. Честно-честно.

– Неа, только броневик в платье видела, который на носилках лежал, я сначала даже не поняла, что это баба. Она страшна, как смертный грех. И тебя бы как муху прихлопнула, ага. На одну руку бы положила, а другой… Так ее в Скорую не могли десять мужиков запихать. Там один такой лапочка, чисто мускулы и харизма. Правда голова у него перевязана была и футболка вся разодранная. Но…

– Таня. Сосредоточься. Ты привезла все? Все что я просила? – прервала я поток восторгов, льющихся словно из рога изобилия. – И ради бога, положи обратно на стол, то, что ты запихала в карман. Еще не хватало снова тебя из кутузки вытаскивать. У меня на это сейчас совсем нет времени.

– Вечно у тебя на семью нет времени, – буркнула Танька выкладывая из кармана какую-то статуэтку уродскую, позолоченную, ручку Паркер, пульт от плазмы, висящей на стене, оловянный кубок, прищепку для занавесок… Черт, у нее там что, бездонный карман что ли? Дать бы ей по шее, этой сороке. Тянет все, что не приколочено с самого детства, за что неоднократно бывала бита. Но ее ничего не учит. Абсолютно.

– У меня нет? – я задохнулась от такой несправедливости. Я всю свою жизнь тащу на своем горбу маму, папу, трех братьев, сестру. С пятнадцати лет, как только смогла устроиться на работу. Раздавала флайеры, учла с младшими уроки, неслась из школы, чтобы накормить эту ораву. Мама готовить отказывалась. Папа искал себя, и так и не нашел до сих пор. И она говорит теперь, эта неблагодарная Танька, что я… Я открыла рот, но слова от злости не смогла вымолвить.

– Ой. Не ори. И это, там два маленьких Каспера за твоей спиной, кажется сейчас тебя будут убивать. А мне пора. Чао, какао, и все такое прочее, – Танька явно поняла, что перегнула палку, и теперь искала повод смыться.

Я медленно повернулась, стараясь не делать резких движений, но не сдержалась и захохотала в голос, как раз в тот момент, когда грохнула входная дверь, оповещая об отбытии сестрицы.

Танька оказалась права. Два крошечных белоснежных призрака прожигали сейчас меня очень злыми взглядами. И если бы можно было сдохнуть от взгляда, я бы наверняка уже валялась возле ног ангелов возмездия хладным трупом.

– Это война, – басом прорычала Яночка. – Люся, мы бросаем вам топор войны.

– Да. Прямо в лоб, – рявкнула Анечка, выпятив губку. На отца она стала похожа катастрофически. – Теперь ходите и оглядывайтесь.

– Ладно, – миролюбиво согласилась я, не став напоминать, что они первые начали боевые действия. – А теперь в ванную, нам за продуктами еще ехать. Воевать надо на сытое брюхо. Кстати, рыбий жир фигня идея. Он легко смывается. А вот клей… Ну, вам еще предстоит это понять, при чем очень скоро.

– В смысле нам? Папа вас убьет. Мы не можем ходить в продуктовыйе магазины, мы… – Хмыкнуло исчадье с ангельским голоском, сразу забыв о планах Барбароссы в отношении своей нерадивой няньки. – Мы, вообще-то, дочки олигарха.

– Ой, принцессы, совсем я забыла. Жрать то вы поди тоже хотите, дочки олигарха. Хотя я могу, конечно, сварить вам брокколи и сыра вонючего нашинковать. В конце концов, я тоже не нанималась вам зады подтирать. Не хотите, как…

– Мы поедем, – перебил меня испуганный басок. – Только предупредить надо водителя…

– Вы совсем что ли? В «Пятерочку» на лимузине ехать. Нас там побьют.

– А на чем? – в один голос спросили близняшки, Я растянула губы в зверской многообещающей улыбке и поиграла бровью.

– Вам понравится. А теперь в ванную, быстро.

Глава 7

Лев Метельский

Я просто выглляжу как лось. А в душе я бабочка.

– Лев Александрович, в «Палермо», как обычно?

Я вздрагиваю, отвлекаюсь от пейзажа проплывающего за окном машины, выпадаю из идиотских мыслей в реальность.

– Что?

– Я спрашиваю, обедать вы будете как обычно? – терпеливо повторяет вопрос Володя, мой водитель, похожий на стаффоширдского терьера и статью и зверской физиономией. Но он профи, у меня работают только такие.

– Нет, сегодня…

– Черт, простите, совсем забыл, сегодня рыбный день, – Володя включает рацию, для связи с машинами сопровождения. Я чувствую ярость, вихрящуюся в моем теле. Мигрень возвращается, похожая на стаю яростных пираний, выжирающих мой мозг. Не знаю чего я злюсь. Вова действует по протоколу.

– Сегодня я хочу обедать дома, – уже рычу я. И злюсь я не на телохранителя, а на то, что происходит что-то абсолютно не поддающееся моему разуму. Какого черта я отступаю от всех своих правил? Зачем? Я не могу себе этого объяснить.

– Дома? – вытянувшаяся физиономия Володи отражается в зеркале заднего вида. Что ж, его можно понять. Я уже несколько лет не изменял своим правилам. Точно с того момента, как…

– Тебя что-то не устраивает? – выгибаю бровь. Головная боль становится мерцающей и еще более отвратительной.

– Нет. Просто нужно сообщить ребятам в головной машине, – профессионализм все же берет верх над обалдением. Я откидываюсь на спинку сиденья.

До дома доезжаю в полнейшей тишине. За что я и ценю моего водителя. Он знает меня как облупленного. Надо зарплату что ли ему повысить?

В кармане звонит мобильник, слишком назойливо. Так может звонить только Лелечка. Значит ей нужна либо очередная сумочка, либо новая машина. Надоела до оскомины. Но менять я ничего не хочу. Просто лень. Все равно никто не сможет мне заменить той, кого я потерял по своей же вине. Отключаю телефон. Мне просто нужно отдохнуть. И я выбрал для этого самое неправильное место – мой дом. Но, впервые за долгие месяцы, что-то тянет меня именно туда.

– Жди в машине, – приказываю Володе. Я уверен на все сто, что сбегу я из дома через полчаса, а то и раньше.

– Мотор глушить? – мне слышится насмешка в голосе водилы. Премии он не получит. И с зарплатой подождет. Хотя, скорее всего у меня просто паранойя.

Дома тихо. Настолько, что тишина кажется оглушительной. Я и не думал, что такое вообще возможно.

– Ой, Лев Александрович, вы дома? А что-то случилось? – словно из-под земли появляется Глафира. Чертова баба, у нее суперспособность вырастать из-под земли.

– С чего ты взяла? – морщусь, стараясь не двигать чертовой разламывающейся башкой.

– Ну, просто вы дома. И…

– Где мои дочери? – слишком тихо. Чересчур. Обычно Анечка и Яночка превращают этот дом в бедлам, но не сегодня. И у меня в душе что-то обрывается.

– Они с новой няней уехали в магазин, – докладывает экономка. – Звонили. Вернутся с минуты на минуту. Я выписала из бюджета недельного, сумму на покупки, но Люся отказалась. Так что, как мне быть с этой суммой?

– Почему не сообщили мне? На какой машине? Кто повез? Кто в машине сопровождения? Свяжите меня с водителем, – рублю приказы, роясь в кармане в поисках таблетки, без которой уже чувствую не вывожу. Эта рыжая ведьма, наглая, распоясавшаяся, сегодня же пробкой вылетит из моего дома за самовольство. Будет лететь без меьлы до своей чертовой избушки на курьих ножках. Ну, или где там живут конопатые исчадья? Плевать на деньги. Начхать на то, что джочки не слезут с меня с живого. Эта рыжая дрянь или будет меня уважать. Или…

– Они уехали не с водителем. И мы звонили, но у вас выключен мобильник, – лепечет Глафира. У меня перед глазами летят разноцветные искры, а в ушах… В гребаных моих ушах трещит так, что кажется я схожу с ума. Господи, вертолет что ли эта адская Люся в воздух подняла? Убью.

– Всех уволю к чертям собачьим. Начбеза ко мне быстро. Вы вообще тут мышей ловить все перестали. Моих дочерей увозить абы кто, черт знает куда, а вы, мать вашу спрашиваете чего я вдруг дома? С чего Я… У СЕБЯ… ДОМА, мать вашу за ногу. И что это за гребаный треск?

– Это?

– Лягушонка в коробчонке?

– Почти, – всхлипнула Глафира, я бросился к окну и онемел. Прямо по моему газону на бешеной скорости несся мотоцикл с коляской, треща, как адская колесница какого-то злобного божка. Чертов байк, расписанный драконьими мордами, оседлал сам всадник по имени смерть, как мне показалось. Из люльки неслись радостно-бодрые вопли приспешников этого адского сатаны, и торчало две головы в рогатых шлемах. Я не мог рассмотреть лиц сидящих в мотоциклетной коляске, но от чего-то точно знал, что эти два предвестника апокалипсиса – мои дочери.

– Глаша, скажи мне, что у меня галлюцинации, – простонал я.

– У вас галлюцинации, – испуганно прошептала Глафира. Как раз в тот момент, когда адская колесница сделала оглушительный вираж возле крыльца моего дома, опасно накренилась, и взрыхлив гравий остановилась как вкопанная. Снова наступила тишина, я ломанулся к двери, чувствуя себя вскипающим самоваром, аж крышечка, кажется начала подскакивать, по крайней мере живодерская мигрень отошла на задний план.

– Стоять, – заорал я, увидев, как Глафира бросилась к двери. Надо же, как быстро втерлась в доверие ко всем в этом доме чертова рыжая ведьма.

– Я просто хотела дверь открыть.

– Не барыня, сама откроет.

Дверь открылась настежь, словно ее вынесло ураганом. Я уставился на три фигуры появившиеся на пороге, налитыми кровью глазами и не смог вымолвить ни слова.

– Хай, – радостно гаркнула Ведьма Люся. Бросив на пол два набитых битком баула с логотипом дешманской сети. – Мы дома. Девки ссыте в потолок, я гармошку приволок. Пир закатим на весь мир. Упс, папуля дома. Нежданчик.

Я перевел взгляд на двух черномазых чертенят, стоящих по обе стороны от чертовки. Это не мои дочери. Это какие-то побирушки, одетые в маечки за три копейки из магазина «Все для бомжат». И кепки с нарисованными на них собачками. Чумазые мордочки светятся счастьем, таким, которого я ни разу не видел на личиках моих дочерей. Вспомнились фильмы про подменышей, страшные до ужаса и теперь уже не кажущиеся изощренной фантазией сценариста-шизоида.

– Папочка, смотри. Люся выиграла футболочку и кепку, – пробасила Яночка. Господи, слава богу базовые настройки сохранились.

– Ага, прикинь. Она только один комплект выиграла, а нас же двое. Вот… А потом Люся потребовала второй набор. А тетка из магаза ей сказала «Иди отсюда, шаболда. И личинок своих забери» А Люся… Короче она ту тетку засунула в барабан лотерейный и прокрутила. А потом… – бурля восторгом, застрекотала Анечка. Господи, где она нахваталась таких выражений? И никогда в жизне моя малышка Анютка не надела бы на себя это барахло. О. мой, бог.

– Вы… – прорычал я, прямо в лицо мерзкой няньки. – Какого черта? Кто дал вам позволение вывозить моих дочек с территории особняка?

– А что, лучше было их бросить одних? – Приподняла свою мерзкую бровку поганка Люся. – Тогда, не факт, что вернувшись, вы бы нашли особняк в первозданном виде. Это, во-первых. Во вторых, ваши дочки не заключенные, и не в тюрьме. В третьих, надо было харчей купить, не готовить же детям ту парашу, которой забит весь рефрижератор. А в четвертых, возьмите чертовы сумки и отнесите их в кухню. Я упахалась их чалить, а у меня спина не казенная.

– Я? Сумки? – я аж забыл, что убить ее собирался и стереть в порошок.

– Ах, – где-то на заднем плане прошептала Глафира.

– Не я же? Я не нанималась сюда таскальщицей. И так вы уже на шею сели и ножки свесили. Вы мудик или так для модели штаны носите?

– Я? – взревел я, ослепнув от огненной ярости.

– Ну. Или мускулы вам только для спортзала нужны? Мужик вроде есть в доме, а на деле. Короче, господин хороший, цыгель, мне еще готовить. А вы, девочки умойтесь подите. На чертей похожи, – хмыкнула мерзкая нянька и зашагала к лестнице, расправив плечи, и перебирая своими ходулями, как рыжая мерзкая цапля.

Я схватился за пакеты, совсем потерявшись в пространстве, и позорно поплелся за ней, представляя, как я буду ее прямо на столе в кухне… Убивать.

– Офигеть, – ошарашенный басок ударил меня в спину. Сейчас я был абсолютно согласен с дочерью. Офигеть, это мягко сказано. Я уволю ее. Вот прямо сейчас, я ее…

Люся Зайка

Штуша Кутуша страшный зверь

– Ну что же вы? Поставьте сумки. Да не на остров, господи. Я же не нем буду готовить, а эти торбы где только не валялись. Моя ба в той люльке, что только не возит. И не надо на меня смотреть, как дедушка Ленин на буржуев. Вы меня пугаете, о мой господин. Улыбнуться можете? Ну-ка? Это тест на инсульт, самый первый.

– Убью, – оскалился милейший Лев Александрович. И я сразу поняла, что не врет.

– За что же? За то, что ваши дочери были под постоянным присмотром? Или может за то, что они в семь лет не социализированы? Девочки не могут элементарных вещей. Например, в магазине они не могли открыть холодильник с мороженым. В туалет в кустики для них сходить вообще трагедия. Зато папаша их плещет тестостероном, пытаясь показать что он тут главный. Не пыжьтесь, все и так это знают. А теперь простите. Мне нужно подготовиться к обеду, малышки наверняка хотят есть. Им нужны силы на вдумывание новых каверз. Кстати, вот чек, получите, распишитесь, ну и конечно возместите Люсе тугрики. У меня, в отличие от вас, есть определенный бюджет. Только это, там вычтите за сладости. Я бедная, но не жадная. Малышек от души угостила.

– Все знают кроме вас, блин. Что вы за исчадье? – надо же, он что это? Сдулся что ли? Пффф, как быстро. Даже не интересно. – Люся Люциферовна Сатана?

– Можете меня звать Зайкой, – моргнула я ресничками. У хозяина дернулась щека, и руки сжались в кулаки. Нет, вот вроде крутой весь из себя, а удар вообще не умеет держать. – Но. Лучше Люся. Вы со мной будете готовить? Мало вам пакетов? Тогда чур вы лук режете. До обеда полчаса, – постучала я пальцем по несуществующим часам на моем запястье. Метельский дернулся и боком двинул к выходу.

– Полчаса? Что же вы успеете приготовить? – улыбка такая ядовитая на его губах заиграла, что я едва сдержалась, чтобы снова не вступить с этим снобом в полемику.

– Я хочу вас удивить, – хмыкнула я, вываливая на столешницу покупки. За полчаса, что я успею? Так, суп сварить из тушенки, развернуть фольгу на курице гриль. Рис в пакетиках готовится двадцать минут. Значит я еще и гуляш овощной сварганю. На дессерт будет фруктовый салат. – Вы еще тут? Слушайте…

– Люся, я плохой отец? – вдруг совсем по-человечески спросил Метельский, и в глазах его заплескалось что-то, от чего у меня душа скукожилась.