Текст книги "Химия Ее Величества"

– Богданыч, приезжай на корт, растрясем жирок.

– Твой? – ядовито отреагировал Славка.

Слышались голоса рядом с ним. Наверняка какое-то совещание. Он же теперь в Министерстве внутренних дел, генерал. Успел уйти туда на повышение до того, как УБОПы приказали долго жить. Курирует Северный Кавказ.

– Ну и мой, – покладисто согласился Олег. – Через час сможешь? Я корт забронирую. Да и поболтать надо о том о сем…

– У-у, – протянул Богданов. – О том о сем только по официальному запросу. Твое то и се оборачивается для меня обычно головной болью и беготней. Я уже это проходил… А через час я смогу. Надо же помочь товарищу держать себя хоть в какой-то более-менее подобающей форме. А то, глядишь, уволят за несоответствие. Кроссовки брать для грунта или в зале будем играть?

– На улице, – буркнул Ермилов, понимая, что Богданов воображает себя забронзовевшим. – Кончай хохмить и ракетку не забудь!

* * *

Тополя окружали четыре грунтовых корта плотной любопытной толпой, в их кронах еще и пернатые зрители присутствовали – воробьи и вороны. Они то и дело вылетали из гущи деревьев, отвлекая теннисистов. Взгляд невольно провожал не мяч, а птицу.

Деревья отделяли корты от дороги и создавали камерную обстановку, словно и не в центре города. Но тополя сыпали листья, пух и ветки на грунт…

В ожидании Богданова Олег с удовольствием расчистил линии специальным роликом-щеткой, разровнял грунт волокушей и теперь поливал из шланга слишком сухое покрытие. Предыдущие игроки за собой не убрали.

– Дождь накликаешь! – крикнул от сетчатой калитки Богданов.

Бывший собровец и без того отличался массивной фигурой и широкими плечами, а с возрастом стал еще крупнее и шире, отрастил и небольшой генеральский животик, почти незаметный под широкой сине-серой футболкой под цвет синих шорт до колен.

На плече Вячеслава висела красно-белая спортивная сумка, из которой торчала ракетка с довольно замызганной бежевой обмоткой.

Богданов последние года два отращивал усы, наверное, для солидности, стриг он их небрежно, и правый ус казался чуть длиннее левого. Славка так и не женился. Путался с какой-то официанткой из министерской столовой, но ни с кем ужиться в своей берлоге не мог.

Он присел на металлический стул, скрепленный с двумя такими же в подобие скамьи, на одном из них было мягкое кожаное сиденье. Рядом стоял круглый металлический столик. На него Богданов выставил пару бутылок с водой. Он вытянул длинные ноги, с наслаждением наблюдая, как полковник ФСБ трудится, вооружившись шлангом.

Олег почувствовал, что друг заважничал, и обдал его водой из шланга. До Славки долетели только несколько брызг, он показал здоровенный кулак Ермилову, поднявшись, взял ракету, как биту закинув на плечо, и вразвалочку пошел на свою сторону корта, пообещав:

– Я тебя разделаю под орех.

Следующие полчаса Вячеслав пытался расстрелять верткого полковника теннисными мячами, но тот ухитрялся отбиваться, и Богданов аж рычал.

Наконец он, изможденный, сел передохнуть и выпить воды. Олег встал напротив, постукивая себя ракеткой по ноге. Он в отличие от курильщика Богданова даже не запыхался.

– Славка, ты же на Кавказ часто ездишь?

– Зубы не заговаривай. Выкладывай, в чем дело. Я инспектирую своих, ментов, а не шпионов и не военных, торгующих государственными секретами.

– Шпионов мы сами проинспектируем, – Олег сел рядом и бесцеремонно отобрал бутылку воды у Богданова, отпил немного. – У тебя есть во Владикавказе надежные люди?

– Еще ближе к делу, – вздохнул Богданов, разглаживая усы.

– А у этих твоих людей должны быть информаторы, – намекнул Ермилов.

– У ваших людей они тоже есть. Чем мои лучше?

Олег помялся и все же объяснил:

– Наших я задействую, это само собой. Но у нашего Департамента определенный контингент информаторов, который лишь косвенно, а то и вовсе не сможет мне добыть то, что я ищу. Для получения более детальной информации придется задействовать людей из другого Управления. По борьбе с терроризмом.

– Конкуренция? – догадливо покивал Слава.

– Не совсем. Свою агентуру все берегут как зеницу ока и полученные сведения профильтруют до состояния жиденького супчика, а навар весь себе оставят.

– Оно и понятно. Не захотят, чтобы оставался хоть намек на то, кто их агент, а во-вторых, себе галочку поставить никто не откажется. А тебя, выходит, интересует что-то связанное с терроризмом?

– Ну не так глобально. Давай еще пару геймов. Кто подает?

Богданов проиграл гейм и подошел к сетке. Постучал по ее кромке ребром ракетки:

– Так что нужно-то? Официальное поручение будет от Конторы?

Олег подкинул мяч на ладони, рыжеватый от налипшего на него грунта:

– Формалист ты Славка. «Будет вам и белка, будет и свисток…» К счастью, ты тогда в Чечне не был таким занудой и не требовал у меня заверенной прокурором санкции, чтобы вытащить меня из-под огня. Иначе я бы кровью истек.

– А надо было. Это из-за контузии на меня умопомрачение нашло. Знал бы, что ты за жук, не стал бы, а теперь ездишь на мне, как на муле.

– Жук-наездник? – Ермилов вспомнил очередную информацию из курса пятого класса. – Откладывает яйца в насекомых. А его личинки потом сжирают это насекомое. Кстати, эти наездники полезны для сельского хозяйства, потому что из-за них гибнут вредные насекомые, на которых они паразитируют.

– Тьфу на тебя! – сказал Богданов, брезгливо передернув плечами. – Какие, к лешему, яйца?! Ты мне зубы не заговаривай. Может, ты и полезен для сельского хозяйства, но мне от тебя одна головная боль. Если будет официальный запрос от вас, то где гарантия, что именно мне поручат этим заняться?

– Ты Кавказ курируешь. Я сделаю так, что поручат тебе.

– Это тоже проблема! – продолжал жаловаться Вячеслав. – Пойдут разговоры, дескать, я с твоей Конторой связан, раз мне уже личные поручения дают…

– Вымогатель ты, Славка! Будет тебе в выходные шашлык на даче и к шашлыку… Только спать будешь на чердаке. Ты в прошлый раз диван на первом этаже продавил, лось.

– Это он мне в бок пружиной двинул, до сих пор болит. Давай играть. И можешь в качестве аванса проиграть мне.

– Мечтать не вредно.

Олег сделал два эйса в гейме – подал неберущиеся мячи – и выиграл сет.

Богданов повесил полотенце на шею и снова пробормотал:

– Тьфу на тебя! Зато я – генерал.

Они оба рассмеялись и пошли в раздевалку вдоль кортов по узкой дорожке с серым специальным покрытием, напоминающим наждачную бумагу. Их оплаченное время вышло.

– Будет тебе завтра официальное поручение.

– А конкретно что нужно? – Богданов моргал голубыми глазками богатыря, который вылез из древней сказки и готов выполнять любую просьбу, попутно сокрушив огнедышащего дракона и переломав пару гектаров реликтового леса.

– Есть один тип, он задержан, сидит у нас в «Лефортово». Мне позарез нужны связи этого парня во Владикавказе до его отъезда в Турцию. Одноклассники, соседи, друзья по интересам – спорт…

– Шашки, сбор марок в промышленных масштабах… – ернически подхватил Славка. – Все это без сверхусилий могут узнать и ваши люди. Я тебе на кой сдался?

– Не ты, а ментовские информаторы. Чем шире мы раскинем сеть, тем быстрее выловим необходимое. Он наверняка поддерживал связь с кем-то во Владикавказе из прежних дружков. Звонил, переписывался и так далее, и тому подобное. Этот парень не мог не иметь кого-то, кому доверял самое сокровенное, и это явно не родственники и, может, даже и не школьные друзья, и не институтские. Кто-то из новых приятелей.

Богданов подергал себя за кончик носа, задумавшись.

– У меня есть дела в том районе, самому, что ли, прошвырнуться во Владик в командировку? К тому же там Сеня Костюченко. Помнишь его? Он, правда, был не в моем отделении… Но когда ты лазил по Грозному со своей следовательской папочкой под мышкой, он тоже таскался с тобой пару раз, охранял. Здоровяк такой, с оспинами на лице.

– Смутно, – пожал плечами Олег. – Но надеюсь, твой Сеня оброс там связями? Он давно на Кавказе?

– Он оброс бородой, – хрюкнул Богданов, подавившись смешком. – Выглядит как абрек.

– И ведет партизанско-разбойничий образ жизни? – пошутил Ермилов и, увидев недоумение на лице Вячеслава, добавил: – Я к тому, что он абрек. Ну ладно, шутки шутками, а мне необходимо получить результат как можно быстрее.

– Если я буду понимать, в чем соль, это упростит задачу. Он ведь сидит уже, зачем на него компромат? – Богданов толкнул дверь в раздевалку и бросил сумку на низкую скамью, открыл свой шкафчик и поглядел на друга поверх дверцы.

– Он получит срок в любом случае. Просто сейчас парень отпирается от участия в НВФ[2]2
  НВФ – незаконное вооруженное формирование.


[Закрыть]. Следователь докажет, что он был в Сирии, это не вопрос. И что готовился к террористической деятельности, возможно. Однако он там воевал, а не только обучался, на его руках кровь сирийцев. Такие люди, как правило, хвастуны. Надо найти, кому он изливал душу, и заставить их говорить. Нет-нет, вряд ли закадычные друзья. Наслаждение от слушателей получаешь тогда, когда они тебе завидуют или сопереживают. В любом случае его слушатели – потенциальные террористы. Но для нас интереснее завистники – они с охотой дадут показания, которыми я его припру и взамен получу информацию.

– Хоть кого-нибудь найти бы… И не забывай про менталитет гордого кавказского народа – своих не выдают.

* * *

После тенниса хотелось спать, но Ермилов поехал обратно на Лубянку, таращась сонными глазами на дорогу, а чаще на стоп-сигналы едущей впереди машины. Спасало от сонливости радио, которое бравурно сообщало о пробках и о том, что снова будет дождь и еще больше похолодает.

Неуловимое московское лето в сером дождевом плаще пронеслось по городу, деловое, надменное, оставляя мокрые следы на асфальте…

К вечеру скапливалась информация от сотрудников отдела. Те, кто выезжал в течение дня по делам, возвращались и докладывали. К тому же Олега тревожило, как Плотников отреагирует на его инициативу с особым поручением Богданову.

Генерал наградил Ермилова отрешенным взглядом поверх очков, когда тот заглянул к нему в кабинет. В стеклах очков отражался свет настольной лампы зеленоватым блеском и ожидающий решения Ермилов с встрепанными после душа и уже высохшими волосами.

– С Евкоевым глухо? – уточнил Плотников.

– Как он может откровенничать про англичанина, если не признает сам факт того, что был в Сирии?

– Хочешь с ним поторговаться? Англичанин взамен смягчения судебного решения? За содействие следствию и все в таком духе? Ладно, – Плотников отпил из большой фарфоровой кружки чай.

Олег смотрел на параллельно лежащие на столе справа от шефа карандаши, вспомнив, что параллельные прямые лежат в одной плоскости и не пересекаются. «Евкоев видел англичанина на Ближнем Востоке. Теперь Евкоев здесь, и мы можем общаться с ним, однако это пока не значит, что я могу узнать от него что-то об англичанине и что Рашид станет связующим звеном. Вот тебе и параллельные прямые!»

– Ты действуешь по трем направлениям. Первое – поручение Богданову. Второе – подключи к делу Григорьева, пусть напряжет наших коллег в североосетинском ФСБ. А третье – это по части следственной работы. Миронов опросит задержанных игиловцев – фигурантов по другим делам. Ты же ему посоветовал это сделать? Ну а как тебе показался Евкоев?

– Такой глотку зубами перегрызет. Он упорный, неглупый, грамотно просчитывает ситуацию. Не особо его пугает то, что происходит. Словно бы его готовили к такому развитию событий. Мне кажется, из Рашидика лепили не простого боевика. Руководителя. Он, как Абу-Бакр аль-Багдади, начнет вербовать сторонников на зоне.

– Это ты махнул. Он не Абу-Бакр. Но, согласен, не мелкая сошка. Засадить бы его лет эдак на …адцать, – Плотников с недовольством покосился на Олега, – но с твоими наполеоновскими планами от срока останется один пшик. Лет шесть.

– Надо чтобы и планы еще реализовались. Вам же понадобился этот англичанин.

Плотников помолчал, что-то прикидывая, и, постучав костяшками пальцев по листку той самой справки, копия которой находилась у Ермилова, сказал:

– Англичанин светился и раньше. Из других источников было известно, что он появляется то тут, то там на позициях игиловцев, в их учебных лагерях. До нас долетало эхо его перемещений. Но никаких деталей. А тут вдруг к нам в руки попал человек, который не только его мельком видел, но и сопровождал. Знает приметы, мог слышать обрывки его разговоров с руководством учебного центра.

– Англичанин из МИ6?

– Вероятнее всего. Но для кадрового разведчика действует слишком топорно, раз уж от его телодвижений такие круги по воде пошли.

– То, что я уловил из справки, так сказать, между строк, – это не топорная работа, а типичная для англичан наглость.

– Этого у них не отнимешь, но их профессиональные разведчики действуют все же тише. Когда я был в Лондоне… – Плотников бросил быстрый взгляд на Ермилова и осекся. – Впрочем, это к делу не относится. Мне тут вдогонку сообщили еще кое-что про англичанина. Приезжал он на машине с эмблемой «Белых касок». Даже если это совпадение… – генерал пожал плечами. – Я уже давно перестал верить в совпадения. Чем немыслимее совпадение, тем железобетоннее закономерность, которая привела к подобному «совпадению». Правда, выясняется это не сразу, порой спустя годы. А поначалу кажется почти чудом, божественным провидением.

Ермилов с любопытством посмотрел на шефа. Шутит тот или углубился в свои персональные переживания и философствования? «О своем, о девичьем»…

– Ну в общем, связь Ле Мезюрье с английской разведкой и раньше не вызывала сомнений… – Олег достал из кармана блокнотик и по привычке стал рисовать там геометрические узоры. Он считал, что это способствует умственной деятельности, хотя ехидная Люська утверждала, что рисование каракулей на салфетках – это признак невроза.

– Ле Мезюрье? – переспросил Плотников, словно пробовал фамилию на вкус. – А ну да. Организатор этой банды в касках. Отставник британской разведки.

– Он организовал ее в Стамбуле. Там всегда гужевались английские шпионы в большом количестве, и Джеймс – не исключение. Но не по своей же инициативе он занялся «гуманитарной» деятельностью. Проснулся утречком рано от криков чаек и муэдзинов под окном дорогого отеля с панорамными окнами, поглядел на Босфор в дымке, почесал пузо и его осенило.

Плотников кивнул с кислой улыбкой. Он с самого начала понял, что переданная в ДВКР справка потянет за собой нечто неудобоваримое, сложное для исполнения, требующее ермиловской недюжинной настырности, дотошности и его энциклопедических знаний.

* * *

Рыжая, как мать, Наташка со светло-серыми отцовскими глазами – та еще штучка. Разбила пластинку и спряталась в детской за аквариумом, опасаясь справедливого гнева пришедшего с работы отца. Ермилов – большой любитель виниловых пластинок. Над уцелевшей коллекцией еще советских дисков он, «как Кощей, над златом чах». Особенно оберегал любимого Высоцкого.

Но по поводу Наташкиного бесчинства Олег только вздохнул, собрал осколки пластинки в совок и понес выбрасывать на кухню, где в предвкушении домашней разборки сидел Петька, уплетая гречку с мясом.

Он для всех оставался Петькой, хотя ему было под тридцать. Петр защитился по детской кардиологии и работал в Морозовской больнице. Завалил полку на кухне, где любил сидеть вечерами под бубнеж телевизора, книгами по медицине – «Анатомия дыхательной системы и сердца», «Заболевания сердца у новорожденных и детей раннего возраста», «Детская кардиоревматология»…

Олег Константинович ворчал, что обедать, глядя на корешки подобных книг, вредно для пищеварения. Однако на аппетит Петра названия книг не влияли, он у него всегда оставался отменным.

Скептически усмехнувшись, Петька указал вилкой на черные осколки пластинки и заметил:

– Все этой свиристелке Наташке с рук сходит. Меня за разбитую пластинку ты наверняка бы выпорол. Кстати, если мне не изменяет память, так и было однажды…

– Тоскуешь по прежним временам? – охладил его Олег. – Женился бы ты, что ли, – он решил спустить пар на сына. – Бери пример с Васьки, – Олег говорил о своем втором сыне. – Того и гляди, дедом меня сделает. А ты все ворчишь, соревнуешься с одиннадцатилетней девчонкой так, словно тебе самому лет десять.

– Ты меня из дома гонишь? – нахмурился Петька.

– Сиди уж! – отмахнулся Ермилов, испытывая жалость к сыну.

Петр и Васька – ровесники, двойняшки. Но Васька, никогда не отличавшийся бойкостью, довольно наивный и добрый парень, быстро создал собственную семью. Пошел по стопам родителей, окончил юридический и работает юристом в крупной компании, купил квартиру, путешествует со своей Леной по миру, привозит сувениры, которые занимают уже целый стеллаж у родителей в коридоре.

Петька же, разгильдяй и хулиган, в натуре которого ничего для Олега не предвещало склонности к научной деятельности, в последних классах школы вдруг взялся за ум и теперь уже собирался защищать докторскую. Однако наука поглотила его настолько, что он стал вести замкнутый и почти аскетичный образ жизни. Помогал родителям с Наташкой, когда не дежурил в больнице, делал с ней уроки, ездил с семьей на дачу.

Олег удовольствовался остывшей гречкой с мясом и заперся в спальне. Ревниво поглядывая на настенные часы, подаренные ему бывшим шефом из английского отдела, Ермилов думал, что Люська слишком уж усердствует в своей адвокатской конторе.

Мысли, как нарочно, пошли в нелицеприятное для жены русло. Воображение рисовало состоятельного клиента Люськи в шикарном костюме с кожаным итальянским портфелем и золотой перьевой ручкой, колпачок которой выглядывает над краем кармана. Он обязательно обольстится ее зелеными глазами и рыжими волосами, бледной мраморной кожей…

Ермилов включил телевизор, стараясь отвлечься от непрошеных мыслей, и наткнулся на актуальную тему, которую муссировали несколько «политологов». Про себя Олег, посмеиваясь, считал этих «экспертов» новой усовершенствованной моделью бабок на лавочке у подъезда. Они, бабки, смогли бы подсветить любую проблему не хуже модных нынче политологов.

В дискуссии упоминали про химические атаки в Сирии, якобы произошедшие нынешней весной – 24, 25 и 30 марта. Про бомбардировку рядом с Эль-Латамной (провинция Хама) боеприпасами с зарином и хлором. Никто не погиб, но семьдесят человек пострадали. Сообщили об инцидентах «Белые каски». Через неделю госсекретарь Рекс Тиллерсон обвинил Россию, что она не контролирует Сирию в вопросах химоружия.

Все было разыграно как по нотам – фальшивые отравления, выступления активистов «Белых касок» с обвинениями сирийских правительственных войск, затем заявления официальных представителей американских властей. Тривиально, даже примитивно, однако подходяще для воздействия на среднестатистическую общественность.

По такой же схеме американцы действовали и в апреле. Сначала 4 апреля в Хан-Шейхуне в Идлибе был нанесен удар авиабомбами с зарином по позициям «Хайат Тахрир аш-Шам». Погибло семьдесят четыре человека, более пятисот пострадали. По всем мировым каналам снова показывали инсценированные «Белыми касками» сюжеты про то, как они отмывают несчастных пострадавших водой от химоружия, не используя костюмы химзащиты и противогазы.

По мнению российских военных специалистов, отравление было, а произошло это потому, что сирийская авиация разбомбила склад террористов с химическим оружием. Но эту версию не приняли во внимание, и 7 апреля американцы сбросили пятьдесят девять ракет на авиабазу «Эш-Шайрат».

Правда, ракеты в большинстве своем заблудились по пути и не долетели до цели. Десяток солдат, раненных осколками, шесть разбомбленных МиГ-23 и девять ангаров. Все. Запугивали? Или вовсе не умеют воевать?

«Чингачгук – зоркий глаз, – подумал Олег с невеселым сарказмом. – Все понятно – чингачгуков они перебили, вьетнамцев выжгли напалмом, Ирак повергли в хаос… Арабы у них вообще вызывают особенную неприязнь, видимо, из-за теплых взаимоотношений с Израилем… Парадокс или закономерность? Многонациональное государство, куда съезжались бродяги, искатели приключений, беглые уголовники из Европы и Азии, оказалось самым нацистским на поверку. Они отсепарировали всех чужих по принципу «не американец». Хотя и в самом «режиме США» существует внутренний враг – чернокожие, «афроамериканцы». Вот лицемерие – не называть негров неграми, зато относиться к ним как к тем самым неграм, которых везли в кандалах через Атлантику, – не услышали афроамериканцы окрик надзирателя-полицейского, пристрелить, и дело с концом».

Ермилов рисовал в блокноте одному ему понятные схемы и почти не смотрел на экран телевизора, но краем уха слышал разгоравшуюся в студии дискуссию о том, как России поступить с обвинениями в ее адрес, дескать, не контролирует она своего прикормленного Асада.

«Им лучше было бы как с Саддамом Хусейном, когда Россия вынужденно пустила все на самотек! – вздохнул Ермилов, постукивая себя по виску блокнотом. – Самотек – это главное слово, которое характеризует наше житье-бытье девяностых. После начала нового тысячелетия стали пытаться приостановить эту инерцию хаоса, нащупать поводья, которые упустили, и они мотались во все стороны, попадали под колеса несущейся в галопе и в неизвестном направлении нашей страны».

Март, апрель… Ситуацию с химоружием целенаправленно взвинчивали, повышали градус напряженности, обвиняя Асада во всех смертных грехах. И продолжают поддавливать в том же направлении.

Олег выключил телевизор, снова взглянув на часы, и взялся за блокнот. Стал рисовать каракули, вернувшись мыслями к справке.

Основное во всей этой истории, что касается непосредственно работы военной контрразведки, и в частности задачи Ермилова, – пресечь утечку военных секретов – информацию о планировании спецопераций российскими ВКС на территории Сирии.

Когда еще только начинались события в Сирии, Олег с довольно утилитарным интересом собирал кое-какие материалы по ближневосточному вопросу. Он и тогда, и сейчас смотрел на ситуацию под определенным углом. Не столько терроризм его волновал как таковой, сколько последствия этой беды, плоды которой Олег пожинал.

Он позвонил Григорьеву с городского:

– Вадим, ты недавно контактировал с кем-то из Управления по борьбе с терроризмом. Ты еще нахваливал этого человека…

– Ну, – сонно откликнулся Вадим, припоминая. Он наверняка уже задремал у телевизора под шорох газеты, которой укрылся, как пледом. – А, – вспомнил он, но по выработавшейся привычке не называть фамилии по телефону и теперь воздержался, – сведущий парень.

– Парень? – поморщился Ермилов. Он испытывал предубеждение к молодым сотрудникам, считая, что нынче учить не умеют во всех высших заведениях. Да и молодые слишком легкомысленные, полагаются на технику, не владеют навыками работы с большим количеством документов и информацией, во всяком случае, не впитывают ее как губка и не умеют оперировать тем, что у них на руках.

– Ему сорок пять, что ли, – Вадим усмехнулся каким-то своим мыслям. – Он своеобразный. Ты с ним хотел по этой справке обсудить? Я уже вспоминал о нем. Он в доме-два, пожалуй, единственный на данный момент, кто так погружен в тему.

– Они разве у нас сидят? – уточнил Ермилов, имея в виду сотрудников Управления. – Организуй мне завтра с ним встречу.

– Если он в Москве, – Вадим посопел в трубку, видимо, записывая в ежедневник указания Олега.

Ермилов услышал женский голос, выговаривавший что-то Вадиму. Олег невольно представил жену Григорьева – красавицу, бывшую спортсменку, гимнастку, старого черного кота, который любил ложиться на тапочки гостям, и трех дочерей Вадима. Олег знал, что его заместитель уже несколько лет страдает при мысли о том, что они выйдут замуж.

Олег быстро свернул разговор, услышав, что вернулась Люська.

– Ермилов, что ты разлегся? – она заглянула в спальню. Стройная, в бордовом деловом костюме. Свежая, в облаке сладких духов и неиссякаемого энтузиазма. – В гости идем.

– Куда еще на ночь глядя?

– Может, изволите подать вам ночной колпак и ночную вазу? – смерила его возмущенным взглядом Люська.

– Omnia mea mecum porto[3]3
  Omnia mea mecum porto (лат.) – все мое ношу с собой.


[Закрыть].

– О, Ермилов еще что-то помнит из латыни. Не все потеряно, – источала яд Люська. Ну, не может она придержать язык, хоть из жалости к его преклонному возрасту. Шестой десяток разменял все-таки. Олег вспомнил, что они с Коротковой ровесники и осознал, что снисхождения от нее ждать не приходится. Она полна энергии и пышет здоровьем. – Так что бери свой колпак и горшок и воздвигнись с дивана! Игореша с Мананой шашлык в духовке сварганили.

Она лет семь назад оказывала адвокатскую помощь археологам, у которых на раскопках в Турции, в Гёбекли-Тепе, изъяли дорогостоящие приборы и инструменты под предлогом, что они хотели увезти в Россию найденные ценности, принадлежащие Турции.

Там и в самом деле украли стелу с изображением получеловека-полуживотного. Но тощий очкарик Игорь Джейранашвили с густой каштановой шевелюрой, зачесанной назад, сутулый и тщедушный, настаивал, что стелу он и поднять бы не смог, а не то что похитить.

Люська отвоевала археологические инструменты у турок и отстояла честь наших ученых. А в результате подружилась и с Игорем, и с его женой Мананой. Как позже выяснилось, Игорь взял фамилию жены, посчитав свою неблагозвучной.

Ермиловы частенько ходили к ним в гости, и Олег делал это не без удовольствия. Игорь намного моложе Ермилова и напоминал ему студентов его советской молодости, которые в синих спортивных костюмах и белых однотипных футболках с зелеными брезентовыми рюкзаками за плечами ходили в походы и горланили песни у костра.

Олег тоже ходил пару раз, когда пытался ухаживать за Люськой. А она была девицей спортивной, активной, и приходилось соответствовать. От ледяной воды в реке, по которой они сплавлялись на байдарках и в которой Олег искупался не по своей воле, его разбил банальный радикулит.

После чего Людмила Короткова героически осталась с ним в какой-то дикой деревушке рядом с порожистой рекой. Лечила его, не рассчитывая на романтические приключения, потому что хватало приключений медицинских и Олег едва мог двигаться.

Из той деревушки они вернулись оба задумчивыми, словно оказались посвященными в общую тайну. Они запомнили темные старинные срубы этого селения, особенно в вечерние часы, когда небольшие окошки розовели от закатного солнца, а трава под забором узкого двора в россыпях росы источала терпкий пряный запах середины лета, а воздух, свежий и сырой, пронизывал ввинчивающийся стрекот кузнечиков. Птицы кружили высоко, среди пухлых, по-цыплячьи желтых облаков, и выглядели то черными, то становились светящимися серебряными точками, попадая в солнечные лучи там, высоко над землей…

Может, то, что Игорь своим видом ассоциативно будил в Ермилове давно припрятанные в уголке души воспоминания, и притягивало его к семье Джейранашвили, но в большей степени и то, что книжный червь и археолог в одном лице обладал энциклопедическими знаниями и мог часами рассказывать о раскопках и потрясающих находках, сделанных им и его группой не только в Турции, но и в других странах и на Родине. Поэтому, как ни устал Ермилов, он таки воздвигнулся с дивана и даже побрился перед походом в гости, так как к вечеру уже изрядно оброс седоватой щетиной, которая его заметно старила.

В этот раз Игорь, увлеченно поедая шашлык и скаля белоснежные зубы, контрастировавшие с обветренным смуглым лицом, поведал в деталях о процессе мумификации в Египте. О том, какие органы складывали в конопы, как их консервировали и все в таком духе, не замечая, что у Ермиловых это напрочь отбило аппетит.

* * *

– Ты, Ермилов, стал стареть, – Вадим поджидал Олега в коридоре у его кабинета, постукивая себя по бедру свернутой газетой. – Вчера выразил сомнение по поводу Горюнова. Это мы с тобой выходим в тираж помаленьку. А такие, как он, только набирают обороты.

– Я всегда и все ставлю под сомнение. На том и стою, – Ермилов достал ключи и отпирал дверь, но, спохватившись, обернулся и спросил: – Какой Горюнов? Ты о чем вообще?

– Из Управления по борьбе с терроризмом. Говорю же, дряхлеешь, Олег Константинович. Он через полчаса к тебе заглянет. Только не слишком удивляйся. Он парень своеобразный – и внешне, и по характеру. Из «погорельцев». Мы с ним два года назад по Юрасову работали, предателю из военной разведки.

– В семье не без урода, – пожал плечами Олег, вспомнив, что Юрасова ликвидировали пограничники при его попытке с боем перейти государственную границу.

Олег зашел в кабинет, бросил портфель под стол, как нерадивый школьник, и устремился к окну. Открыл пошире, едва не сбив на пол электрочайник.

– И что в нем странного? В Горюнове.

– Поймешь, когда увидишь, – подмигнул Вадим. – Ему бы платок на голову, на верблюда и в пустыню. А он тут, бедный, мается в нашем переменчивом климате.

Через полчаса, когда Вадим, перенявший от своего кота вкрадчивую походку, мягко ступая по ковру, ушел, отчитавшись по другим делам, в дверь решительно постучали.

Олег и сам не знал, что он, собственно, хочет услышать от Горюнова и станет ли тот откровенничать. Но поскольку Евкоев-то уж точно не разоткровенничается без пинка, придется пока просто вникать в тему «Ближний Восток».

В кабинет зашел мужчина в бежевом костюме спортивного покроя, который оттенял его смуглую кожу и выгодно подчеркивал худощавую жилистую фигуру.

Голубые глубоко посаженные глаза казались добродушными, но Олегу от этого рентгеновского взгляда стало не по себе.

Ермилов знал, что они в одном звании, но испытал давно забытое чувство, когда был новичком в ФСБ и все норовили ему напомнить, что он бывший прокурорский работник, не кадровый офицер и взяли его сюда в виде большого исключения.

Нет, Горюнов не смотрел на Олега свысока. Он явно не претендовал на роль бывалого контрразведчика, тем более сам перевелся сюда только два года назад из СВР. Вообще меньше всего Петр походил на оперативника службы госбезопасности. Его можно принять за сотрудника НИИ и одновременно торговца с восточного базара. Разве что костюм слишком хорош для торговца.

Ермилов бы удивился, узнай, что Петр Горюнов много лет работал парикмахером в багдадской цирюльне. (Горюнов и теперь еще машинально замечал, хорошо ли собеседник подстрижен и побрит, посмеиваясь над собой.) И некоторое время он работал в стамбульском порту докером-механизатором.

– Вадим просил к вам зайти, – Горюнов протянул руку. Его теплая сухая ладонь продемонстрировала крепкую нервную систему своего хозяина. Он потоптался, тронул спинку стула, и, когда Олег взмахом руки предложил ему сесть, Петр устроился довольно раскованно. – Мы с вашим замом неплохо общались года два назад. Правда, обстоятельства, которые нас свели, для меня были не слишком приятными – Юрасов мой однокашник по ВИИЯ.