Текст книги "Кассандра. Пророческая бездна"

Глава 3
АХЕЙЦЫ

Весь город ликовал, радуясь появлению прекраснейшей из женщин. Только наиболее прозорливые троянцы понимали, что беда уже стоит у них на пороге. Но месяц шел за месяцем, и даже самые большие пессимисты уверовали, что умыкание Елены останется безнаказанным, пока однажды на рассвете в гавань не вошли ахейские корабли.

Приам настолько был уверен в непобедимости Трои, что даже не удосужился мобилизовать свой флот, большая часть которого либо ушла в торговые экспедиции, либо охраняла море от разбойников. Как они пропустили армаду ахейских кораблей – остается только гадать. Может, во всем виноват туман, стоявший над морем, или боги застили глаза троянским мореходам, но факт остается фактом: ни один илионский корабль не вышел навстречу неприятелю. На полном ходу ахейцы беспрепятственно подошли к берегу, засыпая стоявшие в гавани троянские и союзнические корабли горшками с греческим огнем. Это было так стремительно и невероятно, что никто ничего не понял, пока гавань не превратилась в море огня.

Хоть и с запозданием, но часовые на крепостных башнях подняли тревогу, пробуждая горожан ото сна, и спустя несколько минут в городе началось светопреставление: одни в панике метались по дому, другие никак не могли понять, что творится вокруг, третьи бросились за оружием и доспехами.

Когда же первая паника улеглась, все высыпали из домов и бросились к Скейским воротам. Бежали, визжа от восторга мальчишки, для которых война казалась игрой, спешили женщины и старики, мешая своим же воинам быстро добраться до ворот. Те, как могли, протискивались вперед, надевая на ходу броню, а рядом с ними, раздвигая толпу плечом, торопились их подросшие сыновья, неся отцовское оружие, пока мужчины застегивали шлемы.

Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы среди ахейцев не произошла заминка. Данайскому войску было предсказано, что первый, кто ступит на троянскую землю, погибнет, а поскольку сердца ахейцев грела не любовь к родине, а жажда мести (немного) и корысть (в основном), то никто не хотел даже за талант золота умирать на чужбине. В Аид же его с собой не заберешь!

Троянцы уже успели выбежать из ворот и приблизиться к вражеским кораблям, а высадка десанта еще не началась. Дело принимало критический для ахейцев оборот.

Ситуацию, как часто бывало, спас Одиссей. Хитрый итакец бросил на землю щит и на глазах всего войска спрыгнул с корабля. Его доверчивые соратники решили, что пророчество нашло свою жертву. И тогда юный предводитель фессалийцев Протесилай, в погоне за славой, взмахнув обнаженным мечом, перепрыгнул через борт корабля и… погиб от удара копьем, брошенного могучей рукой Гектора. Слишком поздно сын Ификла заметил, что Одиссей стоит на своем щите, а не на запретной земле. Рассвирепевшие фессалийцы кинулись на троянцев, горя желанием отомстить за смерть предводителя. С остальных кораблей тоже посыпались воины, выхватывая на ходу оружие.

Под их ударами троянцы стали медленно отступать в город, пока не скрылись окончательно за Скейскими воротами, а ликующие ахейцы быстро вытащили корабли на берег и начали обустраивать лагерь, устанавливая палатки, и размечая площадь для собраний.

Возбужденная Лаодика нашла Кассандру в Аполлоновой роще, куда ее сестра теперь часто захаживала в сопровождении служанок, ожидавших на почтительном расстоянии, пока госпожа насладиться тишиной и пением птиц. Может быть, она надеялась снова увидеть своего божественного поклонника, или царивший там покой вносил гармонию в измученную душу, но, как бы то ни было, после таких прогулок царевна возвращалась умиротворенная, с легкой улыбкой на губах.

Вот и сегодня Кассандра пришла сюда на рассвете, чтобы встретить восход солнца. Видения не преследовали ее этой ночью, и девушка сидела на траве, глядя, как легкий ветерок колышет ветви мирта.

Внезапно среди деревьев показалась бегущая Лаодика, издали махавшая ей рукой и что-то невнятно кричавшая. Приподнявшаяся навстречу сестре Кассандра отстраненно подумала, что первый раз видит ее в таком состоянии. Самая кокетливая из дочерей Приама всегда ходила, плавно покачивая бедрами, а ее одежда была в идеальном состоянии. Сейчас же ее головное покрывало лежало на плечах, волосы разметались, лицо раскраснелось, и дышала красавица так, что ее пыхтение было слышно уже издалека.

Добежав до Кассандры, она схватилась за дерево и, навалившись на него всем телом, прохрипела:

– Эй, что ты тут делаешь?.. Бежим на Скейскую башню!.. Там… уже весь город! Ты что, не слышала, как приплыли ахейцы?.. Гектор… с братьями… и остальные… побежали к гавани… Представляешь, явились к нам сюда из-за Елены!.. Вот это любовь! Мне бы такую, а то Геликаон только говорить горазд, а если до дела дойдет, так даже не заметит, что жена от него сбежала… Думаю, что дело кончится тем, что я так и поступлю.

Кассандра печально посмотрела на старшую сестру. Такое впечатление, что Лаодика изрядно поглупела после того, как связалась с Еленой, от которой теперь не отходила ни на шаг. Лучшие подруги стали.

К аргивянке в городе относились с настороженностью, хотя все мужчины и мечтали провести с ней ночь. Правда, последнее время стали поговаривать, что Елена тяготится своим положением, и все чаще ссорится с Парисом, который демонстрирует ее всему городу как живой трофей. Конечно, чужестранку по-женски жаль, но ведь ее никто не просил бежать с первым попавшимся смазливым юнцом и красть все мужнино достояние. Видите ли, прекрасная аргивянка не могла противиться воле Афродиты! Но ведь она, Кассандра, пошла против воли Аполлона – и ничего, жива еще до сих пор.

Ей ужасно не хотелось возвращаться в город и тем более лезть на башню, с которой открывался вид на море и гавань. На кого смотреть? На ахейцев, данайцев или как там их еще называют? Это все равно, что пойти поглазеть на меч, которым завтра тебе отрубят голову.

Но Лаодику было не угомонить. Она то требовала от сестры срочно бежать на башню, чтобы посмотреть на ахейцев, то причитала о неземной любви Елены и Париса, до которых Кассандре не было никакого дела.

Скрепя сердце девушка помахала служанкам, которые, почувствовав неладное, напряженно следили за госпожой. Увидев сигнал, они со всех ног бросились к царевнам, чтобы помочь им поправить одежды и окутать головы покрывалами, спасавшим от жарких лучей солнца и излишнего мужского внимания, которого последнее время было предостаточно. Невзирая на неудовольствие отца, не верившему, что ахейцы посмеют напасть на город, Гектор призвал в Трою союзников, и теперь здесь было негде яблоку упасть от выходцев из разных стран, о которых царские дочери не имели ни малейшего понятия. Огромное им, конечно, спасибо, что пришли на помощь Трое, но, великие боги, сколько от них было шума и неприятностей! Приличные девушки уже не рисковали выходить из дома, боясь попасть, мягко говоря, в неловкую ситуацию.

Правда, на Кассандру этот негласный запрет не распространялся. И троянцы, и их союзники побаивались ее дара и старались обходить девушку стороной. На прорицательницу она, конечно, мало похожа – говорит все какие-то глупости, и сама больше смахивает на сумасшедшую, но вдруг да и напророчит болезни или что похуже.

Приходилось, сжав зубы, терпеть косые взгляды, шепоток за спиной, а то и открытое презрение. А ведь она отнюдь не героиня, чтобы выносить все это ради города. Ее удел – это хороший муж, полный дом детей, услужливые рабы, ткацкий станок…

– Кассандра, ну что ты стоишь? Последнее время с тобой просто невозможно разговаривать!

Возвращение к реальности отозвалось болью в сердце. Значит, все идет так, как она предсказала, но никто, почти никто ей не верит! Гектор, Эней, Деифоб… Вот, похоже и весь перечень тех, кто готов ее слушать. Правда, как-то отец Энея, Анхиз, спросил у нее: «Ну что, дочка, буду ли я жить долго, или смерть уже стоит у меня на пороге?» Она не знала, что ответить, но старик так жаждал услышать от нее доброе слово, что язык не повернулся предсказать смерть, и она пробормотала, что он спасется и вместе с сыном после множества испытаний попадет в Гисперию, Италийский край, где Эней совершит множество подвигов, основав собственное царство.

Сказала – и сама поразилась, как расцвел и помолодел прямо на глазах старый Анхиз, который и ходить-то без посторонней помощи почти не мог. Значит, кто-то ей верит! В тот день вещунья чувствовала себя счастливой, как никогда в жизни.

– Да я и не стою, – словно очнувшись ото сна, откликнулась Кассандра. – Просто мне не хочется туда идти… Почему же ты не позвала с собой Елену?

– Да она сегодня какая-то странная! Я к ней зашла, а там переполох стоит. Елена на всех ругается, продать грозится. Затребовала лучший пеплос. Служанки уже чуть живые бегают, особенно Эфра. Старуха еле ноги волочит, а Елена на нее шипит гусыней! Я решила, что мне стоит исчезнуть, пока мы не поссорились… Ну, ты идешь?

– Лучший пеплос, говоришь? Ну что ж, тогда пойдем!

Понукаемая нетерпеливой Лаодикой, Кассандра торопливо вбежала в город через Дарданские ворота, прошла по кривым улочкам и поднялась на Скейскую башню, откуда открывался прекрасный вид на море и гавань, в которой сейчас чернели чужие корабли. Невдалеке она заметила Елену. Та стояла у самого края стены, и ветер трепал ее одежду, давая мужчинам простор для фантазий. Золотистые волосы аргивянки растрепались от подувшего с моря ветра и теперь змеились по плечам и спине длинными тяжелыми локонами. Не замечая ничего вокруг, она со странным выражением на лице смотрела вдаль, на возводимый ахейцами лагерь.

«Хорошо устроилась, голубушка», – неприязненно подумала Кассандра. – «Ты между мужчинами никак определиться не можешь, а люди того гляди из-за тебя драться начнут».

Словно прочтя ее мысль, Елена оторвала взгляд от ахейских кораблей, и вдруг заметила, как внизу подходят к городским воротам двое мужчин, из которых одного – светло-русого – она узнала бы среди тысяч других. Менелай, а это был он, тоже вскинул голову, и неожиданно встретился глазами с бросившей его женщиной. По лицу мужчины было невозможно понять, что он почувствовал, глядя на беглянку, ради которой поднял на ноги всю Ахайю. Вторым парламентером оказался невысокий, но крепко сбитый Одиссей, приданный в спутники оскорбленному мужу за ораторский талант.

Навстречу ахейцам из приоткрывшихся Скейских ворот вышли Гектор и Антенор, и после недолгих переговоров все четверо направились в город.

Елена же, потеряв вдруг интерес к происходящим событиям, куда-то заторопилась. Проходя мимо Кассандры, она мимоходом ответила на приветствие девушки, и на мгновение перед царевной мелькнуло лицо красавицы, на котором были написаны надежда, печаль и торжество, причем последнее преобладало.

Кассандра вдруг подумала, что ничего не знает о том, чем дышит ее новоявленная родственница, о чем думает, глядя на лагерь, в котором живут те, кто приплыл сюда ради ее прекрасных глаз. Интересно, если ей придется выбирать между Парисом и Менелаем, на ком остановится Прекрасная Елена?

Менелай не столько желал вернуть жену домой, сколько жаждал отомстить за оскорбление и вернуть свои сокровища. По совету старшего брата Агамемнона и в соответствии с традицией, он сразу же отправился в Трою требовать возвращения своего движимого и недвижимого имущества, включая супругу. В качестве переговорщика младший Атрид прихватил с собой хитроумного Одиссея, славившегося хорошо подвешенным языком по всей Ахайе. Правда, славу царя Итаки несколько портило пристрастие к подаркам, которые он с большим искусством на правах гостя выманивал у всех, кто давал ему кров. Что поделать: Итака представляла собой довольно бедный скалистый остров. Вот и приходилось изворачиваться, уповая на питавшую к нему слабость Афину.

Послы были приняты с уважением, но настороженно. Приам поручил своему советнику Антенору предоставить им кров, зная, что старый друг не скажет ничего лишнего, но при этом будет предельно любезен с постояльцами. Тот сделал все что мог, устроив такой пир, что гости к концу дня из рыкающих львов превратились в тихих агнцев. Может быть, в этом были виноваты кравчие гораздо меньше, чем обычно разведшие вино водой, или их настроил на мирный лад голос аэда, поющего о подвигах Геракла, только ахейцы вели себя так, будто сидели на деревенской свадьбе, а не в городе, который завтра может стать вражеским.

На следующий день, облачившись в лучшие одежды, послы отправились во дворец, чтобы воззвать к справедливости и потребовать возврата жены Менелая и его имущества.

Поднимаясь в сопровождении Антенора по улицам Трои к Пергаму – троянской цитадели, в которой располагались царский дворец и агора, они встретили удивительной красоты женщину, которая поджидала их, стоя у стены дома, отбрасывавшей на нее живительную тень. При виде ахейцев она смело шагнула навстречу.

– Что ты хочешь сказать, Кассандра? – Настороженно поинтересовался Антенор, старательно приглушая проскальзывавшее в голосе недовольство. – Мы торопимся к Приаму.

– Я вас не задержу, – откликнулась девушка, отбрасывая от лица выбившуюся из-под покрывала прядь волос.

Подойдя еще ближе к послам, она внимательно заглянула в глаза Менелаю и Одиссею.

– Вижу, вижу, – проговорила она тихо, – проживете долго, но жизнь ваша будет лишена покоя. Вы получите то, что ищете, но оно не даст вам счастья. Ты, – обратилась она к Менелаю, – получишь жену, но цена будет слишком велика, чтобы наслаждаться призом. А ты, – повернулась она к Одиссею, – получишь много, но будешь нищим. Твоя война будет продолжаться, когда уже закончится, и платой за возвращение домой будет смерть твоих друзей. Ты этого ищешь здесь, Одиссей?

С этими словами она развернулась, и быстро пошла впереди них, торопясь во дворец. Ласковый Зефир обвивал ее тело, играя тонкими одеждами, которые под дуновениями ветра облекали ее тонкую фигуру.

– Это, наверно, глупо, – пробормотал Менелай, не отрывая глаз от спины Кассандры. – Но я боюсь этой женщины. От нее исходит сила, достойная зрелого мужа.

– Да ладно тебе, – усмехнулся Одиссей, – обычная троянка, правда, довольно хорошенькая. Ты еще скажи, что у женщин мозги есть. Говорят, к ней сватался сам Аполлон. Так что держись от нее подальше, а то как бы он не пристрелил тебя раньше положенного Парками срока.

– Наверно, ты прав, – вздохнул бывший муж Елены.

Послы шли молча, пытаясь понять предсказание странной девушки, заставившее их задуматься. Особенно сильное впечатление слова Кассандры произвели на Менелая. Он вдруг подумал, что если бы его брат женился не на сестре его жены, разобиженный на весь белый свет Клитемнестре, а на этой девушке, то, может быть, он больше хотел бы сидеть дома, и меньше рвался рыскать по чужим землям.

Честно говоря, если бы Парис умыкнул у Менелая только жену, то он не стал бы особенно расстраиваться. Ему до ужаса надоели выкрутасы Елены, которая была готова лечь в постель с первым попавшимся мужчиной, лишь тот смог ее удовлетворить.

Но ведь, что обидно, придется в основном драться за неверную жену, а не за сокровища. Зная Приама, Менелай почти не сомневался, что ему откажут. В этом семействе не принято возвращать награбленное (взять хоть случай с Гераклом и отцом нынешнего царя: работал Геракл на них, работал, а как до оплаты дошло, так и выставили с позором), но освященный веками ритуал требовал, чтобы пострадавший, придя к обидчику, потребовал назад свое добро.

Мирный по своей натуре царь Лакедемонии не хотел и боялся войны. Но если он сейчас простит Париса и Елену, то его ждет на родине позор и презрение. Зевс Громовержец, надо же было ему уехать так не вовремя! Дед его Катрей тоже хорош: не мог помереть попозже! Вот и расхлебывай теперь эту кашу.

Брат Агамемнон аж расцвел от удовольствия, когда к нему примчался Менелай со своим горем. Во-первых, он до скрежета зубовного ненавидел троянцев, утверждая, что они отобрали его законные земли (что весьма спорно), во-вторых, ужасно завидовал младшему брату за то, что ему досталась в жены признанная всем миром красавица. Менелаю не раз приходила в голову мысль, что у его старшего брата были с Еленой шашни, но он старательно гнал ее прочь. Хорошо хоть Гектор понимает, чем все это может грозить их народам. Из него получится толковый правитель.

А Одиссей в это время любовался богатством Трои и уже прикидывал, какой трофей можно будет заполучить, если начнется война. Не только Микены не могли тягаться с Илионом, но даже стовратные Фивы уступали ему в роскоши отделки и убранства зданий, богатстве костюмов придворных и красоте быстрых коней, которыми славилась Троада. Да и женщины здесь тоже хороши. Вон та, что подходила к ним только что, – красива, умна, видит будущее. Правда, говорят, что ее предсказания полная ерунда, но они глубоко запали ему в душу. Как это там она сказала? «Получишь много, но останешься нищим»? Очень миленькое пророчество! Интересно, какая она в постели? Говорят, что Аполлон обрек ее на вечное целомудрие. Приревновал, что ли? А фигурка у девицы очень даже неплохая. Жаль, что задумавшись над словами пророчицы, он не разглядел ее лицо.

В сопровождении Антенора послы вышли на запруженную народом агору, и ахейцам с большим трудом удалось протолкаться к ступеням дворца, на которых обычно выступали ораторы во время народных собраний. Под дворцовым портиком их уже ждал Парис, вздергивающий голову, точно плохо объезженная лошадь, и остальные Приамиды. Рядом с ними, ступенькой ниже, толпились лучшие люди города.

Последним пришел Приам в сопровождении Гекубы. Последнее время он чувствовал себя не лучшим образом, и брел, шаркая ногами, но у дверей приободрился, отстранил поддерживающую его под руку жену, и вышел на площадь крепким упругим шагом, как и полагается владыке богатого и могущественного царства.

Женщинам не полагалось присутствовать на подобных собраниях, но Кассандре было жизненно важно услышать, кто из троянцев будет предлагать мир, а кто – вражду. Пришлось, как в детстве, спрятаться за колонной, и вот теперь, прижавшись к ее мраморному боку, он вся превратилась в слух. Ей, хорошо воспитанной царевне, было ужасно стыдно подслушивать. Но что делать? И почему она не родилась мужчиной? Тогда бы она стояла на ступенях рядом с Гектором, а не скрывалась, точно мелкий воришка в базарный день на агоре.

Девушка чувствовала, как с каждым днем на нее все больше наваливаются усталость и одиночество, но не жалела, что любви бога предпочла любовь к Трое. Если бы только люди слушали ее предсказания! Даже лучшая и единственная подруга Лаодика, и та все больше предпочитает ее обществу компанию Елены. Только и слышно «а Елена говорит…», «а вот в Ахайе…». Это же надо совсем голову потерять из-за Париса! Куда только ее муж смотрит?

Увы, подслушать прения не получилась, потому что Гекуба увидела выглядывавший из-за колонны знакомый кусочек платья и быстро увела с собой непослушную дочь, невзирая на тихое сопротивление. Не будешь же цепляться за колонну, даже если тебе очень важно понять, что происходит вокруг?

Пришлось коротать остаток дня за вышиванием, ожидая прихода Гектора. Чтобы не чувствовать себя беспредельно несчастной, она приказала одной из служанок рассказать ей о плавании Ясона за Золотым руном, и та, неумело бряцая на форминге, завела тоскливую песню о злоключениях героя, перемежая пение поясняющими комментариями. Не успела девчонка добраться до любимого хозяйкой места, где Ясон засевает поле зубами дракона, как в комнату заглянул донельзя рассерженный Гектор в сопровождении понуро глядящего в землю Энея и свирепо зыркающего по сторонам Деифоба.

– Гектор! – Радостно метнулась к нему сестра, но тут же осеклась под его тяжелым взглядом. – Неужели война?

Наследник Приама устало махнул рукой и опустился в стоявшее поблизости кресло, отделанное слоновой костью, и братья последовали его примеру. Засуетившиеся служанки тут же принесли разбавленное водой вино. Пока они споро наполняли кубки, все молчали. Потом Кассандра выгнала прислугу из комнаты и снова повернулась к гостям.

– Итак?

– Итак… Нам почти удалось убедить троянцев отдать законному мужу Елену и все его сокровища с добавкой, чтобы компенсировать ему моральный вред. Антенор был мудр, как змей, я уговаривал отца так, что чуть не охрип. Менелай всегда был на людях косноязычен и излишне прямолинеен, зато Одиссей заливался соловьем за обоих. Ахейцы были предельно скромны в своих желаниях, и я был уверен, что все обойдется. Сама Елена с радостью согласилась уйти вместе с бывшим мужем, даже если он потом убьет ее за неверность. Но даже красноречие царя Лаэртида было бессильно перед капризами Париса и гордыней отца. Наш любимчик Афродиты (не сердись, Эней, я ничего плохого не хочу сказать про твою божественную мать) заявил, что ни за что не расстанется ни с женой Менелая, ни с его сокровищами, а Приама оскорбила мысль, что нищие ахейцы имеют наглость угрожать Илиону. Нашего пастушка поддержал Антимах. Зная его корыстолюбие, уверен, что без подкупа тут не обошлось. Но это ерунда! Хуже, что за Париса выступил Гелен, заявивший, что боги поддержат троянцев. Все от радости завопили, точно их обуяла Ата, и тут же приговорили ни Елену, ни сокровищ не отдавать. Менелай с Одиссеем ответили, что в таком случае Ахайя объявляет нам войну, и чуть не поплатились жизнью за это. Но затем наши успокоились и посмеялись в ответ. Я же опасаюсь, что справиться с ахейцами, если они объединятся, будет совсем непросто.

Он залпом выпил кубок, не забыв перед этим совершить возлияние богам. В комнате воцарилась тишина, прерываемая сердитым пыхтением Деифоба. Вдруг он не выдержал и, гневно сощурившись, повернулся к Энею.

– Это ты во всем виноват! Почему не прирезал этого негодяя, не утопил его в море, да просто не повернул назад и не высадил на берегу вместе с Еленой и всеми менелаевскими сундуками? Мы бы тебе только спасибо сказали!

– Вы – да, – голос Энея был тверд, хотя и печален. – А что бы сказал Приам, если бы узнал, что я прирезал его любимчика? Я бы в ту же минуту стал изгнанником, а ведь у меня старик-отец, жена, сын. Кто бы позаботился о них, если бы меня не стало? Да и наши сидящие на веслах товарищи не дали бы мне совершить братоубийство.

Но Деифоба было уже невозможно остановить. Сверкнув глазами на Энея, он переключил внимание не сестру.

– И ты тоже хороша! Кто из богов помутил твой разум, когда ты признала этого негодяя в храме? Если бы не ты, он бы сейчас пас свое стадо у подножия Иды и думать не думал ни о Елене, ни о богатстве Трои.

Потрясенная незаслуженным обвинением, Кассандра вскинула голову и открыла рот, чтобы возразить обвинителю, но вдруг в ее душе что-то сломалось, глаза наполнились слезами, и девушка зарыдала, вытирая соленые капли тыльной стороной ладоней, точно маленький ребенок.

– Деифоб, прекрати, – сурово потребовал Гектор, – ни Эней, ни Кассандра ни в чем не виноваты. Видно, боги на нас за что-то ополчились. А если тебе так хочется отправить в Аид брата, то не надо науськивать Энея. Иди и сам перережь ему глотку. А я, пожалуй, пойду созывать на совет военачальников. Пусть будут наготове. Если против нас, следуя «клятве женихов», объединились все ахейские царства, то в гавани обустраивается такая армия, перед которой Троя вряд ли устоит. Эней, ты займешься городскими стенами. Хоть они и неприступны, но все-таки их стоит иногда ремонтировать. Тебе, Деифоб, придется заняться сбором ополчения и его подготовкой к военным действиям. А ты, сестричка, почаще приноси жертвы богам, никого не пропуская. Может быть, они нам помогут, хотя и сомнительно. Они никогда не помогают слабым.

Ночью Кассандре опять снились кошмары. Она брела по полному трупов полю вдоль стен Трои, снились какие-то мужчины, умиравшие с ее именем на устах, снился горящий дворец и мертвый отец на его ступенях. Заливаясь слезами, текущими сквозь сомкнутые сном веки, она металась по постели, а привычные служанки стояли вокруг, ожидая, когда их хозяйка очнется ото сна, и можно будет напоить ее маковым отваром, чтобы спустя положенное время она заснула тихо, без будораживших душу видений.

И действительно, спустя некоторое время девушка со стоном уселась на постели, озираясь по сторонам безумными глазами. Поняв, что увиденное – только сон, она медленно начала успокаиваться, сдерживая рвущееся наружу сердце. Она так устала, так безумно устала… Вчера она целый день, если не считать попытки подсмотреть за собранием на агоре, помогала троянцам собирать оставленных накануне на поле боя раненых и павших героев. Перед началом посольства было объявлено перемирие на один день, и уже на рассвете троянцы и ахейцы бродили по одному и тому же лугу, высматривая «свои» трупы. Конечно, не дело царской дочери возиться с ранеными и покойниками, но все уже привыкли к ее чудачествам, и Кассандре позволялось делать многое такое, за что любая другая троянка поплатилась бы репутацией добропорядочной девушки, а то и самой жизнью.

Неторопливо оглядывая каждый кустик и ямку, она обошла все поле, находя знакомых и тех, кого не знала по имени, но встречала в городе. В одном месте, где тела лежали грудой, она встретила крупного мужчину в роскошных доспехах, который властным голосом давал указания сопровождавшим его воинам. При виде девушки он остановился как вкопанный и бесцеремонно уставился на нее, раздевая глазами.

Привыкшая к грубости окружающих, Кассандра только пожала плечами и собралась пройти мимо, когда услышала за спиной его голос:

– Эй, красавица, тебя случайно не Кассандрой зовут?

Она остановилась и посмотрела еще раз на ахейца, который, судя по доспехам, был крупным военачальником, но солнце било в глаза, и она толком не разглядела его лица.

– Да, это я. А ты…

– Агамемнон Атрид, царь Микен, старший брат Менелая, муж Клитемнестры, сестры Елены.

– Ах вот оно что, – в ее голосе послышалось равнодушие.

– Говорят, что ты предсказываешь всякие неприятности, – он подошел к ней почти вплотную. – Может, и мне что предскажешь?

Кассандра внимательно взглянула ему в лицо, и вдруг вещунью начала бить крупная дрожь, а в глазах полыхнул ужас.

– Я тебя напугал, красавица? Так что ты мне напророчишь?

– Ты умрешь вместе со мной, – проговорила девушка, отступая от него все дальше и дальше. – Умрешь в час триумфа, попомни мои слова, в час триумфа…

С этими словами она развернулась и быстро побежала в город, а Агамемнон еще долго ходил, словно опущенный в воду, раз за разом слыша слова троянки «Ты умрешь вместе со мной… вместе со мной… умрешь…». Перед его глазами стояло ее лицо, прекраснее которого он не видел в жизни, потому что в отличие от мраморной красоты Елены Аргивской в нем была жизнь.

Прошло несколько месяцев, а чаши весов, на которые Зевс бросал жребии троянцев и ахейцев, колебалась около точки равновесия. Кассандра за это время немного успокоилась. Поскольку ничего, по большому счету, ни в Трое, ни вокруг нее не происходило, то и видения оставили ее в покое. Троянцы сидели в своем городе, не обращая внимания на чужаков в гавани.

Ахейцы тоже не спешили начинать серьезные боевые действия, а откровенно тянули время, ожидая, пока нервы троянцев не выдержат, и они сдадутся на милость победителя. Данайцы так были в себе уверены, что даже не приняли никаких мер предосторожности: не выслали лазутчиков и не укрепили лагерь на случай вражеского нападения. Сидя около палаток, они довольно равнодушно наблюдали, как через городские ворота входят и выходят люди, спешащие по своим делам, и едут повозки с продовольствием. Когда же в лагере заканчивалось жертвенные быки, телки и бараны или становилось совсем скучно, они устраивали мелкие стычки с троянцами или предпринимали небольшие военные экспедиции, разоряя прибрежные города, имевшие несчастье быть союзниками Трои или просто не защищенные крепостными стенами.

Новый виток войны начался в тот момент, когда предводитель ахейцев Агамемнон вдрызг разругался со своим лучшим бойцом – мирмидонским царем Ахиллом из-за дочери жреца Хриса, захваченной ими во время одной из вылазок в Фивах Флакийских. Девица, на беду, понравилась Агамемнону, и он сделал ее своей наложницей. Безутешный отец явился в ахейский лагерь, чтобы выкупить дочь, но был изгнан ее хозяином и по совместительству любовником. Ища справедливости, жрец воззвал к Аполлону, тот услышал, и для вразумления ахейцев наслал на них мор. Пришлось-таки Агамемнону под давлением Ахилла и Калхаса, которых поддержали остальные данайцы, распрощаться со своей возлюбленной.

Девицу отправили к отцу под присмотром вездесущего Одиссея, а чтобы умилостивить Аполлона, вместе с ней на корабле плыли богатые дары и отборный скот для принесения жертвы рассерженному богу.

Но поскольку Агамемнон не желал оставаться без добычи, да и Ахилла надо было наказать в назидание остальным, то он отобрал у своего лучшего воина его любимую наложницу Брисеиду. В ответ на это сын божественной Фетиды и Пелея высказал своему предводителю все, что о нем думает, и ушел к себе в лагерь, поклявшись не вмешиваться в войну, если только троянцы не доберутся до кораблей. А чтобы товарищи по оружию побыстрее прочувствовали всю тяжесть его отсутствия, велел матери попросить Зевса помогать троянцам, а не грекам. Та выполнила просьбу сына, и Громовержец обещал пособить отпрыску Фетиды.