Текст книги "Дневник офисного муравья"

А мужичонка ждал ответа. И дамочка тоже.

– Если говорить откровенно, – сказала я, – то я просто хотела поработать в крупной американской компании.

– А тут подвернулись мы? – вклинился мужичонка.

– Ну, что-то в этом роде.

Они переглянулись. По дамочкиным губам зазмеилась ехидная улыбочка. Мужичонка, наоборот, излучал удовольствие.

– Искренне, – заметил он. – Неожиданно, но приятно.

Вот и пойми их.

На том мы и закруглились. Я выпала из кабинета вся мокрая. А всего-навсего хотела помочь несчастной девушке Инге Подольской. А в результате перенервничала, как будто эта вакансия была моей последней надеждой. Получается, что мозги совершенно не контролируют ситуацию. Весь остальной организм живет своей жизнью: психует, напрягается, расстраивается. Как будто я-еще додарвиновская обезьяна. Впрочем, кто его знает, может, так оно и есть? Может, так оно всегда и было, и человек все эти годы, столетия и тысячелетия пребывал в заблуждении относительно того, какую роль в его жизни играет сознание?

«Ой, спасибо, спасибо!»-верещала от макушки до пяток признательная мне Инга Подольская. «Да пожалуйста», – великодушно отвечала я. «Позвоню вам, как будет результат», – пообещала она. Без разницы. Я туда не собираюсь. У меня есть «Керсон».

Есть и в то же время нет. Вот где он? Ужасно хотелось сказать шефу о своем увольнении до праздников. Чтоб отравить ему пребывание в Египте. Но видно, не получится. Хотя… ведь могу и написать ему туда: —) Добрая такая девочка…

5 мая, вторник. Все. То есть все кончилось. Вся эта суета. И кончилась она плохо. Только что позвонил г-н Толмачев.

– Отбой, – сказал он.

– Простите? – растерялась я.

Он вздохнул:

– По всем трем компаниям отказ по вашей кандидатуре.

Перехватило горло. Я выпрямилась, два раза сделала вдох-выдох и спросила:

– А объяснили почему? Или вы не спрашиваете?

– Спрашиваем, – ответил он. – «ДФЛ» не понравился ваш тест на Люшера… – начал он.

Кто б сомневался.

– «Экарта» сказала, что вы тяготеете к свободному графику, а их это не устраивает…

Возразить нечего. Тяготею. Но по-моему, все тяготеют, или я что-то не понимаю в этой жизни. Ладно. Может, просто остальные тяготеющие в отличие от меня умеют лучше скрывать свое крамольное тяготение?

– А «Керсон» утверждает, что вы с ним заигрывали…

– Что?! – ошалела я. – Да он сам!..

Я ж вам говорил, – сказал г-н Толмачев. – Он странный тип.

– Более чем, – согласилась я. – Я лишь реагировала на то, как он сам себя ведет. Неформально-значит, неформально. Может, у них такая корпоративная культура. А он, оказывается…

– А он вас, видимо, просто провоцировал, – хмыкнул г-н Толмачев. – Проверял.

– Вот зараза! – процедила я. – Извините. И что теперь?

– Пока ничего, – ответил он. – Как только у нас появится что-нибудь интересное, я вам позвоню. Договорились?

Разговаривал со мной осторожно и ласково, как с тяжелобольной. Поздравил с очередными наступающими праздниками. Видно, еще не оброс профессиональным цинизмом. Сочувствует. И на том спасибо.

Навалилась тоска. Я никому не нужна. Все от меня отказались. Не стоило вообще все затевать. Может, бросить эту затею, пока не поздно?

7 мая, четверг. Вчера провалялась дома весь день. Аж тошнило от отвращения к себе. А вечером ко мне явилась Кэт, вытрясла меня из квартиры и потащила на Невский. А там принялась воспитывать.

– Ага, – саркастически начала Кэт, – первый кураж улегся, и теперь все, жизнь закончилась, и на фиг нам все это надо, да?

При этом она одарила меня презрительным взглядом. И тут я не выдержала.

Я взвилась:

– Знаешь, Кэт, почему народ с такой охотой лезет в оппозицию? Потому что критиковать-не строить. Можно всю жизнь отсиживаться на задворках и гавкать на других. Ты, между прочим, тоже не на первых позициях и тоже вечно сдаешь задним ходом, когда что-то не так, но когда это делаешь ты сама-то это «тактический прием», а когда я-то это слабость и трусость. А в чем, скажи на милость, разница? Да всего лишь в том, что критик всегда у нас ты, и только ты.

У Кэт был вид полного остолбенения. Мелькнула мысль, что сейчас она уйдет и я не увижу ее больше никогда.

Но нет. Кэт переварила сказанное мной и вдруг заявила:

– Тебе ж самой это нравится.

– Что? – удивилась я.

– То, что я периодически рычу на тебя. Ты ж сама не способна честно признаться себе в том, что не права то тут, то там, вот я этим и занимаюсь. Чем ты сейчас-то недовольна?

Блин, она права. Она как бы мое зеркало. С динамиками.

А Кэт тем временем продолжала:

– Чего ты вообще заводишься? Тим же сказал тебе: это стайерская дистанция. Может продлиться бог знает сколько времени, пока найдешь что-нибудь подходящее. Понятно, что если тебе надо кровь из носа перейти на новое место, то можешь схватить первое попавшееся. А потом опять лезть на стенку и вопить, что тебя это все достало и какого черта ты вступила в это дерьмо. Тебе просто надо выработать какую-нибудь систему поиска и решить, сколько времени ты готова от своей жизни отстегнуть на это. Или ты с чем-то не согласна?

– Согласна, – кивнула я.

– Тогда чего лезешь в бутылку?

Я молча пожала плечами. Откуда ж мне знать? Так, эмоциональный сброс.

– Вот, – продолжала Кэт, – потому что если ты сейчас все бросишь, потом будешь жалеть. Как это обычно с тобой случается, – помолчала и добавила:-Как это обычно с нами всеми случается. И вообще, ты же еще толком ничего не попробовала. Сколько ты суетишься? Три недели?

– Полтора месяца.

– Полтора месяца-не срок. Даже не о чем беседовать. Все, закрыли тему. Иди составляй план. А из конторы твоей тебе давно пора валить. Тебе это давно говорили.

Говорили. Пошла составлять план.

12 мая, вторник. Четыре дня промучилась над планом своих действий. Теперь он висит на стене, прямо напротив кухонного стола, чтобы каждый прием пищи он был у меня перед глазами. Рано или поздно войдет в мою плоть и кровь, и, глядишь, дело сдвинется с мертвой точки. Было бы неплохо, если бы оно сдвинулось до того, как я окончательно свихнусь на этой теме.

Кстати, по плану предстоящее выглядит довольно бодро. Но не факт, что все пройдет именно так на самом деле. А что, если все мои потуги будут впустую? Нагрянет депрессняк и прочая ерунда. Нужно будет как-то поддерживать в себе неугасимый энтузиазм. Ведь наверняка есть какие-то способы, как это можно устроить. Может, пойти куда-нибудь на тренинг? Помнится, однажды я…

О-о-о, нет. Я вспомнила про это «однажды».

Тренинг из серии «познай себя лучше».

Там, может, идея и ничего была, но я не поняла, как можно заглянуть внутрь себя в толпе из пятнадцати человек? По-моему, такие вещи надо делать тет-а-тет. То есть ты, инструктор, и все. Типа коучинг. Но на коучинг у меня денег нет. У меня денег-только на групповые занятия. Которые я активно недолюбливаю.

Потому что я еще и в детстве терпеть не могла, что называется, петь хором. А еще я ужасно не люблю зависеть от кого-нибудь. Ну, к примеру, когда кто-то медленнее меня думает, соображает, делает и т. д. и т. п. Да, я не командный игрок. Я уж лучше сама по себе.

И это часто приходится скрывать. Потому что у нас надо, чтобы обязательно была команда-коллектив. Я имею в виду не только работу. Если очередь, то чтоб прям локтем касаться соседа. Если узкое место где-нибудь на дороге-значит, все там, вместо того чтобы спокойно рассредоточиться по всей поверхности. И когда ты ведешь себя иначе, это внушает подозрение. Если не ходишь пить вместе со всеми чай-странно. Если не рассказываешь о себе-еще страннее. Если… Короче, понятно, да?

Значит, тренингам наше категорическое «нет».

А тогда что взамен? Может, йога?

15 мая, пятница. Вчера была у родителей. То да се. «Как дела?»-спрашивают они. А так как все мои дела за последнее время связаны исключительно с поисками работы, я и давай живописать им всю эту кутерьму. Не сразу поняла, что рассказ мой их совсем не забавляет.

У мамы, хотя она и подала пару-тройку реплик, лицо моментально приобрело выражение ой-мо-жет-не-надо, а папа впал в долгое неодобрительное молчание. Конечно, они-продукт своей эпохи. Для них скакание с одного места на другое сродни греху. Поэтому моя беготня по рынку труда их никак не может радовать. Это понятно.

Непонятно другое: как в такой традиционной семье могла появиться такая нетрадиционная я?

Я, честно сказать, не считаю, что каждое следующее поколение кардинально отличается от предыдущего. С чего бы это? Ну да, мы умеем обращаться с компьютерами, мобильными телефонами и DVD, мы более уверенно суем в банкоматы пластиковые карточки и дружными рядами идем в банки, чтобы взять кредит на авто, но психологически-разве мы такие уж другие?

И среди них были непоседы и потрясатели основ. И среди нас есть зануды и трясущиеся от всего на свете невротики. Ведь мы процентов на девяносто состоим из того материала, который нам достался вместе с генами или проник в нас в то время, когда под боком были родители, и только на десять-из того, что нам самим удается накопить за свою жизнь. Да, я так думаю. Кто-то может не соглашаться, это его право, но я стою на своем.

18 мая, понедельник. Эта жучка Подольская нашла мне очередную работу.

– Я буду вас лоббировать, – горячо пообещала она мне.

Интересно, как она собирается это проделывать?

Наконец-то я увидела ее. Она позвонила мне сегодня утром и попросила прийти к ним. Сказала, что надо заполнить какие-то бумажки. Да ладно, мне не трудно. Благо сегодня у меня выходной. Подольская-это что-то! Невысокое, невзрачное, нелепое существо. Никак не соответствует своему голосу. Он у нее звучный и уверенный. Производит впечатление. Которое смазывается при личной встрече. Лет двадцать семь-двадцать восемь. Суетится больше чем надо, делает массу лишних движений, говорит уйму лишних слов. Нервничает. Но в глазах светится упрямство и решимость. Хочет выбиться в люди. Взметнуться на верхние ступеньки карьерной лестницы.

Она посадила меня заполнять разные анкеты, а сама продолжала носиться туда-сюда мимо меня. И вот в очередной ее проход по комнате я внезапно сообразила, кого она мне напоминала. Селезня!

Селезень тоже всегда ходила с таким видом, будто готова вступить в драку с любым, кто нарвется. Постоянно была настороже, постоянно говорила на тон выше, чем следовало. Меня это смешило. Тогда. А вот сейчас я вдруг подумала: может, все это оттого, что Селезень чувствовала себя неуверенно среди нас?

Она была откуда-то из провинции. Причем не из большого города типа Самары или Ростова-на-Дону, а из какого-то маленького населенного пункта. Как ее занесло в Питер, я никогда не спрашивала. Мы вообще с ней мало разговаривали. Мы все, которые питерские. Она жила в общаге, имела компанию там. И как я сейчас начинала понимать, страстно хотела стать такой, как мы. Но у нее так ничего и не вышло. Ей нужно было просто расслабиться, и она влилась бы в наши ряды естественным образом. Но видно, она до этого не додумалась и поэтому продолжала безуспешно биться о нас.

Интересно, Подольская тоже откуда-нибудь из глубинки?

19 мая, вторник. Дело пошло! Сегодня позвали на собеседование. Вернее, оно завтра, а позвонили сегодня. Это из тех вакансий, которые я отрыла на job.ru. Правда, не иностранцы, наши, но вдруг?

А еще прорезался г-н Толмачев. И у него оказалась парочка вакансий в рукаве.

Когда ты видишь, что востребован, это чрезвычайно бодрит. Настолько, что я вошла в кураж. И решила поприкалываться над шефом. А именно-заявить ему о своем желании получать прибавку к ЗП. Нет, это ровным счетом ничего не меняет-я буду уходить от него. Теперь, побывав то тут, то там, я понимаю, что назад дороги нет, потому что позади-болото. Может, именно мысль о том, что я здесь не останусь, придала мне дополнительную храбрость.

– Что? Зарплата? Повышение? В связи с чем? – скривив губы, поинтересовался он. – У тебя что, объем увеличился?

– Нет, – сказала я. – Мир вокруг изменился.

А что? Он вполне мог это не заметить.

– Это как? – нахмурился шеф.

– Элементарно, – ответила я. – Зарплата, которую я сейчас получаю, была установлена три года назад. Сейчас та же работа стоит дороже. Инфляция и все такое. Ты не думал об этом?

– В мире кризис, – буркнул он.

– Болтовня, – ответила я. – И ты это знаешь.

Он молчал, набычившись.

– Тем более что другим ты зарплату повышал, – сказала я. – И не единожды.

– Но они-то доход приносят, – буркнул он.

Ага, старая песня. Слышали-знаем.

– А я его собираю в кучу, считаю и слежу за тем, чтобы с этого заработанного дохода ты не очень много денег заплатил в бюджет. Или нет?

Он скривился:

– Ой, оставь. Можно подумать, это так трудно. Возьму любую девочку, и через пару месяцев она будет делать то же самое.

Ну, круто. Вот я и получила ответ на вопрос: а что я для него? Ничего. И никто.

Нет, я вообще-то не считаю себя незаменимой личностью. Я, конечно, беспредельно умна, изрядно сообразительна и неплохо образована, но мне вполне можно найти замену. Как любому из нас.

Дело-то не в этом. Просто я здесь с первого дня существования компании. И это для него-пустой звук. Неужели, чтобы удержать бизнес на плаву, надо так опошлиться? Неужели все, кто заводит свое дело, рано или поздно превращаются в…?

А может, это просто у меня наивный взгляд на окружающих? Вижу их всегда лучше, чем они есть на самом деле? Ну, вижу. Что тут спорить? Вопрос в другом: это хорошо или плохо?

20 мая, среда. Пошла на собеседование. Все вроде ничего было, пока не пришел гендир. Отчего-то мне показалось, что он смотрит на меня с отвращением.

Так и было. О чем мне сообщила эйчар, когда мы уже прощались. Сама бы она, конечно, не раскололась, но я вытащила из нее правду-матку.

– Поймите, – проникновенно сказала я, – уже набойки стесала, мотаясь по собеседованиям. Не хотелось бы лишних иллюзий. Есть у меня шансы или как?

На самом деле они мне не очень понравились. Но важно дойти до победного конца, а отказаться никогда не поздно. Так что я делала вид, что все это меня жутко интересует. А поскольку вид мой всегда вызывает доверие (по до сих пор неизвестной мне причине), то дамочка кочевряжиться не стала и выдала мне страшную тайну.

– Он терпеть не может блондинок, – сказала она. – Считает их клиническими дурами.

Кретин. Жертва СМИ. Интересно было бы посмотреть в глаза тому, кто первый пустил эту утку по миру.

А вот я лично очень довольна, что родилась блондинкой. Другой я себя не ощущаю. Пробовала однажды краситься в рыжий. Прикольно. Но-не я. Так что извините.

Хотя-дискриминация. Может, в Страсбургский суд по правам человека подать? Почему-то мне очень хочется в Страсбургский суд хоть однажды, хоть одним глазком. Почему-то мне кажется, что там ужасно интересно.

22 мая, пятница. Сегодня прямо спозаранку позвонила Кэт и спросила:

– Была на «Одноклассниках»?

– Нет, – ответила я, – ты же знаешь, я их не люблю.

– Любовь тут ни при чем, – сказала Кэт. – Там Селезень тусится во всей своей красе. Хвастается тем, как прекрасна теперь ее жизнь. И фотки выложила-зашибись. Я и «лексус». Я и Мальдивы. Я и пентхаус…

– У Селезня пентхаус? – перебила я ее, ошеломленная.

– Ну, по-моему, это корпоративный пентхаус где-то в Лондоне, – поморщилась Кэт, – где Селезень была по каким-то своим корпоративным делам. Суть не в этом. На фоне Селезня все остальные со своими достижениями, о которых еще вчера они думали, что они о-го-го, выглядят не просто бледно, а бледнее бледного.

– Да-а, – протянула я. – Селезень берет реванш за годы унижений, ведь ей одна наша манера растягивать слова наверняка казалась унижением, потому что она так этому и не научилась.

– Сейчас, наверное, уже умеет. Может, даже брала уроки у логопеда. – Кэт подумала и добавила:-Не хочешь с ней контактнуть? Она ж тебе послужила образцом.

– Ничего не образцом, – пробормотала я. – Так…

– Не важно. Если бы не Селезень в журнале, ты бы где сейчас была? – усмехнулась Кэт. – Там же, где была все последние пять лет. А так…

Сейчас ляпнет что-нибудь про то, что я опять лоханулась, и либо мы поругаемся, либо нет, но тогда я буду потом в одиночку пыхтеть от досады на себя саму и на все вокруг.

– Глядишь, что-нибудь из этого и вырастет, – неожиданно мирно закончила Кэт.

В общем, когда она отключилась от связи, я долго прислушивалась к тому, что творится у меня внутри. Написать Селезню или нет? Получалось, что написать-потому что зачем я тогда вообще задаюсь этим вопросом? Но о чем? Скажи, Люся, как тебе удалось прорваться в небожители? И говори, пожалуйста, медленнее-я записываю, чтобы потом воспользоваться твоим опытом и тоже куда-нибудь да прорваться. Вот тогда Селезень точно раздуется от гордости до такой степени, что, не ровен час, лопнет.

Кэт права в своем ехидстве. Странный выбор для подражания-Селезень.

24 мая, воскресенье. А сегодня вспомнила свой разговор с шефом. В неприятном плане.

Я-то намеревалась покуражиться, для чего отрепетировала предварительно каждую свою реплику. Экспромты-не мой конек, все самое удачное, разящее в цель приходит на ум тогда, когда слушатели разошлись по своим углам. Так что мне нужно готовиться заранее. Что я и сделала. При этом продумала разные варианты развития сюжета, то бишь диалога. Вроде была ко всему готова. Оно и развивалось так, как я ожидала. То есть это был один из вариантов. Второй, к примеру, заключался в том, что шеф спокойно скажет: «Конечно, я и сам об этом думал…» Мечтать не вредно.

Так вот, несмотря на то что все шло по плану, хоть и не по самому лучшему, я сорвалась. Распсиховалась. Сердце забилось, коленки задрожали. И голос тоже. Что хуже всего, поскольку голос-не коленки, шеф наверняка насчет голоса просек.

Почему мне всегда так тяжело разговаривать по поводу зарплаты? Другие идут и выколачивают все, что им надо. Как у них это получается? Это какой-то особый вид искусства. Причем не искусства вести беседу, а искусства знать себе цену.

Не просто знать в смысле понимать, а знать-использовать то, что знаешь. А я как собака: все понимаю про себя, но никому сказать об этом не могу. Не хватает… чего? Смелости? Чего-то, короче, не хватает.

В результате я предпочитаю уволиться и начать все заново в другом месте, постаравшись прийти туда на лучшие условия. И все это фигня! Потому что «лучшие условия» остаются таковыми очень непродолжительное время. Жизнь-то течет, а значит, все время изменяется. С ней изменяются и мои насущные нужды и весь окружающий климат.

Надо как-то переломить ситуасьон. Сколько можно? Уж скоро старость грянет, а я все там же, то есть в вечном конфликте с самой собой. Как бы мне стать стервой? Наверное, этому где-нибудь учат.

– Учат, – подтвердил Тим, которому я рассказала о своих страданиях. – Пойди в Дом книги, купи книжку «Стерва делает карьеру» и вперед.

26 мая, вторник. Не знаю, как там меня лоббировала мисс Подольская, но пока из этого ничего не вышло. Но вот что интересно-я заметила, что уже стала относиться к отказам спокойнее. Понятно, что человек ко всему привыкает, даже жить на улице, у мусорного бачка, но на самом деле я не об этом. Просто когда походишь по интервью да насмотришься на тех, к кому ты собираешься идти работать, то уже ничему не удивляешься. А уж тем более не льешь слезы, что тебя туда не взяли. Мир полон придурков. Особенно ряды работодателей и тех, кто занимается приемом на работу. Именно поэтому я стала воспринимать каждый новый отказ куда как спокойнее, чем в начале этой эпопеи, которая длится уже… Два месяца?! Офигеть!

28 мая, четверг. Сегодня было очередное собеседование.

Фирма немецкая, называется «Мерсер». Производит и продает оборудование. Им нужен главбух туда, где продают. И еще там оказывают услуги. Какие? Этого не знает никто. По крайней мере, мне это узнать не удалось. Хотя я и пыталась, причем остервенело.

Собеседование проводил гендир. В агентстве г-на Толмачева.

– Решил, что тут будет спокойнее, – пояснил тот. – А там задергают.

Беседа журчала весело, как весенний ручеек. Я рассказала о себе, потом ответила на вопросы. В числе прочих-и на всякие идиотские типа: «Где вы видите себя через пять лет?» Но меня-то уже не смутить! Я-то уже практически ветеран. Плюс незабываемый тренинг г-на Толмачева. Отвечаю легко и даже артистично. Что означает: не надо спешить выкладывать свою домашнюю заготовку. Надо так обыграть ее, будто она прям только что пришла тебе в голову.

В общем, все шло хорошо. До момента, пока он не предложил задавать вопросы. В смысле если меня интересует что-то об их фирме. Конечно, меня интересовало все. И в первую очередь какие такие услуги они оказывают, потому что из предыдущих реплик гендира это никак не было ясно.

– Производственные, – лаконично отвечает он и тут же начинает пространно говорить о перспективах продаж.

Я, естессно, слушаю, не перебивая, поскольку перебивать-это дурной тон. Минут через пять опять возвращаю его к теме об услугах.

И он мне опять:

– Услуги как услуги. Как у всех. Производственные.

И эдакое раздражение звучит в его голосе: мол, чего вяжешься с дурацкими вопросами? И опять переходит на другой предмет, на этот раз-о строительстве новых помещений.

Блин, это что такое? Секретное производство? Или как? После его третьего ухода от ответа я почувствовала, что мне все это надоело. И на его очередной вопрос: «Еще какие-нибудь вопросы?»-я молча покачала головой.

Мы расстались вежливо. А как же иначе? Скорее бы найти что-нибудь да покончить с этим процессом. Хотя бы на какое-то время. Потому что пройдет энное количество лет… и опять захочется… куда-нибудь…

29 мая, пятница. А сегодня мне написала Селезнева. Через «Одноклассников». Просто телепатия какая-то. Но если я так и не собралась, потому что никак не могла придумать, что писать-то, то Селезень сразу взяла быка за рога.

«Привет, Ларина, – писала она. – Увидела тебя тут и решила узнать, как у тебя дела. А то другие тут постоянно, а тебя не видно и не слышно. Чем занимаешься? Где работаешь? Я вот дослужилась до партнерства…» И т. д. и т. п. В том смысле как ей там, в этом партнерстве, кайфно.

– Туфта, – фыркнула Кэт, когда я рассказала ей о селезневском послании. – Пыль в глаза.

– А может, правда. А тебе она писала?

– Нет. Меня она боится. – И Кэт захохотала басом.

И правильно делает. Потому что если бы Селезень написала всю эту ботву Кэт, то огребла бы по полной. А я… я просто ответила ей: все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо.

И это действительно так, но ведь «хорошо» у всех разное. Я поняла это, когда буквально через два часа после моего ответа мне пришло второе послание от Селезня, в котором было очень лаконично написано: «Замужем?»

– Ага! – восторжествовала Кэт. – Это-ее больное место. У нее комплекс отличницы, что означает: нужно, чтоб все в жизни было на пять. Напиши, что ты лесбиянка и в настоящей момент занята серьезной борьбой с нашими законодательными органами за права секс-меньшинств нашей необъятной родины, – посоветовала она.

А что? Между прочим, это идея. Партнерство-это почти банально, а вот борьба за права сексуальных меньшинств…

Блин, нет, ну какая чушь. Я просто написала: «Да. Трое детей. А ты?»

30 мая, суббота. Разговор с Кэт.

– Ты, Ларина, чем думала, когда писала это?!! – бушевала она.

– А что? – спросила я. – Подумаешь, пошутила. Я ей так и собиралась потом написать: «Селезень, ты что? Это-шутка. Замуж-это уже давно в Европе не модно».

– А то, что уже прямо с самого раннего утра эта мымра позвонила мне и дрожащим голосом спросила: правда ли?.. – орала в трубку Кэт.

– Позвонила? – удивилась я. – А откуда узнала твой телефон?

– От Климовой, а та от Феди, а та от Любимовой.

– Охренеть, – пробормотала я. – И что ты ей ответила?

– А я ж не знала, что ты ей написала! – продолжала вопить Кэт. – Хоть бы предупредила! Она спрашивает: это правда про Ларину? А я ей, причем, заметь, спросонья: правда, а что такого? Замуж-это ж так скучно…

– Блин, – вздохнула я. – Шутка не получилась.

– Не получилась, – подтвердила Кэт. – У Селезня сразу же улучшилось настроение. Слушай, скажи, что ты пишешь книги, что пишешь под псевдонимом. Выбери какую-нибудь писательницу, только из полуизвестных, чтобы гарантированно нигде ее фото не было…

А что, идея… Хотя…

– Кэт, – сказала я, – скажи, мы зачем все это делаем? Вот это вранье, что у нас все не так, как на самом деле. Лишь бы утереть нос Селезню и иже с ней. Зачем?

– В этом весь смысл! – опять заорала Кэт. – Акция под названием «Не дадим Селезню быть такой самодовольной». Ты чё?

Да я ничё. Я завсегда… Вот только раньше я всегда это делала автоматически, а сегодня впервые задумалась: а в чем тут смысл? И пока ответа у меня нет.

А от Селезня-очередное послание: «Ну, ты, Ларина, и шутница! А я уж было испугалась, что такой человек потерян для жизни». Испугалась она! Кто бы ей поверил!

1 июня, понедельник. А сегодня было большое удивление.

Шеф думал-думал и надумал. Вдруг является сегодня в мой кабинетец и бурчит:

– Ну-у, это-о, я тут…

В итоге после пятиминутного вымямливания выясняется, что он таки решил меня облагодетельствовать: повысить мне ЗП.

«Ну вот, – успела подумать я, – вот сейчас сделает мне ЗП выше некуда, и как мне потом уходить?» Не в том смысле, что неудобно, а в том, что жалко, после потраченных-то усилий и полученного-то результата.

Удивительная штука-наши мысли. Вернее, скорость, с которой они рождаются, проносятся в мозгу и исчезают во внешнем пространстве. Или во внутреннем? А между прочим, куда деваются мысли, когда ты их уже подумал? Это же наверняка энергетический импульс. Иначе бы мы не вздрагивали, как ненормальные, при одних мыслях или стекали в нирвану при других. А раз это энергия, значит, она должна во что-то преобразоваться. Во что? Вопрос… Но к шефу это никакого отношения не имеет. Как, впрочем, и мыслительная деятельность-ему это не грозит.

…Какая-то я злобненькая стала в последнее время… Не нравится мне это.

Так вот, вношу попутный комментарий после всего произошедшего. А произошло следующее-шеф объявил мне цифру прибавки, и я замерла с открытым ртом, не сводя с него взгляда. Потому что цифра эта была-5000 целковых. Без комментариев.

– Чего? – вопросил шеф, глядя на мое неподвижное лицо.

– Тебе не стыдно? – сказала я.

И аж сама пугнулась. Что это со мной? Да просто вырвалось. Шеф обалдел. Покрылся пятнами, сунул руки в карманы.

– Чего стыдно-то? – рявкнул он. – Не повышаешь-плохо, повышаешь-тоже не угодил. К вам, мадам, на кривой козе не подъедешь.

А глазки его бегали и прятались. Верно Тим говорит: наивна я, ох как наивна. ВСЕ они ВСЁ понимают. Но делают так, как им удобно. Я повернулась к своему компьютеру.

– Спасибо, не надо одолжения твоего, – не глядя на шефа, ответила я.

Он набрал в себя воздуха, видно, собирался что-то изречь, потом передумал и отвалил, громко хлопнув дверью.

А я в этот момент вдруг вспомнила, что, когда пришла сюда, даже всерьез подумывала о том, не закрутить ли мне с шефом-тогда он мне нравился… Н-да, нет ничего вечного…

3 июня, среда. Мама, конечно, сказала, что зря я так себя повела. Ну а кто ожидал иного? Кэт мне рукоплескала.

– Прорыв! – восклицала подруга. – Ты, Ирэн, совершила прорыв. В мироощущении.

– Это как? – спросила я.

– Это так, – ответствовала Кэт, – что раньше ты была амеба, а теперь ты стала боец. Как это тебя угораздило?

Амеба? Нормально. Я, конечно, знала, что Кэт считает меня слабовольной, но чтобы амебой?!

Если б я сама знала! Это было вдохновение. Или просто накопилось? Короче, я не уверена, что в следующей подобной ситуации смогу повторить сей подвиг. Т. е. насчет прорыва, по-моему, Кэт погорячилась. Но я ничего говорить не стала, чтоб не сбивать настроения.

Сдала сегодня костюм в химчистку. Хоть бы не было собеседований на следующую неделю, а то в чем я пойду?

Вот, кстати, тоже тема. Все чаще задумываюсь о том, что мозги человеку во вред дадены. И мозги эти за те тысячелетия, что они у нас имеются, успели придумать столько условностей, что мы похожи на мушек, запутавшихся в паучьих сетях. Вроде живы, даже чего-то там трепыхаемся, а на самом деле висим на месте, потому что «туда нельзя», «это не моги», «а это обязательно сделай-иначе!..».

Костюмы-из этой же серии. Деловая униформа, наверное, нужна. Но почему она должна быть в виде костюма, а? Ненавижу! Может, поэтому мне так и не везет с поиском работы? Это свежая мысль!

Я имею в виду, что являюсь на интервью в костюме, который тихо ненавижу, и от этого все мое биополе, транслируемое во внешний мир, уже подпорчено. А народ, который беседует со мной, поглощает это мое подпорченное биополе, переваривает его и на подсознательном уровне понимает, что не хочет меня. Да-а, такое может быть.

И что делать? Может, пойти ва-банк? Т. е. начать ходить на собеседования в джинсах? Во всяком случае, на этой и немного на следующей неделе точно придется в джинсах. Поскольку химчистка…

4 июня, четверг. Костюмы отменяются! Потому что! Позвонил! Г-н Толмачев!

– Вас берут.

Сказал с некоторым недоумением в голосе. Я чего-то недопонимаю: он что, сомневался во мне? Я так его и спросила.

– Да нет, что вы! – испугался он. – У вас отличные данные. Просто клиент очень долго раскачивался и очень быстро принял решение. Как-то нетипично.

– Так, – деловито проговорила я, – клиент у нас кто?

Поймите меня правильно, я побывала на пяти собеседованиях. Вот кого из них прошибло?

– «Мерсер».

«Мерсер»? После всех моих вопросов? Странно. В общем-то, кроме дискуссии о таинственных услугах, ничего отрицательного в «Мерсере» не было. Можно и пойти, поработать… Но как-то…

Что, уже все? Все закончилось? И началась новая жизнь? Кстати, когда, они предполагают, она должна начаться?

– Естественно, как можно скорее, – ответил г-н Толмачев. – Они все такие, вы же знаете. Им всем нужно еще вчера. А вы как?

– Через три недели. Хочу недельку выспаться, – честно призналась я. – А то там же с девяти работать.

– Все равно впрок не выспитесь, – усмехнулся г-н Толмачев. – Ладно. Я им передам, что вы готовы встретиться и обсудить финальные условия. И насчет трех недель скажу.

5 июня, пятница. Я-то считала, что буду на седьмом небе. А я не чувствую абсолютно ничего. Только опустошение. И безумное беспокойство по поводу того, как буду увольняться. А делать это я намереваюсь в понедельник.

8 июня, понедельник. Скандал? Это еще мягко сказано…

– Ты увольняешься из-за этой долбаной зарплаты, да?! – орал шеф. – Шантаж, да?!

Я оповестила его о своих планах в двенадцать тридцать. Пришла на работу, как обычно, в двенадцать, выпила кофе и-ударила ему под дых. Он хватанул ртом воздух, глотнул его, подавился, закашлялся, а потом принялся орать как оглашенный. Народ, наверное, в этот момент вздрогнул и навострил уши. Я этого не видела, поскольку сидела у шефа в кабинете, но уверена, что так все и было.