Текст книги "Чага. Гриб-сенсация"

Ирина Филиппова
Чага. Гриб-сенсация

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

В оформлении обложки использованы иллюстрации shutterstock.com.

Предисловие

Доброго здоровьица!

Мы знакомы с Ириной Александровной уже четверть века. Как и с фунготерапией. Всегда с удовольствием приглашал Ирину Александровну на свои программы, чтобы познакомить зрителей с перспективной наукой следующего тысячелетия. И всегда был уверен – программа будет искрящейся и увлекательной. Отдаю должное уже классику фунготерапии – она умеет рассказывать и писать о грибах так увлекательно и завораживающе, что информацию о лекарственных свойствах чаги или шиитаке воспринимаешь как детектив или приключенческий роман.

Ну а то что Ирина Александровна – великий трудоголик, эрудит, знаток грибов, подвижник знаний о грибах, основной российский фунготерапевт – это всем понятно.

Геннадий Петрович Малахов,

писатель, ведущий телепрограммы «Доброго здоровьица!»

От автора

Россия – страна березового ситца. Так красиво назвал нашу Родину поэт Сергей Есенин. Бескрайние березовые рощи, небольшие березовые колки на берегах многочисленных рек и речушек, ажурная бело-зеленая вязь березовых просторов… Ни в одной стране мира нет такого изобилия берез. И нет такого количества целебного чуда – гриба чаги, который нарастает именно на березовых стволах. Об уникальных свойствах чаги знают во всем мире и везде называют этот гриб русским. Чага – бесценное золото России. К сожалению, не умеем мы ценить то, что дано нам по праву рождения, разбазариваем по недомыслию и невежеству исконному, русскому, не задумываемся о последствиях такого хищнического отношения к родной природе. Только за последние 20 лет из России было вывезено более миллиона тонн сырья чаги, распродано за копейки многочисленным западным фирмам, которые производят дорогостоящие БАД и лекарства, а затем реализуют их у нас же – в Российской Федерации.

Западные веб-сайты пестрят объявлениями: «Продается русская чага. Цены высокие». Японская фирма случайно (а может и преднамеренно) направила российской производственной компании «БИОЛЮКС», занимающейся производством БАД и косметики из целебных грибов, предложение приобретать у нее высококачественное сырье чаги. Япония – России! Предложила покупать чагу, да еще по баснословным ценам!

Псковский егерь мне с горечью рассказывал: «Раньше, в советское время, заготовка чаги велась разумно, только с берез, предназначенных для вырубки. Сейчас же дикие заготовители-браконьеры абсолютно безнаказанно рубят чагу в любой роще, заповеднике, заказнике. Чага исчезает. И если в 1970-х годах с гектара березовых угодий можно было получить 50–100 кг чаги, то сейчас со 100 га не наберется и 50 кг. Ведь плодовое тело чаги нарастает 20–30 лет…»

Обидно, больно, страшно… Своими руками россияне уничтожают то, что могло их кормить веками. То, что дано родной природой. Государство не замечает этого разрушения, нет ни лицензий на добычу чаги, ни программы сохранения ее в природе, ни элементарной помощи тем фирмам, которые берут на себя функции по сохранению этого целебного гриба.

Компанией «Центр фунготерапии» был создан грибной заказник в Псковской области (недалеко от Пушкиногорского заповедника), где отрабатывается технология заражения грибными спорами (мицелием гриба чаги) березовых стволов с целью восстановления популяции чаги. Это единственная надежда на то, что чагу мы не потеряем и научимся выращивать и культивировать ее в естественных условиях. Но эта инициатива так и остается инициативой, она не поддерживается ни финансами, ни иной помощью государства…

Я написала книгу, которую вы держите в руках, не только чтобы рассказать людям о целебном чуде, которое мы имеем, о результатах многочисленных научных исследований, подтверждающих уникальность лечебных свойств этого гриба, но и чтобы хотя бы кто-то из власть имеющих задумался: нельзя давать на откуп свое, выстраданное открытие, нельзя бросать под ноги Западу российские изобретения.

Ирина Филиппова,

фунготерапевт,

кандидат биологических наук

Глава 1
Доктор Масленников из Александрова – мастер чаголечения

Городишко Александров, как и все провинциальные городки недалеко от Москвы, обычно плавает в сонной истоме. Вся жизнь – в бурной и кипучей Москве. Здесь же – пыльные улочки с асфальтом в трещинках, длинные ряды заборов из штакетника, разноцветье флоксов в палисадниках. Из местных достопримечательностей – музей Марины Цветаевой. В остальном – сонное царство.

А ведь когда-то город Александров гудел как пчелиный улей, пригородные электрички регулярно доставляли на привокзальную площадь очередную толпу «паломников», но паломников не к дивной красоты церквушке, а к обычному земскому врачу, простите, обычному врачу обычной советской поликлиники – Масленникову Сергею Никитичу.

Те 50-е годы XX века очевидцы и старожилы-александровцы помнят хорошо: очередь к дому врача выстраивалась на километр. Ожидание растягивалось на несколько дней, люди снимали комнатушки и койки у местных жителей, кто-то ставил палатки, а кто-то часами скорбно выстаивал под палящим солнцем или проливным дождем.

Со всех концов Советского Союза люди приезжали за надеждой.

Надеждой на излечение от рака. Необходимо учесть, что в те годы о пиаре и рекламе никто и не слыхивал, а журналистам и редакторам газет и в страшном сне не могло привидеться, что они опубликуют материал о враче, который берется лечить рак вот так – не в стенах онкологического диспансера, не операциями и химиотерапией, а какими-то непонятными древесными наростами… Однако надо отдать должное: хоть и наговорено много несусветной чуши о тех диктаторских временах, но власти не мешали, делали вид, что Масленникова как будто и нет, а очереди к нему – просто так, за советом. Тем более, врач работал в больнице, каждый день принимал обычных местных пациентов, а в свободное от работы время врачевал. Объяснял, что нарабатывает диссертацию.

И это было действительно так: Масленников по крупицам собирал данные об эффективности настоя чаги, который применял при лечении раковых заболеваний. Скрупулезно записывал диагнозы больных, свои назначения, результаты, через какой отрезок времени они наблюдаются. В его записях – сведения об эффективности настоя чаги при различных видах рака, бесценные выводы, когда и как помогает чага. Например, опухоли желудка и почек практически всегда поддаются лечению чагой, опухоли мозга – нет. Годами Масленников отрабатывал концентрацию оптимального настоя чаги, экспериментировал с древесными грибами, росшими на рябинах и осинах. Архив Масленникова – диагнозы больных и результаты лечения – огромен.

И авторитет его, как врача, исцеляющего рак, – непреложен. Без единой публикации в прессе Масленникова знали везде. Адрес врача, написанный от руки или отпечатанный на машинке, переходил из рук в руки. Сарафанное радио – вещь неподкупная, лжи, вымыслов и фантазий там не бывает. Есть человек со страшной смертельной болезнью – и есть результат лечения именно этим врачом, именно этим снадобьем, и факты подтверждаются постоянно. В архиве Масленникова есть сотни реальных историй болезни, которые закончились излечением рака.

Излечение чагой писателя Солженицына

Одна из таких реальных историй – заболевание раком известного писателя Александра Ивановича Солженицына и его полное излечение от этой страшной болезни.

В повести «Раковый корпус» Солженицын описывает свои скитания по онкологическим диспансерам, психологические переживания уже на грани между жизнью и смертью, пациентов с таким же недугом, отсчитывающих последние месяцы, врачей-онкологов, и узколобых, и творчески направленных, и равнодушных, и наоборот, стремящихся помочь и сознающих собственное бессилие перед этим заболеванием.

РАКОВЫЙ КОРПУС СОЛЖЕНИЦЫНА

(отрывок из книги)

«…Всех собрал этот страшный корпус – тринадцатый, раковый. Гонимых и гонителей, молчаливых и бодрых, работяг и стяжателей – всех собрал и обезличил, все они теперь только тяжелобольные, вырванные из привычной обстановки, отвергнутые и отвергнувшие все привычное и родное. Нет у них теперь ни дома другого, ни жизни другой. Они приходят сюда с болью, с сомнением – рак или нет, жить или умирать? Впрочем, о смерти не думает никто, ее нет. Ефрем, с забинтованной шеей, ходит и нудит “Сикиверное наше дело”, но и он не думает о смерти, несмотря на то что бинты поднимаются все выше и выше, а врачи все больше отмалчиваются, – не хочет он поверить в смерть и не верит. Он старожил, в первый раз отпустила его болезнь и сейчас отпустит.

Русанов Николай Павлович – ответственный работник, мечтающий о заслуженной персональной пенсии. Сюда попал случайно, если уж и надо в больницу, то не в эту, где такие варварские условия (ни тебе отдельной палаты, ни специалистов и ухода, подобающего его положению). Да и народец подобрался в палате, один Оглоед чего стоит – ссыльный, грубиян и симулянт.

А Костоглотов (Оглоедом его все тот же проницательный Русанов назвал) и сам уже себя больным не считает. Двенадцать дней назад приполз он в клинику не больным – умирающим, а сейчас ему даже сны снятся какие-то “расплывчато-приятные”, и в гости горазд сходить – явный признак выздоровления. Так ведь иначе не могло и быть, столько уже перенес: воевал, потом сидел, института не кончил (а теперь – тридцать четыре, поздно), в офицеры не взяли, сослан навечно, да еще вот – рак. Более упрямого, въедливого пациента не найти: болеет профессионально (книгу патанатомии проштудировал), на всякий вопрос добивается ответа от специалистов, нашел врача Масленникова, который чудо-лекарством – чагой лечит. И уже готов сам отправиться на поиски, лечиться, как всякая живая тварь лечится, да нельзя ему в Россию, где растут удивительные деревья – березы…

Замечательный способ выздоровления с помощью чая из чаги (березового гриба) оживил и заинтересовал всех раковых больных, уставших, разуверившихся. Но не такой человек Костоглотов Олег, чтобы все свои секреты раскрывать этим свободным, но не наученным “мудрости жизненных жертв”, не умеющим скинуть все ненужное, лишнее и лечиться…

Веривший во все народные лекарства (тут и чага, и иссык-кульский корень – аконитум), Олег Костоглотов с большой настороженностью относится ко всякому “научному” вмешательству в свой организм, чем немало досаждает лечащим врачам Вере Корнильевне Гангарт и Людмиле Афанасьевне Донцовой. С последней Оглоед все порывается на откровенный разговор, но Людмила Афанасьевна, “уступая в малом” (отменяя один сеанс лучевой терапии), с врачебной хитростью тут же прописывает “небольшой” укол синэстрола, лекарства, убивающего, как выяснил позднее Олег, ту единственную радость в жизни, что осталась ему, прошедшему через четырнадцать лет лишений, которую испытывал он всякий раз при встрече с Вегой (Верой Гангарт).

Слепая вера Веги в науку наталкивается на уверенность Олега в силы природы, человека, в свои силы. И оба они идут на уступки: Вера Корнильевна просит, и Олег выливает настой корня, соглашается на переливание крови, на укол, уничтожающий, казалось бы, последнюю радость, доступную Олегу на земле. Радость любить и быть любимым…

…Многое должен пережить и передумать человек, прежде чем придет к такому пониманию жизни, не каждому это дано. Вот и Зоенька, пчелка-Зоенька, как ни нравится ей Костоглотов, не будет даже местом своим медсестры жертвовать, а уж себя и подавно постарается уберечь от человека, с которым можно тайком от всех целоваться в коридорном тупике, но нельзя создать настоящее семейное счастье (с детьми, вышиванием мулине, подушечками и еще многими и многими доступными другим радостями). Одинакового роста с Верой Корнильевной, Зоя гораздо плотней, потому и кажется крупнее, осанистее. Да и в отношениях их с Олегом нет той хрупкости-недосказанности, которая царит между Костоглотовым и Гангарт. Как будущий врач Зоя (студентка мединститута) прекрасно понимает “обреченность” больного Костоглотова. Именно она раскрывает ему глаза на тайну нового укола, прописанного Донцовой. И снова, как пульсация вен, – да стоит ли жить после такого? Стоит ли?..»

Итак, давайте немного разберемся в истории болезни А. Солженицына, его отношении к собственному исцелению, мифах, которые возникли в публицистике по этому поводу.

Откровенная, «говорящая» фраза из «Ракового корпуса» о главном герое (а прототип главного героя Оглоеда – конечно, сам Солженицын) удивила меня.

«Но не такой человек Костоглотов Олег, чтобы все свои секреты раскрывать этим свободным, но не наученным “мудрости жизненных жертв”, не умеющим скинуть все ненужное, лишнее и лечиться…»

Чтобы понять эти слова, нужно знать характер Солженицына – подозрительный, закрытый, амбициозный, чуждый благодарности кому-нибудь и за что-нибудь. Именно о таких чертах Солженицына говорила его первая жена Наталья Решетовская, умершая не так давно. Она знала о заболевании мужа многое, знала – и вынуждена была молчать. Потому что Солженицын крайне болезненно реагировал на любое упоминание о его недуге и выздоровлении… Одно время я даже сомневалась: а был ли рак у писателя? Не творческий ли это вымысел?

Уж очень разные версии перепечатывают друг у друга газеты. Но сейчас могу сказать однозначно: заболевание было. Смертельное заболевание, опасное.

И надо отдать должное писателю – он мужественно встретил болезнь и победил ее.

В поисках истины мне пришлось «прошерстить» массу информации – и везде она была разной. Никто точно не мог назвать ни какого вида злокачественная опухоль была, ни как ее лечили. Источники давали совершенно противоречивые сведения.

Да, писатель не любил журналистов, практически никогда не давал интервью, а уж упоминание о болезни – это было для него полнейшее табу. Да и кто осудил бы это? Человек, носящий в себе опухоль, как мину с часовым механизмом, отсчитывающим не то что месяцы – минуты жизни, вряд ли станет откровенно высказываться о своем излечении. Скорее замолчит, постарается забыть об этом, таким образом надеясь перехитрить коварный недуг. Такой человек раним и уязвим, особенно когда с ним говорят о болезни. Вот выдержка из книги воспоминаний первой жены Солженицына Натальи Решетовской:

«…Все было бы хорошо, если бы меня оставило ощущение, что муж в чем-то неуловимо изменился. Что-то между нами было недоговорено.

Наконец, не выдержала и спросила его об этом…

– В нашем доме совершено предательство, – сказал он.

– Кем? – не веря ушам, воскликнула я.

– Мамой…???

Пока мы здесь в Рязани, он не скажет, в чем оно состоит. Потом, пожалуй, когда мы поедем в Ташкент…

Мама и… предательство?

Открытая душа мамы, ее искренность и самоотверженность и… предательство?!

Я сжалась. Покой был потерян. Пыталась готовиться к концерту, но ничего, ничего не выходило. Я была рассредоточена, рассеяна…

Как-то все же дожили до 17 марта – до нашего отъезда.

В три часа дня мы в столице Узбекистана. Гостиница “Ташкент”.

Не зря ли он сюда приехал – думает мой муж. Эти сомнения, высказанные мне в первый вечер, не рассеялись у него и на следующий день, когда он уже побывал в онкодиспансере, ходил в белом халате, участвовал в обходе, но все же чувствовал себя “именитым гостем”.

Он лишний раз убедился, что невозможно и нелепо “собирать материал”. “Собирать материал” можно только своим горбом и не будучи (хотя бы для окружающих) никаким писателем. Иначе ты безнадежно сторонний наблюдатель, перед которым все притворяются или становятся на цыпочки.

Можно писать только о том, что пережил! – таково крепнущее убеждение Солженицына.

Началось это в горький для меня день 23 марта. За окном лил дождь, то и дело переходящий в ливень.

– Ну, давай поговорим! – наконец, сказал мне муж.

Он посадил меня на одну из двух кроватей, стоявших через узкий проход одна от другой, пристально глядя на меня, стал объяснять, в чем состояло “предательство” моей мамы…

Она слишком откровенно говорила с одной посетительницей о здоровье, вернее, о болезни своего зятя.

Я не поверила.

– Как ты можешь быть в этом уверен? – спросила я. – Кому она сказала?..

Муж назвал мне фамилию.

Я растерялась. Этой женщине – профессору из Ленинграда я склонна была доверять, хотя не знала ее лично…»

Из этого отрывка видно, насколько болезненно относился Солженицын к утечке информации о своей болезни, поэтому все последующие измышления журналистов о его недуге явно не соответствуют действительности.

Итак, рак желудка у Солженицына определили, когда ему было 33 года.

«Зимой 1952 года у Александра Солженицына на тридцать четвертом году жизни обнаружили опухоль желудка и 12 февраля прооперировали в лагере, где он уже отбыл семь лет из восьми, присужденных за критические высказывания в письме к другу в адрес Сталина», – пишет безымянный журналист в Интернете.

Александр Солженицын родился 11 декабря 1918 года. Рак у писателя обнаружили в декабре 1952 года, когда ему уже исполнилось 34 года, и рассуждения некоторых журналистов о «возрасте Христа и чудесном исцелении» для нас вряд ли представляют интерес.

Обратился к врачам он уже с сильными ноющими болями, а это означает, что рак был запущенным, однозначно III–IV стадия, то есть до этого заболевание развивалось не менее трех лет со стертыми симптомами.

«12 февраля прооперировали в лагере…» – и спустя абзац журналист пишет, что рак был «неоперабелен». Несоответствие? Не совсем. Абсолютная чепуха.

Не знаю, каким образом может быть проведена операция – сложнейшая, онкологическая – в лагерном медпункте, но если допустить, что это произошло, – операция была напрасной. Как говорят пациенты: «разрезали и зашили». То есть хирург убедился в том, что опухоль убрать невозможно даже частично – она проросла основательно, раскинув метастазы в печень и лимфоузлы. Иными словами, подтверждена III–IV стадия рака желудка.

Если же хирург все-таки решил частично удалить опухоль, то метастазы в печени и загрудинных лимфоузлах все равно остались бы.

Как онколог могу сказать однозначно: в условиях медпункта одного из лагерей ГУЛАГа за такую операцию не взялся бы ни один хирург. Условия не те.

Даже если рассматривать самую оптимистичную версию – опухоль только образовалась, метастазов не было – хирург убрал опухоль, осуществив частичную резекцию желудка. (Все это в лагере? С трудом верится, но все же…)

Затем после операции Солженицына держат в лагере и после окончания отбывания наказания 13 февраля 1953 года его отправляют на вечное поселение в Джамбульскую область Казахстана в село Берлик, где он работает после освобождения учителем физики и математики в средней школе.

То есть через год после операции Солженицын был в силах работать в школе в течение года…

Журналист пишет: «Его злокачественная опухоль не была операбельна, и медики предложили пройти курс лучевой терапии в городе Ташкенте, где применялись новые методики лечения больных раком»

Что же писатель делал, вернее, что он принимал эти два года, чтобы рак не прогрессировал? Во время нахождения в лагере – скорее всего, ничего, ведь не было возможности ни переписки, ни передачи откуда-либо каких-нибудь природных средств. Как известно, пока Солженицын находился в лагере и в ссылке в Казахстане, его жена вышла замуж за другого и судьбой писателя мало интересовалась. Это уже потом, когда он приехал в Рязань вполне здоровым и достаточно успешным, Решетовская быстро развелась с новым мужем и вернулась к Солженицыну.

А пока, попав в казахский поселок и устроившись на работу учителем, Солженицын чувствует себя крайне плохо и хватается за соломинку. Узнав о целителе, который лечит больных раком настойкой аконита по ступенчатой (капельной) схеме, он на свой страх и риск (ссыльным запрещено отлучаться с места проживания) едет туда и покупает эту настойку.

Данный факт подтверждает и журналист: «Случайно Александр Солженицын узнал, что за сто пятьдесят километров от села, в горах, один старенький знахарь настаивает ядовитый иссык-кульский корень и лечит раковых больных, назначая дозы по ступенчатой схеме. Велика была жажда жизни, и он поехал к нему, зная, что рискует получить двадцать лет лагерей и закончить свои дни в клоаке заключения»

Еще год Солженицын сдерживает развитие рака этой настойкой. И соглашается на облучение.

Журналист продолжает: «В январе 1954 года Александр Солженицын приехал в Ташкент с направлением, и после мытарств его положили в раковый корпус. Здесь он прошел курс лучевой терапии, продолжая пить ядовитую настойку по рецепту знахаря, познакомился с удивительными врачами, самоотверженно боровшимися за продление жизни безнадежных больных, и поверил в свое возможное выздоровление»

И опять неточность, которую и развеял словами своего героя Оглоеда Солженицын. Он перестает пить настойку, потому что онколог Вега (по совместительству больничная любовь Оглоеда-Солженицына) крайне против ненаучных методов.

В тексте книги: «Слепая вера Веги в науку наталкивается на уверенность Олега в силы природы, человека, в свои силы. И оба они идут на уступки: Вера Корнильевна просит, и Олег выливает настой корня, соглашается на переливание крови, на укол синэстрола…»

Следовательно, в диспансере Солженицын прошел курс и химиотерапии и облучения – без вспомогательных средств (без настойки аконита и настоя чаги).

Но уже в самом онкодиспансере он узнает о докторе Масленникове и его способе лечения рака чагой. Понимая, что настойка аконита уже оказала целебное действие – задержала развитие опухоли и метастазов, писатель осознает: это – надежда

По словам журналиста, Солженицына «выписали в марте 1954 года “со значительным улучшением”, и год спустя он задумал написать повесть “Раковый корпус” о своем чудесном исцелении»

Собственно, во всех источниках упоминается именно рак желудка последней стадии. И совершенно бездоказательно. Потому что никто и никогда не подтверждал и не опровергал эту теорию. На самом деле это не так, хотя заболевание, несомненно, было злокачественное и крайне серьезное. И надежды на излечение было невероятно мало. Но это был не рак желудка, а липосаркома.