Текст книги "Чудовище по имени…"

Глава седьмая
На старт, внимание… Наводнение!

Какое чудо проснуться в своей постели, пусть даже она сложена из прошлогодних веток; какая сказка – подставить утреннему солнцу нос и сомкнутые веки; сколько радости могут принести сладкие потягивания, когда представляешь, что удлиняешься сразу во все стороны и ещё чуть-чуть и дотянешься до мамы, а там совсем капельку, и дорастешь до отца.

Немного об этом, немного о том и не мало о горячем завтраке думал Боб, скручиваясь в спираль, как дождевой червяк, которого вымыло из уютного подземелья.

С неба падала вода, от земли тянуло холодом, и внутри, в брюхе, тоже было тоскливо. Да ещё Бобу приснилось (или это было на самом деле?), что сначала его спину и шею кто-то отходил деревянной дубинкой, а затем потыкал сучковатой палочкой сначала в здоровый, потом – в больной глаз. Такой наглости даже от воображения, которое заправляет сновидениями, Боб стерпеть не мог.

С мощным чудовищным рыком, выстрелив, как раскрутившаяся пружина, чудище взмыло в воздух.

На кустах от ужаса в почки завернулись все крошечные молоденькие листики, вода отхлынула от одного берега и затопила противоположный, куски пасмурного небесного пазла соединились в единое мрачное целое, и громадная чёрная туча накрыла город Васильевск.

«Штормовое предупреждение! На нас надвигается невиданный до сего дня ураган! Всем срочно запереться в своих квартирах!» – кричала местная радиостанция сиплым голосом Вани Соловья.

Тут и там слышалось, как живо закрываются оконные ставни и с размаху хлопают деревянные и металлические двери.

И вот уже стих топот каблуков, за стенами домов спрятался шелест сандаликов и ботинок, лишь в одной небольшой кондитерской все ещё оглушительно трещала кофемолка да шумел закипающий самовар. Ровно к пяти часам вечера здесь выставляли на прилавок свежевыпеченные булочки, и ни одна катастрофа на всём белом свете не могла этому воспрепятствовать!

Глава восьмая
Кафе «Объедение»

Кафе «Объедение» два года назад переехало из самого центра города на окраину, поближе к природе. Хозяйке кондитерской очень понравился свежий брус, из которого был сделан выставленный на продажу домик, яблоневый сад с тропинкой, приводящей гостей к самой вывеске, и сладкий воздух c нотками кедровых орешков, гречишного мёда и одуванчиков.

И если Васильевск состоял из красных кирпичных зданий с серыми черепичными крышами и не располагал жителей к отдыху, то окраина, на которой разместились «Объедение» и старинная церквушка, со своими деревянными постройками стала усладой не только для человеческих глаз и сердец, но и для животов.

Только представьте: рабочий день подошёл к концу, со школой попрощались до завтра, уроки сделаны, вы садитесь на трамвай или берёте велосипед, самокат (а кто-то может даже пробежаться) и отправляетесь на окраину Васильевска за творожным коржиком и чашечкой чая с сушёной малиной.

На конечной станции, где единственный в городе трамвай делает разворот, вас встречает деревянный резной указатель в белую мелкую ромашку: «Кафе-кондитерская „Объедение“, 300 метров».

И это всё: ни словом больше!

Именно на таком простом указателе настояла хозяйка кафе.

Во-первых, она любила цветы, во-вторых, уважала лаконичность и всю душу вкладывала отнюдь не в сладкое красноречие, а в-третьих, это была уже пятая табличка. Предыдущие четыре испортил горе-писатель, которому никак не удавалось передать в нескольких чёрствых словах всю прелесть домашнего уюта и аромата свежей выпечки.

Через триста метров, которые преодолеваются быстро и легко, вы попадаете в яблоневый сад.

Здесь вас приветствуют кроны столетних деревьев, весной наряженные розовыми крупными цветами, летом – мелкими красными яблочками, осенью – спелыми крупными плодами, а зимой – пушистыми белоснежными шубками.

Ещё пара-тройка шагов по тропинке, и вот вы у вывески «Объедение».

«Заходите!» «Располагайтесь!» «Вы наш самый важный гость!» – говорит входная дверь, украшенная деревянными завитушками и табличками с этими самыми словами: они остались от работы горе-писателя. Четвёртый, испорченный, указатель «Булки здесь!» хозяйка скормила печке.

В кондитерской вас встретит Марта, немного рассеянная, но очень исполнительная работница. Она так предана «Объедению», что даже поселилась по соседству, чтобы никогда не опаздывать к открытию и уходить из кафе последней.

Узнали Марту? На ней форменное голубое платье до пят, белый передник с оборочками и ромашковый венок в туго заплетённых чёрных волосах. Как увидели её, проходите дальше, к прилавку: добро пожаловать!

Глава девятая
Первое появления Боба в кафе

Боб не умел читать и писать. Чудища его рода никогда не учились в школе. Они даже ручку или карандаш не смогли бы удержать в своих больших мохнатых лапах! Все знания передавалась от прапрапрабабушек и прапрапрадедушек к детям и внукам исключительно из пасти в пасть.

Поэтому Боб не понял, что было написано на красивом деревянном указателе в мелкую ромашку, он преспокойно снёс его и побрёл туда, куда его вёл нос, большой, чёрный, лаковый и очень чуткий.

В это время «Объедение» нетерпеливо ожидало самых голодных и важных гостей: молодых мамочек с дюжиной крикливых ребятишек, работников интеллектуального труда в полном умственном истощении, служащих разнообразных контор, учителей, воспитателей, – то есть всех, кому срочно и регулярно нужны сахар и тёплый приём.

Как обычно в это время, Марта суетилась на кухне: посыпала пудрой сдобные улитки с изюмом, катала в маке бублики, раскладывала разноцветные прозрачные цукаты по блюдечкам и каждые три минуты бегала к прилавку проверять старинную кофемолку и самовары (не перекипела ли в них ключевая вода, не испортит ли она будущий чай).

Гвалт в кафе стоял знатный! Аромат в кафе стоял невероятный!

«И ни одного гостя не стоит у прилавка! – удивлялась Марта каждые три минуты. – Словно их корова слизнула длинным и шершавым языком!»

Наконец, всё было готово: подносы с булочками теснились меж гордо раздутых, сияющих от важности самоваров, а блюдечки со светящимися цукатами украшали столы.

Марта решила заменить слегка помятый передник на свежий, который утром захватила из дома, и поскольку ни один гость так и не вошел в приветливо приоткрытую дверь, выскользнула из-за прилавка, побежала на кухню, а оттуда – в небольшое помещение, где размещался склад.

«Тра-ля-ля… – напевала она сначала тихо-тихо, а когда вошла в другую комнату, – горланила уже в полную силу,  – ТРАААА-ЛЯЯ-ЛЯЯЯ!»

«Ууууууу», – слабенько тянул в эту же самую минуту желудок Боба.

«Оооооо», – отвечал ему лаковый нос.

«Быстро-быстро-быстро!» – командовало своими лапами чудище и ломилось на дурманящий аромат сквозь столетние яблони к приветливо приоткрытой двери «Объедения».

И конечно же, Боба никто не встретил! И конечно же, он даже не обиделся! Кому нужны сухие приветствия, когда перед глазами маячит прилавок со свежевыпеченными мягонькими булочками?

Сначала чудище заглянуло за дверь правым глазом (любимый левый ещё не открывался), а потом очень осторожно просунуло внутрь кафе лапу и насадило на коготь, как на вилы, сдобную улитку с сахарной глазурью.

После этого булочка отправилась в большую зубастую пасть. А затем туда же с космической скоростью полетели баранки, маковые бублики, ванильные эклеры и песочные корзиночки с вишенкой на верхушке.

Ни гром, ни молния, ни штормовой ветер, о котором предупреждал Ваня Соловей, не могли остановить Боба. Это удалось только небольшому коржику, очень ароматному, очень свежему и очень противному. Он был с корицей.

Чудище отшвырнуло неугодную выпечку и снова посмотрело через дверь в кафе. На прилавке было пусто. Ни одного пирожного, ни одного печенья, ни-че-го!

«Ой-ой-ой», – покачал головой Боб, и его длинные уши разлетелись по сторонам: одно ухо – на север, другое – на запад.

Но настоящие чудища его рода не привыкли отступать, особенно когда можно чем-нибудь поживиться. Поэтому Боб хорошенько принюхался, поморгал здоровым глазом и ещё раз заглянул в кондитерскую.

В самом дальнем углу прилавка, под начищенной бронзовой ножкой самовара, приютилась последняя сдобная булочка, так замечательно пахнущая клубникой.

«Ууууу», – сделал желудок Боба и, повинуясь ему, чудище снова сунуло лапу в дверь кафе.

«ТРААА-ЛЯЯЯ-ЛЯЯЯ!» – распевала милая Марта, поправляя оборки форменного передника.

«Оп-па-па…» – произнесла она тихо-тихо, появившись за прилавком и обнаружив, что в кафе не осталось никакой выпечки, а из двери торчит огромная когтистая лапа.

«Динозавр!» – завизжала работница кондитерской, схватилась за сердце и потеряла сознание.

Глава десятая
Что произошло в «Объедении»?

Огромные, тяжёлые капли воды, превращаясь в нити, сплетались в цельное дождевое полотно, которое гонял ураганный ветер. Слава Белкин смахивал со лба и глаз мокрые пряди и упрямо бежал к дому, таща на спине тяжёлый, набухший портфель: в нём, как рыбки в аквариуме, бултыхались тетради, карандаши и ручки.

На остановке трамвая не было ни одного человека, указатель «Кафе-кондитерская „Объедение“, 300 метров» валялся на земле, под ногами бурлили мутные ручьи, и в них, словно бумажные кораблики, плыли яблоневые листья.

Белкин то и дело подскакивал от раскатов грома, а от ужаса и холода покрывался мурашками. Мысль о том, чтобы поскорее добраться до дома, сменила другая: дойти до «Объедения» и переждать непогоду там.

Пробежав сто метров по направлению к городу, Слава резко развернулся и с удвоенной силой припустил в обратную сторону, к кафе-кондитерской.

В красивом деревянном домике со странными табличками на двери Белкин и его друзья бывали не редко, а если точнее, приезжали сюда каждый день. Здесь их всегда встречала неразговорчивая, как и её начальница, работница и ждала очень вкусная, свежая выпечка. Таких булочек не умел делать никто: ни местный хлебный заводик, ни мама Белкина.

Но сегодня, когда день не задался с самого утра, Славу никто не встретил. Тропинка, которая вела к «Объедению», превратилась в широкий грязный ручей, как и на остановке. И в нём уже плавали не только листья. В нём валялись поломанные яблоневые ветки, разбухший коржик с корицей, а перед входом на ступеньках лежал яблоневый ствол.

«Что здесь произошло?» – крикнул Белкин, потому что увидел распахнутую настежь дверь и перевернутую внутри кондитерской мебель.

Он сбросил портфель, перелез через сломанную яблоню и вбежал в «Объедение».

В кафе было темно!

Настольные лампы валялись на полу, а абажур, висящий в центре потолка, медленно вращался вокруг своей оси.

В кафе было пусто!

Ни одного посетителя и ни одной булочки.

В кафе было страшно шумно!

Тарахтела старинная кофемолка и выкипал самовар.

В кафе так превосходно пахло выпечкой, что у Белкина свело живот.

«Ууууу…» – прошептал Слава и в ответ услышал эхо.

«УУУУ», – гораздо громче передразнило оно его.

«Здесь кто-то есть?!» – крикнул Белкин в пустоту и на всякий случай наклонился за отломанной от стула ножкой.

«УУУУ», – раздалось откуда-то снизу, и Слава затрясся от страха.

«Помогииитеее», – услышал он знакомый голос и потёр правое ухо.

«Марта?!» – крикнул ещё раз и, когда та ответила, подбежал к прилавку.

За ним, на деревянном полу, натянув на голову передник, лежала Марта. Её ноги и руки были покрыты огромными, как изюм, мурашками и мелко-мелко тряслись.

«Что здесь случилось?» – спросил Слава и присел на корточки.

Но Марта не произнесла ни слова.

Глава одиннадцатая
Слава и Марта

Марта глубоко дышала у раскрытого окна, обтирала лицо и руки дождевой водой, льющейся с козырька, затем обмахивалась передником и бубнила себе под нос какие-то заклинания. Может, это были и не заклинания вовсе, но Славе казалось, что если под них сварить зелье и капнуть его на пол, то в центре кондитерской мгновенно вырастет дуб.

– Почему вы решили, что это динозавр? – спросил Белкин, когда работница кафе окончательно успокоилась и рассказала о том, что произошло.

– А кто же ещё? – она отхлебнула из блюдца чёрный чай, который он ей приготовил, и отправила в рот красный цукат.

– Медведь, например.

– Что я, по-твоему, медведей не видела? У них лапы, а тут была ЛАПИЩА! Вот такая! – Марта развела руки в стороны, словно собиралась обнять сразу дюжину человек, и так широко растопырила пальцы, что они посинели от напряжения. – Надо хозяйке сообщить и в МЧС, позвонить пожарной бригаде и в зоопарк, – внезапно добавила она и резко замолчала.

Наверное, ей было не очень удобно одновременно думать, говорить и есть: работница горстями закидывала в рот цукаты и пила чай уже из носика заварочного чайника.

Судя по тому, с какой скоростью исчезало сладкое, Марта была очень взволнована.

– А в пожарную часть зачем? – удивился Слава.

– Не знаю, – она причмокнула и вытерла губы тыльной стороной руки, – но надо!

– Что вы ещё помните? Он рычал?

– Кто?

– Медведь, тьфу, динозавр!

– Может, и рычал, кто ж его знает. Ты на улице был?

– Был.

– И что там?

– Ураган.

– Вот-вот, – Марта встала из-за стола и прошлась по кафе, – гррроза, гррром, грррохот! Я не слышала ни динозавра, ни грозы. У меня тут, сам знаешь, и без этого шума хватает.

– Да, – кивнул Белкин и уронил на пол веник. В то время, пока Марта приходила в себя, Слава приводил в порядок «Объедение».

Уверяю вас, ему было не сложно. Как говорила Славина мама, мальчику, у которого нет отца, всё должно быть по силам. А если сил нет, то надо немного поднапрячься.

В кафе напрягаться не пришлось. Динозавр, если это был действительно он, испортил не так много: сломал пару стульев, перевернул стол и расцарапал когтями дощатый пол. Всё остальное, за исключением съеденной выпечки, было цело.

– Наверное, я пойду, – сказал Слава и поставил веник за прилавок. – Поздно уже, мама волнуется.

– Ага, – ответила Марта, – только пока никому ничего не рассказывай. Договорились?

Белкин хотел кивнуть ещё раз, но передумал. Вместо этого он сделал вид, что страшно заинтересован тем, что происходит на улице, и быстренько выскочил за дверь.

– Мальчик! Стой! – закричала работница кафе, но Слава её не слышал. Мыслями он был дома, звонил Толе и делился с ним невероятными новостями.

Ноги сами тащили Белкина по лужам на остановку трамвая, руки волокли неподъёмный портфель, а голова витала в облаках. В самом деле витала, потому что на окрестности города Васильевск опустился густой-прегустой и очень тяжёлый туман, такой, который можно запросто черпать столовой ложкой и отправлять в рот, как взбитые сливки или жирную сметану.

На конечной станции, как и несколько часов назад, не было ни одного человека, но зато стоял трамвай, рога которого, пробиваясь сквозь туман, делали его похожим на гигантского жука-пожарника, такого же красного и серьёзного.

Белкин заскочил на последнюю ступеньку трамвая, звоном колокольчика подающего сигнал о том, что он закрывает двери и трогается, плюхнулся на сиденье, уткнулся лбом в запотевшее стекло и мгновенно уснул.

А в это время за рекой, на подступах к лесу, укладываясь поудобнее в каком-то тесном сарае, сладко зевал и облизывался сытый Боб. Чудища его рода очень любили спать в сухости с полным и тяжёлым желудком.

Глава двенадцатая
Выдумка или розыгрыш?

– Живой! – закричала мама и набросилась на Славу с поцелуями, хотя до этого теребила в руках, разворачивая и снова сворачивая в упругий жгут кухонное полотенце. – Мокрый? Голодный? Устал? Ты хоть время видел?!

Белкин выскользнул из маминых объятий и просочился в квартиру: было неуютно стоять на лестничной клетке, зная, что из-за соседних дверей на тебя таращатся десятки глаз.

– Я спать, ладно? – он стянул ботинки, в которых всё ещё хлюпала вода, там же, в коридоре, оставил верхнюю одежду и, поцеловав маму, прошёл в свою комнату.

– А поесть? – крикнула мама вдогонку. – И почему ты ни разу не позвонил? Я тебе миллион сообщений оставила! На улице шторм, а мой единственный сын…

– У меня телефона не было, – ответил Слава и полез под диван, – я его утром выронил. Помнишь? Ты сама кричала: «Средства коммуникации, средства коммуникации, обойдёшься..!»

– Не дерзи! – мама встала в дверном проёме. – Бутерброд съешь.

Она прошла в комнату, поставила тарелку с хлебом и колбасой на письменный стол.

– А чай? – спросил Слава уже из-за дивана.

– Погоди, сейчас принесу.

Какое-то странное чувство нереальности и невозможности того, что произошло за сегодняшний день, заставляло Белкина гонять по кругу одни и те же мысли. Спор с Толиком, договор, найденный странный камень, рассказы работницы кафе-кондитерской о появлении в их городе динозавра – что это? Разыгравшаяся фантазия?

Как могло случиться, что животное, вымершее миллионы лет назад, именно сегодня залезло в «Объедение»? А было ли оно вообще, это существо? И стоит ли сейчас звонить Толику и рассказывать ему об этом? Да он посмеётся, как смеялся над пластилиновыми поделками, спросит, где доказательства. А доказательств нет… Надо идти самому, а не ждать от кого-то помощи, ведь договор написал и подписал сам, никто не заставлял.

Слава поставил выпавшую из гнезда батарейку на место и нажал кнопку включения телефона. Через две секунды медленно разгорелся небольшой экран, на нём сначала появились слова приветствия, а затем стали выскакивать текстовые сообщения и сведения о пропущенных звонках. Белкин отложил в сторону аппарат.

– Чай, – в комнату вошла мама. – Стол разбери, а то чашку ставить некуда.

Слава кивнул, подошёл к своему столу и осторожно отодвинул на край коробку с пластилином и начатыми фигурками.

– Мам, ты веришь в чудеса? – он взял протянутую чашку.

– Нет, сын, – она улыбнулась немного грустно, как показалось Белкину, – в чудеса – нет. В сказки раньше верила.

– И что?

– Ничего… – вздохнула. – Самое главное, что у меня есть ты, сын, – она поцеловала его в макушку. – Можешь сегодня подольше не спать. Но только в рамках разумного!

Слава кивнул и взял с тарелки бутерброд.

– Толе позвони, он меня сегодня замучил, – мама ещё раз поцеловала Белкина в макушку и вышла из комнаты.

Слава прикрыл за ней дверь и дрожащими рукам взял телефон.

«Не спишь?» – настучал сообщение.

«Нет, звони», – прилетело в ответ.

– Обалдеть! – закричала трубка Толиным голосом через минуту. – И почему меня там не было?

– Ты мне веришь? – удивился Белкин.

– Нет, – ответила трубка, – пока сам не увижу, даже не подумаю! Или ты всё выдумал?

– Не выдумывал я ничего! Я докажу!

– Тогда завтра жду тебя на нашем месте. Ровно в девять. Нет, – Толя сделал паузу, – лучше в десять, суббота всё-таки, мама оладушки обещала на завтрак.

Слава нажал на телефоне кнопку выключения и бросился лицом в подушки.

«А если всего этого не было, если я сам всё это выдумал, если это чья-то шутка? Переоделись в костюмы и ну меня разыгрывать…» – засыпая, он крутил в голове похожие друг на друга вопросы, но в тот вечер ни на один так и не смог придумать ответ.

Глава тринадцатая
Постирочная

Галина Белкина, мама Славы, на завтрак приготовила такую огромную кастрюлю геркулеса, чтобы сразу хватило на обед, и ужин, и завтрак следующего дня.

Аромат каши постепенно пробирался из кухни в детскую комнату, длинной прозрачной лентой стелился по полу и, по мнению мамы, проникнув под дверь, должен был поднять ребёнка с постели в хорошем настроении (сын же ещё не знал, что геркулес придётся есть и завтра тоже).

Но Слава лежал на диване, положив под голову свёрнутую в ролик плоскую подушку, слушал запах овсянки, который для него не был синонимом чудесного завтрака, и вращал глазами. Нельзя сказать, что это доставляло удовольствие, однако, было забавно наблюдать, как кружится небогатая обстановка детской комнаты: простой деревянный стол с двумя выдвижными ящиками и три невысоких этажерки с книгами. Диван, который вчера вечером Слава не стал раздвигать, не кружился, но от любого движения, более мощного, чем вращение глаз, начинал скрипеть и этим извещал маму о том, что сын проснулся и сейчас заглянет на кухню.

А вставать Белкину не хотелось. Во-первых, он терпеть не мог любые каши, не только овсяную, во-вторых, сегодня суббота: можно подольше поваляться под одеялом, о чём-нибудь помечтать или просто смотреть в потолок. В школу же идти не надо!

У мамы были иные планы на этот день, поэтому она всё громче звенела чашками, грохотала ложками и даже разбила блюдце. В конце концов, её терпение треснуло, затем лопнуло, она распахнула дверь в детскую и, увидев, что Слава уже не спит, сказала, что ждать его больше не может и убегает по делам.

«Отлично», – подумал про себя Белкин и так широко улыбнулся, что мама сразу всё поняла.

– Ка-ша! Чтобы полную тарелку съел! – погрозила она пальцем. – И вещи в стирку отнеси, они пахнут болотом!

Слава поднял вверх большой палец.

Когда мамины шаги стихли за входной дверью, Белкин, наконец, вылез из-под одеяла, быстро собрался, запихнул свою вчерашнюю одежду в большой холщовый мешок с нарисованным на нём красным маркером номером квартиры и вышел из дома.

На улице было совсем по-летнему: празднично солнечно и беззаботно радостно. Казалось, что вчерашний ураган, припугнув жителей города, побушевал лишь на окраине, а сам Васильевск обошёл стороной.

Малышня у подъезда рисовала мелками на асфальте, соседи устанавливали деревянное пугало на клумбе с цветами, кто-то торчал ногами из-под старенького легкового автомобиля и гремел инструментами.

Воздух ещё не прогрелся, но уже замечательно пах свежей травой, ярко-салатовыми молоденькими листиками и горчил одуванчиками.

В доме, где жили Белкины, как и во всех пятиэтажных домах Васильевска, была устроена большая постирочная, которая располагалась в подвале, и к ней вела отдельная дверь. Славе нужно было отнести туда мешок с одеждой и оставить его рядом с такими же соседскими, чтобы вечером мама принялась за стирку.

Но сначала он отвлекся на пугало (оно получилось смешным, а не ужасающим: в огромной соломенной шляпе с оранжевой лентой), потом постоял у грузовика, попрыгал в классики с малышами, поглазел на воробьёв, таскающих хлебную корку по двору, и очнулся, когда в кармане кофты внезапно заёрзал и зазвонил телефон.

– Белкин! – закричал из него Толя, когда Слава нажал на клавишу со значком трубки. – Ты где?

– Дома.

– Время видел?

– Да, – ответил Слава и потёр правое ухо, – я быстро! Вещи закину и к тебе.

– Быстрее! – выкрикнула трубка, и в ней раздались короткие гудки.

Белкин подбежал к постирочной, рванул на себя старую деревянную дверь, влетел внутрь, запнулся о порог и растянулся во весь рост на ступеньках. Мешок с одеждой выскользнул, пролетел вперёд и скатился по лестнице к стоящим рядком стиральным машинам.

«Уффф…» – выдохнул Слава, поднялся c пола и отряхнул пыльные колени. – «Если бы оно тут все разлетелось…»

Он прикрыл за собой дверь, осторожно, цепляясь рукой за железные перила, спустился вниз и поднял мешок. Осмотрелся.

Слава бывал здесь не часто. Обычно в подвал приходили взрослые, чаще всего мамы или бабушки, устраивали большие стирки и уже чистое бельё звали поднять мужчин: корзины с мокрыми вещами были очень тяжёлыми. Но если надо было принести пару-тройку вещичек, то помогали дети. Вещи складывали в специальные мешки, на которых ярко и крупно писали номера квартир, крепко завязывали и оставляли у пустой стены, чтобы те никому не мешали.

В этом небольшом и тёплом помещении почти всегда было светло. Утром и днём свет проникал с улицы через три небольших зарешёченных окошка, и его хватало, чтобы рассмотреть номер квартиры на мешке, не спутать свой с чужим, заправить стиральную машину порошком и выйти на улицу. Вечерами или короткими зимними днями сразу при входе щёлкали выключателем, который зажигал единственную лампочку в центре низкого потолка.

По всему периметру пола тянулась длинная узкая труба центрального отопления, выкрашенная в тот же унылый серый цвет, что и стены. Несколько раз она лопалась, постирочную заливало кипятком, и местная ремонтная бригада позже долго откачивала воду из подвала. Потом помещение нужно было проветривать, открывая не надолго входную дверь, но жители то ли забывали это делать, то ли ленились, вода разрушала краску, испаряясь, каплями висела на потолке, со штукатуркой падала вниз и превращала постирочную в самый настоящий парник: хоть шампиньоны разводи, хоть лук выращивай или помидоры.

Сегодня здесь тоже было влажно: то ли кто-то тащил дырявый таз с плохо отжатыми выстиранными вещами, то ли сквозь решётки залетал вчерашний дождь: весь пол был в небольших лужах, и в одной из них искупался мешок.

Слава держал его в вытянутой перед собой руке и смотрел, как с потемневшей ткани одна за другой капают, разбиваясь в пыль о бетонный пол, водяные жемчужины. Зрелище гипнотизировало! И если бы не телефонный звонок, на который следовало ответить, Белкин ещё долго стоял бы на одном месте и наблюдал за перемещением капель воды.

Трубка опять закричала Толиным голосом, Белкин опять сказал «я быстро», швырнул мешок к стене и уже собирался бежать к лестнице, как заметил, что верёвка на нём развязалась и часть вещей валяется рядом на полу.

Слава бросился к мешку и начал запихивать в него уже не совсем белую рубашку, майку и школьные брюки, в которых вчера попал сначала в реку, а потом – под дождь.

В этот момент кто-то открыл дверь в подвал, впустил сначала немного свежего майского воздуха, а потом – себя, увидел копошащегося на полу постирочной ребёнка и громко кашлянул, чтобы привлечь его внимание.

Слава поспешно поздоровался, затянул потуже верёвку и побежал к лестнице. Пнул мысом ботинка какой-то небольшой тёмный камень (тот отлетел к стене и провалился за трубу отопления) и, перепрыгивая через одну ступеньку, оказался наверху, у выхода.

«Драсьте», – Слава поприветствовал соседку с третьего этажа и, наконец, выскочил во двор.

На детской площадке, под деревянным ярко-бордовым грибком, сидел и лузгал семечки Толя.