Текст книги "Кто там прячется во мраке?"

– Думаю, не врет. Сразу не сказал, не хотел связываться, а после твоего понта пришлось. Напугал ты его.

Капитан покрутил головой и бросил в сердцах:

– Там было полгорода. Ненавижу богему! Рощик тоже мог… тот еще тип. Конкурент!

Федор рассмеялся, представив толстого болтливого кутюрье в роли убийцы.

– Набирается прилично. Француз, гонщик, жених и Рощик… это навскидку! Вершина айсберга. – Они помолчали.

– По кофейку? – спросил Федор, и капитан согласно кивнул…

Глава 12. Овдовевший жених

 
…Как ни люби, хоть день один, хоть век,
Любовь есть сон, а сон – одно мгновенье,
И рано ль, поздно ль пробужденье…
 

Федор Тютчев. «В разлуке…»

Федор Алексеев поднялся на третий этаж старинного приземистого четырехэтажного здания в центре города, бывшего Управления архитектуры и градостроительства. Управление по-прежнему квартировало здесь, но занимало лишь первый и второй этажи, в то время как верхние арендовались различными строительными и дизайнерскими компаниями. Широкая лестница серого мрамора и тяжеловесные массивные перила оставляли впечатление прошлой эпохи; ощущение это усиливалось специфическим канцелярским запахом, въевшимся в толстые стены за добрую сотню лет.

Архитектурно-строительная компания «Атлант» располагалась под номером триста двадцать четыре. Федор постучал и, не дождавшись ответа, вошел. Большая комната оказалась пуста, за письменным столом никого не было, но компьютер работал, а кресло было отодвинуто к стене – казалось, человека позвали, и он резко вскочил.

За дверью, обитой черной кожей, слышались неясные голоса. Мужской голос выговаривал, тонкий женский оправдывался. Федор присел на диванчик, взял с журнального столика красочный постер-рекламку.

Он узнал, что компания «Атлант» является известным генеральным подрядчиком по строительству, архитектурному проектированию, ремонту и дизайну проектов; предлагает полноценную разработку проектов от А до Я; пользуется заслуженной репутацией самой успешной в городе и области и т. д.; подробности изложены на сайте компании, адрес прилагается. Сайт Федор уже видел, и он ему понравился. Жесткий стиль, внушающий доверие, скупые, рубленые фразы и красивые картинки. Отзывы клиентов, положительные в основном, но есть и пара отрицательных, вполне несущественных, впрочем. Тут же фотографии работников компании во главе с шефом, Русланом Бродским, серьезным молодым человеком с приятными чертами.

Дверь резко распахнулась, и из комнаты шефа вылетела молоденькая девушка с заплаканным лицом. Не обратив ни малейшего внимания на Федора, а может, не заметив его, она бросилась к письменному столу, рывком открыла ящик, достала сумочку и стала бросать туда какие-то мелкие блестящие предметы – видимо, косметику. При этом девушка всхлипывала и неразборчиво бормотала. Дверь снова открылась, и на пороге появился Руслан Бродский. Взглянув на девушку, он перевел взгляд на Федора и спросил:

– Вы ко мне? Прошу!

Он пропустил Федора вперед; было слышно, как он обратился к девушке:

– Лена, успокойся. Документы мне нужны через час. Пожалуйста, без опозданий.

Кабинет оказался довольно большим, оставляющим впечатление прозрачности и арктического холода. Большой стеклянный письменный стол с компьютером, ровной кипой бумаг и хромированным кубом, из которого торчали остро заточенные карандаши. Куб стоял углом на квадратной подставке и был скорее предметом интерьера, чем необходимостью. Большое кресло из черной кожи, еще один стол, перпендикулярно письменному, и черные кожаные полукресла числом восемь; на столе пачка уже знакомых Федору постеров с рекламой «Атланта». Все в идеальном порядке, словно расставлено под линейку.

Высокое окно, приспущенные жалюзи, закрывающие солнце, отчего в кабинете было еще холоднее; по правую сторону от письменного стола невысокий шкаф – снова стекло и хром, – полный черных папок на кольцах. В углу черный кожаный диван, такое же кресло и необычной конструкции журнальный столик – прямоугольник тонированного стекла на двух хромированных полусферах.

Четыре картины… скорее зарисовки карандашом, черно-белые городские пейзажи. Ведута. Стена Троицкого монастыря с двумя башнями; центр города, вид сверху; местный драматический театр с колоннами; двадцатиэтажная геометрически расчерченная башня жилого комплекса «Тетрис плаза». Холодно, безлико, стерильно. Что можно сказать о хозяине такого кабинета? Упорядоченный, дисциплинированный, жесткий, холодный педант. Федор невольно усмехнулся, вспомнив заплаканную девушку-секретаршу…

Они сели – Руслан за стол, Федор в полукресло – и посмотрели друг на друга выжидающе. У Бродского была приятная наружность, которая, тем не менее, не располагала к себе: он выглядел слишком серьезным и отстраненным, что должно отпугивать клиентов. А с другой стороны, это, возможно, неплохо, так как говорит об уверенности и о том, что ему необязательно заискивать перед ними, мельтешить и улыбаться. А с третьей – он только что потерял любимого человека…

– Хочу извиниться за ту сцену, – сказал Бродский, скупо улыбнувшись. – Лена у нас новенькая, путается пока. За последние две недели она собиралась увольняться три раза. Что вас интересует? Я вас слушаю.

Это самый сложный момент в презентации Федора, так как никаких полномочий являться непрошеным и расспрашивать у него нет. Как пойдет общение, зависит исключительно от его красноречия и обаяния. На женщин то и другое действует безоговорочно, с мужчинами бывает сложнее.

«Что ты им впариваешь?» – часто спрашивает капитан Астахов. Федор только пожимает плечами. Тут расчет на то, что «клиент» заинтересуется или захочет выговориться. То, что Федор – философ, вызывает любопытство и притупляет бдительность. Но глядя на серьезное лицо Бродского, Федор сомневался, что тому захочется выговориться и существует нечто, способное притупить его бдительность.

– Руслан Николаевич, я не собираюсь строить дом, во всяком случае пока. Я здесь по другому поводу. Позвольте представиться. Меня зовут Федор Алексеев. Я преподаватель кафедры философии нашего педуниверситета. – Он сделал паузу для вопроса Бродского, но тот ею не воспользовался и продолжал смотреть выжидающе. – А также консультант следственного отдела прокуратуры, – продолжил Федор. – Если позволите, я хотел бы задать вам несколько вопросов по поводу убийства…

Самое время спросить, какое отношение философия имеет к расследованию убийства – это в лучшем случае, и тут для Федора с его красноречием поле непаханое. В худшем Бродский заявит, что уже обо всем рассказал полиции и добавить ему нечего. Тогда Федору останется лишь встать и откланяться.

Бродский ни о чем не спросил. Он посмотрел на окно, полуприкрытое жалюзи, – в его глазах была тоска. Казалось, он забыл о Федоре. Потом вдруг сказал:

– Спрашивайте. – Нажал кнопку селектора и приказал:

– Лена, кофе, пожалуйста.

– Руслан Николаевич… – начал Федор, но Бродский остановил его жестом: – Руслан. Можно по имени.

– Руслан, что произошло в «Икеара-Регия»? Я уверен, вы пытаетесь найти рациональное объяснение…

– Пытаюсь. Я не знаю, что там произошло. Все нелепо, дико… Мы собирались поужинать в «Английском клубе», я заказал столик. Снежана пошла за шубой в гримерку, я спустился в холл. Она сказала: пять минут. Снежана не такая, как другие, она любила повторять, что точность – это вежливость королей… Через двадцать минут она не вернулась, и я пошел наверх. Следователь спросил, почему я не позвонил. Не знаю, просто пошел. Какая разница?

Бродский говорил монотонно, глядя в стол, казалось, не столько для Федора, сколько для себя, в который раз расставляя все по полочкам. Открылась дверь, и вошла Лена с подносом. Они оба смотрели, как она неловко прошла через кабинет и с видимым облегчением опустила поднос на стол. Повернулась и молча пошла к двери. Они проводили ее взглядами. Дверь с негромким щелчком закрылась. Федор испытывал странное чувство нереальности происходящего.

– Прошу, – сказал Бродский. – Какой есть…

Было непонятно, что значит его фраза: то ли девушка не умеет варить кофе, то ли забыли купить хороший.

– Когда я поднимался, раздался крик. Визг! – Он замолчал, снова уставясь в стол. – Пытаюсь вспомнить, что почувствовал… Я остановился и прислушался. Женщина снова закричала и кричала уже непрерывно. И я понял, что случилось страшное. Есть выражение: сердце ухнуло вниз… Как я добрался до гримерной, не помню. Все бежали и кричали, и я побежал за ними.

Встал на пороге и увидел Снежану. Узнал ее по платью и прическе, потому что… лица не было… одна кровь. На платье, на столике, на полу. Я рванулся… не помню, кажется, схватил ее за плечо. Какой-то толстый тип навалился на меня и скрутил. Женщины кричали… Помню крики: «Может, она еще живая!», «Скорую!», «Полицию!» Меня потом, на допросе, спрашивали про врагов и недоброжелателей… Нет! Никаких врагов, Снежану все любили! От нее шел свет…

– Одна из версий – грабеж, – сказал Федор.

– Да, пропало колье. И, кажется, сережка. Лучше бы я не дарил… Снежана сказала, что видела в «Золотом льве» колье с синими камнями, это ее цвет. У нее были сережки с сапфирами, она их очень любила. Сказала между прочим и больше к этому не возвращалась. Я сделал ей предложение месяц назад и подарил это колье. Я никогда не забуду, как она открыла футляр и ахнула! Потом посмотрела на меня, а в глазах слезы. И сказала: не нужно было, это же страшно дорого…

Они помолчали. Федор пригубил кофе – для приличия, чтобы заполнить паузу. Он понял, что ни о чем спрашивать не нужно, Бродскому необходимо выговориться. И еще понял, что архитектор одинок. Работоголик, для которого главное в жизни – его бизнес, и ни на что другое времени уже не остается. Даже на друзей.

– Нас познакомила Тамара Голик, моя подруга детства, можно сказать. Мы когда-то жили в одном доме, иногда пересекались. Я намного старше, помню ее совсем малышкой. Случайно столкнулись пару лет назад, разговорились, посмеялись, вспомнили школу, учителей. Тамара – легкий человек. А Снежана… она другая. У нее даже имя необыкновенное! Я никогда не думал, что она обратит на меня внимание. Я встречался с Тамарой – так, ничего серьезного, ни к чему не обязывающие отношения. Она познакомила нас, Снежану и меня. Стали встречаться втроем, а потом я решился пригласить Снежану в театр… Впервые мы были без Тамары. Я не верил, что такой сухарь, как я, может привлечь такую… как Снежана! Она была королевой. – Он снова замолчал, а Федор отхлебнул остывший кофе. – Вокруг нее был свет! Свет, чистота, белизна…

Федор подумал, что в кабинете Бродского тоже свет, белизна и прозрачность. То, что архитектор мог выстроить согласно своим вкусам, он строил, а в том, чего не мог, домысливал все те же чистоту, свет и белизну. Его мир был четким, как графика, без полутонов, без светотеней, без красок…

– Я был женат, – продолжал Бродский. – Шесть лет назад. Моя жена была пианисткой, я влюбился в нее, когда увидел за роялем на сцене, в ярком цвете, в звуках… Мы прожили вместе два года, и она ушла. Потом я встречался с коллегой, около полугода, потом… Все это было не то, и наверное, они это чувствовали. Было что-то, чего они ожидали, а я не мог дать. И я понял, что тепло, семья не для меня, что я ущербен… Родители расстались, когда мне было девять. Мама ушла от нас, обещала забрать меня, и я все время ждал. Отец стал пить, не мог больше оперировать – он был хирургом. Работал на «Скорой», скатывался по наклонной, а я все ждал, что мама приедет за мной. Она поздравляла меня с днем рождения – письма приходили из Германии. Я даже не знаю, жива ли она: последние пять лет писем не было. Я постоянно испытывал страх, что меня бросят, даже сейчас, когда я смотрю на женщину, спрашиваю себя: эта тоже уйдет? А Снежана… Она была не такая! Мы понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда. То, что случилось, дикость! Мы были вместе, нас поздравляли, мы пили шампанское, на нас смотрели, а спустя полчаса она с окровавленным лицом, в залитом кровью платье… Если бы я пошел с ней, она взяла бы шубу и мы ушли вместе. Если бы только я пошел с ней! Какой смысл? Следователь сказал, что его найдут обязательно… Я хочу посмотреть на него и спросить: почему? Из-за ничтожных стекляшек? Почему так жестоко? Он не просто убил, а унизил и надругался… Ее разбитое лицо постоянно перед глазами… я этого никогда не забуду. Мне дали запись дефиле и приема, я смотрю ее снова и снова, рассматриваю чужие лица, примеряю роль убийцы то одному, то другому и чувствую, что схожу с ума…

Они сидели молча. Федор ждал, когда Бродский станет оправдываться за то, что позволил себе слабость быть искренним; ему казалось, он понял его: сухой, нелюдим, осторожный в знакомствах, закрытый, не умеющий говорить о чувствах. И еще подумал, что гоняет запись не только Бродский – он, Федор, тоже каждый вечер смотрит, пытаясь рассмотреть…

– Вы извините, я не должен был… – сказал Руслан. – Не привык быть слабым, в моем бизнесе нужна жесткость. Не узнаю себя. Должно быть, философия навеяла, никогда не общался с философом… – он скупо улыбнулся. – Вы сказали, у вас есть вопросы?

– Вы никого не видели, когда поднимались по лестнице? Или в коридоре?

– На лестнице никого не было, а по коридору уже бежала толпа из зала. Все бежали в одну сторону, если бы кто-то шел от гримерной, я бы заметил. Разве что… – он запнулся. – Не знаю.

«Разве что убийца развернулся и побежал со всеми обратно», – мысленно закончил Федор. – Вы знакомы с сестрой Снежаны?

– Нет, она живет в Загребе. Обещала прибыть на свадьбу, но… опоздала. Мне сказали, она приезжает.

– Почему она уехала, не знаете?

Бродский пожал плечами:

– Снежана говорила, что ее сокурсник открыл там бизнес и позвал ее. Это было давно, кажется, десять лет назад. Она – экономист.

Он замолчал, выжидающе глядя на Федора. Тот не удержался и сказал:

– Вы встречались с Тамарой Голик…

– Мы не встречались в полном смысле слова, я уже сказал. Так, виделись изредка. Я не любил ее, да и она… – Он развел руками. – Друзья детства, знали друг друга, доверяли. Она была рада за нас, сказала: приготовила подарок-бомбу на свадьбу. – Он помолчал. – Послушайте, у меня есть коньяк… не против? Одному не хочется.

Федор кивнул, и Бродский поднялся; распахнул сейф, достал бутылку и стаканы, разлил. Федор был уверен, что он предложит помянуть Снежану, но Руслан сказал:

– За философию! Говорят, она помогает выжить…

Они выпили, и Бродский спросил:

– Это правда? Насчет выживания? – Он смотрел на Федора в упор.

– Это дверь, – сказал Федор. – Вы открываете и входите, оставляя суету сует позади. Теперь только вы и мысль, и еще титаны, которые были за тысячи лет до вас, но каким-то образом родственны и понятны вам. Извините за пафос, – прибавил он.

Бродский кивнул…

Глава 13. Из дневника отличницы

«Страшно, страшно, страшно! Настоящее убийство! До сих пор страшно, аж мурашки по коже. После выступления ничего не помню, все как в тумане. Пока шла, одна мысль: не упасть! Не упасть! Юлька держал меня за руку, а я вцепилась в него и только считала шаги: один, два, три! Смотреть надо перед собой, над головами, не рассматривать лица и не глядеть под ноги. Да и в голове зебры несильно видно. А они шепчутся, смеются, разговаривают, щелкают камеры. Так и хочется посмотреть, но тогда можно споткнуться, а надо как автомат: тебя завели ключиком и ты идешь. И еще эти каблуки! А голова зебры вообще! А потом разноцветное лицо и розовые волосы! Зато никто не узнает, когда увидит без грима. И Снежана, наша королева! Все встали, когда она вышла в свадебном платье в стразах, – и сразу гром аплодисментов. Сандра потом сказала, что почувствовала: мол, добром это не кончится, прямо кольнуло в сердце! А потом был прием. Регина сказала, надо все время убирать грязные тарелки, хорошо хоть не мыть, а просто собрать в пластиковые мешки, вынести в кладовую и принести новые.

Игорек поздравил меня с боевым крещением, сказал, что я супер! Он принес бокалы с шампанским, и мы выпили. И Алина тоже поздравила. Она рано ушла, не любит толпы, живет в собственном мире и никого не пускает. И Сандра! Обняла, расцеловала, кричит: «Анька, лошадка ты моя с ушами!» По-моему, она перебрала с шампанским, у нее проблемы, и я слышала, как Регина ее ругала. С ней я тоже выпила – немножко, а потом села в кладовой, голова кругом, едва отдышалась. Мне все понравилось, такие интересные люди! Все радуются, обнимают Регину, хотя это все Игорек, а не она. А я как в тумане… ежик! А потом, когда уже начали расходиться, вдруг кто-то закричал! Сандра! Прямо мороз по коже! Пронзительный непрерывный крик! И все побежали…

Никогда не забуду! Никогда! Лучше бы я туда не заходила! Все столпились на пороге, а в кресле перед зеркалом лежала Снежана. Я сначала увидела ее в зеркале, а потом… Все красное от крови! Белое платье, лицо, кровь на туалетном столике… А Сандра кричит, не может остановиться. Игорек ударил ее по щеке, и она замолчала. Отошла к стенке и села на пол. Регина закричала: «Скорую!» Может, она живая!» А потом пришел Руслан, ее жених. Все замолчали, стояли и смотрели на него, а он – на Снежану. Тишина была страшная. Он рванулся к ней, но журналист Леша Добродеев схватил его и не пустил…

Они объявили о свадьбе, все их поздравляли и кричали: «Горько!» Регина подарила ей платье! Полчаса назад. И вдруг такой ужас! Так не бывает… как страшный сон! Я никогда не видела столько крови… Не могу больше писать, дрожат пальцы…

…Через два часа. Нужно написать, а то потом детали забудутся. У нас говорят, что убийца украл колье с сапфирами и сережку, одну… почему-то. Не успел? Это кто-то из гостей, увидел и пошел за ней в гримерную. А Руслан ожидал внизу. Каких-то двадцать минут, и никто ничего не заметил! Сандра все время рассказывает, как она зашла и увидела… Говорит, как в театре: много света, а она как на сцене – белое платье и кровь!

Она Людмила, а не Снежана. Милочка… Она была нехорошая. Злая, завистливая, жестокая… я все помню! Я ничего не забыла! Никогда не забуду! Но все равно жалко… не жалко, а просто так не должно быть. У Регины крыша поехала, Сандра говорит, мадам не просыхает. Она приносит всякие слухи: якобы грабеж, ревность или зависть… Сандра в смысле. Снежана отбила у Тамары жениха, этого самого Руслана, может, были и другие… И главное – момент выбрали, когда толпа и полно людей, все ходят туда-сюда, выпили, фоткаются, кричат… никто ничего не заметил. Правда, многие уже ушли.

Нас потом всех допрашивали: сначала следователь, а потом профессор Алексеев – я его знаю, он с кафедры философии и истории. Говорят, когда-то работал в полиции, а теперь тоже помогает. Его все любят, у него классное чувство юмора, и он очень красивый, а студенты ведут блог про него: всякие истории, фразочки, даже анекдоты. И фотки. Говорят, он находит убийцу на раз-два. Все девчонки от него без ума. Не женат, между прочим. Говорят, дерется будь здоров! Каратист.

Я принесла ему кофе: он простудился. Сидит, бедный, глаза красные, голос почти пропал. Сразу видно, что температура. Спасибо, говорит, вы – Аня? Которая зебра? А я слова не могу выдавить, как дура, даже в коленках слабость! Потом говорю, а я вас знаю! А он говорит, ну вот и познакомились, очень рад!! И так посмотрел… А я стою, чувствую, красная вся, сердце колотится… Ужас! Расскажу девчонкам! Спросил, как я к ней относилась и вообще. Я сказала, что она меня не замечала, а сейчас думаю, надо было рассказать ему все… Не знаю, честное слово! Я думала о ней все время, с той самой минуты, как увидела. Вхожу, тяну пылесос, а она у зеркала: наклонилась, рассматривает себя. Я сначала увидела ее отражение – она сидела спиной. А когда ее убили, тоже сначала увидела в зеркале. Прямо знак! Не реальность, а в зеркале! Если подумать, зеркала… магия какая-то! Она смотрела на меня как на пустое место. Подчеркнуто пустое! Она меня не вспомнила. А я смотрела, не могла глаз отвести, прямо транс, и думала: а если подсыпать ей… И не стыдно, и совесть не мучает. Не-на-ви-жу! Слабительное! Или толченых поганок! Представляла, как ей станет плохо, как упадет на пол… Не смогла. Просто не смогла. Или натянуть леску… где-нибудь, чтобы она споткнулась и сломала ногу! Как у Агаты Кристи. Не успела! А может, это моя мыслеформа подействовала?

Дядя Толя сразу же позвонил, испугался за меня, говорит, может, вернешься? А то у вас там шизофреники вяжут веники и убивают средь бела дня. Насчет шизофреников его любимое присловье. Шизофреники вяжут веники везде: в политике, в ЖЭКе, в мэрии, в кино и на эстраде. Время такое ненормальное. «Хочешь, я приеду, – сказал, в случае чего, – отобью». Наказал, чтобы вечером из дому ни ногой, «сидеть как штык и никому не отпирать».

Моя группа тоже в курсе, я – герой дня, а Светик, наш единственный мальчик, каждый день меня провожает, хотя это вряд ли поможет, если кто-то захочет меня убить. В крайнем случае, как говорит Сандра, афишу накрасит. Хотя это тоже вряд ли, скорее ему… накрасят. Нам обоим. Нет! Я буду кусаться, кричать и царапаться! Ленка Сидорова сказала, что это, во-первых, грабеж – колье, говорят, чуть ли не миллион стоит, а во-вторых, конкуренты или промышленный шпионаж. Она лично читала, что за дизайн могут убить.

Зачем убивать? Все в свободном доступе, иди на сайт Дома и копируй сколько влезет. Я сначала ничего им не говорила, не хотелось хвастаться, что я рассекала на подиуме в голове зебры, но про убийство уже весь город в курсе, и они тормошат с расспросами: а кто это там с розовой мордой, да с головой зебры, а кто с сердечками и блестками? Ползет, спотыкается. Пришлось признаться. Ленка Сидорова сказала, что она бы лично ни за что в голове зебры, но девчонки говорят, что она просто завидует. Подумаешь, голова зебры! Ну и что? Зато модель!

Лично я думаю, что Снежана была ведьма. Ведьма с негативной энергией. Она была подлая… Может, это карма? И я желала ей… Ей все желали, даже Алина, я видела, как она однажды положила руку на ее косметичку и что-то шептала… заклинания! Она же буддистка! Алина мне нравится, даже постоять рядом приятно, и пахнет от нее какими-то травками: нежно, тепло… В ней чувствуется какая-то тайна. Сандра, например, выливает на себя целый литр духов, прямо дышать нечем! Говорит, вертолетик ты наш! Не так уж они и торчат! Ну, то есть торчат, конечно, но в глаза не бросаются. Надо просто волосы подлиннее. Игорек говорит, не комплексуй, это твоя фишка! Гордись! Ага, гордись… Все, решено, отпускаю длинные волосы!

И все же… кто ее? А если она случайная жертва? В смысле, первая? Вдруг убийца поубивает нас всех? Допустим, мстит Регине? Не знаешь, что и думать. Бедный Руслан, он мне очень нравится. Сандра говорит, Тамарка теперь его из рук не выпустит, они когда-то встречались, а С. отбила… А вдруг это Тамара? Она вся себе на уме и… даже не знаю… Фальшивая! Даже улыбается фальшиво. И все время поддакивала… ей, они у нас самые старые, в смысле раньше всех. Все, хватит! Больше об этом ни слова. Когда убийцу найдут, тогда напишу. Спорим, что найдет его профессор Алексеев?