Текст книги "Церкви и всадники. Романские храмы Пуату и их заказчики"

Строительство церкви в документах нередко осмысливается и преподносится как одна из функций власти, сопряженная с установлением закона и порядка. Эта взаимосвязь характерна не только для Средневековья, она является одной из базовых установок любой традиционной культуры. Созидание жилища и святилища всегда было актом, упорядочивающим хаос внешнего мира и размечающим пространство существования человеческого общества[151]151
  См. об этом: Элиаде М. Священное и мирское. М., 1994. С. 39–45.


[Закрыть]. Одновременно функция упорядочивания – ключевая в деятельности любого правителя (и во многих культурах именно это способствовало сакрализации его фигуры). В описании действий средневековых заказчиков, облеченных светской и церковной властью, мы также можем проследить эту взаимосвязь.

Строительство церквей (как и их защита) на протяжении всего Средневековья было показателем доброго правления, и упоминание о таких фактах, как правило, присутствует в жизнеописаниях необходимым штрихом к портрету добродетельного государя. Об основании и защите церквей королями писали многие хронисты. Так, Эйнхард упоминает о строительстве Ахенской капеллы и восстановлении разрушенных церквей и аббатств Карлом Великим[152]152
  Историки эпохи Каролингов. М., 1999. С. 21–22.


[Закрыть]; Ригор, историограф короля Филиппа-Августа, говорит о строительстве храмов французскими королями как о давней традиции[153]153
  Rigord. Vie de Philippe Auguste // Collection des mémoires relatifs à l’histoire de France / Éd. J. – L. – J. Brière. P., 1825. P. 43–44.


[Закрыть]. Церковное строительство как важная составная часть искусства правления осознавалось не только монархами, но и другими влиятельными сеньорами. В хронике аббатства Майезе, выстроенного супружеской четой – герцогом и герцогиней Аквитании, по словам, приписываемым герцогине, строительство монастыря должно было обеспечить безопасность душ подданных подобно тому, как строительство военной крепости – их физическую безопасность[154]154
  «Восстановим же, если будет на то Божья воля, монастырь для служения Господу, да будут на то призваны строители. И, поскольку королевство и труды войны нуждаются в тебе, моей задачей станет, если ты прикажешь, заняться работами, а твоей – идти впереди смертных. Поистине, будет правильным, если в то время как ты строишь крепость подле монастыря для защиты земель, я, единая с тобою плоть, воздвигаю обитель ради спасения душ». Цит. по: Camus M. – Th. Sculpture romane du Poitou. Les grands chantiers du XI-e siècle. P., 1992. P. 226–227.


[Закрыть].

Такая «специализация» людей определенного круга, конечно, напрямую связана с имевшимися у них средствами и полномочиями. Однако в документах встречается другое объяснение: созидание церквей – дело избранных, посредством которых Бог сам строит себе храмы. В Средневековье человек, поставленный над другими людьми, уже в силу этого считался избранником, отмеченным Господом. Эту избранность правитель должен был подтверждать каждым поступком: считалось, что неправильное поведение влечет за собой неудачи и может привести к утрате власти[155]155
  См.: Словарь средневековой культуры / Под ред. А.Я. Гуревича. М., 2003. С. 89 («Власть правителя». М.А. Бойцов).


[Закрыть]. Созидание храмов относилось к «правильным» деяниям, и потому пренебрежение им или недостаточное усердие в этом деле могло вызвать упрек в несоответствии своему положению.

Именно такой упрек содержит в себе письмо кардинала-епископа Остии Петра Дамиани Петру – «мужу, облеченному сенаторским достоинством», который по неизвестной причине остановил начатое было строительство церкви[156]156
  PL. T. 144. Col. 470–472.


[Закрыть]. С самого начала епископ напоминает своему адресату об исключительности его положения и связанных с ним моральных обязательствах: «Зачинать что-либо есть равное добро для избранных и для неизбранных; но то, что хорошо задумано избранными, доводится ими до завершения. Ибо эти остаются твердыми в том, что начинают, а те всегда колеблются в своем непостоянстве и быстро меняют намерение»[157]157
  «Electorum ac reproborum commune est bona quaelibet indifferenter incipere, sed electorum est specialiter quae bene coepta sunt consummare. Isti siquidem in eo quod inchoant immobiliter perseverant: illi, dum semper inconstantiam variant, propositum velociter mutant». Ibid. Сol. 470.


[Закрыть]. Довести до конца начатую постройку, в интерпретации Петра Дамиани, – значит подтвердить свою избранность и богоугодность своей власти, ибо подлинный «автор и созидатель этой церкви – Христос, который есть истинный царь и священник»[158]158
  «Hujus scilicet Ecclesiae auctor atque constructor Christus est, qui verus est rex et sacerdos». Ibid.


[Закрыть]. В похожей ситуации Бернард Клервоский (знаменитый именно своей активностью в наставлениях сильных мира сего – как мирян, так и прелатов, включая папу – относительно праведного исполнения своего долга) обрушился с «тягчайшими попреками» на графа Бретани Конана, называя его «лживым» и «вероломным» за то, что граф остановил строительство цистерцианского приората, забрав назад ранее сделанные дары[159]159
  «Veniens igitur olim visitationis gratia apud Britanniam domnus Bernardus, abbas Claraevallis, ad cujus abbatiam Buzeense coenobium spectat, considerans eumdem locum non juxta promissionem, quam feceramus, constructum et aedificatum, sed pene desolatum, supramodum vehementer doluit, et me quasi perfidium et mendacem austerrissimis increpationibus redarguens, abbati ac fratribus qui ibidem morabantur ut locum relinquerent et apud Claramvallem, unde advenerant, citius redire festinarent, impetravit». Mortet II. № 18. P. 53–55.


[Закрыть].

В письме-проповеди Петра Дамиани интересны примеры, приводимые им для большей убедительности своих наставлений. Он сравнивает заказчика с Моисеем, а возведение храма ставит в параллель со строительством скинии в пустыне. Это дело признается заслугой даже более значительной, ибо «тот, кто предписал выстроить себе столь искусно сделанную скинию, зная, что она вскоре будет сломана, насколько сильнее он хочет выстроить себе церковь, которая до скончания веков пребудет нерушимой во спасение всех людей?»[160]160
  «Porro autem qui tanta fieri praecipiebat industria tabernaculum, quod evacuandum in proximo noverat, quanto magis sibi vult ecclesiam construi, quae usque ad finem saeculi ad salutem omnium gentium immobiliter perseverat?» Ibid.


[Закрыть] Сравнение с Моисеем весьма показательно. В Библии строительству скинии предшествовала смута и ослепление людей, начавших поклоняться золотому тельцу (Исх. 32–40). После этого в тексте Писания созидание скинии предстает процессом восстановления и фиксации порядка в общине.

Другой упомянутый в письме библейский герой – царь Соломон – был знаменит как создатель первого храма; но, кроме того, и как мудрый правитель, при котором избранный народ обратился к мирной жизни, обрел покой и правосудие. Не случайно царя Давида – его отца, при котором Израиль постоянно воевал, – Бог не выбрал для этой цели, хотя тот и «имел на сердце» построить храм (I Пар. 22:7; II Пар. 6:7–8).

Идея связи созидания храма с установлением мира и порядка, почерпнутая из текстов Ветхого Завета, подкрепляется в письме и назидательным примером из якобы современной адресату действительности, где речь идет о византийском императоре и его супруге. Императора постигла слепота, что обернулось не только личной бедой, но и угрозой безопасности государства. Во сне ему было откровение: он сможет исцелиться, если позаботится о церкви Св. Лаврентия. Император истолковал это как необходимость совершить паломничество в Рим, к знаменитой базилике мученика. Однако, боясь опасностей пути и одновременно непорядков в государстве за время своего отсутствия, он пошел на хитрость: объявив всем, что отправился в Рим, на самом деле плавал возле византийских берегов и через некоторое время возвратился в Константинополь. В это время императрица, рассудив, что святой Лаврентий может помочь ее мужу не только в Риме, выстроила базилику в честь мученика – и в ней возвратившийся император вновь обрел зрение[161]161
  «Contigit, inquit, imperatorem, cujus tamen vocabulum non tenebat, aliquando plagam caecitatis incurrere, cui nulla medicinalis industriae cura potuit subvenire. Cumque periculum hoc humano studio nullatenus potuisset evadere, aggressus est hoc apud Deum fusis precibus impetrare. Audivit itaque per somnium, quia si B. Laurentii martyris ecclesiam peteret, reparati luminis claritatem divinitus obtineret. Iturus itaque Romam offert votum, jubet parari praesto navigium, fixum statuit arripiendi protinus itineris institutum. Uxor autem dum parvulis adhuc filiis amissionem formidat imperii, dum sub regiae dignitatis occasum, dum marini discriminis metuit viro periculum, religiosae fraudis aggreditur argumentum. Dedit ergo remigibus hoc mandatum, ut nullatenus Romam recta progressione contenderent, sed per diversos portus ac littorum stationes subsistendo ac reprimendo navigium, iter tantummodo simularent. Sed dum nautae regem, ut edocti fuerant, varia locorum nomina permutando, deludunt; ac modo in anteriora procedunt, modo per sinuosos flexus atque reflexus in eadem loca, per quae processerant, relabuntur; regina, latomorum ac coementorum adhibita multitudine, augustissimam ac valde mirificam in honorem B. Laurentii construxit ecclesiam, juxta mensuram videlicet illius basilicae, quam praefatus martyr habet in ipso Romae suburbio constructam. Dicebat enim: Si datum est, ut per B. Laurentium vir meus redeat ad salutem, quidquid Deus Romae potest, et hic nihilominus potest. Sed dum hinc imperator per diversos anfractus ac stationes littorum spatiando deducitur, illinc per plurimos artifices operum basilica fabricatur; simul et fabrica mirifice decorata perficitur, et annus impletur. His igitur hoc modo peractis, praefatus princeps ad moenia Constantinopolitana reducitur, qui tamen Romam esse, sociis ita perhibentibus, arbitratur. Provisum est itaque ac diligentius accuratum, ut nulli nisi Latine loquentes assisterent, qui videlicet inquirenti Romam et B. Laurentii martyris adesse basilicam suaderent. Ad manus itaque ductus, ecclesiam imperator ingreditur, et confestim luce recepta, circumstantes sese conspicere conjugem, clientes atque domesticos admiratur». Mortet II. № 18. Сol. 472.


[Закрыть]. Поведение императора – образец слепоты не только физической, но и политической (отправляясь в поездку, он бросает государственные дела и подданных на произвол судьбы), а также и нравственной (мучимый сомнениями и страхами, он не исполняет обета, а лишь создает видимость в глазах людей). На этом фоне деяние императрицы, в отличие от бесцельных метаний ее супруга, предстает образцом благоразумия и праведности: созидание церкви в собственном государстве восстанавливает нарушенный порядок. Именно оно приводит к благополучной развязке истории и должно послужить добрым примером для адресата Петра Дамиани.

Сам ряд героев, выстраиваемых перед сенатором Петром, – Моисей, Соломон, императорская чета – весьма показателен: каждый раз ему предлагается сравнивать себя с кем-то из сильных мира, чье доброе правление сопряжено со строительством храма. Построенная сенатором Петром церковь должна послужить «во спасение всех людей». Значимость этого деяния, подобно действиям Моисея и Соломона, связывается с долгом человека, облеченного властью, то есть с его ответственностью за подданных.

Созидание церкви сопряжено и с непосредственной организацией людей, созданием связанной с храмом общины (монастырской, приходской). Эта связь подспудно подразумевается в любом повествовании о строительстве церкви; иногда она бывает выражена эксплицитно. Так, ее можно уловить в одном из знаменитых посланий Элоизы к Абеляру, ее бывшему мужу и основателю церкви, посвященной духу-утешителю (Параклету). Элоиза на момент написания письма была настоятельницей Параклета, обращенного к этому времени в монастырь. Помимо постройки церкви Элоиза приписывает Абеляру и «строительство» монашеской общины: «Ты единственный после Бога основатель (fundator) этого места, единственный строитель (constructor) его молельни, единственный созидатель (aedificator) его общины. Ты ничего здесь не создал на чужом основании. Все, что здесь есть, – твое творение»[162]162
  «Huius quippe loci tu post Deum solus es fundator, solus huius oratorii constructor, solus huius congregationis ediflicator. Nichil hic super alienum edificasti fundamentum. Totum quod hic est, tua creatio est». PL. T. 178. Col. 183.


[Закрыть]. Параклет был основан Абеляром в лесах близ Труа в годы его отшельничества, а затем передан Элоизе и группе монахинь после изгнания их из Аржантейя[163]163
  Их оттуда выгнал аббат Сугерий, доказавший права Сен-Дени на владение этим монастырем См.: Петр Абеляр. История моих бедствий. М., 1959. С. 52.


[Закрыть]. Создание новых монастырей отшельниками было знамением времени, таковы – из наиболее известных и, несомненно, знакомых Элоизе – основанные в конце XI в. и ставшие центрами новых орденов Сито Роберта Молемского, Гранд-Шартрез Бруно Кельнского и Грандмонт Этьена де Мюре. Во всех случаях основатель ордена поначалу с горсткой единомышленников выстраивал новое здание церкви, одновременно продумывая и устанавливая новый порядок монастыря. Процессы строительства церкви и созидания общины происходили одновременно; Элоиза в своем панегирике Абеляру также недвусмысленно увязывает их воедино, называя «творением» Абеляра не только церковь, но и общину, созидательная функция в отношении которых обозначена синонимами (aedificator, constructor). По всей видимости, Элоиза преувеличивает роль Абеляра, пытаясь представить его аббатом-основателем Параклета и навязать ему активное попечение об общине (ее упреки в недостатке пастырской заботы[164]164
  «Сейчас, у себя в обители, ты ухаживаешь за виноградником, который насадил не ты и который приносит тебе одни лишь скорби, ибо советы твои не приносят должного плода и наставления твои лишь сотрясают воздух. Однако ты неуклонно продолжаешь заботиться о чужом винограднике. Вспомни же о том, сколько заботы и ухода должен ты своему народу. Ты учишь народ жестоковыйный, не видя плода трудов своих, и мечешь драгоценный бисер даров твоих перед свиньями. Однако ты жертвуешь своим временем и силами ради упрямых. Вспомни же о том, сколько должен ты послушным. Ты спасаешь врагов своих – вспомни о том, сколько должен ты верным дочерям» (PL. T. 178. Col. 184. Цит. в пер. В.А. Заславского).


[Закрыть], просьба о написании устава[165]165
  PL. T. 178. Col. 213.


[Закрыть] – собственно, призыв к тому, чтобы он «достроил» начатое). Абеляр в «Истории моих бедствий» ограничивается сообщением о дарении и нескольких посещениях общины, прекращенных из-за дурной молвы, отнюдь не претендуя на то, чтобы считать Параклет Элоизы своим духовным детищем[166]166
  Петр Абеляр. Указ. соч. С. 52–53.


[Закрыть]. Однако сам образ аббата-созидателя, рисуемый Элоизой («основатель места, строитель молельни, созидатель общины»), надо полагать, отвечает установкам эпохи, отмеченной активной деятельностью многих аббатов-реформаторов и основателей новых монастырей. Реформирование монастырей в XI–XII вв. кроме переустройства норм и правил жизни почти всегда включало в себя и реконструкцию монастырской церкви, и источники нередко преподносят эти перемены как единое событие. Об аббате-реформаторе Рауле хронист сообщает, что тот решил «выстроить (instruere) своих [людей] и места»[167]167
  «…coepit Radulphus monachus sancti Jovini suos et sua loca instruere» (Crozet. № 126. P. 32).


[Закрыть], имея в виду преобразование как внешнего вида монастыря, так и заведенных в нем порядков (здесь вполне очевидна упомянутая выше двойственность термина instruere: suos instruere должно быть понято как «обучить», «наставить»); аббат-реформатор Вальтер из Хирсау в эпитафии назван его «первым основателем»[168]168
  «primus fundator huius coenobii» (Hirschmann F.G. Abbés réformateurs, abbés constructeurs – quelques précurseurs et contemporains de Suger // Suger en question / Éd. R. Große. P., München, 2004. P. 29).


[Закрыть]. На примерах аббатов – основателей и реформаторов – с еще большей очевидностью, чем в отношении созидателей-мирян, выступает функция «выстраивания» человеческой общности, ибо монастырская община – гораздо более упорядоченное сообщество, чем круг прихожан, а курирование этой общности аббатом более непосредственное, чем в случае светского правителя и его подданных.

Разрушение храма вело к слому установленного порядка, что угрожало нарушением жизни вплоть до утраты целостности самой общины. Не случайно факты пожаров и разорения церквей – как и их перестройки, и основания новых храмов – регулярно встречаются в средневековых хрониках. Такие события маркируют важный этап в жизни общества, организующий или дезорганизующий, тем более важный, чем крупнее упоминаемая церковь. Эта значимость вполне ощутима в рассказе Гервасия Кентерберийского о пожаре и восстановлении Кентерберийского собора, где эмоционально и с массой подробностей описывается само несчастье; состояние разрухи, в котором оказалось как здание, так и община; постепенный процесс восстановления[169]169
  Holt E. A documentary History of Art. Princeton, 1982. Vol. 1. P. 51–62.


[Закрыть]. Похожим образом в хронике аббатства Сен-Трон рассказывается о пожаре в монастыре и его последующем восстановлении аббатом Тьерри, который вместе с постройкой новых зданий обновил и порядки аббатства[170]170
  Mortet II. P. 1–3.


[Закрыть].

Таким образом, строительство храма, по сообщениям средневековых свидетельств, не ограничивалось зданием, будучи сопряженным с выстраиванием, продумыванием общественного организма. Это согласуется с упомянутой выше трактовкой самого понятия церкви не только как здания, но и как сообщества верующих, а также с осмыслением «созидательных» терминов, в которых деятельность заказчика предстает как процесс организации и наставления людей. Смысловая связь в данном случае была не метафорической, она существовала в действительности. Люди, собиравшиеся вокруг того или иного храма (приход, диоцез, монашеская община), которые без этого представляли бы собой неуспокоенную человеческую стихию, с появлением церкви становились общностью, объединенной магистральными ценностными установками, правилами поведения, системой членения времени и собственно церковным пространством, где все они регулярно собирались на мессу.

Созидание церкви в рамках христианской системы нравственности являлось, конечно же, благим делом, способствующим прощению прегрешений и спасению души. Поэтому строительство многих храмов было обусловлено покаянными обетами заказчиков или наложенной на них епитимьей[171]171
  Так, мирянин Готье ради прощения ущерба, причиненного им аббатству Сен-Максен, подарил последнему одну из своих церквей, одновременно пообещав ее реконструировать: выстроить в ней новый алтарь, посвященный святому патрону монастыря, и пристроить монашеские кельи, превратив таким образом церковь в приорат (Crozet. № 79. P. 21); монастырь Монтьернеф построен герцогом Ги-Жоффруа в покаяние, для прощения своих грехов: «Sed cum horum omnium diceretur patronus et esset, voluit tamen sibi peculiare propriumque construere quod in suorum peccatorum esset redemption» (Montierneuf. P. 428).


[Закрыть]; немало церквей выстроено людьми, вернувшимися из паломнических путешествий[172]172
  См.: Cart. Cyprien. P. 136; Mortet I. № 29. P. 107–108; № 35. P. 123–125 (во всех случаях речь идет о строительстве церкви Гроба Господня после паломничества в Святую Землю).


[Закрыть], в память о свершившемся нравственном очищении и одновременно для закрепления его результатов. В документах рассказ о строительстве церкви (в нарративных источниках) или даже краткое сообщение об этом факте (в грамотах) часто увязывается с темой морального совершенствования заказчика.

Глагол aedificare мог применяться и в отношении процесса внутреннего совершенствования – aedificatio animi, «выстраивание» души[173]173
  См.: Du Cange. Glossarium mediae et ifimae latinitatis (Aedificare; Aedificatio; Aedificator). T. 1. P., 1840. P. 115 (Ibid. T. 2. P., 1842. P. 557).


[Закрыть]. Этот процесс нередко сравнивался с возведением храма, причем метафора работала как в одну, так и в другую сторону: нравственный рост осмысливался через описание строительства церкви, а фактическое строительство воспринималось как духовное созидание.

Строительство как метафора, определяющая сознательное внутреннее преобразование человека, встречается еще в евангельских текстах. Воспринятое и усвоенное учение Христа сравнивается с домом, выстроенным на надежном основании: «Итак, всякого, кто слушает слова Мои сии и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне. И пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и устремились на дом тот, и он не упал, потому что был основан на камне» (Мф. 7:24–27; Лк. 6:47–49). Идет ли разговор о духовном бдении, чистоте помыслов, стойкости – речи Иисуса, передаваемые евангельскими текстами, изобилуют образами «дома», который следует держать в порядке, который должен не пустовать и иметь надежного привратника при отлучке хозяина (Мф. 24:42; 12:43–44; Лк. 11:24–26). Строительство здания, уход за ним, поддержание в нем мира и жизни намечены в Евангелии как действенная метафора внутреннего состояния человека, духовного «выстраивания» себя и сохранения нравственной чистоты и стойкости; эта линия была затем продолжена и развита в церковных сочинениях о морали. Такова раннехристианская поэма «Психомахия» Аврелия Пруденция – произведение, сохранявшее большую популярность на протяжении всего Средневековья. Душевные преобразования там представлены в виде серии поединков Пороков и Добродетелей, а в конце баталии победившие Добродетели возводят храм души[174]174
  PL. T. 60. Col. 68–90.


[Закрыть]. Строительными метафорами в XII в. пользовался знаменитый философ и богослов Гуго Сен-Викторский (например, в сочинении «О Ноевом ковчеге нравственности»[175]175
  PL. T. 176. Col. 618–680.


[Закрыть]), автор ученых трактатов Гуго из Фольето («О монастыре души»[176]176
  PL. T. 176. Col. 1017–1183.


[Закрыть]). Вообще метафора строительства, постепенного преобразования бесформенной материи в законченное произведение хорошо подходила для проявления и описания внутренней душевной и интеллектуальной работы, выстраивания личности. В «Дидаскаликоне» Гуго Сен-Викторский использует ее для описания абстрактных категорий сознания – в частности, для объяснения разницы между историческим и аллегорическим планом мысли. Строительные ассоциации доходят до весьма детального описания действий мастера-строителя, в котором, возможно, оказались запечатлены наблюдения за реально производимыми работами[177]177
  «Взгляни, как поступает каменщик. Когда фундамент воздвигнут, он вытягивает свою бечевку по прямой линии, устанавливает отвес, и затем, один за другим, он укладывает в ряд тщательно обтесанные камни. Затем ему надобны другие камни, и еще другие, и если случайно какие-нибудь из них не подойдут к установленному размеру, он берет напильник, обтачивает выступающие части, сглаживает шероховатые поверхности, убирает ненужное, приводит камень к нужной форме и затем присоединяет его к остальным камням, уложенным в ряд… Фундамент находится в земле, и он вовсе не всегда складывается из тонко обтесанных камней. Но наружное сооружение подымается над землей, и для него потребны тонкие пропорции… Немалую важность имеет и то, что первый ряд камней, положенный на фундаменте, укладывается на одном уровне с натянутой бечевой, ведь это те камни, на которых покоится вес всех остальных, и все они подгоняются по первому ряду. Ибо он составляет как бы второй фундамент и основание для всей постройки» (Hugo de S. Victore. Eruditio didascalica // PL. Vol. 176. Col. 802. Цит. по: Муратова К.М. Мастера французской готики XII–XIII вв. М., 1988).


[Закрыть].

В свою очередь, сообщения о действительном строительстве материального здания порой сопровождаются метафорическим осмыслением его как внутреннего созидания. Виконт Гетенок, задумавший перестроить свой замок, обращается за советом к монахам близлежащего монастыря, чтобы узнать, «… в какой день и час, и на каком основании» ему лучше всего начать свою постройку. Монахи же дают ему на это риторический ответ: «Христос есть всему наилучший фундамент, и что выстроено на нем, не может упасть». Такая фраза может быть понята двояко: во-первых, как моральное наставление, призывающее обратиться от повседневных забот к ценностям веры (в словах явно угадывается евангельская цитата о «надежном камне» в основании дома); во-вторых, как совет выстроить церковь (как следует из грамоты, эти слова нужно трактовать именно так – далее виконт обещает, расширив замок, отдать часть его под приорат монастыря)[178]178
  Mortet I. № 11. P. 51–52. Евангельская цитата о Христе (вере во Христа) как надежном камне, закладываемом в основание праведных начинаний, – метафора, довольно часто сопровождающая повествование о строительстве церквей. См., например, об основании собора в Хильдесхайме: «Quo decreto Karolus Aulicensis ecclesiae primam fundamenti petram ipse ponens eandem ecclesiam quasi primitias Saxoniae et desudati Christo triumphi titulum fundato supra petram, qui Christus est, celi clavigero dedicavit» (MGH SS. T. 30. Pars 2. P. 941).


[Закрыть].

Спасение души нередко формулировалось заказчиками в качестве причины, побудившей их к строительству. В некоторых случаях более пространные оговорки дают понять, что речь здесь не только об ожидаемой награде за благое начинание: сам процесс созидания храма осмысливался как преобразующий душу заказчика, приводящий ее в более совершенное состояние. Так, нередко инициатор строительства находит нужным заметить, что ему нравилось заниматься этим делом; что само строительство и украшение церкви было воплощением его сокровенных мечтаний[179]179
  «Quod, quia etiam in scholis addiscens hoc facere si unquam possem appetebam, libentius complevi» (Abbot Suger on the Abbey Church of Saint-enis and its treasures / Ed. E. Panofsky. Princeton, 1979. P. 42); «Quod quidem et facio, non tamen decenter sufficiens ad donorum amplitudinem, voluntarie tamen conscientie afferens hilaritatem» (Mortet I. P. 83–84).


[Закрыть]. Такие замечания не имеют ничего общего с лирическим отступлением, бесцельным описанием эмоций. Их смысл функционален: они свидетельствуют о слиянии воли заказчика с Божьей волей и, соответственно, фиксируют сам ход строительства как процесс выстраивания, упорядочения, иначе говоря, спасения души. Петр Дамиани описывает это через сопоставление материального и духовного храмов: по его словам, тот, кто возводит Господу материальный храм, получает его помощь в созидании храма внутреннего[180]180
  «Ad hujus itaque spiritualis templi non ambigitur pertinere structuram, quisquis ad honorem Dei omnipotentis exteriorem quoque satagit aedificare basilicam». PL. T. 144. Col. 470.


[Закрыть]. Процессы внешнего и внутреннего строительства оказываются связанными, и земное возведение человеком церкви находит прямое отображение в созидательной работе души.

Заказчик старается не только для себя самого, но и для своей семьи: ради спасения душ родственников, как живых, так и усопших – подобные формулы нередко встречаются в документах[181]181
  «Hanc autem cessionis perpetue donacionem facio, pro redempcione anime mee et patris mei Rogerii et matris mee Aladeir et fratris mei Hugonis et avunculi mei Saxatonis seu omnium parentum meorum sive omnium fidelium defunctuorum» (Дарственная хартия Уно де Гаваре, будущего аббата Муассака, при вступлении его в монастырь. Цит. по: Rupin E. L’abbaye et les cloîtres de Moissac. P., 1897; Treignac, 1981. P. 58); «…pro suorum peccatorum remissione suorumque antesessorum» (Mortet I. P. 295).


[Закрыть]. При упоминании членов семьи часто специально указывается их единодушие в желании строительства: заказчик принимает решение по их совету, опираясь на их содействие и одобрение[182]182
  «…satagente mecum carissimo genitore meo, Huberto, vicecomite Vindocinensium, sed et religiosa matre mea studiosius allaborare incipiente…» (Mortet I. P. 83); «…consentiente uxore sua, Gothelonis ducis filia, restruxit…» (MGH SS, T. 15. Pars 2. P. 962).


[Закрыть]. Нечто подобное можно отметить и в отношении церковной (прежде всего монашеской) общины, когда решение аббата сопровождает оговорка «по совету братьев»[183]183
  «…eciam per vestrum commune consilium seculari cellerario ecclesie vestre prioratum constituit…» (Bullaire du pape Calixte II, 1119–1124. Essai de restitution par Ulysse Robert. P., 1891. T. 2. P. 40).


[Закрыть] и деяние свершается в память предшественников. Вовлекая в круг сочувствия и единомыслия (а часто и содействия) своих ближайших спутников и вспоминая об усопших, заказчик делает их соучастниками своего волевого акта, распространяя на них и награду. Кроме того, своим решением он дает возможность мастерам проявить таланты[184]184
  Работа мастеров также осмысливается как деяние, ведущее к спасению их душ: «Guillelmus prior… coepit aedificare aecclesiam per manum Petri de Mogono, monachi sui, cui hoc opus pro remedio anime sui injunxerat» (Mortet I. № 33. P. 91).


[Закрыть]. Начатое им дело побуждает других лиц внести свои пожертвования на строительство. В «Книге о делах, свершенных за время правления» аббата Сугерия особенно ярко описан процесс объединения самых разных людей вокруг создания новой церкви Сен-Дени, и в центре этой сферы притяжения – деятельная личность аббата[185]185
  Sugerii liber. P. 43.


[Закрыть]. В этом отношении заказчик явственно предстает как aedificator – податель доброго примера, способствующего спасению ближних. Здесь можно отметить соприкосновение разобранного выше «внешнего» (в отношении человеческой общности) и «внутреннего» (в отношении души) упорядочивания, одинаково увязанных с возведением здания церкви.

Строительство церкви осмысливалось его инициатором как дар Богу и святому патрону (если быть точнее – Богу через посредничество святого) – об этом свидетельствуют многие источники, как письменные, так и визуальные. Прежде всего здесь, наверное, стоит вспомнить о надписях. Следуя древнеримской традиции, заказчики раннего Средневековья и эпохи Каролингов нередко оставляли на фасадах зданий (иногда в интерьере – как в Ахенской капелле) пространные посвятительные формулы, где созданный по их воле храм представал как дар. В раннесредневековых надписях действие заказчика бывает прямо передано глаголом «дарю» – offero[186]186
  См.: Favreau R. Les commanditaires dans les inscriptions du haut Moyen âge occidental // Settimane di studio del Centro Italiano di Studi sull’ arto Medioevo. Commitenti e produzione artistico-letteraria nell’ alto medioevo occidentale: 4–10 aprile 1991. Spoleto, 1992. P. 681–727. В этой статье Р. Фавро отмечает, что формулировки с глаголом offero практически исчезают в более позднюю эпоху (VIII–IX вв.), предполагая на этом основании, что акцент в осмыслении действий заказчика постепенно смещается с «дарения» на «созидание», и внимание, ранее сосредоточенное на самом произведении как дарственном приношении, теперь захватывает и самого заказчика, отмечая его творческие усилия. Это соображение, однако, не означает, что осмысление церкви как дара исчезло – так, в отличие от письменных формул, в иконографии каролингского времени изображения заказчиков как дарителей очень распространены.


[Закрыть]. В этом действии происходило соединение церкви-личности и церкви-здания: святой как бы принимал творение заказчика и делал его своим. Сам акт этого соединения свершался во время таинства освящения церкви. Визуально же (в сюжетах церковных росписей и рельефов) он представал как передача церкви-произведения заказчиком святому из рук в руки. На таких изображениях заказчик обычно держит в руках уменьшенную модель храма (или той детали, которая обязана ему своим появлением, – алтаря, витража, резной капители), протягивая ее Христу, ангелам или святому патрону церкви. Таков, например, рельеф капители Нотр-Дам дю Пор в Клермон-Ферране, изображающий заказчика Стефана, который протягивает скульптурную деталь ангелу. Изображение сопровождается надписью, не оставляющей сомнений в том, что человек, представленный как даритель, именно заказчик: IN ONORE ST MARIAE STEPHANUS ME FIERI IUSSIT (Стефан приказал сделать меня в честь Святой Марии)[187]187
  См. подробнее об иконографии изображений заказчиков в разделе «Заказчик как автор».


[Закрыть].

Строительство церкви и дарения в ее пользу в текстах описываются как благодеяния одного порядка: так, в истории коллегиальной церкви Сент-Обен в Намюре, восстановленной графом Альбером, постройка им монастырских зданий для регулярных каноников и пожертвования недвижимости перечисляются одно за другим в описании благочестивых поступков графа. Здание храма, выстроенное графом заново, дарится им церкви – «святому месту» – точно так же, как земли и прочая недвижимость[188]188
  MGH SS. T. 15. Pars 2. P. 962–963.


[Закрыть].

Таким образом, церковь-произведение, интересующая нас как объект приложения активности заказчика, при всем отмечавшемся нами выше синкретизме понятия «церковь» может быть вычленена как отдельная составляющая и в пространственно-временном плане: здание церкви является таковым до оформления «дара» (то есть до освящения храма). Всегда возникавшая необходимость в переосвящении церкви после ее реконструкции может быть рассмотрена и как необходимость закрепления нового или возобновленного дара заказчика.