Текст книги "Ползла по небу черепаха"

Оля не желала взглядов и восхищений. Она замкнулась в огненном кругу болезненных мыслей. Ей хотелось раствориться в воздухе, стать невидимой, полететь на небеса. В душе копился гнев против самой себя, мозг пульсировал, выбрасывая в кровь сознание, что она подлая предательница. Страх сковывал мышцы.

А потом появился Евгений Куимов, 31-летний водитель такси. Однажды он заявился к ним в дом, волоча за собой зареванную Олю, и потребовал от родителей платы за то, что только что спас девчонку от суицида. Мама чуть не упала в обморок, отец стоял, будто громом пораженный. Они ничего не понимали, но заплатили таксисту «за помощь». Оля ничего не отрицала. Умылась и ушла к себе в комнату. Бросилась на кровать и заснула мертвецким сном. Но родители долго не могли успокоиться. И Наташа на протяжении всей ночи слышала их встревоженный шепот.

О дальнейшей жизни своей старшей сестры Наташе было известно мало. Оля вдруг разлюбила возвращаться домой. Монотонность телевизора, слабый, но ощутимый запах сырости, не уютность и холод дома сводили ее с ума. Силуэт испуганной мамы всегда возникал на пороге ее комнаты, как привидение. Она ждала откровений. Но в такие минуты Оля бежала из дома вон. И не скоро возвращалась.

Наташе было пятнадцать лет, и она быстрее адаптировалась к переменам в семье. В августе уехала с классом на две недели в спортивный лагерь. А когда вернулась, то перестала обращать внимание на происходящее. Оля больше не пугала ее своим поведением. Ее почти никогда не было дома. Она возвращалась, когда Наташа уже спала. Они изредка пересекались днем, но не разговаривали.

Потом наступила осень, школа. И Наташа выпала из круговорота Олиных проблем. Но однажды ночью она проснулась от криков сестры. На кухне горел свет, он пробивался сквозь приоткрытую дверь. Видно, там происходил серьезный разговор. Она не могла разобрать тихих слов мамы, но голос Оли звучал более чем отчетливо:

– … Я ему говорю: «И это твоя девушка? Вот это худое пугало? Посмотри на нее! Свитер на три размера больше, подчеркивает, что и так очевидно – она плоская, как доска! Зубы ужасны! Кривые и острые, как у пираньи! Ты смог бы с ней целоваться?». И он ничего не ответил!

Наташа поняла из резких выражений, что Оля на какой-то вечеринке встретилась с бывшей одноклассницей Виленской. Та была с парнем и вполне счастлива. Она сдержанно поздоровалась и поинтересовалась, куда Оля подала документы. Это было равносильно оскорблению, потому что документы никуда не были поданы. А самое обидное было то, что Виленская оказалась уже не такой, какой была в школе. В ней появились взрослая серьезность и женственность, она с любовью смотрела на своего парня и гордилась университетом, куда поступила. Это обстоятельство взбесило Олю. Ведь когда-то Виленская отставала от нее и по красоте, и по уму, медаль-то получила серебряную всего лишь. А теперь оказывается, что она на высоте, а Оля где-то внизу, у ее ног. Оля кричала, плевалась ядом, рассказывая маме какие-то подробности вечеринки, а в голове у нее ширился и распухал все тот же непродуманный план мести. Оля не знала против кого этот план. Сначала он был против Бондарева, теперь против Виленской.

Мама пыталась ее успокоить, боясь, как бы дочь снова не попыталась броситься под машину неизвестного таксиста. Она еще не знала того, что знала Наташа. Оля и Куимов встречались. Она их много раз видела в машине за деревней, когда ходила с подругами прогуляться.

Оля продолжала ругаться, не находя ответов на свои вопросы. Еще на вечеринке щедро заливая свои горести вином из коробки. Но не могла расслабиться, стать веселой.

– Она рассказывала о том, что чувствовала, оказавшись перед приемной комиссией! Представляешь? Как будто это кого-то интересовало!

Наташа сморщилась и покачала головой. Ей хотелось спать, а не слушать ругательства сестры. Оля была напряжена, как струна, готовая оборваться. В какой-то момент злоба выплеснулась через край, и с вечеринки пришлось уйти.

– Она думает, что нужна ему? Этому своему студенту политехнического? Да он с меня глаз не сводил! Если бы я захотела, то он бы мне тут же в любви объяснился! Как только мы остались наедине, полез мне под кофточку! Даже лифчик порвал! Хочешь, покажу? Хочешь?

Наташа пришла в ужас. Как мама терпит? И где папа? Она поднялась с кровати, накинула на себя старенький фланелевый халат и выскользнула на улицу. Заглянула в сарай, велосипеда нет на месте, значит, отец уехал на работу. Он теперь редко появляется дома. Наташа поежилась и посмотрела на наручные часики. Сорок восемь минут четвертого. Скоро вставать и идти в школу. Девушке не хотелось идти в дом. Она присела на холодную скамейку и задумалась. Ей представилась Виленская. Как она стоит перед разъяренной сестрой, страшненькая, бледная, в своем огромном свитере и безнадежно и затравленно смотрит в сторону своего парня, отношения с которым, скорее всего, разрушены. Их разрушила Оля. А парень обхватил свою голову руками и отошел в сторону. И Оля испытывала дикую радость, ведь Виленская смертельно оскорбила ее. Она посмела поступить в институт и быть счастливой.

Когда спустя полчаса Наташа вернулась в дом, Оля все еще плевалась ядом на кухне:

– …Ну и пусть! Пусть! Пусть они пропадут пропадом! Любовь у них? Отдельная квартира? Педагогический институт? Пусть расскажет, с кем ей пришлось переспать, чтобы ее приняли! Пусть они сдохнут! Сдохнут!..

Оля не могла рассказать маме о том, что Женя, о котором она благополучно забыла во время скандала, схватил со стола большой стакан, наполнил его холодной водой из бутылки и выплеснул ей в лицо, а потом сказал: «Иди отсюда! Через час подойдет твой автобус!».

Наташа узнала об этом, потому что сестра поведала ей эту тайну, когда укладывалась спать. От нее сильно несло алкоголем и сигаретами.

– Ты представляешь, какой козел, а? – громко шептала она, наклоняясь вперед, чтобы быть поближе к Наташе. – Выгнал меня из чужого дома! Но никто не посмел ему перечить! Конечно, лучше меня прогнать, чем связаться с Женькой! Он же бешенный! Однажды схватил меня за горло и чуть не задушил.

– Почему ты позволяешь ему? – не удержалась, прошептав в ответ, Наташа.

– Так не задушил же! Да и гулять не с кем. А Женька все понимает. Он меня любит и жалеет. Говорит, что я дурочка. Я после этих слов плачу всегда.

– И правда, дурочка!

Оля засмеялась, но тут же хрипло закашлялась, обдавая сестру волной неприятных запахов.

Наташа проснулась с будильником и долго вглядывалась в спящее лицо Оли, пытаясь увидеть в нем ту умную, добрую девушку, которую она знала. Эта Оля, пьяная, с грязными волосами, была незнакома ей. И от этого становилось не по себе.

Разговор об ее учебе как-то отпал сам собой. Наверняка мама все поняла. Письмо из Академии разорвано и выброшено – мосты сожжены. Наташа боялась, как бы что родители не заподозрили и не затеяли разговор с Олей, провоцируя очередной скандал. Наташа пугалась до боли в животе ночных криков, которые уже вошли в привычку. А утром, глядя на спавшую сестру, злилась, считая себя достаточно взрослой, чтобы принимать собственные решения. И одно из этих решений было – изгнать Олю из их общей комнаты. Ей хотелось освобождения, заставить сестру прекратить пьяные изливания своих бед в утренние часы, когда так хочется спать. Эгоизм Оли возмущал, отталкивал. Но мама молчала, и ничего нельзя было сделать.

К Новому году наступило затишье. Оля рассталась с таксистом и осела дома. Сказала, что это было мимолетное увлечение, можно сказать, дружба. Наташа ничего не хотела знать, представляя себе, что это была за «дружба». А Олю поглотило ожидание нового. Она взяла в библиотеке несколько книг по медицине и уже представляла себя медсестрой в белом халатике. Мысли о медицинском училище посещали ее все чаще и чаще. Но дальше мыслей, как обычно, дело не шло. Прикладывать какие-либо усилия не хотелось. Оля говорила сестре, что не торопится подавать документы, у нее еще есть время. А пока можно посидеть дома за интересными книгами. Но покой не приходил. Книги не открывались. Оля не могла заставить себя прочитать ни строчки. Часами лежала на диване и ничего не делала. Поток хаотичных мыслей набрасывался на нее, советуя то одно, то другое. Эти мысли, как стая шакалов, мучили, пожирали ее. Но не было сил с ними бороться. Оля начала выказывать зависть к людям. Злилась, когда у кого-то из соседей происходило хорошее событие. Разве они заслужили? О Владимире тоже думала, но как-то отрешенно. Забыла о своей чистой любви. Огромный сгусток этого, когда-то прекрасного, чувства принял очертание уродливого безумия. Они с Владимиром не виделись с того самого дня, когда он безуспешно пытался поздравить ее с окончанием школы.

Оля переменилась. Это заметили все. С подругами разговаривала грубо, могла ответить матерно на безобидный вопрос, но тут же менялась, начинала смеяться и шутить. К весне она окончательно забыла о желании стать медсестрой и снова начала где-то пропадать до раннего утра. Когда Наташа оканчивала школу, ничего в жизни сестры не поменялось. Но родители постарели, стали другими. Мама равнодушно воспринимала судьбу младшей дочери, а отец ни во что не вмешивался. На робкое замечание, что дочь давно выбрала будущую профессию, мама пожала плечами:

– Зачем тебе это? Все равно отчислят, не закончишь. Да и что это за профессия –проектировать корабли? Где здесь ты видишь реку или море? Можно пойти в магазин работать, вон в нашу «Пятерочку» набирают. А про большой город забудь, денег на это нет.

Наташа обиделась так сильно, что проплакала несколько дней. Этого никто не заметил, не пожалел. И обида приобрела оттенок черной ярости. Отчего для Оли готов был ВУЗ, и деньги были, а для Наташи нет? Неужели мама так разочарована поступками старшей дочери или просто разлюбила младшую?

Решение купить квартиру в районном центре родители приняли вместе, собираясь вложить в нее все свои накопленные деньги. Но квартира должна была достаться Оле. Планировалось помочь ей как-то выйти из сложной ситуации. Родители надеялись, что собственный быт исправит дочь, она станет серьезней, устроится на работу, выйдет замуж. Но Оля категорически отказалась переезжать. Ей было удобно жить в родном доме, на всем готовом. Поэтому квартиру купили для Наташи. Она не стала отказываться, а с большим облегчением собрала вещи и переехала.

Это было интересное время, хотелось что-то делать. Было радостно от того, что есть собственный дом, где чисто и уютно, на подоконнике горшок с пеперомией, небольшой книжный шкаф, диван, круглый стол, комод и шкаф для одежды. На чисто вымытом полу мягкий коврик. Что еще нужно для счастья? Она лишь расстраивалась из-за того, что не пришлось поступить в институт. Но быстро нашла работу и старалась получать от жизни максимум удовольствия. Получалось. Нравилось после работы не спеша идти домой по одной и той же дороге, готовить ужин. Родители не беспокоили дочь, звонили редко, а когда она совсем обустроилась, перестали приезжать. Она не обижалась, в деревне много дел, не до гостей. Но новости все же доходили до нее. К концу 2011 года Оля вышла замуж за Евгения Куимова, а в мае 2012 года у них родилась дочь Кристина. В том же году Куимова посадили за торговлю наркотиками, и Оля подала на развод. В декабре 2013 года она родила сына Виктора. Кто отец – никто не знал. Но именно после этого события мама стала еще больше выпивать, а маленькая Кристина плавно перетекла в двухкомнатную квартиру Наташи. Сначала девочку привозили на выходные, а потом привезли и забыли забрать. Оля говорила сестре по телефону, что она пытается найти работу, но ей тяжело, потому что надо заботиться о сыне. Наташа хотела помочь сестре, поэтому согласилась с тем, что Кристина поживет у нее, тем более удалось устроить девочку в ясельную группу детского сада.

Однажды Оля приехала в гости. На ней были розовые лосины и вытянутая футболка. Наташа поразилась тому, как располнела сестра. Она уселась за маленький чистый столик на кухне и закурила. Наташа тут же возмутилась и отобрала сигареты. Кристина спала в комнате. Но на Олю это не произвело никакого впечатления.

– Подумаешь! Не расти ее неженкой. А то не будет знать, что жизнь не один сплошной праздник, а еще бывает жестока.

– Она же маленькая совсем!

Оля повздыхала, но было видно, что этот вопрос волнует ее меньше всего. Она заговорила о том, что, возможно, совершила ошибку, подав на развод с мужем. Он так любил Кристину. Если бы можно повернуть время вспять. Не нужно было рвать письмо из Академии, а ехать сразу же после школы. Теперь невозможно себя заставить учиться, да и забыла она все. А без образования хорошей работы не найти. Наташа не знала, что ответить на это. Она разогрела ужин и стала накрывать на стол.

– Выпить ничего нет?

– В смысле?

– Ну, бутылочки вина? За встречу.

Наташа отвернулась, не ответила. Ее прямая спина говорила о раздражении. И Оля снова вздохнула.

– Ты так изменилась, Наташка. Правильная стала. Что я такого сказала?

– Да ничего.

Наташа обернулась, присела за стол. Ей не хотелось ссориться, не хотелось говорить о том, что изменилась именно Оля. А та снова заговорила о чем-то близком ей, и стало понятно, что это какие-то обрывки мыслей о Бондареве. Она задавалась вопросом, почему ее не было рядом, когда он переходил эту чертову улицу. Уж она бы спасла его, а если нужно, то до смерти избила бы того пьяницу, которого даже не посадили! И Володя остался бы прежним, любимым. Слова походили на заболевание, сильно нарушая равновесие Наташи. Но она молчала, слушая этот печальный монолог. Он сейчас калека, почти слепой и хромой, с изуродованным лицом. Как страдала все это время Оля, никому не известно! Она жаловалась и все-таки снова прикурила сигарету. На этот раз Наташа просто открыла окно и подставила ей блюдце вместо пепельницы. Она знала, что все давно вышло из-под контроля. Нерастраченная любовь к Бондареву бушевала в душе черной бурей, принося очередные необратимые разрушения. От этого плодились и размножались ядовитые бактерии ненависти к окружающим. От этого необъяснимые поступки.

– Я не могу находиться дома, понимаешь? Эта наша с тобой комната, старое кресло, письменный стол, книги… Все – старая рухлядь. А ведь когда-то я была там счастлива! А сейчас понимаю – это не мой мир.

Наташа продолжала молчать, морщась от сигаретного дыма и поражаясь тому, как изменилась сестра. Она обратила внимание на круги под глазами, морщины вокруг губ, а ведь ей чуть за двадцать. Возможно ли так изуродовать себя, когда еще года два-три назад была абсолютной красавицей? Это было удивительно и будоражило Наташины нервы.

– Мне говорили сделать аборт, когда я забеременела Витькой. Но я не стала. Страшно. Вдруг вырежут что-то не то, повредят! Мучайся потом. Да и по деревне болтать начнут!

– А так не болтают? – вырвалось у Наташи.

– Кто за детей осудит? А вот если аборт, то уже преступление. Будто не понимаешь, что делаешь. Не думаешь. А потом идешь убивать живое существо, да и себе вредишь. Аборт – это противоестественно. Тот редкий случай, когда медицина идет против здоровья человека.

– Но это тот редкий случай, когда медицина решает твои проблемы, – не смогла удержаться Наташа, поражаясь тому, что говорила сестра. Ей хотелось заметить, что не заниматься воспитанием дочери – это тоже противоестественно, но не решилась, опасаясь обидеть.

– Ты права, конечно. Хотя, когда это ты успела стать такой циничной? Знаешь, как странно чувствовать изменения, которые начинают происходить в организме с началом беременности? Впервые было невероятно страшно, будто я приближаюсь к смерти шаг за шагом. Я чувствовала себя сонной, голодной, но поправившейся килограммов на сто. Странно… Будто в тебе завелся червяк и пожирает тебя изнутри. Я тогда курила не переставая.

Наташу передернуло. Она отобрала блюдце, видя, что Оля собирается прикурить следующую сигарету.

– Много куришь.

– Жизнь такая. А ты не куришь?

– Нет.

– И не пробовала?

– Незачем.

– Ты – счастливая, Наташка!

Потом Оля ушла, даже не взглянув на спящую дочку. Она привозила деньги, продукты, но к девочке относилась нейтрально, будто это Наташина дочка. И Наташа страдала за Кристину, которая была еще совсем маленькая, но уже брошенная. Пыталась оправдать сестру, объясняя этот бессовестный поступок горем и травмой. Ведь в ее жизни осталось темное пятно, которое со временем становилось больше. Его границы ширились, приобретая безобразное очертание. Наташа считала, что Оля до сих пор ощущает себя предательницей, сломавшей собственную жизнь из-за малодушия и трусости. Когда-нибудь она признается в собственных грехах, раскается, прокрутит в голове события прошлых лет.

Она не знала о том, что Оля стала ненавидеть собственный дом и маленького сына. Заботы о малыше сводили ее с ума. Совершенно не приносили радости. Она дико кричала, когда он плакал, швыряла мокрые пеленки в таз с водой, не желая их стирать. Злилась, когда кормила мальчика, сильно пихая в ротик упругий коричневый сосок. Малыш давился и плакал, а она брезгливо морщилась и отнимала грудь. Мама не обращала внимания, она привыкла к тому, что в доме нет покоя.

Мысли о разбитой любви терзали Олю, вернулись воспоминания, но в совершенно другом виде, искаженном. Она решила, что Владимир Бондарев ей необходим, но именно в том виде, что был раньше. Вдруг появилось жадное любопытство, навязчивая идея, увидеть его, узнать, как он живет. Страдает ли без нее? Вспоминает? Она готова была сблизиться с ним, проявить притворную мягкость, чтобы увидеть его страдания. Ведь он же страдает! По-иному быть не может, потому что он инвалид. Оля не сомневалась в том, что права, потому что собственные страдания измучили ее до крайности.

Но тут появились препятствия. Никто не знал в деревне или не хотел говорить, куда подевался Бондарев. Подробно расспрашивать она стеснялась. Много раз проходила с коляской мимо его дома, стараясь заглянуть за забор. В воображении ей виделся сгорбленный старичок, который осторожно выходит из дома и сидит на крылечке. Он никуда не ходит и никому не нужен. За ним ухаживает его мама, и помогают женщины из социальной защиты, которые приезжают из города. Но крыльцо было пусто, и дом тих.

Неизвестность делала Олю еще более раздражительной. Прошло много времени, а она так ничего и не узнала.

В очередной приезд в город Оля не выдержала и решила поговорить с младшей сестрой. Вдруг она что-то знает! Наташа с удовольствием меняла подгузник Кристине и весело разговаривала с ней. Оля с брезгливостью следила за ними, морщась на грязный подгузник. Потом не выдержала, подошла к Наташе, отняла ребенка и бросила в кроватку, объясняя это тем, что нельзя девочку приучать к рукам. Не привыкшая к грубости Кристина залилась звонким криком. Наташа снова взяла ее на руки и стала укачивать, на всякий случай отойдя от сестры подальше. В глазах Оли билась черная ярость.

– Оставь ее, давай поговорим!

– Говори.

– Она мне мешает!

– Кристина не может тебе мешать! Она еще маленькая!

В словах Наташи слышался упрек «Это твоя дочь!», поэтому Оля смирилась, тяжело вздохнув. Она недоверчиво смотрела, как сестра сюсюкает с девочкой, потом ушла на кухню, открыла форточку и стала курить сигарету. Ее раздражение достигло особого пика, Наташа пришла к ней только тогда, когда укачала малышку. Оля поспешно затушила сигарету прямо о подоконник и тут же заговорила на интересующую ее тему.

Услышав о Бондареве, Наташа пожала плечами и, взяв тряпку, стала старательно вытирать подоконник.

– Наташка, да оставь ты этот подоконник! Хочешь, я тебе все окно помою?

Наташа не хотела. Она выбросила окурок, тщательно сполоснула тряпку и аккуратно повесила ее на раковину. Затем еще раз пожала плечами.

– Не понимаю, почему ты вдруг о нем вспомнила.

– А я и не забывала!

– Ты совсем не интересовалась им.

– А сейчас интересуюсь!

– Интересуйся своим Куимовым! Кстати, как он?

– Ничего интересного. Сидит и еще не скоро выйдет. А если и выйдет, то мне все равно. Развод получен. Ему осталось платить алименты. Лучше расскажи мне про Володю! Ты что-то знаешь, я же чувствую!

Наташа молчала. И Оля впала в ужасную ярость. Она ударила кулаком по столу и заплакала, обвиняя сестру в бездушии и желании дразнить ее.

– Трудно сказать? – рыдала она, забыв о том, что в соседней комнате спит ребенок. – Чего ты издеваешься? Я же вижу, ты знаешь! Я сижу в деревне, как привязанная, с ребенком! Что я плохого тебе сделала? Ведь просто хочу узнать, как он, что нового? Почему нельзя? Я могла бы приходить к нему, чтобы составить компанию. Мы с Витькой много по деревне гуляем! Я же уверена, что Володя устал от постоянного одиночества! Он сидит дома, никуда не выходит! Его совсем не видно! Может, воды некому подать!

– Зачем ему твоя вода? – не выдержала Наташа.

Оля замерла, сердце пропустило один удар и тут же сладко заныло. Бондареву стало хуже, ему даже вода не нужна! Он в коме и умрет с минуты на минуту. Освободит Олю от угрызений совести и позора.

– Да здесь он живет.

– Где? – не поняла она.

– Здесь, в городе. Они с мамой продали дом в деревне и купили квартиру. Я их видела несколько раз.

– Но…

– Да все у него нормально. Проводит частные уроки на дому. Желающих много. У него создана группа «ВКонтакте», можно посмотреть, если хочешь.

– Он переехал?.. Переехал! Жив, здоров, работает. У него много учеников? Но как он мог переехать? Как? Ведь был совсем плох…

– Так сколько лет прошло!

– Не так уж и много.

– Не в каменном веке живем. Лечится и потихоньку поправляется.

– Старания математички не прошли даром…

Наташа не ответила, не собираясь развивать эту тему, подозревая вспышку ревнивой злобы.

– Но как он мог? Почему он уехал и ничего не сказал мне?

Наташа не могла скрыть своего удивления. Она не ожидала, и слова сестры казались ей каким-то спектаклем. Ведь несколько лет назад та с невозмутимым спокойствием бросила его. В глазах Наташи это был жестокий, бессмысленный и оскорбительный поступок. И всю неприглядность этой подлой ситуации семья разделила вместе с Олей.

– Он должен был сказать мне, Наташка! Должен был!

– А зачем ему говорить тебе? Ты была замужем, у тебя дети.

– Ну и что? Ты говоришь так, будто я перестала быть человеком! Ну, мы расстались, ну и что? Настоящая любовь выше глупых расставаний! Выше ссор и непониманий!

Наташа удивилась еще больше, ее рука, тянувшаяся к стакану с водой, застыла в воздухе.

– Любовь? Кажется, у вас давно все прошло.

– Володя не может разлюбить меня.

– Почему?

– Потому что мне снятся сны… Потому что я знаю, как он меня любил! И карты об этом говорят.

– Ты гадаешь на картах?

– Нет, к гадалке ходила несколько раз. Она никогда не врет. Все сбывается, как она скажет.

– Получается, ты его можешь разлюбить, а он тебя нет?

– А кто сказал, что я его разлюбила?

Наташа очнулась и взяла стакан, чтобы напиться. Она была ошеломлена, не могла понять суть происходящего. Но Оля была слишком погружена в свои фантазии, чтобы обращать внимание на состояние сестры.

– Наташ, а ты не знаешь, у него нет девушки?

– Не знаю. Спроси у гадалки.

– Надеюсь, что нет.

– Но почему? Почему ты надеешься на это?

– Потому что это будет глупость! Самая настоящая глупость! Во-первых, он постарается это сделать мне назло. Очевидно! А, во-вторых, нельзя позволить, чтобы его обманули. Ведь девушка станет встречаться с ним только из-за денег или из-за жалости. А это противно!

– Тебе противно, но пусть он сам решит. Я не вижу ничего плохого в том, если девушка станет его жалеть.

– Он же инвалид! Жалость не будет основана на любви.

Наташа поставила пустой стакан на стол. Ей хотелось наброситься на сестру и вытолкать ее вон. Слова, которые она произносила, казались дикими, сумасшедшими. Она ушла в комнату и присела возле кроватки Кристины. Та проснулась, и Наташа с готовностью принялась играть с ней. Оля долго не появлялась, сидела на кухне и обдумывала свои дальнейшие действия. Удивлялась, что представляла Бондарева старичком, больным и сломленным, сидящем на старом крылечке, а он переехал и у него все замечательно! Потом она, наконец, собралась уходить.

– Наташ, достанешь мне его адрес?

– Не говори глупостей! Да и когда мне искать его по городу? – испугалась Наташа. Она не хотела связываться с этим.

– Ладно, я сама достану.

С этими словами Оля ушла. А Наташа прижала девочку к себе, предчувствуя большие неприятности…

10

Тени прошлого мучили ее, вызывая воспоминания. Слезы давно высохли, и где-то в глубине сердца появилось и стало расти, шириться дикое, яростное раздражение. Оно было знакомо Наташе. Этот монстр периодически возникал на ее пути, подминая под себя волю и здравый смысл. Когда впервые она познала это чувство оглушающего яростного несогласия?

Да, она предчувствовала неприятности. Они не заставили себя долго ждать. Кажется, это случилось, когда Кристина заболела. У девочки была высокая температура, гноились глаза, и приехавший на скорой помощи врач монотонным голосом пояснил, что у ребенка вирус, и прописал лекарства.

– Успокойтесь, мамаша, ничего страшного! Все дети болеют! – на пороге улыбнулся он, глядя на замученную, не спавшую ночь Наташу. Она от изумления не нашлась что ответить. Мамаша? Ей не понравилось, что ее назвали так. В голове застучала кровь. Ребенка захотелось бросить в кроватку и пойти быстро вымыть руки. Ощущения возникли непроизвольно. Тут же позвонила Оле и потребовала приехать. Наташа не знала, для чего это сделала, порыв произошел неконтролируемый, странное слово «мамаша» взбудоражило натянутые нервы. Оля приехала к вечеру, привезла большую сумку картошки, две банки яблочного варенья и банку соленых огурцов.

– Лучше бы захватила меда! – огрызнулась Наташа.

– Где я тебе его возьму?

– Нашла бы! Твоя дочь заболела! Неужели негде купить?

– Денег нет.

Голос Оли усталый, равнодушный. Она покачала головой, глядя на Кристину, которая страдала на руках у Наташи, пытаясь уснуть.

– Почему дети ловят вирусы? Кристинка, скорее всего, в детском саду заразилась!

– Взрослые тоже болеют.

– Зря я приехала, Витьку еще заражу, не дай бог! Меня мать убьет!

– Ты не останешься?

Наташа рассчитывала, что Оля останется ночевать и поможет с больным ребенком, а на утро заберет ее к себе. Наташа и вещи приготовила. Но Оля сомневалась, кусая губы, будто раздумывала.

– Остаться никак не могу.

– А что мне делать?

– Да что ты так нервничаешь? Подумаешь, вирус! Кристинка не первая и не последняя. Поболеет немного, и пройдет. Тебе же врач сказал не волноваться.

– Да, сказал.

– Вот видишь! Все хорошо будет. А я остаться никак не могу. Сама понимаешь, там сын. Еще не хватало, что и он сляжет с вирусом! Я не выдержу, точно тебе говорю. И так вся на нервах!

И в душе Наташи разливалась горячая лавина разочарования. Она понимала, что отныне забота о девочке лежит только на ее плечах. Оля не станет помогать. В ее глазах не было беспокойства. Она неловко сидела на стуле и вздыхала, то и дело поглядывая на настенные часы.

– За лекарствами могу сходить.

– У меня все есть.

Наташа страдала от отчаяния, ей требовалась помощь, но напрямую с сестрой не говорила. Было унизительно просить ее остаться, потому что она видела явное нежелание делать это. Наверно, Оля мечтала о новой жизни, пыталась что-то сделать, найти работу или выйти замуж. Предугадать ситуацию было несложно, но Наташа сопротивлялась. Ей хотелось думать, что сестра чем-то занята. Чем-то важным, и это что-то пойдет на пользу семье и детям. Но когда Оля поднялась с места, случилось непонятное, она вдруг побледнела. Тяжело задышала ртом, закачалась, схватившись за грудь. У нее закружилась голова, и она снова тяжело опустилась на стул.

– Кажется, у меня грипп начинается… Господи, только этого не хватало!

Сердце у Наташи упало. Ей были слишком знакомы эти симптомы.

– Ты ела что-нибудь? – спросила она, уговаривая себя, что просто ошиблась. Она устала и много часов не спала. Нервы взвинчены. Тяжесть засыпающей Кристины давила на руки.

– Нет, от одного слова меня тошнит. Точно грипп!

Оля снова попыталась встать, но вдруг охнула, зажала рот рукой и бросилась в туалет. Стало тихо. Монотонно тикали часы. Кристина уснула, но Наташа боялась отнести ее в кроватку, прижимала к себе, думая о том, что пригласить сестру было плохой идеей. Лучше не видеть ее и ничего не знать. Пусть уезжает! Квартира заполнилась тишиной, и под тиканье часов Наташа начала засыпать. Напряжение отпустило. Оля появилась перед ней неожиданно.

– Мне лучше, – сообщила она. – Наверно, съела что-нибудь несвежее на вокзале.

– Что-нибудь?

– Да, сосиску в тесте покупала.

Наташа поднялась со стула, на котором сидела и осторожно отнесла ребенка в комнату. Положила в кроватку со всеми предосторожностями, чтобы не разбудить, и укрыла теплым одеялом. Она вернулась через несколько минут, потирая затекшие руки. Остановилась посреди кухни и сказала абсолютно безразличным голосом:

– Значит, сосиской отравилась?

– Возможно, но уже все прошло, – Оля утерла со лба пот и попыталась улыбнуться. Наташа не ответила на улыбку, ее губы презрительно изогнулись.

– Ты беременна.

Оля замерла, обдумывая ледяные слова, на лице отразилась насмешка. Обозначение положения сближало, провоцировало на откровенный разговор. Но Оля еще колебалась, стоит ли говорить. Мысли будоражили воображение, но разложение моральных устоев произошло намного раньше, поэтому не было стеснительного замешательства, слез и раскаяния.

– Так заметно?

– Да.

– Хочешь спросить, кто отец?

– Нет, – Наташа покачала головой. Она действительно не хотела. Это не имело значения. Она устала, и у нее были совсем другие заботы. Ей не хотелось брать на себя груз новых проблем. Хотелось проводить сестру и лечь спать. Каждая минута отдыха дорога, пока лекарства действуют, и Кристина спит.

– Правильно. Это знать ни к чему.

Оля достала сигареты, прикурила дрожащими руками и шумно выдохнула дым, прижавшись к стене. Улыбнулась, как ей показалось, надменно.

– Только не смей меня жалеть!

– А разве это нужно? – все так же тихо и безразлично говорила Наташа. – Обычно в таких случаях приносят поздравления.

– Но от тебя я их не услышу.

Наташа не ответила. Она не понимала, что чувствует. Еще один ребенок! Когда он родится, Кристине будет четыре года, а Вите два. Маленькие дети, никакой помощи от них. Забот прибавится, а значит, Кристина снова не вернется к матери. Еще как минимум год.

– Наташ, вот такие дела! Для меня это не радость, а проблема. Да ты сама все прекрасно понимаешь! Не маленькая.