Текст книги "Под диктовку Альцгеймера"

Глава 5. Эльвира

В дверь квартиры негромко постучали, можно сказать, поскреблись. Я опрометью кинулась открывать, пытаясь успеть до того момента, когда стук станет громче и разбудит маму. На этот раз повезло, успела. Дверь распахнулась, и в полумраке лестничной клетки обрисовалась невысокая фигура в черном плаще, в полузакрытым капюшоном лицом. Словно со стороны я увидела, как это темное существо скидывает капюшон, достает спрятанный за спиной топор и сбрасывает с плеч долой мою дурную голову. Мне захотелось засмеяться. Да, вот и конец страданиям. За мной пришли.

– Я увидел, что у тебя свет горит. – тихий мужской голос прервал наваждение… или что это было? – Эля, мне надо с тобой поговорить. Я больше не хочу тянуть.

Я молча отодвинулась от двери, чувствуя, как пересохло горло. Нет, это еще не моя смерть пришла. Я потеряла детей и способность радоваться жизни, и все для того, чтобы снова начать, как встарь, всю ночь вести бесполезные, дурные разговоры. Только уже не с Антоном, а с его младшим братом.

Когда-то мне казалось, что Гарик совсем не похож на Антона, разве что цветом волос. Но белокурые локоны, которыми так гордился мой муж, у его братца выродились в светло-серую паклю цвета перезимовавшей картошки. Ни тонких черт лица брата, ни его стати у Гарика тоже не наблюдалось – обычный офисный замухрышка, невысокий и худощавый, с каким-то стертым, словно ластиком, лицом. Без особых примет или приятного голоса. В первое время я никак не могла запомнить его настолько, чтобы узнавать при встрече – для меня он сливался с асфальтом. Похоже, вся красота, как и вся материнская любовь, в этой семье досталась старшему. Как я узнала много позже, Игорь-Гарик родился, когда мать с отцом уже были на грани развода, и его появлению на свет никто не обрадовался.

Но за все годы семейной жизни мы виделись по нескольку раз в год, на каких-то крупных семейных праздниках. Судя по всему, особой близости у братьев не было, хотя Антон часто звонил матери и давал ей ЦУ по поводу Гарика. И даже немного помогал ему деньгами – в последнее время, когда начал нормально зарабатывать сам.

Близко познакомилась я с Гариком полтора года назад, и ассоциировался он у меня не с бывшим мужем, а с несчастьем…

Тогда, во французском комиссариате, я была словно в тумане. Французского я не знала, поэтому соболезнования французских жандармов до меня просто не доходили. А переводчик бесстрастно рассказывал мне, в каких местах муж снимал деньги, где его видели свидетели и где запечатлели камеры. На большой мониторе я видела изображения Антона, иногда мелькали детские лица, и у меня больно сжималось сердце. Аня и Аля сидели в машине, за столиками уличных кафе, и так беззаботно смеялись! Они были с любимым папочкой, они даже не вспоминали про меня… Но я готова была их насовсем отдать Антону, только бы они были счастливы, только бы они были!

Записку мне зачитали, потом показали поближе, чтобы я подтвердила почерк. Почерк я узнала – прямые углы, буквы, словно выведенные готическим шрифтом, которому Антона никогда не учили. Но эта прямолинейность была у него в крови. До меня все доходило словно через слой ваты, но я поняла главное – тела моих детей пока не обнаружены, только тело Антона. Где же девочки?

Через бесстрастного переводчика я умоляла жандармов найти детей, найти их тела, я хочу их увидеть! Мне обещали, что поиски будут продолжаться, будут вестись сколь угодно долго, но детей найдут. Маршрут примерно известен, хотя идет опрос свидетелей, поиски будут вестись и во Франции, и в Италии. Как только будет что-то известно, меня немедленно известят через посольство. А вот мне надо возвращаться в Россию. Поскольку оплачивать мое пребывание в Париже, увы, некому.

Это был дополнительный удар, вроде не самый страшный, но добивший меня окончательно. Денег у меня не было, гстиницу мне было не потянуть. Билеты в оба конца и два дня моего пребывания во Франции оплатило Французское посольство, но держать меня на полном обеспечении неделями оно не собиралось. Если была бы свободная квартира в Москве, я продала бы ее, чтобы только самой участвовать в поисках. Но мне нечего было даже продать.

В полубессознательном состоянии я вышла из комиссариата и застыла на пороге, не вполне понимая, где я и куда должна идти. В этот момент на крыльцо легко взбежал невысокий худощавый парень и внезапно остановился возле меня. Как обычно, я не сразу его узнала, поэтому равнодушно отвернулась.

– Ну что, сссука. – прошипел он, подавшись ко мне всем телом. – Антон мертв, теперь ты довольна?

Я развернулась и, вся дрожа, в диком недоумении взглянула на него. Брат моего мужа… он что-то спросил? Довольна ли я? Моих детей убили, я никогда их не увижу… довольна ли я???

Внезапно туман в моем мозгу начал сгущаться и темнеть. Невероятная, первобытная ярость словно вытеснила боль и недоумение. Она захлестывала меня с дикой силой, и голове зазвенел забытый с детства клич: «Убей врага!!!» Когда-то, в милой далеком детсве, мы кричали так на занятиях по кик-боксингу, когда в жестоком спарринге целились в голову сопернику. Кик-боксинг я бросила в шестом классе, внезапно ощутив себя девочкой, которой хочется платьице. И думала, что давно забыла и боевую стойку, и этот неудержимый, рвущийся изнутри клич. Убей врага!

К счастью, вспомнить полностью тот бой мне не дано уже никогда. Вроде бы, первый удар в голову Гарик пропустил, отлетел к стене и вмазался в нее. Потом он достаточно ловко защищался, блокируя удары. А потом бой прекратили жандармы, вывернув нам обоим руки.

Писать на меня заявление пострадавший благородно отказался, а я, в свою очередь, отказалась от услуг медиков, которые настойчиво предлагали мне в жандармерии. Я сама врач, на хорошем английском отвечала я. Мне ничего не нужно. Спасибо, я доберусь до отеля и закажу такси в аэропорт. У вас не будет больше со мной проблем.

Дальше в памяти снова провал. Видимо, такси мне заказали, поскольку вряд ли я в таком состоянии могла вызвать его сама. Очнулась я в своем номере, на столике стояла открытая бутылка минералки и стакан. Я стояла возле столика я пыталась понять – что мне делать дальше? Улетать в Россию? Зачем?

Я покачнулась, схватилась рукой за столик, бутылка опрокинулась, и вода тонкой струйкой закапала со стола на серый меховой палас. Номер в этом отелей был больше и выглядел дороже, чем моя квартира в Москве. Отпустив стол, я села прямо на мокрый ворс. Что мне делать на Родине? Что у меня там осталось? Полубезумная мать, которая через пару лет превратиться в овощ, не понимающий, где в квартире туалет?

С трудом, словно старуха, я поднялась на ноги, стащила со своей роскошной односпальной кровати покрывало и сбросила его на пол. Туда же отправилось и одеяло. Затем я стянула с матраса накрахмаленную простыню, надрезала ее маникюрными ножницами с пронзительным хрустом разорвала на две продольных полосы. Одни убытки у бедных французов, не повезло им со мной – несмотря на туман в голове, безумный смех все время словно рвался на поверхность с какой-то мрачной стороны души.

Веревку я скрутила быстро, сделала петлю со скользящим узлом, и только тут задумалась – а где найти солидный крюк? Увы, дизайнерская люстра на двух тонких блестящих трубках никакого доверия не вызывала. Я метнулась в ванную – снова тот же дизайнерский шик, бедные гнутые лапы в ванны, хромированные трубы полотенцесушителя – но ни одного массивного крюка! Этот отель был совершенно не приспособленный для самоубийств!

Но таким пустякам было меня уже не остановить. Вернувшись в комнату, я посмотрела на оконные шторы. Густой синий бархат крупнокалиберными волнами нависал над полом. Весили они явно немало. Ну что же, раз карниз выдерживает всю эту роскошь, выдержит и еще немного. Или не выдержит…

Стараясь не думать о том, что будет, если попытка не удасться, я встала на подоконник и крепко привязала к карнизу веревку из скрученной простыни. Ну что же, проверим, насколько хорошие у них тут крепления – я мрачно засмеялась и сама испугалась, услышав со стороны свой смех. Закрыв глаза, я накинула веревку на голову и вдруг почувствовала, что кто-то перехватил мои руки, сдернул с шеи петлю и рывком снял меня с подоконника.

– Элька, ты что… не смей!

От волнения Гарик хрипло шептал. Я прислонилась к стене и молча смотрела на него, уже без всяких чувств. Мне не хотелось убить его, как часом ранее. Мне уже ничего не хотелось. Зачем он помешал мне уйти вслед за детьми?

– Ты безумная! – голос у него наконец прорезался, но сильно охрипший. – Ты понимаешь, что он этого и добивался? Мой братец? Он хотел, чтобы ты вот так… Ты что, решила его порадовать? Чтобы посмеялся из ада?

– Мне плевать. Пусть смеется. – свой голос я тоже слышала как со стороны. Такой ровный, спокойный. – Уходи.

– Эля, я знаю… Тоша был той еще сволочью. – он пытался справиться с голосом. Под конец получилось. – Поверь, я это знаю лучше тебя. Но ты ж боец. Ты должна жить.

Я не понимала, о чем он говорит. Ладно, это придется перетерпеть. Я выслушаю его бормотание, а потом он уйдет. И я докончу начатое.

– Эля, у меня есть деньги. – неожиданно решился он. – Я оплачу тебе проживание во Франции. И мы сможем участвовать в поисках.

Я уставилась на него, постепенно выныривая из окутавшего меня дурмана. Жить в Франции на его деньги? Быть чем-то обязанной брату урода, лишившего меня детей? Ну уж нет. Я отчаянно затрясла головой.

– Ладно, я все понимаю. – он наконец отвел от меня взгляд. – Но я останусь здесь и прослежу за поисками. Только сначала сам отвезу тебя в аэропорт. Чтобы точно знать, что ты села в самолет. – он криво усмехнулся и добавил. – Одну я тебя тут ни на минуту не оставлю.

Он действительно не ушел, пока я не прошла регистрацию и не зашла в зал ожидания. Может быть, караулил меня и дальше, но у меня не было обязательной цели умереть именно в Париже. В конце концов, торопиться мне некуда, а в Москве будет куда больше возможностей. Но в московском аэропорту меня встретил мой научный руководитель, профессор Шульман. Его полуседую окладистую бороду я увидела сразу, пройдя контроль, и вначале не поверила своим глазам.

– Эльвира, это правда? – вместо приветствия спросил он, неловко вытягивая из моих непослушных рук спортивную сумку с одеждой. – Ты повеситься хотела? А наша работа? Пусть все вокруг погибнут от слабоумия, а ты дезиртируешь?

– Натан Константинович, вы знаете уже? – только тут я сообразила, что даже не сообщила в институт о том, что буду неделю отсутствовать. По идее, меня могли уже уволить за прогулы.

– Знаем, хохо… – немолодой полный профессор мягко семенил рядом, пыхтя и отдуваясь, но моим попыткам вернуть свою сумку резво сопротивлялся. – Но ты нам нужна! Ты мне – понимаешь, мне! – нужна! На тебе огромная часть работы, кто ее сделает, если не ты? И ты вообще помнишь, почему я взялся за эту тему? Не ты ли меня слезно молила вникнуть в механизм болезни, убивающей твою мать? А теперь что, мать побоку?

– Не знаю, Натан Константинович. – мы остановились, проходящие мимо люди толкали нас, кто-то негодующе фыркал. – Мне кажется, меня уже ничего не интересует. Не будет больше от меня толку.

А ты крестись, коли кажется! – негодующе загремел профессор. – Ну-ка, едем в лабораторию. Ты там будешь сидеть, пока мозги на место не встанут. Еду я тебе сам носить буду.

– А мама… – робко начала было я, но профессор прервал меня:

– Вот тоже мне, вспомнила! Твою мать я к нам оформил как подопытную, в нашей клинике пока поживет. А там видно будет.

Я с облегчением вздохнула и, не споря больше, поехала в институт.

Оказалось, мои мозги хоть потихоньку, но отмерли и теперь просто жаждали работы. Я проводила в лаборатории сутки напролет, сравнивая разные исследования, изучая анализы больных Альцгеймером, и их геномы. Через две недели маму пришлось вернуть домой – клиника не держала подопытных свыше двух недель. Следом вернулась и я – увы, поражение мозга неуклонно прогрессировало, и теперь ее нельзя было даже на день оставлять одну. Она могла открыть газ и через час чиркнуть спичкой, сходить по-большому прямо на пол и выбросить продукты жизнедеятельности прямо в окно. Меня она временами еще узнавала, но вот про зятя и детей больше не вспоминала. И в этом я видела единственный плюс нашего положения.

Гарик писал мне на вацап каждый день из Парижа, потом с Корсики, где участвовал в поисках племянниц. Через две недели он приехал, уставший и какой-то опустошенный. Никаких следов девочек полиция двух стран так и не нашла. Не удалось установить даже, были ли они на пароме, идущем на Корсику, или исчезли еще в Марселе.

Официальной версией стало первоначальное предположение, что Антон выбросил девочек за борт прямо с парома, предварительно убив их и повесив на ноги рюкзачки с грузом. Хотя Интерпол не очень верил в свою же версию. Она объясняла бесследное исчезновение близняшек, но невозможно было поверить, что на напичканом камерами и людьми пароме такое удалось проделать незаметно. Конечно, ночью можно было с детьми незаметно подняться на палубу… Но ведь на пароме работали рестораны. По палубам даже в темноте прогуливались пассажиры. Да и камеры – не так уж много мест находились вне из поля зрения. Если Антон подошел к борту с живыми детьми, вряд ли это было в полной тишине, и вряд ли дети, как ниндзи, сливались с палубой. Если убил девочек заранее, то подниматься с телами на плечах было слишком уж рискованно – такая картина уж точно привлекла бы хоть чье-то внимание. Но хотя усилиями Интерпола за любую информацию о происшедшем обещали награду в 50 тысяч евро, ни одного свидетеля, обратившего внимание на белокурого блондина с двумя девочками-близняшками, полиция не нашла.

Поэтому достаточно вероятной оставалась версия о том, что девочки целыми и невредимыми доплыли до Корсики, и были убиты и спрятаны уже там. Корсика силами поисковых отрядов была обыскана, но – снова ничего. Увы, но все попытки восстановить автомобильный навигатор не увенчались успехом – а ведь если бы удалось узнать маршрут, поиски можно было сосредоточить на куда более ограниченной местности.

Поиски вяло продолжались, но с каждой неделей становилось все очевиднее, что к цели они не приведут. Вся моя жизнь с той поры сосредоточилась в лаборатории. Но чем больше я изучала болезнь Альцгеймера, тем яснее понимала – моей маме это уже не поможет. Возможно, я сумею проникнуть в секрет этой странной дегенерации мозга – но спасти единственного родного человека уже не успею.

Но Гарик, вернувшись из Франции, не оставлял меня вниманием. Мне оно было неприятно – его вид напоминал мне о бывшем муже. С другой стороны, мне все равно не удавалось хотя бы на день забыть о своем горе, и тут уж появление Гарика ничего не меняло. Поэтому я, стиснув зубы, выдерживала его еженедельные визиты, борясь с искушением просто выставить его из дома. Но в этот раз он превзошел сам себя, ворвавшись ко мне после полуночи. Что ж его так припекло-то?

– Эля, я хочу сделать тебе предложение… – прошептал он, потом откашлялся. – Я хочу исправить то, что сделал мой братец. Ты думала о том, что можешь родить еще детей?

Внезапно я ощутила себя героиней фильма в жанре «нуар» – мгла окутывает город, в полутемной кухне стоит изможденная брюнетка и слушает признание в любви от своего врага… Нелепость ситуации и самого предложения до того ошеломила меня, что на миг я забыла даже о спящей в комнате матери и расхохоталась. Этот нелепый тип притопал ко мне ночью, чтобы предложить мне родить ребенка? Да, до утра такое предложение дотерпеть никак не могло.

– Ты рехнулась? – зло процедил Игорь, на сей раз нормальным голосом. – Чего ржешь?

Я вытерла выступившие на глазах слезы. В самом деле, чего я смеюсь? И как я смогла засмеяться после всего пережитого? Слезы все текли, и я отстраненно подумала, что сейчас пойдет откат. Да уж, истерики у меня начинаются на пустом месте.

– Воры! – из коридора раздались шаркающие шаги. Мама, похожая на сказочную ведьму в старом полураспахнутом засаленном халате, с пучком растрепанных седых волос, нарисовалась на пороге кухни. – Это кто тут шелудит?

Гарик снова отвернулся к окну. Я быстро обняла маму и, преодолевая сопротивление, отвела ее обратно в комнату. Прямо в халате уложила на диван, укрыла тонким покрывалом. Через время она заснула, снотворное еще действовало. Я сидела рядом с ней на краешке дивана, дожидаясь, когда Гарик уйдет. Выходить нему и снова вести дикий разговор не было никакого желания.

Прошло безумно много времени, когда я наконец услышала тихие шаги и звук захлопывающейся двери. И лишь тогда снова вышла на кухню, погасив лампу и задвинув выцветшие шторки. Лучше я посижу в темноте, чем снова буду отбивать атаку незваного гостя.

Но его слова словно пробили какую-то брешь в сознании. Могу ли родить еще ребенка? По возрасту да, мне лишь недавно исполнилось 33 года. Но… жизнь этого ребенка превратится в ад. Я все время, каждую минуту буду думать о том, что его могут у меня отнять. Я буду видеть в этом малыше его двух пропавших сестричек, это они будут смотреть на меня его глазами. Я не буду отпускать его от себя ни на секунду. Изведу обоих. При такой жизни годам к десяти замученный гиперопекой ребенок останется сиротой. Нет, это исключено. То, что моя жизнь уничтожена, не означает, что я могу мучить кого-то еще. Нет, я доделаю свою работу и уйду. Но Гарик прав – я не могу уйти сейчас, когда близка к разгадке страшной болезни, отнимающей у людей разум.

Глава 6. Эльвира

Из тяжелой полудремы меня вывел телефонный звонок. Спросонья я даже не сразу узнала свою школьную подругу Соню. Впрочем, после школы мы встречались нечасто, а после замужества и вовсе не виделись по году, лишь поздравляя друг друга на праздники через Фейсбук. О моем горе она знала, больше того, она создала зачем-то страничку по поиску моих девочек, оповестила о моей потере всех виртуальных друзей, и за последние полтора года мне приходило куча сообщений от странных людей, которые якобы где-то видели обеих близняшек и Антона. Причем, некоторые видели их в вещих снах, а некоторые общались с ними на спиритических сеансах. Сначала я банила всех доброжелателей вкупе с ясновидящими, потом перестала заходить в ФБ и заблокировала уведомления о новых сообщениях.

– Элька, я знаю, кто может тебе помочь! – Соня аж захлебывалась от восторга. Ты не поверишь, что со мной произошло позавчера! Да, я писала уже об этом в ФБ, но спорить готова, ты не прочла!

– Соня, мне не до ФБ сейчас. – пробормотала я, пытаясь окончательно прийти в себя после тяжелого полусна-полузабытья.

– Но у тебя есть шанс! Ты же хочешь найти девочек! – по настойчивому тону подруги я поняла, что она все равно не отстанет. Лучше выслушать ее по телефону, а то, чего доброго, придет ко мне домой. После визита Гарика мне еще долго приходить в себя, еще одного гостя я сегодня не выдержу.

– Хорошо, рассказывай.

Выбив из меня хоть такое подобие интереса, подруга оживилась и рассказала свою историю.

Оказалось, позавчера у нее пропал муж. Да-да, взрослый мужик отправился вечером заправлять машину и исчез. Его мобильный не отвечал, хоть и был в Сети. Соня сама сбегала на заправку, находившуюся в двух кварталах от их дома, но мужа там не нашла. Всю ночь она то звонила ему на телефон, то рыдала, то обзванивала больницы и писала душераздирающие посты в ФБ, а наутро пошла в полицию.

Разумеется, принимать у нее заявление категорически отказались, послав ее подальше аж на три дня. Соня просила запеленговать мобильный, который к тому времени уже механически отвечал про про недоступного абонента, но полиция не желала искать беглого муженька. Дежурный так и сказал:

– Дамочка, встретил ваш супружник внезапно другую красотку. Нагуляется да придет.

– Элька, но я-то знаю, что Гена не такой! Ну как он мог вот так пропасть? Ну хотел бы загулять, наплел бы мне про командировку. Я ж его не проверяю, где он там катается по работе. Но исчезнуть без вести – не для него!

Отчаявшись, Соня вышла из отделения и в растерянности остановилась. Что делать? Идти в прокуратуру, в СК? Добиваться срочного розыска? Но как???

Она машинально прошла десяток шагов, и вдруг внимание привлекла яркая рекламная строка на плакате, украшавшем окно небольшого подвальчика:

«Поиск пропавших по фотографии»

Кроме ярко-красной рекламной строки, на плакате словно наслаивались друг на друга черно-белые фотографии мужчин и женщин. А внизу не таким уже крупным шрифтом сияла приписка: «Мы найдем ваших близких. Оплата по результату.»

Выпалив все это одной длинной фразой, Соня с шумом вдохнула воздух надолго замолчала. Не выдержав МХАТовской паузы, я спросила:

– И как, нашли они Гену?

– О, заинтересовалась!!! – взвизгнула она. – Да, представь себе! Я тоже не поверила вначале, но зашла. Там офигенная магиня сидит, Мариам, вся в черном бархате и кружевах. Она как из немого кино вышла, такая роковая женщина, совсем на колдунью не похожа. Она послала меня за фотой Гены, сказала, что полиция никого искать не хочет, поэтому она и открыла контору. Все, кого в участке бортанули, приходят к ней. И она больше половины находит. Тот есть тех, кто жив, две трети отыскивает, а тех кто в виде трупа – около четверти.

Колдунья Мариам долго работала с фотографией и хрустальным шаром, речетативом бормотала какие-то заклинания, и в конце концов велела Соне ехать в лесок на окраине города. Сказала, что ехать надо срочно, иначе можно опоздать. Соня тут же вызвала такси, доехала до леска и попросила таксиста подождать.

– И что ты думаешь? Точно. Генка, бедный, без сознания лежал в какой-то канаве. Живой, только сильно побитый. Машину украли, гады, его по башке треснули, довезли до леска и выбросили. – Соня пыталась подпустить в голос слезу, но ликование по поводу внезапно обнаруженной ясновидящей было настолько сильным, что забивало прочие чувства. – Вот как я бы его искала, если бы не Мариам? Он бы так и лежал там, пока пневмонию не получил!!!

– Если бы все было так просто, полицию вообще можно было б отменить. – не веря своим ушам, сказала я. – Всех пропавших нашла бы Мариам.

– Нет-нет, я ж сказала, она только половину может найти. – перебила подруга. – Ну как ты не поймешь, она не мошенница, честно говорит, что иногда бессильна. Вот не видит место, где человек находится, и все. Или видит, но как-то нечетко, слишком большой радиус получается. Так что полиция вообще-то нужна, хотя… все равно ж не ищет!

– И чего ты от меня хочешь? – вяло спросила я, уже зная ответ.

– Элька, не придуривайся, не идет тебе. – строго ответила Соня. – Ну-ка, бери фотографии девочек, и жди меня. Сейчас я тебя к Мариам отвезу.

– А Гена-то как, оклемался? – я лихорадочно думала, как избавиться от назойливой Соньки, но в голову ничего не приходило.

– Да все в порядке, доктора его осматривали, сказали полежать на всякий пожарный пару деньков, и будет как новенький. Машину жалко, конечно, но она застрахована, так что порядок. – бодро отчиталась Соня. – Давай, готовься, я еду.

Она отключилась, а я на цыпочках зашла в комнату и, стараясь не разбудить маму, начала доставать из старого комода фотографии. При виде моих белокурых девочек на глаза снова навернулись слезы, похоже, я так и не выплакала их все. Ну почему я сразу не послала Соньку, зачем согласилась на авантюру?

Ясновидящих за последние два года я насмотрелась в ассортименте, впрочем, как и медиумов, гадалок и прочих предсказателей прошлого, настоящего и будущего. Они из меня деньги и нервы, давая призрачную надежду, ее крушение каждый раз словно отрезало от меня кусочек. И полгода назад я дала слово не мучить себя больше. Даже странным казалось мне сейчас, что я, дама с ученой степенью, бегала к гадалкам, как любая необразованная тетушка. Да, в падающем самолете атеистов нет…

В дверь позвонили – похоже, Сонька уже ехала ко мне, пока мы беседовали по телефону. Мама заворочалась на кровати, и я выбежала в коридор, а потом и на лестницу, не дожидаясь, пока она полностью проснется. Выдержать ее крики и оскорбления сейчас я бы не смогла.

Румяная и веселая подружка схватила меня за руку и потянула за собой. Мы вышли из подъезда, сели в поджидавшее такси и тут же поехали – похоже, Соня заранее сказала таксисту адрес. Происшествие с Геной, если и расстроило Соньку, то сейчас расстройство померкло перед предвкушением сенсации. Похоже, она и правда безгранично поверила в возможности Мариам.

Через полчаса мы уже стояли перед дверью подвальчика с плакатом. Соня слегка оробела и теперь подталкивала меня вперед, к узеньким ступенькам, ведущим вниз. Я решительно спустилась, потянула на себя дверь и зашла в полумрак коридорчика, закрытого в конце тяжелой черной бархатной шторой.

Соня неотступно шла следом. Пришлось ускорить шаги, чтобы она не оттоптала мне пятки. Мы влетели в узкую мрачную комнатушку, в которой из всей мебели обнаружился только письменный тяжелый стол и два стула с высокой спинкой. Возле стола стояла высокая стройная женщина в длинном бархатном платье.

И в самом деле, похожа на актрису из немого кино, промелькнула мысль. Какое-то несовременное лицо с высоко уложенной кичкой, слишком длинные черные ресницы, слишком густые брови, слишком яркие полные губы, загадочно полуприкрытые тяжелыми веками глаза… Возраст дамы я бы затруднилась определить, черные волосы, багровая помада и пучок на голове старили ее, хотя, вполне возможно, мы с ней были ровесницами.

Увидев нас с Соней, она кивнула на стул и пристально посмотрела на меня. Я села, с недоумением глядя на странную даму в черном. Да уж, прежние гадалки и медиумы были одеты не менее экзотично, но никому не пришло в голову нарядиться в стиле декаданса. Впрочем, надо же отличаться чем-то от коллег…

Соня топталась возле двери, словно подсвечивая свои цветастым плащом полумрак, и что-то бормотала себе под нос. Почему-то мне показалось, что именно она выглядит тут неуместно, словно говорящий попугайчик на съемках фильма «нуар». А вот гадалка с гипнотическим взглядом из-под нависших век была на своем месте. Она что-то от меня хочет, внезапно подумала я. Надо угадать что. От этого многое зависит. Многое зависит… о чем это я?

Просверлив меня взглядом, Мариам все так же молча протянула руку, и я, так же без слов, достала из сумочки и отдала их фотографию. Мариам все так же без слов развернулась и вышла из комнатки через боковую дверцу, не замеченную мной ранее.

– Куда это она? – через минуту ошеломленно спросила я Соню.

– Не знаю, меня она не уносила… – несколько бессвязно ответила та. Похоже, подруге было сильно не по себе.

Порассуждать на эту тему мы не успели. Гадалка вернулась в комнату, протянула мне фотографию и коротко сказала:

– Они живы. Я не нашла их среди мертвецов.

– Элька, ты слышишь? Они живы!!! – Соня буквально заплясала на месте.

Я чуть заметно покачала головой. Ох, сколько таких откровений я выслушала за последние полтора года!

Дождавшись, пока я возьму из ее рук фото, Мариам медленно обошла стол и тоже села, и а потом заново впилась в меня взглядом.

– Девочки находятся вместе с каким-то мужчиной. Судя по всему, он с ними в кровном родстве.

– Верное, все верно, – поддакивала сбоку Соня. Я молчала.

– О том, что девочки живы, знаете еще один человек, кроме того, кто с ними. – медленно, словно подбирая слова, вещала Мариам. – Но он не скажет правду, хотя любит вас.

Наверное, в этот момент меня тоже можно было снимать для кино, правда, комического. Я вытаращила на медиума глаза, пытаясь понять, о ком это она? Видимо, об Игоре, на эту роль никто больше не подходил. Вот зараза эта Сонька! Только она могла разболтать гадалке о настойчивом поклоннике, к сожалению, как-то в помутнении сознания я рассказала ей о Гарике, и она, похоже, сильно прониклась. В ФБ, к счастью, она ничего об этом не писала, и на том спасибо. Ну ничего, сеанс закончится, и мы с ней серьезно поговорим.

– Вы много раз хотели покинуть этот мир. – пригвоздили меня жесткие слова Мариам. – Хотели зависнуть между мирами навсегда. Так всегда происходит с отступниками. Но вас спас ангел-хранитель.

Ну вот, Сонька и об этом догадалась. Хотя, я же сама ей рассказывала, как Игорь спас меня от петли.

– Вы можете спасти человечество от одной из самых страшных болезней. К сожалению, от меня закрыта информация, от какой. Но вы близки к успеху. Осталось немного, совсем немного…

Вот тут я полностью растерялась. О том, что я работала в лаборатории над изучением причин и лечением болезни Альцгеймера, Соня точно не знала. Я вообще никому не рассказывала о своих исследованиях. Даже не потому, что хотела сохранить их в тайне – нет, они просто никого не интересовали. Когда я сообщала о медицинских экспериментах, единственное, о чем спрашивали собеседники – ищем ли мы лекарство против рака. Узнав, что онкология в сферу наших изысканий не входит, собеседники тут же теряли всякий интерес к моей работе. И уж тем более никто не мог знать, что я близка к завершению работы.

– Вы мне не верите. – спокойно подытожила Мариам. – Что ж, жаль. Могу дать простенький прогноз, который убедит вас в том, что мне можно доверять. Ваш начальник – он же старый, верно, но крепкий? – на днях уйдет. Мне сообщили, что его уже ждут там. – она выразительно закатила глаза. – Готовьтесь, вы поднимете упавшее знамя.

Меня охватил ужас. Натан Константинович на днях умрет? Единственный близкий мне человек, который поддержал меня в страшные дни, тоже готовится меня покинуть? Не может быть! Я в это не верю, не хочу верить. Но почему я впадаю в такую панику? Это же просто очередная фальшивая ясновидящая, ни одна из них не знает, да и не может знать будущее!

Справившись с нервами, я сухо спросила, сколько я должна за сеанс, и получила такой же сухой ответ:

– Нисколько. Когда поверите, придете ко мне, и мы начнем поиски ваших девочек. А потом и поговорим.

Я буквально выбежала из подвальчика и понеслась в сторону метро. Соня бежала за мной, укоряя в неблагодарности и в тупости.

– Ты же понимаешь, что она реально видит будущее! А ты! Вот она откажется тебе помогать, будешь локти кусать!

– Отстань! – не оборачиваясь, на бегу бросила я.

Через какое-то время подруга и правда отстала. Я вбилась в переполненное метро и поехала в лабораторию.

В одном гадалка была права. Наше исследование продвинулось довольно далеко, и, как это не грустно, тормозило его только упрямство Натана Константиновича. Он все пытался заблокировать зловредный ген, но пока безуспешно. А я обошла препятствие и пошла дальше.