Текст книги "Поэтические зарисовки"

Ира Николаева
Поэтические зарисовки

Об авторе

Родилась в 1976 г. в городе Будапеште (Венгрия), в семье военнослужащих-врачей. Места службы отца – гарнизоны Казахстана, Крайнего Севера, город Рязань. Окончила среднюю школу в городе Тикси-3, на берегу Северного Ледовитого Океана, с золотой медалью, впоследствии – выпускница ММА им. И.М.Сеченова, с красный дипломом. В настоящее время проживаю в Москве. Кандидат Интернационального Союза писателей, член Российского Союза писателей. Свою первую книгу хотела бы посвятить моим любимым родителям Михаилу Васильевичу и Нине Васильевне, а также ушедшей бабушке Татьяне.

Венецианский карнавал

 
На площади Святого Марка
В год новый, где-то в феврале,
Венецианских ждут подарков
Во граде чудном на воде.
Играет музыка, веселье,
Вино струится из фонтанов,
И карнавальное похмелье
Сокрыто дымкою романов.
Мелькают маски Коломбины,
Здесь Арлекино, Домино,
Коварен облик Казановы —
То из веков привнесено.
Порхают веера, лорнеты,
Сверкают броши, диадемы,
В костюмы гости все одеты,
Их жесты грациозны, ленны.
В выси зажгутся фейерверки,
В руках – бенгальские огни,
А в кабачках открыты дверки
Для чужеземцев стороны.
 

Бабушкино рукоделье

 
Волокнисту пряжу вьет веретено,
Бабушка в избушке справит полотно,
Вышьет петухами, солнышко впрядет
И сошьет шелками тканевый полог.
Будет, как принцесса, внучка почивать,
Не подпустит бесов с пологом кровать,
На пуху перины сладок будет сон —
За уют беспечный – бабушке поклон.
 

Белые метели

 
Белые метели сыпали снежинки,
На окне узорном застывали льдинки,
Шелестели ветры утренней порой,
В шубках пешеходы шли по мостовой.
Торопились люди, кто-то – по делам,
Кто-то – на свиданье, кто-то,
может, в храм,
Вьюга всех равняла, кутая покровом,
Ветрена подружка той зимы суровой.
 

Березкины одежки

 
Березки ниспадало платье,
Листву сдул ветер-хулиган,
Стыдом сгорала осень-сватья,
И проклинала ураган.
Березка в лоскутах-заплатках
 
 
Склоняла ветвями главу,
Ей обещали шубку в святках —
Подарок к зимнему деньку.
Весной – сережки расписные
Да изумрудный сарафан,
А нынче веточки нагие
Ласкает ветер-хулиган.
 

Бой гладиаторов

 
На древней каменной арене
Толпится любопытный люд,
Ряды здесь встретишь поколений,
Пестрит все от вельмож и слуг.
В животрепещущем азарте
Они ждут схватки роковой,
Горят, гадают – ставки жарки,
Бьют об заклады головой.
Внизу красивой вереницей
Вот выйдут воины-мужи,
Забудут их с годами лица,
Но бой запомнится людьми.
Сраженье будет грандиозным,
Прольется на арену кровь,
Промчится смерть с косою грозной,
И жизнью ей не прекословь.
И, поджидая комплиментов,
К трибунам обратит свой лик —
За толику аплодисментов
Раб убивал и был велик.
 

Бродяга

 
По пустоши бредет бродяга,
В руках – холщевая сума,
В ней корка хлеба, водки фляга,
О землю мерно бьет клюка.
Что ночь, что день – различий нету,
Плетется он, судьбу коря,
Так тянутся несчетны лета,
Он молит, чтоб взяла земля.
Но нет пристанища, покуда
Отвергнут, видно, небесами,
Зароки от людского суда
И от сумы пропали днями.
 

В библиотеке

 
Средь царства книг, в библиотеке,
Средь переплетов дорогих,
Чей список точен, как в аптеке,
В порядке полки дум благих.
Здесь пыль неспешно оседает,
И запах красок новизной
В тиши, что мысли навевает,
О книгах скажет вразнобой.
Старушка древняя с вязаньем
Перебирает их листы
И молчаливым назиданьем
Попросит в зале тишины.
На полке спит усатый котик,
Сквозят журналы желтизной,
А в луже обсыхает зонтик,
Гостей, пришедших на постой.
 

Вальпургиева ночь

 
Майской ночью ненастной
Собирается шабаш:
Ведьмы, колдуны и черти
Кружат в плясках в этот час.
Месяц ясный серебрится
Над горою в той ночи,
Колдуны в безумном танце
Пляшут дико до зари.
Жжет костры нечиста сила,
Пьет вино, гуляет в мгле,
Ночь вальпургиева это,
В поднебесье, на горе.
Разгуляется веселье,
Колдовство взовьется ввысь,
То бесовское похмелье,
Что пером марает лист.
Хохот, визг и свистопляска —
Все смешалось в один миг,
Демоническую сказку
Лес увидел и притих.
Ведьмы к утру утомятся,
Напугав собой народ,
По пещерам разлетятся,
Шабаш новый через год.
Только страшные легенды
Забредут в соседний град,
Что несчастья, беды, лихо
Ночь несет, добро поправ.
 

Ведьма

 
Колдует ведьма над котлами,
В них взвары ядовитых трав,
Перчинки сыпет с пауками,
Тарантулами, пыльный прах.
 
 
Метлой помешивает зелье,
Кидает зубки злых гадюк,
С той каши – жуткое похмелье,
От пара аж низводит дух.
 
 
Потом сердитым заклинаньем
Скрепляет злое колдовство —
По книге чар-воспоминаний
Кладет ту маску на лицо.
 
 
И диво – молодость вернулась,
В косе исчезла седина,
Вдруг кошкой черной обернулась,
Пошла вершить свои дела.
 

Ведьмак

 
В старинной башне на скале
Ведьмак колдует денно-нощно,
И заклинанья на листе
Старинной книги неурочно
Написаны, в треклятой колбе,
В котлах вдруг зелье закипит,
Исчезнут тени часом в полдень,
А котик дверкой заскрипит.
Колдун в испуге всю округу
Продержит много-много лет,
Прохожему не станет другом,
Сожмет тот в страхе оберег.
Ведьмак погоду наколдует,
Нашлет селеньям ураган,
А жизнь свою на плахе сложит,
Дань отдавая злым кострам.
 

Венгерские платаны

 
Венгерский утренний туман
Сползает речкою молочной,
Укутав марлею платан,
Прощается со стылой ночкой.
Туманной дымкой скрыты сны,
Что видят вечные платаны,
Покой в них древней тишины
И линий тонких нотны станы.
Мелодия, как тихий шепот,
Что сеет легкая листва,
И слышится в ней горький ропот,
Вплетая в веточки слова.
И с обнаженною корою
Растут «бесстыдницы» вовек,
Прикрывшись пышною листвою,
Скромны, как будто человек.
 

Ветер-цирюльник

 
У березки косы —
не покрыть косынкой,
И стрижет цирюльник
прядочки по спинке.
Подвязался ветер быть стилистом леса,
Подровняет ветви мастер тот повеса.
Предложил березке новую прическу,
Чтоб не гладки косы-кудри
под расческу,
И завьет завивку солнца бигудями,
Дуновеньем ветра – любо то глазами.
 

Ворожея

 
Ворожила старушка
В первозданной избушке,
Рассыпала коренья, семена и плоды,
Отводила проклятья,
Пряча лик от распятья,
Колдовала старушка
От добра до беды.
Чтобы ясна дорога
Была тройке удалой,
Чтобы коням подмога
Во степи ледяной,
И летела повозка,
Кони мастию чалой,
По скрипучему снегу
Возвращалась домой.
Ворожила старушка
В своей ветхой избушке,
Растирала травинки
Между пальцами в пыль,
Но не внял рок колдунье,
Ветер свечку задунул,
И знахарки виденье
Превращалося в быль.
Превращала сказанья
Из древнейших заклятий
Во слова и виденья,
Что нам дарует хмель,
А пурга затевалась
Лунной ночью ненастной,
Снег кружил, обращаясь
В белоснежну метель.
Затерялися кони,
Их уже не догонит
Ворожба той колдуньи
Этой ночью лихой,
И заснул беспробудно
На трескучем морозе,
Завернувшись в тулупчик,
Тот ямщик удалой.
 

Городские цыгане

 
По пыльным улицам брел табор,
Цыганок разноцветна масть,
В руках и карты, и гитары,
Гаданьем сеют свою власть.
Бредут, цепляются к народу,
Чумазых деток за собой
Влекут в любое время года
К ночлегу поздно на постой.
Пестрят платки, цветасты юбки
Да кофты с чуждого плеча,
Блестят лукавые улыбки,
Бросают взгляды во глаза.
Заговорят, закружат словом,
Уйдет в гипнабельный все сон:
– Позолоти на счастье ручку,
Исполнится все чередом!
Разденут дочиста, разуют,
Что тем цыганкам – просто чих,
Уйдут с деньгами и без злости,
Я им вослед мараю стих…
 

Гусар

 
На балах помпезных – дамы да гусары,
Гостей – рой безбрежный,
разбрелись по парам,
Музыкой мазурка, старый менуэт,
Жарок танец в куртках,
ментик снял корнет.
 
 
Бряцает он саблей, ножки в сапогах,
Взгляд его расслаблен,
томно тянет к даме,
И шампанским лихо горло промывает,
Песню споет тихо – гостей удивляет.
 
 
На гитаре нотой подыграет песне,
В сад пойти охота – вечерок чудесен,
В том саду, в беседке, даме поклянется
Он в любви от сердца,
что с войны вернется.
 

Деревенские забавы

 
А на белой горке – саночки катали
На ледочке ломком, смазанные в сале,
И девицы с визгом
в клубах снежной пыли,
Паренечки следом санки торопили.
А рядком деревня, ярмарка шумит,
Конкурсы, частушки —
ярок зимний вид,
Бабы все солидно меж рядов шагают,
Мужички, те просто, пиво попивают.
 

Друид

 
Средь вековых дубов друид,
Общается он с духом леса
И длинным посохом шуршит
Средь трав, гоняя песней бесов.
И лекарь он, и врачеватель,
Знаток кореньев золотых,
Астрологический гадатель
Средь звезд – явлений смысловых.
Он варит зелья и отвары,
В грибах целебных знает толк,
И все его знаменья правы,
Он словно прорицатель-волхв.
 

Заблудший лес

 
Заблудились ноги, по чащобе бродят,
Видно, по дороге Леший хороводит,
Поломался компас, и сокрылось солнце,
Значит, водит за нос,
выльет зло до донца.
 
 
Деревья, нахмурясь, цапают за руки,
Затевалась буря, страшно —
не до скуки,
Ямы да пригорки, рытвины, ухабы,
Выйти б на задворки из того оврага.
 
 
Где же деревенька? Криками «Ау»,
Лес стоит, как стенка, эхо на слуху,
Темень подступает, ноченька близка,
Где ж брожу – кто знает,
день не задался.
 

Зима

 
Краса зима волчицей белой
Явилась на земли простор,
Хвостом-поземкою несмело
Мела заснеженный узор.
И воем вьюги неустанным
Звенела, рассыпаясь вдаль,
Неся в морозном этом эхе
Из века вечную печаль.
Расплакавшись весною тихой,
В берлоге скрылась на заре,
Чтобы вернуться целой стаей
Волков белесых в декабре…
 

Зимняя свадьба

 
Разгулялись вьюги, белые метели,
Постелили ночи снежные постели,
Взбили пух перины, думочки из ваты,
Едут к зимней стыни, да гостями сваты.
А жених-морозец, инеем усы,
Стынь – бела невеста дивной красоты,
И помолвку справят, свадьбу отгудят,
И зиме покажут праздничный наряд.
Отгремит застолье, гости будут пьяны,
Ветры все по трубам, да на фортепьяно
Отзвенит мазурка, стылая кадриль,
Выдержится строго заморозков стиль.
 

Ивушка плакучая

 
В болотистой озерной зыби
Грустила одиноко ива,
Шептала листиками рыбе,
Что грелась у корней лениво.
Плескалась рыбка в водоеме,
Ловила шепот в дремоте
И немо отвечала, словно
Ветвям, протянутым к воде.
Комарики звенели звонко,
От ребятишек сберегаясь,
И наклонялась ива ломко,
Плетьми плакучими склоняясь.
Роняла дождиками слезы,
Те канули в озерной глади,
И гнулась в ветреные грозы,
Листочков осыпая пряди.
 

Конь гнедой

 
Снежным долом раскинулось поле,
Конь гнедой здесь оставил свой след,
На равнинной той воле-приволье
Рысью мчит, не сдержавши свой бег.
На снегу – отпечаток подковы,
Весь пропитанный талостью вод,
С утра день начинается новый —
Ниспослал благолепием Бог.
Черный конь развернул к водопою,
Там зарей загорались стога,
Колыхнулася грива волною,
Сердце тронул тот миг волшебства.
 

Коррида

 
Средневековая жестокость —
Традиции испанской кровь,
Молва в народе многобока,
И за, и против – все злословь.
Идут те споры неуемно
О смерти бедного быка,
Одним коррида – бойня, словно,
Иным – потеха и игра.
Но не пустуют те арены,
Толпится зритель вновь и вновь,
Не ждет бык в душах перемены,
И копья в глаз бьют, а не в бровь.
Для жителей, гостей прибывших —
То лишь забава с развлеченьем,
Но алый цвет в глазах заплывших
Мелькнет плащом, моля прощенья.
 

Куртизанка

 
В покоях древних куртизанка
Под пологами прилегла,
Здесь мягкий пуф и атаманка,
И в позолоте зеркала.
Лежит игриво, в томной неге,
Любовник в створку – стук-постук,
Откроются дубовы двери,
И появится милый друг.
На ней златые украшенья,
Китайским шелком пеньюар
Предстанет сладостным виденьем,
Нырнет в любви утех угар.
Пластинку включит в патефоне,
Приглушит слишком яркий свет,
В бокалах винных перезвоне
утопит скуку прошлых лет.
 

Медиум

 
В каморке старой и глухой —
Всесильным медиумом житель,
Все в амулетах с ворожбой
Имеет дело душ обитель.
На полочке стеклянный шар
Сияет древнею загадкой,
Передается веком дар,
Здесь маг сидит с куриной лапкой.
Впадает в транс он, ворожит,
Взывает к душам с упоеньем,
И в трепете народ дрожит,
Сгорая страхом в изумлении.
И в спиритический сеанс
Он в мир умерших проникает,
Споет средневековый станс
И душу вызовет из рая.
 

Мечты бродяги

 
Голова бедовая, долюшка печальная
И сердечко хворое да дорога дальняя,
Пульсами отмерит жизни каждый шаг,
Часиками сверит —
много ль жить, бедняк.
 
 
Шел бродяга тропами,
сердце колотилось,
Отмеряло сроками,
к горлышку катилось,
Может, в доме, с краешка,
ждет его ночлег,
Где отрежут краюшки
мягкий теплый хлеб.
 
 
Долюшка бездомная,
может в монастырь?
Там монахи скромные, и трудами быль,
Так идет он, хворится пылями дорог,
И сердечком молится —
вдруг поможет Бог.
 

Мистическая гроза

 
В набат гремели ветры, громы,
И дождь в литавры бил, звеня,
И вспышки молний – адом словно,
А раем бьют колокола.
 
 
И страх, и трепет восхищенья
У мистики на вираже,
Прочь отодвинуты сомненья,
Что Бог и Черт живут в грозе.
 
 
Бежали ноги, торопились,
Стучало сердце, пульсом ритм,
А свыше небеса пролились,
Грозой трубила пламень битв.
 

Молитва бабушки

 
В темной горенке лампада
да святые образа,
Воск свечей как водопадом плавится,
течет слеза,
Тени колыхнутся тихо,
обрамляя строгий лик,
Бабушка в избушке этой молится
и ночь не спит.
 
 
Просит Боженьку о внуках,
чтобы ясны были дни,
О дожде, раз поле сухо, после —
солнышка лучи,
Чтоб коровка отелилась,
чтобы в ведрах молоко,
А еще, чтобы простились все грехи
и зло ушло.
 

Нечисть

 
Во болотах, в диких чащах,
Живут леший, водяной,
На озерах рядом с рощей,
Песнь русалочки порой.
Нечисть – та с добром не дружит,
Родичи Бабы Яги,
Той, что в ступе своей кружит,
Ночью темной, где нет зги.
Во избушке черный котик,
Ухает там филин злой,
Детушек крадет Яговна,
Что приходит на постой.
По лесу тот люд блуждает,
Страшны сказки, словно сон,
Нечисть хмурая лукавит,
Ждет в болота на поклон.
Напугавшись этой яви,
Знать велик у страха глаз,
Были-небыли слагают
О проклятьях каждый раз.
Дома ж тоже нет покоя —
Шалит, играет домовой.
И к поднебесью ночью льется
Коварный грустный волчий вой…
 

Нищий скрипач

 
Усталой паперти асфальт,
Здесь нищий днюет и ночует,
Глаза устремлены в злу даль,
А тело ноет, ног не чуя.
На скрипке пилит он уныло,
В чехле рассыпаны монеты,
Бежит толпа, здесь все не мило,
И тянутся рядами леты.
Над городом мелодия льется,
В ней вся тоска по лучшей жизни,
А рядом пес бездомный вьется,
На хлеб взирая с укоризной.
Промокли ноги, пальцы стерты,
На струнах капельки воды,
И ветра дуют – злые норды,
Скликая горести беды.
 

Ночной воздыхатель

 
Воздыхатель ночью под окном у дамы,
Видно, начитался книжек
с Дон Жуаном,
Нежных нот романсы
под гитару льются,
Взгляды полны ласки —
из окна ж смеются.
 
 
Из-за занавески глянет глаз маслиной,
Воздыхатель светский
цветики за спину
Спрячет и поднимет музыки октаву,
Все про черны очи,
про цыганску славу.
 
 
В полночь из-за шторки
появится ручка,
Растворятся створки,
с окон света лучик,
И на мостовую упадет записка —
Белою листвою —
знать свиданье близко.
 

Одинокий клен

 
Как грустил бел клен под моим окном
Неприкаянный одиноким днем.
В зиму-зимушку в белом ватнике,
С пуха мягкого да хлопчатника.
Разговаривал – да с метелицей,
Той, что маялась дня безделицей,
Пели песенки в паре с ветрами,
Ведь гуляки те – да отпетые.
Обниму я клен, прикоснусь к коре,
Сверху снежный ком – да по голове,
Так обидою он прогонит прочь,
Тем, кто одинок – не смогла помочь.
 

Печальная свадьба

 
Пировалась свадебка —
распускались косы
У невесты-маковки, а глазами слезы.
Ведь жених постылый,
тот купец заезжий,
Ваня – сердцу милый,
та любовь безбрежна.
Мамки, няньки шепчут:
«Погляди – богатство!»
На душе не легче —
как бы не сорваться.
Как бы не убегнуть в пруд,
в воде топиться,
А купец дородный —
в спальню торопится.
 

Пират

 
Пират-бродяга волн бескрайних,
Морей религия седая,
Он в океане гость случайный,
Все рыщет, отречась от рая.
Веселый Роджер черно реет,
Пугая черепом с костями,
На море страх и хаос сея,
Он беспощаден злыми днями.
Пират тот не боится бури,
Он вступит с ней в неравный бой,
Не страшен визг летящей пули
И сабли скрежет озорной.
Он полон мужества и злобы,
Как истый волк шумных морей.
Добычу увезет в берлогу,
На берега чужих земель.
Смерть и расплата не пугают,
Он сложит голову в петле,
На виселице, прям на рее,
Окончит дни, молясь волне.
 

Подружки зимушки-зимы

 
Метелица завьюжит стужей
И созовет на зимний пир
Снежинок-девушек подружек,
Чтоб забелить снегами мир.
Они проводят хороводом
Унылой осени пору
И во денечки Нова года
Затеют с вьюгами игру.
Весною же уснут устало
До новой зимушки-зимы,
А масленица раскидает
По всем дворам свои блины.
 

Пчелка

 
В духмяном улье как-то в мае
Проснулась ранняя пчела,
Расправив крылья, улетая,
Жужжала, песенку вела.
О том, что на цветущем луге,
Ее ждут белые ромашки,
В веселом том подружек круге,
Мед соберет по всем овражкам.
В корзинки набралась пыльца,
Вернуться обещала к утру,
А в улье пчелки – мал-мала —
К столу ждут сахарную пудру.
 

Разбойник

 
Разухабилась дорога,
Кони скачут – пыль столбом,
То разбойнички гуляют
На приволье белым днем.
Ружья бряцают в заплечьи,
А на шее оберег,
Кони кружат в междуречье,
Ищет жертву злой абрек.
Тот абрек – родов изгнанник —
До разбою подался,
Бродит он, как хищный странник,
Жизнь – без крова, без жилья.
Конь гнедой храпит, топочет,
Чует прибыль с далека,
Всадник с гордою осанкой,
Рысью мчит, щуря глаза.
Во дали купцы с похмелья,
Жарок был базарный день,
Не видать сквозь сонну дрему
Ворона лихую тень.
Налетел разбойник вихрем
На дороге между рек,
Не изведал сердцем жалость
Злобный горец тот абрек.
Кровью залита долина,
Конь поклажу унесет.
Ну а косточки бедовы
Ворон черный все склюет…
 

Русалки в русских сказках…

 
Русалки в русских сказках —
Недобрые девицы.
Поют и дарят ласку,
А сами мастерицы
Губить простых прохожих,
Что на берег захожи,
А также моряков,
Даря им песнь без слов.
Девицы защекотят,
Затянут в свои сети,
Мелодией чаруют,
И тянут руки-плети.
На дно с собой утащут,
Там вечный будет сон,
А после рассмеются
С лукавым огоньком.
А в полнолунье блещет,
Сверкает чешуя,
Прелестницы играют,
Сокроет их волна.
Русалки в русских сказках —
Девицы не с добра.
Хохочут, плещут в водах,
Но гибельны всегда…
 

Север

 
Бескрайний север снежным чудом
Проникнул вкрадчиво во взор,
Раскинувшись полярным кругом,
Ласкает взгляд снегов узор.
 
 
Бежит упряжка удалая,
Собак лохматых слышен вздох,
И лай несется, не смолкая,
Вдали завиделся дымок.
 
 
Стоянка близится уж скоро,
Горит костер, кипит котел,
В ночную призрачную пору
Снежок дорожку всю замел.
 
 
А поутру оленей стадо
Пройдет за сопку по снегам,
И вновь помчатся псы устало,
Их встретит ветер-ураган.
 
 
Завьюжит вьюга и завоет,
Пурга затеется игрой,
И диво – выйдет дневной ночью
В сиянье месяц золотой.
 
 
Вокруг блеснет, зажегшись, всполых,
Затмит аж звезды из выси,
Пурга все скроет уж и долу
Накинет белые платки.
 

Синичкины сны

 
Сон сморил синичек —
прям на проводах,
Стайка зимних птичек
видит небо в снах.
Как крыла расправив,
желтенькую грудь,
Мчат за семенами
в долгий длинный путь.
И над зимним лесом снами пролетали,
Перышками веса на ветвях качали,
Как клевались зерна,
сытость подступала,
Как еще птенцами – мама ворковала.
 

Собачья упряжка

 
В даль по снежной, да по тундре
Мчит упряжка волчьих псов,
Цветом серого корунда
Шерсть собачьих полукров.
Позади с шестом погонщик
В шубе, шапке и унтах.
С посвистом, как будто гончих,
Псов понукает в ветрах.
Вожаком у той упряжки
Старый опытный самец,
Сзади ж, лязгая по ляжкам,
Наступает пес-юнец.
Тот вожак плечом подвинет,
Скинет наглого щенка,
Вздыбнет шерстью соболиной,
В миг осадит наглеца.
Впереди селенье блещет
Огоньками от костров,
Псам покой уже мерещит
Да похлебка – слаще снов.
По ночи свернутся туго,
Нос закроют да в сугроб,
Согревая дружку друга,
Обретая лунный кров.
 

Спящий Посейдон

 
Спокойно дремлет Посейдон,
Пучину моря охраняя,
Безбрежной гладью его дом
Полнится жителями рая.
Играют рыбки на волнах,
Беспечно плещутся дельфины,
Свернулись тихо на ступнях
Коньки морские в хлопьях тины.
Плывут хрустальные медузы
У его спящей головы,
Все описать не хватит прозы,
И недостаточны стихи.
Пучина дремлет лишь до срока,
Пока не встрепенется царь,
Взмахнет жезлом и ненароком
Разбудит океана даль.
 

Средневековая блудница

 
Блудница в круге похотливом
Средь вздохов, рук чужих и губ
Снимает лоск неторопливо,
На плахе плоть кладет на сруб.
Нужна тому, кто ей прикажет.
Кровь разольет по кубкам с ним,
И после ноченьки куража
День растворится в сизый дым.
Слезами горькими омоет
Свой быт и пагубность греха,
И та душа, что часом ноет,
В костре исчезнет колдовства.
 

Старенький садовник

 
В саду с лопаткою и лейкой
Садовник сгорбленный сидит,
Под тенью липы на скамейке
Он песню про себя бубнит.
Любуется своим твореньем —
Цветами, клумбочки, кусты.
Подстрижен сад, под яблонь сенью
Роятся тучи мошкары.
Все прибрано, дорожки чисты,
Фигурки сказочных зверей.
И в ауре тех дней лучистых
Он отдыхает без затей.
 

Старинный замок

 
Пустоты одиноких залов,
Что в замке притаились мгле,
А ранее балов немало,
Пиры играли в прошлом дне.
Сейчас завешены картины,
Мутны старинны зеркала,
И от гардины тени длинны
В проеме пыльного окна.
Мрачны и башни, и бойницы,
Весь погреб винный в паутине,
Веками канули зарницы,
От войн осталась память ныне.
Вкруг замка ров с водой широкий,
Мостки, ограды, дерева,
А от ворот – каменьев блоки,
Орудий в патине глава.
Поросли мхом зелены стены,
В них выбоины от боев.
И так стоит тот замок немо,
Забывши счет своих годов.
 

Таверна-кабачок

 
Под сенью рощи притаился
Пузатый домик-кабачок.
И днем, и ночью свет в нем лился,
На скрипке стрекотал сверчок.
Прохожего встречал радушно,
Даруя скатерть-самобранку,
Звенели в нем стеклянны кружки,
Шел пир горой – все наизнанку.
Цыган в том кабачке с гитарой
Все вторил доброму сверчку,
Гуляли свадьбы, просто пары,
Здесь наливали новичку.
Завсегдатаи бились в карты,
Горели споры и камин.
И в том нешуточном азарте
Терялись и хандра, и сплин.