Текст книги "Сила любви"

Инна Сола
Сила любви

«Меня ты узнаешь по косам…»

 
Меня ты узнаешь по косам,
Что цветом пшеничным играют,
И с музыкой медоносов
Слова обращаются в стаи.
 
 
Мой говор не громок, не медлен,
И ветер, его унося, все лето уносит
с собою,
Дождями, бедою грозя.
 
 
Без лета нельзя нам с тобою —
Без лета не будет зимы.
Без голоса не услышим
Шагов приходящей весны.
Тот голос вмещает так много,
Любовь над собою неся,
Тот голос шепчет любовью,
Страданьем и болью грозя.
 

Выбор

 
Я в бирюзовой поволоке сна,
Как в том стекле старинного бокала,
Тебя огнем на теле ощущала,
И тонкой свечкой догорала я.
 
 
Но разве это выход – все поменять
местами,
Проснуться и – не помнить ничего,
И ждать, и – не дождаться поцелуя
В свое горячее, неспящее чело.
 

«Островами-кронами платанов вечных дышу…»

 
Островами-кронами платанов вечных
дышу
И корнями их – запиваю,
И ветвями веков мирозданье крушу —
За окраину неба взмываю.
И от жизни той оторвавшись совсем,
Становлюсь частью света,
С приближением кометы-судьбы
Встрепенусь: Кто я? Где ты?
 
 
Голос Бога вселенная та – Любовь —
Не услышать не может, и – рождает меня,
И рождаюсь я вновь – так положено.
И к души моей центру спешу – всю себя
вспоминаю,
И любви исполняю долг – я любовь
рождаю.
 

Душе

 
Один раз в жизнь – алтарь, венец
Ты предрекаешь нам, Творец,
И аналой даешь ты для
Каждого из всех сердец.
И, выпростав из простыней дюймовые ладошки,
Мы опускаем их в купель, и – крест находим свой,
И им всю жизнь венчая, от храма, что внутри
души,
 
 
Ключи мы получаем.
И в храм души войдет лишь тот, кто не ленив,
И кто зажжет огонь добра, любви и веры,
И голосом своим умелым псалмы надежде пропоет.
 
 
И в том монахе на коленях узнаешь ты свое лицо,
Ему в наследие дано, чтоб было чисто и светло,
И в храме не погасли свечи.
 
 
А Ты, Господь, те свечи зажигаешь
Перед лицом своим священным,
И знаешь, что гореть им – миг,
Но этот миг любовью наделяешь
И нашу жизнь вмещаешь в этот миг.
 

Сладость-расплата

 
За шиворот мне – ветер морской,
Свежестью шею студит;
Дыханьем – своим вползает – в мое,
Воспоминания будит.
 
 
Напоминает о том, что не узнано
И о том, что еще необъято, —
О том, о чем только грежу сейчас,
Но знала когда-то, когда-то.
 
 
И сладость – дышать,
И сладость – будить,
И этим подарком – свята;
И вновь – забывать,
И вновь – вспоминать…
Длиною в жизнь – расплата.
 

«Дремать с бумагой и пером мне не в новинку…»

Тсолакис Георгию

 
Дремать с бумагой и пером мне не в новинку,
Я – словно мост меж двух миров, и в те миры
окно,
Где зеркала я разбиваю, и тайны те я обличаю,
Что душу бередят давно.
 
 
И в зеркало души твоей смотрю я,
Ее прекрасными чертами восхищаясь:
Я с добротой твоей давно не состязаюсь,
И в море нежности бросаюсь с головой,
И не спешу спасать себя, к рукам твоим
касаясь.
 
 
И из фамилии твоей возьму четыре буквы я,
А ты достоин всех своих восьми.
И в штиль, и в бурю, не изменив души цветам
златым,
Я знаю – ляжешь за меня костьми.
 
 
И тайны раскрывать души твоей – прекрасно,
И не напрасно я тружусь, и тайну лишь одну
Для нас двоих я сохраняю вновь.
И тайна эта для меня одна – любовь.
 

«Моя кожа, как кружево ночи…»

 
Моя кожа, как кружево ночи,
Когда есть ты – сияет, мерцает.
Когда нет тебя, как дубленая кожа —
Сиротливо к стене примерзает.
 
 
Когда есть ты – руки твоей страсть
Раскрывает, берет, обнажает.
Когда нет тебя – каждой клеткой своей
Убивает меня, убивает.
 
 
И, когда в многолюдном общеньи
Сквозь ненастье обычных прохожих,
Пальцев рук тепло чувствуя нежных,
Обернусь, тебя чувствуя кожей.
 

Полезное

 
Мой друг Горацио, Италия была б тебе полезна!
А мне полезен солнца лучик, заблудший в паутине,
И осветивший даже логово паучье, застыв в его
лепнине.
 
 
Полезно липы вздоха-воздуха глотнуть,
И аромат весенний ощутить на воле,
И воздуха весеннего полет-круговорот
Познать в природе, и розы цвет увидеть поскорей,
И, цвет своею нежностью венчая, подумать
О друзьях и о врагах, за все обиды их легко
прощая.
 
 
Полезно чистой капле не дать упасть на грязную
дорогу, —
Ловлю ее в полете я ладонью.
Полезна чистота души – я знаю,
Лишь доброта имеет смысл – я верю.
 
 
За все полезное я жизнь благодарю
И, все полезности в себе тая,
Тебе полезною быть я мечтаю.
 

Петунья-фея

 
Рассыпав кудри колокольцев,
И ветром ввергнутая в дрожь,
По листьям собственным идешь
Цветами феи неприступной.
 
 
Рожденная из недр земли,
Ты претендуешь на свет мира —
Десятки глаз своих открыла
Во избежанье темноты.
 
 
Своей кипенной белизною
И стеблем, что не знает лени,
И неустанною игрою ты делишь
Свет на светотени.
 
 
Ты поделила свет на тень,
Владычество свое умножив;
Вот так бы мне – не обезножив,
Осилить все, чем полон день.
 

Бесприданница

 
На плавучей той станции умерла бесприданница,
Под монету судьбы, разыграв на орла.
И, спугнув птицу белую души улетающей,
Все звенели цыганские голоса.
 
 
И росой плачут склоны родные, приволжские —
Не впервой увидать им ту странность людей,
Что так любят без продыха, и гуляют без времени,
И, как песнь, испевают жизнь любимой своей.
 
 
Женихом отпоются все песни цыганские,
И костюмы обносятся все до нитки – сполна,
Но одно не проносится и не продырявиться —
До краев, до отчаяния в его сердце – тоска.
 
 
И, живя с той, другой, нелюбимою, коротает дни
по часам,
А ночами цыганскими, звездными по глазам тем
скучает,
Бесприданницы той глазам…
И любовью своей окаянною, что дала взвод смерти
часам,
Понял – погубив свою бесприданницу, без
приданого остался сам.
 
 
Ну, а та, что любила – любит: до краев, до конца и
вновь,
И приданое не забудет, а приданое нам – любовь.
 

«Он сказал, что вся жизнь эта – сон…»

 
Он сказал, что вся жизнь эта – сон,
Сон и – звезды, мечту нам дарящие,
И те странные встречи с луной,
Лица абрис мой холодящей.
 
 
И что запах весны – лишь мираж,
Ненадолго с ума нас сводящий,
И что капля дождя – слеза,
Из души моей исходящая.
 
 
Что касания рук – тепло,
Как то солнце – уйдет, закатится,
И судьба, – потому что сон —
не простит и не раскается.
 
 
Все пройдет, пролетит, просочится,
Взмах ресниц лишь будет в конце.
Ты сказал, что вся жизнь – это сон,
Но так явно болит мое сердце…
 

«Мой поцелуй стеклу я доверяю…»

 
Мой поцелуй стеклу я доверяю,
Но – не губам твоим,
И твои губы только повторят
Через стекло рисунок губ моих.
 
 
Ты даришь поцелуи, как сласти
раздаешь,
И в этом вижу я свое несчастье.
И легкость поцелуя своего,
Как серебро ты отдаешь,
И золото моих губ получить —
Стремишься к власти.
 
 
Ничто не постоянно в этой жизни —
И тополь, что любовь венчал,
Уж сбрасывает листья.
И ветер нам конец любви,
Должно быть, наколдует.
Так почему же в первый раз
Сама тебя целую?
 

Билет мой – грусть

 
Спасибо времени мгновенью,
Что за руку твою держусь,
Но знаю, что за время,
Неподвластное терпенью,
Своею грустью расплачусь.
 
 
У времени терпенья нет,
Но не замедлит бег своей
Реки и не убежит вперед,
И плот дрейфует мой
Меж этих двух широт.
 
 
Мне направление мое не поменять,
И, вопреки течениям реки, я за
мгновения
Любви твоей борюсь;
И ты мою ладонь разжать
не торопись —
В моей ладони лишь одно:
Билет мой – грусть.
 

«Пичужку ту не узнают…»

 
Пичужку ту не узнают,
Не узнают и сколько ей лет,
И голос ее не услышат,
И глаз не увидят вовек, —
Она затаилась в грудине,
Где бьется горящий комок,
Где песни свои впускает
В кроваво-текущий поток.
И, с каждым днем прорастая,
В словах дорогих звеня,
В себя мою душу впускает,
Слова любви говоря.
 
 
И так до меня было вечно,
И после меня будет впредь —
Любви крылатой пичужкой
Над морем людским лететь.
 

Последняя попытка

 
Последняя попытка в воскрешениях моих…
О, дай, Господь, мне силы,
Разбив себя на атомы, нырнуть в пучину
мироздания
И воскресить себя тем светом, что воскрешает
В вечности слова, проходит через смерть и сквозь
могилы.
 
 
О, дай мне силы на попытку увидать, как в
вечности
Расходятся и сходятся мосты случайностей
людских.
И боль понять, и через боль пройти.
И с болью, кровью, мясом вырвав гвозди из
ладоней,
Очищенную мою душу ладонями своими
обласкать,
И к роднику поэзии припасть губами жадными,
сухими.
 
 
И лоскуты души моей, чью плоть изрежут жизнь и
настроенья,
Лишь добротою обмерять, сшивая.
Дай силы говорить или молчать о том,
Чем сердце говорить или молчать повелевает.
 
 
И распинать себя на слово, рифмы, строки,
На боль и счастье полагаясь вновь,
И, возрождаясь через боль и муки,
И возносить, и воспевать любовь.
 

Любовь

 
Синее небо безбрежное,
Стань колыбелью моей;
Облако хрупкое белое —
Нет одеяла нежней.
Нет колыбельной прекраснее
Радостных криков птиц.
Нет и не будет в помине здесь
Злых, равнодушных лиц.
 
 
Не состязаясь с вечностью,
Вечен ты сам – неба свод,
С радостью поднебесной
Воздух вьет хоровод.
 
 
Все в этот день так благостно,
Чисто и так светло…
Кажется, я бывала здесь
Когда-то очень давно.
 
 
Жизнью строкой написанной,
Я появлюсь здесь вновь,
Дочерью Бога Всесильного
Станет сегодня Любовь.
 

Певунья с Калемноса

 
Галька – зернами невзросшего зерна,
Чайки в серо-белых палантинах.
Губками все впитаны до дна
Слезы девы Калемноса милой.
 
 
Тысячей проплыли облака, —
Стада их овечьего не счесть,
А слова еще звучат, слова —
Песня сердца с гордостью и честью.
 
 
Высушены днями русла губ,
Что словами нежными поют.
Сеть морщин не возвратит улов
Юных грез и сладких женских снов.
 
 
Вечность собрала по часу день,
И прервала птичьих крыл полет.
Те, кто слушали, уже ушли,
Но не петь – не петь она не может —
Песню, словно счастье, раздает.
 
 
И поет – чтоб слушали ветра,
И дышали расстояньем верст.
Людям песня – словно два крыла,
Ночи – лунной золотой каймой.
Для земли поет – чтоб быть траве,
Матери – заботой о дите.
Ласточке – как веточка в гнездо,
Счастью – чтобы было там,
Где быть должно.
Песни красота – чтоб цвесть цветку,
Путнику уставшему – чтобы нашел
в тени покой.
И для снов – чтобы присниться нам
с тобой.
 

Стихия

 
Стихи – моя стихия.
Всем естеством ликую.
В стихии бредом – тело,
А в теле небред – духом.
 
 
Топорщатся, как кудри,
Словами глаз волнуя;
Мне в праздник ваши рифмы
И строки – поцелуем.
 
 
Перечеркнут банальность
Сокрытого бесчестья,
Чтоб возродиться сердцем
Моей щемящей чести.
 
 
Входя в поток природы,
Врываюсь в суть нежданно,
И вехи рифм упрямых
Показывают броды.
 
 
Стихом я исплетаю
Все мира узнаванье,
Как взрыв моя стихия
В процессе мирозданья.
 

Борису Пастернаку

 
Душа твоя, как эхо звонкой птицы,
Как тонкий дым елея в куполах природных;
Душой своей ты омывал жестокие
И грубые породы, отыскивая
Золотые зерна в сердцах из меди.
 
 
А если бы нашел – всем своим светом
Встрепенулся бы; и пестовал, и закрывал
От холода закатным покрывалом,
С рассветной думою своей бы клал
И, думая об этом крохотном зерне,
О поле бы мечтал пшеничном необъятном.
 
 
Твоя душа, как совершенство формы
Оливы листьев и лепестков жасмина,
Что плодоносят не плодами – миром,
Всей красотою мира, и окропляются
Благословленьем Божьим.
 
 
Рисунком крыльев твой размах очерчен,
Весенним шлейфом – радость за тобою,
И, чтобы о тебе писать, не надо средоточить
Нервы, лишь сердце отпускать свое с тобою.
 
 
И плачу я с тобою вместе, и слезы
расставляют
По местам все «лишь» и «как»,
И слово о тебе – молитвою,
И слово «лишь» становится большим,
Когда живет и озаряется тобою.
 

Свобода

 
Мне милостью судьбы
Дано читать на небе строки,
Что с синью смешаны в горсти Его руки;
Поделены на линии ладоней,
И чувств значеньями разделены.
 
 
На солнце сыграны виолончелью моря,
Волнуя горизонт натянутой струны;
В них плещется души моей Свобода —
Святая птица из Его горсти.
 
 
Крылом своим смахнула рабства кокон,
В тесных его руках заржавели ключи.
Открыла двери мне туда моя Свобода,
Где главное – как яркий свет в ночи.
 
 
Дыханьем дня растворены оковы —
Покрои ложные моих земных одежд;
Теплом охвачено нагое, непреложное,
То, что Свободы голосом Любви творит
обет.
 

Молитва

 
Господь мой Бог, не выстоять – не смею,
И, чтоб пороку душу не отдать,
коленопреклоненной
Быть, как Ты, сумею; молюсь, чтобы
услышать
Волю – Твою, и в ней смирение – своей
узнать.
 
 
Я буду кланяться, смиряя плоть и душу,
Читать молитву Честному Кресту,
И знать, что ненависть еще живет
на свете,
Но ненавидящих уже не сокрушу.
 
 
Так дай же нам той мудрости и чести,
Чтобы предстать перед Тобой не как
рабы;
И сил, чтобы суметь последнее отдать,
Если захочешь Ты.
 

«Ортодоксальная Эллада плени меня своею литургией…»

 
Ортодоксальная Эллада, плени меня своею
литургией,
И душу закричать заставь, и нищими своими на
паперти
Мне сердце разорви, и на коленях пред Христом
Венчай меня своею набожной рукой со всем
страданием людским.
И до, и ныне – распластанную мою душу в расход
пусти,
Все обращая в дух и слово своих псалмов.
И, умирая в Страстную пятницу с Христом, и дух,
и плоть мою
Разорванные на куски – прими, и верою своею
заново создай;
И дай воскреснуть мне той музыкой святой и
мелодичной,
Что в каждом сердце будет петь, и птицей белой —
Вестником любви – взлетит с твоей руки.
 

Ты и я

 
Рукой по волосам ведя,
Я вдаль смотрю
И с вечностью не спорю.
Лазури капля – я в узоре бытия,
Тебе – быть цвета глубиной позволю.
 
 
На море света рябь —
Лишь всплески настроенья,
Солнца – игра, и наслажденье – морю,
А ты – над морем – небо без конца,
Без края – нежность – этого не скрою.
 
 
Когда пройдет столетье вереницей,
Не смей дрожать и закрывать глаза —
На нашей глубине оно не отразится,
Мы – вечны: цвет и небо, ты и я.
 

Память

Памяти Б.Л. Пастернака

 
Твоя душа вплелась в меня цветами,
С корней ее янтарный мед ловлю;
Лишь годы тела стеблем высыхают,
Но ярок цвет – его по вкусу меда узнаю.
 
 
Иду по кругу, лепестки считая,
И, кругом памяти тем становясь,
Я о начале бесконечном песнь пою.
В непреломленный цикл – в себя тебя
вбираю,
И голосом своим я эхо воскрешаю,
И голос твой в том эхе узнаю.
 

Быть поэтом

 
Неравнодушное лицо мое
Так трудно вывести теням из света;
Босая, с посохом стою.
Неравнодушием, как золотой монетой,
Ему я за ответ плачу на мой вопрос:
«Как сделать так, чтоб быть всегда поэтом?»
 
 
Чтобы руками-сучьями отважно простираясь к
небу
И, сбрасывая спелые плоды, мне в тот же миг
Ладонями крестьянских рук умелых
Все солнце отделить от кожуры.
 
 
Чтобы от блеска рыбьей чешуи глаза, сгорая,
Волною заливали пенной жар;
И рыбака зрачками свет играя,
От странных их сетей меня бы ограждал.
Чтоб быть вплетенной васильком – кусочком
неба —
В венок из ржи прекрасный косаря,
Чтобы, закинул голову и синь увидев,
Все небо сотворил бы из меня.
 
 
Быть тем иль этим, и – не знать покоя,
Быть миром, проникающим в миры;
Владеть и властвовать солнцем из кожуры,
Любовью ослепленными глазами рыбака
И неба синевою.
И жду я от Него ответ; так исступленно
Только может ждать поэт ответа на вопрос:
«Как вечно быть собою?»
 
 
Как сделать мне порок – порогом,
Чтобы, переступив его единожды,
Не соблазниться следом?
Какую тьму должна пожертвовать я Свету,
Чтоб видеть, слышать и дышать – душою,
И значит – быть поэтом.
 

Бабушке

 
Словно в зеркало, смотришься
пристально
И находишь себя во мне.
Что так ищешь жадно, неистово
В непорочном детском лице?
 
 
Может быть, твое продолжение —
отражение я приму? Удостаиваюсь
Высокой чести я, принимая любовь твою.
Кареглазая, теплоокая, где твои доброта
И грусть? Как наследием – дарами
Бесценными осыпаешь ты горсть мою.
 
 
И, в студеную стужу ненастную мимо
Зеркала проходя, я весну – тебя увидала,
Разглядев в ней частичку себя.
 
 
Руки – теплые, сердце – нежное,
Все – от той, что звалася Анною,
Той, что жизнь земную жила,
А любовью любила – царскою.
 

Марина

Памяти М.И. Цветаевой

 
Марина.
Имя – в тебе иль в имени – ты,
И все одно – пучина.
Тверже воды агата – волной,
Воля – волна – Марина.
 
 
В сказанном слове – мыслью
до дна,
И вновь – грудью на скалы.
Знает: на скалы – обречена,
Но и волна – немало.
 
 
Душа, как птица, взлетит в
вышину,
Белые перья скинув,
Белую пену рукой ловлю,
Пена – судьба – Марина.
 

Музе

 
На беду иль на радость зашла я
В ту таверну, что манит глаза,
И краса средиземного моря мне
На стол вина поднесла.
 
 
Пригубить и уйти я хотела —
Слишком сладким казалось вино,
А отпив, не смогла, не сумела —
Затянуло в сладкое дно.
 
 
И заблудшей душой я стала,
Затерявшейся среди грез,
Путеводной звездою Муза
За собою меня ведет.
 
 
И уж вижу то, что не смею,
Не дано увидать без нее,
Капли крови горячего сердца
За вино отдаю ее.
 
 
Платой требует мою душу,
И получит ее сполна, —
Без винной, сладкой химеры ее
Душа мне совсем не нужна.
 
 
Прибрала, отравила, присвоила
Все, что было и будет мое,
И уж знает, что и жить не стоило бы
Без желанной любви ее.
 
 
Простовласой, босой иль в золоте —
Всякой буду любить тебя,
И мечтать, и грезить о горечи
И о сладости твоего вина.
 

«Никогда не знавала столь нежных я пальцев…»

 
Никогда не знавала столь нежных я
пальцев,
Столь тонких кистей не увидишь в толпе,
Порхают, как счастье и как несчастье,
Меня осеняя в любовном кресте.
И ягоды соком помажут мне губы,
Напомнив о клятве кровавой моей —
Их целовать и в праздник, и в будни,
Поить эликсиром любви своей.
 
 
И, жадно читая те письма,
Тех пальцев целуя след,
Я снова и снова любить их владельца
Даю сокровенный обет.
 
 
Но осень любви желтит страницы,
Пророчествуя холода,
И вот уж душа не может смириться,
Что чувство его – перелетная птица —
Уносится в никуда.
 
 
А строки звенят холоднее, —
Замерзшего сердца струна.
Как могут такие пальцы
Писать такие слова?
 

Телу

 
Раскрытым ртом я извергаю любви своей желанья,
Касанья твоих пальцев цветами в тело проросли,
И корни их разбили вдребезги и низвергают в
бездну
Той прежней близости моей воспоминанья.
И в данный сей момент на поле брани только
я и ты,
И чей огонь любви сожжет быстрей в познании
одним другого —
Все тот огонь, что слабость тела моего
в другого – силу
Превращает снова.
И губы прирастут к губам, нисколько не жалея
страсти,
И вдохновению любви подчинены, и не оспорят
этой власти.
И влага откровения земного из пор сочится, жажду
утоляя тех тел,
Что правила своей игры лишь знают и сладкие
минуты не считают
Своей земной любви.
И, восхваляя тело за то, что есть оно, – как ключ
в долину наслажденья,
Я грежу все о той любви, и кровотоком мыслей тех
любовных
Я сердцу возвращаю то, что в сердце быть должно.
 

Зачем ты такой

 
Зачем ты такой бесконечно гордец,
Зачем ты так бесконечно суетен,
Пойми же не это – мира венец,
И соль мироздания не вкусишь ты.
 
 
Ты помнишь все даты мои наизусть,
Но, милый, что мне с этого?
До сути твоей не доберусь,
Прячешь ее где-то ты.
 
 
Частями себя даря, даришь любовь
частями.
И лето любви увидеть зимой —
Разве такое возможно?
Любовь из осколков принять не хочу,
Такую принять – сложность.
Реши ж наконец, что важней для тебя:
Моя – любовь иль твоя – гордость.
 

«Кто ты, зверь сильногрудый, кружащий…»

 
Кто ты, зверь сильногрудый, кружащий,
Похищающий дочерей и сердца их разбивающий,
Нелюбовью любуясь своей?
Как понять твои губы и руки, что вонзаются, как
пчела,
И жизнь сердца любви докуки не познавшее
никогда?
 
 
Победителем хочешь зваться, жизнью хочешь
повелевать,
На пути том преграду строишь у любви, что
желаешь отдать.
Боги жертв нелюбви не приемлют, Боги жертву
любви хотят,
Страх твой и недуг – недоверие в храме любви
алтари крушат.
 
 
Отгораживаешься, обороняешься от врагов и от
друзей,
И от девы уж той отказываешься, что так хочешь
назвать своей.
Мнишь свою нелюбовь панацеей и от боли, и от
невзгод,
И одно понять не умеешь – сам себя ты сломал
давно.
 

Пещера Диру

 
Опрокинулся полдень стеклянной жарою,
Горизонты прохлады – невидимы;
А природою где-то храмы с колоннами
Через века воздвигнуты.
 
 
Как по срезу времен в лодке плывем,
След оставляем чуть видимый;
Так глубоко не дышала еще
Глубью Его обители.
 
 
Капля за каплей здесь тают века,
У капель границ не видно;
Воды – без края и без конца,
Свод – тишиною бдителен.
 
 
Залы: белый, розовый, золотой
Свет струят удивительный;
Под струи эти подставлю ладонь
За ради жизни, просителя.
 

Неспящие в ночи

 
Неспящие в ночи.
И пыл горячих углей
Оберегают кожей,
Сгорающей в ночи.
 
 
Неспящие в ночи.
В смятении сердца.
У жаркого камина
Покоя не найти.
 
 
Неспящие в ночи.
И все, что близко —
Жарко, и чувствуют
Любовь, как чувствуют
Тепло.
 
 
И знает уж душа —
Сегодня не замерзнет,
Но и сгореть не сможет,
Сгоревшая давно.
 

Начало

Памяти И.А. Бунина

 
Среди хлебов, цветов и трав – любовью,
Нежностью распятый, существованием объятый
Тех грез, что предвещает неба глубина и даль.
Мечтаешь, душою дышишь и – вдыхаешь
Той тайны сокровенную печаль.
И, в яростных раскатах грома, как в дивной
Музыке старинного органа ты слышишь
Ангелов небесных голоса.
 
 
И вот уж ты дрожишь и грезишь о рыцарских
Турнирах, и Робинзоном мир океанский
Покоряешь, и в лодке впечатления плывешь,
И ею воображением своим ты управляешь.
И, будучи ребенком, вспоминаешь жизни,
Что жил ты сотни лет назад.
И чуткая душа твоя тех сотен лет
Накопленный багаж в той башне памяти
Все сохраняет, в воротах древних у нее,
Как стражи, чутье и вкус стоят.
 
 
И Пушкин чародейством строк своих околдовал,
И Гоголь пробудил то чувство доброты и кары
Над всем злом, и высшую любовь открыл
И сердцу и глазам ребячьим.
 
 
Лиловая синь неба – ворота детства твоего,
И, проходя под ними, не позабудешь тех чудес,
Ту жизни полноту и чувство то божественного
Смысла, что как молоко впитал, и даже смерть
Те краски расплескать не в силах —
Лишь тело смерти ты отдал, а душу – жизни.
Им не бывать в могилах.