Текст книги "Шанталь"

Глава 4

Карета неслась по неровной дороге с такой скоростью, словно мы спасались от самого дьявола. От сильной тряски меня без конца бросало из стороны в сторону. Благо что я не ела последние сутки, иначе меня давно бы уже вывернуло самым неприличным для девицы образом.

Местность, мелькающая за окном, была незнакома мне, ни разу до этого не покидавшей Берри и сейчас понятия не имеющей, куда меня везут, а главное – зачем?

Я давно уже перестала считать повороты, сделанные на полном ходу, когда возница решил надо мной смилостивиться и остановился. Услышав речь, я выглянула в окно.

Судя по тому, что я видела, мы находились на каком-то постоялом дворе. Мой спутник спустился с козел и сейчас о чем-то шептался с низеньким, кругленьким человечком в фартуке, беспокойно озирающимся по сторонам. Но, как бы я ни напрягала слух, расслышать ничего не удалось.

Между тем толстячок в фартуке что-то ответил моему спутнику, после чего поспешил скрыться внутри.

Подавив нелепое желание воспользоваться моментом и удариться в бега, я осталась сидеть на месте. Бежать я всегда успею. В первую очередь нужно было выведать, что все-таки происходит и какое отношение это имеет ко мне.

Тем временем мой спутник вернулся к карете. Сняв шляпу, он открыл дверцу и любезно предложил свою руку, вполголоса посоветовав опустить голову пониже.

Это был немолодой человек лет пятидесяти. Судя по выправке, в прошлом, возможно, служил в армии. Его седеющие волосы были аккуратно собраны сзади простой черной лентой в хвост. Одежда простая, без изысков. Скорее всего, он стремился ничем не привлекать к себе излишнего внимания. Черты лица грубые, но не отталкивающие, в целом ничем не примечательные. Так выглядело большинство проходящих мимо меня людей. Столкнувшись с ним на улице, я никогда бы не обратила на такого внимания. Возможно, именно к этому эффекту он и стремился.

От долгого сидения в карете ноги сильно затекли и отказывались меня слушаться. В воздухе витали запахи конского навоза, свежего сена и нечистот, смешивающиеся с потрясающе аппетитным ароматом жаркого, который доносился каждый раз, когда кто-то открывал дверь в помещение.

Голодный желудок тут же напомнил о себе жалобным урчанием, скрыть которое, несмотря на все старания, не удалось. Мой спутник понимающе хмыкнул, но повел меня не туда, где стояли столики, а наверх, на второй этаж, где снял для нас комнату.

Войдя внутрь, при виде небольшой кровати в углу я сначала оторопела, а затем меня как кипятком ошпарили. Резко повернувшись, я уже собиралась высказать мужчине все, что я о нем думаю, но он меня опередил:

– Присядь, нам нужно поговорить.

Захлопнув открывшийся рот и решив, что поскандалить еще успею, я придвинула к себе тяжеленный стул и с видом великомученицы уселась на самом его краешке, сложив руки на коленях, как нас учили в монастыре, и вся превратившись во внимание.

– Слушаю вас, месье. Может, для начала соблаговолите представиться?

Без лишних церемоний он подтащил ближе второй стул и сел напротив, скрестив руки на груди.

– Ну что же, думаю, самое время познакомиться. Меня зовут Клод Люпен, я – доверенное лицо и правая рука его величества…

– Короля Людовика? – перебила я, от удивления подскочив на месте.

– Сядь и успокойся. – Он жестом дал мне понять, что не станет продолжать, пока я стою. Послушно вернувшись на место, я во все глаза уставилась на Клода.

– Нет, не Людовика. – Он усмехнулся при виде разочарования, невольно отразившегося на моем лице. – «Короля Тюн».

– Кого?..

– Ты знаешь его под именем Жиль Фонтана. Он является некоронованным королем бандитов и убийц. Ему подчиняются и платят дань все двенадцать парижских «дворов чудес», и даже сам глава полиции Габриэль де ла Рейни предпочитает видеть его своим другом, а не врагом.

– Жиль – король бандитов?!

Вот это новость! Выходит, я спасла жизнь преступнику?

Клод, посмеиваясь над выражением моего лица, продолжил:

– С тех пор, как три года назад ты выходила раненого короля, нам было велено ни на минуту не спускать с тебя глаз. Да-да, – опередил он мой вопрос, – именно так. Иначе как ты думаешь, почему тебе было так спокойно передвигаться по улицам? Никто не смел и глаз поднять на тебя из страха тут же лишиться жизни.

Это был шок. Уже не задавая вопросов, я просто ошарашенно смотрела на Клода и слушала его дальнейшее повествование.

– Несколько дней назад появился человек, который готов был щедро заплатить людям Фонтаны за удачный исход дела: нужно было проникнуть в монастырь и устроить там поджог. Человека не интересовали монахини, его интересовала жизнь только одной девушки, но до последнего момента мы не знали, кто она. Все было готово, мы ждали лишь условного знака.

Я с трудом сглотнула. Недавний ужас снова начал поднимать голову. Предсмертный крик Анриетт ясно звучал в ушах.

– Но то ли тут сыграло шутку провидение, то ли это был знак свыше, но тем вечером вы с подругой оказались в шатре гадалки – нашего человека. Она не так безнадежна, как ты считаешь, и смогла понять все, что должно было произойти. Она-то и предупредила меня об опасности, грозящей тебе, чью жизнь по приказу короля я должен был защищать. Решив проверить свою догадку, я подослал к вам девицу с помоями, велев опрокинуть их на одежду твоей подруги. Успев тебя неплохо изучить, я ни секунды не сомневался, что ты отдашь ей свой плащ. Это-то и спасло твою жизнь.

– Я… я не понимаю…

– Тому человеку нужна была ты! Приняв подругу за тебя, он, не мешкая, расправился с ней. Ты слышала ее крик, это и было сигналом для наших людей, которые для того, чтобы скрыть убийство, устроили поджог. Глядя на обгоревшее тело девушки, никому бы и в голову не пришло, что ее убили раньше и совершенно другим способом.

Какое варварство! В голове снова всплыло предсказание гадалки: «Карта означает смерть, и не простую, а насильственную. Она скоро умрет, и в ее смерти будешь повинна ты!»

– Подожди, – пытаясь собраться с мыслями, я изо всех сил сжала виски, – монастырь практически неприступен. Как же вам удалось проникнуть внутрь?

– А ты не догадываешься? – Мне показалось или на его суровом лице проскользнула ухмылка?

– О чем? – Мне в отличие от него было не до смеха. Казалось, что, если я буду в курсе всего, мне станет хоть немного легче.

– Бедное дитя! Похоже, ты действительно не догадывалась о скрытых ходах, которыми частенько пользовались некоторые ваши сестры для тайных встреч с поклонниками.

– Что?! Скрытые ходы?

– Так ты не знала? – Снисходительность его тона раздражала.

– Разумеется, не знала! Стала бы я тогда всякий раз рисковать собственной шеей, карабкаясь по стенам?

Мне стало дурно. Анриетт, бедняжка, она не заслуживала смерти. Это я должна была быть на ее месте!

Не в силах справиться с чувствами, я вытолкала Клода из комнаты под предлогом, что мне надо остаться одной и как следует обдумать свое положение.

Первым в стену полетел стул. Второй последовал за ним, расколовшись надвое. Столик, графин с водой, свеча, ночной горшок, к счастью пустой, – все летало по комнате, пока я выпускала боль и отчаяние, охватившие все мое существо.

Почувствовав, как силы покидают меня, я опустилась на пол и, уже больше не сдерживаясь, зарыдала в голос.

Нужно отдать должное Клоду, несмотря на суровую внешность, он оказался настолько деликатным, что дал мне время выплакаться и прийти в себя. Как только я начала успокаиваться, он вернулся с огромным подносом, уставленным снедью. Покачав головой при виде учиненного беспорядка, он, ни слова не говоря, принялся раскладывать все по местам: поднял стол, приставил к нему уцелевшие стулья.

Разложив еду на столе, Клод демонстративно наполнил только свою тарелку, не подумав предложить мне. Горе горем, а молодой и, между прочим, все еще растущий организм требовал немедленного подкрепления в виде превосходного жаркого из барашка, свежеиспеченного хлеба и бокала… Что это? Стакан воды?!

Увидев, как мужчина придвинул графин с вином в свою сторону и вместо него наполнил водой стакан для меня, я возмущенно фыркнула. Стоило ли сбегать из монастыря, чтобы разбойник с большой дороги начал изображать из себя мать-настоятельницу?

Решив сразу дать ему понять, что шутить с собой не позволю, я, ничего ни говоря, встала и, обойдя столик, подошла к бандиту. Демонстративно схватив графин, я со словами: «У меня горе!» – вернулась на свое место. Глядя с усмешкой на то, как я, выплеснув прямо в окно воду из стакана, наполняю его рубиновой жидкостью, Клод не удержался:

– Оправдание всех пьянчуг! Когда у кого-то из нас горе, мы мстим, а не напиваемся до поросячьего визга.

– А я и отомщу! – огрызнулась я, на всякий случай коснувшись кончика носа, проверяя, не появилось ли в нем каких-либо изменений. – И в первую очередь потребую у Жиля, чтобы он отрезал твой длинный язык!

Я отодвинула от себя бокал. Пить что-то совершенно расхотелось.

К моему удивлению, угрозы не возымели никакого действия на мужчину. Вместо ужаса на его лице было откровенное веселье, разозлившее меня еще больше.

Ничего, смейся, дружок. Пока можешь…

После сытной еды меня потянуло в сон. Широко зевнув, я с огромной надеждой уставилась на кровать, но моим мечтам не суждено было сбыться.

– Нужно трогаться в путь, выспишься в пути, – коротко бросил Клод. – И вот еще что, – продолжил он, совершенно не обращая внимания на свирепое выражение моего лица, – кто-то очень сильно желает твоей смерти, раз осмелился зайти так далеко. Будет лучше, если для всех ты будешь продолжать оставаться мертвой.

– Это я уже поняла. Что ты предлагаешь?

– Если мы хотим живыми и невредимыми добраться до Парижа, где ждет нас Жиль, тебе придется немного изменить свою внешность, уж больно она у тебя заметная.

Не понимаю, о чем это он. Что значит заметная? У меня что, нос длинный? Или уши как лопухи? Бородавок вроде тоже нет… Чем же заметная?

Мои вопросы вызвали у него лишь новый приступ смеха. Кое-как придя в себя, он заявил, что, так как в случае чего убийцы будут разыскивать именно девушку, будет лучше, если оставшийся до столицы путь я проделаю в мужском костюме.

А вот это уже интересно! Признаюсь, всегда мечтала примерить на себя мужскую одежду, но в монастыре, под всевидящим оком матери-настоятельницы, мне такого испытать не удалось. Зато теперь мне сами это предлагают. Как говорится: «Если уж угощают, то отчего же не угоститься?»

К удивлению Клода, который ожидал от меня бурных возражений, я лишь согласно кивнула. Правда, его следующее предложение укоротить до плеч мои волосы я нашла варварским, но все же не могла не согласиться, что он прав, длинные волосы мне будут только мешать и привлекут ненужное внимание.

Мой спутник ненадолго удалился и вскоре вернулся с перевязанным бечевкой пакетом и портновскими ножницами. Деликатно отвернувшись, чтобы не смущать меня, он терпеливо дожидался, пока я облачусь в новый наряд.

Гм… коричневого цвета штаны сидели как влитые, неприлично обтягивая ноги. Рубашку пришлось заправить внутрь. Но вот проблема: тонкое полотно сорочки совершенно не скрывало того, что находилось под ней, и я невольно съежилась. Решение пришло в виде жилета до середины бедер, который не только прекрасно все прикрыл, но и сильно утянул грудь, отчего она стала почти по-мальчишески плоской. Завершающей деталью был простой, до колен, коричневый камзол без шитья, в котором я действительно стала походить на сына простого буржуа.

Пришла очередь волос. Без лишних церемоний Клод сграбастал концы в кулак и одним движением оттяпал приличную длину.

Взглянув в небольшое ручное зеркало, которое было среди принесенных вещей, я не без удивления заметила, что он все же не стал резать их слишком сильно, а оставил длину до лопаток. Голове сразу же стало очень легко. Встряхнув локонами, я по совету Клода подвязала их на затылке кожаным шнурком, а сверху нацепила треуголку, без которой ни один уважающий себя мещанин не появлялся на людях.

Башмаки, абсолютно новые, как и вся остальная одежда, удивительным образом пришлись мне впору. Превратившись в мальчишку, я была готова отправляться в дорогу.

К моему удивлению, за весь путь, что я проделала, выйдя из комнаты, спустившись по лестнице и пройдя через зал, оказалась во дворе, никто не обратил на меня никакого внимания. Все принимали меня за мальчика.

Правду знала только служанка, но Клод бросил ей серебряную монету, схватив которую она поклялась беречь мою тайну до могилы.

Штаны в отличие от длинных юбок были невероятно удобными. Они не сдерживали движений и не цеплялись за ноги. Думаю, я с легкостью смогу к ним привыкнуть.

Дождавшись, когда я усядусь в карету, мой спутник занял место кучера на козлах и стегнул лошадей.

Карета катилась вперед, неся меня навстречу судьбе. Что ждало меня там, впереди?

Глава 5

– Ваши оправдания нас не интересуют, господа. Мы желаем знать, почему вопреки приказу вести круглосуточное наблюдение за интересующей нас особой вы этого не сделали? Как могло произойти, что вы не в курсе случившегося? – Людовик с такой силой сжал в руках стек, что тот хрустнул и переломился.

Сопровождающие бросились на помощь государю, но он, резко взмахнув пальцами, унизанными кольцами, дал понять, что не желает их приближения. Пытаясь овладеть собой, он брезгливо пнул носком начищенного до зеркального блеска сапога лежащую на его пути головешку. Костюм капитана мушкетеров невероятно шел его статной фигуре. Шляпа лихо сидела на завитых локонах простого парика.

Женский монастырь сгорел дотла. Монахини, оставшиеся без крыши над головой, сиротливо ютились во временных бараках, построенных для них указом его величества. Очень скоро они будут распределены по другим провинциям, пока их обитель не будет заново отстроена.

– Сколько человек погибло в пожаре? – не поворачивая головы, сквозь зубы процедил монарх.

– Насколько нам известно, сир, всем, кроме вашей подопечной и ее подруги Анриетт де Кловер, удалось спастись, – ответил маркиз де Розен, за что был награжден негодующим взглядом короля. Понурив голову, он продолжил уже почти шепотом: – Сестры утверждают, что видели, как какой-то мужчина нанес удар ножом одной из девушек. Ее обгоревшее тело нам удалось найти во дворе.

– А что со второй? – При этой новости король слегка оживился. Слово, данное когда-то умирающей кузине, угнетало его. Он чувствовал себя предателем, ни разу не поинтересовавшись судьбой несчастного ребенка. Весть о ее гибели была слишком тяжким грузом для изнеженной души короля, совсем недавно и так потерявшего свою возлюбленную – юную красавицу Анжелику де Фонтанж, которая после смерти их новорожденного малыша так и не смогла оправиться от удара. В попытке замолить грехи она удалилась в монастырь, где спустя очень короткое время умерла.

В ее смерти многие при дворе склонны были обвинять многолетнюю фаворитку Людовика, мать его детей маркизу Атенаис де Монтеспан, бывшую в опале после недавнего скандала, связанного с отравлениями, и всеми силами пытавшуюся вернуть себе расположение царственного возлюбленного.

– О ее судьбе ничего не известно, сир. Девушка пропала, как в воздухе растаяла. – Опасаясь вспышки королевского гнева, Розен на всякий случай сделал шаг назад.

Луи задумчиво покусывал верхнюю губу, как делал это всегда, когда был чем-то расстроен или же, как сейчас, озадачен. Он уже и сам не знал, чему верить. Ничто теперь не было столь важным, как судьба юной боравийской принцессы, оставленной на его попечение. То, что тело второй девушки так и не было найдено, давало ему надежду на то, что юная Шанталь, возможно, жива. Хватаясь за эту мысль как за соломинку, Луи повернулся к сопровождающим:

– Ищите, господа. Переверните небо и землю, но найдите вторую девушку. Я хочу знать, кем были те, кто устроил поджог, и почему? Все, что вам удастся узнать, докладывайте мне в любое время суток.

Оставаться на пепелище дольше не имело смысла. Развернувшись на каблуках, король направился к своей лошади, которую удерживал молодой адъютант. Вскочив в седло, Луи дал знак своему отряду возвращаться в Париж.

* * *

Нет, я точно когда-нибудь посчитаюсь с этим несносным человеком! Подумать только, его забавляло то, как я, никогда не бывавшая в столице, принимала за нее каждое поселение, которое попадалось на нашем пути. Он хохотал до слез, когда я восторгалась нарядами «парижанок» и их вкусом.

Обозвав меня невеждой, он посоветовал не высовываться так сильно из окна, чтобы не вывалиться в какую-нибудь канаву, которых вдоль дорог была тьма-тьмущая.

Возмущенная и оскорбленная до глубины души, я откинулась на сиденье и больше ни разу не выглянула в окно до тех пор, пока Клод сам не позвал меня. О, лучше бы я этого не делала!

Мы въехали в город через ворота Сен-Дени. При виде узких и невероятно грязных улочек, по которым нам пришлось проезжать, я испытала ужасное разочарование. Грязь и вонь! Разве такой была столица в радужных мечтах наивной провинциалки?

Крики скороходов, бежавших впереди карет со знатными сеньорами и возвещающими об их прибытии, смешивались с криками: «Посторонись!» – которые издавали носильщики портшезов, неся на руках тяжеленую ношу и умудряющиеся уворачиваться из-под копыт приближающихся лошадей. К ним присоединялись торговцы и зазывалы, там же, на улочках, бойко предлагающие прохожим и проезжающим свой товар – зелень, овощи, посуду.

Чем дальше вперед мы продвигались, тем удушливее и зловоннее становился воздух. Запах немытых тел смешивался с вонью разлагающихся прямо на дороге мертвых животных и зловонием сточных вод, также протекающих прямо по улицам.

Изо всех сил зажав пальцами нос, я ругала себя последними словами за то, что поддалась уговорам ехать в Париж. Я не смогу жить среди этого мусора.

Клод лишь на пару мгновений придержал лошадей, давая возможность какой-то карете на полном ходу промчаться мимо нас, но этого оказалось достаточно, чтобы в окно протиснулась чья-то грязная рука без одного пальца, а гнусавый голос ее обладателя проканючил:

– Помогите, во имя всего святого, несчастному калеке, который не может сам заработать своей семье на пропитание.

Это оказалось настолько неожиданным, что я с визгом отскочила в противоположный угол. Но это меня не спасло. Дверца за спиной распахнулась, и уже другие, не менее гадкие руки, грубо обхватив меня, вытащили вон из кареты.

Похититель был не один. Окружив меня, самого отвратительного вида попрошайки и нищие, несмотря на мои громкие протесты, поволокли меня за собой. Напрасно я звала Клода, никто не пришел мне на помощь.

Меня, как куль с мукой, передавали из рук в руки. Что-то невыносимо мерзкое и вонючее шарило по моему телу, забиралось под одежду, проверяло карманы. После того как мне едва не запихнули в рот какую-то отвратительную тряпку, вопить я не решалась, лишь, сцепив зубы, строила планы, как непременно расквитаюсь с каждым из них после того, как освобожусь.

Не знаю, сколько времени меня тащили. По мне, так пронесли через половину Парижа, прежде чем мы очутились на невероятно омерзительном дворе странного полуразрушенного сооружения, подозрительно похожего на старинный донжон, до отказа заполненный собравшимися там жуткими на вид бродягами и оборванцами.

Бесцеремонно сбросив меня прямо на землю среди нечистот, похитители отошли на несколько шагов назад. Толпа расступилась, пропуская вперед какого-то человека. Присмотревшись к нему внимательнее, я ахнула. Передо мной стоял Жиль Фонтана собственной персоной.

– А вот и моя беррийская роза. – Широко разведя руки, как для объятий, мужчина быстро приближался ко мне.

За прошедшие три года он мало изменился. Тот же цепкий взгляд, грубый голос, добротная, но уже давно не чищенная одежда. Разве что седины стало больше, что при таком образе жизни не было удивительным.

Разгадав его намерения, я резко отскочила назад и предупреждающим жестом вытянула вперед руку:

– Стой, где стоишь, Фонтана. На сегодня грязевых процедур с меня достаточно!

Я сделала это непредумышленно, слишком поздно сообразив, что не должна была так разговаривать в присутствии его людей. Подобная вольность могла сослужить нам обоим плохую службу, ему – лишиться авторитета, мне – его поддержки и заступничества перед этим сбродом.

Стараясь не показывать страха, я с каменным (по крайней мере, мне хотелось так думать) выражением лица следила за его стремительно меняющейся мимикой. Злость, жестокость, почти ненависть, которые, впрочем, тут же сменились на улыбку, искусственно растянувшую его губы.

– А у моей розы-то, оказывается, есть шипы! – Он обвел взглядом толпу, призывая присоединиться к его шутке. Вот только глаза его не смеялись.

Как по команде толпа загоготала и заулюлюкала, словно услышала невероятную остроту.

Не отрывая от меня взгляда, Жиль подошел совсем близко. Встав рядом, он дружески хлопнул меня по плечу и объявил:

– Запомните хорошенько и передайте остальным. – Не убирая руку с плеча, он с силой нажал на него, вынуждая встать еще ближе. Мне не оставалось ничего другого, как подчиниться. Так же неискренне улыбаясь, я подошла к нему вплотную.

Увидев в разорванном вороте сорочки свой экю, он бесцеремонно просунул руку внутрь и, нагло облапив по ходу мою грудь, вынул монету на всеобщее обозрение:

– Рад, что ты сохранила мой подарок, – шепнул он мне, прежде чем обратился к своим людям. – Эта роза принадлежит мне! И если кто посмеет поднять на нее свои глаза, я уже не говорю о том, чтобы тронуть пальцем или осмелиться перечить ей, будет иметь дело со мной!

– Она теперь в твоем гареме? – выкрикнул кто-то из толпы.

«Что?! О каком гареме идет речь?»

Видимо, страх отразился в моих глазах, потому что внимательно следивший за мной Жиль, ободряюще похлопав по моему многострадальному плечу, на котором к завтрашнему дню наверняка созреет синяк, ответил:

– Нет! Она не относится к моему гарему. Три года назад, когда банды Бизу и Лелюша объединились и подослали своих наемников, мне лишь чудом удалось избежать смерти. Тяжело раненный, истекающий кровью, я одной ногой был уже в могиле, когда эта девочка, монастырская послушница, выходила меня. Видите швы? Ее работа! – с гордостью продемонстрировал зажившие раны бандит. – Что там гарем… Я ей жизнью обязан! Отныне она – моя Роза! И пусть все зовут ее именно так!

Уж не знаю, что их так обрадовало – то ли искренняя радость, то ли страх перед вожаком, но толпа разразилась приветственными криками:

– Гип-гип, ура! Да здравствует король Жиль и его Роза! Роза! Роза! Ура!

Наслушавшись вдоволь криков, Жиль велел им расходиться. И только тогда я увидела Клода, прислонившегося к одной из чудом уцелевших колонн, говоривших о прежнем величии бывших владельцев башни. Скрестив руки на груди, он внимательно следил за мной. Заметив мой взгляд, он слегка кивнул. Я уже хотела подбежать к своему знакомому, когда Жиль резко вернул меня на место:

– Пойдем, нам с тобой нужно кое о чем потолковать.

Бросив на Клода беспомощный взгляд, я последовала за своим «хозяином».

Как и всякий уважающий себя король бандитов, не желающий себе преждевременной смерти, Жиль нигде не появлялся без надежной охраны. Вот и сейчас, когда он тянул меня куда-то для «приватного разговора», нас сопровождала четверка ужасающего вида головорезов, с головы до ног увешанных оружием.

Бесконечный лабиринт узеньких улочек вывел нас прямо под мост. Сена! Неужели я не сплю? Сделав шаг по направлению к воде, я была весьма бесцеремонно отброшена назад.

– Берегись воды, Роза, она не щадит никого.

«Лучше бы вам бояться не воды, а тех насекомых, что ползают по вам!» – резкий ответ вертелся на кончике языка, но я благоразумно промолчала, решив для начала узнать, что ему от меня нужно. Усевшись на краешек каменного выступа, я приготовилась слушать.

Жиль был доволен моей покорностью. Сделав знак своим людям отойти подальше, он склонился надо мной.

В нос ударил резкий запах. Едва удержавшись, чтобы не вскочить, я заставила себя сидеть на месте и постараться не дышать.

– Услуга за услугу, красавица моя. Когда-то ты спасла мне жизнь, теперь я возвращаю долг и спасаю жизнь тебе.

– Тебе что-то известно? – Я резко вскинула голову. – Знаешь, кому понадобилась моя смерть?

Жиль покачал головой:

– Немного. Все, что нам удалось выяснить, это то, что заказчиком был иностранец. Его люди обращались к нему почтительно, как к принцу или королю. Его интересовала юная сирота Шанталь, которую вырастили монахини. За ее смерть он заплатил золотом, не торгуясь.

– Но…

– Вот почему, – перебил он меня, – будет лучше, если никто не узнает твоего настоящего имени. Отныне для всех ты – Роза, подопечная Жиля Фонтаны. Ты будешь жить среди нас, и никто не посмеет даже пальцем к тебе прикоснуться. Клод будет всегда при тебе, как верный пес. Чем скорее ты позабудешь свою прежнюю жизнь и начнешь новую, тем будет лучше.

Я с тоской смотрела на протекающую мимо реку. Куда она течет? Зачем? Моя жизнь была такой же, бессмысленно текущей до тех пор, пока однажды не иссякнет. Раньше будущее в монастыре представлялось мне сущим адом, теперь же перспектива стать одной из обитательниц парижского дна страшила еще больше. Хотелось повернуть время вспять, но, к сожалению, изменить что– либо было уже нельзя.

– Ну что же, – я встала и отряхнула одежду, – выбора у меня все равно нет. Роза так Роза. Но, – увидев довольную физиономию Жиля, я решилась, – у меня есть пара условий…

Нахмурившись, Жиль приготовился меня слушать.

* * *

– Что будем делать, маркиз? Король явно дал понять, чтобы без девчонки мы не возвращались. – Граф де Клермонт нервно расхаживал по комнате на постоялом дворе. – Что, если она действительно мертва?

Маркиз, к которому обращался собеседник, сидел за накрытым столом и как ни в чем не бывало расправлялся с рагу из нежнейшего кролика, которое любезно принес им хозяин.

Это был мужчина лет сорока – сорока пяти, в пышном парике «аллонж», с легкой руки Людовика XIV и его личного парикмахера Бине ставшем самым модным в Европе аксессуаром, без которого появляться на людях считалось дурным вкусом. «Истинно королевский парик», сильно смахивающий на львиную гриву, был пепельно-белокурого цвета и представлял собой массу локонов, спускавшихся на грудь и спину.

Поговаривали, что мода на подобные парики возникла именно тогда, когда «король-солнце», никак не желающий мириться с тем, что начал стремительно лысеть, решил эту свою «мелкую неприятность» прикрыть массой искусственных пышных кудрей, тем самым обрекая всю Европу на ношение подобного украшения.

То, что парик маркиза был изготовлен из натуральных женских волос, говорило о том, что он был весьма богат, так как подобные парики, на которые шли волосы тюремных узниц и казненных женщин, стоили баснословно дорого. Более финансово стесненные вельможи и простой люд, как правило, ограничивались париками из овечьей или козьей шерсти, собачьих или конских хвостов, растительных волокон.

Одежда маркиза также отличалась роскошью и несколько крикливой пышностью. Создавалось впечатление, что он находился не посреди постоялого двора, а в бальной зале.

Покончив с трапезой и бросив косточку под стол, где расположилась одна из его любимых гончих, он изящно вытер салфеткой пальцы, сплошь унизанные драгоценными перстнями. Сделав глоток из стоящего рядом кубка, он поднялся. Приблизившись к графу, он успокаивающим жестом похлопал того по плечу:

– Мертва или нет – уже не важно. Королю для очистки совести нужна юная Шанталь Баттиани? Что ж, она у него будет.

– Но каким образом? – вскричал граф. Вся его годами выстроенная карьера грозила рухнуть в одночасье. Людовик не прощает промахов нерадивым придворным.

– Все очень просто, мой друг. Мы найдем девушку, максимально подходящую под описание, и, обеспечив ей надежную легенду, выдадим за боравийскую принцессу. Король ее никогда не видел, а значит, наш обман не раскроется. Вуаля. – Мужчина звонко щелкнул пальцами.

Услышав звук, гончая под столом вскинула голову, но тут же снова опустила, вернувшись к прерванному занятию – поглощению сочной косточки.

На миг задумавшись, граф просиял:

– План великолепен! Сделаем именно так и будем молиться, чтобы правда никогда не раскрылась.

– Она и не раскроется, мой друг, доверьтесь мне…